Мишка ехал в трамвае, отвлекаясь через плотно закрытое окно на серый и сонный городской пейзаж. Капли дождя монотонно барабанили по крыше вагона. Мишка задыхался: от сидевшего впереди него бомжа несло отвратительным, гадким, выворачивающим внутренности наизнанку духом, такой вонью, как будто воняло множество сгнивших капустных кочанов… Выносить это свалившееся испытание было выше его сил, однако некоторое время Мишка терпел, сумев проехать в соседстве с вонючим маргиналом несколько остановок. Он ожидал, что кондуктор выгонит бомжа вон из вагона, или что этот урод сам сойдет на какой-нибудь из остановок. Но желаемое никак не происходило. Впереди предстоял еще довольно долгий путь, и в конце концов Миха не выдержал, сдался. На ближайшей же подходящей остановке молодой человек вышел из трамвая, чтобы отдышаться. Шумный густой дождь потоками изливался с хмурого осеннего неба, хлестал косыми струями холодной воды, забрасывал порывами ветра влагу за шиворот куртки, однако здесь, снаружи, чувствовалась приятная свежесть, и чистый воздух понемногу приводил мысли в порядок.
Трамвай ушел, смрад исчез вслед за бомжом, а Мишка, спрятавшись от дождя под козырек трамвайной остановки, вдыхал чистоту и никак не мог надышаться. Отголоски кошмарного зловония все еще преследовали его воображение. Еще в трамвае у него разболелась голова, давя виски пульсирующей болью, и теперь боль не утихала. Хорошее с утра настроение было надолго испорчено. Вот ведь скотина! Почему от того бродяги так жутко воняло? Давно немытое тело? Пот, смешавшийся с запахом мочи и испражнений? Какая-нибудь зараза? Гной, язва, лишай или еще какая гадость? Или воняла сама одежда бомжа, впитавшая в себя мерзкий «букет» разнообразных запахов за долгие месяцы, а может, даже и годы?
Бомжи, клошары… Мишка спрашивал себя: зачем, для чего они живут? Опустившиеся создания, смысл жизни которых низведен до уровня животного существования и ограничен лишь простым выживанием. Им необходимо только удовлетворение минимума жизненных потребностей: пожрать, поспать, отправить естественные надобности. Еще попрошайничать, собирать пустые бутылки, чтобы позволить себе роскошь купить где-то дешевый спирт или паленую водку. Выпить; когда приспичит, трахнуть такую же вонючую, опустившуюся подружку, как и он сам. Это уже не люди, они даже хуже животных. Образ жизни бомжей не сопоставим с понятием человеческое достоинство. Бомжи… Что они за создания? Изгои, парии, «неприкасаемые» – их всегда, во все времена презирали. А зараза, которую они переносят? Кто знает, какой набор болезней и инфекций носят с собой такие вот «граждане»? А ведь они повсюду: появляются в общественных местах, ездят в общем транспорте, сидят и спят на лавочках в городских скверах, устраивают свои ночные пирушки на опустевших детских площадках.
Миха подумал, что для городов лучше всего найти какой-то радикальный способ навсегда избавиться от бомжей. Как хирург удаляет из тела злокачественную опухоль, как бесстрастно ампутирует пораженную гангреной конечность, чтобы не дать умереть всему организму, так же и общество должно поступить с бомжами - решить проблему раз и навсегда… Отстреливать, травить, уничтожать их точно так же, как поступают с бродячими животными! Их существование просто неприемлемо. Пока не видишь этих созданий, не сталкиваешься с ними лицом к лицу, не ощущаешь их уродства собственными органами чувств – их как будто и нет. Многие обыватели так поступают: закрывают на проблему глаза. Стараются не замечать бомжей, как если бы такого явления никогда не существовало. Как будто бомжи плод чей-то чудовищной выдумки, существа из плохого сна.
Их просто не должно быть в этом мире.
Мишка зябко поежился на пронизывающем ветру, поправляя разогнувшийся воротник. Он плохо переносил сырость и холод. Его скромных доходов пока еще не доставало на приобретение добротной осенней куртки; а откладывать не получалось. С приходом зимы и первых морозов Миха менял свою старую потрепанную джинсовку на тяжелый зимний пуховик, а в межсезонье спасался тем, что поддевал под ту же джинсовую куртку толстый свитер с высоким горлом, пару-тройку водолазок, а иногда еще и футболку впридачу. С этой своей тертой жизнью джинсовкой «мерзляк» Мишка порой не расставался даже и летом.
