Сон

Виктор Новосельцев
рассказ


       «...Я летел. Подо мною были глыбы каких-то кристаллов – белых-белых, как снег. Ослепительно белых. Они были огромными, эти глыбы, но я был так высоко, что мог охватить взглядом их все сразу. Потом я почувствовал, что могу мгновенно перенестись в любую точку вселенной, и что времени, как мы понимаем его на Земле, не существует, есть что-то другое, но это не время, которое движется в одну сторону, а нечто более совершенное, способное изменяться по моему желанию...». М. Каримов, 36 лет, образование высшее, филолог.
       «...Сначала я увидела огромные цветы. Разные. Оттенков было столько, что я даже передать не могу. И цветы были незнакомыми, неземными, но очень красивыми. Как лилии, как розы, но красивее, больше. Они пахли очень тонко, как французские духи. А еще были люди. Они летали так же, как я, и любовались цветами. Люди были красивыми, и я чувствовала себя красивой. Было легко... Есть? Я не знаю, пить и есть не хотелось. Хотелось петь... Музыка? Была. Красивая.... Какая? Не могу объяснить. Я помню, но напеть не могу. Мне было хорошо...». Ж. Кирсанова, 28 лет, образование среднее, официантка в баре.
       «...Всё как на Земле, только очень красивое. Трава очень зеленая, а небо очень голубое, и облака, как большие и мягкие подушки. Ко мне вышел старец в белой одежде и с белой бородой. Он сказал, что я пришла рано, и мне нужно вернуться на Землю. А еще я слышала пение с неба. Пели хором, очень красиво, а потом был свет, яркий свет. Такого на Земле не бывает. Ангелы были, но где-то далеко, близко я их не видела...». Т. Калинина, 62 года, образование неполное среднее, пенсионерка.
       «...Огромная кристаллическая решетка, как в трехмерной компьютерной графике, и я внутри. Там были места, точки, куда я проникал и оказывался на другом уровне, в другой кристаллической решетке... Звуки? Были. Что-то неуловимое, похожее на большой орган. Гармония была совершенной, но мелодии не было. Музыка – как фон. На разных уровнях она была разной, но мелодии я ухватить не мог. Может, потому, что не старался сделать это. Я смотрел по сторонам, летел и стремился проникнуть на другие уровни. Было любопытно, страха не было...». Г. Демин, 20 лет, студент химико-технологического факультета.
       «...Я видел. Но видел не глазами, а собственным сознанием. Я не ощущал своих глаз. Всё было странным, незнакомым, но я понимал: это - горы, а это – море. Кажется, я понял, что такое цвет, но теперь я не понимаю людей. Все говорили, что море синее, а то море, которое я видел, было разным, и что такое «синий», я так и не понял. Трава и листья тоже оказались самых разных цветов. И что же тогда означает «зеленый»? Теперь мне еще более непонятно, что имеют в виду люди, говоря о цвете. Может, «там» цвета совсем другие...». К. Панин, 23 года, пенсионер, незрячий от рождения.
       Крутов отодвинул от себя стопку пластиковых файлов, закрыл глаза и потер пальцами правой руки лоб. Пальцами левой он барабанил по столу, ногти не были стрижены уже более недели, и оттого по кабинету раздавался цокот, как будто стадо микроскопических лошадок скакали по полированной столешнице. Из-за приоткрывшейся двери показалось лицо Чагина:
       - Занят?
       - Проходи. – Крутов перестал цокать ногтями и положил ладони одна на другую. – Маешься от безделья?
       - Не маюсь, - Чагин проник в кабинет и сел на стул, облокотившись на крутовский стол. – Мне нравится бездельничать, если, конечно же, за это кто-то платит мне деньги.
       - Ты опять насчет работы?
       - Насчет нее, сердечной. Есть новости?
       - Вчера разговаривал с Берном, - Крутов старался не смотреть в сторону Чагина, потому что тот уставился прямо в лицо собеседника. – Вопрос о финансировании еще не решен. Ты ведь знаешь: когда решается вопрос о гранте, требуется полная и подробная смета расходов. Если они исключат хотя бы одну заявленную штатную единицу, ты в мою лабораторию не попадешь. Сам понимаешь: ради тебя я не буду никого лишать работы.
       Чагин не обиделся:
       - Прискорбно, но честно. За это я тебя и уважаю.
       Крутов не собирался продолжать беседу, но Чагин не унимался и уходить не спешил. Посмотрев на стопку файлов, он поинтересовался:
       - Как там твои «клиники»? Есть что-нибудь новое?
       Крутов вздохнул:
       - Не забивай себе голову лишней информацией: ты пока не работаешь над проектом.
       Чагин опять не обиделся:
       - Да мне просто интересна сама проблема. Как-никак, проект может стать мировой сенсацией.
       Крутов набрал воздуха в легкие и медленно его выпустил, надув щеки:
       - Я тебя прошу, не называй «клиниками» подопытных. Во-первых, это неэтично, во-вторых – совершенно неточно, потому что состояние клинической смерти они не испытывают.
       - Понял, - Чагин выставил руки ладонями вперед. – Так наш договор в силе?
       - Если штаты утвердят.
       Чагин ушел, а Крутов все сидел, не двигаясь, и смотрел на стопку файлов. Подняв трубку зазвонившего телефона, он прижал ее к уху.
       - Да?
       Звонил завотделом.
       - Николай Петрович? Только что позвонили из Берна, сказали, что ваша смета расходов по гранту принята, через неделю поступит официальное подтверждение, так что можете начинать работу.
