Ружин взял командование на себя. Я пока решил не возражать. Все-таки все нити дела сходились к нему, а не ко мне. Но в перспективе был все то же - убрать его, если придется, и сыграть в "сам себе велосипед". Если, конечно, придется. Однако, судя по тому, как мой напарник лопал, не придется. Кушал мой напарник много и с аппетитом. Если исходить из старинной рабовладельческой приметы, вкалывать он должен был еще лучше.
Когда гарсон забрал сервировочный столик, загруженный выскобленными дочиста тарелками, Ружин разложил на диване какие-то бумаги, схемы и фотографии и поманил меня:
- Иди сюда. Будем мозговать.
Я пересел на диван. Мозговать - так мозговать. Все равно когда-нибудь придется этим заняться, раз уж мы притащились сюда. И я даже придерживался мнения, что чем раньше - тем лучше.
- Вот, - сказал Ружин, собрав фотографии и сунув их мне в руку.
Я внимательно просмотрел их. Восемнадцать штук. Шесть человек. В разной обстановке и, надо думать, в разные годы. На каждого, получается, приходилось по три фото. Распределив их по степени яркости произведенного на меня впечатления, я постарался проанализировать каждого.
Номер первый. Бородач в форме офицера ВВС. Впрочем, бородачом его можно было назвать с большой натяжкой - так, запущенная небритость. Скорее осознанная небрежность, чем борода. Этого трудно не запомнить при моей профессиональной памяти на лица. Первый снимок, где он стоял на городской площади в обнимку с каким-то типом совершенно еврейской наружности, был цветным, и на нем ясно было видно, что небритый летчик огненно рыж. Смещение цветов исключалось, потому что все снимки были сделаны если и не на высокохудожественном уровне, то вполне профессионально. Что же до художественности исполнения, то... Трудно ждать ее от папарацци, чей удел - охотиться за удачным моментом. На первом, к примеру, авиатор позировал, но явно не тому фотографу, чей снимок я держал в руках. Он смотрел чуть в сторону - градусов на десять. Видимо, агенты конторы изображали таких же праздношатающихся и от нечего делать фотографирующихся. Действительно, хорошее прикрытие.
Второе фото было черно-белым. Майор ВВС - здесь были видны звездочки на погонах - стоял строго в фас и мочился на колесо самолета. Наверное, готовился к полету. Я слышал, у летчиков есть такая примета. Здесь хорошо были видны его глаза - почти безбровые. Если брови и были, то такие бесцветные, что на фотографии их было невозможно разглядеть. На фоне остальной тотальной рыжести безбровие майора выглядело чуть ли не уродством. Зато выигрывали глаза - без нависающих над ними бровей они, казалось, так и перли наружу. Впрочем, возможно, виноваты были не брови, а переполненный мочевой пузырь, но в этой их выпертости было что-то демоническое. Фанатик в натуральную величину.
На третьей фотографии он был снят не в фас, а в профиль, и погоны имел еще капитанские. Разговаривал с каким-то солдатиком из обслуги, причем разговаривал явно матерно. Рот у него был широко распахнут, глаза горели. Солдатик, по привычке всех солдатиков на свете (поорет да перестанет), стоял потупившись и ни на что не реагировал. Единственной ценной вещью на снимке был капитанский нос. Невысокий, прямой. Скорее негритянского типа, чем европейского. Возможно, в детстве его ощутимо треснули по этой детали, оттого она и деформировалась.
Однозначно, этого типа я не забуду. Я отложил фотографии в сторону. Ружин, мельком глянув на них, прокомментировал:
- Генрих Засульский. Начальник боевой организации "Белых детей Христа".
Я кивнул. Оказывается, у них и такая есть. Впрочем, вполне логично, раз они собираются провернуть операцию общегосударственного масштаба. Мог бы и сам догадаться, что за этим просматривается рука профессионального военного. Впрочем, делать выводы из устной информации - не мой конек. У госбезопасности это получается лучше, в чем я еще раз убедился.
Вторая серия снимков резко отличалась от первой. Хотя бы тем, что все они были сделаны в один день, причем, скорее всего, даже в течение одного часа. Клиент был снят в трех разных ракурсах за рулем своего автомобиля. Фас, профиль и снова фас - на сей раз крупно.
