И грех, и смех, или мошенники в судейских мантиях

       
Авторский перевод с иврита (главы из книги)

ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДАКТОРА КО 2-му ИСПРАВЛЕННОМУ ИЗДАНИЮ

С большим трудом закончил чтение книги. Редактируя текст, я часто задавался вопросом - в чем суть написанного? А какого читателю, для которого чтение не кусок хлеба, но приятный досуг!
Как филолог, я также затрудняюсь отнести книгу к какому-то одному жанру - художественной или научно-популярной литературе, публицистике или юриспруденции…
Впрочем, те немногие из числа судей, которым удалось прочесть 1-ое издание и понять прочитанное, вместо того, чтобы, подобно мне, удовольствоваться последним, так оскорбились, что обратились в гос-прокуратуру с жалобой на содержание книги, как на прямое подстрекательство против власти закона и тех, кто претворяет его в жизнь – судей, в частности. Со слов юриста Боаза Бронзы, автор книги «прибегает к прямым угрозам, запугивая систему правосудия в стране»; речь идет не только «о поклепе на правосудие, но о плевке в лицо судебной системы».
Странно, на мой взгляд, что вопреки нечитабельности книги и отсутствию к ней какого бы то ни было интереса у массового читателя, прокуратура занялась этим делом и передала его в суд; слушание же дела в суде и его освещение в прессе наверняка вызовут интерес к разбазариванию общественных фондов на пустые словопрения и бумагомарание.
В отличие от общественности, как редактор книги подсудного сочинителя, я оказался лицом заинтересованным. Дабы разобраться в юридической подоплеке, редактируемого мной пасквиля (знать судьям виднее к какому жанру относится книга), я несколько раз поприсутствовал в зале Окружного суда в Иерусалиме.
Обвинение утверждало, что устраивать посмешище из закона и тех, в чьи руки он вверен демократическим правлением – оскорбление, акт, порочащий закон и ставленников народа, присягнувших отправлять правосудие честно и нелицеприятно; свобода слова, на которую ссылаются в подобных случаях, не имеет ничего общего с представленным суду делом. В подтверждение этому тезису, обвинитель остроумно сослался на неоспоримый факт, что добровольный половой акт правомочен в любой форме и в любое время, однако ж, публичное его совершение безоговорочно карается законом.
Подсудный автор, намеренно пренебрегший адвокатской помощью, так парировал это обвинение:

Поскольку книга посвящена судьям, всякий судья, назначенный вести это дело, попадает в ситуацию столкновения интересов, и, по закону, обязан самоустраниться от его ведения. Соответственно, ни один живой судья не наделен законным полномочием и правом судить автора. Время одно ему судья.

Без лишних проволочек, суд отложил заседание, приняв решение - истцу ответить на вышеприведенный тезис, а ответчику, в свою очередь, отреагировать на ответ истца, в указанные для первого и второго сроки.
Дело в том, что слова автора, изреченные в суде, вскрыли, все про все, внутреннюю противоречивость отечественного судопроизводства – в точности как знаменитый логический парадокс «цирюльник из Сивильи» вскрыл, «всего-навсего», внутреннюю противоречивость основ математики. В итоге, вопрос лишь в том, является ли эта логическая противоречивость нашего судопроизводства следствием непрофессиональной наивности, или же по своей сути это техника обмана, сознательно встроенная в наше правосудие, которая так и осталась бы скрытой, не прибегни ответчик к изощренной уловке.
Так или иначе, очевидно, что логически (и юридически) судебная система очутилась в тупике, выход из которого невозможен, конечно, если не случится нечто чудесное.

