«Что воля, что неволя – всё равно…»
Наверняка кто-нибудь задастся вопросом, почему вообще я взялся за это неблагодарное, в общем-то, занятие – доказывать свою теорию на примере популярного исторического или легендарного лица. Будь моя воля, в жизни бы не вступил в эту реку не то что дважды, а даже единожды. Только вот принято в гороскопах указывать великих и известных мира сего, попадающих под влияние того или иного знака в день своего рождения. Не мне ломать традиции. Если же нижеизложенный материал вызовет негативные эмоции, а то и активное несогласие у приверженцев какой-либо религии, конфессии, секты, прошу меня заранее извинить и списать расхождение с ортодоксальными и принятыми версиями на мою неграмотность, оригинальность или упрямство – кому что понравится.
Начнем с Будды. Так как по верованиям буддистов, индуистов и иже с ними, Будд было знатное количество, сразу спешу уточнить, что имеется в виду, наверное, самый популярный – Гаутама Будда. Эта личность – первая точка опоры треугольника 3-х лучей прошлого правящего созвездия – Рыб. Этот Будда является типичным представителем 2-го луча, т.к. родился в год Мыша (Крысы) в середине Тельца (приблизительно около 1-го мая), так что и по месяцу, и по году он – Садовник.
Говорил от имени 3-го луча, т.к. создавал свою систему на основе Брахманизма, т.е. Солнцепоклонников. Конечно, это спорное утверждение, но если учитывать, что предыдущее правящее созвездие был Овен, символ Овена – Солнце, а религию Солнцепоклонников в Индию привез Рама, и огромная часть Вед посвящена борьбе Солнцепоклонников, сначала под предводительством Рамы, а потом и Кришны, с адептами прежней религии (поклонниками Луны), то, в общем-то, несложно представить, а при должном старании и доказать, что Брахманизм – это религия Солнца, Света, Огня, Овена. Даже народность, среди которой родился Будда (шакьи) называли себя сыновьями Солнца, подчеркивая тем самым не только приверженность традиционной (уже) религии брахманов, но и претензии на то, что их род идет от первых солнцепоклонников, пришедших с севера в их страну.
Создал религию 1-го луча, или Буддизм, показав многим прямой, незамутненный путь наверх, достигаемый медитацией, т.е. Размышлением над определенными символами, понятиями, схемами. Человек, следующий путем буддизма, при должном старании достигает при жизни «архатства», состояния, которое выбрасывает его вверх, исключая из колеса кармы и, позволяя не возвращаться после смерти сюда, на эту многострадальную землю для новых лишений и испытаний. Подробнее об этом поговорим позднее. На досуге…
Если обобщить, то Гаутама Будда, Сидхартха, Шакья Муни (право слово, сколько звучных титулов!) родился Сыном (Мыш-Телец, 2 луч), говорил от имени Духа (Овен, 3 луч), создал путь, религию Отца (Разум, 1 луч). Постараюсь, не вдаваясь в излишнее морализаторство и не наступая на любимые мозоли современникам, рассказать, как это было на самом деле.
В древности люди жили проще, следовательно меньше было развлечений, отвлекающих моментов, и, если исключить войны, то одним из самых знаменательных событий являлся приход в мир того или иного учителя, правителя или возмутителя спокойствия. Человекам почти нечем было заняться: ни тебе телевизора, ни радио, даже захудалого матча местной спортивной команды с соседями не предвиделось. Олимпийские игры в далёкой Греции проводились не чаще одного раза в четыре года, да и то только для греков, вот и создавали предки себе проблему в виде рождения Мессии, дабы всем миром её расхлёбывать, ведь участвовать приходилось каждому, равнодушных наблюдалось малое количество, а оставаться в стороне не представлялось возможным.
Приход Великого происходит по определённой схеме, соблюдаются некоторые закономерности, схожесть в рождении, воспитании и судьбе. Конечно, существуют и различия, но, чтобы отделить главное от второстепенного, издревле существовал орден помощников, охранников, инициаторов Учителей, призванный помочь новой Силе, Правде, Знанию, Морали войти наименее болезненно в наш мир. Они появлялись всегда при рождении, инициации, и, предположительно, при физической смерти Сущности, кардинально меняющей наше бытие. Ими же была разработана система опознания таких событий, вычисление предположительного места рождения, природных явлений, сопровождавших приход и уход Мессии, (предлагалось дополнительное обучение и материальная помощь, при невозможности родственников обеспечить достойное содержание Ребенка), даже внешние характеристики, вплоть до цвета кожи и формы строения черепа. Эти знания выборочно распространялись среди непосвященных, чтобы и они при встрече с Чудом, понимали уникальность такого события, хранили в памяти его подробности и передавали потомкам то, что удалось понять из сказанного или увиденного. В отличие от банальных бытовых событий, встреча с Великим очевидцами описывается одинаково, они все осознают одно и то же, с минимальными расхождениями в деталях.
Вернёмся к нашему мальчику: его рождение было традиционно предсказано несколько раз – сначала к отцу, царю шакьев, явился старец, местный духовный авторитет, который заявил, что из чресл оного выйдет ребёнок, и в последствии станет или великим учителем, или правителем мира (завоевателем?). Единственное, о чем до слёз сокрушался мудрец, так это о том, что ему не удастся дожить до момента, когда Будда начнет спасать страждущих и обучать алчущих знаний. Ему, де, придется помирать необразованному и не спасенному. Почему-то он был уверен, что чадо изберёт путь учительства и поручил своему лучшему ученику прийти к сыну царя и сопровождать принца всюду, оказывая посильную помощь, сразу после того, как тот начнет проповедовать. Сие утверждение вызвало здоровый скепсис у всех присутствовавших, несмотря на безупречную репутацию отшельника. Некоторые списали происходящее на возраст старца, тому было изрядно лет даже по нашим меркам, другие посчитали, что он в своем репертуаре – странность на странности сидит и странностью погоняет. Любимый ученик так же не придал словам учителя особого значения: мало ли что приходится говорить, выжимая вспомоществование из богатых бездельников… Он вспомнил слова гуру через 30 лет, и, спохватившись, чуть ли не первым бросился приветствовать Будду.
Папе-царю было лестно услышать в свой адрес столько приятных пожеланий от всеми уважаемого пожилого человека, не постеснявшегося проковылять пол страны, дабы при всем честном народе принести своему правителю благую весть (толпа очевидцев собралась изрядная, одних царедворцев насчитывалось несколько сотен, не говоря уже о простых обывателях, привлечённых слухом, что великий святой вылез из своей пещеры и за какой-то надобностью кондыбачит к царскому подворью). Только он был заранее разочарован выбором сына. Что это за жизненный путь для царского отпрыска бродить в нищете по стране, общаться со всякой швалью, уча её правильной жизни и завися от подаяний? Бред! Он тут же призывает во дворец 9 лучших предсказателей и ставит перед ними две задачи: 1) выяснить, какой путь изберёт мальчик; 2) как ему помешать сделать «неправильный» выбор.
