Ружин действительно был благодарен Чубчику за то, что тот взял на себя боевиков секты. Конечно, этот жест напарника можно было расценить и как подачку, милостыню, как неверие в его, Ружина, силы. И плевать. Его мужское самолюбие ничуть от этого не страдало. Про себя он знал наверняка, что, ежели приспичит, он справится и с Цеховым, и с Сотниковым, и с Засульским - тем более. Но лезть на рожон самому, только чтобы кому-то что-то доказать - нет уж, увольте. Работать ассенизатором - это еще не значит постоянно купаться в дерьме.
Ружину достались мозговитые ребята, которым тоже пальца в рот класть не следовало, и все же поладить с ними было значительно легче, чем с контингентом Чубчика. Если и предстояли какие-то грозные баталии, то только интеллектуальные, а в этом смысле Олегу нечего было бояться. Во всяком случае, он надеялся на это.
Почему нет? Он несколько лет проработал в детективном агентстве, где был правой рукой шефа едва не в прямом смысле, там научился плести интриги и распутывать их, вести слежку и отрываться от хвоста, в мгновение ока выстраивать тактические комбинации и кропотливо создавать стратегические планы. Потом он ушел в журналистику, но и на новом поприще его ум не отупел от безделья. В конце концов, Журналистика для Ружина сводилась к игре, в которой один человек своими вопросами - неожиданными и порой довольно резкими – старается загнать в угол другого, чья задача, в свою очередь, заключается в том, чтобы с наименьшими потерями выйти из-под этого града журналистских вопросов. Возможно, понимание Ружиным работы газетчика было не совсем - или даже совсем не - верным, но ведь в конечном итоге и жизнь для кого-то игра, а для кого-то нудная обязанность. Разве нет?
Направляясь к тому месту, которое на карте-схеме было покрыто мелкой штриховкой, Ружин чувствовал себя вполне в своей тарелке. Слежка - дело привычное, чего уж там. Олег тоже взял машину напрокат, но, в отличие от своего напарника, не стал тратить время на телефонные разговоры, а спустился вниз и задал этот вопрос администратору. Тот долго жевал что-то, - то ли сопли, то ли жевательную резинку, - потом задумчиво посмотрел на интересующегося и спросил, сколько тот готов заплатить. Ружин назвал сумму, администратора она устроила и он предложил свой автомобиль. Они ударили по рукам, съездили в ближайшие "Автодоверенности" на предмет оформления бумаг, и Олег на ближайшие четыре дня обзавелся колесами - старенький "ниссан-блюберд", который был гораздо лучше, чем ничего.
В бардачке "блюберда" покоился набор жучков. Их никто не подбрасывал, их из своего номера взял сам Ружин. И пистолет он тоже взял - ТТ, родной брат того, что обнаружил Чубчик. Ружин знал о тайнике, но, в отличие от напарника, искал его не по наитию, а по вполне конкретным указаниям, которые тоже были переданы в записке.
Знать-то он знал, но вот делиться своими знаниями с напарником не торопился. Что-то останавливало. Да что там греха таить - именно то, что напарник в своем недавнем прошлом был ублюдком, за определенный кусок валюты лишавший жизни любого, кого закажут. И что бы он там о себе не думал - я волк! я санитар леса! я очищаю мир от ненужных, больных субъектов! - он все равно останется в памяти народной совершенным сукиным сыном, наемным убийцей. Даже если за операцию по ликвидации секты его наградят орденом Славы в трех степенях.
Да, Ружин не совсем доверял ему. Хотя бы оттого, что, вместо одного, заказанного, трупа, на дымящемся от жары асфальте площади Времен Года в тот день осталось лежать три жмурика. Кровь людская - не водица, чтобы проливать ее вот так, за здорово живешь. Пусть даже все трое были законченными подлецами и мафиози. И, если Чубчик решился на то, чтобы убрать троих, значит, было в нем что-то неуправляемое, отмершее, дикое. Нечеловеческое.
