1. НОЧЬ
Выключаю компьютер. Достаю белый лист и красную гелевую ручку. Мелкими буквами, ровными строчками, блестящей краской - орнаментом мыслей покрываю шершавую белизну бумаги. Из прихожей доносится стук часов, с потолка – вопли Киркорова. Уважаю соседей: два часа ночи – самое время послушать Киркорова.
Потом они разбудят меня в пол-шестого. В это время у них размеренно заскрипит кровать. Спинка кровати будет стучать об стену прямо над моей головой, минут десять-пятнадцать, пока мужчина не застонет. Позже они засыпают. Через пару часов, днём, будет слышно как женщина кричит на мужа. Ночью она не стонала, поэтому кричит днём. Просыпаюсь окончательно. Думаю, что вчера мы, наверное, так же доставали твоих соседей, включив на полную громкость и максимальные басы что-то из твоего любимого и неизвестного мне. И так же ритмично мы расшатываем твое ложе, и смеемся, и стонем, и кричим.
В это время кто-то раздраженно выключает компьютер и садится за письменный стол, с бумагой и ручкой, а возможно, и с гусиным пером. Хотя в последнем я сомневаюсь.
2. ВЕЧЕР
В тот раз мы сидели в лесу и смотрели на костёр. Тебя, как всегда, пожирали все. И даже комары. Меня, как обычно, все игнорировали. Ты рассказывал о каких-то своих интересах – швейцарских часах, трехлитровых двигателях, тяжелых буднях секретарш и новых проделках старого мэра. Я вслушивалась в твои интонации, впитывала тембр твоего голоса и смотрела, как искрятся сосновые ветки в огне.
С неба нам пели птицы, предзакатное солнце окрашивало всё в яблоневый цвет, с озера тянуло прохладой и кваканьем лягушек. Высоченные акации сладко белели тяжеловесными гроздьями, твои волосы пахли костром и самолётами. Вернее, теми ментоловыми конфетами, которыми в детстве нас угощали стюардессы в самолетах.
Эта фраза про стюардесс – твоя, и, может быть, я должна написать ее в кавычках? Но пусть она останется твоим подарком мне. Как и весь этот вечер с тобой, костром и звёздным небом.
3. ДЕНЬ
Не знаю, зачем она мне это рассказала. Лучше б не говорила. Лучше б уехала сразу.
Она приехала внезапно, её никто не звал. Хотя, что там лукавить, когда она позвонила и сказала что приедет, мы ей ответили – да-да, мы будем очень рады. И она приехала. Привезла два баула подарков, купленных в пути у местных коробейников. Когда она уехала, я их упаковала и отвезла в детский дом - еле поместились в машину. Она вышла из поезда со словами – это мой крест и я буду его нести. В тот же день она ринулась по продуктовым магазинам, чтоб сварить ему настоящий плов, который никто кроме нее, конечно же, готовить не умел. Она рассказывала о муже и дочках, внуках и собаках. О любовнике, которого она не любила. Потому что всю жизнь любила и любит только одного человека. К нему после стольких лет сознательной разлуки она и приехала. Ей снилась эта поездка, она плакала по ночам. Днём, в обед, бегала к батюшке в Лавру, и он наказал ей – ждать прощения человеческого двадцать лет. Двадцать лет прошло. Она, наконец, приехала.
Нет. Лучше б она не приезжала. Никогда. Ведь он – мой отец. И только мой. Она… Она – могла бы стать моей матерью.
4.УТРО
Исписываю последнюю четверть своего листка. Сидеть за столом уже невмоготу. Забираю вытащенного из твоей библиотеки Фаулза и перемещаюсь на кровать. Вдыхаю запахи после ароматного душа, ощущаю, как облегает тело еще влажный халат, глажу рубец шелковой вышивки на постельном белье.
Новый абзац начинается моей смс-кой и твоим телефонным звонком в ответ. Мы продолжаем наш утренний разговор. Теперь я знаю, что ответить: я тоже соскучилась по тебе, милый… Пока ты доедешь, успею заварить зеленый чай под песни Челентано, которого ты не любишь - наверное, ревнуешь. На секунду сожалею о твоём приезде. Но потом представляю, как ты войдешь, пахнущий цветами и духами, и немного туманами, и я поставлю твои длинноносые туфли рядом с моими высокими и тонкими босоножками, и ты повесишь свои ключи от машины рядом с моими от квартиры.
Утром я проснусь первой и буду тихонечко смотреть на твои губы, и паутинки возле глаз, и прядку волос на лбу, и, наконец, смогу поставить точку в своем вечном рассказе о тебе.