До отхода поезда оставалось ещё десять минут...
Он уезжал домой. Там с нетерпением ждали его возвращения жена и дети.
А здесь он оставлял её, женщину своей мечты.
Измена, случайная связь...
Может, и так.
Но было это - как прыжок с моста в речку: и страшно, и маняще одновременно.
"И что же теперь делать? - подумал он. - Вот-вот объявят посадку... Только бы не заплакала, не закатила истерику у всех на виду".
- Милая моя, хочешь, я расскажу тебе грустную сказку? На прощание...
- На прощание? Грустную сказку? Расскажи.
- Стоял осенний холодный вечер. Из прохудившегося небесного сита моросил мелкий дождь.
Нахохлившиеся и притихшие воробьи сидели на мокрых ветках наполовину облысевших деревьев, а расшалившийся ветер гнал по тротуарам и мостовым сорванные листья, подгоняя одиноких прохожих, спешащих поскорее добраться домой, к тёплому очагу.
Неторопливо, осторожно обходя лужи, по улице шел человек. Ему было грустно и одиноко.
Ему было некуда спешить, никто его не ждал, до него никому не было дела.
Он брёл Ниоткуда в Никуда.
Это был я...
Случайно, на автобусной остановке, в блеклом свете уличного фонаря он заметил такую же одинокую, зябко кутающуюся в лёгкую летнюю курточку, фигурку женщины.
Остановясь поодаль, он стал наблюдать за ней. Почему? Этого он и сам не знает...
К остановке подъехал полупустой автобус и отъехал, не вобрав в своё чрево ни одного пассажира. Подъехал ещё один автобус... потом ещё... ещё...
Шли минуты. Женщина стояла неподвижно, опустив голову и подняв плечи, сновно хотела превратиться в придорожный столб и так и остаться там навсегда.
В одиночестве и бесприютности.
И это была ты...
- Мы отогрели друг друга?
- Да. Я буду часто вспоминать о тебе и когда-нибудь вернусь... Я обязательно вернусь!
- И я буду помнить... Я буду помнить о тебе долго-долго, может быть, всю жизнь. И буду ждать твоего возвращения. До встречи, милый.
- Прощай, мой воробышек. Я тебя не забуду...
И он пошёл к вагону, не оборачиваясь и всё убыстряя шаги, борясь с желанием плюнуть на всё и остаться навсегда вот здесь и сейчас.
Не обернулся. Не остался. Потому что знал: всё проходит - и любовь, и страсть.
А через полчаса в голове его уже роились мысли о том, как запрыгают Антошка с Надюшкой, радуясь подаркам, как Татьяна станет хлопотать, доставая из шкафа чистое полотенце и пижаму, снаряжая мужа в ванну.
А потом, усевшись с баночкой пивка в кресло перед телевизором, он будет рассказывать жене, как трудно ему было выбить в Главке эти чёртовы трубы...