Однако когда в редакции раздался звонок, Ружин сразу ухватился за возникшую внезапно идею - сблатовать киллера на совместную работу. Это приятно щекотало нервы, но дело было не только, да и не столько, в этом. Главным было то, что у Ружина не было выбора. В баре он сказал Чубчику правду - из бывших сослуживцев, на которых он надеялся вначале, не осталось никого, чтобы можно было вовлечь в это дело. А речь киллера ему понравилась. Было в ней, как это ни смешно, что-то благородное, справедливое, что ли. Вот он и решил съездить в "Медузу" и посмотреть, что это за тип. И остался не разочарован. Скупой в движениях, уверенный в себе мужик лет тридцати. Спокойный и рассудительный. Даже при том, что накануне он грохнул троих, сумел остановиться после того, как добрался до объекта. Кроме того, оружием владеет превосходно - с дальнего расстояния троих на смерть уложить, затратив по патрону на брата - это уже не шутка. Это талант. Богом или чертом подаренный - другой вопрос.
Тем не менее Ружин ни на секунду не собирался забывать, что рядом с ним - наемный убийца. Это было бы все равно, что прийти в гости к тигру и начать угощаться косточкой - одной на двоих. Где гарантия, что тигр заметит, где заканчивается косточка и начинается гость?
Поэтому и о тайнике в кровати Ружин напарнику ничего не сказал. Когда он утром заглянул в свое хранилище и увидел пулемет, перед его глазами ясно встала картина: Чубчик, который стоит, расставив ноги на ширину плеч, его морда, располосованная, как у коммандос, диагональными линиями, пулемет - на весу, на уровне пояса, и он расстреливает. Кого - неважно. Но Чубчик на этой картине так самозабвенно предавался стрельбе, что Ружин счел за благо пока ничего ему не говорить о тайнике. Прижмет - другое дело. Но, может быть, и не прижмет. Обойдется. Пусть стреляет только в этом кошмаре.
какого-то определенного плана действий у Ружина не было. Он рассчитывал пока просто подъехать к месту предполагаемого расположения штаба и припарковаться у обочины. Он не боялся, что его узнают. Кто? Он не агент госбезопасности, его фотокарточки нет в архивах сектантов, пусть даже они предусмотрительнее самого дьявола. Он в первый раз в этом городе, и о его знакомствах вне его никто ничего, слава богу, не знает. А мало ли машин торчит у тротуаров день-деньской? И мало ли народу, сидя в них, дожидаются, пока дорогая сделает покупку или завершит стрижку и укладку? Пруд пруди.
Мотаться вокруг четырех подозрительных кварталов Ружин тоже не собирался. Все-таки работа в детективном агентстве его многому научила, и он по собственному опыту знал, что быстрее добьется своего, сидя на одном месте, чем колеся по кругу, одновременно всматриваясь в лица прохожих и тех, кто едет во встречных машинах. Мало того, что ему эдак трудно будет вычислить тех, кого он хотел вычислить - у него появится прекрасная возможность разбить машину. Она, конечно, была не его, а администратора, и в случае чего Ружин разбил бы ее не задумываясь, - ФСБ рассчитается, - но ему не хотелось светиться, а где дорожно-транспортное происшествие, там и милиция, там и ненужные вопросы.
Поэтому он остановился на одном из углов заштрихованного прямоугольника и приготовился ждать. Все восемнадцать фотографий были при нем, в любой момент готовые рассеять подозрения, если таковые появятся. Впрочем, Ружин был уверен, что сомнений не будет - каждого из супершестерки он хорошо запомнил. Достаточно для того, чтобы узнать при встрече, во всяком случае. Ему даже не нужно было напрягаться и искать кого-либо из шестерых; после разделения полномочий на его совести остались только трое, так что, пройди сейчас мимо Цеховой, Засульский или Сотников, Ружин бы и глазом не моргнул. А вот если кто из его трио...
Он вытащил из ящика для перчаток пригоршню жучков и поковырялся в ней пальцем. Ему нужны были мощные аппараты, которые можно было бы прицепить к одежде. Отобрав парочку, Ружин высыпал остальные обратно и захлопнул бардачок.
Теперь оставалось только ждать. Слегка откинув спинку сиденья, он принял полулежачее положение и, скрестив на груди руки, принялся исподволь разглядывать прохожих.
