Глава 7 Спите жители Багдада. Ирак

Антон Данилец
Сказки «Тысяча и одной ночи» становятся реальностью здесь даже и тогда, когда на древний Багдад
падают суперсовременные американские бомбы.
Это не просто «колорит Востока» – это другая жизнь,
неподвластная нашей оценке и нашему суду

Впервые, отправляясь в командировку по своим военным делам, я не чувствовал себя не в своей тарелке. Мои гражданские переживания как начались, так и закончились в непродолжительное время. Попереживал себе немного, но по времени строго ограниченно. Да и в загул на этот раз ни в какой не пустился. Если честно, то даже и не тянуло. Самому на себя стало подозрительно смотреть. Этакий образцово-показательный индивидуум, запрограммированный на счастье и удачу.
Но при всем при том для этой командировки я уже окончательно созрел. Вопрос с подготовкой – технической или психологической – даже не стоял. Так что, буквально на пару дней оказавшись в Москве, повстречавшись с друзьями и коллегами и получив приказы и инструкции, я уже вылетал военным бортом в сторону назначенного мне местопребывания. На этот раз им стал Ирак.
Да-да, та самая сказочная страна, раскинувшаяся меж легендарных Тигра и Евфрата. Мы все знаем, вроде бы, что и реки эти и земля есть, но все же до последнего момента не верим в то, что они настоящие. Столько в них еще детского сказочного налета, немного разбавленного уроками по истории древнего мира, уводившими нас в дебри тысячелетий, что и само по себе казалось загадочнее всякой сказки.
А Багдад? Его все мы помнили по фильму «Волшебная лампа Алладина», в котором старый арабский стражник ходил по нему (конечно же в декорации, а не в настоящем Багдаде), стучал в деревянную колотушку и произносил нараспев свое ставшее у нас поговоркой:
; Спите, жители Багдада. В Багдаде все спокойно!..
И так повторялось изо дня в день. Всегда. Чего бы не случилось вокруг. У нас в Питере так стреляет полуденная пушка, но этому обычаю и лет-то всего около трех сотен. Так что кажется, детским развлечением.
Теперь в Багдаде уже не было спокойно. Жизнь менялась, и непонятная древнему городу современность проникала в него через его щели и поры. Город сопротивлялся, иногда успешно, но иногда вынужден был отступать под напором агрессивного прогресса. И не всегда эти прогрессивные достижения и новшества современности были к добру. По мне так и наоборот, только ухудшая все своими нововведениями.
Когда-то, еще учась в институте, я много внимания уделял вопросам экономической и политической географии. Они меня увлекали своей привязкой к конкретным местностям, от каждой из которых веяло своим неповторимым колоритом.
; Когда-нибудь, – думал я, – мне удастся там побывать и посмотреть на все эти чудеса. Ну, а сейчас следует, пользуясь случаем, изучать их хотя бы теоретически.
Тем более, что и попасть туда в то время из моего невнешнеполитического вуза можно было только проявив незаурядные знания и доказав свою реальную там нужность. Ведь работать-то там все же кому-то нужно, а блатные ребятишки, которые без проблем отбывают в загранкомандировки, работать или не умеют, или не любят.
Так что, шансы есть. Надо только стараться. И я старался, выбрав для своих профессиональных перспектив регион Ближнего Востока, который почему-то мне казался тогда особенно интересным.
Так что теоретические знания и подготовка по истории, географии и экономике Ирака у меня были, возможно и несколько тенденциозные (в социалистическом духе), но твердые, надежные, подтвержденные знанием статистики, культуры, политического устройства и политической истории.
Сказочно богатая природными ресурсами страна, привыкшая к своему неторопливому восточному течению жизни, попала в переделку. Всякие там демократические веяния и новшества принесли ей жесткую военную диктатуру Саддама Хусейна. Покладистый народ вроде бы готов был ее воспринимать с долей восточного фатализма и иронии и продолжать мирно жить своей привычной, неторопливой и непонятной суетливому европейцу или американцу жизнью. Но сами по себе оплоты мировой демократии, одарившие страну таким вот режимом, сказали вдруг дружно и подозрительно синхронно, что он им не нравится.
Не нравилось же им буквально все, а главное то, что сильная власть очень быстро перестала признавать главенство и руководящую роль западных стран, которые уже вдоволь побыли здесь колонизаторами и понесли культуру (вот она, ваша культура, так чего же вы обижаетесь), а параллельно сосали и сосали, и сосали все, что только можно. Но в первую очередь, конечно же, вожделенную, горячо любимую ими нефть.
Теперь же, когда страны, освободившиеся от удушливой опеки бывших колонизаторов, стали жить своей жизнью, то они оказались не такими, какими их ожидали увидеть. Во-первых, они быстро попытались отрубить «соску» и предпочитали после этого жить для себя. Этот сказочный и совершенно невообразимый образ жизни, которым и могут жить, пожалуй, только одни арабы, был опять же непонятным, а потому и неприемлемым для бывших колонизаторов.
Этот образ жизни действительно трудно воспринимаем европейцами, даже теоретически готовыми к тому, что они увидят на Востоке. Действительно, проходит совсем немного времени и ты ощущаешь, что живешь там на манер этакого шейха, вальяжно и томно.
Ограниченность же жизненных потребностей и благоприятные условия южной природы дают возможность почувствовать себя и пожить шейхом очень многим из тамошних жителей, в том числе и достаточно бедным. Ну, а среди богатых роскошь и кейф просто не ведают преград и границ в неистощимой фантазии. Тем более, что исповедание ислама не дает официального права заглушить эту потребность восточного человека в восточной сказочной жизни в обыкновенном пьянстве.
Европейцы, как я часто замечал, вообще с трудом воспринимают восточные ценности, принимая их за банальную лень, неполноценность, развращенность, скудоумие, фанатизм и еще Бог знает что.
Бывшие колонии и протектораты продолжали делить и разобщать, создавали по берегам нефтеносного Персидского залива маленькие и, казалось бы, легко управляемые страны, покоившиеся на невиданных запасах черного золота. Это облегчило их эксплуатацию, но ненадолго. Они вроде бы как сказочно разбогатели.
И опять же зажили своей жизнью, поплевывая на нашу европейскую и американскую суетливость и поиски решения нами же созданных и раздутых «неразрешимых» мировых проблем (этим вся наша «цивилизация» и занимается успешно уже лет триста, просто для того, чтобы дать возможность части своих энергичных, но не занятых настоящим делом сограждан (всяких адвокатов, экспертов и прочее и прочее) существовать не просто прозябая, перебиваясь с воды на хлеб, но «в полный рост», потрясая, неизвестно для чего, весь мир своими странными открытиями и изобретениями, и заодно нас вместе со всем этим миром). Они же на своем Ближнем Востоке продолжали предпочитать просто жить, и жить по-своему.
Воевать и спорить за влияние на них стало очень нелегко, тем более, что ранее объединявшие их крупные и сильные государственности постепенно и неуклонно переходили под влияние укрепляющегося СССР (тот же Ирак, Афганистан, Сирия), становились подчеркнуто враждебны и оппозиционны (Иран), или были слишком уж одиозны и нелюбимы всеми арабами одновременно и навсегда (Израиль).
