Безымянное чувство - отрывок

I.


Было темно, но сквозь влажный сумрак просвечивали кое-где крохотные и безумно далекие вспышки света. Сколько времени она провела здесь? Что это за место и что за далекие лучики света тревожат ее сознание, почти утонувшее в успокаивающей дреме темноты? И вообще, если уж на то пошло, кто она сама? В данный момент она была просто непонятным спутанным, как клубок ниток, набором ощущений. Она понимала, что она существует и что она реальна, а не является, скажем, своим же сном о самой себе, именно благодаря этим странным, тревожащим и саднящим, словно царапина, чувствам. Саднящим! Точно! Это ведь называется болью, физической болью. Хм, ну если она способна испытывать физическую боль у нее непременно должно быть тело. Интересно только где оно? Неплохо было бы его найти и убедиться в том, что она – это действительно она, а не наоборот. Да в ее непонятном положении не хватало только ошибок в определении собственного пола. Но она действительно серьезно была настроена воспринимать себя именно как «ее», хотя, кто знает, может она на самом деле гомосексуалист или гермафродит – ведь всякое встречается.
 - «Тонко подмечено» - усмехнулась она – « «такое встречается», знать бы только где и как». Краем пробуждающегося сознания она успела прощупать эту мысленную фразу и понять, что в ней полно невеселой иронии. Ладно. Вернемся к своим баранам, то есть к проблеме обнаружения столь важной составляющей любой формы жизни как тело.
Густая темнота вокруг нее не желала выдавать своих секретов, она была плотной и в то же время создавала впечатление бесконечности. Ее сознание парило в этой бесконечности, тщетно пытаясь уцепиться хотя бы за подобие телесности, но не находило ничего, кроме опостылевших уже лучиков света – тусклых, неясных и призрачных словно ее личность.
Ей это совсем не понравилось, поскольку выходило за рамки забытых, но незыблемых убеждений в том, что если есть боль, то должно быть и то, что болит – а именно, нервы, мышцы, кости, ну, по меньшей мере, нервы.
Она еще успела поймать за хвост, убегающее как перепуганная лисица, чувство раздражения, как вдруг плотная вечная темнота, содержащая ее в себе, закачалась, вспенилась яркими прорезями цветов и лопнула будто мыльный пузырь.
 - Оно очнулось! – громкий, зычный голос ядерной бомбой взорвался в ее мозгу и разбрызгал нестройное единство ее ощущений по ослепительно белому незнакомому помещению.
 - Живучее! – второй голос, балансирующий на грани разочарования и удивления, был еще более невыносим чем первый.
 - Не очнулось, а очнулась! – яростно рявкнула она, даже не задумываясь как именно она намерена издавать звуки, если так и не нашла своего тела, просто очень не хотелось быть гермафродитом.
 - Наглое! – радостно выдохнул третий голос, к счастью не такой громкий как первые два.
 - Если живучее, значит и наглое – философски заметил второй голос – Фокусируй давай!
Послышалось гудение, окрашенное в бешено меняющееся переплетение цветов. Когда оно перешло в тихий свист, огромное размытое пятном белой краски пространство стало сбегаться и обретать ограниченные, зато четкие и ясные очертания. Она ощутила непреодолимое желание зажмуриться или хотя бы помигать, но навязчивая проблема бестелесности не позволяла ей и этого. Но как бы там ни было, видеть она могла или смогла, разница, впрочем, не большая, поскольку то, что она увидела никак ее не порадовало.
Огромное помещение оказалось на самом деле длинной комнатой, залитой холодным зеленоватым светом и заставленной продолговатыми предметами непонятного назначения. Перед предметами толклись трое – даже того разума, который имелся в наличии сейчас, ей хватило, чтобы понять, что это были хозяева тех трех голосов, которые чуть не довели ее до белого каления. Их внешний вид вызвал у нее чувства, которые кажется, называются тоской и унынием. Больше всего эти ребята напоминали ей огромных фиолетовых жаб, с той лишь разницей, что у жаб не шесть конечностей, а четыре, и шеи не напоминают жирафьи, скорее наоборот, радуют полным своим отсутствием. Уныние ее было столь велико, что даже открытие собственных познаний в области внешнего вида жаб и жирафов ее не порадовало.
 - Эй! – окликнула она троицу – вы кто? Справедливо решив, что раз эти фиолетовые попрыгунчики поняли суть ее возмущения и смогли быть поняты ею, она наконец вправе внести ясность в свое нынешнее положение.
Три длинные, покрытые чешуей шеи, плавно обернулись и уставились на нее вишневыми глазами своих широких голов. Тела при этом, словно существуя совершенно самостоятельно, продолжали проводить какие-то манипуляции с продолговатыми столбами из белесого материала.
 - Оно хочет узнать кто мы – флегматично уточнила жаба, крайняя справа. Ей принадлежал первый голос-вой.
 - Они все хотят это знать – задумчиво кивнула жаба по центру. «Философ» - мысленно поежилась она, узнав голос номер два.
 - Любопытное! – в полном восторге просипела третья копия длинношеего земноводного и принялась подпрыгивать, так и не удосужившись развернуть тело. «Жаба-оптимист»- окрестила она третьего, увидев как широкая рожа существа стала еще шире от безразмерной улыбки.