Пока мудрецы думают, как поприличнее ответить правителю, спешу обратить ваше внимание на несколько типичных для 2 луча событий уже промелькнувших в сем повествовании: одно упоминание о рождении Будды собрало немало народа; жизнь 2-х лучей - публична, она протекает в толще общества, в окружении людей. Будда с момента зачатия и до бегства из дворца не оставался один ни на минуту. Позже его уединения тоже нельзя назвать безлюдными. За все время своего жизненного пути он практически никогда не прятался, не таился, многие годы искал, у кого бы поучиться и не встречал активного сопротивления за всё время своего подвижничества. Даже родные, в конце концов, так или иначе разделили его мировоззрение, что само по себе чудесно, ведь априори наиболее скептически к человеку относятся самые близкие люди. В самый интимный момент его биографии – время Просветления, он тоже не оставался один. Ну, ещё бы, попробуй побыть в одиночестве, усевшись на обочине просёлочной дороги, связывающей две деревушки, под самым раскидистым, тенистым и красивым деревом. Местные селяне сначала приняли неподвижную фигуру аскета за древесное божество и начали усиленно снабжать его подношениями в виде цветов и лепешек, потом, быстро разобравшись в ситуации, прекратили тратить продукты попусту. Какой же это божок, ежели дары не трогает и на молитвы мгновенно не отвечает? Раз нельзя приспособить для местных нужд, чудака оставили в покое, но изредка проверяли – сидит ли ещё или убрался куда-нибудь.
Могут прозвучать возражения: а как же время, проведённое Буддой в лесах? Увы, нечем вас обрадовать, там он жил практически один, только пять учеников болталось около отшельника, обучаясь аскезе на его выдающемся примере, и бросивших его, как только он нащупал правильный путь (по его понятиям) и начал жрать что попало (по их понятиям). Будда прервал аскезу и вышел из леса, в котором остались сидеть несколько десятков других отшельников со своими учениками каждый. Тихое такое место, где он опять чувствовал себя одним из многих…
Мудрецы-предсказатели огласили свой вердикт: восемь из них заявили царю, что шансы равны, «fifty-fifty » как говорят англичане. И только один, самый молодой, осмелился утверждать, что малыш станет отшельником, а не правителем, за что и получил наименьшую награду. История сохранила его имя, только историей, активно участвуя в ней, сыт не будешь; данный провидец больше не допускал таких досадных промахов. По поводу мер предотвращения тоже удалось выяснить кое-что конкретное: ребятёнок не должен был контактировать с больными, трупами, нищими и стариками в любой последовательности, включая родственников. Задачка та ещё, но царь не привык отступать или не обладал развитым чувством юмора и предсказание принял за чистую монету. Только щедро одарив мудрецов и отправив их по домам, он вспомнил, что так и не спросил их как это сделать, а ещё какая из его многочисленных подруг должна ему принести Божественное Дитя.
Правитель, будучи человеком сугубо практического склада, решил некоторое время подождать, авось проблема сама утрясется, а то и выход что-либо подскажет. Вот тут очень кстати пришёлся сон, который увидела будущая мать Будды. Это традиционный сон Богоматери, в котором ей показывают, какого ребёнка она приносит в мир, что именно она избрана для этого события, отказа высшие силы не приемлют, а последующие странности беременности следует списывать на уникальность происходящего. Сон воспринимается на ура всеми родными и близкими, девица начинает активно уклоняться от интимных контактов с мужем и до самых родов так и не делит с ним супружеское ложе. Учитывая, что не всех мужей вовремя предупреждают, у некоторых возникают вполне обоснованные колебания, как несколько позже у Иосифа, ведь с невестой спится одна ночь, и то кое-как, потом она отбрыкивается от тебя, как чёрт от ладана и бах! Ты уже отец. А после тебе говорят, что так проходит непорочное зачатие, мол, не волнуйся, всё путём. Тут начинаешь сомневаться или в своём здравомыслии, или в чужой честности. У царя шакьев такие мысли не бродили по причине публичного заблаговременного предсказания, только всё не мог вспомнить, когда же он успел совершить столь прославленное деяние.
Беременность тоже протекает не без выкрутасов: токсикоз отсутствует, ребёнок ведет себя тихо, мирно, только на позднем сроке позволяет себе изредка беседовать с матерью. До самых родов мать ведёт активный образ жизни, прыгает козой, носится как угорелая, забывая о своём состоянии. Роды происходят не как у всех порядочных женщин, а на два месяца позже, легко и непринуждённо, без боли, хотя плод огромен и чудесен.
Мать Шакья Муни находилась на особом привилегированном положении: мало того, что она стала главной и, вроде бы, единственной, женой царя, так ещё Великого носит. В общем, любой каприз, любое желание исполнялись мгновенно или хотя бы неукоснительно. Вот и к родам ей приспичило поехать в соседний город. На кой ляд, спрашивается? Восемь недель, как уже должна родить, живот огромный по любым понятиям, а она в дорогу. В жару, с громадной свитой, но без мужа, который мог бы хоть как-то координировать действия сопровождения. А так, на половине пути, в дикой местности, девица видит красивую цветущую рощу и изъявляет желание прогуляться там в полном одиночестве. И её отпускают! А сами с тупым упрямством идиотов остаются ждать на дороге, пока им не выносят новорожденного.
Не станем их осуждать, тем паче, что они получили по полной программе по возвращении от повелителя, пусть скажут спасибо, что остались в живых и при всех конечностях. В роще же происходило следующее: роженица гуляла себе под сенью цветущих ветвей, пока не удалилась на достаточное расстояние, так, чтобы её не было видно. Тут ей стало некоторым образом тяжело стоять, но она, вместо того, чтобы сесть, хватается руками за ближайшие ветви и в такой позе начинает производить на свет младенца. Поза странная и неудобная, место своеобразное, событие значимое не только на земле, но и на небе. Скоро вокруг страдалицы столпилось уйма духов, богов, штук восемь полубогов, судя по свечению кожи и блистательным одеждам, примчавшихся, дабы поучаствовать в роли повивальных бабок, ну и с десяток волхвов сидевших в засаде со всей амуницией, необходимой для принятия такого выдающегося дитятки, вплоть до антилопьей шкуры, специально выделанной для такого случая (по принципу «рояль в кустах»). Именно им потом и доверили вынести Будду из рощи, но в процессе приёма родов они не участвовали, так, рядом постояли, иногда подавая полотенце.
