Миранис был прав: они и в самом деле достигли гостеприимных стен уже к вечеру. К тому времени, хорошая погода сменилась легкой пургой, подул откуда-то холодный ветер, кидающий в лицо острые, мелкие снежинки, уныло брели, купая в снегу копыта, уставшие за дневной переход лошади. Досталось и людям: теплые плащи уже не спасали от непогоды, усталось и мороз затмевали сознание ватой, а грязно-серая дорога под копытами коней, казалось, вот-вот исчезнет под снегом или будет занесена навязчивой пургой. Лишь крепко вбитые по обочинам деревянные колья, оставленные как раз для этого случая, подсказывали путникам, что они не ошиблись, да и уверенность Мираниса, который верный путь находил уже не зрением человека, а чутьем мага.
Во время дороги все молчали. И виной тому була не только пурга. Миранис шкурой чувствовал, что воины его бояться, пару раз он замечал, как его спутники украдкой чертят в воздухе знак Единого, или кидают в его сторону панически испуганные взгляды. Принц вовсе не благодарил про себя Пятнистого за принятое тем решение – это самое решение явно не было одобрено остальным отрядом и, хоть и знал юноша, что его не предадут, но напуганные человек соображает гораздо хуже и Единый только знает, что выкинут воины, если не смогут проконтролировать свой страх. Только Единый... Имя Бога наполнило душу Мираниса раскаянием. Служители Единого осуждают магию, считают ее опасной. Говорят, что это сила, но сила, которая часто губит. Миранис не понимал, чем может погубить его оружие против Саржа, данное ему в руки самим Единым. Как он может бороться с Саржем, если не будет обладать равной по величине силой? И, в то же время, как он может отказаться от всего, чему его учили в доме служения. И Скрадман со своим обществом антимагов. Что с ним? Миранис тряхнул головой, отгоняя глупые мысли – никогда Скрадман его не придаст, теперь, обретя силу, он был в этом уверен, как и сам удивлялся своей глупости. Как он мог доверять Сирилу? Как мог быть таким глупым?
Тем временем они подъехали к воротам замка. Во двор их пустили без промедления – видимо, в замке кого-то ждали. С недовольным скрежетом опустился на замерший ров тяжелый мост и гости, запахнув на себе плащи, осторожно въехали во внутренний двор, оставив за спиной крепчающий с каждым мгновением ветер. Надвигалась буря, и люди, как и лошади, были рады, что не остались на улице. Миранис, почувствовал себя немного уверенней, уставший конь сразу же повез всадника прямиком к конюшне, но юноша, осадив недовольное животное, передал поводья подбежавшему мальчишке. Валессий, помогая Сладу слезть с лошади, с тревогой смотрел на друга – он еще в дороге заметил лихорадочный румянец на щеках юного повелителя, а также излишнюю поспешность в движениях, будто того сжигал изнутри невидимый огонь. Валессий видел таких – в их краях многие хотели стать колдунами, и многие из хотевших – становились, но немногие выдерживали, возвращались домой и так же, как и Миранис, медленно сгорали во внутреннем пламени. Но принц, казалось, был бодр и весел, по крайней мере именно таким увидел его встречающий на ступенях замка юноша.
Хозяин не смог скрыть своего разочарования при виде незнакомых лиц гостей – с самого утра он ждал гонцов от отца, а те, что приехали были ему незнакомы. Но воспитание сделало свое, и через мгновение, гораздо раньше, чем уставшие гости успели заметить его разочарование, хозяин пришел в себя и с радужной улыбкой обратился к Миранису, в котором тот час распознал предводителя. А как не распознать, если остальные сгрудились вокруг все так же погруженного в раздумия юноши, явно ожидая от него приказаний, при этом ожидая с такими настороженными выражениями лиц, что хозяин внутренне сжался от дурного предчувствия.
– Добрый вечер, дорогие гости, – заставил себя улыбнуться молодой человек. Сам виноват – так ждал послов от отца, что забыл проверить, кто на самом деле приехал. Осталось только молиться, чтобы этот отряд не оказался заплутавшими в околицах разбойниками. – Чем могу служить вам в моем скромном доме?
Миранис пригляделся к стоявшему перед ним юноше, и узнал старшего сына хозяина, Белеана. Принц с улыбкой вспомнил, как часто получал тумаки от более старшего друга, пока никто не видел, конечно, но, надо было отдать должное Белеану – старший мальчик перегрыз бы горло всякому, кто осмелился бы обидеть его высокородного двоюродного братца.
– И вам доброго вечера, Белеан, – улыбнулся Миранис, вызвав удивление на лице молодого человека. – Мое имя – Алексар, и я хотел бы повидаться с вашими родителями.
– Вы выбрали неподходящее время, Алексар, но мы всегда рады гостям, – задумчиво ответил Белеан, судорожно пытаясь вспомнить, где именно он видел этого юношу. Имя ему явно было незнакомо, но вот выражение глаз... Белеан усилием воли сгладил морщинку между глаз и продолжил:
– Проходите, не стойте на пороге! На улице холодно, а в замке вас ждет тепло и уход. И не беспокойтесь о лошадях – у нас хорошая конюшня.
