Прежде мне не приходилось работать на выезде. Но я не расстраивался: я действовал в знакомой атмосфере, знал все козьи тропы, умел рассчитать лучший путь к отступлению, чего не смог бы сделать в неизвестном городе. А ставить под угрозу свою свободу, может быть, даже жизнь - нет уж, извините. После того, как двух наших гастролеров повязали практически на месте преступления, а еще к двум нагрянули прямо на дом - к одному милиция, к другому мстители, я и вовсе уверился в своей правоте. Гастроли не для меня.
Но все-таки я выбрался из своей конуры и отправился на край света - относительно остальных моих поездок - не так ли? Истинно. И это было не случайно. Побег от длинных рук корнийцовских боевиков - всего лишь предлог, зачем себя обманывать. Они глупы и вряд ли смогли бы меня вычислить. Я не такой дурак, чтобы сразу после удачно проведенной операции начать раскидываться деньгами направо и налево. Дудки. Скорее можно было подумать на Ромео - тот к широкому образу жизни привык, так что вполне мог сойти за бизнесмена, обмывающего удачно проведенное дело. К тому же, почерк был его. Три выстрела - три трупа. Тупо, но действенно.
Нет, последний заказ тут совершенно не при чем. Я все больше и больше склонялся к мысли, что меня купили слова Ружина об отпущении грехов. Это действительно было заманчиво, особенно его предложение о перемене имени-фамилии и пластической операции. Когда я говорил, что не хочу ни того, ни другого, я не кривил душой. У меня действительно отсутствовало такое желание. Но дело в том, что, как говорится, наши желания с нашими возможностями не всегда одного размера.
По сути, Ружин предложил мне спокойную старость - когда меня не будут тревожить ни различные представители различных государственных органов, ни другие, желающие вспомнить мою бурно проведенную молодость. Разве что сны по ночам, но я не был к ним настолько чувствителен, чтобы просыпаться в холодном поту с вытаращенными, словно у навозного жука, глазами.
Предложение Ружина обещало мне возможность уйти на покой; многие ли из наемных убийц могут похвастаться тем, что умерли естественной смертью - от окончательного одряхления организма? Если такие и есть, то один на тысячу. Это традиция: киллер переживает свою первую жертву максимум на два десятка лет. Чаще - на десять. Но большинство сходят с тропы в течение первых трех. Отсев. Я его прошел, я сумел перешагнуть - правда, всего полгода назад - десятилетний рубеж, но это совсем не значило, что мне будет везти и дальше. Поэтому отвергать предложение Ружина в моем положении было совсем неумно. Хорошие деньги, спокойная старость - что еще нужно человеку? Я еще достаточно молод, чтобы жениться и постараться обзавестись детьми. Спасибо тебе, Олег Ружин, за шанс. Постараюсь им воспользоваться.
Администратор не обратил на меня никакого внимания. Человек с дипломатом. Ну и что? Сзади, за пояс, у человека засунут пистолет. В дипломате лежит трехлинейка в разобранном виде. Так что такого? Мало ли нынче придурков шатается по городу? И он отвернулся. Я отплатил ему той же монетой и гордо прошел мимо.
Агентство по прокату автомобилей находилось в отеле "Ангара". Впрочем, все три таких агентства находились в каких-нибудь отелях. Такая традиция. Я ничего не имел против. Поймав такси, сунул шоферу двадцатку и с ветерком прокатился до этого самого отеля.
Девица-справочник, восседавшая за тумбочкой в углу солидных размеров холла, мне понравилась. Мне вообще внешнее и внутреннее убранство "Ангары" понравилось куда больше аналогичного в "Сибири". Все было сделано для того, чтобы пустить клиенту пыль в глаза и под этим соусом выкачать из него по возможности большую сумму денег. Что ни говорите, а это приятное ощущение - когда размер твоих карманов сопоставляют с размерами сейфов Государственного сберегательного банка. Хотя, конечно, что греха таить, возможности у них разные. Совершенно.
Я подошел к девице и мило и вежливо улыбнулся ей - не как назойливый приставала, а как почтительный клиент.
- Добрый день, - она сработала под манекен, и на губах, накрашенных темно-вишневой помадой, расцвела улыбка - фальшивая, как сад камней. - Чем могу вам помочь?
- Словом, - я тоже оскалился. - Всего одним только словом. Скажите, где у вас находится прокат автомобилей?