Горбоносый блондин с такой же примерно бородкой, как и майор Засульский. Волосы коротко стрижены. Вероятно, очень засекреченный тип, раз пришлось обойтись только этой серией фотографий. Хотя, глядя на ленивые, полудохлые глаза, трудно было понять, зачем его так засекречивать. Типы с такими глазами обычно ни на что не способны.
Я показал фотки Ружину, и тот пояснил:
- Виктор Катаев. Есть подозрение, что он мозг всей организации. Звериное чутье - на опасность, на фотографов. В общем, отлично развито шестое чувство. Единственный человек, о котором почти ничего неизвестно - кроме имени. Он даже машину берет напрокат, чтобы лишний раз не светиться.
Ну что ж. Тоже весьма колоритный тип, трудно забыть. А и забуду – при встрече вспомню. Я поехал дальше.
Еще один товарищ за рулем автомобиля. На двух фотоснимках. Совсем молодой и, в отличие от первых двоих, безбородый. На первой карточке он сидел за рулем легковушки. Иномарка, точнее сказать невозможно. Дорогой прикид, модная прическа. На руке, что лежит на баранке – два перстня. Думаю, тоже нехилых бабок стоили. В остальном - невыразительная личность.
Я взял второй снимок, где он также сидел за баранкой, но и это в информативном плане мне ничего не дало. Здесь он держал руль вдвое больший по диаметру, радостно улыбался, причем во рту его не было ни одной золотой фиксы. Облачен был в армейскую форму. Сержант.
Выходит, только-только из армии, - подумал я. Года два-три от силы. Но черт бы меня подрал, если я знал, как закрепить его физиономию в памяти. Абсолютно не за что зацепиться. Темный блондин, или обладатель светло-русых волос, что, в принципе, одно и то же. Обычный рот, обычный нос, обычные глаза. Все обычное. Телосложение хорошее, если судить по третьему снимку, где он в самбовке плясал на ковре в обнимку со своим противником. Но ведь этим нынче никого не удивишь. В общем, выйди на улицу - и за десять минут насчитаешь десять парней, подходящих под такое описание.
Я нахмурился. Такая внешность доставила бы удовольствие вчерашнему полковнику, но никак не мне. Это его агентство заинтересовано в вербовке ребят с неприметной наружностью; я предпочитал яркие, запоминающиеся физиономии. Мне с ними было куда легче работать.
В десятый раз я пробежал глазами его лицо, до тошноты обыденное, и так и не сумел найти зацепку. Хотя бы родинку; в детстве я любил рисовать и даже учился этому, так что от родинки мне было бы довольно просто сплясать остальной портрет. Но ее не было, этой родинки. Не было ямочки на подбородке. Не было шрамов на щеках, на лбу, на бровях. Тем более не были ни усов, ни бороды. Невыразительный тип. Совершенно невыразительный. Я посмотрел на уши. И улыбнулся. Даже если он готовился в невыразительные типы с самого раннего детства, то уж никак не с пеленок. А своих родителей о мечте предупредить забыл. И мягкое детское ушко искривилось, пока он спал на нем, для мягкости подвернув под щеку.
Вот и зацепка. Искривленными ушами, конечно, тоже трудно удивить, но это уже что-то. От этого моя память может оттолкнуться. Остальное сплетется само собой.
- Леонид Цеховой, - сказал Ружин, увидев, чье изображение я отложил в сторону. - Сержант запаса. Служил в войсках особого назначения, известных в других родах войск, как камикадзе. Три командировки в Чечню, три правительственные награды, ни одного ранения. Отцы-командиры характеризовали его, как хладнокровного и расчетливого бойца, которому вполне по силам примерить погоны лейтенанта, а дальше - и больше. Но он предпочел уволиться из армии, вернулся на родину и здесь стал сектантом. За неполные два года прошел путь от рядового члена секты до первого спеца-силовика, заместителя майора Засульского. Под его началом находится взвод из двадцати человек, называющихся "ангелами смерти". В их обязанности входит охрана иерархической верхушки секты, проведение точечных силовых акций, наблюдение за соблюдением - порядка, дисциплины, субординации, - во время крупных мероприятий, проводимых сектой. Хотя, насколько мне известно, таковых она еще не проводила. Значит, следует читать "проводимых внутри секты". Едем дальше?
Я кивнул.
Следующий снимок, хоть и цветной, опять демонстрировал умение сектантов обращаться с автотранспортными средствами.
- Черт! - мои нервы не выдержали и я выругался. - У них что, с фантазией совсем туго? Почему опять за баранку держатся? Лучше бы за что другое держались!