Помогая гостям устроиться в зале, Белеан наскоро объяснил Миранису, что хозяин недавно уехал по срочным делам в столицу и обещал вскоре вернуться или прислать гонца. Мать – осталась в замке, ожидая мужа. Белеан думал, что она с удовольствием примет гостя и, если Алексар захочет, то Белеан может устроить встречу прямо сейчас.
Миранис кивнул в знак согласия, сбросил влажный плащ на руки слуги и прошел во внутренние комнаты замка вслед за Белеаном. Свита осталась в зале, устало расположившись на тянущихся вдоль стен скамьях, укрытых коврами и подушками.
Следуя за своим проводником, Миранис оглядывал убранство замка. Было видно, что хозяйка следила за модой, но не увлекалась ею, смешивая новые веяния со своим собственным, весьма неплохим вкусом. Вдруг Миранис вздрогнул – из-за мрака коридора со стены его душу пронзал темный взгляд молодой девушки. Белеан, проследив за взглядом юноши, охотно рассказал, что на портрете изображена сестра его матери – бывшая повелительница Алиссии. Но Миранис не нужны были эти объяснения – он и сам уже узнал мать – молодую и красивую до своего замужества.
Белеан, дождавшись, пока Миранис налюбуется на портрет, продолжил свой путь, на ходу рассказывая, что мать давно забросила придворную жизнь – еще после смерти своей обожаемой сестры. До этого женщина состояла в свите повелительницы и была ее ближайшей подругой. Миранис верил – он помнил, как трепетно относилась его мать к своей шаловливой, несколько капризной старшей сестренке.
Но за эти годы вырос не только Миранис, но и его тетя. Та, что он встретил в небольшой комнате, вовсе не походила на былую кокетку – теперь милая придворная шалунья превратилась в зрелую, уверенную в своей красоте женщину и почтенную мать двоих взрослых сыновей. Она была красива – еще молодое, лишенное морщинок, круглое личико обрамляли роскошные, черные волосы, темные, круглые глаза казались немного выпуклыми, но не портили общей красоты – ведь она так красиво умела улыбаться, когда хотела! И это темно-бордовое платье, так аккуратно обрисовывающее тонкую фигурку – оно делало ее чуть старше, чуть серьезней и в то же время похожей на строгую служительницу – холодную и неприступную.
Пока Миранис с улыбкой разглядывал тетю, а Белеан открыл рот, чтобы представить гостя, женщина, окинув вошедшего внимательным вглядом, вдруг побледнела, затем вскрикнула, внезапно просветлела и, забыв свою гордость, бросилась в ноги ошеломленному юноше:
– Я знала, знала! Знала, что вы смилуетесь над страданием несчастной матери, мой повелитель! Знала, что сын вашей матери не может так поступить со своим кровным родственником!
Миранис опешил – он и не думал скрывать от родни свое происхождение, но не так же... Узнавание должно было произойти гораздо спокойнее...
Помощь пришла от всеми забытого Белеана, в смущении перед гостем бросившегося поднимать обезумевшую мать:
– Это не повелитель, мама, ты ошиблась. Я видел Мираниса – он слегка похож на нашего гостя, но не более...
Однако Миранис уже не слушал: многие годы, проведенные вне дома, молодой век и отсутствие ласки со стороны родных оставили на его душе тяжелый отстаток и теперь, глядя на слезы женщины, так похожей на его мать, Миранис впервые за все годы не смог сдержаться. Как во сне, опустился он на колени рядом с тетей, обнял ее, погладил темные волосы, представив, что это мать рядом, что это ее запах. И слова сами пошли из глубин души Мираниса – теплые и нужные слова:
– Тише, тише, родная, ну что же ты? Что, что такого могло случиться? Что?
– Простите мою мать, – ответил за женщину смущенный поведением гостя Белеан. – Она очень боится за брата – Миранис приказал его арестовать, и мы не знаем, за что. Поэтому отец и в столице.
– Не беспокойтесь! – помрачнев воскликнул Миранис. – Он лишь страхуется, боится, что вы восстанете против него наподобие Жерану. Он не тронет Синада – лишь подержит рядом с собой.
Но сидящая на полу женщина и ее сын уже замолкли, поняв вдруг, что слишком много сказали в присутствии незнакомца. Миранис, прикусив губу, встал и помог подняться женщине, что уже постепенно приходила в себя, смотря на гостя глубоким, внимательным взглядом. И вот случилось чудо: Мирина, так звали тетю Мираниса, вгляделась повнимательнее в черты юноши и, осторожно отведя прядь пушистых волос, открыла родимое пятно над ухом, ласково прошептав:
– Ну и кого ты обманываешь, а, Нис? Я же тебя в детстве на коленях качала, чаще матери твоей рядом была... Почему ты врешь мне, приходишь в наш дом под чужим именем? Разве можно так?
