Ночью все будет ясно

Светлана Сабирова
Тридцать пять минут первого. Ночь. Я не сплю. У меня был тяжелый день. То есть нет, день как раз-таки был обычный. Долгий, муторный, с кучей мелких забот и таких же маленьких радостей. Только тяжесть такая внутри. Придавило бетонной плитой. Тяжесть.
Я просила у бога: «Дай мне сил! Ну, пожалуйста, хоть немного. Мне сегодня надо быть сильной. Как никогда. Потому что потом будет хуже. Много хуже. Хуже, наверное, некуда. А сейчас, пока я решилась… Пока где-то внутри зазвенело: «Дзынь-дзынь. Ты права. Ты все сможешь. Дзынь-дзынь. Так честнее…» Я должна это сделать. Для себя. Для него. Для всех нас..."
Он все чувствовал. Подходил близко-близко, в глаза заглядывал. Как-то слишком уж трепетно (и слишком часто) прижимал к себе, словно хотел задержать (удержать, развернуть время вспять...)
Мы купали вместе ребенка. Так давно уже не было. Димке шесть через месяц. Сам сидит себе, плещется и играет с игрушками. Вызывает нас изредка по одному, чтоб смотрели, как он классно умеет дышать под водой. «Мам, смаи, как я ныяю! Пьям как йиба».
А сегодня мы вдруг сели оба у ванны и глядели, глядели, глядели… Почти молча.
Впрочем, это как раз не редкость. Мы давно уже жили молча. Каждый в собственной раковине. Иногда выползали на свет, улыбались друг другу дежурной улыбкой, обсуждали дела. Выезжали к друзьям («Вы - такая гармоничная пара!») Отдыхали семьей и вдвоем. Пили, ели. Спали обнявшись. Иногда. Чаще врозь. Каждый на своей половине кровати. А еще я любила уснуть рядом с сыном. Якобы ненароком. Ах, задремала!
- Эй! Ты что-то какая-то грустная…
- Я не грустная…Просто думаю.
- О чем думаешь?
- Как жить дальше.
- Как-как, так же как раньше. Все же понятно. Переедем обратно в Москву. Хватит с нас этой дачной романтики. Хорошо, конечно, в своем доме (был бы он наш). Воздух, зелень, простор… Если бы не твои родители…
- Да я не об этом...
- А о чем? Думаешь, с ними будут проблемы? Ну, конечно, начнется какая-то буча: мол, такие-сякие, неблагодарные, мы тут все для вас, чтоб вы с нами, чтобы все вместе… Или могут начать «бить на жалость». Но так ты ведь сказала, что по-любому с ними больше не хочешь…
- Это правда. По-любому.
- Ну и все. Не грусти. Прорвемся! Мы ж от них никак не зависим. Фирма на мне, за аренду мы им платим исправно, ты вообще скоро будешь работать отдельно. Зря ты, что ли, училась. Так что больше они тебя не достанут. А я сроду такой замотанный, ко мне лезть бесполезно.
- Да, все верно. Только…
- Иди на плечико.
- Погоди. Я же вот что хотела…
- Ну иди. Пока наш «богатырь» не проснулся. А то будет нам плечико!
- Да дело не в этом. Ты послушай меня, пожалуйста!!!

- Да, я слушаю.
- Ничего не выходит.
- В смысле?!
- В смысле – у нас. Ничего же не получается. Ты же видишь!


- Ну да…
- Я старалась. Я, правда, старалась. Я к кому только не обращалась, и к сексологам, и к психиатрам, и к целителям. Ты же знал. Мы же даже на Тантру ездили. На этот трехдневный дурдом! И меня потом чуть не вытошнило. От всей этой мути. Тетки в нижнем белье (в кружавчиках), мужики трясут гениталиями, и все потные, трутся друг о друга телами, «дышат чакрами» и так далее. Я надеялась (так надеялась) разбудить свою чувственность. Но… Чудес не случается. Тумблер не щелкнул. Стало только еще непонятнее.

(Вздох глубокий.)
- А ты что меня, ну совсем, не хочешь? Ну не чуточки?
(Господи, дай мне сил!)
- Не хочу. Ничего не могу поделать. Все ушло... И не возвращается.

Это как в любимом сынишкином мультике про Алладина: джин исполнит все ваши желания, но не может заставить любить.