Может быть, причиной того, что Мишка так плохо выносил холод, было то, что он был очень, чуть ли не до болезненности худ. Худоба его виделась везде – и в угловатом костлявом теле, и в вытянутом лице на тонкой шее, и в темных кругах под впавшими глазами. Его обветренное, постоянно недобритое лицо еще со студенческих времен приобрело едва уловимое голодное, но при этом некоторое упрямо-гордое выражение. Также было в облике молодого человека нечто лошадиное. Особенно четко это проявлялось, когда Мишка смеялся. Он делал это громко, он именно ржал, запрокидывая голову, и обнажая в улыбке довольно крупные зубы, а его длинные светлые волосы, собранные в хвост на затылке, усиливали впечатление. Уже почти как год Мишка работал по своей специальности – химиком-лаборантом при крупном промышленном предприятии, и получал нормальную по общепринятым меркам зарплату. Возможно, она и являлась нормальной для тех молодых людей, которые сидят на шее у своих родителей. Но Мишка был не таков, он уже давно привык рассчитывать только на себя. Снимал жилье сам. После того, как хозяевам оплачивалась аренда снимаемого им внаем флигеля, покупались продукты, погашался кредит за телефон и компьютер, на все остальное денег оставалось катастрофически мало. Да и те утекали от него, как вода сквозь пальцы. Сейчас Мишка жил один, но так было не всегда. Приятель, пополам с которым он снимал эту «квартиру» раньше, месяц назад переехал жить к своей девушке, и Михе приходилось самому выплачивать полную цену за аренду флигеля. Сейчас он искал что-нибудь еще дешевле.
Родившийся и выросший в маленьком городке, из числа тех, которые сейчас принято называть «умирающими» или «депрессивными», после окончания школы Михаил приехал в областной центр, где с первого же раза поступил в институт на бюджетное отделение химического факультета. В силу некоторого природного раздолбайства звезд с неба Миша не хватал, однако талантов и интеллекта, чтобы пять лет продержаться на плаву, не прилагая особенных усилий к процессу учебы и следованию правилам дисциплины, у него оказалось достаточно. Получив диплом, возвращаться в родные пенаты Михаил не стал. Друзья, привычки, планы на будущее отныне были связаны для него с Городом, поэтому съехав из студенческого общежития, Мишка решил, что зацепится за любую возможность жить в областном центре. Возвращаться назад в провинцию для него, как и для большинства его земляков, считалось равносильным поражению. И Мишка остался в Городе, бросив вызов тысячам своих конкурентов за место под солнцем.
В поисках своего собственного призвания во взрослой жизни Миша часто менял места жительства и работы. Основным определяющим фактором для выбора профессии и жилья для молодого человека являлась сугубо материальная - финансовая сторона вопроса. Возможно, именно поэтому около полутора лет после получения высшего химического образования Михаил работал где угодно и кем угодно, лишь бы эта работа хорошо оплачивалась. Он успел побывать и системным администратором в интернет-кафе, и продавцом-консультантом в магазине, пока наконец не нашел подходящее место по своему профилю. Ту самую должность рядового химика-лаборанта. Кажется, это не так уж и много. Зато вместе с этой скромной должностью у него появилась возможность все же сделать карьеру специалиста в сфере, которой его обучали в институте.
По характеру Мишка был сложным, и очень неуживчивым человеком. Терпимостью и покладистостью Миха, к сожалению, если конечно это сожаление касалось его знакомых, похвастаться не мог. Вполне вероятно, что это являлось причиной того, что до сего времени завязать успешные и серьезные отношения с противоположным полом Мишке не удалось. Несколько прошлых и довольно неуклюжих попыток длиною в два-три месяца заканчивались неудачей. Если девушкам с ним и было интересно, то только на первых порах, до момента, когда эмоции от первоначальной симпатии отрезвлялись холодком реальности. Михаила можно было воспринимать дозировано, но жить с ним постоянно значило прилагать буквально титанические волю и выдержку. Подруги от него сбегали, когда их индивидуальный запас терпения заканчивался.
