Очерк о жизни М.А.Дурасовой
Посвящается 80-летию М.А.Дурасовой
Ни за что не скажешь, что в августе этого года моя собеседница в четвёртый раз отметит своё двадцатилетие. Она энергична, умна и брызжет юмором. В ней нет ни капли снобизма, наоборот – лёгкая самоирония и заразительный смех располагают к открытой и доверительной беседе. Эта женщина – русская дворянка Майя Александровна Дурасова.
Мы познакомились с Майей в Льеже, в православной церкви святых Александра Невского и Серафима Саровского, когда после службы, по установившейся традиции, прихожане перешли в трапезную для того чтобы просто поговорить друг с другом за чашкой чая. Дурасова была нарасхват, к ней то и дело подходили разные люди – кто со своей радостью, кто с бедой. Знакомство вышло немного сумбурным, но мы договорились о следующей встрече.
Через неделю Майя Александровна встречала меня и мою жену Оксану в своей небольшой социальной квартире, расположенной в живописном льежском районе Куэнт, со склонов которого открывается великолепный вид на раскинувшийся вдоль долины реки Мёз город. Круглый стол был накрыт к чаю. Мы выпили по рюмке рябиновой настойки и потихонечку разговорились...
Майя Дурасова родилась 1 августа 1928 года во Франции, в Ницце, в семье Александра Владимировича Дурасова и Ксении Александровны Армфельт, эмигрировавших из России после «великого» октябрьского переворота. Обе эти фамилии достаточно хорошо известны в истории отвернувшейся от них Родины...
Начнём с отца. Согласно фамильному генеалогическому дереву, которое я добросовестно проштудировал, дворянский род Дурасовых восходит к французской королевской династии Капетингов-Валуа-Бурбонов. В длинном перечне предков за первым номером значится не кто иной как король Франции Гуго Капет, правивший в 987-996 годах. Младшей ветвью этой линии была Анжуйская династия. Сын короля Неаполя Карла II герцог Дураццо основал так называемую «линию Дураццо» Анжуйской династии. Эта линия правила в XIII-XIV веках в Сицилии и в XIV веке в Венгрии (мать герцога Дураццо – Мария Венгерская). Один из потомков герцога Дураццо в 1482 году, при Иване III, перебрался из Польши в Москву. В России этого эмигранта звали Дмитрием, а его потомство стало называться Дурасовыми. Некоторые представители рода Дурасовых стали довольно влиятельными людьми на российском политическом Олимпе. Например, Николай Федорович Дурасов (ум. в 1782 г.) был президентом главного магистрата и депутатом Комиссии по составлению Уложения при Екатерине II. Егор Алексеевич (ум. в 1855 г.) и Федор Алексеевич Дурасовы (ум. в 1856 г.) были сенаторами. Род Дурасовых, принадлежавший к старинному, очень почётному, так называемому столбовому дворянству, внесен в VI-ю часть родословных книг Оренбургской, Рязанской, Самарской, Петербургской и Тамбовской губерний.
Майя Александровна улыбается. Она скептически относится к своей красивой родословной и считает её бесспорной лишь начиная с «польского эмигранта» Дмитрия Дурасова. Происхождение же фамилии от Дураццо и её связь с герцогами Анжуйскими и французским королевским домом доказаны, на её взгляд, недостаточно.
Как бы там ни было, ещё перед революцией один из Майиных предков, Василий Алексеевич Дурасов (1870-1971), тогдашний атташе российского императорского посольства в Риме, сумел таки доказать свое происхождение от герцога Дураццо. Надо сказать, что В.П. Дурасов прекрасно знал историю не только своего рода, но и большинства других российских дворянских родов. В 1906 г. он опубликовал книгу «Родословная книга всероссийского дворянства». В 1911 г. им было получено подтверждение своей «голубой крови» в Ватикане от римского папы. В том же году в Мадриде Василий Дурасов получил письменное подтверждение своего титула герцога Дураццо от короля Испании. В 1912 г. права В.А.Дурасова на титул графа Дураццо были подтверждены Палатой депутатов Неаполя. Напомню, что из этого города ведёт своё начало «линия Дураццо» Анжуйской династии. Зададимся простым вопросом – выдали ли бы неаполитанцы это подтверждение, будь у них хоть малейшее сомнение, которое могло бы очернить память их великого предка? Зачем им плодить самозванцев? В Англии соответствующий королевский сертификат Дурасову был выдан в 1914 году. 3 октября 1916 г. права В.А.Дурасова как представителя рода Капетингов и её Бурбонской ветви были официально подтверждены указом императора Николая II. В 1921 году Франция тоже признала В.А.Дурасова представителем рода Капетингов и её Бурбонской ветви. Наконец, в январе 1917 г. император Николай II пожаловал фамилию Дурасов-Дураццо-Анжуйский и троюродному брату В.А.Дурасова (умершего бездетным) Николаю Петровичу Дурасову (1870-1940). Вот текст императорского указа (перевожу с французского, поскольку русского текста у Майи Александровны нет): «Мы, Николай II, император Всея России и т.д., признаём и подтверждаем, что Николай Дурасов, родившийся 25 октября 1870 г. в Санкт-Петербурге... является потомком королевского дома Шарля д’Анжу, короля Неаполя, брата Людовика IX, по прямой мужской линии. Вследствии этого, мы даём наше разрешение всем его законным наследникам носить фамилии и титулы королевских домов Франции и Венгрии. Январь 1917 г. Николай II». Кроме того, позже, в 1942 году трибунал города Экс в Провансе (Франция) подтвердил происхождение сына Николая Дурасова, Николя-Луи, родившегося в Ницце, от французского графского дома д’Анжу.
Графиня Анжуйская-Дурасова подливает нам чаю. Всю эту историю она рассказывает с юмором, время от времени заливаясь весёлым смехом. В её нынешней жизни эти титулы совершенно ничего не значат. Покрытой мхом генеалогии можно верить или не верить, но о своём отце Александре Владимировиче Дурасове она знает совершенно точно, что он родился 23 августа 1886 года, закончил Второй Московский кадетский корпус, затем Елисаветградское кавалерийское училище. В звании младшего лейтенанта Александр был принят в лейб-гвардии Конно-гренадёрский полк. В этом полку, в составе 2-й гвардейской кавалерийской дивизии (на Северо-Западном фронте) он участвовал в первой мировой войне. Был ранен пулей в шею. Его спасла от неминуемой смерти небольшая накрестная иконка святого Александра Невского. А.В.Дурасов стал полковником, помощником командира полка. Вот начало лихой полковой песни:
Вороные кони рвутся,
Песни громкие звучат.
Это конно-гренадеры
На врага в поход спешат.
В этом же полку в разное время служили сын генерала А.А.Брусилова ротмистр Алексей Брусилов, корнет (будущий генерал-лейтенант) К.К. Мамонтов, сын известного философа Е. Н. Трубецкого А.Е.Трубецкой. Конно-гренадёрский полк был расформирован в 1918 г. До революции, в 1917 году, Александр Дурасов закончил Военно-юридическую академию. Жил он в центре Москвы, в одном из переулков, выходящих на Покровский бульвар. Здесь в 1801 году по заказу Майиного прапрапрадедушки бригадного генерала Алексея Николаевича Дурасова (женатого на одной из дочерей баснословно богатого горнозаводчика И.С.Мясникова - Аграфене) один из архитекторов школы М.Ф.Казакова воздвиг красивый розовый дворец с шестиколонным портиком, опирающимся на белокаменный цоколь. (В скобках замечу, что другая дочь И.С.Мясникова, Дарья, была замужем за А.И.Пашковым, построившим дом Пашковых на Моховой улице; их правнучка графиня Евдокия Сушкова (в замужестве Ростопчина) - первая русская поэтесса). Усадьба Дурасовых вместе с хозяйственными службами и парком занимала целый квартал. Сейчас этот переулок называется Дурасовским. Трёхэтажный дом существует и поныне, его адрес – Покровский бульвар, д.11. Дом Дурасовых считается одним из лучших произведений зрелого классицизма в Москве. Здесь приходит моя очередь оживляться. В 1982 году я закончил Московский институт геодезии и картографии, расположенный в Гороховском переулке (напротив театра Гоголя). На Покровских воротах и Чистых прудах мне приходилось бывать очень часто. Через 20 с лишним лет, уже живя в Бельгии, я написал небольшое «эмигрантское» стихотворение:
На Покровских воротах февраль
расстелил белоснежные простыни.
Если б знала зима, как непросто мне
окунаться в дождливую даль...
Весь продрогший в сырых городах,
я готов убежать от мучения
для короткого курса лечения
к снежной бабе на Чистых прудах.
Увы, Дурасовского переулка в мои студенческие годы я не замечал. Мы многого тогда не замечали...
Добавлю ещё один штрих. В конце XVIII в. сын А.Н.Дурасова и А.И.Мясниковой, действительный статский советник Николай Алексеевич Дурасов (брат Майиного прапрадеда Ивана Алексеевича) приобрёл большую роскошную усадьбу в подмосковном Люблино, существующую и поныне. Главное здание усадьбы, напоминающее в плане равноконечный крест (якобы в ознаменование пожалованного ему императором Павлом I ордена Святой Анны 1 степени), было построено по заказу Н.А.Дурасова в 1801 г. (одновременно с отцовским домом на Покровском бульваре). Проектировал здание московский архитектор И.В.Еготов, один из талантливейших учеников зодчего М.Ф.Казакова. Кроме главного дома, были также построены театральное здание, помещение для актёров, школа-пансион для дворянских детей и оранжерея. Люблинский театр был хорошо известен в Москве. Н.А. Дурасов снискал себе славу своим богатством, гостеприимством и хлебосольством. В 1818 г. усадебный театр посетила вдовствующая императрица Мария Федоровна, которая была потрясена мастерством люблинских артистов и музыкантов. В 1866 году на одной из дач Дурасовской усадьбы в Люблино жил Федор Михайлович Достоевский. Впечатления о люблинском лете он описал в романе «Вечный муж». Здесь же Достоевский работал над завершением романа «Преступление и наказание».
В нашей беседе наступает музыкально-поэтический перерыв. Я пою Майе Александровне под гитару несколько своих «эмигрантских» песен и читаю два-три стихотворения. Один из стихов («Отечество») заканчивается строчками: «Отечество – далёкая страна, в которой я не буду похоронен». Майя глубоко задумывается... и просит у меня листок с этим стихотворением. «Вышлю его своей подруге в Париж» - объясняет она. Мы опять выпиваем рябиновой настойки и наливаем себе чаю.
Я замечаю висящий на стене, в скромной рамке, фамильный герб Дурасовых. Майя с удовольствием про него рассказывает. Герб очень красивый. На красном щите изображён серебрянный лук и вылетающая вверх золотая стрела. Сам щит увенчан дворянскими шлемом и короной, на поверхности которой находятся павлиньи перья. На фоне этих зелёных перьев по диагонали расположен меньший лук со стрелой, остриём в правую нижнюю сторону. Герб внесен в Общий гербовник дворянских родов Российской империи (часть 6, 1-е отд., стр. 18).
В небольшой квартире на стенах висит много фотографий. В красном углу перед иконой Спасителя горит лампада. У самой входной двери, рядом с электрическим выключателем, я замечаю дореволюционный портрет Майиной матери. Хозяйка снова оживляется...
Мать Майи, графиня Ксения Александровна, происходит из старинного шведского графского рода Армфельтов. Самый известный представитель этого рода – Майин прапрадедушка Густав Мориц Армфельт (в России его звали Маврикий Максимович). Биография Армфельта похожа на авантюрный роман эпохи плаща и шпаги. Её стоит рассказать поподробнее.