Снова выдох.
- Что ж. Жаль…
- Да, наверное… Но пойми, ведь нельзя же все время молчать. Это длится уже три года. С той поры, как мы снова сошлись. Я пыталась, мне очень хотелось! Нам ведь было так здорово вместе. Жить, работать, растить малыша. Мы почти что не ссорились. Не душили друг друга. Принимали как есть. Мы могли бы жить вместе вечно, но…
Чувства - тоже часть нашей жизни. Так же важно, как все остальное. Мы ж еще совсем молодые. Можно все еще изменить. Допустить, что при всей видимой идеальности нашего брака в нем, возможно, присутствует брак. И мы оба достойны лучшего. Более полноценного. Вдруг такое возможно, почему бы и нет?
- Да, конечно. Ну давай еще помечтаем о том, как все будет. Самое время!
- Ну не будем мечтать. Давай все оставим как есть. Просто примем как факт – это наш потолок. И что лучше уже не будет. Ты готов прожить всю последующую жизнь с женщиной, которая будет изредка (с каждым разом все реже и реже) доставлять тебе даже не радость, не наслаждение... Лишь скупое удовлетворение. Для здоровья. И так сказать, для разрядки. Без души, без желания. Потому что ТАК НАДО. Разве этого ты хочешь в жизни? Ради этого стоит жить?
- Мда… Все так… Сына жалко.
- А нас не жалко?! Ну давай будем жить из жалости (может сдохнем от этой жалости), у нас есть еще лет, как минимум, тридцать. Пусть он вырастет в доме, где нету любви, а одна только жалость. Пусть он станет, как мы, прогибаться и приспосабливаться. Чтоб «как все». Не мечтая, не веря, не надеясь на лучшее.
- Может быть, может быть…
Тишина. Он молчит. Я молчу. Просто тихо прошу у бога: «Господи, дай мне сил. И ему дай силы. Пожалуйста! Он хороший, славный, родной. Дай нам сил не скатиться обратно в трясину. Дай нам вынырнуть. Набрать воздуха в грудь. И поплыть".
- Я пойду покурю.
Закрываю глаза. Предо мною вся жизнь. От нуля до… Нуля. Я как будто бы все сейчас обнуляю. И как будто рождаюсь заново. Мне немножечко страшно. Я ж не оракул и не пророк. У меня это тоже все в первый раз (хотя, может и нет, но из прошлой жизни ничего не осталось в памяти). И я тоже не знаю, что будет завтра.
- Ты не спишь?
- Нет. Не сплю.
- Я подумал, а может мне тебя отдыхать отправить?
- Нет, не хочу. Я работать хочу. Заниматься тем делом, которое выбрала. У меня все получится. Обязательно.
- Ах, ну да, ну да. Твоя психология… Ну, а что ты там хочешь?
- Да все то же самое. Сделать сайт (буду завтра трясти дизайнеров), подготовить курс лекций по «когнитивке», в выходные доеду до института, пообщаюсь насчет помещения. В общем, буду пытаться по мере возможности.
- Мда…
- Понимаешь, это такая профессия – в ней себе врать нельзя. Не получится. И сбежать от себя не получится. Потому что пока ты бежишь и прячешься, ты фальшивый, ненастоящий. Люди это сразу почувствуют. И какие бы фразы умные ты не произносил, и какие бы не приводил доводы – это все ерунда, не дойдет. Не поверят. И уйдут с ощущением, что все без толку. Нету счастья на свете. Нет радости. Прямо как по Саган: «Можно лишь устраиваться максимально удобно, но и это не так легко…»

Без пятнадцати два. Сын проснулся. Испугался чего-то, все во сне повторял: «Уходи-уходи, дядя! Поочь!» Мы вскочили вдвоем (сто лет уже не было!), обнимать, успокаивать, накрывать одеялом. Стало тихо. Словно звуки ушли. Только кот что-то вяло постанывал. Вот взял моду – торчать в нашей комнате. Утром снова начнет будить, требовать, чтоб пустили на улицу.
- Виски хочешь?
- Нет.
- А я пойду выпью.

Слишком долгая ночь. И ясная. Звезды светят будто фонарики. Если б знать, где какое созвездие.

- Ладно, хватит грустить. Все в порядке. Ну не вышло, значит не вышло. Все равно мы с тобой молодцы. Ты хорошая. И иди-ка сюда, хоть обнимемся. Пока есть еще время. Ведь сколько-то есть еще?
- Есть немножечко. До утра.