Хотя успехи в амурных делах обходили Михаила стороной, Мишка, как это ни странно, был довольно общителен и дружелюбен. У него было множество знакомых, а также свой избранный круг друзей, компания молодых людей, с которыми он находил почти полное взаимопонимание. Его вполне устраивал также и тот факт, что среди его знакомых существовало много таких, кто относился к нему недоброжелательно, с насмешкой или даже с пренебрежением. Ведь колючий, подобно вечной щетине на своем лице, язвительный Михей, как по кличке его называли в его компании, за словом в карман не лез – он всегда мог отвесить довольно злобную шутку или оскорбительно неприятную реплику по адресу собеседника, не особо задумываясь о том, насколько тактично в данный момент поступает. Понимал и принимал эту особенность его характера далеко не каждый. Михе было на это, по большому счету, наплевать. Сам себя он устраивал таким, каков он есть, и подстраиваться под кого-либо не собирался.
Смутно, подсознательно, исподволь, не отдавая даже себе полного отчета о причинах своего отношения, Миха в глубине души недолюбливал и презирал большинство людей, многих из которых считал мелочными и тупыми. Пожалуй, он только терпел их. Да. Терпел, пока они не вторгались в его личное пространство…
Когда Мишка снова ехал – уже в другом трамвае – его блуждающие мысли вновь вернулись к бомжам. Эти твари и раньше его однозначно раздражали, но сегодняшний случай явился последней каплей, прорвавшей плотину его личного безразличия к этим изгоям судьбы. Мишка рассуждал, что в сущности, ведь никому нет до бомжей никакого дела: ни милиции, ни городским властям, ни обычной церкви, ни этим новоявленным миссионерам, раздающим на улице пособия по обретению спасения души. Но ведь что-то же должны с этими выродками делать? Хотя бы изолировать их от остального мира в специальных резервациях, как когда-то сделали с индейцами в Америке. Или как сейчас поступают с прокаженными, помещая их в лепрозорий. А так что же получается – бомжи, побирающиеся на задворках жизни, противопоставляются нормальным людям, как вызов и упрек их обывательскому благополучию. Дескать, терпите их, граждане, пока вам терпится, а если они вас достали – то поступайте с ними так, как хотите. Остальным все равно. Вот так и получается, что если власти ничего не хотят предпринимать, то у граждан развязываются руки…
Постепенно, как итог всех его размышлений, у Мишки стала вырисовываться идея, смутный план, который казался ему возможным и исполнимым. Опаздывая на встречу, накапливая раздражение и агрессию на всех бомжей в мире за это опоздание, Мишка наполнялся мрачной решимостью к действиям. Ведь то, что он придумал, вполне осуществимо и как раз по силам именно ему, и никому другому.
День принес новые заботы и хлопоты. В течение дня Миша уже успел основательно подзабыть и о случайном столкновении с бомжом в трамвае, и о плане, спонтанно возникшем мрачным дождливым утром в его голове. Вечером, во время традиционной встречи с друзьями в баре «Rockers Zone», слушая веселые разговоры приятелей, азартно поглощавших пиво и закуску, и иногда вставляя в разговор свои обычные ехидные реплики, он и не вспоминал о собственном замысле. Случай вспомнить его представился совершенно неожиданно. Потом Мишка считал его знаком судьбы, напоминанием свыше, предназначенным для него лично.
Около одиннадцати вечера Мамаша, Гвоздь, Штраус, Червяк, Деца, Кипелов – его друзья – вышли на улицу, чтобы перекурить во время перерыва в выступлении группы «Пыльные музыри», которая отжигала сегодня в баре. Миша вышел вместе со всеми. В темной нише с торца здания, освещаемой одной тусклой лампочкой, где стоял большой мусорный бак, копошились два бомжа, профессионально перерывая содержимое бака. Его подвыпившие приятели, заметив происходившие, принялись шумно подбадривать этих несчастных и даже подфутболили в их сторону парочку пустых пивных бутылок. Мишка наблюдал происходящее как бы со стороны, теперь его мысли вновь и вновь возвращались к тому, о чем он думал сегодня утром.
- На их месте я бы давно уже повесилась, или прыгнула с моста в реку, - мрачно произнесла Деца, семнадцатилетняя девчушка, присоединившаяся к их компании совсем недавно, - их жизнь еще более бессмысленна, чем наша.