Да и вообще, будучи официально проамериканским, Израиль всегда был себе на уме и сам, скорее, оказывал немалое влияние на Америку, где евреев, между прочим, раза в два больше (около двенадцати миллионов в США, против шести миллионов в собственно Израиле), чем на их исторической родине.
И отправляться в Израиль американские евреи как-то не торопятся, предпочитая навербовать себе в солдаты «новых евреев» хоть из Эфиопии, хоть из Чада, хоть и из России. Ведь там действительно с жизненным уровнем проблемы. А от бедности можно даже и в евреи податься. Почему бы нет? Быть подрывниками и подстрекателями для наших западных соседей – дело вполне привычное. Все (в том числе мы) этому учились именно у них.
Ближний же Восток для этого был прекрасным полигоном, где народы и сами-то всегда были не дураки повоевать друг с другом, а тем более, если их к этому активно подстрекали и снабжали всем для этого необходимым, да еще хорошо платили в своей валюте. Поэтому-то регион Ближнего Востока представлял из себя огромный, сплошной театр военных действий, не затихающий ни на секунду.
Когда маленький Израиль, победоносно воюющий со всеми на всех азимутах, в море и в воздухе (не говоря уже о суше), изнемог уже в своей победоносности, американские друзья (евреи) принесли ему в качестве подарочного пирога расколотые купленным (и не за дешево) сепаратизмом арабские страны. Чего не сделаешь для любимца и защитника дорогих интересов, платящего благодетелям щедрую дань своей и чужой кровью.
Удивительно, но первым арабским раскольником стал особенно недавно дерзко разгромленный и униженный Израилем Египет. Тамошние офицеры даже не смогли вынести этого и пристрелили президента-предателя Анвара Садата прямо на каком-то военном параде. Но изменить этим уже ничего не могли.
Пакистан проявлял свою лояльность к Соединенным Штатам, воюя за американские интересы одновременно и с Индией, и с Афганистаном.
Все было заварено и закручено до предела и сцементировано в окончательную и бесповоротную крутую кашу исламским Ираном, о котором вообще никто ничего не мог сказать, не то чтобы на него повлиять.
За океаном со страхом и ненавистью произносили имя Аятоллы Хоменеи и прятали поэтика Салмана Рушди, написавшего дерзкие и гнусные стишки, названные им «Сатанинскими», за которые его, пугая в основном, иранцы и приговорили к символической смертной казни.
И это было состояние, удовлетворяющее всемирные интересы в этом регионе, ибо позволяло здесь хозяйничать и влезать в чужие дела без особенного труда, да и без причин каких-либо, собственно говоря. Так, кто-нибудь чего-нибудь сказал, заявил, угрожал, оскорбил или просто посмотрел неправильно. Что сделаешь! Восток – дело тонкое, это уже давно известно. И сказал об этом, между прочим, в старом и всеми русскими давно любимом боевике обыкновенный русский солдат.
Но нестабильность всегда ищет возможности прийти к равновесию. И колебания между двумя полюсами, хочешь ни хочешь, затухают. Все просто устают от бардака. К тому пришло бы постепенно и на Ближнем Востоке, но вдруг один из полюсов, казавшийся незыблемым, на время и намертво отключился. Вы понимаете – это был Советский Союз.
Колебания политического, экономического, этнического и еще неизвестно какого маятника приняли хаотический, малоосмысленный и непредсказуемый (с нашей европейской и американской точки зрения) характер. Но влиять на них могла теперь только одна сторона – Запад во главе с Соединенными Штатами Америки.
Поэтому все, что происходило в этом регионе в последнее десятилетие целиком лежит на совести этих стран и государств. Они сами взяли на себя эту ответственность (их никто об этом не просил, собственно) и не должны они теперь ссылаться на какие-то там происки Кремля, Гаваны или там Пхеньяна. Их ведь в это время там просто не было.
СССР, а позднее Россия, не то чтобы не вредили им, но отказавшись даже от своих верных союзников, активно помогали, двигаясь в кильватерной струе государственного департамента и министерства обороны США.
Что же до пресловутой агрессии Ирака против Кувейта, то на основании вышеизложенного можно сделать вывод, что и это дело, если и не делалось с прямой подачи США и НАТО (уверенности, что не они его готовили и организовывали, нет, нужно же это им было, в первую очередь, как лучший повод для собственного вмешательства в чужие дела), то во всяком случае были им выгодны.
Так уж быстро и оперативно они сумели организовать и провести свою образцово-показательную «Бурю в пустыне», которая лет пять держала многих наших товарищей военных и политиков в недоразуменном, до острого поноса, беспокойстве по поводу действительной военной мощи наших заокеанских друзей-противников.
Ни одна операция, которую американцы в содружестве с прочими натовцами проводили позже, не увенчалась (и возьму на себя ответственность сказать, никогда не увенчается более) таким безоговорочным успехом и не имела столь внушительной мировой поддержки, как та самая. Но это говорит, пожалуй, о том, что именно та и готовилась наиболее долго и ответственно, просто без излишнего ажиотажа и с соблюдением элементарных требований секретности.
Но и на этот раз заокеанские стратеги что-то не додумали, а их хваленые компьютеры что-то не досчитали. То-то они, наверное, ругали их и топали на них ногами. Вот бы посмотреть на эту картинку!
Во всяком случае, повторить старую победоносность они рвались неоднократно, а ведь еще и десятка лет не прошло, как они обратили не очень-то развитую, и едва ли не заштатную страну в груды развалин и добили ее своим изобретением – международной экономической блокадой. Ну что же там еще могло мешать им, и раздражать такие сильные, бесстрашные и могучие Соединенные Штаты Америки?
Видимо то, что Россия постепенно начала освобождаться от наваждения в своем бессилии и бесконечной отсталости. С трудом, но начали здесь разгонять, выгонять и даже убивать открытых предателей, которые распоясались до того, что и прятаться-то перестали.
Этим занималась и наша «контора», которая своими методами и в меру своих сил чистила Россию, ее властные и предпринимательские круги от неимоверного засилья агентов влияния и открытых шпионов. Под шумок общей неразберихи и обострившихся конфликтов в криминальных группах и кругах сделать это было даже легче, чем в спокойные времена. И этими возможностями активно пользовались.
Так что предатели, уверенные в своей неуязвимости и безнаказанности, все же просчитались. Власти-то их может и потерпели за очередные непонятные кредиты, но народ был против, и с этим пришлось считаться. Некоторых шпионов и агентов раскидали и разметали даже слишком опрометчиво, так что и обратно их не выцарапать. Ну да пусть там потрепещут, все равно, когда-нибудь и там вас достанут.
Во всяком случае, возможностей спокойно работать с нашими старыми друзьями, и не лизать при этом демонстративно и подобострастно зад наглых западных «благодетелей», ссылаясь на всякие недоразумения и гуманитарные акции, но делать свое дело прямо, открыто с осознанием его значимости для страны, прибавилось.
Параллельно с этим, Россия стала собирать своих старых друзей, с которыми разошлась в момент капиталистической эйфории. Кому-то хотелось, чтобы они разошлись навсегда, но этого не было. Слишком тонка накипь продажности и предательства и велика сама Россия, победоносно существующая уже второе тысячелетие. Эту славную историю не спрятать и не разрушить в одночасье, да и вряд ли вообще реально.