 - Да все они любопытные, пока не поймут, что с ними стряслось. А как только поймут сразу становятся скорбящими. – философ, чьей задачей видимо было одергивать излишне эмоционального «оптимиста» повернул шею обратно и склонил голову над своим столбом.
После этой фразы, повествующей о превращении любопытных в скорбящих, ей стало совсем не по себе, даже боль усилилась.
 - Что значит становятся скорбящими? – крикнула она – и кто вы такие, в конце концов? Или вы только друг с другом разговариваете?
       - Многословное! – «оптимист» от счастья прямо глаза закатил. Но то, что на этот раз первым заговорил он, а не иерихонская труба, тупо констатирующая факты, показалось ей обнадеживающим.
 - Дворники мы – ляпнул тем временем первый.
Она снова ощутила себя чем то вроде тщательно перемешанного супа-пюре, в котором уже невозможно различить вкуса ни одной из составляющих, все еле восстановленное – память, логика, ассоциативные связи – рухнуло в один миг, перед взглядом опять замаячила тугая черная пустота.
 - А где же ваши метлы? – только и смогла пробормотать она.
 - Какое смешное! – оптимист в два прыжка оказался перед ней, или перед тем в чем она в данный момент находилась.
 - Раз оно так тебе понравилось, то и расскажи ему все сам – и тебе практика, и нам мешать не будешь. – с явным облегчением отвернулся к столбам первый.
 -«Так оптимист тут что-то вроде молодого специалиста» - подумалось ей – «что ж, хоть тут все логично».
 - Мы - дворники – с явственной гордостью повторил ей оптимист – одна из самых уважаемых рас во Вселенной. Благодаря нам межзвездное пространство остается чистым и функциональным. Многие цивилизации, еще не достигшие высоких моральных пределов, но уже научившиеся выходить в Арон, оставляют после себя много мусора. Если его скапливается слишком много, Арон может закрыться и Вселенная начнет болеть. Чтобы этого не произошло, представители нашей расы – креллди-рро плавают по Арону и подбирают весь мусор, какой заметят.
 - Похвально – она хмуро рассматривала «лицо» жизнерадостной жабы-дворника - только что такое Арон и как Вселенная может болеть?
Гибкая шея дворника изогнулась замысловатым кольцом и потянулась к «наставникам» - Оно не знает что такое Арон – растерянно сообщил им он.
 - Те, кого мы подбираем в Ароне никогда не знают что он такое – спокойно объяснил философ «ученику».
 - Стоп! – это было уже интересно – значит меня вы тоже подобрали в этом самом Ароне?
 - Ну да – радостная жабья харя вновь закачалась перед ее глазами (или тем, что в данный момент заменяло сей важный орган) – мусор категории КВИ Р567 встречается редко, но ты далеко не первый случай. Хотя такое интересное существо я, например, вижу впервые.
 - Мусор?! – тупо переспросила она. Из всего что говорила жаба, только это слово проникло в глубину ее заторможенного разума и зацепилось там как колючка за шерсть. – Так я – мусор?
       - Да, и причем самый вредный для самочувствия Вселенной – первый жабо-жираф соизволил оторваться от приборов и присоединился к «оптимисту».
 - Ну тогда просветите меня насчет того, что я такое – нетерпеливо выкрикнула она им – потому что у меня с самоопределением большие проблемы
 - В данный момент – ты остатки стандартной биологически-мыслящей самовоспроизводящейся системы класса П8, чей хронологический цикл был несанкционированно прерван в Ароне.
 - И много их, этих остатков? – хмуро поинтересовалась она, мало что поняв из объяснения дворника. Совокупность ощущений, называемая всплывшим в памяти словом «настроение», пришла в совершенно непригодное состояние. Потому что и без дополнительных разъяснений было ясно, что осталось совсем немного, чем бы или кем бы она там не была до того как стать «мусором»: слишком смутными и непостоянными были мысли, слишком слабой боль, которая могла бы означать наличие чего-то биологического, слишком отрывочной память. Всего то и осталось, что уверенность в принадлежности к женскому полу, кучка чувств, большей частью инерционных, да пучок ассоциаций. Однако громогласная жаба была иного мнения.
 - Гораздо больше, чем обычно остается в подобных случаях.
 - Ты – живучее – весело обнадежил ее оптимист.
 - Да, помню – если бы было чем кивать, она бы кивнула – наглое и живучее.
 - Оно запомнило – с сладким замиранием в голосе оптимист ухватился всеми четырьмя верхними конечностями за голову и запрыгал как сумасшедший – такого ведь еще не было, верно? Ни одного подобного случая нет в Приатских статьях.
 - А ты думаешь зачем бы я стал это фокусировать, вместо того чтобы пропустить через распылитель АТ, как и положено делать в подобных случаях ? – спокойно вставил «философ» до сих пор не оторвавшийся от белесых столбов. – Я сразу понял, что событие уникальное. Никто никогда не находил в куче КВИ Р567 такой большой и целостный фрагмент личностного самосознания.
 - Послушайте – от их разговоров не пробуждающих в ней ничего кроме усталости и непонимания, бесконечная темнота откуда ее вытащили, опять стала явственно ощутимой и близкой – от моего тела хоть что-нибудь осталось?