       Поблагодарив завотделом и положив трубку на место, Крутов опять закрыл глаза и забарабанил ногтями по столу. Чагина он не любил. Знал его со студенческих лет и не любил с тех же самых пор. Подлым Чагин не был, жадным, вроде бы, тоже, но было в нем что-то, от чего Крутов ощущал раздражение. Какая-то настырность, феноменальная способность «пробить» свои интересы в любой ситуации. Пробивной хлопец. Во всём. Еще на первом курсе Крутову нравилась Аня из параллельного потока, а Чагин, этот способный устроитель собственной жизни, сразу же разоружил приятеля:
       - Слушай, - он заглядывал в глаза и теребил за рукав. – Вижу, тебе Анька нравится. Тебе просто нравится, а у меня любовь к ней. Настоящая. Мы ведь друзья, не будем из-за этого ссориться?
       Крутов с Чагиным ссориться не стал. Он понимал, что Ане нравится именно он, а не Чагин, но старательно делал вид, что не обращает на нее внимания. Анна помаялась, помыкалась, а к лету, когда они на практику уехали, взяла и согласилась на Чагина. Настоящая любовь Чагина продлилась недолго, уже к зиме он охладел к своей подружке, и в создавшемся треугольнике назрела невыносимая ситуация. В компаниях они держались особнячком, и, когда Чагин всем своим видом стал постоянно демонстрировать неудовольствие, а Анна - реагировать на это неудовольствие готовностью уступить, Крутову стало противно, и он ушел из их жизни. Вернее, он навсегда ушел из жизни Ани, а от Чагина отделаться не хватило сил. Тот опять заглядывал в глаза и дергал за рукав:
       - Мы ведь друзья, Коля. Черт с ней, с этой Анькой. Не сложилось у нас. Я знаю, она нравилась тебе, так ты можешь того... Я ревновать не буду.
       Крутову было противно, но по морде Чагину он тогда не дал: никак не мог заставить себя ударить человека по лицу. Впоследствии Аню он встречал редко – компании у них стали разными. На пятом курсе она вышла замуж, и Крутов даже видел ее мужа: он не был похож ни на Крутова, ни на Чагина. После окончания университета Аня исчезла из поля зрения Крутова, а от Чагина он так и не отделался, даже работали они в одном учреждении. Чагин, как всегда, пробивался вовсю: должность и зарплата у него всегда были выше, чем у Крутова, начальство любовью к нему не пылало, но он умел казаться полезным и был на хорошем счету. Правда теперь, когда возглавляемая Крутовым лаборатория взялась за исследования, которые получили грант международной гуманитарной организации, всё изменилось. Теперь Крутов крепко сидел в седле, получал хорошую зарплату и был в милости у начальства, потому что от полумиллионнодолларового гранта изрядно перепадало и самому учреждению в виде новейшего оборудования, необходимого для исследований.
       До окончания рабочего дня оставалось полчаса, когда в кабинет заглянул Петя Наумов. Звание «молодой специалист» подходило ему просто идеально: зачесанные по последней моде - на лоб - волосы, джинсы с искусственными потертостями на коленях и заднице, круглые очки в металлической оправе.
       - Можно, Николай Петрович?
       Крутов кивнул и поинтересовался:
       - Работу уже закончил?
       - Каримов не пришел.
       - Не предупредил заранее?
       Петя отрицательно покачал головой:
       - Не позвонил.
       Крутов посмотрел на файлы, лежащие на столе:
       - У тех, кто обследовался сегодня, есть что-нибудь новое?
       Петя опять покачал головой:
       - Нет. Каждый – в собственном мире. Ничего общего.
       - А коридор?
       - Вы же знаете: коридор не у всех, да и описания разнятся – у кого с мягкими стенами, у кого с твердыми.
       - Зато свет в конце тоннеля - у всех.
       - Только у тех, кто видел тоннель, - усмехнулся Петя и добавил: - Зато «тот свет» у всех разный: кто какой себе придумал. – Ему понравилась собственная шутка, и он повторил: - «Тот свет» у всех разный.
       - Всё у тебя просто и понятно, - Крутов откинулся на спинку удобного кресла и вздохнул. – Раньше тоже объясняли: свет в конце тоннеля – это естественное сужение периферийного зрения, которое происходит при торможении деятельности клеток мозга. Теперь мы доказали, что свет в конце тоннеля – не миф, люди выходят в него; и где теперь эти теоретики, которых посрамил молодой специалист Петя Наумов?
       Петя улыбнулся, а Крутов продолжил:
       - И где будет Петя Наумов, когда кто-то докажет, что тот свет один, просто все видят его по-разному. Такое ты ведь можешь допустить?
       - Могу, - согласился Петя и поглядел на часы. Поглядел мельком, но заметно для начальника.
       - Ладно уж, иди, - махнул рукой Крутов и уже в закрывшуюся дверь пробурчал: - Молодо-зелено.
       
       До служебной машины Крутов еще не дорос, да и не дорастет никогда, по всей видимости, а водить машину так и не научился, а если б и научился, то и тогда у него денег на автомобиль не хватило бы, а потому и ездил он на работу и с работы в общественном транспорте. Зимой одеваться тепло не было смысла – в метро нестерпимо жарко – и приходилось мерзнуть на улице и в автобусе. Автобусы изготавливали в Венгрии; наверное, там морозов не бывает, и оттого внутри автобуса у пассажиров в морозный день постоянно клубами валит пар изо рта. Уже у самого дома Крутов купил в магазине хлеба и молока. Войдя в пустую квартиру, он включил свет в прихожей, огляделся и пробурчал:
       - Здравствуй, дом родной.
       Он был женат. Недолго. «Не срослось у вас», - сказал тогда Чагин, и Крутов сразу же вспомнил Аню. Развод прошел без трагедии: детей не было, и у каждого – квартира от родителей. Цивилизованный развод. Она потом вышла замуж, у нее дети, а Крутов так и остался один. Приходят женщины, но ненадолго.
