Гибель сантехника
Был прозрачный октябрь – сухой и тёплый, трогательно-милый, обещающий близкое счастье.
Я стучался, пританцовывая, к соседке напротив:
– Да откройте же, мать вашу! Как хорошо! Вы дома. Простите, ради бога, но у меня с санузлом чёрт знает что творится. Всё течёт. Сантехник никак не починит. Позвольте воспользоваться вашим. Я ненадолго.
О, милая Виктория Викторовна, она, конечно же, позволила воспользоваться, а после пригласила испить чаю. Я остался, надеясь, что сантехник наконец-таки исправит всё.
Мы мило беседовали, когда в дверь постучал сосед снизу:
– Вы здесь? А я собирался зайти к вам. Смотрю – дверь приоткрыта. Стучал – никто не открывает. Вошёл, заглянул в санузел, а там сантехник лежит на полу – весь окровавленный.
Виктория Викторовна вскрикнула, схватилась за голову, но всё же пошла с нами смотреть, что произошло.
Сантехник лежал посреди санузла на спине, нога за ногу, не выпуская из рук гаечный ключ 24 на 27. Лежал головой к унитазу в луже крови, разбавленной водой, сочившейся из плохо прикрученного к бачку шланга. Большой разводной ключ третьего номера находился в унитазе, погружённый в него наполовину, причём верхняя половина с более массивной частью выступала над водой и была в крови. Пакля, резиновые прокладки и старая отвертка с треснувшей ручкой лежали у основания унитаза.
– Что будем делать? – спросил Степан. – Милицию надо звать, а мы наследили.
Виктория Викторовна только качала головой, прикрывая рот руками. Вода из шланга продолжала сочиться. Я машинально перекрыл кран, ещё больше наследив.
– Да, надо звонить.
И я позвонил. Мне ответили, что скоро приедут. Все были ошарашены случившимся и молча толпились на лестничной площадке. Милиция приехала через два часа. Капитан осмотрел труп сантехника, спросил, кого мы подозреваем, и сказал, что сейчас увезти труп не могут: слишком много происшествий. Город захлестнула волна беспричинных убийств, и санитары не успевают вывозить тела. К тому же машина постоянно ломается, а санитары не хотят больше таскать трупы на себе по всему городу. Он посоветовал обратиться в Водоканал – у них есть дежурная аварийка. Если сговоритесь, могут помочь. И он ушёл, сославшись на занятость, но пообещал прислать судмедэксперта. Я позвонил в Водоканал. Мне ответили, что город захлестнула волна внеплановых аварий, к тому же их аварийная машина попала в крупную аварию и восстановлению не подлежит.
До вечера я прождал судмедэксперта. Он так и не пришёл, но по телефону попросил ничего не трогать. В полночь я позвонил в дежурную часть, и мне сказали, что начальство ушло и нужно ждать до утра. Разумеется, пользоваться санузлом я не мог. И, если бы не Виктория Викторовна, любезно предоставившая мне свою ванную комнату, не знаю, как бы я справлялся с нуждой. Утром с большим трудом я дозвонился в дежурную часть. Меня соединили с высоким начальником – полковником, и он, выслушав мою проблему, сказал, что сейчас более всего обеспокоен коррупцией в высших эшелонах власти и что мой дохлый сантехник его интересует меньше всего. В конце концов пообещал кого-нибудь прислать и положил трубку. Конечно же, я не пошёл на работу и, попивая чай на кухне Виктории Викторовны, размышлял вслух об этом деле:
– Странное убийство. Зачем нужно было убивать сантехника?
– Может, у него были враги? – спросила Виктория Викторовна.
Мы позвали Степана. Тот сказал, что сантехник (его звали Николай), безусловно, не был ангелом, но всегда выполнял свою работу, пусть не по-трезвому и не сразу.
– Скорее всего, профессиональная деятельность тут не причём, – заключил Степан.
– Нападение было неожиданным, – продолжал размышлять я вслух, – Николай даже не успел закрыться, а ведь он держал в руках ключ 24 на 27 – тоже не маленький инструмент, хотя, конечно же, с разводным ключом третьего номера не сравнить. Заметьте: убийца воспользовался его инструментом, а не своим. Выходит, это не заказное убийство, когда на месте преступления оставляют своё оружие. Может, это месть?
– А вы беседовали с его женой? Вы вообще ей звонили? – поинтересовалась Виктория Викторовна.