 - Разумеется нет – первый дворник, который скорее всего был и самым главным возмущенно подскочил – метод, с помощью которого был прерван твой цикл не предусматривает сохранения биологической материи, тем более такого уровня плотности.
 - Жаль – печально сказала она, уже видя рядом с собой знакомую вязкую темноту, пронизанную тоненькими блеклыми лучиками – значит я так и не узнаю, действительно ли я – «она».
Потом темнота властно загребла ее в свою плоть и оформившиеся было мысли снова растеклись медлительной патокой, стирая очертания фиолетовых жаб, зеленоватой комнаты и непонятных белесых столбов. Последнее что она слышала был полный сожаления визг оптимиста – Оно исчезает!
 - Все они исчезают – это, кажется был «философ»…


II.

На сей раз темнота была менее доброжелательна, чем в неопределенный по продолжительности период, предшествовавший пробуждению в обители длинношеих фиолетовых жаб. Пустота тянулась к ней туманными щупальцами, встряхивала остатки сознания словно мешок с орехами и пронизывала насквозь призрачными лучиками света, которые оказались ужасно острыми и причиняли невыносимую боль. Мысли цеплялись за эту боль, как за единственное спасение, а память услужливо подсказывала на что похожи новые ощущения. Вот это – удар. Это – поломанные и вырванные из тела ребра, это – фонтан крови из пробитой головы, это – ожоги, это – вытекающие от жара глаза, это – нечто неописуемое, но еще более болезненное. Боль просто кошмарна, она выворачивает и скручивает, она пережевывает и переваривает, она – жестокий дуэт кислоты и огня, она последняя. Она выдергивает душу из уничтоженного тела и, не отпуская, держит ее в беззвездной пустоте, не позволяя рассеяться и забыть причиненные муки. Но рука об руку с болью идет еще что-то – такое же холодное и безжалостное, еще одно чувство консервирует душу и не позволяет ей исчезнуть. Сквозь холод, вечность и тьму идут два безжалостных чудовища, ведущие за собой ее разорванную на клочки душу, питаются ею, но и питают. Первое – предсмертная боль, а второе… Кто же ты чувство, как твое имя?
Ей показалось, что она очень близка к ответу, который не только позволит выяснить название чувства, терзающего ее, но и восстановит память, склеит воедино бесчисленные крохотные комочки ее сознания и оживит его. Но, стоило ей сосредоточиться на ускользающих образах и мыслях, как процедура взрывания холодной темноты, уже знакомая ей, повторилась. Когда гул и цветовая пляска перед глазами рассеялись, она ничуть не удивилась обнаружив перед собой три фиолетовые жабьи рожи.
 - Вернулось! – благоговейно прошептал «оптимист».
 - Я же говорил – с торжеством пророкотал философ главному – а ты все «распылить да распылить», я был уверен, что оно вернется.
Первый открыл рот и она заранее внутренне съежилась, памятуя непереносимую громкость его голоса. – Я и сейчас продолжаю настаивать на распылении, в конце концов именно в этом и заключается наша работа. Сохраняя «это» в активной фазе, мы угрожаем здоровью Вселенной.
 - Но оно же живое! – с мольбой повернул подвижную шею к главному оптимист – А мы должны заботиться о любом виде жизни.
 - С точки зрения параметров, предусмотренных для диагностирования биологической системы класса П8, оно не живое.
Судя по повышенным тонам, с которыми жабы обменивались соображениями по поводу ее дальнейшей судьбы, дискуссия эта длилась уже довольно долго.
 - Позвольте, - философ вытянул шею в ниточку – здесь налицо уникальный случай, следовательно, мы не вправе применять к нему стандартные критерии оценки жизнеспособности. Я полностью согласен с Крруаном: его ни в коем случае нельзя распылять. Напротив, я считаю, что мы должны помочь ему обрести максимальную форму фокусировки.
«Ага – меланхолично подумала тем временем она – у оптимиста имя имеется. Крруан – странное сочетание звуков, хотя и что-то напоминающее». Ее не особо волновало, что в данный момент решается жить ей или умереть. Откровенно говоря ей было все равно. Живой она себя не чувствовала, а в смерти не было ничего особенно жуткого, разве что непрерывная дразнящая обрывки разума боль, но она по крайней мере сулила, пусть и туманную, но ощутимую возможность вспомнить, воссоздать внутри себя нечто важное и нужное. Настолько нужное и неотложное, что даже решение вопроса о продолжении существования могло подождать не одну вечность.
 - Максимальную форму?! – первый взвыл так, что зеленоватая комната бешено заплясала у нее перед глазами, поплыв масляными пятнами. – Как ты себе это представляешь? Откуда возьмешь слепки материи? Все что можно было восстановить мы уже восстановили и сделать больше не представляется возможным!
Философ замолчал, но по напряженной шее и упертым в бока четырем рукам было видно, что своего намерения он не оставит, просто в данный момент не хочет спорить со старшим.
Когда в мыслях, расплесканных криком, снова появилась четкость, она попыталась обратиться к «оптимисту». Он был наиболее симпатичен ей, отчасти в силу своей жизнерадостности, отчасти из-за тихого голоса, если конечно вообще можно назвать симпатией то, что она к нему испытывала.