Близкое зарубежье – его и назвали-то так потому, что это не зарубежье вовсе, а так, дань международной моде. С этими странами (бывшими советскими республиками) вопросы добрососедства так или иначе решались. Иногда это получалось даже лучше, чем в недавние времена СССР, с точки зрения России, конечно.
Не надо было вешать на себя тяжелой обузы по содержанию этих территорий, а использовать их было можно. Правда все они стали быстро проситься назад в Союз. Но это, может быть, как-нибудь потом.
И так со всеми, за исключением Прибалтики, пожалуй. Но прибалты присосались к Западу и так просто не отстанут, только когда и его подточат своим вечным недовольством и оппозиционностью, которыми когда-то подточили нас.
Так что Прибалтика, вкупе с Польшей там, Чехией, Румынией и прочей Восточной Европой – наша мина замедленного действия под Запад. Ничего, скоро сработает и посмотрим, что-то НАТО предпримет. Вспомнят еще добрый и нерешительный Советский Союз.
Но вот в ряду стран настоящего зарубежья союзников находить стало уже не так легко и просто.
Купить их мы уже не могли (хотя во времена СССР и пытались это делать). Поэтому надо было искать другие пути восстановления своего непререкаемого международного авторитета. Вот для этого-то наши люди и зачастили в страны, которые, несмотря ни на что, оставались нашими потенциальными союзниками и друзьями.
Для этого приходилось преодолевать немалое сопротивление, в том числе и психологическое. Ведь все эти страны (тот же Ирак, или Сербия, или Северная Корея) были объявлены нашими заботливыми прозападниками чуть ли не международной неизлечимой чумой. А среди наших «демократов» стало принято бранным словом упоминать или назвать кого-то не по ним, по-настоящему патриотически настроенного, неугодного им и их заокеанским покровителям и покупателям «нашим Саддамом Хусейном» или там «нашим Слободаном Милошевичем».
Не понимаю, что в этом бранного и чем лучше было бы человеку, которого за обыкновенное ****ство и ротовой эротизм назвали бы «нашим Биллом Клинтоном». А что, неплохая, по моему разумению, идея.
Так вот, я оказался на этот раз в числе тех, кто должен был способствовать вторичному установлению добрых и взаимовыгодных отношений России с Ираком. Параллельно стояла задача изучить боевой опыт и способы противодействия пресловутому натовскому оружию. И способствовать при этом тому, чтобы следующая попытка «наехать» с наглыми поучениями на суверенную и самостоятельную страну не закончилась бы столь безнаказанно.
Кто-то занимался вопросами налаживания экономических отношений и совместного хозяйства. Раньше, когда я был гражданским экономистом, я бы тоже мог заняться этим с удовольствием. Но только когда я стал военным, мне это пришло на ум, и только в армии удалось воплотить в реальную жизнь. Поэтому, будучи ныне человеком военным, пришлось отдать этому полновесную дань и заниматься именно военными и околовоенными вопросами.
Я был поражен огромному арсеналу образцов этих самых высокоточных моделей оружия. Его было использовано столько, что и в пределах допустимой нормы несрабатывания и неразрывов, его накопилось на полях и в подразрушенных ими городах Ирака более чем достаточно.
В обмен на наши (не самые новые) системы оповещения и ПВО (в дополнение к основной плате и для того чтобы увеличить надежность и эффективность этого оборонительного оружия) иракские военные собирали везде, где только могли и предоставляли нам большие запасы образцов этого американского и европейского оружия. Не обломков или осколков, но вполне целого, иногда даже не деформированного, полностью снаряженного и готового к боевому употреблению. Обеспечить его принятие и доставку на наши базы и в военные исследовательские центры и должны были мы в первую очередь.
Надо сказать, что американские и натовские бомбардировки и облеты Ирака не прекращались со времен самой «Бури в пустыне». Но именно сейчас американцы затеяли какую-то новую крупную подлянку.
Многие политики связывали ее с ****ским скандалом («ротовым эротизмом» и угрозой, в связи с этим, отставки президента Клинтона). Однако самим иракцам от это было не легче. Они готовились к этому со всем возможным напряжением сил. Даже понимая, что сейчас реального сопротивления этому накату они оказать не смогут.
Но в них уже зрело чувство возможности защиты и даже возмездия. Ведь Россия все более открыто возвращалась к ним и готова была встать на их сторону и защиту. Наш МИД уже неоднократно заявлял о чем-то таком, и весьма решительно. Поэтому все наши работы проходили в условиях взаимопонимания и горячей поддержки местных военных. Все делалось быстро, без проволочек, излишней суеты и волокиты.
Оружие и оборудование, которое должно было быть предоставлено Ираку, должно было в максимальной степени соответствовать потребностям этой страны в обороне против вполне конкретного и назойливого противника со своими сверхдемократическими комплексами. Надо было торопиться, но при всем старании, с системой ПВО до начала «Лисы в пустыне» мы не успевали. Об этом рассуждали здраво и вполне реально, оценивая сложившуюся ситуацию.
Конкретно замену элементов в системе ПВО Ирака намечалось провести во время наступления полного солнечного затмения. Это грандиозное природное явление должно было скрыть всю работу от любопытных глаз, камер аэрофотосъемки и космических спутников-шпионов (они тоже «слепли» на это время).
 Сделать можно было только одно – обеспечить максимальную безопасность населения в городах, на которые предполагались авиационные налеты, и сохранность экономического потенциала и боевой мощи страны. Убедившись на горьком опыте в ненадежности западных систем подобной безопасности, иракцы обратились за ними к нам и получили их.
Надо сказать, что западная ненадежность – это не то, что они плохо, некачественно сделаны или построены. Качество, крепость и надежность в них присутствуют. Но при их создании и сооружении в них закладываются специальные системы связи для самоуничтожения или специальной наводки (это не обязательно хитроумные, но обнаруживаемые жучки, но просто особая конфигурация арматуры, электрических, тепловых или еще каких-нибудь там систем, где все обыкновенно и незаменяемо, а на самом деле – смертоносно).
То есть, когда против них работает страна, соорудившая их или союзная этой стране, она легко, не затрачивая особенных сил разрушает и уничтожает их. Этого добра (бункеров, укрытий и прочего) было в Ираке немало (ведь платили иракцы за это хорошо и полновесными деньгами) и от него нельзя было безболезненно избавиться, но можно было хотя бы максимально обезопасить. Что также было сделано.
В связи с этим хотелось бы остановится на том, что некоторые наши чинуши не прочь еще оснащаться и обеспечивать себя образчиками западной техники. Ладно автомобили. Но доходит до того, что системы связи стратегических объектов и целых городов (вроде Петербурга и Москвы) заказывают и закупают у таких вот вероятных противников.
Ясно, что взятки получают немалые и с прессой делятся, доказывая, что импортное, мол, лучше, надежнее и дешевле. И кто-то им, возможно, даже верит. Но вот было бы интересно посмотреть на них, когда их западные друзья отключат им всю эту музыку в самый ответственный момент. Вот попрыгают-то! Но хорошо было бы, если бы это коснулось только их, туда им и дорога, но ведь убивать-то будут всех нас.
