... Мне плевать, кто начал.
Но хоть кто-то в этой цепочке должен был
найти в себе мужество сказать:
«Остановите это безумие»!
(из фильма «On the Beach»)
Люди по-разному живут в ожидании.
Кто-то ходит туда-сюда, бьет шагами ламинат или паркет, нервно курит, точно дымом плюется. Хорошо, когда под рукой четки, они помогают успокоиться. И если обувь на мягкой подошве, никто не попросит – стучать перестань.
В тот час Андрею никто не грозил упреком, и мог бы он делать все, что вздумает, хоть лбом об стенку. Эта мысль мелькнула и растаяла смешком: какая глупость. Вопрос без всякого самообмана: а что изменит встреча? Неужели вернется любовь после долгой разлуки, старая память проснется и вспыхнет фитилем, а там и до заряда гореть не долго?
Андрей поразмышлял еще немного, медленно вздохнул и лег на диван. До встречи осталась пара часов, так пусть будет сон.
Мелькнули образы тревожной чередой, не взять, не ухватить. Старые знакомые, обрывки-кадры, тени виденных не раз сюжетов-снов.
Дверной звонок запел настырным соловьем, и так вернул Андрея в мир.
Он открыл ей свой дом, и все внутри перехватило, не только дыхание, вообще все. Андрей оперся о коробку двери, присмотрелся и увидел – в ней многое как раньше. Точно расстались вчера, или с утра не виделись.
Чем-то она изменилась, а чем-то нет. Это заметно по одежде, как всегда недорогой, но опрятной и выбранной со вкусом. Теперь отбор стал строже, с претензией на стиль. Сейчас почти не носят костюмы спортивного кроя, а ей не важно, кто что носит. Её лицо и руки – крем, турбо-солярий, дальше тени, блеск помады и запах прохладных духов. Непослушные черные кудри прибраны гребнем-заколкой, ни дать, ни взять - образцовая офисная леди в элегантном бежевом плаще из модного бутика.
Только карие глаза в бесцветных линзах выдали усталость. Но она притаилась глубоко внутри. Сразу не заметно, если не знать, как бывает иначе. Вернее сказать, как было. С тех пор осталась пропасть лет, событий и людей.
- Здравствуй, Катя.
Интересно, а как он ей на взгляд? Такой же стройный, подтянутый как раньше, немного нервозный в словах и движениях. Ну и что, что залысина, он уже давно не голубоглазый мальчик-студент, хотя до сих пор моложавый. Только вот капельку стыдно за шлепанцы и банальный спортивный костюм.
- Я рада тебя видеть, Андрюша.
- Знаю.
- Слушай, если я опять нарушила все твои планы, я тут же уйду, ты меня знаешь. Только скажи, если что, я не обижусь, пойму.
- Да брось, уже, проходи, - Андрей посторонился мимо двери, - Проходи, проходи, - откашлялся, - Будь как дома.
- Спасибо, Андрюша, была я тут, - гостья понизила голос, - Как дома.
- Извини.
- Ой, да всё давно в прошлом, где у тебя тут вешала? Тут?
С тех пор, как этот дом был домом им двоим, он стал иным. Мебель в прихожей, мебель на кухне, планировка, обои, цветы. И детская комната.
Катя заглянула туда и спросила с запинкой:
- А… Надя с малышом что, гуляют?
- Нет, на даче. Сейчас же лето.
- А, ну да. Лето, - Катя дотронулась пальцами детской кроватки, - Ладно. Пойдем, что ли, на кухню, сто лет в этом доме чай не пила. Можно я не буду разуваться?
Она в два шага оказалась за столом, квартира-то маленькая. Два привычных шага впервые после стольких лет разлуки. Но а этот раз от них остались пустота и тяжесть. Странная вещь, подумал Андрей, между ним и Катей скользнула тень неодолимой пустоты, если у пустоты вообще может быть тень.
- Вот теперь здравствуй, - девушка осторожно присела на табурет возле кухонного столика и медленно осмотрелась. Заметила гроздь разноцветных чашек на сушилке и тихо сказала:
- А мне что-нибудь простое, для гостей. Найдешь?
Хорошо, не вытащил на стол её кружку, подумал Андрей, ведь до сих пор стоит на верхней полке, подпирает какой то пакет.
- Слушай, Андрюш, ты ничего такого не думай.
- А я и не думаю.
- Не перебивай, пожалуйста, - с титаном в голосе сказала Катя, и тут же продолжила совсем другим тоном. Андрея всегда коробила эта лёгкость в перемене тона. Сейчас душа откликнулась иначе. Без прежней неприязни, даже более того, с тоской о прошлом память оживила череду забытого.
- Ты изменился, Андрюша. Стал спокойнее и осторожней. Это хорошо. Не знаю, так ли это, но почему-то теперь к тебе не вяжется твоя же фраза: «мне женщину взять, что вина выпить».
Хозяин дома коротко хмыкнул.
- Ну ладно, Бог тебе судья, и я ты знаешь, Андрюша, я даже тебя за всё давно простила, даже забыла, как было мне горько и больно. Ты ведь играл мной как куклой, Андрюша, правда, как куклой бездушной. Тебе ничего не стоило влюбить меня в себя и так же беспечно вылюбить. Смеешься? Да, отличное такое слово, вылюбить, прям про тебя. Но ты, Андрюша, так и не понял одного и самого главного.