Будущий барон, военный и государственный деятель на шведской и русской службе Армфельт родился в 1757 г. в г.Або в Финляндии (сейчас это город Турку). Густав Мориц быстро сделал феноменальную военную и придворную карьеру в Швеции, при дворе короля Густава III. Не могу удержаться от искушения привести поразивший меня факт. Начало взлёта Армфельта относится к осени 1780 г., когда в Бельгии, в курортном городе Спа (это в двух шагах от Льежа!) ему довелось встретиться со своим именитым тёзкой Густавом III. Король обратил внимание на молодого офицера - представительного, талантливого, к тому же интересного собеседника. Во время так называемой «густавианской» русско-шведской войны 1788-1790 гг. Армфельт спас королю жизнь. В ту войну он и сам получил в плечо русскую пулю. Не удивительно, что Армфельт до самой смерти Густава III пользовался его дружбой. В течение нескольких лет он был, как утверждают, самой влиятельной после короля личностью в Швеции (это я узнал не от скромной Майи, а позже из исторических хроник). В России швед финского происхождения Армфельт стал известен благодаря его активному содействию в заключении Верельского мира между Россией и Швецией в 1790 г. Он был главным уполномоченным со стороны Швеции на переговорах. Екатерина II очень желала этого мира для того чтобы развязать себе руки для ведения второй турецкой войны. Не удивительно, что она наградила Густава Армфельта орденом Святого Александра Невского и осыпала его щедрыми подарками. За заключение Верельского мира Армфельт получил также большой крест финского ордена меченосцев и шведский орден Серафима. Его политический вес как правой руки короля достиг апогея. Убийство Густава III заговорщиками в 1792 г. стало поворотным пунктом в судьбе Армфельта. В результате интриг брата покойного короля, принца-регента Карла Зюдерманландского (впоследствии ставшего королём Карлом ХIII), он был назначен шведским посланником в Неаполе, т.е. фактически сослан. Затем его заочно судили по обвинению в заговоре и измене родине и приговорили к смертной казни. Загородный дом Армфельта неподалёку от Стокгольма (вилла Фрескати) был конфискован. Этот приговор следует считать справедливым – «кагэбэшники» принца-регента перехватили письма Армфельта к Екатерине II с просьбами о военном вмешательстве в шведские дела. Однако некоторые историки считают, что истинная причина сурового приговора была иная – принц-регент воспылал безответной страстью к любовнице Армфельта Магдалине Руденшельд. Магдалина не отреклась от своего возлюбленного, за что её тоже приговорили к смерти (она была помилована Карлом Зюдерманландским лишь из опасения потерять расположение симпатизировавших Магдалине стокгольмцев). А сам Армфельт в 1794 г. бежал под защиту Екатерины II в Россию, где три года под именем аптекаря Брандта прожил в Калуге. В тот момент приближать ко двору шведского беженца властям было невыгодно.
В сентябре 1797 г. достигший совершеннолетия новый король Швеции Густав IV Адольф возвратил Армфельта в Швецию и осыпал его милостями. Густав Мориц был назначен шведским послом в Вену. В 1799 г. в Праге Армфельт встречался с А.В.Суворовым, где у него была не одна возможность обсудить с прославленным полководцем свою старую рану, полученную от русских. С 1805 г. он стал генерал-губернатором Финляндии, где у него, финна по происхождению, было обширное поместье (усадьба Йоенсуу в Восточной Финляндии). Армфельт, так же как и король Густав IV Адольф, был принципиальным противником Наполеона. В конце 1804 г. король произвёл Армфельта в генерала и приказал ему отправиться в Шведскую Померанию (нынешнюю северную Германию) в качестве главнокомандующего шведских войск. Здесь Густав Мориц участвовал в изгнании Наполеона. Как я позже прочитал в рассказе Валентина Пикуля «Судьба баловня судьбы» («Исторические миниатюры», сборник n°2), «Бонапарт, ставший Наполеоном, был достаточно извещен о той вражде, какую Армфельт питает лично к нему, он читал язвительные эпиграммы на него, сочиненные Армфельтом.
- Не запугивайте меня! - отвечал Армфельт. - Что бы ни угрожало мне, я не стану воздерживаться от осуждений корсиканского разбойника, который превращает Европу в своего вассала». Пользуясь случаем, рекомендую всем моим читателям неотлагательно прочитать этот интереснейший рассказ В.Пикуля о Майином прапрадедушке.
В 1809 г. Армфельт стал президентом военной коллегии Швеции. В 1810 г., после отречения от трона Густава Адольфа IV и присоединения Финляндии к России, он отказался от всех своих постов в Швеции, а в 1811 г. поступил на русскую службу, сохранив тем самым своё финское поместье. В том же году он принял российское подданство. В России, готовившейся к войне с Наполеоном, Армфельту удалось приобрести большое расположение императора Александра I, который внимательно прислушивался к военным и политическим советам этого наполеоновского противника. В апреле 1812 г. Армфельт был назначен генералом от инфантерии и членом Государственного совета. В качестве генерала русской армии, летом 1812 г он участвовал в военных действиях против Наполеона. В том же году он был произведен в генерал-адъютанты императора и получил титул графа. С июля 1813 г. Густав Мориц находился при штабе Северной армии, которой командовал наследный принц-регент Швеции Карл Юхан. Армфельт участвовал в сражениях при Гросс-Беерене, Денневице и под Лейпцигом. За ратные заслуги он был награжден орденом Святого Андрея Первозванного. Два сына Армфельта (Густав-младший и Александр) были офицерами в армии князя Багратиона.
Не удивительно, что уроженец Финляндии и бывший её генерал-губернатор Армфельт оказывал большое влияние на политику Александра I в отношении Финляндии и скандинавских стран. Он занимал пост первого председателя Комиссии финляндских дел (позднее - Комитет по делам Финляндии). Крупнейшей личной инициативой Армфельта стало присоединение к Финляндии Выборгской губернии. В 1812 г. именно он по распоряжению императора превратил Хельсинки в новую столицу Финляндии. Армфельт сыграл главную роль в устранении от власти М.М.Сперанского, выступив против этого русского государственного деятеля после некоторых его ошибок в финляндских делах. Армфельт с семьей жил в Петербурге, у него была также дача в Царском Селе. В последние годы жизни летом он обычно приезжал в Финляндию, в свою усадьбу в Йоенсуу.
С точки зрения человека XXI-го века, оценить черты характера и нравственности Густава Морица Армфельта весьма непросто. Его любовные связи (самые известные и продолжительные из которых - с принцессой Саган и фрейлиной Магдалиной Руденшельд) не препятствовали семейному счастью с супругой, тоже бывшей шведской фрейлиной Хедвиг Ульрика из знатного рода Делагарди (в России её звали Гедвигой Понтусовной). Сейчас в это трудно поверить, но свою первую брачную ночь Армфелт провёл в объятьях не жены, а любовницы Магдалины. Тем не менее, он постоянно заботился о своих многочисленных детях (законных и внебрачных) и об их воспитании. Армфельт любил театр, он писал тексты к постановкам и сам был популярным актером. Самая известная комедия, которую он написал вместе с Исраэлем Хальманом, называлась «Случайный вор» (1783). В Швеции Армфельт занимал должность директора Королевских театров. Кроме этого, он писал и стихи, посвящённые разным торжественным событиям – я их, увы, пока ещё не нашёл.
Умер Густав Мориц Армфельт 19 августа 1814 г. в Царском Селе. Перед смертью его посетил Александр I. Похоронен граф близ г.Або (Турку) в южной Финляндии. В 2000 году финскую усадьбу Йоенсуу посетила праправнучка Густава Армфельда, героиня моего очерка Майя Александровна Дурасова. В Финляндии к Армфельту относятся как к выдающемуся соотечественнику, его подробная биография приведена в опубликованной в 2004 г. книге «Сто замечательных финнов. Калейдоскоп биографий». Эту книгу на русском языке я без труда отыскал в интернете.
Старший сын Густава Морица Владимир Густавович и внук Александр Владимирович (дедушка Майи Александровны) определением Правительствующего Сената 1863 г. были утверждены в графском достоинстве. Род Армфельтов внесен в «Матрикул Рыцарского Дома Великого Княжества Финляндского» и в V-ю часть «Родословной книги Санкт-Петербургской губернии». Другой сын Густава Морица – Александр Густавович, в разные времена был директором финляндского банка, членом Государственного совета, действительным тайным советником. Его второй женой была Александра Демидова - дочь генерала-майора артиллерии, героя Аустерлица Николая Петровича Демидова. Внучка Густава Морица, Мария Владимировна была замужем (вторым браком) за известным персонажем российской истории Курловым П.Г. (1860-1923) - генерал-лейтенантом, киевским губернатором, ставшим впоследствии товарищем министра внутренних дел и главноначальствующим отдельного корпуса жандармов (1909-1911). Курлов неоднократно встречался с Г. Распутиным. Утверждают даже, что он входил в круг друзей прославленного «старца».
В конце своей саги об Армфельтах Майя рассказала мне одну пикантную историю. Её прадедушка, граф Владимир Густавович Армфельт был женат на красавице-фрейлине императрицы Марии Фёдоровны Александрине Бильдерлинг, с которой в то время тайком от жены флиртовал сам царь Александр II. Майя утверждает, что В.Г.Армфельт женился на царской фаворитке исключительно ради денег, которые вскоре благополучно промотал. Как бы там ни было, у супругов родился сын Александр (Майин дедушка). Потом появилась на свет дочь, тоже названная Александриной, и наконец родился сын Николай. Позже, когда Владимир Армфельт умер, графиня Александрина-старшая вышла замуж за доктора Строганова (брак был морганатическим) и родила от него дочь Марию. Александрина-младшая получила своё имя не случайно. Дело в том, что как утверждают, её отцом был не Владимир Армфельт, а сам Александр II. Император подарил своей фаворитке в память об их романе и в честь рождения девочки массивный золотой браслет с сапфирами. История этого браслета примечательна. Сначала он хранился у Александрины-младшей (Майя называет её тётя Лина), потом перешёл к её дочери Александре Владимировне Армфельт-Железновой (1870-1933), российской женщине-композитору, прекрасному пианисту. В 1895 г. эта Майина родственница вышла замуж за генерала Владимира Железнова, проходившего службу на Урале, и вместе с ним собрала и опубликовала сборник песен уральских казаков. В дальнейшем она публиковала романсы, фортепианные и другие камерные сочинения. После революции ей приходилось работать тапёром и давать частные уроки. В браке с В.Железновым у А.В.Армфельт-Железновой родилось четверо сыновей и трое дочерей. Все сыновья погибли в гражданскую войну. С одной из её дочерей, своей троюродной тётей – Ксенией (род. в 1903 г.), Майя Дурасова встречалась в России в 1991 г. У Ксении двое детей – Всеволод Осечкин, живущий сейчас в Санкт-Петербурге, и дочь Людмила, живущая предположительно в Киеве (её фамилию Майя не помнит). После гражданской войны этот подаренный императором браслет от Лининой дочери Александры попал к Майиной тёте Тане (сестре Ксении Армфельт), жившей в США. После смерти тёти Тани (в 1984 г.) браслет хранился у его сына, женатого на американке и не имевшего детей. Эта американо-русская семья не так давно, в 1991 или 1992 году решила передать императорский браслет на хранение своей европейской родственнице Майе Дурасовой. Браслет через знакомых был доставлен в Париж и там передан Майе. Возвращаяся в Бельгию, Майя Александровна стояла на на парижском вокзале Gare du Nord с чемоданами на полу, сжимая обеими ногами один из них, в котором лежал браслет. Вокруг было многолюдно и шумно. Вдруг кто-то из толпы выхватил чемодан из под Майиных ног и убежал. С тех пор золотой императорский браслет с сапфирами никто не видел. Майе до сих пор больно вспоминать эту печальную историю.
Запомните небольшой нюанс – Майина мать Ксения происходила из рода Армфельтов, но в ней текла и кровь Бильдерлингов. С этой фамилией мы ещё встретимся.
Я с трудом перевожу дыхание – от обилия имён и фактов кружится голова. Но энергичная праправнучка Армфельта объявляет: «А сейчас я вам расскажу о Мёрдере!» А вы, читатели, не устали? Поверьте – скучно не будет!
Итак – продолжаем наш исторический экскурс... Внук Густава Морица, Майин дедушка Александр Владимирович Армфельт был женат на Софье Ивановне Мёрдер. Дворянский род Мёрдеров происходит из Саксонии, откуда в начале XVIII в. в Польшу переселился некий Иоанн Мёрдер. Род внесен в III-ю и II-ю части родословной книги Могилевской, Московской и Тверской губерний (Гербовник, XIII, 63). Герб рода находится в 13-й части «Общего гербовника дворянских родов Российской империи». Дедушкой Софьи Ивановны был Карл Карлович Мёрдер (1788–1834), первый воспитатель великого князя Александра Николаевича, с 1855 г. – российского императора Александра II. Уточню, что Карл Мёрдер – внук польского переселенца Иоанна и прапрадедушка моей сегодняшней собеседницы Майи Александровны Дурасовой (надеюсь, вы ещё не забыли, что вторым её прапрадедушкой был Густав Мориц Армфельт).