- За что другое Засульский держался, - вполне резонно возразил Ружин. - Просто этих никак не получалось снять в более выгодной позиции. Они, сам понимаешь, не в студию пришли, за ними бегать приходилось. Причем, о некоторых сведения пришли совсем недавно, и фотографу пришлось брать задницу в горсть и носиться по городу в поисках объекта. Хорошо, что хоть такие снимки сумел сделать. Они же на месте не сидят, да и настороже постоянно. И потом, чем снимок человека за рулем отличается от снимка человека без руля? Только отсутствием баранки. В остальном все то же самое. Так что расслабься.
- Я же не буду их ловить по машинам, - буркнул я. - А от такого обилия автомашин у меня может сложиться стереотип.
- Ничего, - сказал Ружин. - Переживешь.
- Легко сказать, - он меня совсем не убедил, но, поскольку ничего другого мне не оставалось, я снова уставился на фотографии.
Профиль. Женоподобный мужичок. Восточного типа. Жиденькие усики, сбегающие от внешних уголков губ к самому низу подбородка. С этим порядок. Этого я не забуду. Пухленький, полуусатый. Азиат. Чего уж проще. Я взглянул на две другие фотографии, демонстрирующие азиата в фас, и понял, что был прав. На одной из них он сидел в бассейне в окружении двух голых девиц, которые терлись о его тело. Сектант радостно улыбался. На второй он был изображен рядом с Засульским и еще каким-то типом. Сидели на скамеечке на фоне какой-то рощицы. Деревенский пейзаж. Очевидно, снимок того периода, когда "дети Христа" отсиживались в тайге. Я отложил фотографии.
- Игорь Иванов, - сказал Ружин, на смерть удивив меня. - Я кут. Не ломай голову - у большинства якутов обычные русские имена и обычные русские фамилии. У этого тоже. Апологет учения секты. Написал два религиозных трактата и издал их ограниченными тиражами. Для сектантов они вполне заменили библию. Нечто вроде Геббельса.
Хорошее сравнение, нечего сказать. И еще неизвестно, кто должен бы обижаться - Геббельс или Иванов. Хотя далеко не каждому по силам переплюнуть такую кучу дерьма, как Геббельс.
То, что было в пятом трио снимков, меня поразило. Не все, но первый из них. Потому что это была обыкновенная паспортная фотография. Хотя, собственно, чему удивляться? Нет ничего проще. Пришла человеку пора менять фотографию в паспорте, а их, кроме фотостудий, нигде не делают. Так что, хочешь-не хочешь, приходится идти туда. И не вина, а беда сфотографировавшегося, что следом зашел оперативник и предложил фотографу сделать на n-ное количество больше снимков, чем планировал заказчик.
С другой стороны, что лучше паспортной фотографии может передать, каков вид клиента с фасада? Да ничто. Достаточно крупное, достаточно четкое. Хотя яркий свет юпитеров может и спрятать, стереть некоторые хорошие, запоминающиеся приметы. Но только - если может. В данном случае силенок явно не хватило. Да и глупо было ожидать, что хватит.
На меня смотрела лохматая, почти как у болонки, физиономия – не разберешь, где зад, где перед. Все лицо поросло волосами. Причем с головы они свешивались вперед до самых глаз, а сразу под ними начиналась косматая борода. Только белки глаз да нос выделялись на этом лице. Но борода была столь могуча, что, стоя с боку, нос разглядеть было невозможно. Так сообщала профильная фотография.
Это волосатое чудо, по сообщению Ружина, носило имя Гаврилы Сотникова, охотника-промысловика, личного друга главы секты, иногда выполнявшего роль ликвидатора. Для человека, с двухсот шагов бившего белку в глаз, это было несложно.
Именно в его деревенском домишке находилась штаб-квартира "Белых детей Христа" в бытность ее подпольной организацией. За это время Гаврила Селиваныч так прикипел к секте душой, что не захотел с ней расставаться, даже когда она перебралась в город. Лесовик оказался в каменных дебрях. Не завидую. Впрочем - его дело.
Шестым и последним в пачке фотографий оказался, как заявил Ружин, сам основатель и глава секты Константин Козодой, декан факультета права в местном университете. Один из партнеров в процветающей адвокатской фирме. Лауреат нескольких премий, почетный член и прочая, и прочая. Чего этому члену не жилось нормальной мирной жизнью - одному ему известно.