- Чего я не понял?
- Того, Андрюша, что я любила тебя без памяти и без оглядки. И для меня все эти дни и ночи вместе, все красивые обещания, ключи от квартиры, зубная щеточка в ванной, всё-всё-всё было по-настоящему. А не игрой в любовь. Твоя игра мне все внутри перекорежила, высушила до корочки, до сухости, да, впрочем, что я тебе говорю?
Катя резко замолчала вопросом в упор.
Он не выдержал её пронзительный, распахнутый душою взгляд и отвернулся.
- Да, прости меня, - Катя снова сменила тон голоса, - Развесила тебе тут сопли гирляндой, а всё давно прошло. Я другая, ты другой, и Наденька твоя то, что надо. Я видела на одноклассниках, даже мысль была написать ей, типа здравствуй, нынешняя, а я вот бывшая. А потом подумала, ну зачем, что я, дура последняя, или как? Нет, Андрюша, не дура и не сука. Она ведь вопросов тебе задаст целый ворох, вот ты в этих вопросах и запутаешься. Разве не так?
- Не понимаю о чем ты.
- Не понимаешь, - Катя нервно хмыкнула, - Да, может и правда, не понимаешь. Так ты нальешь мне чаю, или где?
Чай пили тихо и без эмоций. Катя кратко рассказала, что живет в Германии, в Кельне, замужем за испанским бизнесменом Габриэлем. О России старается думать как можно реже, но вот занесло по делу в стольный град, решила, надо бы проведать. Андрей больше молчал и слушал. Но Катя стала перечислять достоинства своего благоверного, прелести богатой жизни заграницей, и через какое-то время его задело. Сдерживался он долго, минут десять.
- Вот и сидела бы в своем Кельне. Мы тут не зарабатываем таких денег, да и живем - сама видишь.
- А, вот тебе и завидно. А что же ты денег-то не зарабатываешь сколько нужно? Ты же работаешь там в этой своей, кем ты говорил?
- Ну, менеджер, только компания-то небольшая.
- Ай, ай, ай. «Ну», значит, да? Ну, разве менеджеры так разговаривают? Ох, Андрюшка, а врать-то так и не научился.
Он вздохнул и закусил губу. Промолчал, только ответил тяжелыми взглядом.
- Ты действительно изменился. А я уж готова была поверить, что как я в дверь позвоню, ты прям на месте сахаром растаешь, запоешь про старое, люблю, жить не могу, опять давай пойдем жениться. Да?
Она кивнула с вопросом, а голос выдал горький спазм.
- Нет, - твердо сказал Андрей. Если тогда, еще несколько часов назад он мог бы в себе усомниться, теперь никаких сомнений. Что бы там ни было в прошлом, любовь, игра или все вместе, оно там и осталось. У него на кухне в гостях сидит чужая, не просто кому-то иному доступная, а в принципе чужая женщина. Которая мнит себе не весть что. Когда-то свежая беспечной красотой, теперь всё так же красивая, но совершенно иная по части ценностей и мыслей.
- Слушай, а вот не верю. Можно я, а? – Катя подвинулась со скрипом табурета близко-близко, вытянула руку и дотронулась Андрею до щеки.
Он нервно сжал челюсти и побоялся одного. Как бы она не увидела, что это ему и правда приятно, ведь все так, как было много лет назад, и стыдно и бессмысленно скрывать. Он - живой, здоровый мужчина. А она как раньше, очаровательная, желанная, страстная.
Андрей сдержался, и Катя отдернула руку.
- Теперь верю, - бесцветно пролепетала гостья, - Надо же, у тебя ко мне и правда умерло вес, что было. Тело откликается, в душе ничего не осталось. Неужели все твоя Надя?
Катя передернула плечами под его бесстрастным взглядом и резко встала с табурета.
- Да, оно и к лучшему. Пойду я.
Андрей откашлялся:
- Да, Кать, так будет лучше.
- Знаю, - его гостья, женщина из-за границы, а внешне все та же девушка из прошлой жизни, перетянула под руки свою сумочку. Прошелестела молнией и вынула крохотный сверток.
- Это твоему мальчонке. Возьми.
- Что это?
- Погремушка, Андрей. Просто погремушка. Игрушечка детская.
- Слушай, а ничего, что ему уже полтора? Погремушки – это для карапузов.
Катя с мыслью дернула бровью, медленно вздохнула и настойчиво вложила сверток Андрею в руки.
- Да ладно, ты же знаешь, со мной бывает, что не к месту и не ко времени. Ну, прости, это в последний раз. Теперь прощай.
Он едва успел положить сверток на стол, а гостья уже стянула с вешалки плащ.
- Эй, Кать, постой!
Гостя хлопнула в ответ дверным замком.
Андрей с шелестом развернул обертку и посмотрел на подарок. Странная погремушка, три колокольчика, сверху шарик. А с другой стороны, что странного? Блестит, гремит, радует глаз многоцветной пластмассой, что еще ребенку надо? Вряд ли малыш ей увлечется, поносится с ней день, потом забудет. Или сломает в тот же день, расшибет обо что-нибудь, это ему запросто. Вот только что же она ему напоминает, погремушка эта треклятая?