Похоже, что мать Будды раньше родов как таковых не видела, иначе сложно объяснить её спокойствие при таком столпотворении незнакомых духов и людей. Она, поди, считала, что так у всех и происходит, что ребёнок рождается абсолютно чистым и благоухающим, что пуповина и послед отделяются сами, а малыш встаёт, делает первые шаги на все стороны света по очереди, начиная с севера, и громко возвещает: «Я первый!». А вокруг такое сияние и запахи благовоний и цветов, и лепестки кружатся в воздухе, а ошарашенная свита боится на выстрел лука приблизиться к роще, полыхающей неземным светом и меняющейся на глазах. Потом какие-то важные сановники выносят младенца, завернутого в шкуру и драгоценные ткани, и выводят под руки мать. После таких событий ни о какой экскурсии в соседний мегаполис и речи быть не могло – только домой, в столицу!
По поводу природных катаклизмов, долженствующих сопровождать приход Мессии в мир, можно четко высказаться – их не было, точнее, прекратились некоторые нежелательные последствия влияния Венеры на нашу планетку (в виде землетрясений, моровых поветрий, нашествий всякой зловредной живности и т.п.). До рождения Будды, Венера обладала весьма неустойчивой орбитой и каждый астроном или астролог имел полное право сваливать на неё всякую пакость, происходящую в моменты максимального возмущения этой вертлявой прошмандовки. Её так и называли: «зловредная планета» или «звезда зла». Символом Любви она стала несколько позже. Так вот, в час рождения Будды, она встала на стационарную орбиту и перестала действовать на нервы местным звездоглядам, хотя и не прекратила вращаться задом наперёд. Установилось некоторое равновесие небесных сфер, которое существует и по сей день. Чем же, скажите, заниматься 2 лучу в день своего рождения? Именно этим.
Общаясь позже со своими учениками, Будда подробно описывал разные атмосферные и почвенные выкрутасы, сопровождающие Приход, Просветление и Уход Великого, также он рассказал, что перед рождением каждая сущность выбирает себе одного из родителей. Второго ему подбирают высшие силы. Это правило почти без исключений, только Будде предложили выбрать самому обоих родителей из всех живущих на данной планете в то время. Индусы вообще считали, что рождение Будд сопровождается смертью одного из родителей, предпочтительно матери, на 7 день после родов. Позднее это правило не срабатывало, но в случае Гаутамы Будды произошло именно так, как и предписывалось по канонам. Она ушла из жизни без страданий, но и не выйдя из состояния легкой восторженности.
Его Величеству, папе, было некогда горевать о потере супруги, над ним висела Дамокловым мечом проблема исключения всякого раздражителя из жизни будущего Правителя Мира. Засучив рукава, он, «со товарищи», построил 4 дворца, огородил их высоченным забором, рассадил по периметру сады, нагнал со всего королевства самых красивых молодых людей и вырастил сына в окружении приятном и необременительном.
Юноша до совершеннолетия не встречался с нищетой, глубокой старостью, болезнями, а о смерти знал, что она существует, но не ассоциировал ее с собой и человеком вообще. С ним такие вопросы не обсуждались, вот он и не обращал на это внимание. Мальчик был всесторонне образован, впитывал знания как губка, запоминал все, что нужно и не нужно. В школу его отвели всего однажды, где он случайно блеснул знанием множества современных ему языков и наречий, правил грамматики, чистописания, географии, математики, в общем, остановить его было сложно. Учителя растерялись, т.к. отрок показывал уровень образования не только не свойственный его возрасту, но и значительно превышающий их отнюдь не скудные познания. Для 2-го луча такого высокого подключения произошедшее естественно. А для окружения принца, конечно, это показалось чудом, еще одним подтверждением его Божественности. В следующий раз ему удалось проявить свои таланты 2-го луча уже в старшем возрасте, когда родители его невесты потребовали демонстрации мужества и военных талантов принца («Мы, таки, не знаем, как он будет защищать свой дом, нашу красавицу-дочь, да и царство в придачу от злых ворогов и супостатов»). Будда приказал принести самый большой и тугой лук, а дальше источники расходятся в описании его очередного подвига: то ли он сразу ухитрился выпустить с десяток стрел, и все достаточно метко, то ли одной стелой поразил десяток мишеней, то ли просто из хулиганства натянул лук большим пальцем левой ноги через голову. Больше всего похоже на то, что он сотворил все это вместе взятое, да еще кое-что в придачу. Любому 2-му лучу свойственно перебарщивать. Руку своей принцессы он, конечно, заслужил, но родственники невесты после этого почему-то отказывались с ним встречаться.
Уже в юные годы Шакья Муни показал себя новатором в религиозных вопросах. Будучи сыном главы государства, он одновременно выполнял обязанности главного жреца, и при этом заставил отца и все жреческое сословие во дворце выполнять обряды жертвоприношения так, чтобы не погибало ни одно живое существо, не плакали и не наказывались рабы и слуги. Чудаковатому принцу это поползновение на ортодоксальные устои общества сошло с рук. В обряде он больше не участвовал, но бдительно следил, чтобы тот проходил по его рекомендациям. Некоторые исследователи утверждали, что он сам напяливал жреческую хламиду и исполнял религиозное таинство, но, мне думается, что и одного раза было достаточно, чтобы его попросили стать консультантом-наблюдателем. С чем он и согласился, т.к. со стороны было гораздо приятнее наслаждаться красивым представлением. Всякий раз, когда он изъявлял желание снова попробовать себя на этом поприще, ему высказывали новую уважительную причину, по которой он ну никак не мог поучаствовать в действе.
Дожив до 30 с хвостиком лет, Шакья Муни в некоторых вопросах оставался наивнее младенца, и этим не преминули воспользоваться Инициаторы, которые подсунули ему, во-первых, проверенного личного слугу, объяснявшего принцу, что происходит, не смотря на строжайший запрет царя касаться этих тем с молодым наследником, во-вторых, разрушили кусок стены, окружавшей дворцы, и каждую прогулку подтаскивали к стене новое неприглядное зрелище для скорейшей ликвидации неграмотности Будды. Моя память снова со мной смеет шутки шутить, вылетело из головы, кого ему продемонстрировали первым: нищего, больного, старика или труп, но на юношу это произвело неизгладимое впечатление. Ну, еще бы! Где во дворце увидишь такое притягательное безобразие. Его и первая картина поразила в самое сердце, он был ошарашен, единственное, что приходило в голову, что его мироощущение неполно. Он до этого легко охватывал и держал в своем сознании все пространство дворцов, с их знакомым, выверенным, в некотором роде неизменным, бытом. А тут четырежды такая новая оплеуха. Ведь Будда не мог, оставаясь чистым 2 лучом не примеривать это зрелище на себя как новую одежду, и ужасался, все более понимая, что такое когда-нибудь случится и с ним. «Добрый» верный слуга подробно живописал ему все детали увиденного, подталкивая Будду к естественному желанию узнать больше о мире вне стен дворцов, хотя и предупреждал, что отец, жена и домочадцы будут активно препятствовать даже разговорам на эти темы. Может быть, принц и остался бы дома, но произошло еще несколько событий, которые как бы выдавили его из привычного места обитания. Сначала одна из фрейлин принцессы забралась на крышу дворца, якобы полюбоваться восходом, но, увидев Будду, приветствовала его в стихотворной форме, прославляя его красоту, уникальность и неповторимость. После всех вышеописанных событий, такое «искреннее» заявление молодой очаровательной девочки еще больше расстроило принца. Ему пришло в голову, что да, он такой, но через некоторое время все это похерится, уйдет в никуда, он, как и все остальные, заболеет, состарится и помрет.