– Нет, не звонил. Сейчас же позвоню.
Мой звонок не удивил супругу Николая. Она не поняла даже, о чём идёт речь, и приняла меня за его собутыльника.
– Понимаете, – объяснял я ей, – он мёртвый.
– Ничего, когда проспится – гони, а то в запой войдёт – не отвяжешься.
– Нет, вы не поняли: он совсем мёртвый, полностью. Точнее даже – убит.
– Да проспится, я тебе говорю. Не морочь мне голову, – и она положила трубку.
– Вы полагаете, что это всё же убийство? – спросила Виктория Викторовна.
– А вы полагаете, что он наложил на себя руки?
– Но ведь все версии нужно иметь в виду. Мы же знаем, что он страдал алкоголизмом. А в приступе белой горячки многие сводят счёты с жизнью, пусть даже непроизвольно.
– Ну и как вы себе это представляете?
– Да очень просто. Глубокая похмельная депрессия. Необходимость во что бы то ни стало раздобыть денег. Он берётся за работу у вас с тем, чтобы быстрее сделать, получить деньжат и опохмелиться. Но что-то не получается. Может, кран не становится, прокладки текут, ещё что. Вы же помните – шланг подтекал. Он психует, перестаёт себя контролировать. Возможно, в этот момент размахивает разводным ключом третьего номера и задевает свой череп.
– Но, судя по состоянию его черепа, ударов было несколько.
– В приступе белой горячки человек способен на многое. И потом: не исключено, что он не ключом бил себя по черепу, а черепом бился о ключ, а затем выронил его в унитаз. Правда, это трудно проверить: ручка ключа как раз в воде, так что отпечатки вряд ли сохранились. А вы-то сами помните, – в каком он состоянии был, придя к вам?
– В обычном, вроде. Впрочем, не помню. Но я всё же думаю – это убийство. Слишком глубокие раны. Я считаю, что убийца специально пришёл без оружия, чтобы не вызвать подозрения. Он хорошо знал, что сантехники пользуются большими ключами, и наверняка просчитал всё. Я также думаю, что убийца знал жертву и следил за ней. Постойте, я теперь, кажется, начинаю понимать: мне ведь стало плохо с животом – он расстроился; – и я поспешил к вам, а в это время и произошло убийство. Значит, убийца что-то подмешал мне в пищу с целью выманить меня из квартиры. Но кто бы это мог быть?
Звонок в дверь. Степан взволнованно проходит на кухню:
– Я ещё вчера вечером заметил, что парень Серёга, который ходит к здешней Ленке с первого этажа, какой-то сам не свой. Поднимется к вам на этаж, оглядится как-то странно и быстро вниз. А сейчас мне подруга Ленкина сказала под большим секретом, что Серёга без ума от Ленки, и та им крутит-вертит, как хочет. Так вот, позавчера она ему говорит: если ты меня любишь, то на всё пойти должен. Докажи мне свою любовь и верность – замочи сантехника Николая. А Серёге куда деваться – взял да замочил. У него совсем крыша съехала. Он и проследил, когда вы вышли из квартиры, и к сантехнику сразу. А нервы у него сдают, вот он и бегает к вам на этаж – разузнать, как дело идёт. Надо глянуть в вашей ванной, где сантехник лежит, нет ли чего оброненного. Серёга этот в делах таких неопытен наверняка, а новички какую-нибудь улику оставят точно – ну там, пуговицу оторванную или ещё что из кармана выпало. Может, он и на этаж бегает, чтобы улику попытаться убрать. Словом, глянуть надо.
Мы пошли в мой санузел. Осторожно, боясь, что-либо задеть, я оглядел каждый закоулок. В запёкшейся крови на полу заметил сгоревшую наполовину спичку и кусок засохшего собачьего дерьма – его, по-видимому, сантехник принёс с улицы, наступив в него, а вот зачем понадобилось зажигать спичку – непонятно. И кто её зажигал – сантехник или убийца?
– Серёга этот курит? – спросил я Степана.
– Вроде нет. Я не видел.
– А не может ли быть такого, что убийца хотел сжечь труп, а заодно и вашу квартиру, – высказала предположение Виктория Викторовна, – тогда и следов бы не осталось.
– Так как бы он его сжёг, если никаким горючим не облил? Не пахнет же, – засомневался Степан.