Он распахнул окно и закурил туда в раздумье. Прохладные летние сумерки тихо впитывали дым и мысли, но говор сонной городской листвы не подарил ответа. Череда из странных, аморфных образов настойчиво гуляла перед внутренним взором Андрея, и где-то в сутолоке мысленного хоровода притаился ответ. Сигарета подгорела до конца, но истину он так и не поймал. Потянулся за новой, чиркнул спичкой, и отблеск пламени как будто высветил ответ.
Стоп, сказал себе Андрей. Этого не может быть. Нет, правда не может быть, совпадение.
Он быстро смял и затушил окурок, бросился к полке с книгами. Да, Катя прошла мимо книжной вереницы в коридорной стенке, но просто пролистала взглядом корешки, не больше и не меньше. Там стоит красная папка, а рядом синяя. Синей, кстати, Катя знать не знала и знать не могла, эту папку он завел совсем недавно. Переложил туда часть документов из отцовского архива. Неужели Катя их видела? Быть не может, они всегда были в сейфе.
Андрей сам не понимал, откуда взялся страх. В этих папках нет ничего сверхсекретного, так, бумаги, фотографии, но все давным-давно доступно, и грифы сняли за давностью лет. Говорят, к ним допускают даже журналистов. Ну и ладно, это их хлеб, а при чем тут Катя?
Или при чем тут погремушка?
Андрей раскрыл папку, перелистал страницы и остановился на подшивке, сделанной совсем недавно.
Бред, решил Андрей, совпадение. Да, похоже на монумент в честь юбилея, и только-то. Случайность? Колокола, шар на спице, и белая дорожка к центру ужасной архитектуры.
Монумент недалеко от городка Тоцкое-2. В честь сороковой годовщины событий 1954 года. Его отец был не просто причастен к учениям прошлого века, он стоял у истоков мероприятия в Оренбургской области.
И если можно так сказать, Андрей пошел следом. Конечно, его работа не была напрямую связана с ведомством и подконтрольными вопросами, но косвенно все его проекты были звеньями одной цепочки.
Неужели Катя знает? Допустим, знает, а что это меняет? Упреки, угрозы, шантаж? Да будь она хоть канцлером своей Германии, найдут управу на неё и все её аргументы. Утечки неизбежны, но на всякий случай есть специальные люди, которые не допустят общественного резонанса. А вот, Надя, например, знает. Не одобряет, но понимает, что есть такая профессия, Родину защищать. Вспомнить страшно, как наотрез была против детей, как начиталась ужасов и фильмов насмотрелась. Потом успокоилась, когда по третьему разу прошла вместе с мужем медкомиссию и получила «добро» от дотошных врачей. А может, извелась от неприкаянного материнского инстинкта. И Андрей был даже рад пойти с Надей в церковь, когда Ванечка родился здоровым. Помолиться и свечку поставить.
Он сверился с часами. Вечер, суббота, не звонить же сейчас? Хотя, надо бы позвонить, но бред это все, ждет до понедельника.
Или не ждет?
Что может отдельно взятая Екатерина Ерохина, гражданка Евросоюза, жена испанского бизнесмена? Да ничего она не может, её даже слушать никто не станет. А если станет? Нет, решил Андрей, не его ума дела, пусть занимаются те, кому положено. И мозги если надо промоют, и въезд запретят, чтобы знала своё место.
Андрей закурил снова и твердо решил позвонить завтра с утра. Есть такие вещи, о которых надо трезвонить даже по воскресеньям. Это не блажь, это правило изложенное в инструкции. Сам подписался словом «ознакомлен».
Андрей лег спать на кухне, раздеваться и стелить диван он поленился. Все равно предстоит раннее, суматошное утро. Надо звонить - предупредить, а там, как знать, может и ехать в контору – вдруг начнут задавать вопросы?
Всю ночь по голове топтались странные сны, от них получился тяжелый мысленный осадок. В образах, смешанных то прошлым - памятью о Кате, то настоящим и близким - Надей и сыном, словно таился какой-то не озвученный вопрос. Или иначе, там гуляла тень ответа или истины, узнать бы которою, и сразу все на свете успокоится - вот она правда. Но разве сам Андрей имеет права ждать от жизни правду? Та жизнь, которой он сейчас живет, настолько пропитана ложью, что кажется, с ней правда вообще не совместима. К примеру, разве Надя знает, кто приезжал вчера в гости? Она узнает в свое время – это отличное оправдание, подходит сейчас и не только к данному случаю. Но ведь это всего лишь пример.
В кутерьме переживаний Андрей проснулся глубокой ночью и провалялся без сна несколько часов перед рассветом. Поглядывал на часы, ворочался и ждал, а не задолго до семи все-таки заснул, хотя спать уже не собирался.
Внутренний будильник не сработал, и Андрей обругал сам себя, так как давно привык вставать ровно в восемь.
Не успел он дотянуться до чайника, чтобы согреть воды на утренний кофе, настырно тренькнул и заплясал эксцентриком сотовый.
- Да?