И вообще – прав тот, кто смеется последним…


ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА К ПРЕДИСЛОВИЮ РЕДАКТОРА

Непре-ложная истина, ибо смеющиеся никогда не выстраиваются в очередь. Вполне возможно, что именно это и есть причина того, что в течение нескольких тысячелетий ничто не изменилось к лучшему; обратное же справедливо – множество сочинителей подверглись наказаниям различной тяжести за содержание их сочинений – и не только за склонность к осмеянию действительности. Даже в демократической Швейцарии сожгли на медленном костре Сервета вместе с его книгой «Реституцио» только за то, что заглавие книги другого, более знаменитого автора, Кальвина отличалось двумя буквами – «Институцио».
Ещё более забавный случай произошёл в древних и не менее демократических Афинах. Там знаменитый комедиограф Аристофан поставил сатирическую комедию «Облака», в которой высмеял софистов, применявших ложную систему доказательств для выигрыша судебных дел. Пародоксально, но именно эта комедия, подкрепленная доносами нескольких сограждан, послужила уликой на процессе против самого Сократа, причисленного к злостным софистам. Кто не знает имени Сократа, основателя диалектики?! Кстати, по мнению некоторых авторитетных философов, овладев последней, можно было бы построить Мир Истины в нашем бренном мире и в наше суетное время.
Не исключено, однако, что именно ирония – тонкая насмешка, колкость, юмор - уникальная особенность сократовского метода, оскорбляли нравственное чувство гордых афинян: в те времена в «голой» правде афиняне усматривали развращение нравов - порнографию наших дней. Какая ирония!
Народный суд г. Афин признал Сократа виновным и приговорил к смертной казни. Единственной справедливостью по отношению к нему, в отличие от вышеупомянутого швейцарца, была гуманная казнь, опередившая свое время на тысячелетия: приговоренный умирал естественной смертью, выпив отвар ядовитого растения цикуты. Три четверти века спустя величайшему из древних греков – Аристотелю было предъявлено аналогичное обвинение. Основатель науки логики посчитал, что логичней быть живым, чем, подобно Сократу, метать бисер диалектики и логики перед лживым судом. И, чтобы не испытывать судьбу народным судом, он, несмотря на преклонный возраст, бежал из Афин.
Так или иначе, прославленный сатирик Джонатан Свифт, прежде чем выжил из ума, сказал, что «сатира это своеобразное зеркало, и смотрящий в него, всегда видит кого угодно, но только не самого себя». Поэтому, у меня не было никакого желания писать нечто сатирическое, обстоятельство не заслуживающее упоминания, не будь первое издание моей книги принято за сатиру ее читателями. Вместо того, чтобы вчитаться в мои размышления, их разобрал смех. А смех без причины, как известно, явный признак дурачины.
Сим предисловием ко второму изданию я недвусмысленно заявляю, что никакой сатиры в написанном мной нет. Напротив, моя книга посвящена логике, и только логике, как инструменту мышления, подобно тому как в свое время некто д-р Доджсон, скучный Оксфордский преподаватель математики и логики, прикрываясь псевдонимом Льюис Кэрролл, сочинил две книжки о приключениях Алисы в Стране Чудес, - книжки, по своей сути, посвященные логике, которые, вопреки какой бы то ни было логике, стали смешными книжками.
По здравому уму, что может быть общего у хорошенькой Алисы и отвратительными судебными заседаниями, описанными Кэрроллом?! Покажите мне десятилетнюю девочку, понимающую чем отличается вердикт от приговора, и я скажу ей: «Браво! Будешь Генеральной прокуроршей».
Но серьёзно, почему все-таки суд, судьи, присяжные и судебные разбирательства? Что общего между логикой и юриспруденцией, если речь не идет о психометрическом экзамене для судей? Почему уважаемый доктор математических наук не сочинил несколько анекдотов о постояльцах психушек?
Потому что логически, довольно легко доказать, например, что, я тебе нечёт, если пиво за мой счет, или, что ты отец щенков, если жена твоя - сука.
С той же легкостью можно отличить диалектику, цель которой поиск истины, от софистики, которая служит лишь выигрышу в споре. Далеко не очевидно, однако, что диалектический спор должен проводиться в рамках строго очерченных понятий. Понятий подобных юридическим, когда смысл употребляемых слов строго определен, – так, чтобы спорящие стороны понимали под ними одно и то же. Откажитесь от последнего, и вы вслед за Алисой очутитесь в Стране Чудес.
Суд – место, где судят – понимают, мыслят и заключают; разбирают, соображают и делают вывод; доходят от данных к последствиям до самого конца – до истины. Обжалование же судебного решения (кассация) предусмотрено судопроизводством как гарантия того, что только истина и ничто иное, удостоится печати окончательного и бесповоротного судебного решения. Итак, краеугольный камень сужения - судебного разбирательства, дебатов и диалогов это их диалектический характер.
В противоположность сказанному, в научном споре истинность или ложность суждений удается установить лишь при помощи эксперимента, который в данном случае, наравне с логикой, служит инструментом мышления. Отличительной особенностью правового мышления является невозможность проведения правового эксперимента с целью выяснения правильности судебного решения. То, что правомерно в досужем, и даже научном споре, преступно в качестве судебного решения.
В сфере диалектики права возможен логический «эксперимент». Один из таких диалектических методов – приведение к нелепости (reductio ad absurdum). Нет, нелепость не есть прямой путь к истине, но от глупости скрытой к глупости явной. Порой - от умничания к злому умыслу… И когда ложь, переодетая в одежды истины, раздевается, люди, наделенные чувством юмора, смеются: «эку нелепость придумали, курам насмех!» И если при этом они подыхают со смеху – это их забота. По крайней мере, они могут утешиться мыслью, что сдохли не от болезни, которую неприлично упоминать в приличном обществе, и которая опозорила бы их доброе имя. Что было бы, скончайся Владимир Ленин не от сифилиса в Горках, а со смеху в Берне от нелепостей собственной диалектики?! Теодор Герцель скончался-таки в Берне, но, поговаривают, с тем же диагнозом, что и Ленин. А представляете, какая была бы потеха, скончайся Ясер Арафат не от спида в Париже, а в Египте в утробе матери?! Достоверно, что Гитлер был скрытым некрофилом, и лишь счастливая случайность спасла его от позора. Но случайно ли, что причиной смерти четырех великих вождей четырех великих народов была половая неразборчивость?
Древние римляне почему-то считали, что истина в вине. Наш современник сказал бы: «Истина во мне!» Я же, ссылаясь на диалектический метод, скажу вам, что истина в говне!
Смех-смехом, но диалектика права и эксперимент не совместимы. Если истина обнаружится лишь после смерти тех, кто принимал решения, или же когда на том свете обнаружатся жертвы этих решений, когда истина, по выражению древних римлян, устанавливается post mortum, какая же это диалектика? Был ли Ясер Арафат партнером для мира или для войны? Смехотворно – post factum и post mortum. А ведь троица получила за этот риторический вопрос Нобеля, вместо того, чтобы получить по шнобелю.
В заключение, даже помянутого выше д-ра Доджсона, упрекали в том, что приключения маленькой Алисы в Стране Чудес это на самом деле сатира на викторианскую Великобританию. Что поделаешь? – Ведь смеялись-то не только дети, но и взрослые!