Член ходил в шляпе и имел усы. На первом снимке он был изображен при полном параде возле автомобиля ЗиС 101-Б, раритетной модели, в которой любил ездить Никита Хрущев в те славные времена, когда его штиблеты со стуком отскакивали от трибуны Организации Объединенных Наций. Эта модель каким-то чудом сохранилась у члена в гараже, возле нее он и был сфотографирован. И вид на этом снимке у него был, как у джентльмена удачи a-la Чикаго-1930. Во всяком случае, уже можно было строить кое-какие догадки относительно того, почему он решил внести разнообразие в свою тихую университетскую жизнь.
Второй снимок демонстрировал его, любвеобильного, сидящего у компьютера с какой-то студенткой на коленях. Вообще сектанты, как я заметил, вовсе не были пуританами. Ихний Геббельс купался в объятиях двух обнаженных девиц, а глава читал курс лекций по правоведению студентке прямо на ухо. И еще неизвестно, что делала его правая рука у нее под юбкой.
Внешность у основателя и главы была довольно запоминающаяся. По крайней мере, более оригинальная, чем у его подчиненного, главного боевика Цехового. Прямой греческий нос, хитрые, как у всех юристов, глаза, коротко стриженные жесткие, как проволока, волосы торчали в разные стороны. Очков не носил, но в остальном – обычный сорокапятилетний буквоед.
- Вот и весь их командный состав, - сказал Ружин.
- Что, шесть человек? - уточнил я.
- А мало?
- Не мало, просто спрашиваю.
- Ну, может, и не шесть, - он пожал плечами. - В любом случае, здесь все, кого сумели вычислить гэбэшники. Самое главное, что за информацию о каждом из них они ручаются.
- Тут информации - кот наплакал, - возразил я. - Когда мне заказывали клиента, то давали все данные о нем. Понимаешь? Все. Адрес, работа, привычки, семья, хобби, любовницы. В общем, все, чтобы можно было спрогнозировать, где этот человек появится в определенный день в определенное время.
- Ну, для начала, ситуация у нас несколько другая, - сказал Ружин, но я, не согласный, помотал головой. Однако он не обратил на меня внимания. - Нас не для того наняли, чтобы мы тупо перестреляли эту шестерку. Будь так - вопросов нет. С таким делом можно было бы управиться за два дня и, думаю, нас для этого не стали бы нанимать. Но ситуация несколько тоньше - нужно не просто перестрелять их – нужно вычислить, где находится их командный центр или место, откуда будет подан сигнал о взрыве в молельнях. И, по возможности, обеспечить безопасность на будущее. Я, во всяком случае, нашу задачу так себе представляю. Ты - не знаю. Но, если хочешь - вот тебе шесть папок. В них все, о чем ты говорил. В ФСБ тоже не дураки сидят, знают, что нужно исполнителю. Так что, если есть желание, можешь изучить. А то, что я сообщил тебе о каждом - просто краткая характеристика. Я думал, тебе этого вполне хватит, пока мы будем разбираться с остальным.
Он замолчал и откинулся в кресле. В его взгляде было нечто от врача-психиатра, завязывающего контакт с новым пациентом: все зависит от первой фразы. Скажет клиент глупость - и будет ясно, что с ним надо держать ухо востро. Потому что за неадекватными ответами могут последовать и неадекватные действия. Скажет разумную вещь - значит, не все потеряно и с ним еще можно иметь дело. Во всяком случае, в ответах преобладает здравый смысл.
Такой вот настороженный, выжидающий взгляд и был у Ружина. Но я не стал заострять на этом внимание. В конце концов, он не психиатр, а я не пациент. Мы равноправные партнеры и, думаю, я имею не меньше прав на собственное мнение, чем он. Пусть даже наши мнения различались бы в корне. Но на всякий случай я сказал:
- А что ты имеешь в виду под всем остальным?
- Все остальное, - кивнул он. - Ты что, думаешь, что они дали только эти шесть наводок, зная, что у нас в запасе не больше четырех дней? Получается, даже три с небольшим. Нет, дорогой, ты не прав. Они предоставили нам кучу другой информации.
- Когда это они успели?
- Вчера. Вернее, сегодня ночью. В конверте. Шофер передал. Ты что, не помнишь?
- Чушь, - не поверил я. - В конверте даже эта пачка фотографий не поместилась бы.