Да что далеко ходить! Вон Смольный и вся городская администрация Питера нашпиговалась «Эриксонами». Связь, конечно, надежная и престижная (для чиновников сделаны специальные скидки, но не зря же). Даже занятно, когда какая-нибудь молоденькая техник-смотритель из ЖЭКа заказывает какую-нибудь ржавую плевую трубу по такой дорогостоящей мобильной трубке, а там и пройти-то двадцать метров, а звонок стоит больших денег, между прочим, по себе знаю и стараюсь такой игрушкой пользоваться пореже…
Но связь эта, от техника-смотрителя до губернатора, точно так же может быть не только отключена по желанию изготовителя или его союзника, но и послужить для систем наведения (вспомните последний фильм про Джеймса Бонда – у него его суперсовременный «Эриксон» все делал, почему бы ему не сделать это у нас).
И стоило все это поставщикам не так уж и много. Административная структура, ответственная за это (управление делами губернатора), в лице своего руководителя получила всего-то сто тысяч долларов. Да эти хваленые западники тоже прекрасно умеют и давать, и брать взятки (не хуже, а лучше нас самих), и удивляться тут совершенно нечему.
Вот бы здорово было, если всех наших чиновников-воров, оснащенных по последнему слову техники западной мобильной связью, западными автомобилями, западными унитазами и биде, запереть в каком-нибудь одном комфортабельном бомбоубежище, спроектированном и построенным финнами или турками, и прикончить одной же натовской ракетой. Было бы по-настоящему здорово, и восторжествовал бы при этом принцип исторической справедливости.
Впрочем, если и не в комфортабельном бункере, а в менее приятных условиях, конец для этих ребят предопределен. На то и война. А пример того же Ирака показывает, что кол для такого деятеля или веревка на его шею всегда найдется. И будет он на ней болтаться с полного народного одобрения и наконец понятый своим непонятливым народом.
А еще неплохо было бы из тех, кто занимался западными кредитами и инвестициями, сформировать команды, которыми и обеспечивать эти непогашенные обязательства. Отдавать их кредиторам. А те пусть их, если хотят, у себя своими финансами поруководить поставят. Ну, а если не захотят, то хоть на галеры, хоть в специальные подразделения по ручной «заглушке» ядерных реакторов.
Это все не шутки, все на опыте проверено, там, где уже воюют. В Ираке том же. Ну нет там других выходов с ворами работать и перевоспитывать их, так хоть уничтожить с толком для страны, дать возможность немного свои дела и грехи искупить, а то перед Богом стыдно.
У нас же пока для них все спокойно и ровно. И реальности-то, для себя смертельной, они осознавать не хотят, и нас тем к большим жертвам во имя «себя любимых» готовят. И получается ведь у подлюг. Поистине, все как в доброй, старой побасенке:

       Осел, старанием зверья
       Был избран как-то
       Мэром леса.
       Такого не было еще,
       Но что не сделаешь
       Для торжества прогресса!
       Осел вошел во власть
       И в стойле-кулуаре
       Ему сказали прямо,
       Не чинясь:
       - Осел! Теперь вы не осел,
       Вы гений Управления и
       Права.

Налеты на Ирак тем временем уже начались. Очередная показательная операция называлась «Лиса в пустыне», и кто-то ожидал от нее многого. Если для президента США главным было сохранить верховную власть, пусть и с подмоченной окончательно репутацией, то для большинства других ее участников цели были, конечно, не столь масштабны, но зато более конкретны и близко выполнимы. Под шумок национальной забавы они ожидали серьезного звездопада.
Интенсивность и массированность их налетов была высока, но к ним уже, собственно говоря, все были готовы и даже удивлялись, чего это они так долго не начинаются. В это время я сам еще не имел сколько-нибудь опыта нахождения под воющими бомбовыми ударами и относительно бесшумными «томагавками», но после пребывания там, у меня сложилось впечатление относительной безопасности этого занятия.
Особенно после того, как стараниями военных (при нашей помощи) была существенно подорвана база наземного наведения этого «высокоточного оружия», состоящая как из технических средств, размещенных на объектах как бы невзначай, предварительно (как в случаях с укрытиями, бункерами и прочим подобным), так и из тех, что постоянно доустанавливались местными продажными натовскими агентами.
Конечно, судьбе последних не позавидуешь. Но, как говорится, поделом и в назидание последующим поколениям, желающим продавать за валюту свой народ.
Так что в городах, при этом, стало значительно спокойнее и безопасней.
Конечно же, у меня не было там дома или родных. Друзья же все были недалеко и также в условиях защищенности. Так что душа не болела, чего не скажешь, конечно, об обыкновенных багдадцах. Ну-ка, а если бомбы и ракеты «профилактической», «назидательной» военной операции лягут даже на сверхподготовленный к этому, но родной Питер?
Я рассказываю обо всех этих делах как о своих, но на самом деле это, конечно же, не совсем так. Наша группа не располагала специалистами в области ПВО или средств защиты. Наша задача была несколько уже и проще.
Все же объем перемещающихся в процессе этой операции и материальных, и денежных средств был велик. Так же велико было и желание зарождающегося нового чиновничества и на нем погреть свои руки. Вот в противодействии, возможно более эффективном и жестком, этому предательскому, криминальному желанию, и была наша задача.
Нам пришлось работать в тесном взаимодействии с военными Ирака и в том числе с организацией, чем-то напоминающей нашу собственную «контору». Нельзя сказать, что мы не достигали с ними взаимопонимания. Все же у людей всего мира проблемы приблизительно одинаковые.
Так что и иракцам приходилось бороться со своим воровством и коррупцией. Это добро у них тоже есть, и это не старинная восточная хитрость, но вполне современные европейские цивилизованные аферы. В них страна вполне бы могла завязнуть и подвергнуться разрушению. Но методы борьбы, по-восточному крутые и бескомпромиссные, все-таки сдержали и остановили вспыхнувшие вдруг под призывами американцев пароксизмы повального мародерства.
Нам, пожалуй, следовало бы в чем-то у них поучиться. Тем более, что наши методики и приемы они изучали глубоко и весьма охотно. Мы же помогали им, не будучи особенно скрытными в тех случаях, когда это возможно.
Ну а когда способы и методы лучше было не открывать, мы просто «сливали» им свою готовую информацию. А они уж принимали меры. С их помощью, совершенно точно, удалось избавиться и от нескольких наших крупных и высокопоставленных воров. Написать об этом подробнее было бы, пожалуй, возможно, но не столь интересно, как кажется. Все-таки здорово отдает этаким садизмом и натурализмом.
Для здорового европейского осознания и психики это может быть тяжело. Ну а книгу эту мы пишем для людей здоровых. Те же, кто с отклонениями в психике, пусть почитают что-нибудь из тех же американских боевиков, или того, что уже успешно научились под это подделывать наши. Там таких, пусть и придуманных эпизодов случается более чем достаточно. А придуманное и накрученное имеет, как правило, какую-то реальную подоплеку, слышанную из третьих рук.
