Из цикла «Бельгийские истории»
Перелёт из заснеженной Москвы в залитый солнцем Брюссель занял не более двух часов. После тридцати минут езды на электричке мы с женой вышли на крохотную привокзальную площадь бельгийского университетского города Лувэн-ла-Нёв. Никаких признаков февраля! По зелёным газонам в поисках червяков прыгают чёрные желтоклювые скворцы, легко одетые студенты пьют прямо на тротуарах пиво, и только по отсутствию воды в фонтане можно догадаться о том, что на календаре – зима. Я тоже – студент. Полгода назад лувэнский университет прислал по почте подтверждение моего зачисления на третий цикл занятий по картографии и космическим методам исследований (DES). Учёба началась ещё 15 сентября, но вышла заминка с визой. Сколько ни названивал я из далёкой Сибири в Москву, в бельгийское посольство, ответ был стандартным: «Месьё, ваше досье находится в Брюсселе, но ответа из бельгийского МИДа ещё нет». Через несколько месяцев, когда звонить в посольство мне надоело, я разузнал номер телефона этого неповоротливого МИДа и позвонил в Брюссель. Там навели справки. Очень быстро выяснилось, что моё досье все эти месяцы ... находилось в посольстве в Москве. Его забыли или по какой-то причине не захотели отправлять в Бельгию. МИД оказался очень даже поворотливым, тут же связался с посольскими работниками, те – со мной, и через несколько дней визы были получены. Причину этой детективной задержки я, наверное, не узнаю никогда. С университетом без проблем договорились о том, что я начну занятия со второго семестра, а со следующего сентября приступлю к предметам первого семестра. Учёба на третьем цикле длится один год. Это мой второй диплом о высшем образовании (давным давно я закончил московский институт инженеров геодезии, аэрофотосъёмки и картографии).
Выйдя из вокзала, мы отправились искать нашу студию, зарезервированную по телефону перед отъездом из России. Чтобы не таскать чемоданы, взяли под залог в привокзальном магазине ALDI две тележки. По дороге зашли в Службу размещения, получили ключи от студии и постельное бельё. Так и подошли к нашему дому с тележками, гружёнными чемоданами, поверх которых гордо белели две подушки. Студия нам понравилась – небольшая, но двухярусная, с кухонькой, мебелью, душем и прочими удобствами. Разложили вещи и пошли сдавать тележки в магазин. В коридоре нам улыбнулась соседка – молоденькая чёрная студентка. Чуть не сказал «негритянка». Это слово, привычное и вполне политкорректное в России, является табу за рубежом. За «негра» чёрный может и в глаз двинуть. «Негр» ассоциируется у них с «ниггером» и вызывает неприятные воспоминания о рабском прошлом. Принято говорить «чёрный» или «африканец». Раскланялись мы с чёрной соседкой и пошли в город. Надо сказать, что Лувэн-ла-Нёв считается пешеходным городом. Он построен таким образом, что машин в нём почти не видно – они или под землёй, или где-то в стороне от пешеходов. Сдали мы тележки и пошли ближайшую блинную ужинать. Блины с курицей по-провансальски были очень хороши. Правда, мы от русских блинов ещё не успели отвыкнуть. Я купил телепрограмму и просмотрел по диагонали все 40 или 50 каналов. Ничего примечательного. Разве что передача с интригующим названием «Стриптиз».
Вернулись в свою студию незадолго до полуночи. Чертовски хочется спать – мы ведь за два дня пересекли семь часовых поясов! Но впереди нас ещё ждёт крутая буржуйская передача. По телевизору бубнит по-французски какой-то расфуфыренный политик. Ждём минуту, другую... Француз заканчивать не собирается. Я перепроверяю телеканалы – при таком их изобилии не мудрено и запутаться. Но нет, всё верно. Француз рассказывает о своём детстве, потом перешёл к юношеству. Мы с жёнушкой попили чаю и начинаем позёвывать. На экране телевизора всё тот же зануда говорит о своём несогласии с другим политиком (по-видимому, таким же занудой). Несколько скучных документальных кадров. Вдруг раздаётся громкая музыка и на экране появляется беспристрастный текст: «Вы смотрели передачу «Стриптиз». Мы с женой переглядываемся и начинаем хохотать.
После такой политико-эротической телепередачи улеглись мы спать не сразу. К тому же вскоре выяснилось, что наша студия выходит окнами на пивной бар. Сначала мы не придали этому факту большого значения, но довольно быстро оказалось, что подвыпившие бельгийские студенты отлично поют - и соло, и дуэтом, и хором, причём не только в баре, но и прямо под нашим окном. Через несколько часов, когда мы, наперекор студенческому веселью, забылись долгожданным усталым сном, из комнаты нашей чернокожей соседки раздался страстный стон. Сон тут же куда-то улетучился. Звук повторился ещё раз и через мгновенье сменился непрерывной серией громких вздохов, постепенно перешедших в ритмично издаваемые дущераздирающие крики. На часах было около трёх. В окно врывались задорные бельгийские песни. В соседней студии кричала от страсти чёрная студентка. Началась новая жизнь...
Рано утром нас разбудил пронзительный сигнал электрического будильника, раздававшийся из студии нашей очаровательной чёрной соседки. Мучительно хотелось спать, но будильник не переставал истошно сигналить. Его никто не выключал, и мы поняли, что соседка, заведя будильник на ночь, забыла о нём и ушла со своим горячим поклонником. Пришлось вставать. Попили кофе, я разложил свои бумаги. Через час непрерывное громкое бибиканье нам надоело, и я позвонил в Службу размещения. Ещё через час в коридоре послышались шаги – пришёл заспанный университетский работник с огромной связкой ключей. Я приоткрыл дверь и поздоровался с ним. Работник подошёл к коричневой двери студии, откуда неслись запредельной громкости сигналы, и вставил один из ключей в замочную скважину. В следующее мгновенье будильник замолчал и дверь приоткрылась. На нас с недоумением смотрела чёрная полураздетая красавица. Услышав сообщение о сигналившем три часа подряд будильнике, сказала с обескураживающей улыбкой: «Извините, я очень устала. Спала как убитая и ничего не слышала». Дверь закрылась. Немая сцена.