Карл Карлович Мёрдер родился 8 января 1788 г. в дворянской семье в Белоруссии, в городе Новая Белица Гомельского уезда Могилевской губернии. Сейчас это Новобелицкий район города Гомеля. Карл закончил Первый кадетский корпус в Санкт-Петербурге. Был боевым офицером , участвовал во всех битвах антинаполеоновской кампании 1805-1807 гг. Несколько раз был ранен, в том числе тяжело в битве под Аустерлицем (после которой был награждён за храбрость). О Мёрдере говорили, что он был рыцарем чести. Он действительно очень гордился своей дворянской и офицерской честью. В те годы его считали одним из самых просвещённых и гуманных офицеров России. По вероисповеданию Карл Карлович был лютеранином. Его женой была англичанка Сара (Салли) Оксфорд. С 1823 г. Мёрдер работал начальником Школы гвардейских прапорщиков, где его заслуги и педагогический талант заметил Николай I. В 1824 г., когда великому князю Александру исполнилось шесть лет, воспитание цесаревича было поручено Карлу Мёрдеру.
Родители наследника поручили Мёрдеру военно-физическое воспитание молодого великого князя. Под этим понималось обучение верховой езде, знакомство с военными уставами, «фрунтом» (строевой подготовкой и приемами с оружием) и гимнастические упражнения. Мёрдер полностью посвятил свою жизнь воспитанию царевича. Он принимал участие во всех его детских играх. Карл Карлович задался целью понять душу юного великого князя и стать его настоящим другом. Он приучал ребёнка видеть в себе не строгого начальника, а доброго и веселого товарища. Не удивительно, что царевич был чрезвычайно откровенным с ним. Каждый вечер перед молитвой Александр, как на исповеди, рассказывал Карлу Карловичу обо всем, что он делал и думал в течение дня. Многие окружающие опасались, что без строгости и наказаний Мёрдер погубит ребенка. Но родители поддерживали гуманный метод воспитания. Вскоре Александр уже увлеченно гарцевал на парадах и отдавал своим детским голосом команды гвардейским гусарам. Однако воспитатель великого князя не желал ограничиваться только военными занятиями. В своем дневнике Мёрдер писал: «Государь дал мне то, что для него и для целой России всего драгоценнее. Да поможет мне Бог исполнить свое великое дело. Буду считать себя несчастным, если не достигну того, что он (наследник) будет считать единственным наслаждением - помогать несчастным». Мёрдер достиг этой цели.
Выбор воспитателя оказался очень удачным. Позже, став императором и озаботившись не только военно-физическим, но и общим образованием наследника, Николай I избрал сыну в наставники поэта В.А.Жуковского. Несмотря на то, что Мёрдер и Жуковский были совершенно разными людьми, они жили и работали душа в душу. Жуковского смущало увлечение наследника военными парадами. Посовещавшись, воспитатели вместе попросили Николая I меньше привлекать к ним сына. Тот согласился, но вместо этого назначил занятия по стратегии и артиллерийскому делу. Оба воспитателя стремились развить в цесаревиче благородные порывы, любовь к людям, сострадание и отзывчивость. Мёрдер, например, во время прогулок часто заходил с великим князем в бедные дома жителей на окраинах Санкт-Петербурга. Как утверждают, юноша при виде горя и лишений всегда старался оказать людям посильную помощь.
Карл Карлович пользовался уважением и любовью своих помощников и коллег. Особенно дружественные отношения сложились у него с В. А. Жуковским. Интересно, что два воспитателя не только не конфликтовали, но и стали близкими друзьями и единомышленниками. Лучшим доказательством тому могут служить слова Жуковского, посвященные Мёрдеру: «В данном им воспитании не было ничего искусственного; вся тайна состояла в благодетельном, тихом, но беспрестанном действии прекрасной души его... Его питомец слышал один голос правды, видел одно бескорыстие... могла ли душа его не полюбить добра, могла ли в то же время не приобрести и уважения к человечеству, столь необходимого во всякой жизни, особливо в жизни близ трона и на троне». Жуковский так описывал человеческие качества Мёрдера: «Отменно здравый ум, редкое добродушие и живая чувствительность, соединенные с холодной твердостью воли и неизменным спокойствием души - таковы отличительные черты его характера».
Сестра Александра II, великая княгиня Ольга Николаевна писала о Мёрдере в своих воспоминаниях: «Он не признавал никакой дрессировки, не подлаживался под отца, не докучал матери, он просто принадлежал Семье: действительно драгоценный человек!». Современники единодушно отзывались о Карле Карловиче, как о человеке высоконравственном, добром, обладавшем ясным и любознательным умом и твердой волей. Не помню, кто это заметил впервые - ни ранее, ни позднее не было в истории России человека, которого столь тщательно, как Александра II, готовили бы к исполнению высшей государственной должности. И в этом есть большая заслуга Майиного прапрадедушки.
Жуковский познакомил Мёрдера с Пушкиным. Великий поэт общался с Мёрдером и его дочерью в придворных кругах. Дочь Карла Мёрдера, фрейлина Мария Карловна (1815-1870), вела дневник с записями о событиях 1834-1838 гг., о встречах на петербургских балах с А.С.Пушкиным, его женой Натальей Николаевной и Дантесом. «Листки из дневника» Марии Карловны Мёрдер опубликованы в книге «Поэт, Россия и цари. Пушкин А., Вульф А., Мердер М., Павлищев Л.» (1999 г.).
Весной 1833 года по настоянию врачей Мёрдер временно оставил службу и уехал на воды в Германию, в Баден-Баден. Осень и зиму 1833-1834 гг. он провел в Риме. 15 января 1833 г. Жуковский сообщил А. И. Тургеневу, что очень встревожен серьезной болезнью своего коллеги: «...Мёрдера заменить будет не можно; он... своим характером и твердым здравым умом принес уже весьма много пользы великому князю. Такие люди, как он, сокровище при детях царских: благодаря ему (и мне), великий князь не потеряет уважение к людям». Будучи за границей, Жуковский заехал в Баден-Баден и несколько раз встречался там с Мёрдером.
К. К. Мёрдер внезапно скончался в Риме 24 марта 1834 г. Похоронен он на римском кладбище Тестаччо (интересно, что в 1971 г. на этом же кладбище будет похоронен Василий Алексеевич Дурасов-Дураццо-Анжуйский, или «князь» д’Анжу, о котором я уже рассказывал). В.А. Жуковский так отозвался на эту смерть: «24 марта скончался в Риме генерал-адъютант Карл Карлович Мёрдер после пятидневной горячки, причиненной простудою». Жуковский посвятил другу некролог, опубликованный в «Северной пчеле», и написал «Воспоминания о К. К. Мёрдере».
25 апреля 1834 г. А.С.Пушкин писал в своём дневнике о смерти прапрадедушки Майи Дурасовой Карла Мёрдера: «Мёрдер умер, человек добрый и честный, незаменимый. Великий Князь еще того не знает. От него таят, чтобы не отравить радости. Откроют ему после бала 28-¬го». И чуть ниже: «Мёрдер умер в Италии. Великому Князю, очень к нему привязанному, не объявляли о том до самого бала» (то есть до 28 апреля 1834 г., когда был бал по случаю совершеннолетия наследника). Великая княгиня Ольга Николаевна в своих записках написала, что известие о смерти Карла Мёрдера наследнику и другим детям царя сообщили неделю спустя в Царском селе, чтобы не омрачать им торжества, и «Саша…горько плакал о первом друге своей жизни. Его заменил Кавелин».
В общей сложности Карл Мёрдер пробыл воспитателем наследника 10 лет. Александр его очень любил и только ему одному не раз признавался, что жалеет о том, что родился великим князем. По описаниям современников, когда старый наставник умер, царевич рыдал, стоя на коленях перед диваном, и потоки слез невозможно было остановить. Любовь к обоим своим наставникам Александр II пронес через всю свою жизнь. По его повелению в 1854-1855 гг. в Санкт-Петербурге, на Детском острове (справа от Александровского дворца посреди пруда) были установлены мраморные бюсты К.К.Мёрдера с надписью «Незабвенному Карлу Карловичу Мёрдеру» и В.А.Жуковского, на пьедестале которого было начертано его стихотворение «Царскосельский лебедь».
У Карла Карловича была дочь Александра (в замужестве Анненкова) - фрейлина императрицы Александры Федоровны и Марии Александровны. Впоследствии она была начальницей Петербургской Екатерининской женской гимназии. Сыновья Мёрдера – Пётр (генерал-адъютант и генерал от инфантерии, управляющий болгарскими колониями), Николай (генерал-майор императорской свиты), Павел (сенатор), и прадедушка Майи Иван (тайный советник, шталмейстер, первый председатель Попечительства о глухонемых (!), директор канцелярии главного управления государственного коннозаводства, в 1895 г. написавший совместно с Л.Симоновым книгу «Лошади (Конские породы)»).
Позже прах К.Мёрдера был перенесен из Рима в Санкт-Петербург и захоронен на Смоленском евангелическом кладбище вместе с женой С. С. Мёрдер и дочерью Александрой Анненковой. Карл Карлович Мёрдер оставил после себя «Записки воспитателя», опубликованные в «Русской старине» ( n° 2-9, 1885 г.).
Майя Александровна смущённо признаётся: «Мне очень хочется верить, что мой прапрадедушка во многом поспособствовал формированию из маленького мальчика-наследника царя-освободителя и реформатора...». По-моему, в этом нет никаких сомнений.
После этого интересного рассказа я расспрашиваю хозяйку дома о родителях, об истории их знакомства и подробностях эмигрантской жизни во Франции. «О, это настоящий роман...». Она снова погружается в воспоминания...
Майина мама, графиня Ксения Александровна Армфельт, родилась 16 октября 1889 г. в Гельсингфорсе (это шведское название финской столицы Хельсинки). Она была старшим ребёнком в семье из пятерых детей. У неё были две сестры - Татьяна и Тамара (которые после революции переехали в США, где Тамара писала иконы), и два брата - Кирилл (правовед) и Владимир. В биографии Майиного дяди Владимира есть один поразительный факт. В 1915-1916 гг., находясь в командировке в Бессарабии, он в прямом смысле слова увёл у одного из местных коновладельцев его жену Людмилу, урождённую Барклай-де-Толли (потомка знаменитого русского фельдмаршала). Вместе с ней он уехал в Петербург, а затем в США, где супруги прожили вместе до 1932 года (детей у них не было). Меня это деталь особенно заинтересовала, потому что я родился и провёл своё детство в Молдавии.
Ксения Армфельт училась в Смольном институте благородных девиц - первом в России женском среднем воспитательно-образовательном учреждении. Это было закрытое привилегированное учебное заведение для дочерей дворянской знати. Девочек готовили для придворной и светской жизни, некоторые выпускницы становились фрейлинами двора. Майя вспоминает мамин рассказ о том, как однажды, в гостях на чае у знакомой, она случайно встретила Григория Распутина (это было уже после учёбы, примерно в 1910-1912 гг.). В годы первой мировой войны Ксения работала сестрой милосердия. Сообщив об этом, Майя показывает мне семейные реликвии – два небольших маминых ожерелья с жемчужинами и полудрагоценными камнями-капельками работы Фаберже. Один из камней Фаберже, белого цвета с инкрустированным красным крестиком, Ксении Армфельт подарила императрица Александра Фёдоровна, которая во время войны тоже работала вместе со своими дочерьми сестрой милосердия в Царскосельском госпитале. Эти ожерелья Майя Александровна одевает по самым торжественным дням.