ПЛОХИЕ ЗАКОНЫ
Нет сомнений, что любой закон плох. Например, закон «не укради», плох для воров, а налоговый закон плох для всех. И нет такого закона, который был бы любому люб. Всегда отыщется некто, кому плохо, потому как хорошо тебе. Такова уж эта тварь Божья, высшая из творений.
Законы плохи, но они были, есть и будут. Писанные законы отражают ту или иную реальность, естественное право человека, наделенного разумом. Иными словами, сущность закона это сущность человека. Ведь у животных нет законов, ни писанных, ни даже устных.
Часто мы сталкиваемся с выражением «правовое государство». Очень редко мы задумываемся над тем, что это означает. Спросите прохожего, живет ли он в правовом государстве? Один скажет «да», тогда как другой, назло всем ответит – «нет». Спросите этих прохожих, является ли, например, Иран правовым государством. Ответ будет соответствовать месту опроса. На иерусалимской улице Газа вам ответят «нет»; в Газе же палестинской – «да», если, конечно, вас не линчуют за саму постановку вопроса.
Мы не намерены переписывать здесь «Персидские письма» Шарля Монтескье(1) , хорошо знакомые образованному читателю. Скажем лишь, что персиянину законы Франции покажутся необоснованными и, в каком-то смысле, даже противоречащими природе человека, но, вне сомнения, его отношением к этим законам будет - «во Франции как во Франции», то есть, во Франции, как и в Персии есть законы.
Во Франции, когда вы спите с женой своего ближнего, вы законопослушны и приняты в обществе (когда ваш ближний спит с вашей женой, вы рогоносец). В Персии же вас казнят за подобное ****ство. И будут правы, ибо что вы забыли в Персии в постели замужней женщины. Казнят, разумеется, и женщину – за супружескую измену. У феминисток в отношении подобных мер свое мнение: она - бесправная жертва мужского шовинизма, а ему - поделом. Долой половую дискриминацию женщин!
Так или иначе, верно, что есть плохие законы, а есть еще худшие, - но вывод, что в Персии нет законов и что там царит полное беззаконие, был бы неверным. Более того, гаремное право, существующее в Персии, охраняется законом много строже, нежели моногамный брак во Франции. А теперь честно ответьте на вопрос, что ближе вашей натуре, наслаждаться любовью нескольких законных жен, или ловить на себе насмешливые взгляды знакомых: «его жену… и т.д и т.п.»?