Для нас же хватит того, что слухи об этих делах дошли до тех, кого нужно, из среды самого ворья. Заставили их успокоиться, присмиреть, а кого-то и вообще уйти с теплого местечка. Так что методика эта восточная, хоть и спорная, но весьма и весьма действенная.
Может быть, с ее помощью удастся покончить и еще с кем-то из тайных и явных врагов. Во всяком случае, страх среди ворья был посеян.
О некоторых наших совместных похождениях с иракскими спецслужбами впоследствии даже слагались легенды и ходили среди потенциальных наших «клиентов». Может, это они и сливали что-то из них авторам специальных боевиков и газетных публикаций (опять же из специальных газет).
Я сам о многом таком слышал. Все больше какие-то невероятные измышления по поводу допросов «третьей степени», пыток и особенно мучительных казней, включавших растворение в серной кислоте, посадке на кол и прочего подобного, что мы называем пережитками средневековья и азиатчиной.
Возможно (совершенно точно), что-то подобное наши иракские коллеги и применяли. Но это их дело. Ты же не воруй и ничего тебе тогда не будет.
Впрочем, это нормально, что вор должен сидеть в тюрьме. Но пусть заодно и тюрьму эту свою встретит как избавление для себя и благо.
Россия не столь богата, чтобы разбрасываться материальными ресурсами, а в данном случае банальное воровство могло привести к значительным последствиям, в том числе и неимоверному количеству человеческих жертв. Вообще-то воруют у нас много, не больше, правда, чем в том же самом НАТО или Международном Валютном Фонде.
И пусть не врут господа, что эти пороки притекли к ним из России. Еще бы, они и наркоманию, и дискриминацию негров от нас получили – они и это когда-нибудь скажут, вы только слушайте уши развесив. Они просто удачно воспользовались сложившимися обстоятельствами, а некоторые из них создали сами. Но все же Россия сейчас не может себе позволить столько неприкрытого воровства.
Не могу сказать, что вся эта работа могла доставить какое-то особенное удовольствие, а каких-то знаковых, особенно запомнившихся случаев не было вовсе. Но страна, на которую с воздуха обрушилась война, показала мне свое особенное лицо, которое даже военный камуфляж и военная униформа не сделали и не сделают Европой. Война закончится когда-нибудь, а на этой древней земле все еще снова и снова будут рождаться сказки «Тысяча и одной ночи».
За время этой моей командировки не случилось ничего особенно интересного, так, рутина. Вроде бы и написать то нечего. Даже думал сперва опустить эту часть в этой книге. Нигде особенно долго мы не задерживались, поэтому и знакомств запоминающихся, сочных что называется, не было.
Но в этой рутине и заключалось, пожалуй, самое интересное. Механизм взаимодействия был уже налажен, и яркие эксцессы не допускались. Уже установились свои внутренние, «научнообоснованные» нормы для всего, в том числе, и для того, чего, сколько и для чего можно взять, а чего, к примеру, брать не стоит ни при каких условиях и соблазнах. Вот так, ненавязчиво, я научился бесстрастно писать и думать о человеческих грехах и пороках.
Наблюдателей нашей группы находилось в Ираке немного (не более пяти человек за раз), они регулярно менялись. Но при этом они присутствовали там постоянно. Это позволяло достаточно четко рассчитывать сроки командировки без ссылок на сложившуюся необходимость остаться подольше.
Вообще, желающих поехать туда на пару месяцев было достаточно. Тем более, что и наши платили неплохо, да и хозяева, в свою очередь, вполне легально и официально доплачивали и награждали за рвение. Это было признано на уровне приказа министерства, и никем не оспаривалось.
Так что эта моя командировка закончилась также вполне спокойно, пристойно и, главное, в заранее запланированные сроки. Без эксцессов и приключений. Зато с хорошим для меня материальным результатом и положительным балансом.
Однако это несколько пугало и настораживало. Ведь это означало, что война становится обыденностью, привычной работой, приносящей устойчивый и неплохой материальный доход, некоторое, хотя конечно и весьма своеобразное, моральное удовлетворение и даже просто оказывается теперь основной частью моей жизни.
К этому ощущению еще только предстояло привыкнуть и внутренне объяснить себе его нынешнюю необходимость и неизбежность.
; Хорошо, займусь этим на гражданке, – думал я, собирая свои вещи и собираясь спокойно выехать в аэропорт.
Да. Война и для меня уже становилась спокойным и даже комфортабельным занятием.
Это пугало, но пока еще не очень сильно.


ЮЛЬКА

О том, как соприкасаются и противодействуют друг другу
в нашей жизни теоретические замыслы и возможности
их практического воплощения.
– Так выпьем же за то, чтобы наши желания, совпадали
с нашими возможностями!

На этот раз я возвращался из своей новой командировки под властью и впечатлением новой теории об устройстве своей жизни и своего дома.
Когда и где она сложилась у меня, я сейчас уже точно и не вспомню, но устоялась в моем сознании накрепко и оказывала на меня непрекращающееся и сильное воздействие…
– Поскольку, – думал я, – мое поколение, чуть младше и чуть старше меня, насквозь пронизано духом наемничества и проституции (не зря его так усиленно пропагандировали и развивали, везде ставя моментальный материальный успех превыше всего), то мне нечего делать в этой среде.
Но тогда куда же мне обратиться? Да конечно же, к поколению молодому. Только что вступающему в жизнь. Тамошние представители и, главное, представительницы, сумели уже видимо оценить бесперспективность и тупиковость психологии и жизнеустройства «удачливого» наемника и проститутки и нашли в себе силы и здравый смысл не попадаться на эту удочку.
Все-таки живой пример старших (в том числе родителей) был перед глазами, и он, конечно же, должен был быть несравненно внушительнее, зримее и показательнее голой телевизионной пропаганды.
Тем более, что и бывшие в прошлом адептами рекламируемого образа жизни люди моего поколения также усиленно отказывались и открещивались от ранее навязываемых ценностей, отходили от них.
Они на самом деле переставали быть наемниками и проститутками. Но с ними оставался видимый и неизгладимый «синдром вечной потасканости». Это делало их хотя и не перспективными, с моей точки зрения, для собственного домостроительства и жизнеустройства, но весьма приличными и настойчивыми учителями и примерами для молодежи. Ведь сами они (и я в том числе) уже имели детей.
Я же был еще достаточно молод, красив и независим. События последних лет моей жизни делали меня уверенным и надежным, так мне казалось, во всяком случае. А обстоятельства жизни в целом складывались очень удачно для того, чтобы проверить эту теорию на практике.
Я даже внутренне расписал для себя некий не идеал, но номенклатуру качеств и ценностей в человеке и в девушке, которые для меня были если и не обязательны, то весьма желательны. Это были природная девственность, отсутствие привычки к курению и выпивке, простое происхождение и отсутствие (вследствие юности) законченного образования. Под юностью я подразумевал предел в девятнадцать лет, которым я и ограничил возраст своих будущих знакомых.
