Смотрю детский фильм. Всё приветливо, и полно доброты. О, эти непорочные глаза ребят! Взывающие к чистоте до неимоверных высот! Выжигающая каленым железом все сомнения твоего взрослеющего ума.
Еще минут десять, и дети, не смущаясь, пронзают тебя всё больше такой ангельской непосредственностью глаз и разговоров, что ты с сожалением вспоминаешь, как стянул в пять лет конфетку со стола соседки по коммуналке, и как мама, узнав об этом, стыдила тебя, ревущего от обиды разоблачения.
Разгул невинности на экране продолжается, и тебе уже кажется, что крокодил Гена должен оттяпать тебе ногу за то, как ты поступил со своим одноклассником, пообещав хранить его тайну и разболтав её при первой же возможности…
Но тут я, встряхнувшись, понимаю – вот оно раздолье для настоящих крокодилов, которые своего не упустят… Тех, что хищно следят за каждым промахом невинной души, готовящей им вкусную пищу… Много вкусной пищи, как розовые пряники.
Слава Богу, но дети теперь умнее. Кто теперь верит в эту сахарно-сиропную доброту? Дети чаще скучают во время таких спектаклей, а после, сорвавшись поскорее с места бегут на улицу, к друзьям. Во что-то играть, действовать, жить. А что из этого получится или не получится? Я каждый раз восклицаю это при виде очередного розовощекого родственника и рефлекторно дергаюсь душой, чтобы загасить эти мысли. Разве становление человека не сродни всему живому? Разве птицы так же как мы не бьются сначала, чтобы накормить их по двадцать раз в день, а потом чтобы научить летать?
Хотя птицам немного легче. Их не завораживают с экрана сладкой патокой доброты, которая может поглотить твою душу, а потом и тебя…