(1)Кстати, первое издание «Писем» было опубликовано анонимно из-за опасения Монтескье угодить за решетку; за нее угодил-таки некий профессор, занимавшийся распространением идей Монтескье, а последний умер при исполнении своего гражданского долга, вызволяя незадачливого профессора из Бастилии (прим. авт.)

ХОРОШИЕ ЗАКОНЫ
Любой плохой закон легко превратить в хороший. Взятка - самый древний и самый простой способ исправления плохих законов. Впрочем, сам Моисей осудил сей антиправовой акт: «и взятки не бери, ибо взятка ослепляет зрячего». По сути, однако, этот запрет лишен всякой силы, ибо он хорош лишь тогда, когда взяточник ни за какую цену не желает ослепнуть, тем паче, что речь идет о слепоте метафорической. Какой дурак сознается в том, что близорук не в прямом, а в переносном смысле? И кто возведет на самого себя поклеп: я вижу одно, а на самом деле, все по другому. Почему, занимаясь любовью, большинство из нас делают это ночью и гасят свет, а уж если приспичило в дневное время, то прикрывают шторы. Не потому ли, что голая правда колет глаз, и хоть на короткое время, очень хочется ослепнуть.
В этом контексте поразительно то, что учитывая средства, бывшие в распоряжении Всемогущего, довод приведенный Моисеем, нашему современнику покажется чуточку наивным. Что проку от закона, когда он не соблюдается! Можно сочинить самые хорошие и самые справедливые законы - десять заповедей, например, но быть им мертворожденными, покуда меры по их приведению в жизнь недейственны (2).
Могло статься, что иудеи не были столь изобретательны, чтобы привить судьям уважение к закону, и что у других народов были мудрые правители, которые ознаменовали свое правление более творческими методами, которые позволяли бы назначать в судьи мошенников, и тем не менее, вкушать от их честности.
Уже фараон Хоремхеб, правивший в Египте более трех тысяч лет тому назад, не питал иллюзий в отношении судей. Он же и придумал как положить конец несправедливости и наказать тех, кто пренебрег своими обязанностями: судья использовавший во зло другим свое положение, приговаривался к отсечению носа и к каторжным работам в рудниках на Синае.
Минули столетия, и греки взяли на себя ведущую роль в истории; став новаторами во всем, не обошли они и юстицию, – поклонялись Фемиде, богине правосудия. Древние греки твердо знали, что не умно полагаться на людские благости и уповать на невозможное – быть лучше богов, которым они поклонялись. Ведь Немезида, богиня мщения могла и покарать за подобную наглость. Но с другой стороны, человек не так уж плох, чтобы ему вовсе нельзя было доверять. Вопрос лишь в том, как присущую человеку злокозненность, обратить ему же во благо? И греки нашли выход из положения, основав институт присяжных. Это древне-греческое изобретение поражает воображение числом присяжных. Граждане Афин были уверены, что проще простого подкупить 12 присяжных, и поэтому их число должно быть не менее 201! И даже 401 может оказаться мало!! И даже 501!!! И даже 1001!!!! А в особых случаях, их должно быть 1501!!!!! Вот это и есть истинно народный суд, в котором все могут быть судьями.
Так разуверились граждане древних Афин в неподкупности судей. И так они верили, что закон и справедливость превыше всего.
Но и этого казалось мало древним грекам для того, чтобы защитить себя от судей. Они хорошо знали, что «статистика» сама по себе не убережет их от кривосудия. Необходимо также исключить подтасовку голосов при вынесении судебного решения. Исправность голосования обеспечивалась процедурой более продуманной, нежели президентские выборы в современных нам Соединенных Штатах. Сам собой напрашивается вывод: в той мере, в какой древних египтян заботил справедливый суд на том свете, древним грекам было важно торжество справедливости здесь и сейчас.