Следует учитывать, что реакции 2-го луча на внешние раздражители идут по эмоциональному типу: хочу – не хочу, люблю – не люблю, нравится – не нравится. Душа Будды кричала: «Не хочу!», он с ней целиком и полностью был солидарен, но уже тогда понимал, что естественного конца избежать сложно. Девице были посланы шикарные бусы, за то, что она открыла принцу глаза на быстротечность внешней красоты. Она поняла это по-своему, и обрадовалась, что принц в нее влюбился.
Все бы ничего, но в эту же ночь супруга принца ухитрилась родить ему младенца, а вы сами понимаете, как молодые отцы относятся к такому знаменательному событию в их жизни – оно пугает их до икоты. К тому же, празднуя рождение внука царя, челядь перепилась до положения риз и дрыхла вповалку во всех комнатах и залах дворца. Принцу то и дело приходилось переступать через оголенные задницы, сплетенные руки, ноги, немытые, дурно пахнущие тела. Его чувству прекрасного был нанесен непоправимый удар. Так и не добравшись до спальни, где его ожидало зрелище новорожденного, он бежал из дворца с одним слугой, на любимом коне. Переправившись через ближайшую речушку, Шакья Муни отдал слуге дворцовое облачение, завернулся в дерюгу, обрил волосы, их тоже он всучил слуге и потребовал, чтобы все это, вместе с конем, тот доставил папе. Конь сдох от горя, сразу, как Будда исчез из поля зрения, слуга закинул волосы в воду, одежду – в дырку дворцового забора, а сам был таков. Так Будда ушел искать способ продлить свое существование вечно или хотя бы не повторять его снова, крутясь как белка в колесе кармы. Все его религиозное воспитание и образование утверждали, что вырваться из этого круговорота практически нереально (с точки зрения логики). Другой бы отступился, а он пошел искать.
В те времена в каждом индийском лесу сидело по духовному учителю, окруженному учениками, почитателями таланта и просто праздно шатающимися. К двум из них, самым прославленным, Будда и пришел за знаниями. Цели он себе поставил ясные, старания и сил было хоть отбавляй, поэтому много времени обучение у него не заняло. Постигнув технику медитации первого учителя, Шакья Муни получил предложение стать главным учеником, но почему-то не обрадовался оному, вежливо послал своего учителя куда подальше и перебрался в школу второго, у которого пробыл немногим больше. Тот оказался или более порядочным, или менее амбициозным, и от него Будда услышал предложение о совместном владении школой. Со вторым учителем он расстался вежливо, но не менее быстро, т.к. посчитал и его технику тупиковой ветвью своего духовного развития. Уже в то время он стал достаточно знаменит, чтобы за ним начали таскаться люди, считавшие себя его учениками. Наиболее упорных было пятеро, которых он и забрал с собой в лес Нагих отшельников. Об этом райском уголке уже писалось выше, добавить можно немногое. Второй луч в Будде цвел махровым цветом, он опять пошел на крайности и стал первым парнем на деревне, практикуя аскезу, неподвижность, бессловесность, очковую диету и другие, столь же приятные развлечения. Удовольствия сие ему не доставляло, и он с каждым днем все больше уверялся, что просто теряет время. Из состояния самоедства его вывела простенькая песня рыбака (в других источниках – мелодия флейты), которую Будда услышал на берегу речушки, за какой-то надобностью выбравшись из леса. 2 луч максимально благоприятно усваивает информацию, передаваемую через звук. Будду как дубиной огрело понимание, что он делает не так. Он вернулся в лес, на свою любимую полянку, вкусно поел, нарушив все каноны, сладко поспал и ушел из леса подыскивать себе другое место для медитации, т.к. ученики были в ужасе и панике, а толпа набежавших отшельников активно выражала свое неодобрение его поведением, закидывая место отдыха чем попало. Спокойно жить не давали, и он побрел по стране, пока не уперся лбом в то самое знаменитое дерево, под которым и обрел Просветление. Из леса он вынес знание того, что аскеза, самоограничение – это не путь для 2-го и 1-го лучей. 2-му лучу вообще ограничения противопоказаны. Сев под дерево, Будда ушел в глубокое размышление на тему, что же дальше. Он отлично представлял себе, чего делать не надо, а вот что надо делать – об этом не имел никакого понятия. На всякий случай Будда решил повторить техники своих двух учителей, прилагая максимум стараний, отдавая этому все силы души и тела. Он напрягался так, что в голове сначала звенело, потом бухала и стучала кровь, перед глазами плыли разноцветные круги, все это сопровождалось головокружением, то нехваткой, то избытком воздуха, судорогами мышц, но результат, устраивающий Будду, отсутствовал. Тогда он вывел для себя аксиому, что слишком перенапрягаться тоже вредно. Излишнее желание и старательность не дают положительного результата. Вот после этого он и пошел по правильному пути, достигнув архатства. Но и на этом Будда не остановился, побеседовал с демоном-искусителем, не испугавшись его страшилок, отказал нескольким красивым девицам (дочерям и внучкам демона), сексуально его домогавшимся, переждал сильнейший ливень под капюшоном огромной кобры, и только когда погода наладилась, вышел из транса с уже готовой системой, легко применимой в быту. С девицами было справиться легко, т.к. все они страдали глистами, а Будда к тому времени приобрел способность всеведения, и такому эстету как он было неприятно общаться с носительницами гельминтов. Он ничего не имел против женщин, пока те не лезли к нему со своими слюнявыми поцелуями. С демоном Марой (папой красавиц) пришлось повозиться подольше, тот никак не хотел отставать и признать свое поражение. И даже победив его по всем статьям, Будда в отместку услышал, что тот будет таскаться за ним всю оставшуюся жизнь и подстерегать каждую ошибку, оплошность или слабину. На том и порешили, расставшись «друзьями».