Миха искоса посмотрел на нее. Деца воображала себя эдакой разочаровавшейся жизнью «эмо»: одевалась только в темное, красила ногти в черный цвет, и казалось, пребывала в постоянной депрессии. Миха помнил случай, когда Деца рассказала байку о том, что однажды даже пыталась отравиться. Сейчас Мишка не стал в очередной раз подтрунивать над девчонкой, а только заметил:
- Они никогда не сделают этого сами. Они – животные, Деца. Где ты видела животных, которые добровольно решаются на самоубийство? Лишить себя самого жизни может сделать только высшее существо - человек. А бомжи – уже не люди. Возможно, им просто надо помочь покинуть этот мир…
Мишка достал из пачки новую сигарету и прикурил. Какой-то небольшой уголок сознания сверлил его беспокойным укором: эти люди просто не такие как все, им не повезло больше, чем остальным. Ритм жизни, огромное колесо цивилизации, вращающееся с бешенной скоростью, мощью своей центробежной силы просто выбросило их на обочину, а потом и вовсе сбросило со своей плоскости вниз. Среди бомжей есть нищие бродяги, лишившиеся собственного дома не по доброй воле, и просто вынужденные скитаться. Кого-то выгнали за алкоголизм родственники, кого-то обманули в квартирной афере, кого-то ограбили, отобрав деньги, документы, и отбив все что только можно, кто-то просто психически нездоров… Но другая половина сознания, холодная и расчетливая, возражала: разве они обычные бродяги? Нет, это не так. В слове «бродяга» есть что-то романтическое, благородное. Нечто, зовущее к дороге, приключениям. Бомжи не бродяги. Бродяга передвигается, кочует с места на место, из города в город, странствует по свету. Он все же человек, так как его жизнь – движение, и этим она приобретает наполненность, смысл, то, что делает ее человеческой. А бомжи, городские клошары, те которые остановились навсегда, осели на одном месте – отработанный материал. Человеческого в них не осталось ничего, одна только оболочка. Однажды прибившись к какому-то месту, они оседают здесь навсегда, пока не сгниют где-то в трубах канализации. Бомж, это как приговор. Финал истории человека. Это только растительное существование до самой смерти, без возврата назад.
Мишка выпустил струю сигаретного дыма вверх:
- Вот так-то… Бомж – это как приговор.
- Что же ты предлагаешь, убивать их, что-ли? – спросила его Деца после почти минуты молчания.
- Ну а почему бы и нет? - просто ответил Миха, - я предлагаю очищать от них города. Причем очищать самым радикальным методом – умерщвлением этого отребья. Бомжи – зло. Те, кто будет очищать город от них, будут делать благо для остальных, нормальных жителей.
- Кто же будет это делать?
- Кто-то же должен? Сами собой бомжи не исчезнут. Не знаю…
Вернулся домой Мишка один, около половины первого ночи. Завтра наступал понедельник, первый день рабочей недели. Если раньше для молодого человека это была очередная серия из сериала о скучной работе в химлаборатории, то теперь все изменилось. У него появилась цель, и Мишка поймал себя на мысли, что завтрашний рабочий день он ожидает с азартом и некоторым нетерпением.
Он выпил газированной воды из холодильника, разделся, и расстелив кровать, лег спать. Возбужденно роившиеся в его голове мысли долго не давали заснуть, но в конце концов, Мишка задремал. Он проснулся, когда ему показалось, будто что-то дотронулось до его плеча. Он открыл глаза и увидел в темноте прямоугольник слабого света на стене. Потом свет исчез, и Мишка подумал, что ошибся, но решил проверить. Он встал и включил верхний свет. На том месте, где ему привиделось прямоугольное пятно света, висела картинка, оставшаяся еще от прежних жильцов флигеля. Это была иконка какого-то святого. Мишка подошел поближе, чтобы рассмотреть ее внимательнее. В этот момент губы святого на картинке зашевелились, как будто седой старик вдруг решил заговорить. Но его губы шевелились беззвучно, как изображение на экране телевизора с выключенным звуком.
Миха отпрянул от стены. Теперь лицо святого смотрело на него прежним, спокойным и благообразным, даже бессмысленным взглядом. Больше ничего не происходило. Мишка моргнул и дотронулся до иконки рукой, пощупав прохладную поверхность картинки. Ничего странного, обычная вещь. Но что такое только что с ним произошло? Ведь вечером он позволил себе всего лишь несколько затяжек травки – и то только из чувства солидарности… Неужели она продолжала действовать на организм? Кгхм…
Потом Миха помнил только утро и свое пробуждение. Наступил день, когда можно приступить к реализации задуманного.
