Нет, не помню, кто сказал, что движение всё. Да и не важно это применительно к личности. Важен сам факт сказанного.
Когда в очередной раз пропал мой двоюродный брат, живущий у меня на даче в статусе вольного стрелка, я не очень опечаленный этим, почти повседневным фактом, особого значения событию не придал.
Были и раньше у него забеги на короткие и достаточно длинные дистанции.
Впервые он свалил из дома после того как опорожнил содержимое бара и около 50 литров домашнего вина.
Вином я дорожил и всем хвастался, что на Новый Год всенепременно угощу замечательным и легким напитком из черной смородины, из крыжовника и из черноплодной рябины. Но мечтам не суждено было осуществиться. И это правильно, не говори "гоп" пока не перескочишь. Вот Алексеич перескочил и предупрежденный о моем возвращении на дачу благополучно её покинул.
Проявился он через три дня в терапевтическом отделении районной больницы. Звонок с требованием теплых вещей, чего-нибудь к чаю и денег прозвучал вечером, а утром я уже был на месте.
Хорошо мне знакомый лечащий врач сказал, что у бедолаги непорядок с почками, причиной коего могло быть переохлаждение. Дал мне список лекарств и отбыл к своим многочисленным делам. Вид больного был ужасен.
Ни о каком вине в этих условиях мне и в голову не пришло.
Казалось, что печать самой смерти намертво прилепилась к его бледному челу. Изможденный вид больного подчеркивался страдальческой гримасой и почти полной невозможностью двигаться.
Волна жалости накрыла меня с головой. Я отдал ему вещи, мед, варенье, на которые Алексеич посмотрел с нескрываемым презрением. Да, совсем больной человек, нужно бежать за лекарствами.
Но никуда вот так скоренько мне уйти не удалось.
Цепкая рука прихватила мой рукав и обескровленные губы немощного прошептали, - а деньги?
- Да-да, конечно, вот возьми, а давай я тебе сразу и куплю необходимое.
- Не надо, - строго сказал почти умирающий родственник, - сами как-нибудь.
Я вернулся в отделение минут через сорок. Отдал сестре на посту лекарства и спросил о местонахождении Алексеича. Она неопределенно махнула рукой в сторону туалета.
Да, они были там. Главарь этой палаты восседал на крепко сбитом низеньком столике, предназначенном для анализов. Лицо его было задумчиво-печальное со строго сдвинутыми бровями и немигающим устремленным в нелегкое будущее взглядом. Глаза скорее принадлежали мороженому судаку, чем живому человеку. Пустая бутылка и кружка явно обозначали причинно-следственные связи их кратковременного задумчивого глубокомыслия.
- Ну, всё, - подумал я, - сейчас начнется.
- Что пьём? - поинтересовался я.
- Ужж-же выпили, - ответил один из присутствующих и, немного подумав, с гордостью добавил, - шило!
- Доза установлена, точно начнется, потому как не начаться не может, - мелькнула мысль, - нужно срочно его отсюда забирать.
- Алексеич, дорогой, а пошли-ка со мной на пару минут, поговорить нужно.
- А у тебя что-нибудь есть?
- Найдем, Алексеич, найдем и без проблем.
- Пошли, - неожиданно легко согласился мой визави.
И мы пошли на выход из больницы. Засунул его в машину, закрыл, велев подождать несколько минут, и вприпрыжку вернулся за вещами. Медсестре сказал, что забираю больного домой по согласованию с главврачем. Всё. Нужно бежать вниз иначе мой фюрер что-нибудь натворит, не найдя вокруг внимающих его пламенным речам слушателей.
Только добравшись домой, я облегченно вздохнул. Всю ночь мы с бабулей слушали выступление почти Шикльгруббера перед Рейхстагом с многотысячной толпой обожающих его бюргеров.
Мы же сидели по своим спальням и ожидали, когда ораторская активность спадет, и утомленный докладчик завалится спать.
Часов около четырех он зашел ко мне с вопросом, требующим немедленного разрешения.
- Слышь, брат, - презрительно и высокомерно скривился он в ухмылке, - слышь, мне всего год осталось жить.