       Включив телевизор, Крутов отправился на кухню, где поставил сковородку на газовую плиту и достал полиэтиленовые пакеты из морозильника. Звук у телевизора был включен достаточно громко, и он слушал болтовню из ящика вполуха: вроде как кто-то в квартире есть кроме него. Потом был ужин в одиночестве. Ел автоматически: взгляд в тарелку, движение вилкой, жевать и смотреть, если реклама – переключить на другой канал. Чаще всего по всем каналам показывают трупы и разрушения, на втором месте – секс и сериалы для тупых. Теперь еще появились молодежные шоу-программы для совершенно тупых: группу молодых людей изолируют от общества, поселяют в каких-то помещениях-студиях, и молодые люди начинают играть во взрослую жизнь:
       - Ты чего – пи! – мне?! Я тебе что – пи! – какая-нибудь?! – Это она: высокая, ноги длинные, волосы крашеные, глаза пустые.
       - Валюх, блин, ты чего? – Это он: высокий, плечи широкие, стрижка под ноль, на плече татуировка. – Ты зачем – пи! – мне это говно пихаешь?
       Слово «говно» звуком «пи» не заменяется, значит, это уже приличное слово. Литературное.
       Когда молодые запутываются в своих отношениях, на сцену выходит ведущая программы – Ксюша-пылесос, как ее называют за глаза в московских тусовках. Пылесос – потому что умело деньги из миллионеров высасывает. Ксюша начинает разбирать конфликт, хитро поглядывая в объектив телекамеры. Ее лексикон мало чем отличается от словарного запаса подопечных, зато у нее все прилично: про говно - ни слова.
       Крутов вернул надкушенный кусок хлеба на тарелку и левой рукой переключил канал на пульте. Сериал. Новый, но опять про Золушку. Бедная девушка попадает в дом к богатому олигарху, и начинается... Если такие фильмы появляются один за другим, значит, их хорошо смотрят; теперь на телевидении тщательно все подсчитывают, и самым невыгодным товаром стало настоящее искусство.
       Крутов вздрогнул от телефонного звонка и отложил вилку. Звонил Парфенов, справлялся, нельзя ли встретиться сегодня. Крутов посмотрел в темное окно:
       - Я ужинаю.
       - Притормози, поужинаем вместе. Поговорить надо.
       - У меня котлеты закончились - последнюю доедаю, а в магазин идти неохота.
       - Не волнуйся, я и котлеты возьму, и к котлетам, - жизнерадостно пообещал Парфенов.
       - Мне бы твою жизнерадостность, - проворчал Крутов, кладя трубку.
       
       Котлет Парфенов не взял, зато взял пельменей, астраханской селедки, красной икры, хлеба и литровую бутылку водки.
       - Хорошо, что хлеба взял, - сказал Парфенову Крутов, принимая пакет из его рук. – У меня закончился, а я забыл тебе сказать.
       Раздевшись, Парфенов прошел в комнату, потирая красные ладони и оглядываясь по сторонам. Он всегда входил в комнату именно так – оглядываясь по сторонам, как будто ожидал увидеть что-нибудь новое. Пока пельмени варились, они хлопнули по рюмке и закусили селедкой. После пельменей и третьей рюмки Парфенов приступил к тому, зачем пришел:
       - Ну, ты как, получил первые результаты?
       - Для того, чтобы сделать определенные выводы, материала пока мало.
       - Но промежуточные выводы, предположения озвучить уже можно? – Парфенов взглянул на бутылку, и Крутов разлил водку по рюмкам. – Ну, будем здоровы.
       Выпив водку вслед за Парфеновым, Крутов крякнул и понюхал хлебную корку:
       - В науке предположения не имеют ценности, - сказал он, доставая рукой из тарелки кусок селедки.
       - Ты икрой закусывай, икрой, - посоветовал Парфенов и тут же, без паузы, добавил: - В данном конкретном случае твои правильные предположения будут иметь ценность. Высокую материальную ценность. Тебе сообщили уже, что твою смету расходов на грант утвердили?
       Крутов кивнул.
       - Так вот: утвердили - это еще не значит, что ты получишь грант. Нужны промежуточные результаты исследований, нужны публикации в научном журнале, в прессе.
       Крутов перестал жевать:
       - Ну, и какие же правильные выводы и предположения я должен сделать из своей работы?
       - А я откуда знаю? – удивился Парфенов. – Я ведь далек от науки. Ты исследуешь, ты и делай предположения, выводы.
       - Но ведь именно ты подсказал мне, какой темой заняться, на какой участок мозга воздействовать, чтобы получить результат, а потом – и куда обратиться за первым грантом на эти исследования. Отсюда я делаю предположение, что ты сейчас точно знаешь, какой вывод я должен сделать по результатам своих исследований.
       Парфенов оставался невозмутимым. Крутов знаком был с ним недолго, и с первого дня удивлялся его поведению: собран, внимателен, очень умен, хотя на первый взгляд выглядит человеком недалеким. Вот и сейчас играет этакого простака, потирает руки, глядя на бутылку:
       - Ну, чего ты там? Наливай, что ли. Не жрать же я к тебе пришел.
       Крутов разлил. Выпили. На этот раз Крутов закусил бутербродом с икрой, а Парфенов – селедкой.
       - Честно говоря, я в этих делах не разбираюсь, - Парфенов методично вытаскивал реберные кости из куска сельди. – По-моему, для начала достаточно будет, если ты опишешь в общих чертах суть своих исследований и сделаешь предположение – только предположение – что все видения, которые описываются пациентами, испытавшими клиническую смерть, это ни что иное, как результат отмирания того участка мозга, на который ты воздействуешь в своих опытах. И нет здесь никакой потусторонней жизни.
       - Для того, чтобы в прессе высказать любое мнение, надо еще заинтересовать журналистов, а это сейчас нелегко.