Система Будды по тем временам была легка в исполнении, проста и понятна. Как вы думаете, чего ему не хватало в то время, ведь он достиг всего, чего желал всеми фибрами души? Правильно, поклонников. Первым делом Будда бросился к своим пяти самым «преданным» ученикам. Не успев поздороваться, с порога заявил, что он достиг архатства, и готов им помочь в этом же. Конечно, те его тут же послали куда подальше. Представьте себе священнослужителя, который грязно ругался в храме нецензурными словами, описал канделябр, высморкался в дарохранительницу (не думаю, что стоит продолжать живописать его непотребное поведение), а потом через неделю хватает вас за грудки и кричит, что принес вам Спасение, только он один знает правильный Путь, и что это просто, как два пальца… Будде пришлось ходить за своими учениками и с тупым упорством идиота повторять, что он достиг архатства, нашел правильную дорогу и может ее показать. Удивительно даже не то, что они его вообще слушали, а то, что они ему поверили, услышав одни и те же слова в 4-й раз. Он не менял выражения лица, тембра голоса, каждое слово произносилось так же, как и в предыдущие разы. Повторение – мать учения: с 4-й попытки они прониклись, и снова уверовали в своего учителя. Мало того, почти мгновенно достигли архатства сами.
Этого Великому Просветителю показалось мало, он выбирает самого популярного отшельника, одного из трех братьев, живущих вниз по течению реки, приходит к нему и убеждает оного, а за компанию 800 учеников той школы в правильности своего видения. Когда нарушился контакт между школами братьев-отшельников, те стали засылать гонцов к «пропавшему» брату с закономерным вопросом – что случилось? Гонцы бесследно исчезали и патриарх второй школы, собрав 500 своих последователей, пошел лично разбираться, что же таки происходит. И попал. Будда и его убедил, даже не проповедуя, а так, с одного разговора. Третий брат оказался или самым тупым, или самым упертым – с ним пришлось вести религиозный диспут. А может быть он просто очень развил в себе чувство самоуважения, ведь под его началом ходило порядка полутора тысяч человек, и все считали, что он давным-давно тоже достиг архатства. После нескольких часов бесполезных словопрений Будда его уел фразой: «Ты еще не достиг архатства». Если бы такое было сказано наедине, высказывание, может быть, и не произвело должного впечатления, а так уважаемый старец резко засомневался в себе, осознал свою неподготовленность, тут же услышал от Будды четверостишие, которое и ввело отшельника в состояние архатства. Попробовав разницу между тем, что было и тем, что стало, старичок передал Будде всех своих последователей и стал его самым ярым подвижником и популяризатором.
Через месячишко наблюдалось повальное увлечение новой доктриной; сотни, тысячи последователей не только кучковались вокруг Учителя, но и расходились по стране с вестью о нем. Когда информация дошла до столицы, царь-батюшка прислал гонца с просьбой вернуться и занять трон, он де стар, и не может нести бремя власти. Гаутама Будда проигнорировал просьбу родителя, а гонец, выслушав проповедь Будды, обрился наголо, завернулся в желтую ткань и остался при нем. Несколько следующих гонцов поступили таким же образом, т.е. не вернулись во дворец, а пропали с концами. Наконец, был прислан кузен Будды, с которого взяли слово, что он обязательно вернется, даже если очень захочет остаться. Человек попался стойкий и верный своему слову. Не смотря на сильнейшее очарование Будды и дичайшее желание остаться, кузен не только сам вернулся во дворец, но еще и ухитрился убедить Будду навестить престарелого родителя. Будда навестил родственников… через полгода, в сопровождении нескольких тысяч последователей и почитателей.
У Шакья Муни был удивительный родитель. Другой бы на его месте разъярился, или хотя бы расстроился, что сынуля притащил в дом толпу голодных, грязных, незнакомых людей. А царь наоборот, обрадовался, что Будда вернулся, мгновенно предложив сменить себя на троне шакьев. На что Будда ответил категорическим отказом. А еще произнес проповедь, и полдворца челяди обрили себе головы, завернулись в желтую ткань и рванули в стройные ряды последователей Буддизма.
Правителю пришлось прибегнуть к испытанному способу – посредничеству кузена Будды. По его просьбе учитель встретился со своим отцом наедине, и, вняв увещеваниям родителя, ввел как правило при приеме в секту спрашивать разрешение родителей или опекунов абитуриента. Позже эта беседа имела и другие последствия. Отец, весьма неглупый человек, намекнул Будде, что если все уйдут в монахи, то монахи передохнут с голоду, их некому станет кормить, одевать, обслуживать. Будда задумался, как пристроить людей, которые разделяют его взгляды, но не хотят или по разным причинам не могут быть монахами, отшельниками. Так была изобретена форма деления буддистов на монахов, мирян (соблюдающих все правила, предписанные буддизму, но живущих в браке или просто в миру, вне стен монастыря) и сочувствующих. Отец Будды так и не принял почти до самой смерти его учения, но был поражен популярностью своего сына и его способностями в обращении других в свою веру. Он понял, что сыном, даже таким, можно гордиться, и отстал от него, перестав докучать своими просьбами о коронации. Через некоторое время правитель добровольно передал власть дальнему родственнику, тоже кузену Будды. Более поздние источники живописуют приход отца в лоно буддизма, но в ранних изложениях жизни Будды этот факт почему-то не указывается.
Вторым по значимости и по родственным отношениям для Будды считалась жена. Но она вообще не вышла встречать супруга, нарушив тем самым не только дворцовый этикет, но и поправ обычаи предков. Она потребовала, чтобы он сам пришел к ней и приветствовал ее лично. Конечно, девочку можно понять. Жила себе с мужем, ни в чем ему не отказывала, родила прекрасного ребенка, по внешним данным ни в чем не уступавшего родителю, а тот взял и сбежал на несколько лет без объяснений и возвращаться не хотел. Будде пришлось встать с коврика и тащиться через весь дворец в ее покои. Первый вопрос, который она ему задала – гениальный пример женской логики. Она заявила дословно: «Я тебя понимаю, никто тебя так не понимает, как я, но зачем ты это сделал?». Будда попытался объяснить: «Понимаешь, дорогая, во дворце и окрестностях каждый тыкал мне в глаза своим пониманием, какой я должен быть. Народ считал меня принцем, папа – наследником, ты – мужем, любовником, отцом нашего ребенка. И я растворялся в ваших желаниях, подстраиваясь, стараясь стать таким, каким вы меня видите. Я не мог увидеть себя настоящего, такого, какой я есть на самом деле». Супруга все еще пыталась его понять и поинтересовалась: «А здесь, «на базаре», ты не мог достигнуть того же, что достиг в лесу?» (Имеется в виду, конечно, не базар, а дворец, место шумное и многолюдное). Будда согласился, что не никто в таком бардаке не смог бы достигнуть должного состояния спокойствия, отстраненности и чистоты помыслов ведущих к Просветлению. Живущему «в миру» во много раз сложнее противостоять соблазнам, выполнять все религиозные правила и предписания, ежедневно отвлекаясь на добычу средств к существованию, и учитывая интересы и потребности родных, близких и соседей по коммунальному хозяйству.
