Былинки — крохотные были; то, что было; былинки — еще это те мысли, которые возникают и исчезают в никуда, если их не запишешь. Это и мысли других людей, которыми хочется поде-литься. Это стихи, которыми я хотел бы продолжить и расширить собственную мысль. Но поэт не знал, о чем буду писать я, — и писал о своем. Иногда мне удавалось найти стихотворение, ино-гда — нет, но это несовпадение отнюдь не может выветрить аро-мат самой поэзии… Одним словом, былинки — это былинки… «Было, да быльем поросло», — приводит пословицу В.И.Даль. Вот и запи-сываю, чтобы не заросло: глядишь, кому-нибудь и пригодится…
Александр Раков
Слово читателя
Уважаемый Александр Григорьевич!
Хотелось бы сказать Вам, что «Записки редактора» — Ваша большая творческая удача, равно как и их книжный вариант: «В ладошке Божией», «Страницы души», «Заветные узелки», «Время странствования», «Былинки». Вы возрождаете незаслуженно забы-тую традицию «духовного дневника», предлагаете человеку оста-новиться и поразмыслить над прочитанным. А Ваша откровенность, за которую Вас многие ругают, — очень симпатична.
Для человека новоначального это признак того, что человек воцерковленный — такой же человек со своими грехами, слабостями; не подавляющий, а сочувствующий собеседник. Любопытный факт: Вашу книгу «Заветные узелки» брали у меня читать даже те люди, которые никогда ранее не интересовались духовной литературой.
По этому поводу позволю себе процититровать митрополита Антония Сурожского (†2003): «Придет время, когда все станут перед судом Божиим, и мы должны исполниться слова Спасителя: «От слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься». То, что мы говорили, что мы проповедовали, в чем убеждали других, мы не исполнили. Каждое слово правды, которое мы произнесли, каждое истинное слово, которое мы изрекли, теперь встает перед нами, как бы осуждая нас: ты это знал, ты это другим говорил — а сам? ты не прикоснулся к тому, к чему призывал всех… Но в тот момент все те, которые получили через эти слова вдохновение, которые были этими словами научены, которые нашли свой путь в жизни благодаря сказанному тем, кто сам не исполнял того, что проповедовал, они встанут и скажут: «Господи, прости ему! Если бы он не говорил, я не знал бы пути, истины, правды и жизни!»
Пусть эти строки Вас немого ободрят. Желаю Вам успехов в Ваших трудах. Признательная Вам, Дарья Золотарева, Краснодар.
«Найди только прежде ключ к собственной душе; когда же найдешь, тогда этим же самым ключом отопрешь души всех. Н.В. Гоголь «Выбранные места из переписки с друзьями…»
С 22 МАРТА ПО 22 ИЮНЯ
Вид святителя Николая на иконе суров и требователен: «Что доброго ты сделал людям? как стоишь за родное Православие?» И тени улыбки нет на его лике; большая лысина переходит в морщи-нистый лоб, густые брови вопрошающе приподняты, пухлые губы сжаты, и никуда не деться от его взыскующего взгляда — служи Богу и людям!
И глаза говорят, что святой горяч сердцем и вспыльчив: иначе не быть бы на Вселенском Соборе еретику Арию битым.
Но русский люд чутко уловил сквозь внешнюю суровость Святителя его радеющее о помощи несчастным сердце — и грека, не бывавшего в Российских пределах, народ признал исконно своим, русским. И слушать не станут о его греческом происхождении. А длань у святителя не только на дар добра, но и на вразумление утешиста: кому повезло, знает. Я тоже поделом испытал праведную ярость святого Николая: святитель мою просьбу выполнил, а я отплатил ему смердящим грехом… Ну да, что было, то быльем поросло…
Захожу в храм, а святитель уже вопрошает взглядом: «С чем пришел к Богу, чадо?» И если на душе просто и грех не гнетет ее тяжелым камнем, взгляд свт. Николая теплеет и выражение лица смягчается: любит святитель народ Божий, и люди платят свя-тителю тем же.
СВЯТИТЕЛЮ НИКОЛАЮ
Когда чую в мыслях злую битву,
Когда скорбь, болезнь теснятся там,
Я беру свой посох и молитву,
Отправляюсь в твой старинный храм.