- А вон, - она изящно вытянула свой пальчик, указывая на провал в стене, над которым красовалась надпись "Автопрокат". Мне бы и самому заметить, но что поделаешь - глаза первым делом отыскали эту красотку. - Прямо по коридору, а там направо. Не заблудитесь, на стенах везде указатели.
- А во сколько вы заканчиваете работу? - я улыбнулся так ослепительно, как только мог. Вдруг клюнет? Мир без песен неинтересен, без женщин - того более. Купим вина, выпьем, споем. Двойной кайф, словом.
- А зачем вам? - она сделала вид, что хитрая бестия, но я ее раскусил. Я таких хитрых по десятку на каждую дюжину обманывал. Проще, чем бумажка о трех рублях. Правда, бумажки уже не выпускают, а вот девицы-красавицы, хоть и как атавизм, еще сохранились.
- А я вас пригласить хочу. На глоток шампанского или еще какой дряни.
- Меня муж после работы встречать будет, - ее улыбка стала гораздо менее механической. Подружке явно нравилось, когда мужики обращали на нее внимание. Что, думаю, происходило довольно часто. Возможно, даже чаще, чем нужно бы. Но обручального кольца у нее на пальце я не заметил, так что я не виноват. Его, кстати, там и не было. Возможно, именно для того, чтобы мужики чаще кадрить пытались.
- Тогда прошу прощения, - я откланялся. Не получилось. Ну что ж. Бывает. Причем, довольно часто. Главное - не обращать на это внимания и пробовать снова и снова. Если долго долбиться о кирпичную стену лбом, то в конце концов не выдержит именно стена. Потому что лоб может стать тверже, а она - нет.
Я развернулся было, чтобы идти в этот долбанный прокат, но тихий голос за спиной остановил меня и даже заставил обернуться.
- Подождите. Ну что же вы так. Даже не попытались настоять на своем, - с укоризной проговорила она.
- А мне на своем стоять неудобно и больно, - возразил я. Немного пошлости - в разумных пределах - не повредит. Пусть покраснеет, пусть посмущается. Это и будет первым шагом, потому что пошлость - это уже что-то интимное. Почему - не знаю. - На чужом - еще куда ни шло.
Она так и сделала. Покраснела и смущенно улыбнулась.
- Я совсем не это имела в виду...
Под эту фразу можно было сказать еще пару пошлостей, но я решил, что на сегодня хватит экспериментов. Вернее, на данный момент. Кто ее знает, еще обидится и в себе замкнется. Я этого не хотел, потому что девица - темная шатенка, кстати, хотя, похоже, крашенная - явно собиралась продолжить флирт.
- Я знаю, что вы совсем не это имели в виду, - сказал я. - Просто не сдержался. Уж простите старому пошляку эту его маленькую слабость.
- Так уж и старому? - с большим смыслом спросила она.
- Ну, скажем так: с большим стажем, - поправился я. - Так что там с вашим мужем сегодня вечером случится?
- Он не будет меня встречать, - она сделала такое лицо, словно открыла мне важную государственную тайну. Например, что двигатель ракеты-носителя "Протон" работает в режиме кочегарки - на дровах и на угле. Впрочем, для нее это могло быть равнозначным. - Я позвоню ему вечером домой и скажу, что подруга попросила меня подменить ее в ночную смену. У нас такое бывало, он поверит.
- Хороший план, - одобрил я, соображая, каким местом этот рогоносец думал, выбирая себе жену. - Так я могу надеяться, что проведу эту ночь с вами?
- Вечер, - поправила она, улыбнувшись улыбкой девственницы.
- Ну да, вечер, - согласился я. Как же, а ночью ты будешь спать под дверью моего номера, как маленькая собачка такса. Ищи дурака, чтобы он поверил в эту сказку. - Так во сколько вы заканчиваете работу?
- Меня, кстати, Анжела зовут, - она жеманно повела плечиками. - А смена моя заканчивается в восемь.
- Я вижу, как вас зовут, - сказал я, подняв указательный палец. - У вас об этом прямо на левой груди написано. - она снова залилась краской и, скосив глаза, посмотрела на свою грудь. Там действительно висел бэйдж, на которым черным по белому было написано ее имя. Однако, для особы, которая согласилась провести ночь с мужиком, которого она в первый раз видит, Анжела на удивление легко краснела. Или это тоже часть имиджа и способствует повышенному спросу у мужчин? - Меня зовут Вадим. Значит, в пять минут девятого я жду вас у отеля?