- Андрюш, не разбудила?
- Нет, Катя.
- Ну, тогда доброе утро. Я думала, раз воскресенье, вдруг ты спишь. А потом вспомнила, ты всегда встаешь в восемь. Вот и позвонила.
- Кать, вообще-то уже десять ноль три.
Она помолчала секунды две, потом вдруг рассмеялась.
- Слушай, это я спутала. У меня же часы не подстроены. Два часа разница с Германией. Значит, ты уже не спишь.
- Нет, Кать, сплю. Это такой автоответчик интерактивный.
Трубка громко хихикнула.
- Так вот, если по делу, мне надо снова тебя увидеть. Во-первых, извиниться, что так вчера смоталась. А во-вторых, мы не договорили.
- Извинения принял, - ровным тоном произнес Андрей, но он ни на минуту не забыл о намерении звонить в контору, - Ты хочешь поговорить о погремушке?
Голос Кати зазвучал в ответ спокойно, и никто не уловил бы перемены, но Андрей слишком давно и близко знал эту женщину.
- Нет, Андрей, это другое. Но я должна тебе сказать, чтобы потом, слушай сейчас внимательно, ладно? Потом я уеду отсюда навсегда, и там ты меня тоже не ищи. Не надо.
Андрей чуть не сказал, что не известно, выпустят ли его вообще теперь за рубеж. После таких знакомств и разговоров.
- Хорошо. Ты хочешь опять ко мне приехать?
- Ну, нет, хватит с меня твоего дома, Андрюша. Досыта, прости, накушалась. Давай лучше, - Катя весело хмыкнула, - Ты на бильярде играешь?
- В бильярд?
- Поняла, можешь не продолжать. Ладно, на самом деле это не важно. Давай встретимся в "Девятке" в час дня.
- Где?
- Клуб бильярдный, у тебя рядом с домом. Найдешь, не маленький. Все, до встречи, а то у меня трубка разрядилась.
Катя прервала сеанс связи, и Андрей даже не успел как следует разозлиться. Что за детский сад, клуб, бильярд? Так можно встретиться с одноклассницей, с коллегой по работе, или мало ли с кем, но не с Катей. Андрей опять попробовал понять, кто ему эта женщина из прошлой жизни, и вновь не сумел.
Проверил, не разряжен ли собственный телефон, и только после этого занялся кофе.
- Хорошо, Ерохина, - сказал Андрей в пустоту кухни, - Посмотрим, что за игру ты затеяла.
Может быть, еще рано звонить в ведомство? Вдруг у него неполная информация? Вдруг это все ерунда надуманная, череда случайных совпадений?
Клуб любителей шаровых гонок, так назвал Андрей длинное, полутемное помещение в дюжину столов зеленого сукна. Он полагал, придется ждать до тринадцати ровно, сам-то вышел в четверть часа про запас, вдруг не удастся сразу найти "Девятку".
Андрей ошибся. Катя прибыла на месте заранее, ей даже лампу над столом включили.
- Сыграешь со мной?
В пестренькой блузке и джинсах Катя мало походила на строгую даму из Германии, хотя кто их знает, этих дам, как они выходные проводят? Может быть, хипуют в драных варенках.
- Я не умею, - то есть Андрей-то считал себя умельцем, в смысле как-то год назад где-то с кем-то играл. Но он мгновенно понял расстановку сил, когда Катя вскрыла футляр, похожий на скрипичный, и в несколько движений собрала бильярдный кий.
Андрей рассмеялся.
- Все с тобой ясно, - недовольна скривилась Катя, - И ты туда же. Неужели все мужчины такие, как видят кий в руках у дамы, сразу думают всякую гадость?
- Так уж и гадость, - Андрей невольно покраснел и достал сигареты, а Катя между тем с каким-то особенным выражением лица потрогала пальцами спортивный снаряд. На этот раз Андрей смутился ещё больше.
- А ты молодец, хоть оделся, смотрю, прилично, не то, что вчера в бомжацких трениках, - она вела себя так, словно её интересовал один лишь бильярд на целом свете, на собеседника она посмотрела мельком.
- Это кэжуал, - Андрей небрежно подергал ворот джинсового костюма.
- Ой, да ты никак в роль вошел.
- В роль? - осторожно переспросил Андрей.
Он хотел сказать еще что-то, но в этот момент Катя отвернулась от сукна и обернулась лицом к мужчине.
- Стой! - крикнула она резко, но не очень громко.
Андрей замер с сигаретой у рта.
- Теперь медленно два шага налево. Так, молодец.
- Кать, ты что?
- Это ты что!? Ты решил пеплом сукно испортить?
- Да ладно, в фильмах-то, разве не курят во время игры? Сам видел.
- Так то в фильмах, - Катя сменила тон, успокоилась, растаяла расслабленной улыбкой, - Андрюш, прости, я зря накричала. Правда, терпеть не могу, когда при мне курят у бильярда. А в фильмах актеры играют, там все на свете можно, да и сукно на декорациях дешевка. Тут тоже не шик, но все равно жалко. И я о тебе, кстати, мнусь тут, тебя же штрафанут.
- На много? - Андрей с опаской огляделся, встал у низкой тумбы с пепельницей сверху, осторожно сбил нагар двумя пальцами.