Ожидание - дело нудное. Поговорка о том, что хуже нет, чем ждать и догонять, никакой основы под собой не имеет. Догонять - это, по крайней мере, захватывает. Если, конечно, хочешь догнать. А если не хочешь, то нечего и вид делать. Азартные люди отдаются погоне с головой. Даже если им самим гнаться не за кем, они едут в Монте-Карло, Рио или Детройт, чтобы увидеть, как Мики Шумахер в очередной раз обгоняет Мику Хакинена. Или идут на стадион в собственном городе, где родная футбольная команда опять без надежды на успех гонится за лидером, мечтая попасть в высший дивизион, но, конечно, впустую. Зато восхитительно азартно. Нет, что ни говорите, а в погоне можно найти немало приятных моментов. Даже если ты темной дождливой ночью пытаешься догнать уходящий поезд, у тебя впереди маячит перспектива тусклого вагонного света и чистой сухой постели.
Ничего подобного нет в ожидании. Занятие совершенно пустое, к тому же до ужаса тоскливое. Можно, конечно, взять учебник и попытаться выучить за это время санскрит, но сосредоточиться на нем все равно нет никакой возможности - мысли все время возвращаются к объекту ожидания. Более того, если в погоне время летит так быстро, что его и не замечаешь, - или, во всяком случае, не обращаешь на него внимания, - то, когда ждешь, мысли только и делают, что крутятся вокруг минутной стрелки, причем в обратном направлении, ровно в шестьдесят раз замедляя ход времени; от этого минута превращается в час, секунда - в минуту, и нервные окончания буквально заходятся в истерике, пытаясь понять эту метаморфозу и не имея возможности постичь ее. В общем, более нудного занятия трудно себе вообразить.
Ружин прекрасно знал это. Но состояние ожидания было для него довольно обычным. Человек привыкает ко всему, и Ружин привык сидеть в засаде, как тигр, подстерегающий добычу. К этому его приучила работа детективом, да и журналистика не дала забыть благоприобретенные навыки. В каком-то смысле Ружин был желтым писакой, он мог часами торчать под чьими-то окнами с фотоаппаратом, ожидая сенсацию. Делал он это, правда, нечасто - только когда сенсация действительно ожидалась; но ведь делал. Ребра ему за это так ни разу и не сломали, хотя грозились и даже пытались. Один раз Ружину удалось отмахаться фотоаппаратом, безнадежно испортив при этом и сенсационный снимок, и самое камеру, раза четыре его выручали длинные ноги. Но главное - он достигал желаемого, умея дождаться; а это великое искусство.
Вот и сейчас Ружин предался этому искусству с головой. Мыслей не было - они отвлекают, а отвлекаться ему было никак нельзя. Он таращился на прохожих, переводя взгляд с прилегающего тротуара на противоположный и обратно. Он ждал.
Один раз Ружин встрепенулся, увидев в толпе азиатское лицо с жиденькой бороденкой, но то оказался не Иванов. Сверившись на всякий случай по снимку, Ружин окончательно убедился в этом и, успокоившись, принял прежнюю позу. Минуты опять потекли медленно.
Метрах в ста пятидесяти от него маялся от безделья паренек лет двадцати с длинными, собранными сзади в конский хвост, волосами. Поначалу Ружин не обратил на него внимания - мало ли хиппарей - парень был одет в потертую джинсовку - слоняется по городу без дела? Но когда прошло полтора часа, а парень продолжал околачиваться на том же месте, Олег насторожился и припомнил, что волосаточть - признак не только детей рок-н-ролла, димедрола и Вудстока. У православных священников тоже были длинные космы. Да и остальные правоверные, если судить по картинкам из школьного учебника истории, тоже предпочитали стричься не под "бокс".