- Да, - она кивнула. - Только с другой стороны, у служебного входа.
Можно и так. Для меня особой разницы не было. Послав ей воздушный поцелуй, я пошел в направлении провала, ведущего к бюро проката.
Восемь часов-начало девятого. Это значит, если я хочу что-нибудь успеть с этой красоткой, мне необходимо будет использовать первые два варианта, а не доводить дело до третьего. Иначе, боюсь, она меня не правильно поймет, если ближе к одиннадцати я брошу ее одну, сказав: "Прости, дорогая, мне жутко нужно отлучиться на пару минут, чтобы загнать пару иголок под ногти одному типу. Но ты не беспокойся, развлекись здесь без меня, как сможешь, а я вернусь. Главное - жди". Во-первых, за такое можно и по морде схлопотать, а во-вторых, мне совершенно не хотелось выглядеть в глазах дамы неизлечимым импотентом.
Найти бюро автопроката, как и предсказывала Анжела, было легко - путь к нему действительно указывали частые стрелки. Я решил взять машину - новую, но не слишком, чтобы не бросаться в глаза, "волгу" - и в сопровождении клерка пошел в гараж.
Хорошее помещение. При желании здесь можно было провести два футбольных матча одновременно, кабы колонны не мешали. Зато места для зрителей осталось бы - хоть отбавляй. Клерк, одетый цивильно и даже слишком, - черные с ужасно острой стрелкой брюки были дополнены галстуком-бабочкой, - напрочь удивил меня, засунув два пальца в рот и издав громкий, пронзительный свист. Если бы он заорал матерными словами, я бы не так удивился. Честно.
Но он свистнул. На свист из глубины гаража выскочил длинный и тощий малый, вытиравший руки и физиономию черной тряпкой. Возможно, когда-то она была иного цвета, но воздействие технической грязи сделало свое черное дело. Та же участь - промелькнула у меня страшная мысль - в скором времени постигнет и его желтую (пока еще можно было различить) в черную клеточку ковбойку, и сравнительно чистый, а значит, относительно новый, комбинезон.
- Гера, клиент, - сказал сопровождающий меня клерк и протянул гаражному рабочему ключ от машины. - Брежневскую "волгу".
Я не совсем понял, почему машину, которую я выбрал, обозвали брежневской, но, судя по тому, с какой скоростью Гера умчался выполнять свои обязанности, название это было в ходу. Во всяком случае, среди работников фирмы.
Оставив меня в гордом одиночестве, клерк вышел из гаража. Но долго скучать мне не пришлось. Через несколько минут послышался звук запускаемого мотора, а потом прямо к моим ногам подкатил Гера в черной, как смоль, машине.
Глушить мотор он не стал, выбрался из-за баранки и, улыбнувшись, указал мне на водительское место. Улыбка у парня была просто обворожительная: открытая, честная. Может быть, такой эффект достигался за счет ослепительного блеска зубов на фоне общей чумазости морды лица, не знаю. Но я вдруг почувствовал неодолимую тягу дать парню на чай. Чего я раньше вообще никогда не делал. И, засунув руку в карман, я вытащил ее сжимающей пятерку, каковую и протянул Гере.
- Спасибо! - тот улыбнулся еще ослепительней. - Счастливого пути!
Хороший парень. Провожаемый его долгим взглядом, я решил, что путь, скорее всего, действительно будет счастливым. А как иначе, если красотка Анжела ни с того ни с сего вдруг решила подарить мне ночь любви, а гаражный паренек Гера пожелал удачи? Нет, что ни говорите, а это к счастью.
Поплутав слегка по внутренним дорожкам, я вырулил на улицу и поехал к "Москве". Это была точка рандеву из варианта номер один. Время встречи: тринадцать ноль-ноль. Главное, чтобы ничего не знающий об этом Цеховой не подвел.
Ждать снаружи я счел глупым. Во-первых, потому, что время было уже обеденное, а во-вторых, нужно было разведать, что там, внутри. Может быть, оттуда действовать будет куда как удобнее. Всякое случается, ничем не следует пренебрегать, тем более, когда имеешь дело с такими типами, у которых даже в горячо любимой заднице охранники сидят.