- Тут не видела, но думаю сотня как минимум. Долларов, Андрюша, а не тугриков.
- Да ладно.
- Вот и не ладно, - Катя за разговором расставила пирамиду, белый занял место в середине и замер, - Это, между прочим, не дешевая игрушка. Кий знаешь, сколько стоит? Вот этот, который мой.
- Тысячу зелени? - Андрей сощурился и вытянул дым в сторону от стола.
- Ну, ты олух, - развеселилась Катя, - Я сейчас не скажу тебе, сколько в ойро, мне Габрик подарил, но здесь по всякой растоможке и с налогом тысяч триста встанет.
- Ничего себе! - Андрей чуть дымом не поперхнулся, - это же можно машину купить.
- Какую, Андрюша? Корытный ведролет "Калину"?
- Ты зря, - он резко отмахнулся, - Если нормальные детали, то и на «Калине» можно ездить.
Она усомнилась молча, отвернулась к игре и сильным ударом разбила пирамиду. Разноцветные шары рассыпались-раскатились. Андрей присмотрелся: вряд ли из этой россыпи будет толк, белый стоит у самого борта.
Катя присела у края стола, посмотрела с прищуром туда-сюда, встала и пошла смотреть с другой стороны.
- Ты хотела поговорить, - напомнил Андрей.
- Спешишь?
- Есть немного, - соврал Андрей.
- Опять ты врешь.
- А может, хватит претензий?
На этот раз два взгляда скрестились, как клинки. Катя замерла над столом, в руках кий. Она словно приготовилась для удара. В эти секунды тишины оба услышали, что мир вокруг продолжает жить своей жизнью. Как не странно. За столом через два группа немолодых игроков с интересом поглядывала в сторону собеседников. Люди тихо переговаривались, как Андрей понял издали, голоса звучали на восточный манер. А лиц в полутьме не разобрать.
- Ты что же, считаешь себя паинькой? – с вызовом прервал тишину Андрей.
- Я же тебя не бросала?
- Ага, а как в двадцать оставалась маменькиной дочкой: «мама можно я погуляю»? Ты ведь была девушкой, скажи мне, что я не прав.
- Прав, и что? Нашел, чем гордиться, мы ровесники, и ты тогда не был девственником.
- Я считаю, в моем случае это нормально.
- Представь, Андрюша, я тоже так считаю, но не делаю трагедии из-за того, что хранила себя для тебя. Только для тебя. Хотя бы теперь оценил.
- Ну да, так хранила, что где-нибудь на улице, когда встречались, ты осторожно пожимала мне руку, и не дай Бог обняться-поцеловаться при людях. А у других все было иначе, и даже если это не очень здорово, на людях целоваться, тогда я помирал от зависти, что у других-то все как у людей! Знаешь, на свиданиях с тобой чувствовал себя обманутым мальчишкой.
Катя встряхнула головой и отвернулась к столу. «Дурак, - прошептала сквозь зубы, - Ты дурак».
Она ударила по белому шару.
Звук от касания кием Андрей не услышал.
Твердый, рассчитанный удар мгновенно разогнал снаряд, и тот как реактивный выстрелил в борт, оттолкнулся и хищно вмазал по разноцветной россыпи. Один-два столкновения, и три шара летят в разные стороны, полосатый синий на лету касается красного, и тот как по маслу входит в боковую лузу. Другой полосатый останавливается у самой лузы, едва хватит место втиснуть шар. Сиреневый будто нехотя докатывается до угловой и лениво падает вниз. Все остальные шары к тому времени замерли, и Андрею показалось, что сиреневый катится в корпус особенно громко.
- Могла бы и вслепую. У меня рука твердая, хирургом надо было стать. А тут как на ладони позиция, только вот сиреневый – «дурак». Хорошо не полосатик. Я же говорила, сукно дебильное.
Андрей хмыкнул и прикурил новую сигарету. Катя всегда любила покрасоваться, но в меру, чтобы за наглость не сочли.
- Ты прав, Андрей, я тоже была не ангел, но время все расставило по местам. И знаешь, мне сейчас трудно понять, почему я была такой тринадцать лет назад. Тогда мне все казалось верным и уместным. Ладно, было и было. А вот как ты взял и выбросил мое сердце вон, я до сих пор понять не в силах. Ну неужели это все из-за моей застенчивости в те времена?
- Отчасти.
- И ничего серьезного ко мне у тебя не было. Твое глубокое чувство, увиденное мной, родилось в воображении, на самом деле его никогда не было. Скажешь, не права? Да ты бы сейчас плясал под мою дудку. Это я не с издевкой, просто знаю себе цену. А раз все так вышло, мне нужно винить не только тебя, но и себя. А за остальное, точно винить некого. Во всем остальном я сама виновата.
- Ты о чем?
Катя как-то странно улыбнулась, поправила рукою непослушные кудри и вновь склонилась над столом. В один момент рукав у блузки расстегнулся и рука обнажилась до локтя. Андрей заметил какой-то блеклый неровный узор на коже.
- Ладно, я тут доиграю и пойду, - с тихой хрипотцой сказала Катя, - А ты, - она дернула щекой, - ты как хочешь.
