На холодной промерзшей земле зияет рваными мокрыми краями незаполненная яма. Тихо ждет своего часа растревоженная глина. Шевелятся корни, словно длинные, корявые, мертвые пальцы. И камни на самой глубине мерцают, будто бесконечно мудрые, холодные и далёкие звезды. Длинные ветви склонились над ямой в молчаливой безразличности.
Братская могила ждет своих счастливых братьев.
А мы все шли, весело и непринужденно, покачиваясь и вразвалочку, нетрезво подгибая колени. Хрипло горланили, поворачивались на поворотах, бодро рапортовали и ненавязчиво расспрашивали. Подвязывали прохудившиеся подметки истершимися тряпочками, ковыряли в зубах короткими веточками, да плевали на мир с невысокого постамента. Вечерами щелкали усталыми костяшками, трогали больные мозоли, да устало задумывались о Достоевском с Есениным.
А часики двигались короткими перебежками, открывали неизведанное, пожирали прошлое. Властвовали неизмеримо, безраздельно, безгранично, неудержимо, неистово.
Приник к траве, пробежал, перекатился, снова приник. Поверил, что недосягаем больше для вражеских пуль, смерть снова мимо проскочила. Неведомым, новым чувством обернулась верная погибель. Цветущим весенним цветком заблагоухало в воздухе, рванулось сердце из груди, будто бешенное. Подтянул автомат за ремень и залег. Посчитал патроны, щелкнул штыком, залег и пополз.
А Вы никогда не пробовали ползти по весеннему, цветущему полю, подтягивая автомат за ремень? А вы никогда не пробовали собирать упрямые патроны на мертвых телах? Они немного скользкие, они немного теплые, они немного липкие.
А вы когда-нибудь пытались превратиться в ничто? А вы когда-нибудь хотели стать земляным червем? Они немного скользкие, они немного теплые, они немного липкие, благостные…
В этот день мне опять повезло.
Я попал к своим, остался на этой стороне, не продал свою святую, голодную Родину. Не пропился, не откупился, не испачкался. Мне снова очень крупно повезло. Я снова остался в живых. Остался в живых, несмотря ни на что, вопреки бытию, во имя ничто и в никуда. Среди оторванных откровений и несбыточных сновидений, изнутри рваных карманов и хлебных крошек, веселящихся покойников и унылых праведников. Я остался, среди безудержно проносящегося скорого поезда мироздания, среди бесконечного движения тел. Я приник к влажной траве и остался.