Я выбрался из машины, закрыл двери и вошел в ресторан. С пистолетом под курткой, но без дипломата. Его я оставил в салоне, решив, что в данном случае винтовка мне не понадобится - начинать операцию с того, чтобы сразу пристрелить объект, было глупо. Позже, если вынудит. Но все равно - позже.
Ресторан изнутри был неплох. Не в той, конечно, степени, что отель "Ангара", но - весьма. Правда, я не совсем понял, почему хозяева решили оформить интерьер в темно-бордовых цветах, может быть, некогда их смутил красный цвет кремлевских звезд, но это, собственно говоря, были уже их проблемы. У меня голова была занята несколько другим - я рассматривал внутреннюю планировку. А она, говоря откровенно, была не очень. Во-первых, ресторан был условно поделен на три части. В одной - куча столиков и бар, во второй - опять же куча столиков, танцплощадка и подмостки - то ли для оркестра, то ли для певца - неважно. В третьем отсеке тоже были столики, только больярдные. И тоже имелась стойка бара. Работать в такой обстановке я находил для себя совершенно невозможным. Не представляю, как бы я смог похитить отсюда кого-нибудь. А мне нужно было именно похитить. Умыкнуть, если хотите. Чтоб комар носа не подточил. Чтобы сопровождающие Цехового шестерки даже не попытались помешать мне. А они попытаются, факт. После внимательного осмотра ресторана я решил, что так оно на самом деле и случится, пойди я на риск.
С другой стороны, выбор у меня был небогатый. Либо я постараюсь оприходовать Цехового сейчас, либо в тот момент, когда он направится в кегельбан. Но второй вариант имеет существенное неудобство - если осуществить его не удастся, клиента придется ликвидировать. А мне, если честно, очень хотелось перетолковать с ним с глазу на глаз.
Поэтому я решил подождать. Заранее продуманный план - вещь, конечно, замечательная, но никогда не следует сбрасывать со счетов фактор случайности. У него, у этого фактора, есть совершенно замечательная привычка вчистую смешивать карты тех, кто считал, что их продуманный со всех сторон план неуязвим, как броненосец "Потемкин". как говорится, никогда не клянись Господом, ибо ты пробуждаешь в нем искушение заставить тебя нарушить клятву. Немного вычурно, но в целом верно.
Я уселся за столик и, подняв руку, помахал ладошкой. Я тоже был не пальцем делан и на своем веку успел по ресторанам походить.
Рядом со мной материализовался официант и склонился в подобострастном поклоне. Выражения его лица я не разглядел, - в зале царил полумрак, - но мне показалось, что у него из глаз так и прет ехидство. Однако поручиться я не мог, а потому решил не заострять на этом внимания и не требовать у официанта объяснения. Вместо этого я взял меню и быстро пробежал его глазами. Особо шиковать я не собирался, но перекусить следовало. А когда удовольствие не мешает работе - это просто прекрасно. Поднимает настроение и дает силы жить дальше и даже лучше.
В общем, я сделал заказ и, отправив официанта, посмотрел на часы. Без двадцати. Если Цеховой строго придерживается своего расписания, то ровно через двадцать минут он будет здесь. Если же не строго, то может появиться раньше, а может и немного припоздать, растянув мне удовольствие ожидания. А если вообще не придерживается, - нервный стал или, к примеру, именно в этот период решил, что настала пора менять привычки, - то я вообще получаюсь круглым идиотом, поскольку сижу тут совершенно напрасно, трачу время и деньги, причем и то, и другое в немалых количествах.
Появился официант, притащил заказ. Повинуясь приобретенной буквально несколько минут назад привычке, я сунул ему в руку на чай и удивился: получилось легко и изящно, словно я всю жизнь этим занимался.
Кушая, ожидать гораздо легче, чем заниматься тем же на голодный желудок. Я не торопился. Зачем? Придет Цеховой вовремя, раньше или позже - роли не играет. Все равно он приступит к трапезе после меня и вряд ли сумеет обогнать. Не давиться же ему, в самом деле. А если он вообще не придет, то мне некуда торопиться аж до семи часов.
Но он пришел. И привел с собой троих ублюдков, волосатых до невозможности, к тому же затянутых в кожу. С первого взгляда и не разберешь - богомольцы они или рокеры самого тяжелого замесу. Скорее подумаешь, что рокеры. Заклепки у них, потому что, были, а вот четок в руках - нет.
