(Действия рассказа основаны на реальных событиях, имена, фамилии и марки холодильников изменены)
Старая, местами проржавевшая «Бирюса» простужено кашляла по вечерам, но вот выпустила струю воды на облезлый пол и, умерев, наконец, замолчала.
Бывают в жизни злые шутки…
Вытерев насухо пол, Мефодьич не по-стариковски спешно отправился в магазин. Пережить утрату телефона или телевизора старику было еще не так тяжело, но смерть «кормильца» требовала решительных шагов…
Заграничный снежно-белый красавец манерно отклонился от давно не беленой стены, но своё дело видимо знал, поэтому, даже не фыркнув, завелся и наполнил квартиру живым мерным звуком.
Импортный крепыш ожидал себе лучшей судьбы, делал свое дело и на приветствия Мефодьича отвечал все тем же однотонным гудением. О том, что у нового домочадца есть характер, Мефодьич узнал случайно.
В то утро Мефодиьч проснулся от подозрительной тишины. Зеленая лампочка на панели холодильника погасла, возле дверцы натекла печально-памятная лужица. Первым делом старик спас от потопа низенькую кастрюлю с толченкой и тарелочку вчерашней селедки намощенной луком и постным маслом. Затем, прикинув в уме остаток пенсии, вызвал мастера.
- Стоило бы взять с тебя за ложный вызов, да, ладно, я не рвачуга – живи, отец.
Может, показалось? Мефодьич принялся составлять обратно спасенный ужин. Затем, накинув ношеный «пижмачок» собрался за хлебом. Однако… негромко, но внятно, как бы извиняясь, холодильник чихнул и отключился.
- Эка! - выдохнул старик и вновь повыставил «деликатесы» на стол.
Когда он пришел из магазина, холодильник приветствовал его гудением, как ни в чем не бывало. У Мефодьича просветлело в голове. Старик поставил внутрь кастрюльку толченки и сел перед ним на табурет…
Через пол часа вопрос решился сам собой – паскудная машина не выносила селедочно-лукового запаха и реагировала на него демонстративным отключением.
- Вот же, ёшкин конь! - восхищенно ругнулся Мефодьич и переложил селедочные хвосты в банку. Против банки холодильник не возражал.
Случай с селедкой сблизил жильцов, как и время проводимое вместе. Теперь, входя домой или просыпаясь по утрам, Мефодьич слышал не недовольное ворчанье, а приветливое мурлыканье из кухонного угла.
- Вот, смотри – пожизненное содержание, – Мефодьич повернул бумагу к свету.
Холодильник насторожился.
- Нет, пенсии-то мне хватает, - оправдывался Мефодьич. – Но опять же хочется, чтобы и дом не пропал. Дело-то мое стариковское… Хэх, а мы с тобой вот что: собаку заведем.
Так в квартире появился беспокойный, звонкоголосый немчик Тришка. Мефодьич выслушивал его поскуливания и лай, пытался дрессировать, вечером кобелек вихрем врывался в квартиру, обгоняя уставшего, но довольного хозяина. Покормив его, старик устало опускался на табурет и подолгу разговаривал с холодильником. Рассказывал он про свою жизнь, про умершую жену Клаву.
Вихри, бросавшие страну в разные стороны, как забытую тряпку на бельевой веревке научили старика ничему не удивляться. Не удивлялся он и тому, что в один раз перестали ему приходить пакеты с «гуманитаркой».
- Однако, позабыли, – вздыхал он, поглаживая Тришку между ушей.
Но «дельцы» напомнили о себе появлением лысого бугая, который вежливо попросил Мефодьича собирать вещи и съезжать из его, бугая, квартиры. Одной ногой бугай привыкал к квартире, переставив ее через порог, заодно не давая закрыть дверь, а из рук показывал ордер. Мефодьич наклонился, подслеповато разглядывая печать и, неожиданно толкнул бугая в грудь. Лысый детина покачнулся и отступил назад. Этого момента было достаточно, чтобы старик захлопнул дверь. Ордер на квартиру остался у Мефодьича в руках. Бугай долго стучал в дверь и грозился старику всем, чего он боялся.
А через день под дверью он нашел задушенного Тришку.
- Эх, Клава-Клава, - ссутулившийся старик прошел на кухню, не глядя на холодильник, открыл дверцу и тут же отпрянул: хищно изогнувшись, на полке матово поблескивал вороненым стволом наган. Мефодьич видел такой один раз, когда голодная деревня – собирала на выгоревшей ниве обугленные колоски. Из района приехал уполномоченный и размахивал таким же наганом, грозился всех перестрелять. Обезумившие бабы и старшие ребята бросили связанного начальника в стог и обильно полили невесть откуда взявшимся керосином. Перед смертью человек склонен врать, но уполномоченному удалось вымолить пощаду. Впрочем, он оказался человеком чести, если у таких людей бывала честь. До конца войны и даже позже уполномоченный не бывал в деревне и, похоже, преемникам своим заказал.
Этот-то револьвер вспомнил Мефодьич и испуганно прикрыл дверцу:
- Что ты!.. Что ты!.. Не надо. Мы найдем на них управу.
Когда он второй раз открыл дверцу - револьвера не было. На следующее утро Мефодьич пошел в суд. А через день приехал лысый бугай, извиняясь, просил взять деньги и забрать заявление, недоразумение, мол, вышло.
Деньги Мефодьич не взял лишь покачал головой. Потом выключил телевизор с двумя бабками, спорившими, чей порошок лучше, и открыл холодильник.
Далеко-далеко по зеленому лугу шла женщина в простенькой ситцевой кофточке с непокрытой головой.
- Клава?
У ног Мефодьича раздвинулась трава, и Тришка шершавым языком лизнул мозолистую узловатую ладонь.
- Клава! – женщина обернулась, и Мефодьич веселый и молодой шагнул к ней на встречу.
Егор Черепанов
05.08.2002