Едва дождавшись окончания рабочего дня, он просидел в лаборатории еще лишних полчаса, ожидая, пока последние задержавшиеся служащие разойдутся по своим домам. После этого в лаборатории остался только он один. У Мишки был собственный ключ, и он замкнулся им изнутри. Ну что же, теперь за дело. Миха надел на руки перчатки, на лицо защитную маску, включил вентиляцию и приступил к работе. Кое-что уже имелось «готовым к употреблению» прямо в лаборатории. Он начал с синильной кислоты. Никто не заметит исчезновения нескольких десятков лишних миллиграмм. Ему следовало быть осторожным в дозе, ведь бомж не должен был погибнуть от первого же глотка. Мишка растворил цианид в наполовину пустой бутылке с водкой, которую предусмотрительно принес с собой из дома, и очень осторожно взболтнул. Потом аккуратно, но очень плотно закрыл пробку и положил бутылку в пакет. Затем наступила очередь цианистого натрия. Кристаллы смертоносного порошка ушли вглубь недоеденного хотдога, который Мишка покупал себе сегодня в обеденный перерыв. Предстояло еще придумать, куда завернуть этот «сюрприз» - чтобы до него раньше бомжей не добрались бродячие животные. Пока что он положил хотдог в отдельный целлофановый пакет. Готово. А теперь очередь задачи несколько посложнее – следовало выделить в чистом виде атропин. Миха вывалил на рабочий стол из рюкзака, с которым ходил на работу, купленные им по дороге в нескольких аптеках препараты: слабый раствор атропина в ампулах, скополамин, астматол, глазные капли, метацин, некоторые другие лекарства. Мишка увлекся, он ощущал себя творцом, изменяющим мир, и вдохновленно работал почти до десяти часов вечера. Вернувшись домой, Миха упаковал и рассортировал свои лабораторные заготовки.
Утром несколько первых смертельных «подарков» лежало в разных мусорных баках по маршруту следования Мишки на работу. Отравленные ядом продукты, алкоголь, отделенные друг от друга в нескольких мусорных пакетах, перемешанные и спрятанные среди обычного мусора. То, что молодой человек выносил свой мусор в перчатках, никого не должно было удивить – ведь поздняя осень, холодно…
Время до обеда тянулось очень лениво, словно нехотя. Миха едва ли сделал за все это время что-то существенное – голова была занята другими мыслями, а вовсе не тестами опытных образцов, которые сегодня утром прислали в лаболаторию с завода. С трудом дождавшись своего обеденного перерыва, Мишка выпросился у завлаболаторией на двухчасовую отлучку «по личным делам». Ему не сиделось на работе. Мишке хотелось посмотреть самому, проверить, удался ли его план, прошло ли все сделанное им успешно. Миха жаждал посетить те места, где он расставил свои ловушки…
Труп бомжа лежал на завалившемся бетонном столбе всего лишь метрах в двадцати от трамвайной остановки. Проходившие мимо люди гадливо обходили мертвое тело стороной, косясь в его сторону взглядами, в которых смешивались брезгливость и скрытое раздражение. Однако пройти мимо, на некотором удалении, представлялось несколько неудобным. Столб был перекинут через огромную грязную лужу. Его бросили здесь строители в виде компенсации за грязь, которую развели вокруг возводящегося неподалеку объекта новой культуры. Если смотреть со стороны дороги, с места, где стоял сейчас Мишка, труп лежал на фоне металлического забора полутораметровой высоты, отделявшего участок постройки огромного, кричаще претенциозного здания нового развлекательного центра, который возводили на этом месте. Здесь намеревались сделать бассейн, солярий, косметический салон, боулинг на два десятка дорожек, бильярдную, игровые залы, ресторан и казино. Труп нищего бомжа на фоне возводящейся роскоши смотрелся особенно неуместно.