Но вернёмся чуть назад… Ещё накануне русско-японской войны на 15-летнюю курсистку Смольного института обратил внимание подтянутый 18-летний военный из Москвы Александр Дурасов – будущий Майин отец. На вопросы друзей о том, что особенного он нашёл в девушке-подростке, Александр отвечал коротко: «Я встретил свой идеал». Ксении льстили ухаживания взрослого (18 лет!) мужчины, тем более бравого военного. Увы, её отец граф Александр Армфельт военных не любил, поэтому ухаживания будущего Майиного папы были беспощадно отклонены. После окончания учёбы, в 1911 г. по настоянию родителей Ксения вышла замуж за барона Георгия Петровича Бильдерлинга (род. 29.06.1888), по словам Майи - «настоящего русского миллионера». Барон приходился Ксении то ли троюродным братом, то ли троюродным дядей (точно Майя не помнит). Тут нам настало время вспомнить историю о том, что Ксения является внучкой Владимира Армфельта и фрейлины Александрины Бильдерлинг. (В скобках замечу, что младшая сестра Ксении Татьяна Армфельт впоследствии вышла замуж за Андрея Бильдерлинга, после чего линии Армфельтов и Бильдерлингов пересеклись во второй раз). После свадьбы супруги Бильдерлинги предприняли большое заграничное путешествие, продлившееся около года. Они побывали в Италии, Австрии и Франции. Муж Ксении, Георгий Бильдерлинг (которого Майя называет дядей Жоржем) владел долей в крупнейшей нефтепромышленной компании «Бранобель» в Азербайджане (в Баку). Чтобы понять масштаб этого бизнеса, надо познакомиться с биографией отца Георгия – П.А.Бильдерлинга. Во время женитьбы сына на Майиной матери его уже не было в живых.
Для начала замечу, что родословная фон Бильдерлингов восходит к 1526 г., к курляндскому дворянскому роду из Митавы. России они служили преимущественно на военном поприще. Генерал-майор, барон Пётр Александрович Бильдерлинг (1844-1900) был артиллеристом, писателем и сельским хозяином. Образование он получил в Пажеском корпусе и в Михайловской артиллерийской академии. Служил на Кавказе, где принимал участие в военных действиях. С середины 1860-х гг. Пётр Бильдерлинг работал над перевооружением российской армии малокалиберной 4-линейной винтовкой. В 1871-1879 гг. он управлял Ижевским оружейным заводом, где впервые применил мартеновский способ отливки стали. Во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг. П.А.Бильдерлинг командовал на Дунае осадными батареями. Там он был тяжело контужен в голову и ранен в ногу. Выйдя в отставку, в 1879 г. вместе со своими друзьями, шведскими братьями Нобель (Людвигом, Робертом и будущим основателем знаменитых премий Альфредом), Пётр Бильдерлинг стал одним из основателей промышленной эксплуатации нефти в Баку. Друзья основали крупнейшую нефтепромышленную фирму «Товарищество нефтяного производства братьев Нобель» («Бранобель»). Как тут не вспомнить иронические строчки Алексея Толстого:
...И вот пришли три брата,
Варяги средних лет,
Глядят - земля богата,
Порядка ж вовсе нет.
С 1879 по 1885 гг. Пётр Александрович Бильдеринг был членом правления (находившегося в Санкт-Петербурге), а с 1885 по 1901 гг. - председателем совета Товарищества. Доля «Бранобеля» в суммарной прибыли всех нефтяных компаний России возросла с 32% в 1899 году до 58% в 1903 году. Вплоть до 1918 г. «Товарищество нефтяного производства братьев Нобель» было самой крупной нефтепромышленной фирмой в России. Приведу любопытный факт. Когда после смерти Альфреда Нобеля было вскрыто его завещание и начал работать Нобелевский комитет, в его адрес Товарищество перевело общую сумму стоимостного имущества А. Нобеля в России, которая составила 5,23 млн. шведских крон, не считая российских ценных бумаг на сумму 1,69 млн. шведских крон, хранившихся в германских банках. Недаром одна из статей об Альфреде Нобеле называется «Нобелевская премия «забила» из нефтяного фонтана». Интересная деталь - с 1885 г. в Товариществе работал техником по бурению скважин Рихард Зорге-старший (отец будущего разведчика). Позже на предприятиях Товарищества работали (в том числе подпольно) Сталин, Шаумян и Красин.
В 1889 г., отойдя от дел, Пётр Александрович Бильдеринг устроил в своем купленном ещё в 1883 г. имении Заполье на живописном берегу озера Врево (в Лужском уезде Санкт-Петербургской губернии) метеорологическую, а затем и опытную сельскохозяйственную станции. Проведя опыты с различными культурами, он ввел рациональное полеводство, травосеяние и луговодство. Завел породистый скот, молочню с центрифугой, маслобойню, устроил конный завод, возродил винокурение, построил водокачку, паровую мельницу и лесопильню, обновил оранжереи, оживил заброшенные кузнечную, столярную и слесарную мастерские, купил много сельскохозяйственных машин и орудий, создал питомник плодовых деревьев... П.Бильдерлинг развил своё хозяйство в соответствии с новыми возможностями, открывшимися на рубеже XIX-XX вв. Он как бы показал современникам, как можно и нужно жить в России. В наше время все каменные постройки целы и используются совхозом, контора которого расположена в усадебном доме. Совхозный посёлок называется сейчас Володарское. Бывшие плодовые сады частью заброшены, частью заняты огородами. Следующий владелец имения в Заполье, правовед Пётр Петрович Бильдерлинг (деверь Ксении Армфельт, т.е. брат её мужа Георгия), в память об отце в 1913 г. построил в парке часовню в готическом стиле. Послереволюционные вандалы полностью перекопали ее внутри, сильные повреждения имеются и снаружи, хотя стены еще стоят. В расположенной поблизости деревне Стелево была дача композитора Н. А. Римского-Корсакова, где он в 1880 г. написал оперу «Снегурочка». О современном состоянии бывшей усадьбы П.Бильдерлинга в Заполье подробно рассказали Т.Хмельник и П.Мирошниченко в статье «Осиная талия озера Врево» («Загородное обозрение» n°5, май 2008 г.) : «К сожалению, это худший вариант гибрида города с деревней: ободранные пятиэтажки с сараями во дворе, множество пьющих люмпенов и совершенно разбитые улицы. Созерцание усадьбы обычно утешает гуляющих, удрученных состоянием поселка, но последние несколько лет гулять стало почти негде. Огромный комплекс усадьбы - от въездных ворот до барского дома и до спуска в парк - практически закрыт для посещения. Владельцы Бусан (соседнее частное владение - А.М.) купили и Заполье, вероятно, чтобы почувствовать себя настоящими господами. Территория приводится в порядок, при этом осуществляется надзор Департамента по охране памятников и института «Спецпроектреставрация», но простой дачник нынче лишен возможности взглянуть на поместье. Впрочем, в последние годы перед продажей оно дошло до той степени обветшалости, что смотреть на него было жалко».
Пётр Александрович Бильдерлинг опубликовал множество брошюр и статей военно-технического и агрономического содержания: «Русская скорострельная винтовка», «Тактика новейшего скорострельного оружия», «Беседы по земледелию», «Обзор современного состояния земледелия и сельскохозяйственого образования во Франции», и др.
Для полноты картины коротко расскажу и о брате Петра, бароне Александре Александровиче Бильдерлинге, который был боевым генералом, военным писателем и художником. В 1877-1878 гг. он участвовал в русско-турецкой войне, командуя 12-м драгунским Стародубовским полком. Затем был начальником Николаевского кавалерийского училища в Санкт-Петербурге, помощником начальника главного штаба и командиром 17-го армейского корпуса, с которым принимал участие в русско-японской войне 1904-1905 гг. С 1905 г. барон был членом Военного совета страны. А.А.Бильдерлинг – инициатор и основатель Лермонтовского музея при Николаевском кавалерийском училище. В 1883 для экспозиции Лермонтовского музея Александр Бильдерлинг написал два портрета: «Лермонтов в юнкерской форме» и «Лермонтов в бурке». Он является также автором памятников вице-адмиралу Корнилову (1895 г., восст. в 1983 г.), адмиралу Нахимову (1898, восст. в 1959 г.) и военному инженеру генералу Тотлебену (1909 г., восст. в 1945 г.) в Севастополе. Барон Бильдерлинг написал икону Благовещения для Скорбященской церкви в Твери. Он опубликовал несколько книг: «Германия. Вооруженные силы», «Пособие для военных разведок», «Просветители России» и другие. Александр Бильдерлинг, как и его брат Пётр, был одним из учредителей «Товарищества нефтяного производства братьев Нобель».
Но вернёмся к Майиной матери. Её молодой муж Георгий Петрович Бильдерлинг в 1908-1909 гг. прошёл курс учения в императорской Царскосельской гимназии, а после окончания Московского университета стал медиком. Во время его учёбы в университете супруги жили в Москве. Георгий был также композитором. Майя Александровна отыскала в своём архиве опубликованные ещё до революции ноты вальса Г.П.Бильдерлинга «Чары весны», который моя жена Оксана с удовольствием сыграла на пианино. Выйдя замуж за «настоящего русского миллионера», Ксения не работала. Супруги Бильдерлинги часто проводили время в родовом имении Заполье на озере Врево, о котором я уже рассказывал. У них родилось двое сыновей – Георгий (Майя называет его Жоржиком) (1913-1980) и Николай (род. в 1915 г.). Позже, после революции, оба сводных Майиных брата закончили университетский факультет агрономических наук в Жамблу (Бельгия) и стали инженерами-агрономами. В 1917 году, когда в России началась великая смута, Георгий-старший отправил Ксению с детьми из Петербурга к родственникам в крымскую столицу Симферополь, где Бильдерлинги обычно проводили лето. Через некоторое время он и сам присоединился к семье, но в 1918 г. умер, заразившись тифом в одной из симферопольских больниц, где работал медиком. Ксения оказалась в отчаянном положении – без мужа, с двумя детьми, в чужом городе перед угрозой красного террора. В конце 1918 г. она решила уехать в Канны, где до революции семья Бильдерлингов часто отдыхала. Перед отъездом ей как вдове основателя «Товарищества нефтяного производства братьев Нобель» удалось получить немного денег в симферопольском банке Нобеля (название банка, видимо, неточное - цитирую его со слов Майи Александровны). Чудом Ксения купила последние билеты на один из английских кораблей, готовившихся к отправлению.
Перед самым выходом в море она случайно встретила в порту Александра Дурасова – своего несостоявшегося жениха периода учёбы в Смольном институте. Александр Владимирович находился тогда в Крыму в командировке, связанной с организацией белогвардейского движения. Я уже говорил, что в годы первой мировой войны он служил в Конно-гренадёрском полку императорской гвардии (расформированном как раз в 1918 г.). Мне удалось найти список членов офицерского собрания этого полка по состоянию на 22 июня 1914 г. Штабс-ротмистр А.В.Дурасов был зачислен в офицерское собрание полка в 1905 году. А ещё в 1899 г. в это же собрание был зачислен ротмистр, некий барон Врангель Отто Вильгельмович. Я не знаю, кем приходился О.В.Врангель будущему главнокомандующему Русской армией генерал-лейтенанту Петру Николаевичу Врангелю, но предполагаю, что А.В.Дурасов был хорошо с П.Н.Врангелем знаком. Во-первых, из биографии генерала известно, что в сентябре 1914 г. он служил помощником командира всё того же лейб-гвардии Конно-гренадёрского полка. Во-вторых, по словам Майи Александровны, её отец воевал вместе с П.Н.Врангелем где-то на севере (а Конно-гренадёрский полк участвовал в первой мировой войне именно на Северо-Западном фронте). В 1918 г. П.Н.Врангель уехал в Крым, где в августе поступил в деникинскую Добровольческую армию. Поэтому можно предположить, что пребывание кавалериста, полковника А.В.Дурасова в 1918 г. в Симферополе связано с его контактами с бароном П.Н.Врангелем, бывшим в середине 1918 г. командиром первой конной дивизии, а к концу года - командиром первого конного корпуса.
Однако продолжу рассказ о Майиной матери. Ксения Армфельт-Бильдерлинг сообщила Александру Дурасову, что она стала вдовой и рассказала о скором отъезде. Увы... будучи военным, Александр не мог тогда уехать с ней во Францию. Друзья распрощались, как им казалось – навсегда. Ксения Александровна с сёстрами и братом мужа, двумя своими детьми и их няней покинула Россию на одном из английских судов. Галантный капитан-англичанин предоставил ей свою каюту.