Супруга обрадовалась, что она такая умная и простила бы мужу все прегрешения, если бы он остался с ней, но Будда не только не вернулся, но и не взял ее с собой, удалившись из дворца в сопровождении толпы учеников и поклонников мужеского пола. Он вообще к этому времени был настроен весьма отрицательно к женскому сословию и не позволял им присоединяться к «ашраму» (религиозное подразделение, по типу монастыря, но без определённого места дислокации, по крайней мере, на тот момент).
Вокруг свирепствовал патриархат, и Будде сложно было спрыгнуть с его позиций, оценивая женщину не как генератор постоянных неприятностей. Ему бы решить, куда девать толпы новоявленных буддистов, десятками достигающих архатства под его чутким руководством, а тут еще и бабы вертятся под ногами, то выступая с требованиями считать их равноправными партнерами, то сманивая учеников колдовством или «живым телесным магнетизмом». С колдовством Будда разбирался легко и быстро: пара четверостиший и ученик снова видит свет в конце туннеля, а не чьи-нибудь телеса в куске материи или без оной. Проблему вступления женщин в монашество ему было решать значительно сложнее – он оказывал одинаково очаровательное воздействие на особей обоих полов, так что ему пришлось поступиться своим мнением и разрешить организовать несколько женских ашрамов-монастырей, тем более что об этом в один голос просили все его ученики и последователи. Будда, скрепя сердце, разрешил сие безобразие, но предупредил, что раз женщина влезает в буддизм, то чистота и святость религиозного течения продержится не более 500 – 600 лет, как и любого другого благого начинания, в котором участвует слабая половина человечества.
Близким и семье удалось примириться с «буддовостью» Шакья Муни, большая часть из них пошла за ним. Во дворце остались прозябать пара кузенов и несколько племянников, если не считать отца и супругу. Последней от буддизма досталось еще раз, когда сын ушел по стопам отца, принял постриг, быстренько достиг архатства под руководством родителя, и, как водится, не оставил после себя потомства. Так что прямых потомков Будды сейчас в мире не наблюдается, хотя толика крови его родных еще гуляет в чьих-то жилах.
Воззрения буддистов на взаимоотношения между людьми были архиреволюционны и дюже своеобразны. Взять хотя бы проблему взаимоотношения каст. В ашраме принадлежность к какой-либо касте не учитывалась не только в повседневной жизни между монахами, но и в момент приема человека в монашество на это также не обращали внимание. Начало положил Будда, но удивительно, что и другие безропотно продолжали следовать его доктрине равенства внутри ордена и деления остальных на сочувствующих, мирян и язычников. Не возникало за все время жизни Будды ни одного обсуждения этой темы, не говоря уже о недопониманиях, ересях и расколах. Нет, конечно попытки ереси возникли еще при жизни Будды, но темы и обсуждаемые вопросы не затрагивали систему кастовости и принцип приема в ашрам по принадлежности к более или менее уважаемой части населения. Любимым учеником Будды, сопровождавшим его везде и всюду, до самой смерти учителя, был монах, ранее принадлежавший к париям. Правда, он не смог достигнуть архатства при жизни учителя, да и после смерти Будды особо не торопился. Сначала он весьма переживал по этому поводу (кругом на людей архатство сыпется, как из рога изобилия, а он все мимо), но Будда заверил его, что, чем медленнее человек приходит к архатству, тем ценнее приобретенное. Длина земного пути там, наверху, не учитывается, но очень приветствуется опыт, как позитивный, так и негативный.
Кроме «просьбы» не отвлекаться на девочек, Будда в приказном порядке запретил своим ученикам и последователям творить чудеса, хотя это становилось совсем просто при приближении к Просветлению. Открывались новые горизонты, люди начинали ясно видеть, далеко слышать. Целые пласты информации, информационные потоки, реки, моря знаний обрушивались на адепта, и Будда очень хорошо представлял себе притягательность и соблазнительность нескончаемого познания ради самого процесса познания. Человек или уходил в добычу информации, или наслаждался всевластием, творя все более изощренные чудеса, и забывал о том, для чего все это надо. Главным Будда считал только продвижение к состоянию, обрубающему нить кармы. Все остальное – от лукавого. Сам он несколько раз являл чудеса при большом скоплении народа, но только чтобы убедить колеблющихся и неверующих, не более того. Он так и заявлял: «Мне можно, а вам – ни-ни», чтобы, не дай Бог, не уклонялись от прямого пути и не терялись в открывшихся способностях и возможностях. До сих пор чудотворство в буддизме не приветствуется. Они могут, но не хотят, не должны, по большому счету – не имеют права.
Вот эта проблема и была одним из камней преткновения при возникновении первой ереси буддизма еще при жизни Учителя. Также ученики не преминули перессориться, кто из них главнее и ближе к гуру. Дошло до того, что один из них начал перечить Будде не только наедине, но и при других учениках, а потом вообще ушел, «хлопнув дверью». По некоторым данным он же пытался организовать неоднократно смерть Будды, но тот избегал расставленных ловушек, ходил по другим дорогам, менял решения несколько раз на дню, а своих последователей, желавших разобраться с отступниками (часть учеников ушла с супостатом и нечестивцем), останавливал и успокаивал, говоря, что все идет по плану, и, в итоге, каждый получит свое. Неверный ученик погиб в одной из своих ловушек, остальные раскольники сразу после гибели предводителя прибежали обратно с повинной, и тут же получили прощение. Следует учитывать, что они были одними из первых, последовавших за Буддой, и именно они позже, после смерти Великого, основательно словесно мордовали любимого ученика Будды на Первом Соборе за то, что тот не уговорил Учителя остаться. Других внутренних попыток внести разлад в стройные ряды буддистов до кончины Будды не наблюдалось, но и этого хватило, чтобы основательно потрепать ему нервы. Он все чаще путешествовал без эскорта или в сопровождении одного человека, не разрешая остальным следовать за собой. Преданные ученики «вели» его издали, хотя это было, по меньшей мере, глупо, ведь Будда видел их насквозь, но, со свойственной ему терпимостью, закрывал глаза на неуважение к своим желаниям, считая такие мелочи несущественным, по сравнению с вечностью.
Казалось бы, за долгий срок своего существования, а прожил он не мало – аж 93 года с копейками, Будда должен был хлебнуть порядком неприятностей, да вот не случилось. Правители и меценаты не оставляли его заведение своими милостями и исправно кормили, поили и одевали всех старо и новообращенных. Для ашрамов и монастырей покупались поля, леса, рощи и кущи. В одном случае сочувствующему пришлось выложить золотыми монетами всю площадь парка, приглянувшегося для нужд местной общины. Такие условия выдвинул хозяин земель, надеясь тем самым сохранить их в неприкосновенности. Купец-доброхот довёл себя почти до разорения, но земли выкупил и подарил Будде, чтобы тому было где совершать бдения и молитвы. Вскорости Будда удалился в другую местность, но роща осталась за его паствой. Сейчас там туристов больше, чем деревьев.