       Парфенов отодвинул от себя тарелку с останками сельди и откинулся на спинку стула:
       - На этот счет не волнуйся. Ты подготовься, а журналисты будут. Можешь предупредить друзей и знакомых: твое интервью пройдет по федеральному каналу на телевидении.
       Крутов оперся локтями о стол:
       - Не понятно: зачем это кому-то нужно, и почему столько денег на это тратится.
       - А ты не думай, - посоветовал Парфенов и опять посмотрел на бутылку. – Тебя что, не устраивает твое теперешнее положение? Может, хочешь завотделом стать?
       - И это можно? – усмехнулся Крутов.
       - Не знаю, - пожал плечами Парфенов. – Спрошу. Ты наливать-то будешь?
       Крутов разлил. Выпили.
       - Сколько у меня времени, чтобы подумать?
       - А чего тут думать? – это пьяным голосом, а потом трезво: - Три дня.
       Крутов посмотрел на внезапно протрезвевшего Парфенова и утвердительно качнул головой:
       - Хорошо, я подумаю, что можно сделать.
       
       На следующий день Крутов вызвал Наумова в свой кабинет.
       - Вот что, Петя: подготовь аппаратуру, а подопытного – кто у нас сейчас? – отправь домой и успокой – деньги свои он получит сполна.
       - Сейчас Кирсанова готовится, - Петя с недоумением смотрел на шефа. – Так отпускать ее?
       - Отпускай, пусть отдыхает.
       Петя не торопился исполнять приказ:
       - А кто вместо нее будет? Никто на сегодня не запланирован.
       - Я буду.
       Петя не двигался с места:
       - Это строжайше запрещено.
       - Но ты ведь никому не скажешь?
       Наумов отрицательно покачал головой.
       - Ну и лады. Всех распусти по домам, скажи – профилактика оборудования. Вдвоем будем.
       - А кто за данными следить будет, записывать?
       - Записывать ничего не будем. Мне нужны только личные впечатления.
       Наумов потоптался, поправил очки указательным пальцем, вздохнул и вышел из кабинета.
       
       Кресло стояло в углу кабинета, рядом – стол с компьютером и дорогостоящие импортные приборы, купленные на средства от гранта.
       - Всех отправил по домам? – спросил у Пети Крутов, направляясь к креслу.
       - Марина осталась.
       - Я же сказал: отправить всех.
       Петя продолжал невозмутимо возиться с проводами и датчиками:
       - Надо кому-то на телефоне сидеть – вдруг позвонят. Она будет в другом кабинете и ничего не узнает. Если кто-то позвонит, скажет, что мы заняты.
       - Хорошо, - согласился Крутов, расположившись в кресле полулежа и откинув голову на специальную подставку.
       Он сидел в кресле не в первый раз – когда кресло прибыло, и его смонтировали, все пересидели на нем, даже завотделом, пришедший полюбопытствовать. Вот только в роли подопытного Крутов еще не был. Была такая мысль с самого начала, но он гнал ее подальше, боялся, что это помешает быть объективным в оценке результатов. Теперь у него не оставалось другого выхода. Надо было попробовать все самому.
       Петр укрепил датчики на голове, груди и руках своего начальника, приблизил к его голове излучатель на большом кронштейне и уселся за компьютер. Поработав с клавиатурой, он добился точной установки излучателя и спросил у Крутова:
       - Время?
       - Три минуты.
       Петр озабоченно выглянул из-за дисплея:
       - Мы ведь никогда на такой длительный срок не выходили с первого раза.
       - Противопоказаний пока не было, - ответил ему Крутов, не открывая глаз. – Следи за моим пульсом, и если что-то будет не так, выведешь меня раньше. Ну, давай, поехали.
       - Поехали, - ответил Петя, поправил сползающие очки и нажал «Enter».
       
       Переход в новое состояние совершился незаметно для Крутова. Он вдруг увидел «сверху», откуда-то из-под потолка, себя, лежащего в кресле с многочисленными датчиками на теле, и Петра за компьютером. Ощущение было такое, будто под потолком находился не он сам, а только его взгляд, потому что тела он совершенно не ощущал. Можно было уходить отсюда дальше, но он не спешил. Он знал, куда уходить, но не смог бы объяснить себе, куда именно. Ради озорства – это как во сне, когда знаешь, что спишь, и всё можно – он «прошел» сквозь капитальную стену и посмотрел сверху на Марину, которая в соседнем кабинете разглядывала красочный «Плейбой». Радости от нового состояния не было, грусти – тоже. Было спокойно. Крутов захотел уйти, и перед ним открылся тоннель, через который он стал перемещаться с огромной скоростью. Стены у тоннеля были мягкими; он знал это, хотя и не осязал их. Потом был свет в конце, яркий свет, а затем Крутов оказался в знакомом месте. Знакомом до боли. Это место появлялось всякий раз, когда его одолевали кошмары: огромное помещение с высокими каменными сводами, массивные деревянные столы и стулья, оружие, развешанное по стенам. Не хватало только командира его снов, этого талантливого актера, который всегда перевоплощался, чтобы мучить сначала маленького Колю, а потом и взрослого Николая Петровича. В этом огромном помещении Крутов обрел тело, только это было легкое тело: он не ощущал больных суставов, вечно переполненного кишечника и саднящего сердца. На нем была одежда... Какая? Никакая. Просто одежда. Командир снов, наконец, появился, но Крутов уже не боялся его. Он ничего не боялся.
       - Здравствуй. Как называть тебя?
       Крутов никогда не обращался напрямую к командиру снов, а тот никогда не называл своего имени. Даже лица у него постоянного не было – просто командир снов. Вот и сейчас лицо как бы есть, а как бы и нет его, настолько оно не запоминающееся, без каких-либо огрехов - взгляду не за что зацепиться. На нем тоже была никакая одежда. Просто одежда.