Забегая вперёд, напомню, что через два года, в ноябре 1920 г., Крым покинула и Добровольческая армия под руководством генерала барона Петра Врангеля. Вместе с армией в добровольное изгнание отправились 150 тысяч человек. Это был последний крупный контингент первой волны русской эмиграции. Как писал в эмиграции донской казак и талантливый поэт Николай Туроверов:
Сколько раз одной могилы
Ожидали мы в бою.
Конь все плыл, теряя силы.
Веря в преданность мою.
Мой денщик стрелял не мимо,
Покраснела чуть вода.
Уходящий берег Крыма
Я запомнил навсегда.
Ксения Александровна Бильдерлинг благополучно добралась до Франции и обосновалась там с семьёй и с братом Кириллом, но не в Каннах, как она планировала первоначально, а в Ницце. В 1920 г. к неё присоединилась её мама, Софья Ивановна Мёрдер (дедушка которой был воспитателем царевича Александра II). Вскоре С.И.Мёрдер уехала в Польшу, но в 30-е годы она снова вернулась в Ниццу, на этот раз окончательно. Свободолюбивый и демократический характер бабушки сильно подействовал на её внучку («если я демократка, то благодаря бабушке» - улыбается Майя). Отец Ксении, Александр Владимирович Армфельт приехал в Ниццу в около 1925 г. В последние годы своей жизни он проживал в доме для престарелых в соседнем Ментоне (это последний французский город на побережье Средиземного моря перед итальянской границей). А.В.Армфельт и его жена С.И.Мёрдер давно уже не жили вместе, хотя официально они не были разведены. С Ксенией проживала и няня детей, Лукия Смирнова, уроженка Владимирской губернии (1842-1962). После переезда во Францию у Ксении Александровны Бильдерлинг не было ни денег, ни фамильных драгоценностей - всё добро навсегда осталось в Петрограде. Начиналась новая, эмигрантская жизнь...
После крымской командировки полковник Александр Дурасов вернулся в Петроград, где он снимал тогда квартиру на Невском проспекте. В 1918 г. столицей России уже была Москва. Переезд правительства в Москву вызвал широкомасштабный выезд населения из Петрограда (в 1920 г. оно составляло лишь треть населения 1915 г.). Жизнь бывшего белогвардейца в революционном городе складывалась нелегко. В 1921 г. Александр Владимирович только чудом избежал ареста. Однажды, вернувшись домой в свою питерскую квартиру, он увидел двери опечатанными. Карауливший квартиру красноармеец оказался его бывшим солдатом-однополчанином. Сослуживец сообщил, что ему поручили арестовать Дурасова, и предложил полковнику бежать. Александр, не заходя домой, спешно отправился в город. В одном из кафе он встретил друзей и рассказал им о своём безвыходном положении. Идти ему было некуда. Друзья посоветовали немедленно покинуть Россию. Но для этого нужен был заграничный паспорт – его у Александра в тот момент не было. Тогда один из друзей протянул Дурасову свой загранпаспорт с готовой австрийской визой и предложил полковнику ехать в Австрию вместо него. Оказалось, что друг запрашивал в посольстве заграничный паспорт для себя и для своей жены, но супруге в получении визы было отказано, и он решил остаться с ней в России. Возможно, ценой своей жизни. К счастью, в те годы в заграничные паспорта не вклеивали фотографии их владельцев. Так Александр Дурасов в 1921 году покинул охваченную гражданской войной Россию и оказался в Австрии. Вскоре «эмигрантская почта» доставила эту новость во Францию. Ксения Бильдерлинг, узнав о мытарствах своего старого друга, пригласила его погостить у них в Ницце, где она проживала с детьми и с братом Кириллом. Александр приехал и... сделал Ксении предложение. Так в Ницце родилась семья Дурасовых.
Эмигрантская жизнь на Лазурном берегу была далеко не лазурной. В то время в Ницце и её окрестностях собралась довольно значительная группа русских эмигрантов численностью около 5000 человек. Лишь у некоторых счастливчиков там оставались свои виллы. Большинство русских беженцев бедствовало, не имея ни работы, ни денег. Эмигранты регулярно посещали православный Собор святого Николая, построенный в честь наследника русского престола, цесаревича Николая Александровича - сына императора Александра II, умершего в Ницце в 1865 г. в расположенной на этом месте вилле. В 90-х годах нам с женой посчастливилось видеть этот красивый храм. Сейчас это один из самых старых русских православных приходов в Западной Европе. Епископ храма владыка Владимир (в миру Вячеслав Михайлович Тихоницкий) сумел тесно сплотить своих прихожан. При церкви, начиная с детсадовского возраста, эмигранты вели активную культурную жизнь. На Рождество и на Пасху силами любительского театра всегда ставились большие спектакли. Дети читали стихи русских поэтов.
Обосновавшись в Ницце, вдова бывшего акционера «Товарищества нефтяного производства братьев Нобель» Георгия Бильдерлинга Ксения при поддержке своего деверя Петра периодически получала небольшие суммы денег от банка Нобеля. Однако, выйдя вторично замуж и сменив фамилию, она потеряла этот источник дохода. Большая каннская квартира из 6-7 комнат, снятая Ксенией в 1918 году, сменилась сначала пятикомнатной, а с 1937 г. – четырёхкомнатной. Не имея никаких средств к существованию, молодые супруги Дурасовы искали любую работу. В 1928 г. Ксения, прекрасно знавшая немецкий язык, читала по-немецки книги одной пожилой немецкой аристократке. Иногда фрау, казалось, засыпала, и Ксения, бывшая на последнем месяце беременности (в июльскую жару!), прекращала на минуту чтение для короткого отдыха. Фрау тут же открывала глаза и приказывала: «Читайте, баронесса, читайте!». Ницца – это не Париж, найти работу таксистом тут было невозможно (немногие знают, что и в Париже быть шофёром такси в среде русских эмигрантов считалось привилегированным занятием). В те годы в эмигрантской среде был популярен следующий анекдот. Встречаются два приятеля. Первый спрашивает второго: «Как тебе живётся в Париже?» Тот отвечает: «Ничего, жить можно. Одна беда – слишком много французов!» Очень сильно обрусела и Ницца. Брату Ксении правоведу Кириллу (которого Майя зовёт дядей Кирой) приходилось подрабатывать в знаменитом отеле Ниццы «Негреску» танцором. Это тот самый отель, в котором, как утверждают туристические справочники, на полу в холле лежит самый большой ковёр в мире. Мне приходилось в нём бывать во время той самой нашей давней поездки в Ниццу.
Однажды Александр Владимирович Дурасов нашёл в местной газете объявление о поиске оклейщиков обоев. Это было неудивительно – после первой мировой войны Ницца стремительно разрасталась. Одетые с иголочки, в белых костюмах - Александр с тросточкой, шурин Кирилл с походкой балерона – наши кавалеры пришли к работодателю-французу. Тот спустился к посетителям, думая, что к нему пришли богатые клиенты. Услышав вопрос о работе, он недоверчиво спросил, приходилось ли господам когда-нибудь клеить обои и где? Мужчины слукавили – да, в Москве. На следующий день они вышли на работу. Им вручили рулоны с обоями, клей и большой стол. Посовещавшись, горе-оклейщики решили, что стол им дали для того, чтобы на нём завтракать. Поэтому мазали обои клеем на полу. Когда пришёл представитель работодателя и спросил, почему стол стоит в стороне, смутившиеся мужчины ответили, что в Москве обои клеют именно так – без стола. А после его ухода тотчас же решили купить бутылку вина и угостить работавших рядом итальянцев, чтобы те научили их клеить обои. «Я преклоняюсь перед папой – говорит Майя Александровна. – Он никогда не жаловался. Ездил на работу на велосипеде... Он находил время вести кружок истории для молодёжи и писать статьи в газеты, был старостой прихода православного храма».
В Ницце у Дурасовых родилось двое детей – сын Владимир (5.07.1924) и героиня моего рассказа, дочь Майя (1.08.1928). Мама назвала её сначала Марией Магдалиной, но отец не пожелал, чтобы дочь стала, по его словам, Манькой. Так появилось имя Майя. Сейчас официальное имя Майи – Мадлен Дурассофф. О своём детстве, проведённом на Лазурном берегу, Майя вспоминает с удовольствием. Несмотря на все проблемы, было весело и интересно. Летом дети вместе играли и ходили в расположенный над Ниццей лес собирать грибы и ягоды. Часто ходили в горы. Главным командиром всех этих походов была няня Лукия Смирнова. Родители часто обменивались визитами с другими русскими эмигрантами. Александр Владимирович Дурасов дружил с генерал-лейтенантом М.И.Свечиным (1876-1969), возглавлявшим в Ницце местный отдел русских военных инвалидов и организовавшим русский Инвалидный дом (в нём жило двадцать пять военных инвалидов). При встречах отец и М.И.Свечин часто играли в бридж, в это время детям запрещалось шуметь и громко разговаривать. С тех пор Майя не любит бридж. Мама дружила с Екатериной Трубецой. Майя вспоминает, что сын Е.Трубецкой был женат на Барбаре Хьютон, самой богатой американке 50-х годов. В Версале, в комнате Марии Антуанетты до сих пор хранится огромный ковёр – дар Барбары Хьютон-Трубецкой. В гости к Дурасовым часто приходила Жанна Хесс, подруга княгини Екатерины Михайловны Юрьевской, урождённой Долгорукой, вдовы императора Александра II, прожившей в Ницце более 30 лет до самой своей смерти в 1922 г. Общеизвестна мечта знаменитого мужа Е.Долгорукой Александра II отказаться от престола, стать простым смертным, поселиться в Ницце и прожить там счастливо вместе с женой остаток своих дней... Другие друзья и знакомые Дурасовых в Каннах – княгиня Куракина (с которой Майя, несмотря на 50-летнюю разницу в возрасте, одно время состояла в дружеской переписке, при этом княгиня писала письма исключительно перьевой ручкой; Майя и сейчас активно переписывается с дочерью княгини Анной), Толстая-Милославская (муж которой был родственником Льва Толстого), Фальцвейны, Церетели, Щербатовы, Мусины-Пушкины, Татищевы, Третьяковы, Шаховские... Короче, вся петербургская знать. Часто друзья приходили к Дурасовым пить чай. Время от времени все собирались в одной вилле «Жан», расположенной высоко над Ниццей в местности Пейра-Кава. Семья Дурасовых жила в Ницце скромно, но не бедствовала.
В эмигрантской среде продолжались традиции русского скаутского движения. Идеи скаутизма были неотъемлемой частью воспитания и образования русских мальчиков и девочек. И в этом процессе тон задавала Ницца. Одним из организаторов дружины русских скаутов в Яхонтовской гимназии г. Ниццы был барон А.А.Черкасов. В «Хронике культурной жизни русской эмиграции во Франции» имеется такое свидетельство о деятельности русских скаутов: «Год 1930. Ницца. 29 декабря. Ниццкой дружиной «Русских скаутов и волчат» устраивается чествование 200-летнего юбилея со дня рождения генералиссимуса фельдмаршала графа А.В.Суворова. 1. Доклад для детей полковника А.В.Дурасова: «Суворов, его жизнь и походы». 2. Чтение отрывков из русской литературы, посвященных Суворову, бароном А.А.Черкасовым» (эту информацию я обнаружил в книге Д. И Корнющенко и Е. Д. Макеевой «Род Черкасовых в истории России XVII-XX столетий », Москва, 2006 г.).
С сентября 1934 года Майя начала учиться во французском лицее, расположенном в одном из привилегированных кварталов Ниццы, в бывшем Императорском парковом дворце Романовых. В каждом классе было минимум 3-4 русских ученика (всего их в лицее было около 30). Директор лицея, месьё Ош (брат известного во Франции маршала Ош), очень любил русских. Майе запомнилось, что его помощником был французский коммунист. В третьем классе был учитель по прозвищу Картошка. Майин брат Володя часто его передразнивал на русском языке. Тот встревоженно спрашивал по-французски: «О чём вы говорите, Дурасов?». Ответ был честным: «Я говорю о картошке...». Брат обычно носил Майин ранец. У лицеистов Мусиных-Пушкиных чаще водились деньги и они делились ими с друзьями на покупку конфет. Володя при этом не забывал напомнить: «И для Майи!». Майя Дурасова не закончила этот лицей. В последний учебный год (1943-1944) занятия шли лишь по два часа в день из-за бомбёжек. В эти военные годы учеников заставляли носить с собой противогазы. Поначалу это забавляло детей, но со временем тяжёлые противогазы стали обузой. По четвергам Майя посещала занятия в русской школе, которая так и называлась – «четверговка». Кроме этого, с шести лет она училась балету, но по её собственному признанию, не очень старалась. Балетной школой Ниццы руководила бывшая прима-балерина Мариинского театра Юлия Николаевна Седова. В раннем детстве Майя очень полюбила чтение. Этому способствовал отец, который много читал, когда ему позволяло время. В 10-11 лет она запоем читала всё, что ей удалось достать. Тогда же девочка прочитала и Бальзака, и «Оливер Твист» Диккенса – этот роман так её впечатлил, что девочка решила в будущем работать с неблагополучными детьми (впоследствии так и случилось).