Словно чувствуя, что я дожидаюсь именно его, он прошел через весь зал и устроился за соседним столиком. Это было даже лучше, хотя трое волосатых последовали за ним и устроились рядом. Во всяком случае, слегка поднапрягшись, я мог услышать обрывки их разговора. Может, что интересное скажут.
Но я был жестоко разочарован. Говорить о делах секты в компании своих подчиненных Цеховой не стал. Интеллектуальная атмосфера, что ли, не позволяла. Сидел, порол всякую чушь, причем по большей части с набитым ртом. Воспитание - нулевой. А общий смысл беседы сводился к рассказу о том, как кто-то кого-то спросил о чем-то, и был в ответ послан куда подальше. Туда, куда посылать не принято, поскольку и дороги-то туда нет. И обиделся первый кто-то, и не поленился, сбегал. Но не туда, куда его послали, а домой, за топором. Прибежал обратно и зарубил второго кого-то. Насмерть. Я восхищенно, но так, чтобы никто не услышал, прицокнул языком: вот ведь, живут же люди! Абсолютная свобода поступков. Хотя, конечно, кто-то живет, а кто-то и не вполне - после пары-тройки-то ударов топором по черепу. Не выживается после такого почему-то.
Судя по тому, каким тоном все это рассказывалось, ни первый, ни второй участник этой милой сценки в числе родственников или хотя бы близких друзей Цехового не числились. Он довольно похохатывал во время рассказа, и постоянно чавкал, чавкал, ронял изо рта куски еды...Свинья, одним словом. Я вдруг понял, что на историю, обсасываемую за соседним столиком, мне, в сущности, плевать, хоть она поначалу и захватила меня своей раскрепощенностью. Как-то само собой так получилось, что я целиком сосредоточился на Цеховом. Я наблюдал за ним с брезгливостью ученого, ковыряющегося в дерьме мамонта: приятного мало, но ведь надо узнать, чем эти допотопные слоны гадили. То же и с Цеховым: он был мне противен, но не наблюдать за ним я не мог - научный интерес не позволял.
Однако после того, как чай был допит, повода торчать за столиком не осталось. Нужно было расплачиваться и уходить, а я так и не придумал, каким образом мне стать владельцем такого сокровища, как Леонид Цеховой, который тем временем приложился к офигенных размеров стакану и сделал огромный глоток.
Я усмехнулся. В этом ресторане должен быть туалет? Как и во всех уважающих себя ресторанах. Я подозвал официанта, расплатился по счету и поднялся из-за стола. Местонахождение уборной определю сам. Не в первый раз замужем. Во всех забегаловках отхожие места располагаются поближе к выходу. Полагаю, эта - не исключение.
Туалет действительно оказался там, где я рассчитывал его найти - в небольшом слепом коридорчике напротив гардероба. Гардеробщик с отсутствующим видом читал что-то - то ли книжку без обложки, то ли сложенную вчетверо газету, и, казалось, был вне нынешнего пространственно-временного континуума, да простится мне такое ругательство. Но я на эту удочку не купился. Как и все, кому время от времени перепадают чаевые, он видел и слышал все и всех, кто заполнял мир вокруг него. Он выискивал тех, кто может дать ему на чай, и делал это, вчитываясь в лица. От его взгляда практически невозможно было ускользнуть, но, проходя мимо, я постарался сделать это, сперва уставившись себе под ноги, а затем - на противоположную стену. По крайней мере, не увидит моего лица во всей его красе. Запомнит, как я одет - и ладно, ничего страшного. Одежда имеет привычку меняться. Конечно, глупо думать, что он вот так, сразу, и выложит интересующимся, кого он тут видел в нужное время, но если поднажмут - ведь расскажет, как миленький. Кабы дело касалось только милиции, я бы не беспокоился: те, хоть и хамы, но меру знают. Но ведь, приведись, давить будут не менты, а соколята Цехового, а этим все равно, что у гардеробщика из ушей полезет - сера, кровь или мозг.
Но я проскользнул, хоть и замеченный, но не рассмотренный, и это давало мне надежду - что бы там из гардеробщика не потекло, мне опасаться нечего.
