- Внимание! Повторяю ещё раз! Если вы сейчас не положите оружие и не выйдете с поднятыми руками, мы будем вынуждены применить крайние меры!
Из окна здания магазина детских игрушек, расположенного в отдельно стоящем здании и потому со всех сторон окружённого полицейскими машинами, в ответ на эти слова раздался выстрел. Стреляли из автоматической винтовки. По звуку выстрела можно было определить примерно марку и модель оружия. Судя по всему, это была автоматическая винтовка АР-9, имевшая магазин в тридцать патронов, стрелявшая девятимиллиметровой оболочечной пулей, и, в общем-то, являвшаяся гражданским оружием, то есть продававшаяся практически в любом оружейном магазине. Кончено, можно было и ошибиться при определении типа оружия лишь по звуку выстрела, но комиссар Браун, считавший себя неплохим знатоком стрелкового оружия, решил, что если он и ошибся, то не намного.
Девятимиллиметровая оболочечная пуля разбила боковое окно одной из полицейских машин и застряла где-то в её салоне. Комиссар выругался. Дьявол, ну почему именно сегодня, в день рождения дочери (ей исполнялось сегодня уже десять лет, и она уже достаточно чётко представляла себе окружающий её мир), учитывая, что вот уже третий год подряд он обещает ей нормально поздравить её, какой-то урод решает открыть стрельбу в магазине игрушек! Хрен его знает, скольких человек он там положил. продавец, вызвавшая полицию, успела сообщить, что убито как минимум трое посетителей и охранник магазина. Да, случаются же уроды! И по закону он обязан уговаривать его сдаться, сложить оружие, прекратить сопротивление, вместо того, чтобы дать команду на штурм. Кроме того, было обстоятельство, которое также ещё удерживало его от этого шага, была существовавшая возможность того, что в магазине кто-то ещё оставался живым, разумеется, не считая самого террориста. Вероятность, конечно, не великая, но она всё же имелась.
Этот выстрел заставил сомнения в душе комиссара зашевелиться ещё сильнее. Штурм означал, что он, комиссар, считает, что в здании магазина нет заложников, а есть только террорист, которого надо уничтожить. И он вынужден принять решение, вновь, после того случая тогда, девять лет назад. Тогда тоже были террористы, и было захваченное здание, и заложники. Правда, не было известно, живы они или нет (как и в этот раз). А террористы потребовали пятьдесят миллионов долларов наличными, военный грузовик и самолёт. И ещё охрану до аэропорта. Издевались, сволочи. Ну, зачем им столько денег в наличном варианте? Или они рассчитывали на то, что при таких объёмах не успеют зафиксировать все купюры? Впрочем, никто эти требования выполнять не собирался. Когда Браун связался с начальством и доложил обстановку, начальство обложило матом не только и не столько террористов, сколько самого Брауна. И тогда Браун решил, что раз требования террористов не выполнимы, а сдаваться они не намерены, значит надо атаковать. И он отдал приказ всем группам начать штурм. И сам пошёл. Когда спецназовцы вломились в захваченное здание, было уже не до того, чтобы разбираться, где кто. Стреляли на поражение по всему, что двигалось и делало резкие движения. Когда операция завершилась и стали разбирать полёты, оказалось, что среди убитых при штурме людей оказалось двое гражданских, и одного из них застрелил собственноручно Браун. Тогда не стали сильно выяснять, от чьей пули погибли штатские, списали всё на террористов, но после этого случая Браун написал рапорт об увольнении из полиции. Отставку ему не дали, но на некоторое время отстранили от серьёзных операций. А вот сегодня решили, что срок для реабилитации закончился, и вызвали для проведения операции по ликвидации террориста (или террористов). И все его просьбы к начальству о том, чтобы ему дали отгул по случаю дня рождения дочери остались безрезультатны.