Маленькая Майя часто расспрашивала родителей о далёкой и загадочной России. Услышав от отца, что в Москве у его семьи был большой дом, девочка представляла его чуть больше обычных небольших домов в Ницце. На самом деле московский особняк Дурасовых был огромным... Как я уже упоминал, в наши дни переулок, в котором расположен этот розовый особняк, называется Дурасовским (в районе Покровских ворот).
Привожу «неприглаженный» рассказ Майи о первой волне эмиграции из России, записанный мной во время её выступления 18 марта 2008 г. в русско-бельгийском клубе в Брюсселе. «Эту эмиграцию многие не понимают... Как первые эмигранты любили свою многострадальную родину! Большинство эмигрантов первой волны были военные, без шиша. Многие думали, что уезжают ненадолго и ничего с собой не взяли. Богатство этих людей – миф. Юсупов – это исключение. Были огромные житейские проблемы. Не было никаких пособий, приходилось заниматься чёрной плохооплачиваемой работой. Многие знали французский язык, но мало кто разбирался во французских законах, ни в местной культуре, ни в вере. Не было опыта. Примерно с 1925 года стали как-то устраиваться. Появились первые убогие приходы, детские приюты, школы-четверговки при приходах (в четверг не было занятий в обычных школах). Открывались дома для инвалидов-белогвардейцев. Появились библиотеки, в которые многие эмигранты отдавали свои старые книги. Открылось парижское отделение Красного креста. Там же, в Париже открылась русская гимназия, готовившая учеников к поступлению в Сорбонну и в высшие школы. Устраивались благотворительные вечера, спектакли, концерты, лекции. Был открыт Православный богословский институт, диплом которого признавался Сорбонной. Появились газеты «Возрождение», «Русская мысль», «Родное слово». Открылась Русская консерватория имени Рахманинова. Мы, дети, знакомились с историей России и читали русскую классику. Появились движения скаутов и младороссов. Большой популярностью пользовалась основанная в 1922 г. молодёжная организация «Витязи» под руководством Николая Фёдоровича Фёдорова (соратника генерала Юденича). Собирались по воскресеньям. Работали летние лагеря - неизвестно на какие деньги. Девиз организации был «За Русь, за Веру!». Два раза в неделю были костры. По четвергам ставили пьесы, читали стихи. В лагере все работали даром. Жили в палатках. Этот лагерь существует и сейчас. Княгиня Куракина, которая возглавляла организацию «Витязей» в Ницце, вложила в мою душу любовь к России и желание ей помогать. Позже в Париж стали приезжать соотечественники из Германии, напуганные фашизмом. В Париже собралось около 50000 русских эмигрантов. Остро стояла проблема с жильём, которое было очень дорогим. Многие работали на автомобильных заводах «Ситроен» и «Рено» и жили там рядом. Часть эмигрантов стала таксистами. Некоторые работали декораторами в театрах. Женщины вышивали нижнее бельё для домов высокой моды. Разукрашивали шёлковые платки и шарфы. Несмотря на трудности, каждый вкладывал что-то и во Францию, и в русскую культуру».
Очень тепло Майя Александровна вспоминает свою русскую няню Лукию Смирнову, разделившую с Дурасовыми все тяготы эмигрантской жизни. Няня не говорила по-французски, зато её «владимирский» русский язык был безупречным. Отец Александр Дурасов считал, что именно владимирцы разговаривают на истинном русском языке.
В Ницце Майе приходилось встречаться с Татьяной Мельник-Боткиной, отец которой, Евгений Боткин был лейб-медиком императора Николая II . Как известно, доктор Боткин был расстрелян в 1918 г. вместе с царской семьёй. Его дочь, Татьяну Евгеньевну, спас от верной гибели белогвардейский офицер, мой однофамилец Константин Мельник, за которого девушка вскоре вышла замуж. Затем она эмигрировала с ним во Францию. Здесь в 1927 г. у супругов родился сын, Константин Константинович Мельник, внук доктора Боткина, крупный политолог, специалист по СССР, а позднее - издатель и сочинитель романов о разведке. В начале 60-х годов он был правой рукой французского премьер-министра Мишеля Дебре. Сейчас К.К.Мельник живет во Франции. У Татьяны Боткиной было два брата – Глеб и Борис. Вместе с отцом-медиком, молодые Боткины часто бывали в Царском Селе, где встречались с Великими княжнами. В Ницце Татьяна Мельник-Боткина рассказывала Майе спорную историю о том, как её брат Глеб «отыскал» княжну Анастасию, якобы спасшуюся после расстрела царской семьи.
Попутно Майя рассказала мне историю, которую она слышала от своего брата Владимира. В 1899 г. был изобретён аспирин, и доктор Боткин давал его в качестве обезболивающего средства наследнику Алексею, болевшему гемофилией. Тогда никто не знал, что аспирин «разжижает кровь». Поэтому не удивительно, что когда Г.Распутин, узнав о болезни царевича, приказал первым делом выбросить все лекарства, это пошло наследнику на пользу.
В годы Второй мировой войны Дурасовым в Ницце приходилось нелегко. Многих русских эмигрантов потрясло объявление о начале войны Германии с Россией, оглашенное в воскресный день Всех Святых Российских. 6 июля 1941 года владыка Владимир с амвона призвал всех молиться о спасении страждущей Родины - России. В Ницце война ощущалась главным образом тем, что нечего было купить поесть. Дурасовы зарабатывали на хлеб плетением из волокон длинной травы рафии недорогих туфлей. Плела такие туфли и Майя. Как-то отец встретил одного еврея, владевшего раньше обувной фабрикой в Париже. В годы войны этот еврей прятался в Ницце. Он и помог организовать им маленький «обувной бизнес» - дал деньги на закупку рафии и обувных колодок. Майя Александровна улыбается: «Еврей хорошо знал своё дело, но обувщики были ещё те – Дурасовы, княгиня Куракина, Трубецкие...». Качество туфель было ужасным. Тем не менее, их удавалось продавать, и благодаря этому «бизнесу» семья выжила в войну. Единственным развлечением молодёжи было кино, куда ходили два раза в неделю – по средам своей компанией и по субботам семьями. Периодически устраивались вечеринки (по-французски - boom, или surprise-parties).
Примерно в 1942 г. Александр Дурасов уехал в Париж. Он страдал тогда от малярии, его тяготило отсутствие постоянной работы и неприятности в церковных делах. Закончившего накануне революции Академию военного права, опытного в вопросах юриспруденции А.В.Дурасова в 1937 г. выбрали старостой православного Собора святого Николая в Ницце. В то время вокруг Собора крутились какие-то подозрительные русские купцы, желавшие нагреть руки на спорной церковной и кладбищенской земле. Дурасова попросили навести в этом порядок. Обнаружив махинации и злоупотребления, он стал говорить об этом вслух и призвал владыку подать в суд на мошенников. Владыка, проявив слабость, о воровстве говорить вслух боялся. Одного из священников, жившего в Ментоне, сложившееся положение вполне устраивало и он активно выступал против принцириальной позиции Дурасова. При перевыборах старосты отца не выбрали. О сложившейся вокруг Собора нездоровой обстановке он рассказал управляющему русскими православными приходами в Западной Европе, митрополиту Евлогию (В.С.Георгиевскому)(1868-1946). Понятно, что в такой обстановке жить в Ницце отцу было тяжело. Голод военных лет подтолкнул Александра Дурасова к решению перевезти семью в более сытый по тем временам Париж. Эта подготовка длилась два года. Отец снимал комнату в одной из парижских гостиниц, мама отправляла ему по несколько открыток в день. Тем временем в Ницце немцы начали забирать всех юношей призывного возраста в армию с целью отправки на фронт. Володе Дурасову в 1942 г. исполнилось 18 лет, и его могли мобилизовать в любой момент. Александру Владимировичу удалось перевезти сына в Париж и спрятать его под городом в Американском военном госпитале (основанном ещё до Первой мировой войны). Помогли ему спасти сына знакомые русские, работавшие в этом госпитале.
6 июня 1944 г. Ксения Дурасова с дочерью Майей выехали на поезде из Ниццы в Париж. Именно в этот день (день «Д») состоялась высадка Союзнических войск в оккупированную немцами Францию. Поезд был обстрелян немецким самолётом из пулемёта. В наступившей панике Дурасовы потеряли все свои чемоданы, но никто из них не пострадал. Вместо запланированных 16 часов, переезд в Париж занял трое суток. Отец на вокзале их не встретил, так как в Париже была объявлена воздушная тревога. Дамы самостоятельно добрались до маминой сестры Тамары, жившей с 1939 г. в большой квартире в Париже (позже она переехала в США). Тётя Тамара писала иконы. Примерно с 1942-1943 гг. в Париже жила и бабушка, Софья Ивановна Мёрдер. Накануне освобождения от немцев во французской столице было неспокойно. Посовещавшись, Ксения Дурасова с дочерью решили временно уехать в деревню Муазонэ, рядом с городом Молэн (под Парижем), и пожить там в русской обители (небольшом монастыре) у знакомых монашек. Так и поступили. Приехали в монастырь, где уже жили три старушки, двое парализованных мужчин, какой-то сумасшедший, дети, монашки и старый священник. Кроме того, там уже были бабушка и тётя Тамара. Сразу же после приезда Дурасовых в деревне начался бой. В монастырь пришёл немец и потребовал освободить помещение, чтобы оборудовать в нём штаб. Ксения Александровна Дурасова, свободно говорившая по-немецки, уговорила немцев не выгонять обитателей из монастыря. Идти им было некуда, а многие были просто не в состоянии передвигаться. Немцы согласились, но за это мама должна была готовить им еду. Немного погодя монастырь с немцами и его мирными обитателями (в том числе и Дурасовыми) начали обстреливать американцы. Детей отправили в церковь, находившуюся в подвальном помещении обители. Священник непрерывно молился, было очень страшно. Молодая Майя решила убежать к маме, которая в момент обстрела находилась в другом помещении, расположенном поблизости. Она выбралась из подвала и побежала через поляну между шедшими рядами трассирующими пулями, которые были хорошо видны, несмотря на светлое время суток. Девочке очень сильно повезло – она добралась до матери живой и невредимой, даже не успев как следует испугаться. Уже позже, Майя с мальчиками добывала где-то гранаты. Однажды по детской беспечности она проспала всю ночь с гранатой под подушкой. Как-то ночью вместе со знакомыми парнями она ходила на кладбище взрывать гранаты.
В том же 1944 году Майя Дурасова продолжила учёбу в одном из парижских лицеев. Чуть позже она поступила в католический Institut Sainte-Clotilde – фешенебельную школу типа российского Смольного института. Этот институт она закончила в 1947 г. Всё это время семья Дурасовых жила под Парижем в небольшой двухкомнатной квартире. Вы ещё не забыли о первой шестикомнатной квартире в Ницце? Один из Майиных парижских знакомых того времени входит сегодня в число самых известных представителей русской эмиграции. Это профессор Парижского университета Нантер, славист, директор издательства «YMCA-Press» (первым напечавшего романы А.Солженицына «Август 14-го» и «Архипелаг ГУЛАГ»), главный редактор журналов «Вестник Русского христианского движения» и «Le messager orthodoxe» Никита Алексеевич Струве (внук знаменитого экономиста, историка и социолога, депутата второй Государственной думы Петра Струве). Что касается первых впечатлений Майи о самом Париже, то после солнечной средиземноморской Ниццы серая столица её разочаровала.