Само собой разумеется, что данное положение вещей не было идеальным, поскольку, кроме прочих издержек, судебные издержки были довольно высоки. Попробуй-ка оплати один день просиженный в суде 201 присяжному. А дел-то – раз и обчелся. Не говоря уж о 1500 и еще одном присяжном, заседающим на одном-единственном заседании.
Платон, один из самых знаменитых за всю историю гуманистов, думал над тем, как урезать бюджет древних Афин на отправление правосудия, но при этом не поступиться качеством. В своей книге «Государство» он предложил гениально простую, а также дешевую судебный систему: казнить тех мужей, которые окажутся нечистыми на руку при исполнении ими их гражданского долга.
Похоже, что и он утратил веру в более гуманные меры… или, вынашивал сладкую месть за Сократа, его учителя.
Известно, что законопроекты Платона так и остались лежать под сукном; не даром, говоря о Платоне, мы относим его к философам-идеалистам. И как это нередко случается, именно смертельные враги греков – персы воплотили в жизнь эту платоническую идею. Один персидский царь не только казнил судью-взяточника, но сняв с него кожу, оббил ею кресло, на котором этот несчастный сидел в суде, а на него усадил сына казненного – дабы не повадно было ни сыну, ни прочим.
Уровень судейства заметно не повысился, как ожидалось, с повышением уровня образования. И на исходе эпохи Просвещения, немецкий философ Фридрих Гегель вновь обратился к увещеваниям в духе Моисея; в своей книге «Философия права» (в надежде, что судьи удостоят его труд прочтением), он отчаянно заклинает: «судья должен быть холоден», «каждый судья должен иметь совесть», «судья должен выносить приговор на основе законов…», ибо «он является лишь органом законов…»
Короче говоря, когда дело касается судей, положение катастрофично: либо казнить, либо перевоспитывать как малолетних преступников.
Впрочем, все эти годы и судьи не сидели сложа руки в ожидании справедливого конца. Еще во времена древнего Египта они придумали способ как и остаться в живых, и не лишиться носа, отправляя правосудие. Если народ почему-то не доволен судьями, не беда – есть иные средства для торжества справедливости. Пусть этим занимается верховный бог Амон-Ра, которому египетский народ полностью доверяет. Статую бога выносили из святилища (по сути, статуя и есть сам бог), сочиняли две версии, одна из которых гласила, скажем, что некто, употребил общественные деньги в личных целях, а другая – все тоже, но наоборот. Писюльки с оными версиями клали перед его честью богом и вопрошали: «где истина?» Не мешкая, его честь Амон-Ра указывал перстом в сторону правдивой писюльки.
Кто за кулисами дергал веревки – нетрудно угадать.
Кое-кто станет утверждать, дескать, египтяне, если не поголовно лохи, то легковерны. Впору согласиться – куда верней было бы сотворить себе кумиров из судей.

Итак, что лучше, плохой закон или плохой судья? Этим вопросом почему-то никто до нас не задавался.

(2) «Законы святы, да судьи супостаты», «не бойся суда, бойся судьи». Ни на одном языке, кроме русского, не отыскать пословиц, которые бы столь точно выражали ту, на первый взгляд, банальность, что законы законами, а судьи судьями. Библия и Талмуд нафаршированы заповедями и запретами, законами и заветами, но нигде и намека на то, как обеспечить их исполнение; «страх небесный», да «страх темноты» – безвредные метафоры, которыми лишь малых детей стращать. Остается удивляться русскому духу, воспарившему до Гималайских высот духа объективного (прим. авт.)


К сожалению, возможностей для форматирования техта на Прозе.ру нет. Мой же техт изобилует выделениями, сносками, сменой шрифтов, курсивом и т.п., что позволяет точнее передать смысл написанного.Поэтому, если вздумается продолжить чтение сего мерзкого пасквиля на Правосудие во всей его красе, пройдите, пожалуйста, по ссылке  http://www.scribd.com/doc/19488190/-