Шмыгнув в туалет, я осмотрелся. Для ведения крупномасштабных боевых действий, конечно, мелковат, так что, если они припрутся сюда вчетвером, мне придется сделать вид, что я ничего дурного в виду не имел, просто до ветру выскочил, застегнуть ширинку и удалиться. Но я надеялся, что, если Цеховому приспичит, то в сортир он пойдет без сопровождения. Если так оно и будет, то я сделаю то, что задумал, и никуда он от меня не денется, орденоносец сраный.
Я зашел в кабинку и уселся на унитаз. Прямо в штанах. Нужду справлять я не собирался. Мое дело было не большое и не маленькое - оно было д р у г о е.
Я ждал. Опять ждал Цехового. И вообще, все больше становился похож на стеснительного влюбленного, который подкарауливает объект своей страсти где только может, но никак не решится признаться в любви.
Наконец дверь тихо скрипнула. Я припал глазами к щели и мысленно потер руки. Цеховой был один. На губах его играла рассеянная улыбка, уж не знаю, чем вызванная. он не торопясь подошел к писсуару, расстегнул молнию на брюках и стал мочиться, зачем-то придирчиво разглядывая свое лицо в зеркало.
Я поднялся, вжикнул туда-сюда молнией, делая вид, что застегиваю штаны, вышел из кабинки и, встав рядом, открыл кран и принялся мыть руки. Цеховой скосил глаз, но ничего примечательного, видимо, в моей персоне не нашел, а потому продолжал молча делать свое дело.
- Где твои шестерки? - поинтересовался я, не переставая тереть руки.
Он вздрогнул и уставился на меня. В глазах мелькнула мимолетная тревога. Правая рука быстро бросила член, который безвольно, как шланг, обвис и обмочил Цеховому обе штанины, и метнулась за пазуху, где все типы, вроде него или Ружина, носят пистолеты.
Но прежде, чем он успел сделать это, я коротко сунул ему руку в печень - примерно на три четверти ладони - и Цеховой не стал вынимать пистолет. Вместо этого он скособочился, схватился руками за края раковины и побелел глазами. Крантик его, от такого грубого обращения с хозяином, закрылся, и теперь болтался вхолостую.
Я вытащил его пистолет и сунул себе в карман, отчего брюки сразу обвисли и ремень врезался в кости таза. Хрен с ним, решил я, неважно. Схватив бывшего "чеченца" в "нельсон", я несколькими рывками забросил его в кабину, отчего его белые брюки, ничем на поясе не удерживаемые, наполовину сползли и стали совсем не белыми, проехавшись по заплеванному и затоптанному полу.
Бросив Цехового на унитаз, я вошел следом, закрыл дверь и, вынув из кармана его пистолет, брезгливо сказал:
- Штаны застегни, недоделок.
Он посмотрел на меня, и глаза его были полны боли. Я это понял по расширившимся до пределов радужки зрачкам. Но было в них и еще кое-что. Например, обида. Детская, непосредственная. С трудом поднявшись, все так же давая крен на левый бок, он подтянул брюки и застегнул их.
- Где твои шестерки? - повторил я свой первый вопрос.
- Ки-а!!! - глухо заорал он и выбросил вперед левую ногу, к которой перед этим клонился от боли. Или делал вид, что клонился.
Врасплох он меня не застал - в отличие от него, я знал, с кем мне предстоит иметь дело. И среагировал мгновенно - метнулся в сторону, вжавшись спиной в металл переборки и, когда его тренированная нога просвистела рядом, ринулся вперед, впечатывая спину Цехового в сливную трубу, а голову - в бачок. В моей руке все так же болтался пистолет, но у меня даже мысли не возникло о том, чтобы пустить его в ход. С таким же успехом можно был выглянуть из туалета и позвать трех кожано-волосатых придурков, что притащились за Цеховым. Я понадеялся, что справлюсь голыми руками.
И справился. Но перестарался. Надо было полегче. Голова того, кого я держал за самого опасного из "Белых детей Христа", с тошнотворным хрустом врезалась в чугун бачку. Упираясь плечом ему в грудь, я внутренне обмяк. Мне не нужно было смотреть в его лицо, я и без того слишком хорошо знал, что это за музыка. Так презерватив, наполненный водой и сброшенный с высокого этажа, с мерзким хлюпаньем разрывается об асфальт. Так проламывается человеческий череп, наткнувшись на прочную и твердую преграду, способную попортить не только кости, но и мозг. Цеховой был мертв. Мертвее унитаза. И, понятно, ни на какие мои вопросы он уже не ответит.