Браун достал носовой платок и промакнул им выступивший на лбу пот. День был достаточно прохладным, учитывая, что на календаре значилось девятнадцатое марте, и местами ещё лежал не стаявший снег, но комиссару было жарко. Он никак не мог забыть тех невинных, что погибли тогда, девять лет назад. Они до сих пор стояли у него перед глазами, две девочки, одна лет одиннадцати, другая – пяти, распростёртые на полу в луже собственной крови. А ведь на их месте могла оказаться и его дочь, будь ей в то время столько же лет. И кого бы тогда он винил в её смерти? Нынешняя ситуация грозила обернуться тем же. Браун потёр виски и по рации отдал приказ перегруппироваться для штурма. Дальнейшее промедление становилось всё более чреватым. Как, в общем-то, и излишняя поспешность.
Люди задвигались, занимая предписанные регламентом позиции. террорист, видимо, заметив движение, открыл огонь, постоянно меняя позицию, перебегая от окна к окну. Наверняка догадывался о засевшем на крыше соседнего дома снайпере. А может быть, и видел его. Выстрелы звучали то одиночно, то группами, и комиссар уловил в этих звуках определённую схему: раз, раз-два, раз, раз-два-три, раз. Память, так редко в нужный момент выдававшая нужную информацию, в этот раз сработала, как швейцарские часы, подкинув мысль о том, кто мог скрываться за стенами магазина.
- Джек… - прошептал Браун, тупо уставившись в амбразуры магазинных окон и механически вытирая платком и без того сухой лоб.
…Вьетнамская война громким эхом прокатилась по Штатам. Мало кого не затронула эта бойня в джунглях, когда под каждым кустом скрывался вьетконговец с автоматом, когда проливной дождь из воды сливался с проливным дождём из пуль, когда бомбы с напалмом превращали пышные джунгли в выжженную пустыню. Рядовой Ричард Браун не задумывался над тем, зачем американских солдатам убивать вьетнамцев, он просто нажимал на курок, когда приказывали стрелять, рыл окопы, ползал по грязи, мок под дождём и не жаловался на судьбу. Именно там, во Вьетнаме он познакомился с Джеком Джойсом Коннерсом. Именно там. Джек был солдатом до мозга костей. Если Браун выполнял свой долг перед отечеством, то Джек воевал просто потому, что ему это нравилось. Он и представить себе не мог другой жизни. Он чувствовал себя на войне, как рыба в воде. Он любил войну, любил оружие, любил смерть как результат войны. Браун служил в его взводе. Нельзя было сказать, что капитан Коннерс разу стал другом Брауну, нет, эта дружба зарождалась не сразу, а постепенно, шаг за шагом. Несколько раз Брауну удавалось спасти задницу Коннерса от серьёзных неприятностей, связанных с нарушением дисциплины и устава. Что уж там было, Браун не знал, вроде бы что-то, связанное с изнасилованием вьетнамской девочки из местных. Внутреннее расследование, проведённое в части, указывало на Коннерса, однако все обвинения упирались в показания Брауна о том, что в момент, когда было совершено изнасилование, капитан Коннерс, находясь в увольнительной, пил ним пиво в одном из местных ресторанчиков. Нашлись и другие свидетели этого факта. Расследование прекратили за неимением прямых улик против Коннерса, к тому же учли его обширный послужной список и солидный боевой опыт.
А спустя две недели их часть перебросили в район активных боевых действий. Браун едва успевал следить за сменой дня и ночи в это мешанине света и тьмы, куда его забросило приказом командования. Казалось, две стихии, огонь и вода, танцуют танго смерти в этих проклятых джунглях. Взвод Коннерса держал оборону полукругом, разместившись на сопке, достаточно крутой, чтобы держать под огнём значительный сектор джунглей. Шёл дождь, да такой, что создавалось впечатление, будто небеса, что называется, разверзлись, или там прорвало трубы. Вода лилась с небес сплошным потоком. Командование надеялось, что вьетконговцы не полезут в атаку по такому дождю, однако Джек имел на этот счёт своё собственное мнение, в корне отличавшееся от мнения командования. Он знал, что именно в такую погоду противник и сделает вылазку. И он оказался прав. Примерно в десять часов до полудня началась атака вьетнамцев. Они лезли со всех сторон обороны взвода Коннерса, стреляя на бегу. Однако, пули не могли удержать Джека от того, чтобы не высунуться из окопа. Когда большая часть атакующих оказалась в зоне обстрела, капитан приказал открыть огонь и первым начал стрелять. Бах, бах-бах, бах, бах-бах-бах, бах - раздавались выстрелы его М-16. солдаты последовали его примеру и тоже начали стрелять. Открыли огонь и пулемёты. Вьетнамцы падали, а на их место вставали другие. Их было много, и у них были русские автоматы. А потом они подтащили миномёты, и вообще началась каша. Браун успел только заметить, что капитан Коннерс просит по рации поддержки. Потом Браун уже ничего не замечал, кроме вспышек при выстрелах. Где-то в окопах уже началась рукопашная, кто-то ещё отстреливался, в том числе и Браун.