- Да брось, - он махнул рукой. - Просто ты не разглядел. Внимания не обратил. Конверт передали мне. Тебе это было ни к чему.
- Может быть, - тут я не стал спорить. Кажется, Ружин был неплохим психологом. Во всяком случае, даже то, что он переменил тон в разговоре со мной - по сравнению с ночными откровениями в самолете - говорило в его пользу. Старается не разобщать наш дружный коллектив до начала матча. Что ж, правильно делает. Я решил поддержать его в этом. - А что там, в конверте, еще интересного припасено?
- Много разного, - хмыкнул Ружин и взял с дивана довольно объемистую стопку бумаги. Если все они, плюс фотографии, действительно были во вчерашнем конверте, я готов съесть собственные, недельной носки, трусы. Не может такая гора макулатуры уместиться в одном конверте, хоть режьте меня! - Да ладно, не напрягайся, - посоветовал напарник, увидев меня. - Все это было здесь, в номере. Под шкаф липкой лентой приклеено. А в конверте были только деньги да записка, где ээти бумаги найти.
Он сунул руку в нагрудный карман и выудил оттуда несколько зеленых бумажек. Отсчитав половину, протянул мне. Я посмотрел на него.
- Двести баксов?
- Ну. По пятьдесят в день, как и было обещано. Сразу за четыре дня. Авансом, так сказать. Хотя, если честно, сомневаюсь, что нам здесь придется проторчать дольше. Перед обратной дорогой - премиальные.
- Ага, - кивнул я, пряча неотработанный пока гонорар в карман. – Так что там интересненького?
- А вот, - Ружин отложил в сторону шесть скрепленных воедино пачек, пробормотав: - Досье на всех шестерых... - и, взяв в руки очередную, седьмую, протянул мне: - К примеру, история создания общины.
- Чего ты мне ее суешь? - я отодвинул его руку. - Нашел археолога.
- Что ты? - удивился и даже слегка обиделся он. - Очень даже занятная вещь. Наглядно демонстрирует, откуда берутся профашистские организации. От самых, так сказать, азов.
- Да нет, спасибо, - вежливо, но твердо сказал я. А в самом деле, нафига мне такие сведения? Докторскую я сдавать не собирался. Даже кандидатскую
- Как знаешь, - он отбросил подборку к шести предыдущим и взял следующую. - Вот это, может быть, тебя заинтересует – как профессионального наемника, а значит, человека не без кровожадных наклонностей. Список всех выявленных на позавчерашний день членов секты. Как активных, так и пассивных. Первые отмечены плюсиками, вторые - ноликами. Три тысячи семьсот девяносто два человека.
- Можешь с ними ближайшую ходку в туалет совершить, - я поморщился. - Даже если я кровожадный, мне этот список будет без надобности. Если придется узнавать, я первым делом выстрелю, а уже потом буду фамилию-имя-отчество вычислять. Но никак не в обратном порядке.
- А что, - кивнул он. - Наверное, ты прав. Эта информация только оперативникам полезна, да и то только тогда, когда работы невпроворот, когда расследование за расследованием и постоянная потребность в новых нитях. Ближе к финалу эти сведения серьезно обесцениваются. А мы с тобой, получается, вообще перед самой финишной лентой.
- Ну, ты поэт! - восхищенно сказал я. - Хотя, по сути, верно.
- Ладно, давай о прозе. Список тебе не нужен, сектантов в алфавитном порядке ты отстреливать не собираешься. Что скажешь о схемах?
- Каких схемах? - не совсем понял я.
- Да их тут целая кипа лежит. Я в них сам еще не до конца разобрался. Ну, вот эта... "Схема движения шести лидеров секты по маршруту "работа-дом". На кой хрен, интересно, нам это надо? Ага, вот... "Любимые места отдыха лидеров секты на карте города". Стиль хромает, но, по сути, бумажка небесполезная. Цеховой - бар "Онтарио", кегельбан, гребная база "Юность"... Хм. А это? "Предполагаемое местонахождение центрального офиса секты". Каково?!
Это действительно было уже интересно. Я быстро перебрался со своего места поближе к Ружину и уставился на карту-схему.
В руках у напарника был обыкновенный план города, сделанный через кальку. Таким манером браконьеры до сих пор делают себе путеводители по охотничьим угодьям честных промысловиков. Огромная портянка размером примерно метр на метр. Полное собрание улиц, - все подписаны, - переулков и прочих достопримечательностей, имеющих шанс сойти за привязку к местности. Как то: кинотеатры, рынки, гостиницы, больницы, административные здания. В общем все, чтобы мы не заплутали.
