Откуда берутся Герои?

Антон Данилец
ДНЕВНИКИ НЕПРИДУМАННОГО МИРА

ОТКУДА БЕРУТСЯ ГЕРОИ

Хоть не легко бывает
Сделать это
Герой - всегда находит
Подвиг свои.

Иногда Герои приходят в нашу жизнь просто, не совершая перед изумленной публикой головокружительных подвигов и трюков.
Так появился первый наш Герой, с которого, собственно говоря, и началась эта книга. Выпав из зарядного ящика (в котором оставались еще пятеро его братьев – инженерных подрывных патронов), он в спешке закатился в угол школьного класса, по неизвестной причине переоборудованного в склад боеприпасов и инженерного имущества уж не знаю какого полка и батальона, занятого на небольшой, местной, но широко известной войне последнего времени. (Вообще школы, как показывает опыт, на войне неизменно становятся то узловыми участками обороны, то складами боеприпасов.)
О национальном происхождении Героя и армейской принадлежности сказать что-либо трудно, поскольку класс вместе со школой и местностью неоднократно переходил из рук в руки, и всякий раз в школе, именно в этом классе, с упорством размещали склад боеприпасов. Нашему Герою повезло. Он полеживал себе в углу под сдвинутыми партами, в то время как судьба его одногодков складывалась, должно быть как и положено подрывному патрону. Даже будучи инженерным, каждый заряд наверняка приподнял над землей и превратил в тучу пляшущих атомов одну из декораций театра военных действий, столь заботливо и с выдумкой возводимых противной стороной.
Естественно, братьев уже не найти среди груд песка, расколотого бетона, искореженного железа и прочего хлама, которого всегда так много на любой войне (так же, как не отыскивают и некоторых невольных жертв их работы). От них было много шума, но они не стали нашими героями. Судьба же завалящего сложилась так.
Вначале он завидовал братьям, которые, как ему представлялось, в точности исполнили предназначение, замкнули судьбу, написанную им людьми, точившими патроны для дела далеко не мирного и вовсе опасного. В снах он видел себя совершающим героический подрыв на каком-то невообразимо важном участке фронта (он хоть и инженерный, но все же действовал на войне). О нем бы писали в газетах и показывали по телевидению (в силу природной сообразительности он разобрался, за что пишут и показывают – в этом несложно разобраться), его бы прославляли и приводили в пример молодежи и этим новомодным зарядам, которые завезли совсем недавно, что не помешало им сразу впасть в совершеннейшее и неприличное зазнайство. О том же, что показывать после взрыва будет уже нечего, а взорвет он, может быть и даже вполне вероятно, нечто весьма мирное и полезное, он не задумывался и, полеживая, мечтал. Мечтал о военной карьере и славе.
Однако в один прекрасный день оказался в моей сумке, как пример безобразного и недопустимого отношения к хранению боеприпасов и военного имущества, могущий повлечь за собой дикие последствия. И с этого времени, так уж получилось, наш Герой стал служить целям сугубо антивоенным.
(Не знаю уж почему, но на военной службе, в самом ее начале особенно, в человеке просыпается страсть к коллекционированию и даже фетишизму. Вроде как думаешь, что после всего этого придешь домой и начнешь рассказывать девушкам о своем героизме и суперменовских похождениях. А когда всем покажется, что здесь-то врешь, эдак спокойненько и с достоинством вытащишь очередной сувенир – пистолет, автомат, патрон, установку «град», танк Т-80, тральщик или ракетный крейсер, – и все сомнения слушателей в правдивости решатся в твою пользу однозначно. И ни одна девушка не устоит перед прошлым бравого ветерана.
Мне даже кажется иногда, что ордена и медали, которые командование раздает от имени правительства, на самом деле сродни таким сувенирам и призваны подтверждать правдивые рассказы о военных подвигах. И придуманы (и используются) ордена с медалями исключительно в целях экономии военной техники, имущества и боеприпасов, которые, не будь вместо них орденов и медалей, непременно пошли бы на сувениры. Да и размером награды поменьше и потому меньше сковывают бойца в бою и на отдыхе; на гражданке же менее опасны и вызывающи, при сходной эффектности. Двойной эффект обеспечен: и солдат доволен, и танк его цел. Таковым образом и наш Герой, будучи представленным кому надо и где надо, для безопасности демонстрации разряженный, но во всей внешней красе и боевой раскраске-маркировке перекочевал в мой планшет для целей сувенирных (а может быть, и для устрашающих розыгрышей). Еще раз повторюсь, что будучи разряженным внутренне, он выглядел внушительно снаружи и мог возбудить опасение и страх в ком угодно. Особенно в специалистах.