В один прекрасный момент, когда очередная волна нападающих грозила смести защитников сопки, Браун понял, что у него закончились боеприпасы. Раздумывать было некогда, нужно было действовать. Он нащупал в жидкой грязи винтовку убитого соседа и передёрнул затвор. Механизм сработал со скрипом. Понимая, что остался без оружия, Браун бросился на КП, пригибаясь, когда очередная мина шлёпалась неподалёку и разрывалась, засыпая всё осколками. Когда он был уже на подходе к командному пункту, над его головой просвистела ещё одна мина и упала прямо на КП. Прогремевший взрыв поверг Брауна на дно окопа, в грязь.
Внезапно всё стихло. Бой прекратился. Не было слышно ни выстрелов, ни разрывов, ни криков. Наступила тишина. Даже дождь прекратился и солнце, пробившись через плотную завесу туч, осветило изрытую сопку своими скупыми лучами. Браун поднял голову и прислушался. Может, это только манёвр противника? Но нет, всё было тихо, атака прекратилась. Браун встал на четвереньки и пополз вперёд, туда, куда и шёл.
Попавшая на КП мина разворотила всё, что только можно было разворотить. Браун и не надеялся найти кого-то живым. И тем большим было его удивление, когда среди мёртвых тел он обнаружил едва живого капитана. Весь израненный, он лежал, придавленный трупом радиста, и только глаза говорили, что он ещё жив. Видя, что капитан пытается что-то сказать, Браун склонился над ним.
- Проклятые вьетнамские собаки, - услышал он слова капитана, - сумели-таки меня угробить. Мало я их бил. Мало…. Не успел, чёрт их дери, добить этих собак! – капитан посмотрел на Брауна. – Всё, солдат, кранты мне. Я не пожил, хоть ты поживи ещё. Слушай приказ: убирайся к чёртовой матери с этой грёбаной сопки, чтобы духу твоего здесь не было. Забери всех, кто выжил. Действуй, солдат, если хочешь успеть до того, как наши зальют всё напалмом.
- Я вытащу вас, капитан, - Браун принялся стаскивать труп с капитана.
- Отставить, солдат. Выполнять мой приказ!
- Нет, капитан. В связи с вашим ранением я принимаю командование на себя.
- Чёрта с два, Рич. Я остаюсь командиром.
- Тем более моя обязанность доставить вас в госпиталь.
- Дьявол! – успел только сказать капитан и отключился. Браун взвалил бесчувственное тело капитана себе на закорки и понёс. Он не знал, есть ли в тылу противник, или эта зона находится под контролем армии США, но ему было плевать на все армии в мире. Он просто шёл вперёд, пригибаясь под тяжестью капитана. Шёл, шёл, и снова шёл. И дошёл. Потом уже узнал, что в той бойне выжили двое, причём одним из них был он, рядовой Браун, а вторым – капитан Коннерс, которого он притащил на своих плечах.
После войны, когда Браун вернулся домой, на родину, он не знал, что сталось с капитаном Коннерсом, и как сложилась его судьба. И вот теперь….
…Браун покачал головой: не к добру были эти воспоминания. Подбежал сержант.
- Сэр, всё готово. Можем начинать штурм.