Проку с этого, однако, было мало. Предполагаемый район расположения мозгового центра секты занимал площадь в четыре квартала в центре города. Прямоугольник со сторонами четыреста на двести пятьдесят метров. Многовато, хотя на схеме он, заштрихованный, был не особенно велик.
К этому прямоугольнику вели цветные стрелки, которые, согласно легенде карты, были ни что иное, как схемы отслеженных маршрутов, по которым к этому месту добирались главные сектанты. У каждого, судя по тому, что было нарисовано, имелся не один путь, по которому он добирался до центра, но менять их каждый раз они не желали. Три-четыре наработанные тропы, по обочинам которых, скорее всего, стояли гвардейцы Цехового или Засульского - чтобы, значит, наверняка уж добраться - в полном здравии. Все это выглядело очень мило и даже слегка солидно, но четыре квартала, покрытых мелкой штриховкой - это слишком. И Ружин был вполне со мной согласен.
- Молодцы! - протянул он. - Я буквально в восхищении. Они целой конторой черт знает за сколько времени не сумели точно определить, где находится их штаб-квартира, и думают, что мы за четыре дня сумеем сделать это?
- А у нас, похоже, выбора нет, - задумчиво сказал я. - Если мы хотим миссию удачно завершить.
- Миссионеры, - хмыкнул Ружин. - Хотя ты, собственно, прав.
- Если они не перестраховались и не навербовали еще с десяток таких команд, как наша, - мысль пришла в голову неожиданно и не очень понравилась мне.
Ружин задумчиво посмотрел на меня, потом медленно покачал головой:
- Не-ет. Тут ты не прав. Они же профессионалы, понимают, чем это чревато. Когда несколько сильных групп занимаются одним и тем же делом, их пути рано или поздно пересекутся и они начнут мешать друг другу. А то, чего доброго, перепутав, и взаимную охоту откроют. Нет, это несерьезно.
Я согласился, что он рассуждал логичнее, мой напарник. Да и трудно было не согласиться. Пораскинь я мозгами, прежде, чем говорить - и сам бы пришел к такому же выводу. Но я не имел на это времени, а анализировать на ходу был не приучен. Экспромты выдавать - с нашим удовольствием, но не анализ. Зато Ружин явил мне еще одно доказательство того, что напарник из него получится толковый. И это радовало.
- Так что делать будем? - спросил я.
- Фиг его знает, - честно ответил он. - Погоди, тут под схемой еще какая-то бумажка. - Он поднял ее, развернул и прочитал вслух. Впрочем, нашего замешательства эта бумажка не рассеяла. Единственное, что мы из нее поняли, так это то, что агенты госбезопасности чернилами расписывались в полном своем бессилии в вопросах слежки за сектантами. Якобы, зайдя в любой подъезд любого дома в этих четырех кварталах, ведомые буквально растворялись в воздухе. Поскольку в штаб-квартиру доступ имели только избранные, слежка осложнялась еще и этим. А избранные, словно издеваясь, каждый раз исчезали в новом месте, не давая применить метод двойной или тройной слежки, когда один агент сидит на крыше, другой караулит на заднем дворе, а третий, которому, собственно, следовало бы отдать приоритет, ведет объект до конца. Трижды гэбэшники предпринимали попытки увязаться за ведомым внаглую, о чем своевременно уведомлялось начальство, и трижды эти попытки заканчивались фатально. После этого испуганные командиры строго-настрого запретили использовать метод открытого хвоста, и сектор четырех кварталов так и остался Terra Incognita. Вот, собственно, и все, что мы узнали из последнего листочка.
- Не понимаю, - сказал Ружин, дочитав до конца. - Они либо тупые, либо им денег не хватает посадить на костюм объекта радиомаячок. И не надо хвостов - отслеживай его путь на мониторе, и вся недолга.
- Радиомаячки можно глушилками забить, - возразил я. - И очень даже запросто.
- Можно, - не стал спорить он. - Если знать о слежке. К этому средству надо было прибегать с самого начала.
- Кто знает, - я пожал плечами. - Сам говоришь, что эти белые дети бледно не выглядели, первым делом завели собственный архив, картотеку, досье на тех, кто мог им вставить солидную палку в колеса. Может, они и глушилку постоянно включают - просто из предосторожности.