И Катя продолжала играть. Андрей не мог оценить её мастерство по достоинству, он даже не успел заметить, как черный лег в свою лузу, а белый аккуратно пристроился к борту. За все время игры он видел два удара, когда шары не падали в лузу. Первый и предпоследний.
- Андрей, а ты не заметил, что я сейчас занимаюсь тем же, чем ты? – как-то странно спросила Катя.
Андрей хотел было ответить, но в эту минуту к ним подошел игрок из-за соседнего стола. Невысокий полный кавказец в потрепанном костюме и ослепительно белой сорочке смотрел на Катю с подобострастием.
- Красавица, не видел ни кого, кто так играет! Дарагой, - он повернулся к Андрею и расплылся в улыбке, - Можно сыграть с твоей каралевой?
Андрей отмахнулся из дыма:
- Дарагой, я сам по себе, Екатерина сама по себе, - он беззлобно передернул незнакомца.
- Екатерина, давай? Меня Гоги зовут!
Катя с едва заметным презрением во взгляде оценила Гоги сверху вниз, цыкнула зубом и положила кий на сукно.
- С тобой? А на что играем?
- Ну давай на Франклина, красивая!
- Нет, Казбек, на деньги не играю.
Андрей вздрогнул. Он почти уже смирился с мыслью, что вся история с игрушкой – совпадение, но неожиданное слово прозвучало громом, следом молнии. Слово «Казбек» могло случиться просто так, ассоциацией с Кавказом. Но слишком много совпадений не бывает «просто так». Андрей затушил сигарету и вышел под свет лампы.
- Дарагая, не хочешь на деньги, давай на просто так! Я знаю, настоящий мастер никогда на деньги не играет.
- Отвали, Гоги, без обид, - ровным тоном сказала Катя и повернулась к Андрею.
- Поговорим? – вопрос Андрея прозвучал твердо как никогда.
- Ты все еще сомневаешься? – вздохнула Катя, - Сказать тебе, чем похожа моя игра и твои занятия?
- Ну?
Она взяла белый шар и взвесила на ладони.
- Допустим, это нейтрон.
Андрей сжал кулаки до боли, и стыдно признаться, почувствовал страх.
- Ясно, - он схватил Катю за локоть и резко приблизил к себе, - Понятия не имею, что за чушь ты тут несешь, но не хочу копаться в твоем бреду при свидетелях.
Катя задорно рассмеялась и вырвалась из рук. Взяла со стола кий и стала его разбирать.
- Да, конечно, Андрюша, ты не имеешь понятия, и все это бред. Думаешь, я ждала услышать что-то иное? А? Тебе бы сейчас в зеркало посмотреть. Актер ты, прямо скажем, никудышный.
Катя вышла первой, следом Андрей. Город, залитый солнцем, опрокинул на них шум машин, пестроту людей и рекламы, ослепил белизной после клубного полумрака. Андрей прищурился, ему показалось – Катя куда-то исчезла.
Напротив, она стояла у крыльца и возилась с мобильным телефоном. Набрала номер и что-то коротко сказала по-немецки. Быстро хлопнула раскладушкой и убрала в карман.
- Самолет сегодня, но еще не скоро.
Андрей кивнул и приблизился. Прежде чем звонить, он выслушает. А там потом не ему решать, улетит Ерохина, или останется до выяснения.
- Я знаю, ты ничего мне не скажешь, и Бог тебе судья, Андрюша. Знаешь, я хочу тебе кое-что рассказать, а там ты думай, решай, как угодно. Наши дорожки сегодня навсегда разойдутся, так что я тебе все как на духу выложу, так сказать, вывалю напоследок. Да?
Он кивнул, словно в согласии с тем, что ничего не скажет, что выслушает, и так далее. Вопроса-то как бы и не было.
- Погремушечка похожа на монумент вблизи поселка Тоцкое-2, ты заметил? Я долго искала такую, похожую. Сейчас столько всяких погремушек делают, уму не постижимо, каких только форм нет! Я объехала пол Европы пока нашла.
- Зачем? – тихо спросил Андрей.
- Были причины. Расскажу, но чуть позже. Слушай, мы так и будем плестись по тротуару, а то мне тяжело так громко разговаривать, машины носятся одна за другой? Может, в кафе куда-нибудь?
- Давай в Макдоналдс.
- Ну давай. Как-то даже на тебя не похоже. Иной раз говорил мне: Пойдем, Ерохина, пива попьем, потрещим.
- Катя, у нас сейчас будет очень серьезный разговор, так что не до пива.
- Брось, Андрюша, а у нас когда-нибудь были несерьезные разговоры?
Оба невесело рассмеялись и свернули в улочку между домами, туда, где потише.
Они заняли столик на улице, в тени, но с единственным неудобством – шумом автострады. Катя поморщилась, и признала, что лучше места сейчас не найти.
Андрей вставил соломинку в стакан колы и приготовился слушать.
