Самая страшная болезнь на свете – ячмень на глазу. В этом я был убежден с самого детства. В вашей семье принято лечить ячмень прикладывая примочки или смазывая мазью? Значит, вы не постигли всю глубину и мудрость народной медицины, в которую свято верили мои мать и отец. Ячмень на глазу следует просто напугать! Да, да, тогда он убежит на своих тоненьких ножках и начнет гулять по организму, вероятно, чтобы перерасти затем в раковую опухоль. Каждый раз, когда я, будучи наивным маленьким мальчиком, говорил, что у меня зачесался глазик, отец, в полуприсяде, как заправский пионэр на «юных стартах», выскакивал вперед, корчил ужасающую кривую рожу и обеими руками тыкал мне в лицо сложенным в фигу кулаком, выкрикивая при этом: «на тебе, на тебе». Надо сказать, что папочка с детства был очень упитанным мальчиком, кроме того, от недолеченного когда-то защемления лицевого нерва, он обладал известной ассиметрией лица, которую частично закрывала его черная борода. В общем, в такой позе и со зверской мордой он напоминал помесь Бармалея и старухи Шапокляк – и скажу я вам, этого вполне достаточно, чтобы, пару раз прочувствовав на себе всю прелесть семейного лечения, начать ссаться по ночам и стать частичным заикой. Хотя, ячмень, как ни странно, всегда проходил.
От заикания и энуреза меня стала лечить бабуля – милая старушка, ста двадцати килограммов плохоусваяемого жира и легковозбудимой ярости. От нее я почерпнул кладезь народной придури и житейских советов. Например, если раздавить паука – семь грехов простятся, поэтому бабуля с резвостью молодой белки прыгала на каждого встреченного ей членистоногого и с упорством маньяка размазывала паучачьи кишки по асфальту. На мои вопросы о бабулиных грехах, мне обычно доставалось по затылку, и далее следовали причитания о том, какого идиота родила моя дура-мать и о порченной жизни ее бедного сыночки. Потом бабушка внезапно замолкала, строго смотрела на меня и спрашивала:
- Ну что, скумекал, бестолочь?
Я отвечал:
- Скумекал, бабушка. – И после этого взаимного обмена скумекиваньем, ее огромные ручищи вжимали меня в теплый мягкий живот, и бабушка плакала, причитая, какой я бедный ребенок.
Выглядел, я, если честно, и, правда, как туповатый задротик. Мама любила рассказывать, что при родах я ни в какую не хотел появляться на свет, и меня пришлось тащить щипцами – от чего череп имел интригующе шишковатую форму. Кроме того, башка была непропорционально большая, шейка очень тоненькой, а плечики как у чахленького недобитка, по бабулиному меткому выражению. То есть, я был очень и очень некрасивым ребенком. И, по общему мнению, крайне болезненным.
Вернемся к энурезу. Надо сказать, что в арсенале бабушкиной аптечки имелось несколько любимых средств: йод, вареные яйца и марганцовка. Марганцовкой бабушка лечила все – начиная от рассады помидоров и заканчивая собачкой. Бабулина шавочка – мелкая беспородная псинка - была облезлым тощеватым созданием, косила на один глаз и плохо ориентировалась в пространстве. Кроме того, периодически, она сначала подолгу сидела, вперившись косоглазой мордой в одну точку, а потом начинала носиться по квартире, плохо вписываясь в косяки и предметы обстановки. Часто этот фееричный забег с препятствиями сопровождался странным скулежом – бабуля вздыхала и говорила – «кобеляется», после чего лупила эту шмару тапком по выпирающим тазобедренным костям «чтобы не хотела». Однажды, не выдержав тоски по плотским радостям, она заболела, начала жевать бабушкины волосы во сне – видимо от этого у нее выпали усы - и от злости начала устраивать тайники из недоеденной хавки под кроватью, за шкафом и в прочих интересных местах. Бусинка – а именно так звали собачатинку – очевидно, надеялась тихо умереть своей смертью или все-таки расстаться с застарелой невинностью – но тут в ход пошла бабушка и марганцовка. Вы удивитесь, что может сделать такое слабенькое животное, если ей в глотку насильно влить нежно сиреневый раствор. Кульбиты, выполняемые Бусинкой – это, скажу я вам, одно из самых сильных впечатлений моего детства. Несколько часов она блевала и поносила, причем одновременно, и этот процесс было не остановить. От спазмов в кишечнике ее маленькое тельце таращилось во все стороны, и что самое странное, от выпучивания карих глазок пропала вся кривизна морды. В небольших перерывах несчастная Бусинка порывалась покончить с собой, выбросившись с пятого этажа в окно, но, как я уже говорил, бабуля была не так проста: почуяв неладное, она грозно рявкала: «куда!», отчего у собачки начинался новый приступ извержений. Так или иначе, животное выздоровело и больше не болело – видимо, в ее мозгах крепко засела мысль о том, что в этом доме болеть ну никак нельзя – это чревато марганцовкой.