Сообразив это, нетрудно было додумать и остальное - откуда этот парень, кто он и заради чего, собственно, слоняется без дела по самому пеклу. Схватив один из отобранных жучков, Ружин выскочил из машины, перебежал через дорогу и быстро двинулся в направлении хиппаря. Скорее всего, это был обычный фанатик, шестерка, которого выставили на "шухер" - смотреть, вдруг появится что подозрительное. О да! они сейчас, когда до начала "Пирл Харбора" осталось всего ничего, должны быть особенно осторожны. Но ведь в досье написано, что кое-кто из этих шестерок надзирает за порядком и безопасностью во время сходок лидеров. Кто сказал, что этот парень не входит в число гвардейцев? Ружин попытался вспомнить, какой вид имеет приемник, который он не вытаскивал из бардачка, и не смог. Способен ли жучок сработать в режиме маячка, а приемник - отследить его перемещения? Ружин очень надеялся, что да. Глупо было подсовывать ему допотопные подслушивающего устройства - момент не тот. Гозбезопасность сама была заинтересована в том, чтобы миссия Ружина-Чубчика завершилась успешно, так что вставлять палки в колеса им, вроде бы, резону не было. Однако наверняка Олег поручиться все-таки не мог.
А волосатый точно ничего не подозревал. Расстояние было великовато. Ружин и сам-то вычислил его не сразу, хотя был, пожалуй, на порядок опытнее в таких делах. К тому же все это время он проторчал в машине, а заметить с дистанции в сто пятьдесят метров, есть кто-то в салоне или нет, тем более, когда этот кто-то почти не виден, потому что полулежит, а лобовое стекло постоянно бликует на солнце, практически невозможно.
И это тоже было известно Ружину. Ему было известно много маленьких хитростей, применяемых, когда сидишь на хвосте. Поэтому он шел вперед без опаски. Народу было много, большинство шло одним курсом с Ружиным, меньшая часть - навстречу. Волосатый стоял на отшибе, на крылечке магазина, чтобы его не толкали, но через некоторое время он спустился, чтобы поразмять ноги и поменять диспозицию. Ружин припомнил, что он и раньше делал так - мозолить глаза, очевидно, не желал.
Спустившись с крыльца, джинсовый волосатик попал в водоворот людского потока и беспомощно забарахтался в нем. Он хотел плыть поперек течения, но большинство было против. Лжехиппарь засуетился, взмахнул руками и совершил попытку выбраться на берег, то бишь в такое место, где люди не сновали бы туда-сюда. Время близилось к обеду, и людской поток набрал наибольшую силу. Волосатому пришлось нелегко. Стоило ему подобраться к вожделенному омуту, как какой-нибудь особо бесцеремонный тип или такая же тетка отбрасывали его обратно на быстрину. Ружин прибавил скорости и тоже смолотил под наглого, отпихнув парня плечом и одновременно сунув ему сзади под ремень жучок. И Олег оказался последним, кому удалось прервать порыв волосатика. После этого тот, став лицом совершенный утопающий, кинулся наперерез пешеходам, толкаясь и наглея точно как они. И выбрался-таки на тихий участок, где часто, но прерывисто задышал, словно и в самом деле все это время боролся с бурной водной стихией.
Однако Ружину на этот успех было уже глубоко плевать. Он свое дело сделал, жучок пристроил, причем в самом надежном месте. Теперь волосатый не расстанется с ним до самой ночи. Разве что решит поменять джинсы, но это вряд ли. А заметить он ничего не заметит, потому что снимет ремень не раньше, чем отправится спать. Да и тогда, скорее всего, он не будет вытягивать его из брюк. В принципе, он может даже в туалет сходить по-большому, Ружин не возражал. От того, что ремень будет расстегнут, беды не случится - жучок был с тыла, к тому же крепко вцепившийся в ткань маленькими лапками-шипами. Надежная вещь в надежном месте. Двойная польза.
На всякий случай, чтобы не вызывать подозрений, Ружин, ловко прошмыгнув между спешащими по обеденным делам людьми, подошел к киоску и купил "Комсомолку". Мол, читательский зуд заел и ничего кроме. Хотя читать газету он совершенно не собирался. Разве что вечером, в номере, на сон грядущий. А сейчас было не до того.
Разрезав людской поток в обратном направлении, он быстро перебежал через дорогу, что было совсем нетрудно сделать - по перегруженной магистрали машины еле ползли. А по ту сторону и пешеходы спешили туда, куда нужно, поэтому толкаться не пришлось.
Быстро добравшись до своей - всего на четыре дня, но тем не менее - машины, Ружин нырнул в салон и первым делом посмотрел, как там парень.