 - Крруан! – тихо позвала она его.
Оптимист, до этого прислушивавшийся к спору старших коллег, услышал ее и обернулся. Морда застывшая в маске неподдельного удивления, потянулась к ней.
 - Ты назвало меня по имени?
 - Да! Я слышала его, когда вы разговаривали. Послушай, ты можешь сказать своим друзьям чтобы они перестали кричать, мне от этого плохо.
 - Конечно, конечно! – горячо закивал оптимист и одним прыжком оказался рядом с застывшими в задумчивых позах соплеменниками.
 - Оно просит не кричать! – деловым тоном сообщил он им – Ему от этого плохо.
Она мысленно поморщилась – ведь кажется она просила их не приписывать ей среднего рода. Сейчас подобное определение уязвляло ее больше, поскольку отнимало даже те жалкие крохи памяти о себе, которые сейчас имелись в наличии. Она собралась с силами и решила раз и навсегда внести ясность в этот вопрос
 - Эй! Дворники! Мне все равно, что вы там решаете насчет моей жизни и смерти, фокусировки и распыления. Мне плевать на здоровье Вселенной и на ваши планы относительно моего будущего. От меня осталось слишком мало для этого, сами знаете. Единственное на что мне в данный момент не плевать, так это на последнее четкое воспоминание о себе и своей сути. Повторяю второй и последний раз: я не «оно», я – «она». Женщина, если угодно – самка. Существо женского пола, если вам не понятно. Женского – слышите? Не мужского и не среднего, а женского! Игнорируя мое желание слышать по отношению к себе соответствующее обращение, вы меня оскорбляете, оскорбляете то, кем я была! А я не собираюсь позволять вам этого! Ясно?
 - Удивительное – опустив лапы вдоль пузатого туловища, изрек оптимист – просит не кричать, а само орет так, что ворибы гнутся.
 - Опять! – кажется я по-настоящему разозлилась и это мне понравилось. Я чувствовала небывалый прилив сил, разум налился небывалой доселе ясностью, мысли обрели стройность и чувства обострились. Теперь у меня не оставалось сомнений, что имя второго чувства – злость или даже ненависть. Только такая сила могла сохранить клочки живой личности, утратившей тело и жизнь. Зеленоватый свет в комнате с жабами замигал, сами дворники почему-то зашатались, оптимист даже упал на пол и покатился в угол. Философ с явным трудом, словно преодолевая что-то невидимое, подскочил ко мне.
 - Извини, мы все поняли и теперь проявим должное уважение к особенностям твоей личности. Успокойся! Крруан!! – философ ухватился за выступ в стене и красноречиво посмотрел на забитого непонятной силой в угол «молодого специалиста».
 - УДИВИТЕЛЬНАЯ! Ты – УДИВИТЕЛЬНАЯ! – хрипло завыл он мне оттуда.
Не могу передать каким бальзамом на ожоги оказались эти слова для моей бедной души. Я почувствовала приятное удовлетворение и расслабилась. Как это оказывается хорошо, когда твои представления о себе совпадают с тем, что ты слышишь от других. Злость сразу улеглась, вся мощь и силы, пришедшие вместе с ней, исчезли, но меня это не огорчило. Даже когда мысли опять поплыли масляной пленкой, тускнея, словно перегоревшая лампочка, хорошее настроение никуда не исчезло. Уже благодушно я смотрела как поднимаются и отряхиваются мои «дворники», как приводят в порядок свои столбы-приборы и подозрительно тихо переговариваются между собой. Я прислушалась.
 - Вот тебе и все слепки – первый махнул лапами - ты лучше об Ароне подумай.
 - А зачем о нем думать? Лучше просто его спросить. Думаю, тебя это устроит? – философ вынул из одного из столбов длинный узкий стержень густо-синего цвета и передал его Крруану. Оптимист был на удивление молчалив, даже напуган, он опасливо косился в мою сторону и если честно уже совсем не казался оптимистом. – А вдруг оно.., - он поспешно замолк и повторил - «она» опять начнет?
 - Следи за своим языком и не начнет – философ пожал плечами на одной стороне туловища и продолжил вытаскивать из столбов все новые и новые разноцветные стержни. Когда их количество перевалило за десяток, главный и философ поделили их между собой и растворились в воздухе, шепнув что-то напоследок Крруану, который, как я поняла, оставался со мной.
 - Куда это они? – поинтересовалась я.
Крруан от звука моего голоса подскочил чуть ли не до потолка. От страха я полагаю. «Ну жаба, жабой» - подумала я, наблюдая траекторию его прыжка – и чего ты стал такой пугливый?
Юный дворник натянуто улыбнулся и осторожно приблизился – Ты главное не волнуйся, хорошо?
 - А что есть повод? – подтрунивая над ним, я придала голосу обеспокоенные интонации.
 - Ой! Нет, нет, конечно нет! – с бешеной энергией замотал он головой. – Воррус и Дрруоррг вошли в Арон, чтобы спросить его о тебе.
 - Значит этот ваш Арон – разумен?