В это время я уже уверенно распоряжался материальными ресурсами, которые пусть и не в избытке, но в достаточном для безбедной жизни количестве поставляла мне служба. Служба же способствовала дальнейшему развитию моей научной карьеры. И поэтому после иракской командировки я получил предложение командования заняться написанием докторской диссертации, которое моментально и с благодарностью принял. Тем более, что темой для нее, и весьма на общий взгляд, не я располагал уже давно, но расскажу об этом, с Вашего позволения, не сейчас, а несколько позже.
Это давало мне возможность вернуться в родной Питер и в течение продолжительного времени вести обеспеченную жизнь частного человека, озабоченного только продвижением собственной научной и светской карьеры.
Сие радовало и вселяло надежды, а главное, оставляло для меня массу свободного времени, которое никто не мог, да и не должен был контролировать.
Я остался полным и безоговорочным хозяином в просторной, хорошо оборудованной и обставленной квартире недалеко от своего старого дома (то есть время от времени мог пользоваться гостеприимством матушки, сохраняя при этом все признаки независимости). Очень скоро моя «хата» превратилась в подобие светского салона, куда я одного за другим приглашал сперва старых знакомых, потом просто знакомых, потом случайных знакомых, а потом и просто всех подряд.
Медленно, но верно диссертация и вообще писанина отходила на второй план, но времени у меня еще было навалом, и я не беспокоился. А для еще большего успокоения занялся давно заброшенными литературными опытами. При этом, надо сказать, среди моих настоящих друзей, которых и так было не много, был всего один человек, литературным вкусам которого я доверял. Звали его Борис Блинов. Его-то я и искал, достаточно долго, упорно и, наконец, нашел.
Писал он действительно хорошо и понимал в этом немало. Поэтому, наверное, никогда не задерживался на литературных и даже журналистских должностях в редакциях и издательствах, но работал больше версталем, наборщиком, дизайнером или еще на каких-нибудь удивительных технических и чуть ли не подсобных работах и должностях.
На этот раз он вновь оказался за компьютером с версткой одной из крупнейших питерских газет. Мне было особенно нечего делать, и я отвез ему несколько экземпляров своих последних литературных опусов. Он посмотрел на них скептически, сгреб листы в свою невзрачную сумку (сколько его знаю, у него все только и есть эта самая сумка). Потом он сказал мне, что прочтет все это по дороге домой, вышел со мной на улицу, проводил меня и выкурил сигарету (я сам не курю уже давно, но все обожают почему-то выкурить со мной сигарету, наблюдая за моей реакцией). Впрочем реакции нет никакой.
Ну а я спокойно уехал к себе домой. Под вечер мне позвонила какая-то новая знакомая. Она мне немного понравилась и была как раз в рамках установленного мною девятнадцатилетнего барьера. Поэтому ее желание провести вечер вместе вызвало во мне горячий энтузиазм и поддержку.
В предвкушении вечерних приключений и их ночной развязки главным образом, я быстренько собирался на выход, когда раздался новый телефонный звонок. Оказалось, что звонит Боря. Он был пьян, а в этом состоянии никакие деньги (ведь он уже пьян и ему уже ничего не нужно) и личные симпатии (новые знакомства в пьяном виде он заводил в одну секунду и не дорожил поэтому старыми) не могут заставить его говорить неправду. Поэтому я испугался, думая услышать от него нелицеприятные отзывы о моих литературных упражнениях.
Но услышал как раз обратное. Он сказал, что благодаря литературе я и останусь в истории, будучи в своих произведениях повешен на гвоздь в общественном туалете еще и лет через двести. А это для начинающего писателя немало (а может, и не только для начинающего).
Борис жаждал приехать ко мне и взять у меня интервью для истории и какой-то газеты, немедленно за тем, как немного протрезвеет. Ну а чтобы немного сгладить мою радость от его звонка, сказал, что уверен, что я снова плачу кому-то за литературную запись и обработку моих трудов.
Я не стал его разубеждать, но выскочил на улицу и на одном дыхании закончил все вечерне-ночные похождения. Не знаю уж, разочаровал ли я девушку, но в данном случае литературные амбиции оказались посильнее.
На следующий вечер тот самый Борис, еще трезвый, сидел у меня дома, и мы начинали помаленьку раскручивать это самое интервью. «Насухо» шло не очень, и посему мы отправились в близлежащий освоенный мною уже основательно бар. Я сам там не пил, но охотился и снимал представительниц того самого молодого поколения, о котором писал выше. Боря же стесняться не стал, и начал вечер со сто пятидесяти грамм «Московской» водки, запивая ее для приличия, наверное, русским официальным ершом «балтийской девяткой».
Я тоже выпил чего-то слабопивного, но долгое отсутствие тренировки тут же привело меня в состояние близкое к тому, которого достиг благодаря «прицепу» Борис. Итак, мы сидели и приставали ко всем подряд, представляясь великими писателями Толстым и Достоевским (я был Достоевским, поскольку Лев Толстой был отлучен от Церкви, и это мне претило. Я прямо так и сказал. Вот ведь выпивка!).
Мы еще чего-то пили, разбили диктофон, который должен был записывать мудрые Борины вопросы и мои не менее мудрые ответы, а на сегодняшний день мы пытались на нем запустить запись какого-то рок-н-ролла, поскольку официальная музыка в баре нас уже явно не устраивала. (Достал меня уже этот Скутер – племянник Кермита-лягушки).
Потом мы делали еще что-то, и нас просили уйти. Мы не уходили, а я даже застращал местного охранника нагайкой, вывезенной мной с кавказских войн. Однако хозяева заведения, поняв, что по-другому нас не выставить (разве что вызвать роту ментов, но по отношению к гостям это неприлично) просто закрыли свою контору и прекратили отпускать выпивку.
Мы тут же потеряли всякий интерес к этому вертепу пьянства и отправились в темноту ночного города за добавкой. Благо, там все недалеко.
Купив все что надо, мы отправились ко мне домой, но тут Боря подметил остро, что нас еще до сих пор не сопровождает ни одной девушки.
– Пять часов утра, – пытался я урезонить друга. – Какие девушки? Все спят.
– Нет! Этого не может быть, – орал он, и дико оглядывал голодными и проникновенными глазами пустоту улицы, радующейся приближающемуся рассвету.
И тут как по заказу из-за угла вынырнула подходящая девушка. Я не успел ничего предпринять и даже произнести слова, когда Борис во всеоружии пьяной галантности осыпал случайную незнакомку ворохом пьяных комплиментов.
Впрочем, незнакомкой она была недолго. Ибо на втором или третьем предложении о знакомстве мы все же решили представиться друг другу.
– Меня зовут Борис. Я известный писатель и журналист. Работал в «Аргументах и фактах» и в «Крокодиле». А вот он – указал Боря на меня – вообще бывший банкир, а ныне совершенно загадочная личность. Между прочим, лично убил как минимум двух человек.
– Меня зовут Юля, – просто и внятно сказала нам наша новая уже знакомая.
После некоторого времени, которое мы провели на улице, потягивая бутылку за бутылкой понравившуюся «балтийскую девятку», я предложил продолжить банкет у меня дома. Естественно, предоставив новой знакомой все возможные и невозможные гарантии неприкосновенности (в случае если она сама этого не пожелает).