Всю прелесть фиолетовых гранул чудодейственного средства я ощутил, когда чтобы «ссаки держались», бабуля начала делать мне примочки из марганцовки, прикладывая их к моим детским сморщенным яичкам. Яйца болели, чесались, а потом и вовсе стали облазить – но я продолжал ссаться. Тогда в ход пошли шаманские заговоры и прикладывание к гениталиям горячих вареных яиц. Не знаю, как чувствовали себя зародыши цыплят, когда их варили, но когда бабуля прикладывала обернутые в тряпочку яйца и зловеще шептала слова какой-то молитвы, я начинал чувствовать, что из моих собственных вот-вот кто-то вылупиться. После трех дней такого лечения я стал подергиваться и кривить свою огромную неровную башку на бок – бабушка заявила, что у меня чумка, сделала йодистую сетку на моей впалой груди и решила продолжить лечение марганцовкой уже внутренним способом. Однако, высшие силы сжалились над недобитым заикой и послали мне спасение в виде занозы.
Занозил я правую ягодицу совершенно случайно, когда на ходу спрыгивал с деревянных детских качелек. Не знаю, почему именно мне повезло получить занозу на отполированной тысячами задниц поверхности – но деревянная щепка вошла глубоко и начала нарывать. Воспаление пошло только на второй день, и когда бабушка обнаружила его, то на правой ягодице красовался уже здоровенный гнойник. Матерясь и зажимая мою голову между своими мясистыми коленями, она в буквальном смысле вырезала занозу вместе с гноем, отхватив кусочек моей детской плоти дедушкиной трофейной опасной бритвой со свастикой, а затем обработала это место сначала йодом, а затем густым фиолетовым раствором марганцовки. Под словом «обработала», я имею в виду «густо залила». Я орал, кричал и плакал, но бабуля была суровой женщиной. Три дня я не мог сидеть. Более того, я практически не мог ходить. На четвертый день, бабушка сдалась, и скрепя сердцем, отринула народную медицину, потащив меня к врачу. Терапевт недрогнувшим голосом констатировала химический ожег. Всю дорогу домой бабуля ругалась, плевалась и фигурировала в мой адрес выражениями «хлипик», «ничтожество», «бестолочь» и «урод». Но дома все-таки смирилась и на время отложила курс лечения энуреза, вплотную взявшись за мое заикание.
Не знаю, как лечили заикание изнеженные дети моего возраста, которым меньше повезло в этой жизни, я же прошел через бодрящий курс закаливания – каждый день бабушка выводила меня на балкон и опрокидывала на тощее кривое тельце ведро холодной воды. Я пугался, падал на коленки и пытался закрыться руками – бабушка от этого только больше злилась и, хватая меня за шею, поворачивала мое туповатое рыльце к себе и злобно шипела: «ну что, будешь еще заикаться, идиот, будешь?» на что я отвечал: «нне б-б-буду», в ответ получая еще одну порцию ледяного душа. Как знать, может быть, я бы и избавился от заикания, если б от утренних экзерсисов не свалился с ангиной, переросшей потом в бронхит. Махнув рукой и сделав на прощание йодистую сетку на горло, она отправила меня обратно к родителям, напутствовав при этом добрым пожеланием: «Чтоб ты сдох, приблуда, от моего сына такого сморчка не могло родиться».
Не могу сказать, что родители шибко огорчились из-за моего возвращения, хотя, признаться, я доставил им немало хлопот. Бронхит длился больше двух месяцев, и все это время я валялся дома, на мокрых простынях (энурез, как вы помните, так и оставался недолеченным), надоедая маме нытьем и долгими гулкими приступами кашля. Именно в ту пору я узнал о существовании чудесных народных средств, таких как: перцовая клизма, молоко с луком, чесночные притирания и березовый деготь, которым моя мама с упорством, достойным лучшего применения, меня лечила. Были, конечно, и разные травяные чаи, и компрессы, но березовый деготь – это незабываемые впечатления, которые никогда не сотрутся из моей памяти. Наконец, чихательно-кашлянный период закончился – и о чудо! – вместе с ним закончилось мое недержание мочи. Однако, как это ни печально, моя постель недолго оставалось сухой – начался переходный возраст, а вместе с ним – ночные поллюции.