Однако страсть к объемному коллекционированию насколько быстро приходит, столь же быстро удаляется в небытие вместе со многими иными иллюзиями начала военной карьеры, особенно на войне – и тяжелы железки, и времени на них нет. Посему, однажды вернувшись из не очень-то и сильной переделки, я поступил со своими сувенирами просто и радикально, а именно, чохом выкинул их из походного вещмешка, облегченно вздохнув. Место сувениров заняли вещи сугубо утилитарные. А сама по себе война перестала представляться предметом, достойным воспоминаний и гордости).
Когда я ехал домой, то немного пожалел, что у меня уже нет никаких сувениров-боеприпасов. Да, такова слабая человеческая природа. Дома сперва все же вытряхнул и примерил красивый камуфляж, который подарили сослуживцы перед дембелем. Был я человеком бывалым и умудренным жизнью, внушительный же вид военной формы, как мне представлялось, весьма это подчеркивал. И вот из рукава комбинезона как раз и выпал мой старый знакомый, первый военный сувенир – разряженный инженерный взрывной патрон. Я уже писал выше, что своим зловещим видом он мог напугать кого угодно. И это его свойство я предполагал использовать для розыгрышей, но как и подобает, сам же первым был разыгран, причем не на шутку.
– Надо избавиться от него от греха подальше, – сказал я сам себе, и тут же забыл об этом, отдавшись течению жизни и мирским удовольствиям. Патрон же снова (по привычке уже) оказался забытым. Даже не знаю, вспомнил бы я когда-нибудь о нем вообще. Но Герою нашему вновь повезло, как всякому парню сообразительному и везучему. Через несколько дней я увидел Его. Причем, несомненно, это был Он, хотя от Его воинственности и зловещности не осталось и следа. Блестящий цилиндрик с маркировкой; проволочная часть взрывателя в его головной части, живописно растрепанная, напоминала прическу мальчишки-оболтуса – любознательного и приятного; картину дополнял длинный нос, сделанный, видимо, из бумаги и пристроенный в соответствующем месте; нарисованные хитрые, раскосые глазки; рот растянулся до ушей (самих же ушей еще не было). Руками и ногами стали умело прикрученные к цилиндрику проволочки. Я уже не испугался его, но несколько разозлился на родного сынишку, который вот так вот взял и использовал без спроса эту зловещую игрушку. Ибо короткое расследование, которое я тут же прокрутил в своей голове, не оставило сомнений в том, что сделал все это именно он.
– Что это такое? – как мог строго спросил я его.
– Это – Взрывала – он мой друг и ты, пожалуйста, не ругайся, сам все разбрасываешь, а потом ругаешься, – резонно и совершенно спокойно ответил мне отпрыск.
Мне оставалось подивиться его находчивости и самообладанию, и чтобы окончательно не ударить в грязь лицом, я в продолжение разговора спросил его:
– Ну и что же вы делаете вместе, как играете?
– Мы не играем, – серьезно ответил мне сын, – а книгу пишем.
– Это какую же? – изумился я, потому что писателем в нашей семье, конечно же, считал себя.
– Да мы еще только начали...
– Ну покажи хоть начало.
– Вот.
Я увидел детский альбом с множеством рисунков и немногими детскими записям, которые достаточно точно (конечно, не в деталях, зато с дополнительными и весьма увлекательными подробностями) рассказывали о приключениях Взрывалы.
Я посмотрел на Героя, чудесно выполнившего предназначение и сумевшего сохраниться. Его рот растянулся до ушей, еще не приклеенных. Он таки поднял на воздух (вызвав тучу бешено пляшущих атомов) декорацию, заботливо и с фантазией сооруженную между мною и сыном. Атомы вертелись над моей головой, и при их соударении фонтаном сыпались искры. Сын почесал свой затылок и спросил:
– Папа, а мы можем написать целую книгу?