 - Арон не только наш – расслабился Крруан – он общий. К нему имеют доступ все цивилизации Вселенной, и, конечно же, он разумен, как и любое пространство, только по своему. Общение с ним – довольно сложный процесс, но мы – креллди-рро владеем им в совершенстве. Именно поэтому мы так уважаемы. Могу я тебя спросить? – вдруг прервал он свою лекцию.
 - Спрашивай.
 - Зачем ты применила к нам пятнадцатый уровень ментальной атаки?
 - Что? – заявление что я оказывается на них напала встряхнуло меня почище процедуры фокусировки. Сперва я подумала, что это такая разновидность шутки, но потом вспомнила, как мигал свет и кувыркался по полу оптимист. Да, конечно я была тогда так зла, что даже не догадалась подумать о причине столь странных событий, тем более о том, что этой причиной являюсь я сама. Выходит та сила, которую я ощутила, и навела в логове фиолетовых попрыгунчиков такой переполох. Ничего себе.
Крруан видимо правильно понял мое молчание.
 - Так ты что же даже не поняла что сделала?
 - Нет, я просто разозлилась на вас и хотела, чтобы вы прислушались к моей просьбе. Но пугать вас или, тем более, причинять какой-то вред я не собиралась. Может ты что-то путаешь, дворник? Ну как я – без тела, без памяти и сознания могу обладать такой силой?
 - Наверное мы ошиблись – вдруг вздохнул он – ты не из П8, ты гораздо развитее, может ПК12 или даже ППУ45. А может … - он с опасливой догадкой скосил глаза в сторону – ты вообще вне классификации.
 - Замечательно – ехидно протянула я – знаешь, мне безразлично к какой категории вы меня относите, я все равно ничего не понимаю в этом и едва ли пойму, даже если ты и начнешь объяснять. Понимать особо нечем, видишь ли.
 - Теперь поймешь – с долей былого оптимизма возразил мне Крруан – уже есть чем. Себя ты видеть не можешь, но я заметил – ты очень изменилась: твое существо выросло, оно самовосстанавливается, набирает психомассу и.. ты даже не заметила этого, но теперь ты стала говорить о себе в первом лице.
 - Это ты не заметил, я всегда говорила о себе в первом лице.
 - Тебе так казалось – усмехнулся кррелди-рро – после первой фокусировки ты постоянно говорила «она» вместо «я»: «так она - мусор?», «значит она так и не узнает…» - процитировал он. – Это вполне обычное явление для потерянных и скорбящих о себе. Но ты после атаки сделала удивительный скачок в собственном восстановлении и теперь лучше сознаешь себя, вот и стала правильно о себе говорить.
 - Выходит мне нужно почаще злиться ? – с надеждой спросила я.
 - Не знаю – в характерном для этих существ жесте пожал сразу четырьмя плечами дворник – может быть. Только прошу тебя не делать этого. Мы постараемся сделать все что возможно, чтобы помочь тебе вернуться. Не знаю как Воррус и Дрруоррг , но я уверен, что твоя личность подлежит полному возрождению.
 - Мне тяжело об этом думать – призналась я – когда я пытаюсь вспомнить о себе хоть что-то, возникает сильная боль, которая отнимает у разума все силы и путает мысли.
 - Боль? Ты помнишь боль? – заинтересовался Крруан.
 - Я ее не ПОМНЮ, я ее ИСПЫТЫВАЮ – уточнила я .
 - Поразительно! Исключительно! – морда дворника расплылась в привычной гипопотамьей улыбке.
 - Как тебе угодно – не разделяя его восторгов фыркнула я . Внутри у меня созрела одна необходимость, опасаясь как бы она не рассеялась в недрах обрывочной памяти, я поспешила ее озвучить – ты говорил, что заметил во мне перемены, значит меня можно увидеть? И вообще что я сейчас из себя представляю, то есть как я выгляжу и выгляжу ли как-то? Как я существую, где нахожусь и почему вижу и слышу вас, почему могу говорить, если у меня нет тела? Есть ли способ мне себя увидеть? – смутные тени мыслей обрели словесные очертания и я с облегчением выплескивала на голову дворника совершенно оправданные для моей ситуации вопросы. Я даже удивилась почему до сих пор мне и в голову не приходило спросить ни о чем подобном– ведь это так важно. Может Крруан прав и сейчас я действительно стала больше походить на свою прежнюю личность?
 - Тебя все это действительно интересует? – дворник выглядел озадаченным.
 - Если бы не интересовало, не спросила бы. Советую отвечать честно, а то я опять начинаю злиться – я решила что припугнуть его будет делом оправданным.
 - Не надо. Я же рассказываю! – наивный испуг мелькнувший в вишневых глазах представителя «одной из самых уважаемых рас во Вселенной» возродил во мне чувство вины, что тоже было неплохо.
 - Сейчас ты находишься в нашем рабочем фокусаторе и преобразователе астральных и ментальных энергий. Он усиливает все излучения, которые связаны со спектром энергий, выделяющихся из нейтрального тонкого поля пси-пространства, в данном случае он усиливает и вычленяет излучения сохранившихся фрагментов твоих тонких тел. Как это выглядит? Каждый видит по-разному. Для меня ты похожа на стайку видраттов в оксимене.