       - Называй, как считаешь нужным – это не имеет значения. Можешь называть просто командиром.
       - Командирами когда-то в Москве таксистов называли.
       - Я же говорю: не имеет значения.
       Они стояли друг напротив друга, но пола под собой Крутов не ощущал.
       - Где я нахожусь? Во сне?
       - Это можно и сном назвать, - Командир картинно пожал плечами: актером он был превосходным. – Ты оказался там, где хотел оказаться.
       - Каждый из подопытных оказывается там, где хочет оказаться, и поэтому у всех различные впечатления?
       - Ты сам ответил на свой вопрос.
       - Но я ведь не хотел увидеть тебя. Ты всегда вызывал во мне страх.
       - Страх не во мне, а в тебе. А увидел ты меня потому, что подсознательно хотел этого. Ты хотел избавиться от страха.
       - Кто ты?
       - Кто угодно. Любой человек, которого ты знаешь или пока не знаешь; ты сам, в конце концов.
       Крутов помолчал, оглядываясь по сторонам. Он впервые не ощущал страха, находясь в этом помещении, и потому внимательно оглядывал стены, с развешанным на нем оружием. Оружие казалось не настоящим, а бутафорским, как в театре, да и вся ситуация была похожа, скорее, на плохой спектакль, чем на потусторонний мир. Фигня какая-то.
       - Я же говорю: ты оказался там, где хотел оказаться, - повторил Командир, и Крутов понял, что тот отвечает на вопрос, не заданный вслух.
       - Я пришел сюда, чтобы получить ответы на свои вопросы.
       Командир согласно кивнул головой:
       - Это известно мне, но никто не ответит тебе на твои вопросы. Только ты сам сможешь сделать это.
       - Значит, я зря проделал этот опыт над собой? Вернусь обратно, и вопросов у меня станет больше, чем раньше?
       - Зато ты избавился от страха. Это много значит.
       - А еще от чего надо избавиться?
       - От желаний.
       - От всех?
       - Если получится. У тебя все впереди, и есть выбор.
       - А почему ты не ответишь на мои вопросы?
       - Таковы правила игры.
       - А кем они установлены?
       Командир снисходительно посмотрел на Крутова и терпеливо ответил ровным тоном:
       - На этот вопрос ты тоже должен ответить сам. Таковы правила.
       - Почему бы тебе не ответить на мой вопрос? Избавившись от сомнений, я стану другим. Стану полезным для тебя и тех... – Крутов запнулся и исправил оплошность: - ...и того, кого ты представляешь.
       Тон Командира остался терпеливым, а взгляд стал еще более снисходительным:
       - Я никого не представляю, а ты должен стать полезным для себя. И сомневаться ты должен до последнего часа.
       Всё вокруг стало темнеть, впереди появилось маленькое светлое пятно, и голос Командира раздался уже где-то за спиной летящего вперед Крутова:
       - Возвращайся на Землю. Тебе пора.
       
       Светлое пятно расширялось, пока не превратилось в потолок лаборатории. Перед глазами появилась взлохмаченная голова Пети Наумова.
       - Ну что, шеф? Ништяк?
       - Ништяк, - ответил Крутов, разглядывая Петю и пробуя пошевелить пальцами. Тело работало нормально.
       Пока Наумов освобождал начальника от датчиков, тот молчал, а сам Петя с расспросами лезть не решился. Поднявшись с кресла, Крутов пошел к двери, которая вела в соседний кабинет.
       - Николай Петрович, с вами все нормально? – голос у Пети был растерянным.
       - Ништяк, - повторил еще раз Крутов, открывая дверь.
       Марина приподнялась со стула, вопросительно глядя на шефа.
       - А где журнал? – спросил Крутов, оглядывая стол.
       - Какой журнал?
       - «Плейбой».
       Марина покраснела.
       - Да ты не красней. Это мне для опыта надо.
       Марина стала рыться в тумбе стола, а Крутов стоял и ждал. Когда Марина достала журнал, Крутов оживился:
       - Открой на двадцать первой странице, где фотография двух женщин в трусиках и без бюстгалтеров.
       Марина стала испуганно листать журнал. Когда она долистала до нужной страницы, Крутов приказал:
       - Покажи.
       Страница была той самой. Фотография – тоже.
       - На один вопрос я себе ответил, - сказал Крутов и вернулся обратно в лабораторию.
       Петя в углу сосредоточенно возился с датчиками.
       - Сворачивай всё – и домой. Завтра - работа по плану.
       Когда Крутов ушел, Марина заглянула в лабораторию:
       - Ушел?
       - Ушел, - Петя стоял у компьютера и почесывал за ухом.
       - Что это с ним? – испуганно спросила Марина.
       Петя молча пожал плечами.
       - Докопался, блин, до журнала, - Марина чуть не плакала. – А что я сделала? Все равно без дела сижу.
       - Какой журнал? – наморщил лоб Петя.
       - «Плейбой». Сегодня в обеденный перерыв выходила, купила; дай, думаю, посмотрю, пока делать нечего...
       - А он чего?
       - Открой, говорит, на двадцать первой странице.
       - Ну, и?..
       - А там девушки раздетые.
       - Совсем?
       - В одних трусиках.
       - И что?
       - Теперь мне все понятно, говорит. Чего это он?
       - А я откуда знаю? – развел руками Петя. – Домой иди.
       
       Денег было немного, но Крутов завернул в бар. Раздевшись в гардеробе и усевшись перед стойкой, он заказал сто граммов водки и кружку разливного пива. Глоток водки – глоток пива. Телевизор над головой бармена гнал музыкальный видеоклип: несколько негров хулиганского вида читали песню как стихи и тыкали указательными пальцами в разные стороны, а толстомясые негритянки в юбках, которые начинались и заканчивались на поясе, трясли аппетитными задами.