Тотчас очи сердца станут зорче,
Как приду к тебе, презрев обман.
Радуйся, великий Чудотворче,
Радуйся, надежда христиан!
Строгий лик твой вижу я, Святитель,
Взгляд, сразивший ересь и хулу.
Радуйся, всех ложных обличитель,
Малую прими мою хвалу!
А.Морозов, Пенза
Когда в расцвете сил умер мой близкий друг, осиротевшая душа долго сопротивлялась случившемуся. Но позже боль от утраты стихла, и я стал способен на размышления: нет, совсем не случайна внезапная кончина совершенно здорового человека. Он был добрым и покладистым, равно легко соглашался пойти на службу в церковь или на веселые посиделки; укреплял здоровье американскими поливитаминами и крещенской святой водой, пода-рил мне книгу Поля Брэгга «Чудо голодания» с надписью: «Пусть эта книга будет средством к долгой жизни!»; не чурался доступной ему святоотеческой литературы.
Юрий был полон сил и энергии, и уж, во всяком случае, умирать не собирался. Было, правда, одно «но» в его семейной жизни, однако, внешне все выглядело благопристойно. Когда он мгновенно умер от тромбоза сосуда сердца, меня стала мучить догадка об истинной причине его смерти; постепенно я укрепился в ней.
Святой новомученик Герман пишет: «Когда человек полностью и совершенно становится на путь вечной правды или, наобо-рот, полностью отворачивается от нее, он больше не живет и должен умереть. Он прошел через все, что может ему дать жизнь, и он созрел для будущего»(Петр Калиновский «Переход. Последняя болезнь, смерть и после», «Русская энциклопедия», Екатерин-бург, 1994, стр.94).
После Пасхи, оставив машину перед бездорожьем, мы с женой добрались до твоей могилы на Северном кладбище. Год с неболь-шим прошел с момента похорон, а обветшавшие от непогод венки по-прежнему окружают деревянный крест. И вьется по кладбищен-скому песку черная ленточка: «Любим, помним, скорбим…» Как бы-ла раздвоена, Юра, твоя жизнь на земле, так даже смерть твоя не может воцарить мир в два твои семейства, только повода для обид прибавилось… Жила бы добрая память, а памятник на могиле для тебя теперь — дело никакой важности… Я молюсь за твою усопшую душу, ибо чаша весов Господних может склониться не на твою сторону…
Палочка мерно взлетает:
Музыка, стройно звени!
Нотные знаки не знают,
Что означают они.
В линиях нотной страницы
Ты, и другие, и я.
Только — недолго продлится
Нежная нота твоя.
В срок прозвучала в концерте,
И обрывается нить.
Замысла жизни и смерти
Нам не дано изменить.
…Или безсмысленно в мире
Все — и впустую трезвон?..
Так в опустелой квартире
Ночью звонит телефон.
Игорь Чиннов, †1996
Ну вот, рукопись ушла в недра издательства; ни изменить, ни дополнить ты теперь безсилен. А голова продолжает писать написанную книгу, и новые мысли обуревают тебя, и ты стара-тельно делаешь поправки в домашнем компьютере — вычеркиваешь, заменяешь слова и фразы, делаешь вставки… Однако это пустое, суетливое — это инерция сделанного от невозможности уже влиять на судьбу родного детища.
Это если издательство приняло книгу в работу за свой счет, посчитав, что не прогадает. И все равно, робкий телефонный звонок издателю не прибавляет уверенности: «Ваша книга идет сверх графика, вот-вот в типографию…», — привычно говорит мучитель. Бабушкиными спицами разматывается тягучее время… Пытаешься писать новое, но писатели знают, как держит невышедшая книга, заставляет о себе думать.
И вдруг — это всегда вдруг происходит, — когда протянулись все сроки, ты получаешь от издательства сигнальный экземпляр книги. И радуешься так, как может радоваться только неиз-балованный ребенок новой выплаканной игрушке. И тираж по нынешним временам — 4000 экземпляров — считается в писательской среде приличным. Правда, без редакторской правки не обошлось. Пишу, к примеру: «С мучительными муками выдирался я из трясины пьянства…» Редактор выкидывает «лишнее» слово, и получается: «с муками выдирался…» Чувствуете разницу? То-то! А что покромсали — так и не таким доставалось…