Браун кивнул, не вникая в суть сказанного. Прошлое неумолимой силой сметало в его сознании все преграды. Он стоял, словно пришибленный, возле одной из машин с рацией в одной руке и громкоговорителем в другой и не мог ничего поделать. Подсознательно он видел, как штурмовики бросились к дверям магазина, но попали в зону обстрела террориста. Прогремели выстрелы, и Браун понял: это точно был Джек Коннерс. Выйдя из своего созерцательного состояния, Браун заорал так, что и мегафон не потребовался:
- Остановить операцию! Всем назад!
Штурмовикам назад вовсе не хотелось, поэтому они в нерешительности остановились у входа в магазин, прижавшись к стенам. Браун наконец вспомнил про рацию.
- Говорит Браун. Приказываю остановить операцию по штурму здания. Всем отойти на исходные позиции. Снайперу – держать сектор под прицелом, но не стрелять без моего приказа. Доложить, как поняли.
- Вас понял, - ответил сержант, командир штурмовиков.
- Ясно, сэр, - снайпер махнул с крыши рукой: мол, всё понял, за что и поплатился. Пуля цвикнула о бетон парапета буквально в нескольких дюймах от его головы.
Когда его приказ был выполнен, и штурмовики, закованные в бронежилеты и каски, укрытие щитами, вновь попрятались за машинами, Браун отложил мегафон, засунул рацию в карман плаща, пригладил волосы рукой, перекрестился и вышел из-за полицейского фургона. Сделав с десяток шагов в сторону магазина, он остановился, напряжённо вглядываясь в выбитые витрины. Он искал Джека Коннерса. В какой-то момент он усомнился в своих догадках относительно личности террориста, но тут увидел его. Это был он, капитан вооружённых сил США в отставке Джек Джойс Коннерс. Он стоял, прикрывшись промежутком между окнами, точно определив угол обстрела снайпера. Палец он держал на спусковом крючке винтовки. Судя по всему, его озадачил этот внезапный манёвр полиции, выславшей вместо целого штурмового отряда одного лишь комиссара, который стоял посреди улицы и ничего не делал. Браун первым решил нарушить установившуюся тишину.
- Капитан, для того ли я тащил вас на своём горбу по джунглям, чтобы вы сдохли от пули у себя на родине?
Тишина. Вопрос Брауна словно повис в воздухе. Наконец раздался голос террориста.
- Солдат, ты не выполнил приказа.
- Джек, война закончилась, и достаточно давно.
- Может, ты и прав, Рич. Хотя мне кажется, что она всё еще продолжается. Только на этот раз мы с тобой по разные стороны окопа.
- Может, поговорим?
- Какой ты стал разговорчивый, Рич. Видимо, Вьетнам тебя ничему не научил. Я, в отличие от тебя, от таких, как ты, привык разговаривать другим языком, языком кулака и пули.
- Против кого ты воюешь, Джек? Скажи мне, кто на этот раз твой враг? Неужели женщины и дети?
- Ты не знаешь, Рич, зачем ты вытащил меня тогда?
- Я не мог оставить тебя подыхать там, в окопе, Джек, - Браун почувствовал, как крупные капли пота скатываются по лбу на нос и срываются вниз. Он полез за платком, но увидел, как дёрнулся ствол винтовки Джека, и замер.
- Рич, не дёргайся, если не хочешь раньше времени получить пулю в лоб. Ты же знаешь, я редко промахиваюсь.
Браун кивнул.
- Я хотел лишь достать платок, Джек. Всего лишь носовой платок.
- Чёрт с тобой, доставай.
Достав платок, Браун промакнул лоб.
- Ты впустишь меня, Джек, или мне так вот и стоять под твоим прицелом?
- Нет, не впущу. Рич, убирайся к чёрту. Если ты считаешь, что я должен тебе за свою шкуру, то ошибаешься. Я тебя не просил меня вытаскивать. А ничем другим ты меня купить не можешь. Так что прячься за спины своих бронированных ребят, и пускай они попробуют взять меня.
Браун покачал головой. Всё складывалось не так.
- Джек, в здании есть заложники?
- Ты за кого меня держишь, Браун? Ты хочешь очистить совесть? Мол, если нет заложников, то можно пустить старину Джека в расход? Не слишком ли ты хочешь упростить себе жизнь, солдат?
