Корабль, уже сутки мотался по бурным водам Тихого океана. Огромные валы ледяной воды прокатывались по стальной палубе и разбивались о броню артустановки. Корабль стремительно взлетал на очередную гору воды, зависал носовой частью над образовавшейся под ним пропастью и, перевалив через вершину волны, резко опускал нос, так, что экипаж в носовых кубриках испытывал чувство невесомости. Скользя вниз по склону волны, многотонная масса корабля набирала скорость, и по инерции корабль зарывался под воду. На несколько секунд корабль превращался в подводную лодку. Тщательно задраенные переборки, люки и иллюминаторы, не давали воде возможность проникнуть в теплые и сухие помещения. Килевая качка, не очень досаждала экипажу, трудности были в основном у вахтенных. Да, и пройти из кубрика, который в корме, до двери в дымтрубе, что бы заступить на свою вахту, было довольно опасно. Необходимо было, дождавшись прохождения волны, через корабль, быстро отдраить дверь тамбура, выйти на палубу, задраить дверь и, схватившись рукой за специальный штормовой леер, быстро побежать к дымтрубе. Там опять повернуть все задрайки и заскочить в тамбур машинного отделения. Причем, такой опасности подвергалась только машинная команда – БЧ-5. А прочие «пассажиры», поднимались на свои боевые посты, не выходя на «свежий воздух». Кроме одного, он был старшиной команды торпедистов и единственный из них жил на юте. Как раз, с одним из них и случилась трагедия.
Корабль наш был боевой, нес службу по защите наших берегов. А что бы нести её хорошо, надо было учиться. Что мы и делали регулярно. То из корабельных артустановок палили по воздушным целям, то, развернув торпедный аппарат, «топили» подлодки условного противника. Вот и в этот раз предстояла ночная стрельба из торпедного аппарата. А командовал этим торпедным аппаратом, глав. старшина сверхсрочной службы Нырков.
А надо сказать, что при стрельбе торпедами, торпедный аппарат поворачивали поперек корабля, и для прохода оставалась узкая полоска палубы. Леера в этом месте были «бегучими», то есть съёмными. Так что, проходя мимо торпедного аппарата, приходилось держаться за сам аппарат. И только дальше продолжались опять штормовые леера.
В бурном, ледяном океане, уже стемнело и, хотя время подходило только к ужину, этот зачет относился к ночным стрельбам. Я не знаю даже, куда мы стреляли. Знаю только, что попали и «Задачу по торпедной стрельбе» корабль выполнил! После стрельб, объявили «Отбой боевой тревоги». Тут же прозвучала любимая команда: «Команде руки мыть, бачковым накрыть столы». Тут же потянулись «Бачковые» с «бачками» в руках, до камбуза - в надстройку. Мне «бачковать» не довелось, и я понятия не имею, как они в такой шторм, ледяной ветер, пробирались мимо опасно развернутого торпедного аппарата. Но я, сменившись с вахты, спокойно поужинал и лег спать. Только спать много не пришлось, опять зазвенели «Колокола громкого боя» и по кораблю пронеслась команда: «Боевая тревога! Корабль для похода в узкости приготовить!». Это означало, что мы заходим в бухту «Стрелок», где и находилась наша Военно-морская База.
Как только мы встали на якорь и швартовы, экипаж усталый от тяжелой работы, лег спать. А была уже глубокая ночь, спать оставалось не так много времени. Утром прогремела не приятная команда: «Команде вставать, койки убрать». Через несколько минут: «Приготовиться к построению на подъем флага». Флаг и гюйс подняли, и началась поверка личного состава. Вот тут и обнаружилось, что глав. старшины Ныркова на поверке нет. Сбегали в каюту, посмотрели и в кубриках, нет человека! Стали выяснять, кто его видел последний. Оказалось, что после успешной стрельбы он собрался идти в каюту на корму, но до каюты он не дошёл. На этом «поиск» закончился, спокойно как-то, словно не человека потеряли, а ящик простой утонул. На следующий день зам. Командира по политчасти написал его родным официальное письмо о его гибели. И все! Дальше жизнь потекла своим чередом. Только для экипажа корабля, гибель своего товарища, была потрясением.