Не то что бы они доставляли мне большое неудобство – более того, оглядываясь назад, я понимаю, что скорее должен радоваться, ведь мои многострадальные яйца все-таки не стухли под напором бабулиных средств лечения. Но маму они почему-то очень беспокоили, и со всем своим домохозяичным рвением она бросилась в атаку против страшного чудовища. Что-что, а в части лечения болячек по «мужской части» моя мамуля была и остается докой. Она, например, всегда могла узнать – изменял ей отец или нет, причем при помощи простого, но надежного народного метода: она просто-напросто сажала папочку голой задницей в тазик и наливала воды. Если шаровидная часть его мужского достоинства всплывала – значит, в семье был скандал на неделю и папа отправлялся спать на диван в коридоре. Если же они висели «вниз» - то все продолжалось как раньше.
Так или иначе, мама твердо решила, что ночные поллюции – страшное зло и теперь я вынужден был спать без одеяла и простынки («чтобы ни обо что не терлось»), в колготках и задрипанных спортивных штанах. Кроме того, она приняла на вооружение коварный химический элемент бром и пичкала им меня, несмотря на громкие протесты с моей стороны. Поллюции действительно прекратились, но зато я снова начал ссаться, покрылся синюшными прыщами и постоянно засыпал. Прыщами я занялся сам, потому как, несмотря на бром, умудрился-таки влюбиться в молоденькую студентку-практикантку, проходящую стажировку в нашей школе для умственно-отсталых и безнадежно тупых. К сожалению, не могу сказать, что с детства я хоть немного похорошел. Мало того, что рос я, очевидно, от чрезмерной болезненности, очень плохо и оставался тощеватым коротышкой, я где-то умудрился подцепить вшей, и потому меня обрили налысо, так что неправильная форма моей головешки стала еще выразительнее. К тому же, иссиня-фиолетовые прыщи, которые я каждый вечер замазывал зеленкой, замечательно поблескивали в ярком свете ламп дневного света нашей школы и конечно дополняли мой неотразимый шарм. Но гормоны, неизвестно откуда взявшиеся в моем худосочном организме, давили на мозг, заставляя мечтать о чем-то совершенно недоступном. Бром не помогал. Отец, знакомый с проблемами пубертатного периода не понаслышке, искренне пытался помочь мне вырасти, и каждый день подвешивал меня вниз головой на перекладине в дверном проеме. Там, раскачиваясь и чувствуя, как кровь потихоньку приливает в голову, я строил разные планы и мечтал, что стану высоким, красивым и сильным. Все это продолжалось, пока однажды, не выдержав чрезмерной нагрузки, перекладина не выпала, треснув меня по позвоночнику и вышибив передний зуб. От удара сместился позвонок в грудном отделе, и теперь я был не просто прыщавым уродом, а прыщавым горбатым уродом, зияющим дыренью в туповатой улыбке.
На спасение моего здоровья вновь были брошены все силы. Я спал в холодной, проветриваемой комнате, без подушки и одеяла, на полу. Никогда не забуду примочки из черной редьки, от которой я распространял головокружительное амбре в радиусе 50 метров. Потом мама, прослышав про чудеса лечебного голодания, стала кормить меня пореже. Я сидел голодный, страшный и горбатый.
Именно в эти чудесные годы моей жизни, когда я сам на своем опыте понял, как чудесна бывает народная медицина, ко мне пришла мысль о том, чтобы стать врачом. Именно тогда я задумался о том, как применить бесценный опыт, полученный от предков, на практике. Как поделиться с огромным количеством людей знаниями о том, как лечить ячмень и бронхит, как полезна марганцовка и йодистая сетка. И сейчас, поднимая свой бокал за вас, мои дорогие коллеги, я с уверенностью могу утверждать, что именно народная медицина, этот кладезь многовековой мудрости и житейской смекалки, является той путеводной звездой, засиявшей среди ханжества и невежества, которая освещает наш с вами нелегкий, тернистый, но такой почетный путь. Ваше здоровье, товарищи патологоанатомы!