- Андрюш, ты, наверное, сейчас хочешь узнать, как я проведала о твоей тайной жизни? Вообще-то не сразу. Впервые я задумалась, когда мы вместе работали в той конторе, по конверсии, помнишь, там у нас начальник был, Петрович? Вижу, помнишь, я тоже вспоминаю те времена с улыбкой. Тогда по всей Москве электричество ойкнуло, так что работа в офисе встала. А еще пух тополиный летел, ты подошел к окну и как бы в шутку сказал: «Странно, тополя не летают». Это была середина девяностых, Андрюша, Петрович в миг лицом поменялся, спросил тебя, что за тополя. А ты отшутился, мол, пух летит, так и тополь может полететь. Вышел в курилку, а Петрович тебе вслед: «Да, мальчишка не прост. Кто попало о «Тополях» не болтает».
- Не помню такого, - пожал плечами Андрей, и Катя с удивлением заметила, не врет.
- А через два месяца мы с тобой стали встречаться. Еще через год я переехала жить к тебе в дом. И обнаружила среди старья такую махонькую невзрачную папку красного цвета.
- Не папку, а ежедневник. С застежкой, - поправил Андрей и помешал в стакане лед.
Катя громко рассмеялась.
- Ага, и на красной папке красная кнопка.
- Золотистая.
- Андрей, прекрати паясничать. Та папка из кожзаменителя, со стихами, с рассказами, эту папку я на столе у тебя видела. А вообще-то я про другую папку. А про другую скажу тебе прямо: ты зря завязал. Писал неплохо, не прекращал бы писать, глядишь, там и толк бы вышел.
- Кать, не понимаю о чем ты. Да, у меня была такая книжка-ежедневник, но я давно её куда-то убрал с глаз долой.
- Андрей, ты слушаешь меня или нет? Я про другую папку.
- Нет никакой другой папки.
- Хорошо, пусть нет. Но я её видела. И читала отчет о проведении Тоцких учений. Сорок килотонн, воздушный взрыв, от воздушного и заражения меньше, не то, что от наземного. Войсковые учения с применением атомной бомбы, сорок пять тысяч смертников. Солдат и офицеров, посланных в пекло под радиацию.
- Кать, об этом в Интернете писали, по телевизору показывали, да, я что-то об этом слышал.
- Слышал он, надо же. Фамилия твоего отца там во многих документах, Андрюш. Это он был одним из тех, кто разрабатывал сценарий, рассчитывал мощность заряда, ну и так далее.
- Хорошо, - Андрей поднял руку, словно призвал замолчать, - Допустим, мой отец действительно в этом участвовал, но я то тут при чем?
- При том. Знаешь, я, конечно не в курсе всех этих ваших лептонов, мезонов и барионов, но мне хватило посмотреть на название твоей дипломной работы. Мирный атом, Андрюша, это же мирный атом, все людям на благо! Особенности динамики термоядерного синтеза при каких-то там особенных условиях. Хочешь, я расскажу тебе об устройстве термоядерной бомбы, а ты меня поправишь, если напутаю?
Андрей с громким стуком поставил на стол полупустой стакан.
- Кать, какого лешего ты за мной шпионила? Я ведь не работаю по дипломной специальности.
- Да, может быть, может быть. И не ты разрабатывал защитный комплекс «Казбек».
- Верно, я не участвовал в его создании, - сказал Андрей и осекся.
Катя устало вздохнула и потянулась к пуговицам блузки, закатала рукава, сказала: «жарко».
Она молчала. Просто уперлась подбородком в сложенные руки и предоставила ему смотреть сколько нужно. Если хорошую ткань намочить, пятно подсохнет, но по краю останется след. Если такой след виднеется на коже, это остаток трофической язвы или чего-то похожего.
- Смотришь? – прошептала Катя, - Смотри, смотри. У меня, чтобы ты знал, во рту одна керамика, своих зубов не осталось. Я уже там, в Кельне к стоматологу пришла, он даже коллег позвал, побледнел в ужасе: «Что с тобой, девочка?» Я соврала про Чернобыльскую тучу, про детство в Славутиче. Ну не буду же я говорить, как была в Забайкалье, где рассыпают с самолетов порошковый сплав, чтобы на спутник шла картинка с помехами. Там продолжают испытания, и не всегда взрыв оказывается настолько хорошо рассчитанным, как хотелось бы. Что с тобой, Андрюша, ты побледнел? Спросишь, зачем же ты, дура, туда ездила? А я хотела понять, Андрюша, тебя хотела понять. Может быть, думаю я, ты как-то иначе смотришь на мир, как игрушки, атомы разбиваешь и складываешь, так вот с этой мощью в руках, может и мне станет ясно, как ты мог играть мной, словно куклой? - Катя выдохнула шепотом последние слова ему в лицо и тут же сменила тон, - Это сама я, конечно, дура, но видишь, повезло, затушили мне лучевую, жива до сих пор. Помню, как валялась в пластиковой комнате, точно СПИД у меня, а потом приходили и щелкали дозиметром. Вливали, вкалывали, снова измеряли, а меня выворачивало наизнанку. Теперь вот почти не заметно. Зажили белы рученьки, обошлось без белых тапочек.
Андрей с трудом сохранил невозмутимый вид, унял в пальцах дрожь и снова потянулся к стакану.
- Вот и вся история, Андрюша. Десять минут на словах, а на деле целая жизнь. Мне ведь столько всего вырезали потом, я не то, что детей иметь не могу, вообще не понятно, как жива осталась. Доигралась, короче.
