ДНЕВНИКИ НЕПРИДУМАННОГО МИРА
МЕСТО СТОЛБА В ИСТОРИИ
Скажите вам
;Зачем.
Потом еще
;Когда
Что дальше. И...
Зачем вопросы эти
Когда
Зачем
И что тогда.
Обычный серый столб, так часто служащий для нас символом унылой прямолинейности, стоял на пересечении улицы и площади, в городке, который не представлял до поры особенного интереса. Именно этот столб по природе своей был умен и сообразителен и потому во времена спокойствия и мира много размышлял о своей столбовой будущности. В последние времена многие говорили о карьере фотомоделей и королей подиума. Их показывали по телевизору, который нашему герою иногда удавалось увидеть в окнах близлежащих домов, их фотографии мелькали все в новом блеске на обложках глянцевых журналов, а их-то он видел, пожалуй, даже в избытке. Поскольку совсем рядом с ним располагался киоск, где старенький то ли армянин, то ли еврей, который год торговал печатью. При этом печать менялась регулярно, а продавец как будто и не подвластен был времени совсем. Столб иногда думал о том, чтобы вот так же, в один прекрасный день, заполнить собой все телеэкраны и обложки, чтобы о нем говорили и перечисляли на его счет баснословные гонорары (о них он тоже откуда-то знал, впрочем, я писал уже, что столб этот от природы был весьма сообразителен).
; Тем более, рост у меня для этого весьма подходящий, – приводил единственный убедительный аргумент, для воплощения своей мечты, столб. – А ума то, возможно, для этого особенного и не надо, – продолжал он свои честолюбивые мысли.
Однако столбу не везло, да и одевался-то он весьма не притязательно. Какие-то объявления, об обмене или продаже квартир, автомобилей, иногда еще каких-то непрестижных хозяйственных мелочей, которые столб особенно не любил. Но поделать с этим ничего не мог. А поскольку место его стояния само по себе было местом весьма оживленным и модным, то наклеенные на нем объявления останавливались почитать многие. И столб наш продолжал мечтать, что вот так когда-нибудь в один прекрасный день он станет героем и основным дилером в какой-то суперсделке века, принесет миллионно-миллиардные барыши в рублях, долларах, фунтах и крюгеррандах, и отправится в офис какой-то осчастливленной им фирмы, и будет поучать молодежь, только что начинающую свою деловую карьеру. И опять же получать на свои счета (может быть, даже в Швейцарии. О ценности именно швейцарских счетов он тоже откуда-то знал) крупные гонорары, а почетную старость проведет где-то в музее бизнеса в Давосе, как образец удачливости и чистоты помыслов в бизнесе. А может быть, он станет героем шпионского боевика, и какой-нибудь агент, или даже резидент, оставит на его серой грани полоску, черточку, или еще какой-то знак. И повинуясь тайной магии этого знака, по планете замаршируют полки и дивизии, отдадут швартовы и уйдут в темную неизвестность океана титановые рыбы стратегических и атомных при этом подводных лодок, а в небо взмоют бесчисленные эскадрильи бомбардировщиков, перехватчиков, истребителей и прочей военной авиатехники. Возможно, даже с вертикальным взлетом. Это для нашего столба было особенно интересно и занятно, поскольку он много слышал об этом феномене, но никогда не видел (я, кстати, тоже не видел). Такое развитие шпионской карьеры в воображении нашего столба всегда заканчивалось шумной писательской карьерой и изданием как минимум двух десятков бестселлеров (за примером тут он так же долго не ходил, уж больно много разведчиков и шпионов, перебиваются ныне этим промыслом).
Впрочем, и этим мечты нашего знакомца, еще при мирной жизни не ограничивались. Но мы не рискнем, пожалуй, перечислять все то, что приходило в бетонную голову столба, а ограничимся вышеприведенным диапазоном.
Но в один, и далеко не прекрасный, день в городок, о котором раньше поминали не часто, пришла война, хоть и объявленная маленькой и внутренней, но весьма при этом настоящая. И это сразу же сказалось на нашем друге. Он не любил расклеенные на его серых гранях объявления, считал их недостаточно модными и значительными, но сейчас, вспоминая их, гордился ими, пожалуй, так же, как только модница может гордиться каким-то совершенно невообразимо редким и дорогим нарядом. То же, что составляло его прикид сейчас, напоминало скорее лохмотья бомжа. Да и останавливаться для того чтобы прочитать их, уже никому не хотелось. Объявления все были на удивление одинаковы. Люди хотели уехать отсюда куда угодно, но кому же захочется менять свою жилплощадь в спокойном уголке чего угодно на лучшую, но находящуюся прямо в центре того, что у военных принято называть театром военных действий.
Наш же столб, ранее окруженный общественным вниманием и любовью, потерял все это напрочь. Ну а сделки, которые сейчас могли быть провернуты с его помощью (продажа там партии оружия или чего-то похожего) могли кончиться не взлетом деловой карьеры, а мгновенным уничтожением, путем подрыва гранатой или прямого попадания бетонобойного снаряда. И это не шутка, и не преувеличение, за такие дела здесь и сейчас могли не пощадить даже и столб.
И столб об этом догадывался и уже опасался подходящих к нему в сумерки темных личностей, которые могли оказаться оружейными или наркотическими коммерсантами, а то и шпионами общение с которыми влекло за собой массу неприятностей.
Столб приуныл. Ведь его мечты, связанные с мирной жизнью, уходили куда то далеко. Телевизора в окнах соседних домов он не видел уже очень давно, как собственно, не видел и самих окон, лихо снесенных то ли авиабомбой с самолета без вертикального взлета, то ли вообще банальнейшей установкой «град». Да и вечный источник печатных новостей куда-то исчез. Допекли, видимо, а может быть, дела поважнее появились.
