Заповеди - Тридцать Шесть

Конкурс Семь Грехов
Осенний полдень выдался на удивление тихим и спокойным. Теплый, ленивый ветер срывал последнюю тополиную листву, вяло гонял ее по асфальту и бросал ее догнивать свой век в мятой, пожухлой траве. У грязных и разбитых баков больничной помойки синемордая, от обильных побоев, бомжиха, набивала в пакеты только что найденные бутылки.
- Ты что тут, бля, делаешь, а?
Испуганно вздрогнув, она обернулась к такому же, не менее синему и оборванному типу. Не увидев в нем явной угрозы, успокоившись, решила съязвить.
- Грибы, бля, собираю!
- Вали, тварь, отсюда. Или червонец гони. Это мое место. – от бомжа явственно разило перегаром.
- А выпить за десятку дашь?
- Дам.
Тетка радостно протянула мятый червонец, после чего моментально увидела перед собой расстегнутую ширинку.
- Пей, сука. Чтобы все отпила. И качественно…


- Христа на них нет, ироды. – Баба Галя, санитарка, отвернулась от окна и шаркающей походкой направилась к кровати. – Ну а ты что? Все лежишь? Третий месяц уже лежишь, все не шевелишься.
По облупленному больничному потолку проползла последняя муха.
- Ну, ты сильно-то не переживай, милок, все к лучшему. Много в тебе греха накопилось, не захотел тебя к себе господь Бог подпускать сразу-то. Шанс тебе дал. Мол, полежи чуток, одумайся, прежде чем ко мне приходить и в царствие небесное проситься. Господь все видит, все знает. Иных, безгрешных, еще и в младенчестве забирает, ибо знает, что не предадутся греху они в жизни этой и будут ангелами на небесах, о его доброте и милосердии весть разносящие. А таким как мы он срок дает. Что бы пожили мы, помаялись, да и пустили опосля Бога в сердце свое. Срок он нам дает, что бы очистились истинно. Вот я по-молодости грешна была. Ох, как грешна. Да горя нахлебалась. Да спохватилась-то вовремя. А ты не такой вот. Гордыни в тебе много, а вот ума-разума маловато. Вот и дал Господь тебе шанс последний. Лежишь, вот, бревном, который месяц… И где теперь гордыня твоя? Вот-вот. Это же еще в заповедях сказано, что блаженны нищие духом. Не эти, конечно, ироды. – она раздраженно покосилась на окно.
- Так что, лежи теперь, - баба Галя ловким движением подсунула под него утку, - очищайся.