       - Рэпом увлекаетесь?
       Девчонке было лет семнадцать или даже меньше: черные колготки, короткая черная юбка и минимум лиловой кофты, над которой высились полуобнаженные белые груди. На голове - разноцветные волосы.
       - Чем?
       - Музыкой увлекаетесь?
       - Водкой увлекаюсь, - отмахнулся Крутов. – И пивом.
       Девчонка сидела на стульчике перед баром и крутила коленками туда-сюда.
       - От жены прячетесь?
       Крутов усмехнулся.
       - Да вы не думайте, - наморщила нос девчонка. – Я не пристаю к вам, просто мне скучно. Поговорить не с кем.
       Крутов глотнул водки, потом пива:
       - Из меня не ахти какой собеседник. Я скучный.
       - А кем вы работаете, господин Скучный?
       - Я физиолог.
       - Как Павлов?
       Кивок головой. Глоток водки. Глоток пива.
       - Всемирно известный?
       - Нет. Меня даже не все вахтеры в родном учреждении в лицо знают.
       Девчонка улыбнулась:
       - А вы веселый. Как вас зовут? Имя «Скучный» вам не подходит.
       - Крутов.
       - Крутой, значит?
       - Нет, пологий.
       Девчонка хихикнула:
       - А как поживают ваши собаки?
       - Какие собаки?
       - Над которыми вы опыты делаете.
       - Я с людьми работаю.
       Лицо у девчонки вытянулось:
       - А разве так можно – опыты над людьми?
       - Сейчас всё можно. Они добровольцы, им хорошо платят.
       Девчонка уже не улыбалась и чуть отодвинулась от Крутова:
       - А что вы исследуете, ученый Крутов?
       - Мозг.
       - Зачем?
       - Хочу узнать, есть ли жизнь на том свете.
       - И есть успехи? – девчонка опять чуть придвинулась к Крутову.
       Крутов глотнул водки, глотнул пива и вздохнул:
       - Нет.
       - Нет жизни на том свете?
       - Успехов нет.
       - Жаль, - вздохнула девчонка.
       - Чего жаль?
       - Жаль, что вы не узнали.
       - А то бы?..
       - А то бы я пить перестала, блудить. Вышла бы поскорее замуж и нарожала бы детей.
       - Так ты и сейчас сможешь это сделать.
       - А зачем, если там ничего нет? Вот вы ученый, и то ничего не знаете, а я, дура, жизнь угроблю, умру старой и бедной, а там ничего нет. А сейчас мне весело, скоро Ромка придет, башлять будет – он у меня крутой. Совсем другая жизнь.
       Крутов осушил рюмку, отодвинул ее и стал допивать пиво. Девчонка замахала рукой кому-то за его спиной. Подошли трое: двое парней и девушка, все в теплых куртках и потертых джинсах, как когда-то, во времена молодости Крутова. Парень, что повыше, поцеловал девчонку в щеку и подозрительно посмотрел на Крутова:
       - Привет, Анюта. Собирайся, посидим сегодня у Макса.
       - Я думала, здесь гулять будем, - девчонка кивнула в сторону Крутова. – Здесь ученый есть, он исследует, есть ли жизнь на том свете.
       Парень – Роман, наверное – посмотрел на Крутова уже с меньшим подозрением:
       - Ну и как? Есть жизнь на том свете?
       Крутов пожал плечами, не выпуская из рук почти пустую кружку.
       - Ром, закажи ученому Крутову водки и пива, пожалуйста, - попросила Анюта и обернулась к Крутову: - Вы только не обижайтесь: это я специально, чтобы вы мне должны были. Когда узнаете точно про тот свет, сообщите бармену, и будем в расчете. Сообщите?
       Крутов усмехнулся:
       - А сами попробовать не хотите?
       Анюта перестала улыбаться.
       - Как собака? Не хочу.
       Роман расплатился за заказ, и они ушли, оставив Крутова в одиночестве. Крутов посмотрел на рюмку – пить не хотелось, но оставлять добро он не привык. Выпив водку залпом, он запил ее пивом, кивнул бармену, поднялся с табурета и неверным шагом пошел к выходу.
       
       Утром в лаборатории было напряженно. То ли настроение Крутова передалось его подчиненным, то ли Марина кому-то что-то рассказала – Петя-то на это не способен – но в воздухе висело предчувствие беды. Петя терпеливо ждал, пока шеф сам заговорит о вчерашнем, и, наконец, дождался. Крутов вызвал его в свой кабинет.
       - Садись, - Крутов указал на стул левой рукой, правой подпирая лоб. – Разговор будет серьезным, поэтому обойдемся без чая.
       Петя присел на краешек стула и кивнул головой.
       - Меня, скорее всего, отстранят от руководства проектом, поэтому поговорим о тебе.
       Петя не задавал вопросов и слушал. Крутов рассказал Петру о своих впечатления от путешествия «на тот свет» и пояснил:
       - Это тебе пригодится в дальнейшей работе.
       - А почему вы считаете, что вас отстранят? – не удержался от вопроса Петр.
       - Не считаю, а даже уверен. У меня есть для этого веские основания. – Крутов посмотрел своему подчиненному в глаза. – Они хотят, чтобы я выступил на телевидении и заявил, что жизни после смерти нет, а я не могу этого сделать, и причиной тому – мое внутреннее убеждение, что человек не умирает так, как мы себе это представляем.
       Петя сначала отрепетировал свои вопросы «про себя», потом озвучил их:
       - Кто эти «они», и зачем им это надо?
       Крутов вздохнул:
       - Те, кто платит нам деньги за эти исследования. Зачем – догадываюсь, и не хочу в этом участвовать.