- Джек, чего ты хочешь? Какие твои требования?
- Мои требования? Ха-ха-ха, насмешил. Требования! А требования мои вот какие: миллиард долларов золотом, остров где-нибудь в Тихом океане, самолёт и никакого преследования со стороны властей. Ну, как тебе? Не слабо, да?
- Ну, скажем, даже очень сильно, Джек. То, что ты перечислил, всё вместе, мягко говоря, невозможно. Никто не даст тебе столько всего и сразу.
- Вот как? Считаешь, правительству наплавать на жизни нескольких заложников? Золото дороже?
- Если бы правительству было наплевать, меня бы здесь не было.
- Ха! А хочешь, я скажу тебе, почему ты здесь. Ты здесь не из-за заложников. Тебе нужно ликвидировать террориста, чтобы этот террорист, то есть я, не дай бог, не захватил кого-нибудь ещё. Чтобы правительство и президент могли со спокойной совестью отчитаться перед миллионами налогоплательщиков, что их жизни вне опасности. Вот почему ты здесь, солдат. Тебе приказали, и ты пошёл. Ты исполнитель, пешка. Тебе разве не понятно?
- Джек, мне кажется, ты….
- Двинулся рассудком, так что ли? Ну, нет, солдат, никто не может обозвать Джека Коннерса придурком. Ты не прав, Рич, я вполне нормален. Просто мне обрыдла вся эта серость, марширующая под приказы кучки уродов, стоящих у руля. Я ненавижу слово «команда», потому что наши правители сделали из страны одну команду, сыграв на чувстве превосходства американской нации над остальными нациями. Это же не правильно, Рич. И где справедливость, так взлелеянная в конституции?
- Справедливости нет, Джек. Её нет в принципе, и в этом не виноваты ни правительство, ни президент, ни Сенат, ни Конгресс, ни другие государственные структуры. Ты ведь это понимаешь, но не хочешь признаться в этом самому себе. Тебе легче найти виноватого и убить его.
- Я солдат, Рич, и по-другому не умею.
- Ну и шёл бы тогда в Белый Дом. Чего ты палишь по обычным людям!
- Потому что эти люди со скотской покорностью подчиняются кнуту, их направляющему.
- Джек, ты не Рэмбо. Зачем тебе эта война?
- мой последний бой ещё не окончен, Рич. И я доведу его до конца, а теперь уходи или хотя бы достань пистолет, чтобы мне не стрелять в тебя безоружного.
- Вот как? В меня, значит, безоружного ты стрелять не можешь, а в заложников можешь?
- Я сказал, уходи, Рич. Мне не о чем больше говорить с тобой. Всё уже сказано.
Браун снова вытер испарину на лбу. Вьетнам многих солдат превратил в шизофреников, и это не мудрено. И видимо, Джек Коннерс не избежал этой участи. Жаль. Комиссар развернулся спиной к Джеку и тут увидел, что происходит то, что вовсе не должно происходить. К нему, проскользнув непонятно каким образом мимо кордона оцепления, бежала его десятилетняя дочь Барбара, а за ней следом бежали трое штурмовиков. Время словно остановилось для Брауна, хотя на самом деле, события разворачивались с бешеной скоростью. С криком: «Не-е-е-ет!» он бросился навстречу бегущим, не думая ни о чём, кроме того, как бы успеть добежать и закрыть собой свою дочь. Сзади раздались выстрелы. Один из штурмовиков споткнулся и упал лицом вниз: из простреленного шлема потекла кровь. А потом Браун, видимо, попал на одну линию с одним из штурмовиков, потому как пуля, наверняка предназначавшаяся тому, попала в спину комиссару. От неожиданности Браун упал на колени, и в это время девочка подбежала к отцу и спряталась в его объятиях. Откуда-то сверху долетел звук выстрела снайперской винтовки, и Джек Коннерс, не охнув, упал внутрь здания.
Успел, подумал Браун и медленно осел на асфальт. Последний бой капитана Джека Коннерса был закончен.
10.05.08-15.05.08