– Так в том-то и дело, что убийца неопытен. Нервы шалили, и не взял горючее. Спичку зажёг, а полить нечем. В такой обстановке да при такой нервозности всё наоборот делаешь. Сантехнику незачем спичку жечь, и так всё видно было.
– Нет, – сказал я, – он не труп хотел сжечь, а поджечь паклю, чтоб вонь пошла, и собаки след не взяли. А пакля влажная и не зажглась. Он бросил эту затею, а может, и помешал кто. И заметьте: жжёная спичка есть, а коробка спичечного нет. Выходит, коробок убийца с собой унёс и, вероятней всего, с собой и приносил. Значит, он курит и пользуется спичками, а не зажигалкой. А Серёга некурящий. И вряд ли бы он, такой неопытный, с собой спички специально захватил, чтоб паклю жечь. Нет, это кто-то другой. Я вот что ещё думаю: жена этого Николая как-то подозрительно холодно отнеслась к моему сообщению. А не знала ли она обо всём заранее? Более того, может, всё это и было ею спланировано? Нашла себе мужика и от Николая задумала отделаться. Квартиру теперь на неё перепишут. Мужика нашла наверняка из работяг, и тот должен был хорошо знать, чем занимается Николай и какой инструмент использует. Вот потому и пришёл без оружия. И, вероятней всего, курит.
– Ну, это легко проверить, – обнадёжил Степан, – нужно поговорить с соседями, где живёт жена Николая. Что-нибудь да скажут.
Степан пошёл к соседям, а я всё пытался вызвонить милицейское начальство. Мне доложили, что того капитана повысили и перевели на другую работу по борьбе с олигархами. А полковник, который обещал кого-нибудь прислать, оказался оборотнем в погонах, и его будут судить за вымогательство мзды у нищих в подземных переходах. А судмедэксперт завален трупами в морге. И пока никого нет, кто бы мог заняться этим делом, но скоро появится. Нужно только ничего не трогать.
К вечеру вернулся Степан и сообщил, что жена Николая действительно завела себе мужика – слесаря Фёдора, но Николай узнал и проломил Фёдору череп разводным ключом третьего номера. Так что тот теперь в больнице без сознания.
Я брился в ванной Виктории Викторовны и думал, что у нас нет больше версий. Но к следующему вечеру пришёл Степан и с озадаченным выражением лица рассказал такую историю: он был на рынке сантехники, и, оказывается, Николай скупал на том рынке сантехнику и продавал её клиентам на квартирах. Если у клиента стояли китайские краны, Николай говорил, что это плохие краны, и нужно поставить итальянские. А если клиент уже купил итальянские, то Николай объяснял, что они бракованные и необходимо срочно менять их на китайские. Всё это спровоцировало столкновения между китайской и итальянской мафией на рынке сантехники, контролируемом русскими криминальными структурами. И лидеры всех трёх мафиозных группировок порешили расправиться с Николаем. Проникнув в мою квартиру, они поочерёдно, передавая разводной ключ Николая из рук в руки, били его по голове. Именно поэтому на черепе Николая три глубоких раны. Выходит, Николай пал жертвой мафиозных разборок. Весёлая перспектива для расследования, – думал я, наблюдая, как зловещий лунный свет оглаживает труп Николая. И вдруг я заметил на кафеле еле различимое подобие перевёрнутого креста, начертанного пальцем. Меня поразила ужасная мысль: сантехник пал жертвой сатанистов! Только сейчас я обратил внимание на то, как лежит труп сантехника: руки раскинуты, нога за ногу – в такой позе распинали на кресте! Да, это сатанисты! Это их обгоревшая спичка валялась на полу, и это они принесли с собой собачье дерьмо для совершения своих ужасающих обрядов. Но что-то им помешало зажечь паклю, и оргии не получилось. От такой догадки у меня забурлило в животе. И вот тут я чётко вспомнил всё! Тогда я ел что-то на кухне – кажется, макароны с острым кетчупом, и они недоварились. Я ринулся в санузел, где Николай возился с прокладкой на шланг. Я потребовал (а тогда, в том состоянии, я мог только требовать), чтобы он быстрее заканчивал или на время покинул санузел. Но Николай недовольно посмотрел на меня и ответил, что можно и потерпеть и что ему вставать, перекрывать кран – целое дело. Он говорил, а я всё отчетливее ощущал тот мерзкий, зловонный дух, исходящий от его носков болотного цвета, от его грубых ботинок с куском собачьего дерьма на подошве. Я не мог больше терпеть. Перестав контролировать себя, я схватил его разводной ключ третьего размера и нанёс молниеносно первый удар. Николай крякнул и уткнулся головой в пол. Затем крякнул ещё. Я нанёс второй удар, бросил ключ и уселся, да нет – упал на унитаз, но ничего не получилось, и это меня удивило и напугало одновременно. Кто-то оглушительно пукнул. Наверное, это был я, – да кто же ещё! Но тогда мне показалось, что это Николай в агонии. Я вскочил, схватил ключ и ещё раз ударил Николая. Я хотел бить ещё, но ключ выскользнул из рук и плюхнулся в унитаз. Я потянулся за ним, но с отвращением отдёрнул руку, и, поняв, что уже не могу им воспользоваться, со стоном выбежал вон. Теперь же я вспомнил и то, как оказалась здесь сгоревшая спичка. Как-то выключали свет, и я выронил мыло. Пришлось зажигать спичку, чтоб найти его, и я нашёл, но уже с догоревшей спичкой, которую я был вынужден отбросить, опасаясь обжечься. Да, теперь я вспомнил всё и ужаснулся.