       - Убить в людях веру? – вопрос Петра настолько понравился Крутову, что он даже подосадовал: почему сам так не сформулировал.
       - Вот именно: убить веру.
       Петр Наумов уселся на стул основательно, поправил указательным пальцем очки на переносице и положил ладони на начальницкий стол:
       - Я тоже уйду. Плевать я хотел на такую работу. С голоду не умру - буду «железо» комплектовать на фирме приятеля.
       Крутов опять вздохнул:
       - Тебе нет нужды уходить. Ты не несешь ответственности за этот проект, и твой вины в этом не будет, а мне необходимо, чтобы ты остался. Понимаешь, меня отстранят совсем, а мне хотелось бы знать подробности дальнейших исследований.
       - Хорошо, - кивнул головой Петр, подумал и спросил: - А когда это случится?
       - Думаю, сегодня – я как раз собираюсь звонить по этому поводу. Они дали мне три дня на размышление.
       - Так вы поэтому... – Петр кивнул в сторону лаборатории.
       - Поэтому. Три дня еще не прошли, но я не хочу тянуть – боюсь, что смогу передумать.
       Петр с уважением посмотрел на шефа и вдруг по-мальчишески усмехнулся:
       - Вчера Маринка офигела: у шефа, говорит, крыша поехала, журнал на двадцать первой странице заставил открыть.
       Крутов тоже улыбнулся:
       - Объяснить ей или нет – теперь твоя забота. Только учти, что ей будет трудно, если она будет знать об этом, а результаты исследований будут совсем иными. Хотя, ей тоже нужно знать о том, что не все так просто, как нам кажется. Она имеет на это право. Я думаю, все имеют на это право.
       Крутов посмотрел на телефонный аппарат, затем – на Наумова:
       - Вот и все, что я хотел тебе сказать, Петр. И не забывай: надо избавляться от страха и желаний. Я вот тоже избавляюсь: сейчас позвоню и откажусь.
       
       Парфенов вызвал Крутова для разговора в кафе поблизости. Ждать долго не пришлось: Парфенов появился взмыленный, поздоровался, не протягивая руки, шумно уселся за столик и щелкнул пальцами, подзывая официанта:
       - Бутылку хорошей водки и закусить на твое усмотрение.
       - Фрукты, десерт подавать? – поинтересовался официант, чуть наклонившись.
       - Обойдемся. Только закусить, - отмахнулся Парфенов и обернулся к Крутову: - Чего у тебя? Выкладывай.
       - Я отказываюсь сообщать в прессе о результатах проекта.
       Парфенов насупился:
       - Причина?
       - Эксперимент еще не окончен, говорить о результатах рано.
       - Это повод, а причина в чем?
       Крутов помолчал, набрал воздуха в легкие и пояснил:
       - Я понял, зачем это нужно, и не хочу в этом участвовать.
       Парфенов усмехнулся, усмешка его была злой, с примесью досады:
       - Смотрите, какие мы правильные. Ты хоть понимаешь, чем это закончится? Ты что же, думаешь, это я тебе все сам устроил, по собственному желанию? И грант ты получил, когда другие ученые без денег, в нищете копошатся, и второй грант на подходе – таких денег никто не видел и не увидит. Ты думаешь, тебя оставят руководить проектом после такого заявления?
       - Догадываюсь.
       - Ты бы лучше не догадывался, а делал то, что от тебя требуется, - Парфенов обернулся к официанту, который начал сервировать стол: - И это, любезный: мне – минералку, а этому принципиальному господину – пиво.
       Обернувшись к Крутову, Парфенов продолжил:
       - Ты пойми: все так живут. Всем приходится поступаться чем-то. От тебя что, убудет? Ведь те результаты, которые ты получил, позволяют трактовать выводы и так, и эдак. Никто и никогда не попрекнет тебя.
       - Кроме меня самого.
       Парфенов разлил водку по рюмкам – щедро, по полной – и взялся пальцами за свою:
       - Давай хлопнем, а то на сухую разговор не клеится.
       Выпили. Парфенов жевал энергично, с удовольствием и смотрел, как Крутов вяло уничтожал тоненький ломтик ветчины.
       - Вот и ешь ты как-то неприлично, неразумно. Не умеешь ты получать от жизни удовольствие, - Парфенов в такт своим словам помахивал вилкой, на зубья которой был насажен маленький шампиньон. – Скажи, чего тебе надо, о чем ты мечтаешь, и я постараюсь, чтобы они согласились на это. Они ведь понимают, что ты настоящий ученый. Они ценят тебя.
       «Они», - думал Крутов, доставая вилкой кусочек сыра. Кто эти «они», и зачем им все это надо? Кто, в конце концов, платит за все это? Но сказал Парфенову он совсем другое:
       - Удовольствие, говоришь? Набивать свой кишечник поплотнее, чтобы на Земле больше дерьма от тебя осталось?
       Парфенов обиделся, но вида не подал:
       - А ты предлагаешь питаться дерьмом, когда другие едят вот это? – Парфенов обвел рукою стол.
       Крутов аккуратно положил вилку на салфетку:
       - Пойду я.
       - Брось, - Парфенов поднялся со стула, обошел столик и положил руку Крутову на плечо: - Брось. Я совсем не то имел в виду. Честно говоря, я даже уважаю твой выбор, хотя не понимаю его и не приветствую. Давай прикончим этот пузырь и потом разойдемся. Если не хочешь говорить на эту тему - больше не будем, хотя мне есть что сказать тебе.
       Крутов взял вилку со стола и усмехнулся:
       - Зачем же? Мне, напротив, интересно, что ты мне еще скажешь.