– Не я, не я арестовывал твоего сына, Мирина! – с пылом воскликнул юноша, не замечая, что у их разговора появилось еще двое свидетелей, – Валессий и Лансард отказывались оставлять своего господина даже на минуту в окружении чужих людей. – Не я теперь правлю в столице Алиссией, и ты видишь перед собой жалкого беглеца, вынужденного скрываться под чужим именем!
– Но как же так? – прошептала женщина, ласково проводя рукой по волосам юноши.
Белеан, ошеломленный, вгляделся в Мираниса и слегка подбеднел, лихорадочно размышляя.
– Я и сам не знаю, тетушка, – прошептал Миранис, и в его глазах мелькнули невольные слезы.
Мирина посмотрела на неожиданного гостя и вдруг увидела в нем то, что давно уже никто не видел – растерявшегося во взрослом мире семнадцатилетнего мальчика, на чьи плечи легла страшная, тяжелая ноша. Увидела и крепко обняла, прижала к своей груди, и Миранис растаял на мгновение в этих объятиях. Прервые с момента своего возращения в Алиссию он мог кому-то посмотреть в глаза без стыда, кому-то родному, кому-то, кто знал его с детства и с детства любил. Охваченный давними воспоминаниями о матери, Миранис приник к своей родственнице, ища в этих объятиях давно забытую ласку, ту самую, что он недополучил от своих родителей.
– Ну же, тише, мальчик, тише! Мы найдем выход, теперь вместе найдем. Ты нам все расскажешь и подумаем, что делать дальше. Ты не один, слышишь!
– Да, тетушка, – прошептал юноша, украдкой вытирая слезы.
Мирина улыбнулась и поцеловала племянника в лоб. Но улыбка в одно мгновение сошла с ее губ, оставив место внезапной тревоге:
– Да ты же горишь! Ты болен! Белеан, живей пошли за врачом! Иначе мы потеряем твоего брата так же быстро, как приобрели!
Белеан живо выскочил в дверь, чуть не задев ошеломленного Лансарда, но Миранис лишь покачал головой:
– Не поможет врач... Я вернул дар в семью, и теперь магия сжигает меня изнутри. Помнишь, ты мне в детстве рассказывала о старой колдунье, которую вы оберегали от слуг Единого? Мне нужна она или ее преемница.
Белеан отдал распоряжения слугам и вернулся, ласково, как маленького ребенка, ведя Мираниса к выходу. Юноша не сопротивлялся – силы, недавно бурлившие в его теле, вдруг его оставили, а на плечи навалилась огромная усталось, принеся с собой безразличие. Миранису по сути было уже все равно, куда его ведут, кто его ведет, и зачем, были безразличны и слова, которые шептал идущий рядом брат:
– Ну, давай, вставай, малыш, а то получишь, как в детстве. А и гадал – где я тебя видел, теперь я вспомнил, и ты от меня не отделаешься – знаешь, что я не люблю одиночества...
Белеан умел обходиться с подобными Миранису – видимо сказалась долгая практика ссор и дружбы с младшим братом. Уже через непродолжительное время принц оказался раздетым и уложенным в постель, ему принесли горячее успокаивающее питье, а сидевший на кровати Белеан, кормя двоюродного брата чуть ли ни с ложечки, непрерывно рассказывал о семейных новостях. Наконец, Миранис заснул, и Белеан, осторожно закрыв дверь в спальню брата и подзывая жестом Валессия, шепотом спросил:
– Я видел, что ты, в отличие от твоего спутника, вовсе не удивился рассказу Ниса. У меня к тебе два вопроса – ты знал?
– Знал, мой господин.
– А твой друг, который не знал – он не опасен для моего брата?
– Не думаю, мой господин. Он просто ошеломлен, но справится.
Белеан кивнул:
– Хорошо, тогда он посторожит брата, а ты мне расскажешь все, что знаешь. В доме сестры матери ничего твоему господину не грозит, но мы должны знать все до конца.
– Я расскажу вам, господин, – подумав, ответил Валессий. – Расскажу все, что знаю.
– Согласись, что все, что происходит – не совсем обычно. И я не ожидал увидеть Мираниса здесь и в таком состоянии..., – Белеан внезапно замолк. – Да, интересно с наши судьба играет... Сейчас он ослаблен, но что будет, когда он встанет? Боюсь, нелегко. Если Миранис пошел в своего отца, то он еще покажет нам характер.
– Уже показал, – прошептал незаметно подошедший к ним Лансард. – Сильно ошибаетесь, когда считаете его мягким. Наш... господин мягок, когда таким хочет казаться, но когда доходит дело до действительно важного, он как с ума сходит – его не остановишь. Как с этим даром....
– Придержи язык, Лансард, – прошипел Валессий.
– И не собираюсь! – ответил Пятнистый. – То, что я услышал, многое меняет и многое объясняет. Я служу Сканраду, Сканрад – молодому повелителю, и все мы хотим одного, так что давайте забудем придворные замашки и поговорим по душам! Иначе нам не выстоять, потому что Мира... тот – великий противник.