В шоковом состоянии я прошёл в зал и сел напротив включённого телевизора. Шёл фильм «Время убивать». Я переключил программу и попал на фильм «Убей красиво». По другой программе шли «Криминальные вести» с сюжетом о маньяке, проникающем в квартиры под видом сантехника. Новости экономики на следующем канале рассказывали о лучших товарах года. Представитель фирмы по выпуску автомобильной аудиотехники вёл репортаж с места столкновения двух иномарок. Среди покорёженного металла, рядом с ещё не извлечёнными трупами звучали чудом уцелевшие магнитолы этой же фирмы. Её представитель показывал на всё это рукой и говорил: «Мне жаль этих парней, но когда-то они сделали правильный выбор, поставив наши магнитолы в свои автомобили. Ведь наш девиз: «Звучать всегда! Звучать везде! Зву…» Я нажал кнопку пульта – в Центральной Африке браконьеры отстреливали слонов. Нажал ещё – говорили о птичьем гриппе. Я выключил телевизор. О боже, что же делать? Хотелось пить, я открыл окно – оттуда залетел обрывок газеты и попал мне в лицо. Я отстранил его и машинально прочёл: «…и потому, чада мои, научаю вас: бог – это всего лишь наши помыслы о непознанном. Но познайте бога, и он исчезнет, а посему нет бога и не было вовсе. Поститесь, дети мои…». Я отбросил обрывок и нервно зашагал по комнате. Нужно во что бы то ни стало избавиться от трупа. А может, объяснить убийство самообороной? Нет, избавиться! Надо расчленить труп и по мелким кусочкам вывозить за город. Для этого понадобится бензопила и большая морозильная камера.
Тем же днём я собрал все мои сбережения, занял недостающую сумму у Виктории Викторовны и купил бензопилу и вместительную морозильную камеру. Бензопилу я принёс сам, а морозилку доставили ребята из магазина. Один из них, уходя, попросил воспользоваться моим санузлом и уже приоткрыл дверь, но я кинулся к нему и оттолкнул с криком «там нет никого!». Он отшатнулся и с перепуганным лицом быстро ушёл. Меня стала мучить мысль: чего он испугался – моего крика или увиденного в приоткрытую дверь санузла? Я глянул на свои руки. Оказывается, в правой я держал большой разделочный нож и с ним же кидался на парня. Конечно, он испугался ножа, но не исключено, что и видел труп. Я выбежал на улицу в надежде проследить, куда пойдёт тот парень. Может, он сообщит органам? Ребята сели в свой грузовик и поехали. Я поймал такси, пообещав большое вознаграждение таксисту, и сказал, да нет – приказал, ехать за грузовиком. Тот согласился при условии, что я выброшу разделочный нож. Я бросил нож на заднее сиденье, и мы резко тронулись с места. Грузовик подъехал к магазину. Парни вышли и зашли внутрь. Я быстро расплатился с таксистом и поспешил за ними. Прячась в торговом зале, я наблюдал за каждым их шагом. Нужно было следить за обоими, ведь тот, кто приоткрывал дверь и мог всё видеть, мог и рассказать об этом напарнику. Люди в зале расступались, завидев меня, и я понял почему: я машинально прихватил разделочный нож с заднего сиденья и держал его сейчас прямо перед собой. Один из парней – как раз тот, кто мог видеть труп, подошёл к телефону и снял трубку. Я спрятался за стеллаж. Парень набирал номер, и этот номер был длинным. «Значит, не ноль-два», – подумал я. Услышав в трубке чей-то голос, он засмеялся и стал болтать о каких-то своих приятелях. «Кажется, пронесло», – решил я.