Около часа дня со школы, находившейся метрах в двухстах от дороги, потянулись домой первые школьники. Тех детей, кто помладше, сопровождали заботливые мамаши или бабушки, а те, кто постарше, шли к остановке самостоятельно или небольшими компаниями. Подход к трамвайной остановке пролегал как раз через то место, где лежало тело. Мамаши и бабушки старались чем-то отвлечь своих малолетних чад, однако дети с любопытством глазели на мертвое тело, и вероятно, задавали родным неудобные вопросы. Кажется, бомж лежал в месте, где его настигла смерть, с самого утра, уже несколько часов, набухая под каплями мелкого дождя, скрюченный в позе, напоминающей пытающегося согреться человека. Разыгравшаяся фантазия вполне могла принять его и за утопленника, недавно вытащенного из-под воды, настолько раздутым и уродливым казалось его тело, обернутое грязным тряпьем, когда-то являвшимся одеждой. Угадывались огромные, сплюснутые гармошкой сапоги, серое дырявое пальто, а под ним – спортивная куртка с полосками «а-ля адидас».
Проверить, был ли этот бомж его первой жертвой, конечно же, никакой возможности не было. Но вероятность, что это действительно так, была очень высока – один из пакетов Мишка бросил в мусорный бак в одном из близлежащих дворов.
Мишка покрутился неподалеку еще пятнадцать минут и был вознагражден тем, что увидел эпилог этой маленькой никчемной истории жизни. Сначала около тела появился милицейский патруль, потом подъехала машина спецперевозки. Естественно, никто особенно не торопился. Тело погрузили на носилки, закрыли чем-то похожим на большой черный полиэтиленовый мешок (такими часто вывозят мусор коммунальщики) и внесли в машину. После их отъезда место приобрело прежний вполне цивилизованный облик.
Сквозь небольшие разрывы в облаках выглядывало солнце – редкий осенний гость в Городе. Незнакомое до этого момента чувство удовлетворения и гармонии с самим собой переполняло все существо Мишки – вот она, его миссия в этом сером мирке! Люди годами ищут свое истинное предназначение, никчемно прожигая жизнь, а он сможет реально сделать мир лучше, чище, добрее! Улыбаясь своим мыслям, Мишка торопливо удалялся от места трагедии, чтобы проверить другие свои ловушки. Теперь у него много, очень много дел.
Полгода спустя, когда наступившее тепло повыгоняло людей на пьянящий весенний воздух, Мишка также поддался охватившему горожан искушению вырваться из каменных лабиринтов многоэтажных домов и улиц на свободные просторы природы. Жизнь казалась ему замечательной и прекрасной штукой. В наступившие выходные он поехал на загородный пикник вместе со своей Алиной, с которой познакомился в конце зимы на дне рождения у общего знакомого. Алина не походила на его прежних избранниц, и Мишка долго не верил своей удаче, что такая девушка обратила на него внимание, и ответила на его неловкие ухаживания. Через некоторое время они съехались, жили вместе вот уже почти два месяца, и на небосклоне их отношений пока еще не было ни одного грозового облачка.
Гуляя по лесу в поисках укромного места для пикника, они набрели на огромную поляну, полную цветущих одуванчиков на высоких ножках. Цветы тянулись к солнцу, словно соревнуясь друг с другом. Мишка блаженно упал прямо в траву, и перекатившись на спину, смотрел вверх, пока над ним не появилось лицо Алины.
- Класс! Я просто балдею, - сказал Мишка, - только теперь понимаю, как меня достала вся эта суета, шум, эти толпы людей в городе.
- Тебе бы понравилась жизнь отшельника? – шутливо спросила его Алина.
- Скорее, нет. Меня бы это не удовлетворило. Все-таки мир принадлежит не отшельникам, котенок. Он принадлежит сильным, тем, кто пробивает себе дорогу среди соперников. Сильнейший побеждает. Это закон природы, который не отменить.
- Ты тоже такой? Кстати, как тебе удалось стать заведующим лабораторией? Извел прежнего начальника, что ли?
На Мишку накатил мгновенный легкий озноб, но он быстро взял в себя в руки. Алина, что называется, попала пальцем в небо, сама того не подозревая.
- Шутишь? Это Петрова, что-ли? Бедняга. Ему ведь пришлось уйти по состоянию здоровья. Но если рассудить, то он сам виноват, что его защитная маска оказалась бракованной, надо было проверять все тщательнее – химия опасная штука.
Мишка лукаво улыбнулся Алине, и девушке вдруг показалось, что он действительно мог бы… Но нет. Чушь. Человек не способен на такое.