       - И скажу, - Парфенов опять разлил водку. – Помнишь, я намекнул тебе на должность завотделом? Это серьезное предложение, и организовать все как надо – вполне реально.
       Выпили. Парфенов запил водку минералкой и промокнул губы льняной салфеткой:
       - Даже больше скажу: если ты правильно женишься, то у тебя дела просто в гору пойдут. Это я тебе обещаю. Ты ведь разведен, у тебя, насколько я знаю, даже женщины постоянной нет.
       Крутов даже жевать перестал:
       - Как это - правильно жениться?
       - Очень просто. Она сама с тобой познакомится. Уверяю – женщина будет красивой, с ней приятно будет по улице пройтись.
       - У меня не хватит денег содержать такое приобретение, - усмехнулся Крутов и посмотрел на разливающего водку Парфенова: - Куда это ты гонишь? Спешишь куда-то?
       Парфенов пожал плечами:
       - Настроение хорошее, не хочется упускать его. А ты насчет денег как раз не беспокойся: будешь вести себя правильно, с этим вообще проблем не будет. Ну, поехали!
       Выпив третью рюмку, Крутов понял, что хмелеет слишком быстро, и стал налегать на закуску.
       - Ну вот, ты и есть стал как следует, - обрадовался Парфенов и скомандовал официанту: - Ну, где там горячее? Подавай скорее, а то мы всю водку выпьем. Хотя... – он обернулся к Крутову, - Хотя, мы и еще заказать можем.
       Они посидели еще, болтая о пустяках. Парфенов ждал, что скажет Крутов, а тот молчал. Разлив по последней, Парфенов обернулся к официанту с пустой бутылкой в руке, но Крутов остановил его:
       - Не надо. Я больше не буду.
       Парфенов стал серьезным и трезвым. Взяв рюмку пальцами за края, он поднял ее над столом:
       - Ну, и до чего мы договорились?
       - Мы не договорились, - сказал Крутов, глядя Парфенову в глаза, и выпил.
       Парфенов тоже выпил, поставил рюмку на стол и вздохнул:
       - Ну что же, тогда у меня для тебя есть еще одна новость: проектом руководить назначат Чагина. Он, правда, не такой хороший ученый, как ты, зато послушный. Это не самый лучший вариант, но выбирать не из чего.
       Крутов молча закусывал.
       - И ты будешь терпеть, глядя, как эта тварь пользуется плодами твоего труда?
       - Это его проблемы, - закончив есть, Крутов промакнул губы салфеткой. – Кстати, Чагин – самый лучший компаньон для тебя и для «них». Спасибо за обед.
       Крутов встал из-за стола, отвесил легкий поклон Парфенову и направился к выходу. Проходя возле официанта, он не удержался:
       - За обед заплатит вон тот беспринципный гражданин.
       Официант молча пожал плечами, перекинул белоснежную салфетку через руку и направился к Парфенову, который продолжал сидеть за столом и даже не обернулся вслед Крутову.
       
       На работу Крутов не пошел, домой – тоже. Он сидел в баре, где недавно встретился с Анютой. Не с той Анютой, которая промелькнула быстро сгоревшей лучинкой в его юности, а с новой Анютой, у которой разноцветные волосы и вся жизнь впереди. На стойке против него стояли неизменные водка и пиво, за стойкой – неизменный бармен. Крутов был пьян. Он разговаривал с барменом, не заботясь, слушает ли тот, а бармен воспринимал пьяную болтовню Крутова терпеливо – работа такая.
       - Сволочи. Веру хотят отобрать. Гады. Понимаешь, когда там нет ничего, тогда и делай что хочешь. Хочешь – воруй, хочешь – убивай. Главное – чтобы не поймали. Уроды.
       Бармен смотрел в зал сквозь Крутова и вытирал что-то на стойке.
       - А я был, я видел, понимаешь. Есть жизнь, понимаешь. Нам специально не говорят, чтобы мы сомневались. А я теперь знаю. Я даже через стену прошел, понял?
       Бармен отлучился к подошедшему клиенту, выполнил его заказ и вернулся обратно: Крутов нес чушь, но и это было хоть каким-то развлечением в полупустом баре.
       - Вам, молодым, это нужно больше, чем мне...
       Крутов посмотрел на свой указательный палец, которым он ткнул в сторону бармена, увидел свою рюмку, отхлебнул из нее, глотнул пива из кружки, высосав остатки пены, и продолжил:
       - Вам больше нужно... Больше...
       Посмотрев на бармена так, будто впервые видит его, Крутов поинтересовался:
       - Ты слышишь меня?
       Бармен снисходительно кивнул, продолжая протирать стойку.
       - Ты девушку эту знаешь?.. Анюта... У нее еще волосы разноцветные.
       - А вы что, из милиции? – осторожно поинтересовался бармен.
       Крутов отрицательно покачал головой:
       - Не-а... Я с того света. Вчера.
       Бармен ухмыльнулся одной стороной лица.
       - Так ты знаешь ее?
       Бармен смотрел поверх головы Крутова:
       - Мало ли кто здесь бывает. Всех не запомнишь.
       - Она заметная такая... с разноцветными волосами. Если увидишь, передашь ей кое-что от меня?
       Лицо бармена стало каменным:
       - Передавать ничего не буду.
       - Два слова всего: жизнь есть... Понимаешь, жизнь есть...
       - А от кого передать? – поинтересовался бармен.
       - От ученого Крутова, - старательно выговорил Крутов заплетающимся языком, допил водку, заглянул в пустую кружку, в которой уже и пены не было, слез со стула перед стойкой и зашагал, качаясь, к выходу.
       - От крутого ученого? Передам, конечно, - сказал сам себе бармен, усмехнулся и стал протирать полотенцем высокий стакан из тонкого стекла.
       
       г. Буденновск, 8-14 декабря 2005 г.