Столб грустил, а стороны конфликта не собирались закругляться ни в коем случае, пока не добьются от противной стороны значительных уступок и кардинальных компромиссов. И вот об этих уступках и компромиссах они говорили друг с другом очень много. Настолько много, что имеющихся линий связи стало не хватать, и наш столб получил на свои белые и уже несколько испорченные взрывами и непогодой изоляторы (как человек неприятностей на свою седую голову) новый кабель связи.
Эта временная телефонная линия была, видимо, очень важной и оживленной. Поэтому столб наш воспрял, узнал много нового, получил основу для дальнейших своих мечтаний, а о своем отрезке телефонного кабеля стал заботиться прямо-таки с отеческим чувством, и всегда-то у него все было в порядке. Его начали приводить и ставить в пример другим, а столб, по привычке, снова задумался и размечтался. Но на этот раз о военной карьере. Это стало ему близко, и как казалось, весьма доступно. Мысленно он уже примерял офицерские погоны (а почему бы и нет? Тем более, что офицеров вообще достаточно часто сравнивают со столбами), переезжал из округа в округ и из страны в страну с инспекциями и наставлениями, специальной охраной, покраской травы и прочими и прочими причиндалами военного карнавала. Столб даже интересовался необходимой выслугой для получения генеральских лампасов, а может быть, и маршальского жезла. А глядишь, и добился бы своего.
Но на войне ситуация меняется каждую секунду, – говаривал когда-то большой любитель этого дела (повоевать и поговорить) Наполеон Бонапарт. Так и с нашим столбом, пребывавшем в военно-победной эйфории, произошел афронт (как впрочем и с ранее процитированным историческим героем).
Очередные переговоры о кардинальных уступках и компромиссах, то затухая, то распаляясь, зашли в тупик. Случилось это не впервой, было привычно и никого, по большому счету, не удивило. Но неудачи все же принято на кого-то списывать и кого-то в них обвинять. На этот раз виновницей единогласно порешили объявить связь и неполадки в ее организации. А для этого, не мудрствуя лукаво, просто подорвали несколько опор проводного кабеля. В числе же этих среднестатистических опор, как вы уже наверное догадались, оказался и наш столб.
Все это – и обрыв связи, и взрывы сами по себе в центре города вызвали серьезный переполох (во всяком случае, он таковым представлялся). Все смешалось в штабах армии и ротных канцеляриях. Забегали и заволновались военные и штатские, а на площадь медленно и внушительно потянулись танки, БМП и еще Бог весть какая бронетехника. Все вокруг оцепили и осветили прожекторами. Но ничего кроме искореженных остатков столба – погнутой и порванной арматуры с ошметками бетона – не обнаружили. А что, собственно, они и могли там обнаружить? Но для порядка засняли все это на видеокамеру. Ведь надо как-то объяснить и наверху очередной срыв мирных переговоров. В эту-то видеохронику попала и моя скромная персона. И поскольку это был единственный мой телеопыт на войне, я позаботился раздобыть для себя ее копию, которую и разместил в своем походном скарбе, а потом и домой привез.
Вообще-то видеомагнитофон уже давно не привлекает моего особенного внимания. Но тут сынишка попросил поставить ему кассету с каким-то мультфильмом, который он хотел освежить в памяти перед очередным туром нашей с ним работы над книгой. Ну что же, для дела можно потерпеть и видеомагнитофон. И я, несколько путаясь в расположении расставленных женой в порядке, ведомом только ей, видеокассет, нашел одну похожую на нужную нам, вставил ее в щель и нажал кнопку ПЛЕЙ. Мультфильма на этой кассете не было, но на мгновение мне показалось, что я вернулся туда, на потревоженную взрывами площадь охваченного войной городка. Звук и изображение были весьма качественны, а то, что было изображено в кадре, представлялось, как и было, истинным и достоверным. Смотреть мне на это не хотелось, и я потянулся к пульту дистанционного управления, чтобы сделать обратную перемотку и попробовать найти все же кассету с нужным нам мультиком, но сынишка сказал:
– Папа, давай посмотрим, ведь интересно.
И я оставил пресловутую запись, а через мгновение уже и сам заинтересованно уставился в воспроизведение хроники недавнего прошлого. Все представлялось теперь уже несколько по-иному. Я сам в камуфляже и с автоматом в руках, мои друзья и знакомые, которых я тут же не преминул назвать по именам и, таковым образом, познакомить с ними моего сынишку. И грохот танков, и общая обстановка тревожного и ажиотажа. Все производило серьезное впечатление. Но особенно на сей раз эффектно и по-философски предстали передо мной и моим сыном обломки столба, который именно в этот момент и стал нашим героем. Его искореженные останки на самом деле напоминали очертаниями, какое-то странное доисторическое животное, возможно динозавра, в которых мой сын особенно сведущ. Из головной же части, где коротили еще не оборванные провода, вылетали время от времени снопы искр, как бы знаменуя конец не оконченных опять мирных переговоров, и своим символическим предсмертным салютом призывая их продолжение и окончание.
Для нас же это предстало в виде этакого огнедышащего динозавра, который не мог не попасть к нам в Непридуманный Мир. Да и с именем для него долго возиться и размышлять не пришлось. Мы назвали его Злыбнем. И он стал еще одним непридуманным героем непридуманной войны. А потом и сам рассказал нам немало своих историй, о которых вы узнаете, наверняка, но несколько позже. Мы же вступили с ним в переписку, а также нашли поблизости множество его собратьев (мало ли на наших улицах подобной покореженности) и теперь, когда нам предстает во время наших прогулок нечто подобное, то не вызывает законного возмущения бездеятельностью городских властей, допускающих захламление города, а вызывает добрые воспоминания о далеком, и верном друге.