Как-то утром вспомнил, что уже два дня не заглядывал в свой санузел. Я пользовался всё это время туалетом и ванной Виктории Викторовны. Она даже дала мне ключи от своей квартиры. Я открыл дверь в свой санузел и поймал себя на мысли, что не чувствую характерного трупного запаха. Я увидел, что сантехник не разлагается, а усыхает, как мумия. Что было тому причиной – водка или что ещё, неважно. Важно то, что это облегчало задачу: во всяком случае, соседи не смогут догадаться, почувствовав запах. И тут я подумал, что такие мои приобретения, как холодильная камера и бензопила наверняка вызовут подозрения. Соседи видели, как я нёс коробку с нарисованной на ней бензопилой, и наблюдали за доставкой ко мне морозильной камеры. Далеко за полночь, не отдавая себе отчёта, я включил бензопилу и разрезал морозилку на мелкие кусочки. Затем в несколько ходок я вынес всё это на свалку, напугав залётных киллеров, пытающихся спрятать чей-то труп в багажник припаркованной возле дома машины.
Прошло два дня. Никто не приходил, не звонил, не присылал повесток. Соседям я сказал, что тело увезли ночью, дабы никого не пугать.
Прошла неделя. Обо мне забыли. Усохший труп всё ещё лежал на своём привычном месте. Я по-прежнему ходил справлять нужду и мыться в санузел соседки, объясняя всё затянувшимся ремонтом.
Через месяц я потихоньку стал приходить в себя и встречаться с друзьями, разумеется, не у себя дома. Но после одной попойки я привёл к себе подружку, совсем забыв о трупе. Мы считали созвездия из окна спальни, а после оргазма уснули.
Меня разбудил её истошный вопль. Она хотела воспользоваться туалетом. Я попытался её успокоить, соврав, что украл эту мумию в краеведческом музее с целью продажи, как древнеегипетскую.
Принимая глубокой ночью ванную в квартире Виктории Викторовны под её же незлобивый храп, я рассказывал подружке о Древнем Египте и ценах на мумии на чёрном рынке археологии.
Не знаю, как бы я выкручивался дальше, если бы по нашему городу не пронеслась волна антиглобалистских протестов. Со стороны они напоминали обычные попойки, но в глобальном масштабе. Антиглобалисты устроились в каком-то заброшенном ангаре, который давно уже разграбили, но ещё не успели приватизировать. После двух суток активных выступлений они собрали в кучу пустые бутылки, пивные банки, прочий мусор и водрузили на её вершине фанерный символ обобщённого олигарха, издали смахивающего на опустившегося Березовского.
Я прознал о том, что назавтра они собираются его сжечь. Ближе к утру, когда ещё не светало, но уже и темень была не такой беспробудной, я выволок совсем усохший труп сантехника из дома и водрузил его вместо фанерного символа на вершине мусорной кучи. Утомлённые участники антиглобалистского движения мирно дремали в обнимку с едва прикрытыми соратницами под портретами Чегевары, Махно и почему-то Льва Толстого.
Ближе к обеду, когда последний из противников глобализма уже встал на ноги и открыл банку с пивом, чучело, чью роль исполняла мумия сантехника и чью подмену никто спросонья не заметил, облили бензином и подожгли. Молодой антиглобалист, поджигавший ненавистный символ, прикурил от его пламени и закричал в мегафон: «Смерть буржуям!». По ангару пронеслось одобрительное «ура!».
Ведал ли сантехник Николай, что плоть его послужит идеалам антиглобализма? – думал я, наблюдая в сторонке за нарастающим процессом массированного протеста.
Той своей подружке я подарил сумочку в древнеегипетском стиле, сказав, что это подарок из вырученных за мумию денег. Она пообещала никому ничего не рассказывать. Хорошая девчонка.