 - Не понимаю!! – кажется, я была на грани истерики. Если бы при мне было тело, я бы наверное ревела и билась головой об стенку. Желание увидеть себя или хотя бы понять на что я теперь похожа оказалось неописуемо сильным – пожалуй самым сильным со времени моего «воскрешения». Это желание даже откололо кусочек от непроницаемой скалы в которую превратилась моя память – у вас зеркала есть?
 - Не понимаю – копируя меня, но совершенно искренне, удивился Крруан.
 - Ну предмет, способный отражать внешний облик других предметов. Полированный металл? Темное стекло? Блестящее покрытие?
Дворник задумался. Потом его вишневые глаза вспыхнули догадкой и он, следуя недавнему примеру своих собратьев и совершенно не считаясь с моим и без того стоящим на грани разумом, быстро растворился в воздухе. Я еще переваривала полученные в связи с этим ощущения, когда он снова появился, или вернее будет сказать проявился, сжимая в четырех руках большой блестящий диск.
 - Вот – удовлетворенно заявил он – это один из наших щитов – уловителей энергии А. Подойдет?
 - Поставь его напротив меня и будет ясно. – попросила я.
С вполне понятным волнением я следила как оптимист подносит свой щит к месту, где сейчас было сосредоточено все, что от меня осталось. Если бы могла – обязательно бы зажмурилась. Поставив довольно громоздкий щит на пол, Крруан развернул его плоской поверхностью ко мне. Я с жадностью вонзилась взглядом в сплетения света и тени, отражающихся в щите и пыталась определить где же здесь я. Сначала я не могла различить ничего кроме пляшущих цветовых пятен, но потом приноровившись к мутноватому отражению, увидела два столба из все того же белесого материала, только в отличии от тех над которыми колдовали жабо-жирафы, эти были не прямыми, а слегка изогнутыми, так что вместе представляли нечто вроде незаконченной арки. Меж этих столбов искрился и переливался изменчивым сочетанием ярких цветов большой шар, похожий одновременно на скатанную в клубок радугу и на шевелящийся клочок тумана. Шар оплетался плотной, но почти прозрачной сеточкой голубых разрядов, которые тянулись из десятков отверстий, испещрявших столбы «арки». Если то, что я видела действительно являлось мною, то я была в клетке. Сказать, что увиденное повергло меня в шок – значит ничего не сказать: как завороженная смотрела я внутрь дымчатого клубка остатков своей сущности, пытаясь хоть как-то соотнести то, что чувствую с тем что вижу.
 - Лучше бы я этого не видела – наконец пробормотала я. – это ужасно.
 - А по-моему очень красиво – возразил Крруан – в тебе столько ярких чувств и эмоций. Обычно подобные сущности состоят только из серых и черных оттенков психоматерии, только страх, пустота и потерянность, слегка разбавленные тоской. У тебя все по другому!
 - В данный момент нет – присмотревшись к отражению, я действительно заметила, что радужный шар потускнел, и по его поверхности поползли серые пятна. Вполне объяснимо, если учесть, что разрешение вопроса по поводу собственной внешности не принесло мне ничего кроме шока безнадежности.
 - Это пройдет! – с утомляющей радостью заверил меня дворник.
 - Ладно, лучше скажи, что это за сетка из разрядов, которая вокруг (язык или мысль не повернулись сказать меня) моей психоматерии?
 - Это психочувствительный кокон нашего фокусатора. Именно благодаря ему ты и можешь воспринимать окружающую тебя реальность, а также взаимодействовать с ней.
 - Понятно – с удивлением я обнаружила, что поток этой словесной тарабарщины не показался мне бессмысленным как прежде, когда я слышала от дворников нечто подобное, а напротив – наполнил разум полезной и удобоваримой информацией. – с помощью этого кокона я могу слышать, видеть, чувствовать и разговаривать.
 - Да, да! – Крруан обрадовался как ребенок, которого привели в цирк – я же говорил, что твой разум восстанавливается и теперь ты все сможешь понять! Поразительно!
Ободренная таким заявлением, я решила испытать свои умственные способности еще раз.
 - Перед тем как отправиться беседовать с Ароном, твои друзья спорили о моей дальнейшей судьбе. Один из них настаивал на максимальной форме фокусировки..
 - Это Воррус – перебил меня Крруан – он очень мудрый.
 - Да, я заметила, – усмехнулась я обожанию, с которым этот молодой дворник говорил о своем наставнике – попытайся мне объяснить, раз я уж так поумнела, что он хотел этим сказать, и почему вашему главному так не понравилась эта идея.
 - Максимальная форма фокусировки – это, в твоем случае, предельная стадия концентрации остаточной психоматерии до уровня первичной матрицы, иными словами, Воррус хочет укрепить все твои поля до такой степени, чтобы ты могла существовать самостоятельно, без помощи кокона нашего фокусатора, чтобы перестала быть мусором, который согласно Приатским статьям подлежит уничтожению в распылителе АТ.
Этот ответ явился серьезным испытанием для моего рассудка. Мучительно долго я собирала краткие как вспышки светлячков в траве, мысли, пытаясь понять и вспомнить то, что поможет мне понять сказанное Крруаном. Наконец, я почувствовала более ясный проблеск в сознании, и озаренная им воскликнула – Воррус пытается вернуть мне права! Мои права как живого существа, ведь верно?! Мусор не может иметь никаких прав, кроме одного – быть уничтоженным! Я права? Это ваши законы?