Только изрядно поистратив силы, Будда перестал ходить за подаянием лично, передоверив обязательную часть ученикам, а сам продолжал проповедовать и встречаться со своими последователями, предпочитая двигаться пешим ходом, хотя мог бы и поездить на повозках или верхом. Ведя жизнь простую, скромную и, можно сказать, нищую и убогую, с точки зрения простого обывателя, он своим праведным существованием не позволял последователям обрастать материальными благами, чем не раз вызывал недовольство паствы. Этот неугомонный, зажившийся на белом свете, старик мок под дождём, дрожал от холода, стойко терпел жару, пыль и насекомых, спал на голой земле и питался мизерными порциями самой простой и безыскусной еды. Вместо того чтобы сидеть на одном благоустроенном месте, он таскался по дорогам, общался с народом, мирил правителей (не всегда успешно) и не переставая вмешивался в дела братства, разъясняя спорные моменты и приводя примеры из своих и чужих прошлых жизней. Он не призывал других копировать свои привычки, никого не заставлял насильно или уговорами в чем-либо себе отказывать, но являлся ходячим наглядным пособием, тем, на кого равнялись вольно или невольно, под давлением мнений окружающих.
Никому и в голову не могло прийти, что он умрет от такой нелепой бытовой причины, как пищевое отравление. Это же курам на смех: поел грибов и помер… Правда, сам Будда намекал слушателям, что вправе регулировать продолжительность своей жизни и в его ведении как уйти, вот только своеобразно он обставил последние часы существования на земле. Судите сами.
За несколько дней до смерти он узнает, что один из его первых учеников при смерти и, не взирая на паршивую погоду и протесты сопровождения, отваживается на выматывающую прогулку, дабы достойно проводить в последний путь друга и сторонника. По дороге, в одном захудалом домишке, местный селянин угощает его грибочками, от которых Будде становится сразу же настолько плохо, что хозяин пугается до потери пульса. Учителю приходится утешать расстроенного хозяина, обещая не держать зла на невольную ошибку последнего и заверяя, что обязательно выкарабкается. Он покидает хлебосольный дом, а по пути заводит разговор с любимым учеником о том, что ему пора на покой, засиделся, мол, здесь, хотя мог бы еще задержаться лет на сто, да вот желания-то и нет, незачем оставаться. Ученик, парень сильный, послушный, безоговорочно верящий Учителю и не приученный думать самостоятельно, вынес из вышеизложенных плоских намеков только одно – Учитель очень хочет умереть, все ему обрыдло, пора на покой, с неба вовсю зовут, а тут ещё он со своими эгоистическими желаниями, типа: не уходи, гуру, как же мы без тебя… Он старался по возможности облегчить уход Будды в мир иной, но не попросил остаться, на что тот мягко попенял ему перед кончиной, а все, кому не лень, попинали на Первом Соборе. Пришлось держать ответ сразу по нескольким пунктам обвинения, в том числе получил и за то, что: уговорил Будду принять в монашество женщин, не смог при жизни Великого достичь архатства, помнил, обормот, дословно каждую фразу Учителя, произнесенную в своем присутствии, ну и, как водится, был неудобен по многим другим причинам. Если тебя брали с собой в качестве вьючного животного, то молчи в тряпочку, а ежели такой умный и цитируешь Будду по любому поводу, то какого тертого рожна не убедил его не бросать нас, многогрешных и скудоумных? То-то!
Будде удалось найти в себе толику сил, дабы дойти до умирающего собрата, попрощаться, проводить его за грань и пуститься в обратную дорогу. Несколько раз в пути он снова и снова заводит разговор о своем скором Уходе, доведя, в конце концов, ученика до слезливой истерики. Тот порывается нести наставника, но встречает активное сопротивление, сопровождающееся уверениями, что время смерти наступит через трое суток, не раньше. Ну, туго у 2 луча с временными рамками: Будда умирает через три часа, на обочине дороги, в окружении толпы почитателей, вышедших из ашрама (здесь – место расположения общины) заранее, чтобы встретить Учителя перед домом и препроводить в родные пенаты. Практически в это же время по землям шакьев прокатилась война, которую долгое время сдерживал авторитет Шакья Муни, как и слава места его рождения и возмужания. С кончиной Гаутамы Будды многие вернулись к прежним способам развлечения, среди которых силовые разборки значились не на последнем месте.
Вернемся к доказательной части нашего повествования. Всю сознательную и большую часть бессознательной жизни Будда действовал как 2 луч, строго придерживаясь схемы и не выпадая из нее даже по мелочам. Еще с младенчества он проявлял качества нестандартной Инерции (лени по-нашему): в детстве его часто выносили в парк и оставляли в тени раскидистого дерева. Погода в Индии с тех пор не изменилась, то есть без тени в полдень ребенку-ползунку находиться не только не комфортно, но и опасно. Солнечный удар обеспечен. Так вот, няньки привыкли к тихому и ровному поведению маленького наследника и оставляли его на несколько часов под деревом, а сами уходили любезничать с садовниками. Как-то на эту идиллию наткнулся папаша принца и хотел уже дать разгон нерадивой прислуге, но что-то в увиденном его насторожило. Присмотревшись, царь обнаружил какая деталь пейзажа не вписывается в общую правильную картину: тени всех деревьев, кроме того, под которым задумался Будда, уехали в сторону, как им и положено, а эта задержалась по желанию малыша - не хотелось ему переползать в другое место. Только когда Будду забрали из-под растения, она устыдилась своего поведения и стала вести себя как все остальные. Если не считать рождения, то вот первое явленное Буддой чудо. Правда только другие усматривают в свершениях 2 лучей что-то чудесное, сами они так не считают. Вообще Будде были свойственны переборы с чудесами, возьмем знаменитое «тройное чудо»: ну, хорошо, пиротехнические эффекты с разноцветными огнями под аккомпанемент левитации впечатляет, водные фонтаны из всех отверстий и частей тела тоже ничего, но зачем, скажите на милость повторять это трижды подряд? Переусердствовал малость. Но на том не остановился и повторил на бис в другом месте, дабы совсем уж убедить маловерных.