- Все может быть, - согласился Ружин и неожиданно хохотнул: - Собственно, чего мы им тут косточки перемываем? Это их работа. Ежели они плохо с ней справляются, значит, хреновые они работники и скоро на обочине окажутся. Наше дело - придумать, что делать дальше.
- И как успехи? - саркастически поинтересовался я. - Уже что-то придумалось? Если уж такая махина, как ФСБ ничего не смогла придумать, то у нас двоих это тоже вряд ли получится. Я так думаю.
- Зря ты так думаешь, - Ружин был невозмутим. - Они, уверен, кое-что могли бы придумать, да в возможностях ограничены. Я тоже пока ничего не придумал. Но это пока. Иногда дилетанту лучше видна ситуация, чем тому, кто влез в нее по уши. Я имею в виду - в ситуацию.
- Я понял, что ты имеешь в виду, - успокоил я. - Может быть, ты даже и прав. Но я тебе так скажу. У меня есть одна идея, но эта идея тебе вряд ли понравится. Потому что ты человек миролюбивый, а эта идея кровавая. Я предлагаю выхватывать этих шестерых по одному и давить на них. Может быть, они и фанатики, но рано или поздно кто-то из них расколется. Хотя бы по закону вероятности - не могут все шесть человек выдержать пытки.
- Пытки? - Ружин удивился.
- Ну да. А чего с ними цацкаться? - я пожал плечами. - По сравнению с тем фейерверком, что они собираются устроить, даже испанские сапоги у них ни ногах будут смотреться одежкой от Пако Рабана. Это модельер такой известный. Вот я и говорю: пытать их, волков позорных, пока кто-нибудь не расколется и не выдержит все, что знает. Не могут шестеро подряд...
- Они не подряд, - перебил меня Ружин. - Подряд было бы, если б ты взял полный список членов секты и отобрал шестерых. А эти шестеро уже отобраны, уже избранные. Все равно, что футбольная команда. Туда ведь набирают не всех подряд, а только лучших. Поэтому и играют они куда лучше, чем толпа с улицы. Вот и эти шестеро будут упираться куда сильнее, чем остальные сектанты. Нет, я думаю, ты не прав. Тут надо подходить с другого боку. Не лаской, конечно, но и не пытками. Пытки - это средневековье. Ты бы еще предложил их на кострах сжигать.
- А что... - одобрительно начал было я, имея в виду, что с подобными типами только так и следует обращаться. Выжигать их, как в то самое Средневековье чуму выжигали. Но Ружин отмахнулся от моих слов и продолжил:
- Я считаю, что поможет только слежка. Не говори ничего, не надо. Сам знаю, что скажешь. Мол, контора на это дело кучу времени угробила, а так ничего и не добилась. - Я кивнул, подтверждая, что мысли мои он угадал верно. - Так я тебе скажу, что идти нужно слегка другим путем. они не за теми следили. Пасли главных, упуская из виду второстепенных. А мокрые дела - это чье произведение? Сомневаюсь, чтобы Иванов, Засульский или Козодой пошли на убийство. Цеховой или Сотников - те, может быть, и рискнули бы, хотя тоже вряд ли. Им статус не позволяет. В глазах закона они должны быть чистыми, хотя бы поверхностно. А убивали гвардейцы Цехового - я уверен в этом. Вот за кем следить надо было! - Ружин вздел вверх указательный палец и многозначительно посмотрел на меня. - В этих бумагах есть информация, что гвардейцы тоже присутствуют на совещаниях в ставке, чтобы поддержать порядок и - на всякий случай - присмотреть, не подкрадывается ли кто к штабу с базукой в кармане. Просекаешь мою мысль?
- Вполне, - кивнул я. - Только, думаю, такая слежка тоже ничего не даст. Ты можешь отслеживать хоть любимого пса этого ихнего геббельса Иванова, все равно у тебя ничего не получится, если за мопсом тоже присматривают. Откуда ты знаешь, может, у них в ходу система взаимного контроля? Пока внешняя линия отходит к штабу, внутренняя проверяет ее на наличие хвоста. А потом и сама отходит, и в этот момент их роли меняются. Ты же не знаешь этого наверняка. Но, если так дело и обстоит, то единственное, что тебе светит - это кусочек неба, пока не заколотят крышку гроба.