Как только мы добрались до моего восьмого этажа и вошли в мою квартиру, Боря почти сразу же несколько изменился в лице, и сказав, что чувствует себя неважно, упал на кровать и тут же уснул. По-видимому, беспробудно.
Вообще-то кровать у меня была только одна, а на кухне уже остывали в холодильнике недопитые бутылки пива. Там-то мы и устроились пока с комфортом вместе с моей новой знакомой наедине.
Небольшого роста, с приятным миловидным лицом и стройными ногами, девушка была хоть куда. Немного портила ее не очень удачная одежда, которая не скрывала некоторых едва уловимых недостатков фигуры.
 Но это было как раз по мне. Я и мечтал о девушке красивой и миловидной, но не броской, агрессивно привлекательной. При этом оказалось, что она также еще не превысила установленного мной для своих знакомств девятнадцатилетнего возраста. Несколько коробила меня, правда, ее приверженность к курению (для меня это было неприемлемо, но ведь я и сам курил и бросил легко с Божьей помощью).
Так что медленно я стал прощупывать ее в разговоре на предмет близости к идеалу. По разговору она оказалась очень недалекой от него. Сама родом из деревни, жила в большой семье. Хозяйство их включало корову Марту, пса Цезаря, кота Кешу (весил 9 килограмм – это она отметила особенно и с гордостью) и прочую земельную собственность и животную движимость. Это меня умилило до чрезвычайности. Братья несколько беспутные, но вполне нормальные, которых Юлька любила, также не показались мне лишними.
Я с ходу рассказал ей (что мог и имело смысл) о себе и о своей новой теории устройства собственного дома и жизни. Сказал ей также, что она чем-то близка к моему идеальному восприятию женщины, и с ходу предложил ей оставаться у меня жить:
– Прямо сейчас и, возможно, навсегда.
Меня не смутило и то, что она достаточно быстро согласилась с этим предложением.
– Возможно, сыграла роль моя неотразимость, привлекательность и умение убеждать людей и девушек, – самоуспокоенно в пьяной истоме думал я.
Но больше уже размышлял о том, как выгнать Борю и освободить кровать для дальнейшего продолжения этого жизненного эксперимента.
«Задушить и спрятать на балконе», – такую мысль я отмел достаточно быстро. Все-таки друг. Тогда я перевел все часы в доме на три часа вперед стал будить его, говоря, что уже пришло время ему оказаться на работе. Он долго ворчал, но чувство долга перед коллегами и семьей перевесило пьяное похмелье.
Он принял душ, съел остатки вчерашней трапезы, принял «на грудь» холодного пива и ушел, мельком заметив, что оставляет меня с девушкой, у которой, видимо, была нелегкая судьба и жизнь, и предупредил меня, чтобы я был поэтому поосторожней. Но что может остановить подвыпившего мужчину в возбужденном состоянии!
Так, собственно говоря, и началась наша совместная жизнь. Сразу же скажу, что вся эта «семейная идиллия» продолжалась чуть больше трех недель.
Вообще все это, то есть динамика моей семейной жизни, заставляла серьезно задуматься. Если наши идиллия и восторг, а потом заморочки и проблемы с женой продолжались шесть лет (с перерывами, правда), то с Натальей все это мы вполне и в полном объеме уместили в три летних месяца. На этот раз все было еще более быстро, и я бы сказал, компактно, и уложилось в двадцать четыре летних дня.
В начале все было опять же не так уж и плохо. Правда, каждый день я все более и более был вынужден удаляться от сформулированного мной женского идеала. В Юльке ему (моему идеалу) противоречило буквально все.
Мало того, что она не была девственницей (сейчас это почти само собой разумеющийся факт к девятнадцати годам – так мне говорили все мои знакомые и тем пытались меня успокоить и вернуть, что называется, на землю с заоблачных высот. Мне же почему-то было просто обидно от этого, и я внутренне еще снизил возрастную планку возможностей своих новых знакомств). Но ко всему у нее оказалась уже двухлетняя дочка, которую она родила, соответственно, еще в семнадцать лет. Впрочем, наличие дочки меня не беспокоило, но беспокоило именно то, что у нее в ее возрасте уже были мужчины и не один.
Она курила как паровоз и прокурила всю мою маленькую уютную квартирку, которой я так гордился и дорожил. Ведь это было практически первое мое уединенное пристанище.
Она была не прочь выпить и, ко всему прочему, не отказывалась от водки. Когда же она ее пила «по-нашему, по-бразильски», даже мне – старому алкоголику, как давно не пьющему, иногда становилось просто не по себе.
Она любила слушать музыку, которая мне была совершенно непонятна, но делала это на полной громкости. Об одной из ее любимых групп, названия которой я долго не мог запомнить, я говорил всем только то, что в ней играют и поют «голубой» и лесбиянка и большинство моих знакомых молодого возраста догадывались, о ком я говорю.
Удаляясь от идеала я не грустил, но, наоборот, считал, что это вполне нормально. Ведь за это время я уже вполне втянулся в ту жизнь, которую Юлька называла «отдыхом». Так мы «отдыхали» каждый день, точнее вечер и ночь, ходя по каким-то местным кабакам, коих в нашем районе оказалось не так уж и мало. Я даже пару раз образцово напился, демонстрируя тем самым Юльке свои возможности в этом «спорте», и после этого мы в очередной раз чуть не разошлись.
Впрочем, это было не единственным результатом нашего отдыха. За короткое время я умудрился подраться и поскандалить в барах и на улицах столько, сколько не было еще за всю мою предыдущую жизнь.
В общем, жизнь моя с каждым днем становилась веселее и насыщеннее, правда, почему-то все более сказывалась физическая усталость, ушибы и прочие последствия моих скандалов и драк неприятно побаливали.
 Это серьезно портило впечатление от моей новой жизни. Но еще не заставляло задуматься о том, что нам следовало бы, наконец, расстаться окончательно.
Расходились же мы в среднем один раз в два дня. Может быть, и чаще, но мелочи я в счет не беру. После того, как я напивался, я был готов расстаться с Юлькой с легкостью. Но в этом состоянии она ни в какую не уходила от меня. Буквально, я ее не мог от себя ни вытолкать, ни воздействовать так называемым убеждением и словесными увещеваниями.
Один раз, после порции очередного «отдыха», она ушла в ночь и я, будучи достаточно навеселе, согласился с ее уходом. Пришел домой и начал праздновать свободу. Но под утро вновь раздался настойчивый неотступный звонок в дверь, которым всегда так уверенно заявляла о своем приходе только и исключительно Юлька.
– А, это опять ты, – зевая появился я из-за своей двери. – Ты разве не уехала на том «Мерседесе», который так усиленно пытался тебя забрать?
Какой-то «Мерседес» там действительно все время крутился и раздражал меня.
– Нет, как видишь, – ответила мне Юлька, настойчиво проникая в квартиру. – И вообще меня забирали в милицию. Если хочешь, можешь позвонить в отделение и справиться об этом, – продолжила она, как будто такой оборот событий должен был заставить меня расплакаться и броситься ей на шею, раскаиваясь в несправедливых подозрениях.
Я ее вроде бы не хотел пускать и даже заготовил к сему соответствующую моменту тираду. Но почему-то не стал ни делать этого, ни говорить. Она вновь осталась у меня до утра, ну а потом, естественно, снова никуда не ушла. Женщины, если захотят, умеют убеждать.