Вообще-то ему больше удавались словесные заклинания, в этом он был докой, виртуозно управляя словом и предпочитая стихотворную форму изложения (высший пилотаж). Фраза - и человек понимал, кто перед ним, четверостишие - и страждущий обретал путь, молитва – и сотни верили, живя праведно, в согласии, по канонам буддизма. Вся история Будды – гимн изящной словесности, хотя ни одного письменного источника не только не дошло до наших дней, но и не существовало вообще! Он сам, большинство его первых последователей, множество очевидцев, слышавших и видевших Будду, умели писать на разных языках, но ни один не написал об этом ни строчки – только словесный пересказ, со всеми вытекающими последствиями в виде искажений, недомолвок и просто откровенного вранья. За ним невозможно было записывать, настолько он охватывал слушателя своим эмоциональным фоном. Как таковых, эмоций не было, но аура, поле, харизма Будды сносила крышу почище иного урагана: до общения с ним рука не поднималась писать, а после - не имело смысла, были заботы и поважнее, например, как поскорее достичь архатства.
Любой порядочный 2 луч или вне времени, или только здесь и сейчас, ему полагается зависать на чем-либо, живя своей работой, продолжая ее максимально долгий период. Будда и в этом не исключение. Достигнув Просветления в достаточно молодом возрасте, организовав школу, секту, течение, наконец мировую религию, зная, что она выживет и будет повсеместно распространяться и развиваться, он не уходит, а работает, работает и еще раз работает, вводя в просветленное состояние все большее количество попутчиков. Скажем по другому, ему огромного труда стоило объяснить, как он доводит людей до рывка вверх, пришлось самому становится ходячим наглядным пособием. Там, где адепт затрачивал годы духовных исканий, упражняясь по схеме, рядом с Учителем проходилось за секунды, или минуты, часы, дни, пусть месяцы (в зависимости от развития сущности), но все равно гораздо быстрее, тем более что результат был гарантирован. Будда рядом – ты бежишь к нирване семимильными шагами. Учтите, он поднимал последователей до своего уровня, не меньше, и изрядно удивлялся, чего же еще от него хотят те, кто может то же, что и он. А они не могли… Путь, показанный Буддой, был сугубо индивидуален и только он, ходячее Сочувствие, мог сопровождать ищущего к цели. Повторюсь, Путь показанный Буддой – для одиночек в толпе и вне. Да, их миллионы, но каждый достигает высшей ступени самостоятельно, внутри себя, дозревая, вырастая, пестуя духовную силу своего внутреннего мира. Работая от мозгов, от мысли, короче медитируя, созерцая свой пуп. Путь 1 луча, буддизм, как эталон, но не единственно правильная дорога к цели, может быть только самая проторенная. Будда показал, как быстрее попасть 1 лучу туда, куда надо, но можно ведь и по другому, кто вам мешает?
Да, тут напомнили о чуде с лепешкой, тоже интересное проявление Инерции в Будде. Он пришел с группой последователей в один малообеспеченный дом, но был принят с должным почтением. У хозяина голодная орава гостей подъела все припасы, тот начал слегка паниковать, чем же кормить толпу отдыхающих, ведь голодных осталось больше, чем сытых, да и те не наелись вдосталь. Оставалась одна лепешка, которую Будда разломил пополам, отдал ученикам и попросил поделить на всех. Народ поел, хозяин запасся, а лепешка все не кончалась. Когда выпечка основательно потеснила людей, заняв все емкости и углы, ученики посмели отвлечь Будду от размышлений. Они спросили его, как остановить процесс неконтролируемого деления. Учитель посоветовал им выкинуть плюшку за ворота и та, шлепнувшись в пыль, тут же прекратила размножаться. Буддисты ушли, а хлеб остался, пока его всем селом не умяли. Будда же выказал ученикам недовольство, мол, могли посмотреть и догадаться сами, нечего было его тревожить по пустякам.
По поводу процесса Ухода Будды из жизни, похоже, стоит потратить еще толику слов, потому как он промазал. Каждый уважающий себя просветленный должен пройти четыре стадии, чтобы достичь отрешенности, внутренней пустоты, нирваны, а затем и состояния архатства. Да вот беда – находясь на четвертом этаже (в архатстве) нельзя уйти из жизни, или, говоря проще, отбросить копыта. Будда, готовясь к смерти, сел на коврике в позу лотоса, и, по привычке, довел себя до четвертой ступени. Тут он ощутил, что помереть не только не удается, но он еще и выздоравливает. Пришлось вернуться в материальное бытовое состояние и начинать медитацию сначала. Он много раз обещал, что уйдет из жизни сознательно, что и продемонстрировал, задержавшись на третьей ступени, впав в нирвану, и прекратив земное существование. Со второй попытки он покинул сей мир и стал его Духовным Хранителем. У него было естественное, но редкое, отношение к смерти и неестественное – к жизни. Обладая всеведением и мощью Великого Просветленного, он не только не оживил ни одного последователя, но даже не лечил ни разу никого из близких и далеких почитателей, давая им возможность вволю настрадаться до и после вступления в ряды архатов. Будда объяснял любые беды, происходящие с человеком, грузом предыдущих ошибок, рикошетом прошлых жизней, но добавлял, что если ты архат, то это в последний раз, а если нет, - стань архатом. Иначе такое повторится множество раз, нескончаемо.
Останки почитатели сожгли, а пепел, не без пререканий, разделили на восемь частей, развезя их по своим странам, местностям и народам. И после смерти им пытались покрыть максимальную территорию, как и положено поступать со 2 лучами. Правда прах должны были развеять по ветру, но на что тогда было бы молиться прихожанам? Над каждой урной с толикой пепла Будды были возведены огромные каменные ступы, которые то появлялись, то исчезали, то меняли местоположение. До нашего времени дожило несколько урн, но, увы, не их содержимое. Он полностью телесно растворился в пространстве, без какого-либо значимого остатка.
Раз сам Будда заявлял во всеуслышание, что каждый может стать им, или таким, как он, то не удивительно, что после его смерти возникло множество течений, сект и групп последователей, которые, в меру своего разумения и памяти, объясняли, трактовали, осмысливали его слова, кто во что горазд. Такого накуролесили, что потребовалось три Собора, с интервалом в сотню лет, дабы привести всю эту мешанину к удобоваримому знаменателю. Все равно легенды порождали легенды, мифы плодились, как блохи на бродячей собаке, а здравый смысл пасовал перед красотой и величием повествования. Пока единственные слова самого Будды, за которые может поручиться душой любой буддист, гласят: «Каждый, в следующей жизни, может стать Буддой». Остальное – третий перевод неточной записи вольного пересказа.
Захотевшему увериться в правдивости изложенного материала - вполне достаточно, остальных, надеюсь, что-нибудь зацепит в других главах, а то и совсем не проймет, тогда увольте, вам не стоило читать сочинений подобной тематики – пустое занятие не приносит ничего кроме раздражения, головной боли и синдрома ломоты в носу (при внезапном засыпании над чтивом). Спаси вас Провидение от перечисленных кошмаров книголюба.