- Ты как недоеденный бублик, - поморщился Ружин. - Чем дальше, тем все тверже и тверже. Фиг разгрызешь. Фиг переубедишь. Все равно я склоняюсь к своему мнению - слежкой можно добиться большего, тем более, что, если все пойдет нормально, они даже не заподозрят ничего, не насторожатся.
- Это если все нормально, - согласился я. - А если нет, то в последнем акте тебя будет ждать кучка неприятных сюрпризов.
- А если мы будем действовать по твоему плану, то они насторожатся сразу же, - парировал Ружин.
- Ерунда, - я махнул рукой. - Несчастный случай. С кем не бывает.
- Если первый не расколется, то нам придется устраивать несколько несчастных случаев подряд, - возразил он. - И это уже не будет называться несчастным случаем, потому что цепь совпадений, тем более таких, большинством трактуется, как злой умысел. Они догадаются, и тогда нам смело можно будет сворачивать манатки.
- А ты опять прав, - заметил я. - Как-то не подумал об этом. Может, тогда разделимся и попытаем счастья в одиночку - ты будешь действовать по-своему, а я - по-своему.
- Да не хотелось бы, - Ружин покачал головой. - Если уж играть одной командой, то от начала и до конца. К тому же слежка вдвоем имеет кучу преимуществ перед слежкой в одиночку.
- Что ты зациклился на своей слежке? - разозлился я. В начале разговора, помнится, решил отдать командирские обязанности Ружину на откуп. Но теперь уперся рогом. Мне действительно не хотелось этим заниматься. Почему - бог знает, но не говорит. Душа не лежала. Предчувствие какое-то.
- Даже если действовать, как ты предлагаешь, все равно в две головы можно быдет сделать гораздо больше, - уперся и он.
- Зато разделившись, мы сможем испытать оба метода! - я зло уставился на него, а он, с тем же выражением - на меня. Так мы и сидели, не моргая, с минуту. В номере царила отвратительная атмосфера борьбы нервов. Только у меня в этой борьбе была солидная фора - меня ничего не привязывало ни к этому городу, ни к шайке свихнувшихся богомольцев. Кроме, разве что, двухсот баксов да устного соглашения с Ружиным. Но деньги я мог сейчас же вернуть, даже не беспокоясь об их потере, а устную договоренность к делу не подошьешь. Я мог прямо сейчас встать, развернуться и уйти, ничего при этом не теряя. Правда, тогда на меня ополчился бы весь аппарат госбезопасности и об отпущении грехов пришлось бы забыть. Но с деньгами, которые были уплачены мне за труп Корнийца, я мог уехать далеко-далеко, к тому же у меня имелся солидный капитал в банке - депутат-вышибала, моя последняя жертва, был далеко не первой. Так что и без соизволения ФСБ я мог позволить себе сделать пластическую операцию, а потом смешаться с каким-то диким племенем в амазонских пампасах, где меня уже никто и ни за что не найдет.
Ружин такого аргумента в споре со мной не имел, и прекрасно осознавал это. Конечно, с моей стороны было не совсем честно вести игру именно так, но у меня было предчувствие - не связываться со слежкой, а своим предчувствиям я привык доверять. Поэтому и старался во что бы то ни стало отвертеться от ружинской идеи.
И Ружин уступил. Спустя минуту взгляд его погас и он, опустив глаза вниз, на досье секты, сказал?
- Добро. Не хочешь делать так, как я предлагаю - не надо. Но и я не хочу марать руки об эту мразь. В твоей игре я тоже участвовать не буду. Значит, разделяемся. Только надо для начала определиться, кто кого на себя возьмет. Чтобы мы друг другу не подпоганили.
- А и верно, - кивнул я. Если мы поделим эту братию фифти-фифти, то на каждого выйдет по три фанатика. Я посмотрел на Ружина и решил, что парень, не смотря на свой имидж - "отортви да брось", или весьма близкий к этому - на самом деле слабоват в коленках для настоящего дела. Умный, конечно. Возможно - бывалый. Но в нем нет той жесткости, жестокости, которая может потребоваться. И я решил облегчить его участь. - Давай порешим так: я беру на себя Засульского, Цехового и Сотникова. Они - боевики, они по складу характера мне ближе. Родное, да? Вот я по-родственному и буду с ними разбираться. А ты - с остальными. Умишко у тебя есть, они тоде ребята неглупые, так что можете даже попытаться спеть квартетом.
Показалось мне, или Ружин на самом деле посмотрел на меня с благодарностью? Не разобрать.