- Ты уверен в этом? - привстал я из-за компьютера.
Осознав на интуитивном уровне суть моего вопроса, он резко скрылся за стремительно закрывающейся дверью. Еще несколько фраз на раздраженно гавкающем языке и наступившая в доме тишина позволили считать инцидент исчерпанным.
Второй его длительный исход произошел уже в достаточно теплое время года. Мне пришлось пару месяцев пробыть в Питере. Я и сам не ожидал такого длительного срока своего отсутствия. Но что поделаешь, бывает. Перед отъездом зашел к своей родственнице и отдал аванс за продукты, которые должен был приобретать Алексеич, остающийся хозяином на даче. Холодильник был забит под завязку. В доме не было только спиртного.
Меня удивил тот факт, что родственница-владелица магазина вдруг сообщила, что двоюродный брат за пару недель задолжал ей более пяти тысяч. Выслал по почте на её адрес десять и попросил настоятельно не продавать ему никакого спиртного. Она поклялась, что ни капли никто из продавцов ему не продает и что берет он только продукты, но в большом объеме и довольно часто.
Как оказалось позже, он перевел свои товарно-денежные отношения на более низкий уровень "товар-товар".
За день до моего приезда Алексеич подался в монастырь. Впоследствии он признался, 80 километров были им преодолены сходу и за один день. Не зря прошли тренировки. Один из доброхотов позвонил мне и сообщил, что видел его в Ниловой пустыне. Мы с мамой успокоились и решили, что пребывание там пойдет ему только на пользу.
Прошло лето. Птицы потянулись в теплые края. В один из славных осенних деньков к даче подкатил старый рыдван, из которого вальяжно вылез беглец и почтил своим посещением нашу скромную обитель. Я уже не помню всех сказок, которые он рассказывал изумленной его прибытием тетушке, но после его отъезда она осенив себя крестным знамением произнесла историческую фразу "Слава Богу!" И впрямь, слава.
Из рассказов мы поняли, что вот уже четыре с лишним месяца он спиртного в рот не берет, служит в трапезной трудником, живет в келье монастыря, что хорошо ему возле Господа и изменять жизнь свою в ближайшее время он не намерен. Более того, в служении Господу видит свой долг и дальнейший жизненный путь.
Через неделю мне позвонила его соседка по лестничной площадке и со слезой в голосе попросила срочно забрать безобразника, поскольку он с толпой бомжей проникает на этаж, устраивает скандалы и пьяные разборки с дорогими собутыльниками, распевает псалмы и грозится, когда станет архимандритом всех соседей предать анафеме.
- Да, пути господни неисповедимы, - подумал я, собираясь в дорогу.
Через пару часов мной были предприняты в областном центре самые тщательные поиски моего драгоценного братца. Обошел все, что хоть чуток могло привлечь его внимание, опросил соседей, пообещавших мне ящик коньяка за заботу о нем, прошел все злачные места, нашел всех его друзей. Как в воду канул. День подходил к своему завершению. Позвонил маме и сказал, что переночую в гостинице, а утром продолжу поиски.
И вдруг на бульварной скамеечке заметил унылую сутулую и до отвращения знакомую фигуру. Подошел к нему, а он даже глаза не поднял.
- Я тебя давно видел, - помялся он.
- И что? - спросил я.
- А чего это ты бегаешь туда-сюда? - вместо ответа спросил он.
- Да дела у меня всякие, - отвечаю, - тебя вот ищу.
- Зачем? Вот он я. А ты не мог бы мне что-нибудь поесть купить?
- Поесть? Конечно, сейчас куплю, - ответил я, направляясь в расположенный тут же магазин.
Банку пива он выдул мгновенно, а затем начал есть свой бигмак.
- А где твои вещи?
- Не знаю, украли, наверное. Ну что, поехали?
- Поехали, - я пожал плечами и опасливо покосился на его испачканную одежду.
- Я на заднее сиденье. И еще вот что. Возьми-ка пару пива, а то что-то жажда замучила.
Я автоматически кивнул головой и мы рванули в ночную темноту.