Молодой дворник разинул пасть и, подогнув длинные ноги уселся на пол – Удивительная! – изумленно повторил он – ты правильно проанализировала эту ситуацию и сделала точные выводы о сути законов, изложенных в Приатских статьях. Чуть опомнившись, он продолжил – Все верно! Воррус сразу понял твою уникальность, поэтому и стал настаивать на твоем возвращении, а Дрруорг не хочет нарушать законы. Ведь он – в’рреан – гарант Приатских статей и хранитель здоровья Арона. Для него ты – всего лишь угроза Вселенной, от которой нужно быстро избавиться. Вот почему он не хотел помогать Воррусу!
Поднявшись на лапы, оптимист привычно улыбнулся и принялся скакать по комнате, выражая, видимо, восторг – Ты сама понимаешь что сделала?! – обернулся он в мою сторону – Твой разум был просто гениален, раз даже его малые остатки способны на такие ясные умозаключения. Ты – гениальна, определенно гениальна!
 - Тоже мне гениальность – почему то от слишком бурного восхищения Крруана мне стало не по себе – просто твои Воррус и Дрруорг – типичные воин и ученый. Такие личности редко находят общий язык, потому что воин стремиться уничтожить все непонятное и неизвестное, а ученый – исследовать его. Так что мои слова – не плод длительных размышлений, а просто одна из оставшихся в моем распоряжении ассоциаций. Всего то навсего.
Крруан на это замотал головой и явно вознамерился окатить меня очередной порцией восторгов по поводу моей исключительности, но его отвлекли пресловутые воин и ученый, то есть Дрруорг и Воррус, которые возникли посреди комнаты и сразу направились ко мне.
 - Ну, и что вам сказал Арон? – устало спросила я. Умственные упражнения явно не пошли мне на пользу: эмоции угасли и совсем не осталось сил. Былое равнодушие к своей участи снова завладело мной, так что вопрос который я задала был скорее риторическим. Ответ меня не так уж и волновал. Хотя, я не могла не отметить странность этого. Совсем недавно для меня не было ничего важнее, чем узнать как я выгляжу и существую, а теперь, когда снова зашла речь о моей дальнейшей судьбе, я не испытывала ничего кроме усталости и легкого раздражения.
 - Арон вспомнил тебя – хмуро прорычал Дрруорг.
Крруан за спинами своих наставников, услышав это, издал какой-то нечленораздельный свистящий звук, означающий, видимо, крайнюю степень удивления.
 - И что это должно означать? – я перевела взгляд на Ворруса, видя что «главный» не в настроении ничего объяснять.
 - Только то, что твоя уникальность подтвердилась, и мы теперь имеем официальное разрешение помогать тебе – стараясь не смотреть на Дрруорга, ответил мне философ. Ситуация для меня была ясна как день: начальник фиолетовых дворников, не смотря на все свое желание пропустить меня через свой любимый распылитель АТ, вынужден был примириться с решением загадочного Арона, которому служил, и признать правоту Ворруса и Крруана – а ему этого очень не хотелось. Вобщем, сама того не желая я внесла раздор в уютное гнездо уважаемых во Вселенной попрыгунчиков, который вылился в маленькую революцию и сместил «главного» с должности неоспоримого авторитета.
 - И чем вы можете помочь мне? – задала я резонный, но по-прежнему не столь уж и важный для меня вопрос – положим, Крруан немного просветил меня насчет ваших намерений: вы, Воррус, хотите сфокусировать меня до состояния первичной матрицы, иными словами до того состояния, когда я перестану быть мусором, но что дальше? У меня же нет тела!
 - Она понятливая, правда? – с явной гордостью за меня сказал Крруан своим наставникам. Главный на это только фыркнул и зашлепал к приборам-столбам, зато Воррус кивнул, соглашаясь.
 - После процедуры максимальной фокусировки – охотно стал объяснять он – мы сможем безбоязненно транспортировать твое вещество во времени и пространстве. Это позволит тебе воссоединить все утерянные фрагменты личности и восстановить память. Правда тело тебе мы вернуть не сможем, но Арон посоветовал нам отвезти тебя к вендафам и попросить помощи у них.
 Услышав этот план по моему спасению я почувствовала себя растерянной. До сих пор упоминания о том, что я могу вернуться к утраченному и почти забытому существованию, все вспомнить, да еще и обрести тело казались мне просто насмешкой. Но теперь, после того, как Воррус все разложил по полочкам, и насмешка обернулась реальной возможностью, все мое оставшееся существо охватило тревожное холодящее чувство, путающее мысли и начисто стирающее слегка циничную апатию, к которой я уже стала привыкать.
 - Не бойся – улыбнулся мне Крруан, он лучше меня понял в плен к какому чувству я попала и поспешил успокоить – у тебя все получится. Уж если ты сумела выжить в Ароне, то процедуры по восстановлению для тебя – пара пустяков.
Мысленно я вздохнула поглубже, пытаясь поверить в эти слова дворника и заодно собраться с духом.
