Когда рассказываю сказки, кажется, я вам сестра

Элеонора Шпигель
Однажды вечером, просто так по-соседски, забежал Гуру на огонёк к госпоже Находке и её коту Байкалу.

Вот и сидят они в уютной гостиной втроём: Гуру в глубоком кожаном кресле, заложил ногу на ногу и листает альбом с фотографиями, госпожа Находка устроилась на диване с котом Байкалом на коленях.

Обычно Байкал сидит на стуле, приняв классическую позу египетской кошки.А сейчас он свернулся клубочком в неофициальной позе на коленях у своей хозяйки, зажмурил глаза и тихо мурлычет, как и подобает любому порядочному домашнему коту.

Хозяйка поглаживает кота по спинке и перебирает пальцами его рыжую шёрстку на загривке.

А за оконным стеклом время от времени выныривают юные лица наших любознательных журналистов Дениса и Сергея. Они не спускают глаз с Гуру и кота Байкала и прослушивают каждое их слово с помощью самой новейшей высокой технологии.

Не удивляйтесь, сейчас таким образом везде создаётся литература о дальнейшей судьбе человечества.

Хозяйка кота взглянула в сторону окна и ей показалось, что там промелькнуло мужское лицо. Конечно, показалось. Промелькнуло и исчезло. А госпожа Находка вспомнила одну давнишнюю историю.

- Знаете, Гуру, - сказала она, взглянув на него.

Гуру отложил в сторону альбом с фотографиями и посмотрел на хозяйку кота.

- Знаете, - продолжала хозяйка, - когда я рассказываю Вам разные истории или сказки, мне кажется, что я Вам сестра.
- Это хорошо, - отозвался Гуру и улыбнулся.

- Вспомнила одну историю, расскажу её Вам, - сказала хозяйка, - только пойду налью нам по чашечке чая. Хотите?
- С удовольствием, - согласился Гуру.

Хозяйка переложила кота со своих колен на диван, встала и отправилась на кухню.

Через некоторое время она возвратилась и принесла на подносе две чашечки чая и корзиночку с печеньем.

Разместила всё это на маленьком кофейном столике, вернулась на своё место на диване, и уложила кота к себе на колени.

- Эта история о том, как совершенно чужие друг другу люди неожиданно обнаружили, что на самом деле они родные брат и сестра.

Рассказала мне её одна пожилая женщина, вспоминая о своём детстве, проведённом на далёком Севере в городке, где снег был черным от копоти, по вечерам по дороге тянулись серые колонны заключённых, возвращавшихся в бараки в зонах за заборами с колючей проволокой.

Обычная картина из её детства.

И на фоне этих серых воспоминаний ей запомнился другой, очень яркий кусочек: её посещения соседки, старой женщины, бывшей монахини, которая жила в маленькой чистенькой комнатке вместе со своим братом.

До сих пор моя пожилая рассказчица считает самой вкусной едой овсяный кисель с подсолнечным маслом, которым угощала её, маленькую школьницу, соседка, бывшая монахиня. А самыми красивыми цветами на свете до сих пор она считает искусственные голубенькие незабудки, которыми был украшен маленький образ в её чистой комнатке. Делать искусственные цветы она научилась ещё в монастыре. Красоты они у неё получались необыкновенной, как из шелковых тканей, так и из простых туго накрахмаленных льняных.

Соседка эта, будучи уже старой женщиной, освободилась из заключения года два тому назад, отсидев свой срок, что называется, от звонка до звонка.

Осуждена она была, и получила срок, по 58-й статье за то, что была монашкой и жила в монастыре.

Более тяжкого преступления, конечно, выдумать было просто невозможно в те времена.

Так вот, когда она ещё находилась в заключении, однажды поздним вечером, сидела она в своём женском бараке около печки и время от времени подкладывала в неё маленькие поленья дров. Она была дневальной по бараку.

На улице мороз стоял ужасный, наверно, градусов под тридцать. Север ведь.

А недалеко от женского барака находилась «каптёрка», помещение такое вроде склада для вещей и продуктов для заключённых зоны.

Каптёрку эту всю ночь всегда охранял сторож. Так и ходил взад вперёд по тридцатиградусному морозу в своей серенькой телогреечке, и валенками постукивал нога об ногу – кровь в жилах разгонял, чтобы совсем не заледенела.

Вот, значит, сидит эта бывшая монашка у печки, полешки в огонь подбрасывает, и вдруг слышит в окошко барака кто-то стучит.

Подошла она к окошку, руку козырьком над глазами приложила и смотрит.

А из него с другой стороны мужская физиономия выглядывает, страшная до ужаса: лицо щетиной всё заросшее и ресницы снежным инеем хлопают.

Перепугалась наша монашка, отшатнулась от окна и побежала в глубь барака к своей печурочке. Люди боятся друг друга, а тем более заключённые. Поди знай, кто есть кто.

Бежит монашка прочь, а следом слышит голос жалобный: «Сестрица, пусти погреться, ради Бога».

Ещё больше перепугалась бедная женщина и шагу прибавила.

- Сестрица, - опять просит голос, - закоченел я совсем, сил никаких нет. Пусти отогреться немного. Сторож я у каптёрки.

Пошла обратно монашка, остановилась перед дверью, подумала немного, потом перекрестилась и открыла засов.

Окоченевший сторож с нескрываемым облегчением перешагнул порог. Он поблагодарил женщину и направился к печурке – источнику спасения и жизни.

Монашка налила в жестяную кружку крутого кипятка и протянула её дрожащему сторожу.

Мужчина схватил кружку, сделал несколько поспешных глотков, потом поставил её на колени, обхватил обеими руками и застыл в неподвижности, как будто прислушиваясь к тому, как переливается тепло через руки в его замерзшее тело.

Женщина налила себе тоже кипятка в кружку и села на скамеечку напротив сторожа.

Через некоторое время, когда губы мужчины перестали трястись от холода и иней с ресниц оттаял, разговорился он с монашкой: как всегда вопросы между людьми были одинаковые – Откуда? Да за что посадили?

За что посадили? Тогда даже за подобранные в поле колоски 58-ю давали, так что и монашке то же самое приклеили. А где жила?

- О, так мы даже земляки! – воскликнул мужчина, услышав её ответ,-
я тоже из той области.

Дальше оказалось, что они из одной деревни и фамилии у них одинаковые.

А когда монашка назвала своё имя, которое она носила до пострига, мужчина понял, что эта женщина его родная сестра, которая жила в монастыре несколько лет и не навещала свою семью в деревне.

И как только это стало ясно обоим, что они кровные брат и сестра, женщина перекрестилась и тихо заплакала, мужчина низко опустил голову, не в силах справится со своими эмоциями.

После того, как они освободились, отсидев свой срок, они остались жить на Севере и работать в этой же зоне по вольному найму.

Женщина, рассказавшая мне эту историю, до сих пор помнит добрую монашку и её овсяный кисель с подсолнечным маслом.