Волосатый стоял на спокойном пятачке между двумя клумбовыми тумбами и жадно, по-рыбьи, ловил ртом воздух. Жить будет, решил Ружин и, отбросив "Комсомолку" на заднее сиденье, полез в бардачок. Сейчас его мысли полностью окуппировал приемник. Нужно было наконец выяснить, сможет ли жучок по совместительству работать маячком, или нет. Это было не менее важно, чем целостность резинки в трусах.
Вынув аппарат, Ружин уставился на него. Новая модель. Во всяком случае, более навороченная, чем те, с которыми он привык работать в бытность свою частным детективом. В принципе, в то время - пять лет назад - за применение такой аппаратуры могли изрядно вздрючить, потому что это было прямым нарушением строки закона о неприкосновенности личной жизни. Но кто об этом задумывался? Кто докладывал по инстанциям, что использует в своей работе агентство? Не было такого. Все держалось в строгом секрете. Нечастые проверки никакого компромата не находили, да и в принципе найти не могли - аппаратура все время была задействована, все время находилась вне конторы. А ежели какой-то сыч по неосторожности и влипнет с ней, то пусть сам расхлебывает. Хотя ничего страшного не произойдет - просто отнимут лицензию. Все равно неприятно. А так фирма оставалась чиста перед законом.
Но в то время они пользовались все-таки другой техникой. Более простой, хотя тонкостей различия Ружин объяснить не мог, да и не стал бы этого делать - образования не хватало. По большому счету, они были незначительны, как незначительна разница между новой моделью компьютера и предыдущей. В управлении практически все то же самое, изменение только в форме и в увеличении мощности. Но для Ружина не важна была мощность, его интересовал итоговый результат: сможет приемник пеленговать подложенный жучок или нет.
Осмотрев аппарат, Ружин огорченно вздохнул: экрана нет. А раз нет экрана, нет и пеленга. Приемник, хоть и был достаточно большой, в той же мере был и бесполезен. Разве что в информационном плане. Включив его, Ружин повертел ручку настройки. Посторонние шумы были, но совсем слабые. Звуковые фильтры работали просто потрясающе. Но даже этот факт не воодушевил расстроенного Ружина.
Долго настраивать не пришлось. Между четвертым и пятым оборотом хрипы и стоны свободных волн эфира исчезли полностью и пошел чистый звук. Хотя чистым его модно было назвать лишь с большой натяжкой: топот десятков ног звучал, как канонада. Ей вторил рев двигателей, словно здесь проходили соревнования "Формулы-1". Пару секунд спустя Ружин услышал тяжелый вздох и насторожился: неужели волосатый обнаружил жучок? Подняв глаза, он нащупал ими объект. Ничего ненужного тот не делал. Просто стоял, засунув руки в карманы, лицом к тротуару, спиной к дороге - вот почему рев двигателей был таким сильным.
Приемник издал еще один тяжелый вздох. Волосатый оставался неподвижным. Ружин хлопнул себя по лбу и разразился бурным идиотским смехом. Куда веселее: клиент пернул прямо в микрофон! Хорошо, что передается только звук, а то без противогаза пришлось бы совсем худо.
Но смех - смехом, а что-то Ружину все равно не понравилось. Что со звуком. Что - он точно сказать не мог, но что-то было не так. Внимательно осмотрев приемник, он сообразил: звук шел совсем не оттуда, откуда ему следовало идти. Ружин поднес аппарат к уху и понял, что был прав. Большой динамик, расположенный аккурат над ручками настройки, при внимательном рассмотрении оказался лишь бутафорией. Звучали два других, маленьких, расположенные по бокам.
Ружин нахмурился. Он доподлинно знал, что в такой технике за красотой гонятся меньше всего, главное - удобство и йункциональность. Значит, бутафории здесь и близко быть не может, это такой же нонсенс, как беременный мужик. Динамик, хоть и не работающий, был встроен не зря. Этому была причина, и Ружин, мысленно закатав рукава, принялся доискиваться ее.
И нашел. Маленькая кнопочка сбоку, которую он принял сначала за переключатель диапазонов, открыла крышку-динамик, и глазам Ружина предстал экран. Махонький, - шесть на восемь, - но достаточный для того, чтобы.
Ружин откинулся на спинку сиденья и довольно усмехнулся. Пока все шло нормально.