– В следующий раз я просто не открою дверь, чтобы не общаться с тобой, – только и бросил я перед своим очередным уходом. Я уходил куда-то по делам, как всегда, раздобыть денег, которых уже и не хватало иногда из-за нашего слишком активного образа жизни, а она оставалась дома, переживать ночную обиду ментов, мою утреннюю критику и отсыпаться.
– А в следующий раз я в таком случае и сама не приду, – оставила она опять последнее слово за собой и, тем самым, подводя черту под нашим очередным расставанием.
Днем я узнал, что она действительно побывала в ментовке. Не скажу, что меня это очень обрадовало, но она во всяком случае не обманула меня.
Мы продолжили нашу совместную жизнь. Я же попытался немного оживить и обновить образ нашей жизни. Мы стали ездить по моим друзьям и знакомым.
Я знакомил Юльку с ними, и прямо на глазах она распухала от той важности, которую сама себе стала придавать в связи с этим. Все было хорошо. И стало даже как-то слишком хорошо. В какой-то момент я даже вернулся к возможности жениться на ней. Хотя все наши заморочки и проблемы уже отвадили было меня от столь пагубного желания.
Но снова случилось то, что и должно было случиться. Она ушла встретиться со своим братом, который приехал в город на часик, и снова пропала на всю ночь.
Я был трезв и спокоен. Она также, когда вернулась под утро (в ее возвращении я не сомневался, как не сомневался и в факте невинности ее ночного отсутствия, но все это меня уже достало) и снова подняла меня своим знаменитым звонком, как будто «полиция какая».
– Ты даже не хочешь выслушать мои объяснения, – сразу же сказала она.
– Нет, – на этот раз я был очень лаконичен, осознавая, что она и на этот раз сможет меня убедить своей женской привлекательностью в своей жизненной правоте.
Был уже десятый час утра, когда она собрала свои немногочисленные вещи (что было у нее в сумке тогда, когда она приехала в город и то, что мы за это время ей купили), поэтому чемоданов не понадобилось, хватило хозяйственной сумки.
Днем со мной все было как будто в порядке. Я как всегда ходил куда-то по делам, с кем-то беседовал, и со всеми говорил о том, что с Юлькой мы на самом деле расстались, наконец. Вечером же мне стало по-настоящему плохо. Я страдал и мучился. Будучи конечно же уверенным, что все это пройдет дней за пять, ну, максимум, за неделю. Но все время до этого мне предстояло пережить, а пьянству я не хотел предаваться из принципа, да и денег у меня особенно не было.
Такое же состояние у меня было и на следующий день. Я снова связался со своей «конторой», выразив готовность съездить в какую-нибудь не очень далекую и не очень продолжительную и, по возможности, спокойную командировку (докторская все-таки на носу). Чего-чего, а командировок в нашем департаменте в любой момент хватает, и мне предложили быть готовым к возможному отъезду через два дня.
Под вечер, правда, стало еще хуже. Я писал, читал чего-то из того, что упустил за время своего бурного знакомства. Но все время вспоминалась Юлька. Я не выдержал, схватил лист бумаги и написал ей проникновенное письмо (писать-то я умею, возможно, даже лучше, чем говорить).
Это меня здорово успокоило. Так что я даже спокойно заснул, отложив несколько утомившие меня к этому моменту «Иудейские древности» Иосифа Флавия. И около пяти часов утра... вновь был разбужен знаменитым полицейским звонком.
– Я приезжала к брату, – сразу же начала Юлька (а это, как вы поняли, конечно же, была она). – Он провожал меня на станцию (это в четыре-то часа утра). Мы зашли на танцпол (бар, где мы нередко «отдыхали») и там Артем (один из наших знакомых тех дней), сказал мне, что ты меня искал.
– Вранье, – тут же заявил я и совершенно искренне. – Я и не был на танцполе вовсе (действительно не был, да и денег на это у меня не было).
– Так что же, мне уйти? – гордо заявила Юлька и демонстративно развернулась на каблуках.
– Почему же. Можешь остаться... до утра. Могла бы прийти и не придумывая каких-то странных и неправдоподобных причин, – сказал я.
Все время до утра она рассказывала мне о причинах тогдашнего своего ночного зависа. По ее словам, это было связано с семейными проблемами. И я ей верил. Да, все это видимо так и было. Однако в этот день я должен был уже получить необходимые установки и указания по поводу предстоящей мне командировки. Так что какой-то возможности продолжить совместную жизнь прямо сейчас у нас не было.
Я в конце концов ей об этом сказал. Но добавил, что вернусь максимум через две недели и очень хочу ее увидеть.
– Приезжай тогда, и я буду ждать тебя на этом самом танцполе, – сказал я.
– Возможно, приеду, – заявила со своим привычным апломбом несколько сникшая Юлька.
– А чего сейчас будешь делать? Хочешь, оставайся здесь, – это во мне вновь проснулись и вспыхнули новой силой забывшиеся несколько уже чувства.
– Да нет. Я, пожалуй, домой съезжу, – сказала она в ответ, ожидая возможно, что я буду сопротивляться этому ее заявлению и решению.
– Ну съезди, пожалуй, – сказал я. И тем поставил последнюю точку в разговоре.
Юлька же была, видимо, слишком расстроена и не стала ничего добавлять. Мы расстались. Как я тогда думал на время. В поездке я часто вспоминал ее и с нетерпением ждал назначенного для встречи времени.
В назначенный день я был на назначенном месте, моросил противный дождик, и это было неприятно в открытом летнем кафе. Но я добросовестно прождал два часа.
Она не приехала. Прошло несколько дней. Я написал ей новое письмо. Ничего не изменилось, как в прошлый раз, и она не появилась. Через несколько дней я отправил это письмо по ее адресу и снова уехал. На этот раз моя поездка вновь обещала быть интересной, насыщенной приключениями и продолжительной по сроку.
Я ехал в поезде, и отвернувшись лицом к вагонной переборке слушал какую-то песню, возможно, старинный романс или что-то похожее.
Сегодня я увидел
Вас случайно
И не решился
Вам сказать,
Что встречи той
Необычайной
Один лишь раз
Был удостоен я.
И знал, что
Не увижу боле
В сей жизни
Вас уж никогда.
И вот тогда
Хотелось мне
Покинуть,
Уйти из узких шор
Известного предела
Бытия.
Уйти туда,
Где светом
Чуть подернут
Тумана бледного
Прозрачный флер,
Уйти туда,
Где преданность
И нежность,
Любовь и верность
Правят
До сих пор.
И той страны
Далекой, неизвестной
Увидел отблеск
В Ваших я глазах.
И не забуду их,
И встречу эту
Благословлю,
Когда-нибудь сказав:
       –О, Боже мой,
Какая в муке
Радость,
       В восторге – грусть
В воздержанности – страсть –
Тогда, когда
Всем миром управляет
Ваш взгляд,
Любовь мне
Подаривший
Невзначай.

Возможно, я до сих пор жду ее или хотя бы ответа на свое послание.
А может быть, и нет.
Ну, да прибудет на все воля Божья.