После института 18-летняя Майя Дурасова уехала на полгода в Англию учить английский язык. Зарабатывала она там на жизнь уроками русского и французского языков для англичан. Английский язык выучила, практикуясь на чтении Шекспира (которого с тех пор возненавидела). Однажды мама написала ей, что папа заболел и что они собираются переезжать к Жоржику (маминому первенцу) в Конго. Жоржик (Георгий) работал тогда в Африке агрономом и периодически высылал деньги родителям. Майя вернулась в Париж попрощаться с семьёй, однако переезд отменили. Начались поиски работы... Девушка, выросшая на «Оливере Твисте», хотела заниматься только детьми. Русское эмигрантское движение выделило небольшое пособие, и Майя начала учиться в школе, готовившей воспитателей детских садов по педагогической системе Монтессори. Эту школу она не закончила, потому что вскоре был объявлен конкурс на учёбу на 9-месячных педагогических курсах в Швейцарии, готовивших специалистов для работы с детьми, пострадавшими в годы войны. Майя подала документы на этот конкурс. На 10 мест было 200 желающих, победителям гарантировалась стипендия. Родители поддержали идею учиться в Швейцарии. Майя уехала на некоторое врямя в Канны. Там она получила телеграмму о своём зачислении на швейцарские курсы.
1 мая 1949 г. Майя Дурасова приехала в Женеву. Началась учёба на курсах... Но девушке очень хотелось попасть в университет. Подруга прямо-таки заставила её пойти к ректору одного из университетских институтов и попросить у него стипендию. Майя пошла на приём к ректору, который сообщил, что у него есть возможность предоставить стипендию для русской православной девушки по линии одного из благотворительных фондов. Через несколько дней Майя подкрепила свою просьбу о стипендии рекомендацией от одного женевского священника, которому она помогала работать с детьми. Пока решался этот вопрос, девушка успела закончить педагогические курсы. Наконец пришло письмо о предоставлении ей стипендии для учёбы на факультете наук и воспитания Женевского университета. Стипендия была очень маленькой – около 100 швейцарских франков. Майя снимала крошечную комнатку за 60 франков, в которую по требованию сверхчистоплотных хозяев нельзя было приносить никакую еду – чтобы не было крошек. Но на еду и без того не было денег. Майя ела сухой хлеб на улице и раз в день покупала суп в одном из ресторанов. Однажды сильно заболели зубы, но платить стоматологу было нечем. Один медик предложил ей вылечить зубы бесплатно при условии, что он будет писать свою диссертацию на примере лечения её зубов. Научно обоснованное лечение длилось целый год, но зубы были вылечены. Во время учёбы в Женеве Майя часто встречалась с русскими эмигрантами. Эти встречи происходили в Женевской православной церкви, настоятелем которой был тогда владыка Леонтий (Бартошевич Л.Ю.). Несмотря на безденежье, студенческая жизнь была насыщенной и интересной. В числе профессоров были знаменитые швейцарские психологи Жан Пиаже и Барбель Инельдер. В 1953 г. Майя Дурасова получила диплом специалиста по прикладной детской психологии. Она вернулась в Париж и начала работать с беспризорными детьми в Нанси. Начало её взрослой жизни был нелёгким. Несколько месяцев Майя работала в Русском детском доме в Вилльмуассоне, открытом активным членом Русского студенческого христианского движения Софьей Михайловной Зерновой.
В послевоенные годы (с 1949 по 1954 гг.) отец Майи Александр Владимирович Дурасов руководил Русским кадетским корпусом-лицеем имени императора Николая II в Версале (корпус прекратил своё существование в 1964 г). Он был также заместителем председателя Общества старых офицеров лейб-гвардии Конно-Гренадерского полка. 7 мая 1955, на 69-м году жизни, отец умер в Париже. Его, русского офицера, жизнь которого от немецкой пули в первую мировую войну спасла нательная иконка Александра Невского, отпевали в православном парижском соборе святого Александра Невского (на улице Дарю). Это была первая совместная панихида двух ветвей разделившейся эмигрантской православной церкви – русской зарубежной и западноевропейской. На панихиде было очень много народу. Майе запомнилось, что пришёл и бывший недруг Дурасова, священник из Ментона – он подошёл к Ксении и смиренно попросил разрешения присутствовать на отпевании. Похоронен полковник российской императорской гвардии Александр Дурасов на парижском кладбище Сен-Женевьев де Буа. На одной из неизвестных могил этого кладбища со времен первой волны эмигрантов из России сохранилась такая надпись: «Русские люди, где бы вы ни были, любите Россию настоящую, прошлую и будущую и всегда будьте ее верными сынами и дочерьми».
Всю свою жизнь А.В.Дурасов был очень активным человеком, занимавшимся разнообразной общественной деятельностью. Он очень много читал (в том числе Канта и Руссо), был умным, интересным и эрудированным собеседником, любил общение с людьми. Говорил он красиво и практически на любые темы. Разговаривая с собеседником, он держал порой его за пуговицу, словно боясь, что ему не дадут договорить. При этом отец никогда не боялся говорить людям правду в глаза. Многие его за это не любили. Он не любил юлить, был прямым и открытым. При этом он был скромным и религиозным человеком. Проходя мимо церквей и соборов, А.В.Дурасов всегда крестился, и к этому же приучал своих детей. После него осталась неопубликованной книга мемуаров «1905 год» (её рукопись хранится сейчас у Майи Александровны). Кроме того, в Париже отец писал роман о русской жизни, сценарий к фильму о Франциске Асизском и историю Конно-гренадёрского полка русской императорской гвардии. Все эти произведения утеряны. При жизни Дурасов любил повторять, что жить надо по примеру Диогена, не придавая большого значения мирским ценностям. Майя Александровна унаследовала от отца прямой характер – она и сама говорит в глаза всё, что думает.
Вскоре после смерти отца Майя Дурасова познакомилась со своим будущим мужем Дмитрием Троицким. Мать Дмитрия была француженкой, а отец – русским. До приезда в Париж Троицкие жили в Китае, в Харбине, где была большая русская колония. Там Дмитрий неплохо зарабатывал, но он мечтал жить во Франции, которую представлял себе этаким Эльдорадо. С 1956 г. молодые люди стали жить вместе, в 1959 г. они официально поженились. Однако этот брак не был счастливым, совместная жизнь сразу же не заладилась. Как горько шутит Майя Александровна: «Мой муж работал, только когда его левая нога хотела...».
30 июня 1960 г. Бельгийское Конго было провозглашено независимым государством под названием Республика Конго. Вооружённые столкновения и мятежи сделали невозможной жизнь бельгийцев в бывшей колонии. Поэтому Майин брат Георгий (Жоржик) Бильдерлинг вернулся в 1960 г. с женой Ли-Ли и четырьмя детьми из Конго в бельгийский город Лёвэн, потеряв при этом в Африке всё своё имущество. В своё время русский Жоржик сам обучил французскому языку свою будущую супругу китаянку Ли-Ли, приехавшую учиться в Европу. Молодые люди вместе закончили университетский факультет агрономических наук в Жамблу и стали агрономами. Поженившись, они оба уехали работать в Конго, где очень хорошо себя зарекомендовали. Однажды бельгийские власти поручили «китаянке» Бильдерлинг организовать встречу в Конго бельгийского короля Леопольда III. Но вернёмся к нашему рассказу. Вернувшись в Бельгию, Ли-Ли решила открыть китайский ресторан в Лёвене. С помощью мужа она реализовала свою идею, и ресторан стал пользоваться огромным успехом в этом фламандском городе. Майин муж Дмитрий Троицкий говорил по-китайски, поэтому Ли-Ли предложила ему работать вместе в ресторане, но тот не захотел. Непрактичность и лень мужа побудили Майю принять приглашение брата и переехать к нему в Бельгию. Это событие случилось в 1961 году. Муж, не желавший развода, последовал за ней. Супруги прожили вместе ещё год, после чего окончательно разошлись. Майя осталась в Лёвене с двумя детьми – сыном Алексеем (род. в 1956 г.) и дочерью Александрой (Сандрой) (род. в 1960 г.). Она работала в китайском ресторане своей невестки. Жила Майя с детьми и с переехавшей к ней из Парижа матерью в том же доме, где находился ресторан. Георгий и Ли-Ли вскоре переехали в Льеж, поэтому рестораном Майя занималась одна. Брат платил ей за это зарплату. Ресторан, расположенный недалеко от лёвэнской городской ратуши (на улице Парижа), не знал недостатка в клиентах. Сюда постоянно приходил брат бельгийского короля Бодуэна Александр, учившийся тогда в местном университете (в скобках замечу, что в 2001 г. я тоже получил диплом этого университета, только не в Лёвэне, а в Лувэн-ла-Нёв). Одним из клиентов китайского ресторана был и ректор университета (секретарь королевы Фабиолы). В лёвэнской квартире с её высокими потолками зимой было очень холодно, в день на отопление требовалось около 20 кг угля. В 1962 году 73-летняя мама заболела и не смогла вставать на ноги. Заболели и оба ребёнка. Врач определил у двухлетней Сандры анемию, а у шестилетнего Алексея – туберкулёз. Управлять рестораном с заболевшими детьми и мамой на руках было невозможно. Майя позвонила во Францию брату Володе и попросила его помочь ухаживать за мамой. Володя быстро приехал, вошёл в дом и... бросился открывать окна. Он сразу же услышал запах угарного газа, которого домочадцы не замечали. Обозвав идиотом врача, приписавшего ребёнку несуществующий туберкулёз и не заметившего элементарный угар в доме, Володя уехал во Францию, взяв с собой на время маму и племянницу Сандру. Володина жена Татьяна так полюбила Сандру, что не хотела потом её отпускать в Бельгию. Но Майя сказала себе – пускай я бедная, но своих детей я воспитаю сама. Сандра, которую во Франции одевали, как куколку, вернулась домой в ярком вызывающем берете – Майя в сердцах сорвала его и бросила на землю.
Тем временем Жоржик решил продать ресторан своему повару-китайцу. Оставаться в Лёвене Майе не было никакого смысла. К тому же в городе не было франкоязычных школ. В Париж возвращаться не хотелось из-за дороговизны и адской проблемы с квартирами. Бельгия нравилась Майе своей демократичностью, хорошим отношением к иностранцам и определённым интересом к России и к русским (чего ей очень не хватало во Франции). Она решила остаться в этой стране. Некоторое время Майя продолжала работать в ресторане, ставшем собственностью повара-китайца. Однажды один из случайных русских клиентов предложил ей, бывшей вожатой, работать в организации «Витязи», но Майя отказалась. Между нею и русским посетителем произошёл забавный диалог: «Что вы будете в таком случае делать?». «Не знаю... может быть буду мыть посуду!». «Но вы ведь закончили школу...». «Я закончила университет!».
Майя Дурасова мечтала работать по специальности. В мае 1963 г. она бросила работу в ресторане и решила перебраться в Льеж. Живший там сводный брат Жоржик насторожился: «Не думай, что мы будем тебе помогать. У тебя адский характер!». «Я и не прошу помощи. Буду бедной, но воспитаю детей сама». Она написала несколько писем о поиске работы психологом. Её пригласили на рандеву в Льеж, в Центр по психологической диагностике детей. Майя уехала на собеседование, которое закончилось успешно, несмотря на то что она, боясь потерять, не взяла с собой громоздкий швейцарский диплом. Её взяли на работу психологом. Работа по специальности! Не бельгийке, без рекомендательных писем и без мужа - ей трудно было в это поверить. В тот же свой однодневный приезд в Льеж Майя сняла небольшую квартиру с ванной и с небольшим садиком. Квартира занимала весь этаж. После парижского чердака это льежское жилище казалось раем. Успев купить кое-что из мебели, Майя вечерним поездом вернулась в Лёвен за своей семьёй. Ей до сих пор не верится, что работу и квартиру в незнакомом городе она нашла за один день.