 - Хорошо – со всей решимостью, которую смогла в себе отыскать, сказала я им – я принимаю вашу помощь.
 - Тогда – в нетерпении стал потирать себе лапы Воррус – предлагаю начать незамедлительно.
 - Постойте! – окликнула я «философа», уже склонившегося над столбом-прибором в дальней конце комнаты, - я хочу знать кто такие вендафы, и какое отношение к ним имеет мое тело?
Если честно мне сейчас не так уж и важно было это знать, просто я сознательно оттягивала момент начала «максимальной фокусировки». Страх сковывал мои мысли и забирал силы у разума. Страх перед самой собой. Скоро я должна буду вспомнить себя, ту, какой была до смерти, и почему-то я была уверена, что эти воспоминания мне не понравятся. И еще у меня было смутное чувство, что когда-то я вот так же оттягивала неизбежное и испытывала нечто похожее, только тогда на кону стояло еще больше чем сейчас, если такое вообще можно себе представить.
Воррус, полностью погрузившийся в манипуляции со своими «столбами» очень неохотно повернул голову в мою сторону. – Вендафы? Это раса хранителей тел. А теперь – пресекая мои дальнейшие расспросы, сказал он – помолчи и постарайся привести свое существо в состояние покоя. Мы начинаем процедуру матричной фокусировки. Дрруорг? Крруан?
 - Да! – замирая от счастья ответил оптимист.
 - Да! – глухо буркнул главный, получивший из-за меня по своей длинной шее.
Мне же не оставалось ничего кроме как смириться и попытаться последовать рекомендациям Ворруса, то есть расслабиться. В памяти, растревоженной страхом, колыхались смутные тени и образы. Потом вокруг меня закрутились разноцветные вихри, голубая сеть психочувствительного кокона стала видимой и загудела. Мое сознание быстро утонуло в этом гудении и, на смену цветным пятнам пришла моя хорошая знакомая – темнота.

III.
В этот раз все было как-то не так. Я не могла понять, что именно меня беспокоит, но ощущение катастрофической неправильности происходящего не отпускало меня все время, пока я ехала по запруженным улицам Сотсейда, пока шла по извилистым коридорам управления и пока поднималась в лифте на 115 этаж. Это было странно – ведь я проделывала все это не один десяток раз и уже давно привыкла к опасностям, которые неизбежно следуют после короткого звонка, когда глухой металлический голос говорит всего лишь одно слово «Лоррдеон». Но сегодняшний день был другим, я ощущала это каждой своей клеточкой, каждым волоском, каждым атомом. Застыв перед черной дверью с надписью «Реном Абеллас – старший менеджер компании ОЛДИ» и подавив желание развернуться и уйти, я постучала о пластиковый косяк. В ту же минуту дверь распахнулась, и Рен втащил меня внутрь.
 - Ивора! Наконец-то. Где ты пропадаешь, тебя уже целый час ждут!
Оглядев вспотевшего от страха толстяка Рена, я холодно пожала плечами.
 - Мне не разрешают приобретать автолет, а сама я летать пока не научилась. Или они думают, что я должна мчаться по тротуарам и давить людей ради их удобства? Что на этот раз стряслось?
 - Ох, Ивора, ты же знаешь, я просто посредник – увлекая меня вглубь кабинета, пробормотал Рен – упаси меня Бог знать что-то из того, что здесь действительно происходит. С меня вполне достаточно мистера Кренпо и его посещений – я потом неделю в себя прийти не могу.
 - По тебе не скажешь – смерив его жирную тушу презрительным взглядом, сказала я.
Рен ничего не ответил и, подбежав к стене своего кабинета, стал нервно выбивать на однотонной, ровной поверхности обоев код доступа. Сегодня он дергался больше обычного: толстые руки тряслись как студень и пальцы попадали мимо датчиков защитной системы. Я стояла в сторонке и наблюдала как он сражается с датчиками и заодно с самим собой. Что-то явно не так. Возросшая нервозность Рена наложилась на мои собственные предчувствия, и я почувствовала себя совсем скверно. Происходит какое-то дерьмо, и хуже всего то, что именно мне придется окунуться в него с головой.
Раздался тихий щелчок – и стена кабинета разошлась в стороны, обнажая глубокую шахту секретного лифта: Рен наконец справился. Где-то наверху зажужжала спускающаяся кабинка. В этот момент раздался громкий звонок мобильного телефона. Рен дернулся так, будто его прошибло током. Отвечая на мой вопрошающий взгляд, он смущенно вытер мокрый лоб рукавом пиджака «совсем нервы ни к черту» и поднес трубку к уху.
 - Да, мистер Кренпо, она уже здесь, через минуту спустится,…конечно, мистер Кренпо, …хорошо, мистер Кренпо.
Подъехала кабинка. Еще раз кинув настороженный взгляд на измученного Рена, чей костюм был уже покрыт мокрыми пятнами, я вошла в лифт и набрала свою часть кода – цифровую и буквенную комбинацию, открывающую доступ к подземным этажам здания. Скоростной лифт пронес меня сквозь 115 надземных и 56 подземных этажей за пять с половиной секунд. Когда я впервые попала сюда, никак не могла поверить, что такое возможно.