Итак, в 1963 г. Майя Дурасова-Троицкая с детьми и с мамой переехала в Льеж (приставка «Троицкая» исчезла из фамилии лишь в 1972 г. после официального развода). Работа в Центре по психологической диагностике детей была очень интересной, но зарплата была небольшой. Тем не менее, у Майи впервые появилась своя маленькая машина. Со временем ей удалось снять недорогую квартиру в социальном доме - ту самую, из которой я начал свой рассказ. Мама, Ксения Александровна Дурасова, умерла 23 июня 1967 г. В памяти дочери она осталась очень добрым, отзывчивым, весёлым и неунывающим человеком. В семье она пользовалась всеобщей любовью. Ксения никогда ни на что не жаловалась. Она и дочери передала эту черту – не охать и не ахать перед болезнями и жизненными невзгодами. Мать передала Майе и привычку никогда не сидеть без дела. Сама она любила вышивать. В молодые годы, ещё до революции, она вышила однажды платок для императрицы Александры Фёдоровны. Ксения Дурасова много читала – и на русском, и на французском языках. Она часто рассказывала о годах своей учёбы в Смольном институте. Но о революции и о советской России она не говорила ничего – слишком велика была боль утраты. После 1918 года она так ни разу и не была в России. В 1963 году Майя предлагала матери посетить вместе с ней Советский Союз и Ленинград. Ксения отказалась. «Зачем? Это уже не мой Петербург... Это было, но этого больше нет. Теперь это – прошлое». Она интересовалась сегодняшним днём, Майиной работой с детьми, переживала за дочь. А прошлое... нет, она им не жила.
Майя проработала в Центре по перевоспитанию детей до 1969 г., а затем перешла на работу в Национальную фабрику военного оружия в льежском пригороде Герсталь, изготовлявшую браунинги. Здесь она занималась отбором персонала. Фабрика работала по ежегодно заключаемым контрактам с потомком изобретателя месьё Браунингом (который не был ни директором, ни хозяином фабрики). В разные годы на фабрике работало от 6 до 12 тысяч человек (в настоящее время около тысячи). Из 800 административных работников фабрики было только пять женщин, в том числе мадам Дурассофф. К середине 80-х годов работы почти не стало – на фабрику не брали новых работников. В 1985 г. Майя Александровна вышла на пенсию. Однако после этого она ещё в течение 15 лет работала психологом в фирме своего сына Алексея Троицкого. Сейчас она немного подрабатывает переводами и частными уроками русского языка.
Майя Александровна Дурасова неоднократно посещала Россию. Первый раз это случилось во время десятидневной поездки в Москву в 1963 г. «Я так боялась быть разочарованной, - признаётся она, - но поставив ногу на землю в Брест-Литовске, я сразу же почуствовала, что я – русская». В августе 1989 г. она впервые увидела дом Дурасовых в Москве. В то время там располагалась Военно-инженерная академия имени В.В.Куйбышева. Ей разрешили не только поставить ногу на порог (о чём она смиренно попросила курсанта, стоявшего у входа), но и позволили зайти вовнутрь, а также показали внутреннее убранство (в сами комнаты-аудитории не пустили). Майе особенно запомнились вход и широкая чугунная лестница, так резко контрастировавшая с её нынешней скромной бельгийской социальной квартирой. Во время той же одномесячной поездки в Россию Майя Александровна посетила и усадьбу Дурасовых в Люблино. «В Москве я почувствовала безалаберщину, но при этом я сразу же ощутила себя русской» - признаётся она. В 1991 г. Майю пригласили в Екатеринбург, на Уралмаш, официально – для рассказа о работе с персоналом на Национальной фабрике военного оружия. Фактически же россияне интересовались повседневной жизнью за рубежом. На обратном пути, в Санкт-Петербурге (тогда ещё Ленинграде) М.Дурасова застала августовский путч. В 1992 г. состоялась её поездка в Нижний Новгород. Кроме этого, она ездила в Россию в 1993, 1994-1995, 1998 и 2005 годах.
Особого рассказа заслуживает участие Майи Александровны Дурасовой в строительстве православной церкви во имя апостолов Петра и Павла в городе Ло¬дейное Поле (в 100 км к юго-востоку от Санкт-Петербурга). Сначала она просто хотела собрать и отправить грузовиком одежду и продукты для одного из российских православных приходов. Узнав о желании жителей Лодейного Поля построить церковь, она организовала в Бельгии сбор денег. Бельгийка Аннет Готчальк написала бесплатно 64 позолоченные иконы для этой будущей церкви. Католическая монашка Мари-Франсуаз Леша, отдала всё полученное ею наследство (около 30 000 евро) для строительства православной (!) церкви в далёкой России. Постепенно дело дошло до строительных работ. Узнав о существовании в Лодейном Поле маленького хора, Майя пригласила его, а также местного священника с женой и шестилетней дочерью, в Льеж. Своими концертами хор заработал 6000 долларов, которые пошли на строительство церкви. Организовывала она и разного рода благотворительные мероприятия. Хлопоты Майи Александровны не пропали даром – в 1998-2001 гг. храм был построен недалеко от старого разрушенного Петропавловского собора, на берегу Свири. В 2001 г. храм был освящён. Неугомонная русская бельгийка была в гостях у своих подопечных в Лодейном Полев в 1993 и в 1998 гг. Теперь я предлагаю моим читателям сопоставить два факта. В конце 90-х годов с миру по нитке, благодаря помощи Майи Дурасовой и других верующих людей, предприятий и организаций был построен этот замечательный православный храм, в котором уже несколько лет совершаются богослужения. А 23 мая 2008 г. в том же Лодейном Поле взорвался и сгорел склад авиационных боеприпасов. Очевидцы уттверждают, что некоторые ракеты перелетали через весь город и падали в Свирь. По сообщениям периодической печати, ущерб от пожара оценивается в 100 миллионов долларов (всего было уничтожено около 450 авиационных ракет класса «воздух-воздух», стоимость каждой из которых составляет около 200 тысяч долларов). Сколько храмов, больниц и школ можно было бы построить на эти халатно сгоревшие деньги?
В 2004 г., после трагических событий в Беслане, М.А.Дурасова через бельгийский Красный Крест предложила российским властям свою психологическую помощь детям-заложникам. К сожалению, ответа на её предложение не последовало.
Сын Майи Александровны - Алексей, психолог, тоже живёт в Льеже. Он неженат и у него нет детей. Дочь Сандра вышла замуж за француза и уехала на юго-восток Франции, в Гренобль. У неё двое детей – дочь Тиффен и сын Вадим. Прожив с мужем 18 лет, Сандра развелась с ним и живёт сейчас под Льежем, в городке Амбур. Ни она сама, ни её дети не говорят по-русски (хотя Сандра его знает). Майя разговаривает с дочерью только по-французски, с сыном удаётся иногда поговорить по-русски, но он его почти забыл. Россией никто из детей не интересуется, что доставляет Майе Александровне неописуемые огорчения. Сводный брат Георгий (Жоржик) умер в ноябре 1980 г. Его бывшая жена, 98-летняя Ли-Ли живёт в доме для престарелых под Намюром (в Бельгии). Дети Георгия Бильдерлинга и Ли-ли – Жорж (доктор, у него четверо детей), Татьяна (живёт в США), Магдалина и Михаил (живут в Бельгии). У второго сводного брата, Николая Бильдерлинга, двое детей – Пьер (у него четверо дочерей и сын) и Элен (у неё сын и дочь). Все они живут в Париже. Интересно, что Элен вышла замуж за внука генерала М.И.Свечина, друга А.В.Дурасова в Ницце. Родной брат Майи, Владимир Дурасов и его жена Татьяна Романовская (которая в 1962 г. не хотела отпускать Сандру в Бельгию) умерли практически одновременно во Франции в 2006 г. У них двое сыновей – Николай и Георгий. Николай закончил Морскую школу во Франции и пять лет работал в команде Жака Ива Кусто, командуя кораблём «Alcyone». Этот корабль менее известен, чем «Calypso», однако он принимал активное участие во многих экспедициях знаменитого океанографа. Кусто, немного говоривший по-русски, очень уважал своего русского капитана. Сейчас Николай Дурасов живёт в США, он директор крупной фирмы «Prosodie Interactive», специализирующейся на телекоммуникациях и информационных услугах. У него четверо детей (трое дочерей и сын). Георгий Дурасов, тоже проживающий в США, женат на Татьяне Осоргиной из известного дворянского рода. У него трое детей (двое дочерей и сын).
Выйдя на пенсию, Майя Александровна Дурасова принимает активное участие в жизни прихода православной церкви святых Александра Невского и Серафима Саровского. По примеру своего отца, до самого последнего времени она была старостой прихода. Приведу один забавный эпизод. Однажды после окончания чаепития в трапезной, моя посуду, дворянка Дурасова попросила одну из недавно приехавших в Бельгию молодых русских женщин вытереть столы. Та высокомерно ответила: «Меня не приучили к такой работе!». Нет смысла рассказывать о роли православной церкви в жизни русских эмигрантов... Досадно лишь то, что эта церковь за рубежом расколота. В Бельгии сосуществуют три православных церкви – русская зарубежная, западноевропейская (так называемая «белогвардейская») и церковь Московского патриархата. Льежская церковь святых Невского и Саровского принадлежит к Архиепископии православных приходов русской традиции в Западной Европе, находящейся в юрисдикции Константинопольского патриархата (с центром в Париже). Как и её родители, Майя Александровна много читает, любит классическую музыку, с удовольствием слушает песни Булата Окуджавы. Её любимый русский романс – «Калитка» («Отвори потихоньку калитку…».
На вопрос «Кем Вы себя ощущаете – русской или француженкой?», мадам Дурасофф с улыбкой отвечает: «Я на 100% русская и на 100% - француженка. Я восхищаюсь французской литературой и историей. Но в то же время я очень русская – это в генах, в крови. Я люблю Россию и горжусь этим. Не случайно даже бельгийский король Леопольд I всю жизнь гордился тем, что он служил в русской гвардии».
«А смогли бы Вы сейчас жить в России?». Майя Александровна на мгновение задумывается... «Возможно, мне было бы трудно, так как я привыкла к комфорту. Но моя племянница Александра Георгиевна Дурасова уехала из Парижа в Россию учить русский язык и там осталась. Ей 26 лет, она вышла в России замуж, родила дочку. Живёт в Москве, продвигает там французское шампанское и говорит, что не хотела бы возвращаться в Париж».
«Что помогает сохранить бодрость и оптимизм в Вашей долгой и насыщенной жизни?». Моя собеседница отвечает, не задумываясь: «Конечно же, моё воспитание! Родители приучили меня стойко принимать все невзгоды, просто молиться и благодарить Господа Бога за всё, думать не только о себе, но и об окружающих, не забывать нашу многострадальную Родину, брать примеры из жизни её великих людей и знать всегда своё место. И ещё... кроме девиза «Витязей» «За Русь, за Веру!» меня всегда вдохновляли бессмертные «Вера, Надежда и Любовь». Я очень люблю жизнь, всегда была весёлой и любознательной. Никогда никого из себя не строю, интересуюсь результатами дела, а не думаю о том, как бы себя показать. Увы... при этом я очень ленивая – не могу сделать всё то, что хотела бы... Я всегда была очень счастливой. У меня очень хорошие воспоминания о детстве. Безмерно рада иметь двоих детей, очень их люблю. Моя работа была очень интересной. Я общалась и продолжаю общаться со многими интересными людьми. Как говорят, у меня нет ста рублей, но зато есть сто друзей. И ещё... у меня была очень красивая любовь... Но об этом – в следующий раз!».
Майя Дурасова – дочь известной русской семьи, дитя первой волны эмиграции из России. Да она и сама - эмигрант первой волны, несмотря на то, что родилась во Франции. Всего Россию после революции покинуло более миллиона беженцев. Большинство из них уезжало не для того, чтобы смирившись, предаваться тяготам эмигрантской жизни. Люди стремились остаться русскими, они надеялись вернуться в Россию и соответствующим образом воспитывали своих детей. Сохранение духовности и культуры покинутой Родины оставалось их пожизненным приоритетом. Этим первая волна эмиграции кардинальным образом отличается от последовавших за ней трёх других волн – послевоенной, доперестроечной еврейско-диссидентской и современной «экономической». И за это я преклоняюсь перед Майей Александровной Дурасовой.
Закончу я своё повествование пожеланием Майи Александровны ко всем русским эмигрантам: «Продолжайте любить Родину, любить её историю и культуру. Интересуйтесь бытом русских людей, вникайте в смысл их традиций. Объясняйте иностранцам, что Россия – большая и мощная страна с глубокой многовековой культурой и с очень интересными людьми».
Бельгия, Льеж
2008 г.