Какое-то время оба молчали, Андрей пил колу, а Катя с удовольствием поедала картофель фри с сырным соусом.
- Только одного взять в толк не могу, не ужели нет среди вас умных людей, которые способны понять – до добра все эти игры в богов не доведут. В конце концов так планету загадите, что все сдохнут даже без атомной бойни. Скажешь, нет?
- Катя, - Андрей откашлялся и постарался говорить ровным тоном, - Я смотрю, ты много прочитала в Интернете, да и я не пень колхозный, тоже держу руку на пульсе. Катенька, атомное оружие это фактор сдерживания. Хочешь, не хочешь, а после сорок пятого он появился в истории, и никуда не деться. Каждый думает, либо мы, либо они. Но потом собираются, договариваются, подписывают договоры о сокращении, консервации, конверсии, наконец.
- Бла-бла-бла, Андрюша, трепло ты засекреченное. Не строй такую рожу, всю жизнь мне поломал, так дай теперь поиздеваться, душу отвести. Твоя Надя знает?
- Не понимаю, о чем ты.
- Брось, Андрей, может, хватит, или тебе там мозги так промыли, что ты совсем перестал быть собой? Сейчас ты скажешь мне, есть такая профессия, Родину защищать. Твой отец так любил говорить, да? А вот теперь можешь обвинить меня в отсутствии патриотизма, хоть в чем. Но знаешь, мне плевать, под каким флагом могли бы расти мои дети. Мальчик стал бы композитором, а дочка художницей. И он, и она написали бы прекрасные произведения, а если бы стали писателями, их книги перевели бы на все языки мира. Там, на верху, боятся, что нас завоюют? Да пусть завоюют, плевать, но не надо этих бомб, не надо испытаний, ты не поверишь, я даже с радостью погибну, если там, за океаном такая же девка, как я останется жить, и у нее будут дети, и пусть она никогда обо мне не узнает. Это лучше, чем погибнем мы обе, понимаешь?
- У тебя какая-то странная форма болезненного космополитизма, - неуверенно проговорил Андрей.
- Да, где надо язык у тебя подвешен. Только помяни моё слово, доиграетесь. Ох, доиграетесь со всеми этими холодными войнами. Хватит. С меня хватит, Андрей. Точка. Вы в пятьдесят четвертом сорок тысяч в расход списали, потом в Семипалатинске снова на людях испытывали. А потом грянул Чернобыль. Что, у Советской власти не было сердца?
- Власть не может слушаться сердца, это раз, а два это ты не права. Испытания проводили не только в Союзе, в Америке, знаешь ли, раз десять, а то и больше. Так вот там пострадали двести тысяч, считай в пять раз хуже, чем после Тоцкого взрыва.
- То есть вы такие паиньки, прямо диву даюсь какие лапочки. Пацифисты, елы-палы, гуманисты. Пусть буржуи на вас равняются! Или это не патриотично? Как патриотично, Андрюша? Давайте сами их догоним?
- Прекрати.
Катя тихо всхлипнула:
- Все, все, прекратила. Правда.
- Ну и чего ты хочешь?
- От тебя по большому счету я давно ничего не хочу, просто подумай, может проснутся у тебя внутри сердце да разум, поговорят между собой по-доброму, образно говоря, посидят, выпьют да закусят, до чего-нибудь договорятся. А что будет дальше, не знаю. Когда-то я тебе верила. В тебя верила, а кто ты сейчас – откуда мне знать? В себе разберись, если сможешь.
Катя встала из-за столика и закинула на плечо свою сумку.
- Прощай, Андрей. Не провожай меня.
Она развернулась и пошла к остановке. Андрей остался на месте, в напряженном молчании допил свою колу и только потом достал телефон.
Летние месяцы Андрей провел в городе. Надя несколько раз звонила с дачи, спрашивала, когда ждать. Он всякий раз ссылался на срочную работы, на невозможность вырваться даже на день. Жена грустила и смирялась, и лишь однажды попыталась изменить ситуацию.
- Ребенку до пяти лет мать нужна больше отца, - Андрей с этим согласился, так как раньше где-то об этом читал, - И я не жалуюсь, мне тут есть, кому помочь.
- Вот и отлично, - парировал Андрей, - Так моей совести спокойнее.
- Но ты все равно ему нужен!
- Надь, он даже не запомнит, был я летом на даче, или не был. В год и пять еще не формируются такие воспоминания.
- Зато ты это запомнишь, - беззлобно, но твердо сказала Надя, - И потом станешь локти кусать, а время уйдет, и кто тебе вернет это время?
Как ей объяснить, насколько все непросто? Придется все рассказать с начала. Можно без подробностей из прошлого, сейчас никому уже нет до них дела. Но там, на даче целая стая тетушек и подружек, и буквально негде сесть поговорить по душам. А еще Андрей сам не успел в себе разобраться. Он позвонил куда следует, сказал все, что должен был сказать и как будто смирился с фактом расставания навсегда, но мысли и ощущения никак не желали прийти к согласию, и день за днем Андрея преследовал образ Кати Ерохиной.
В календарное время лето кончилось, и Надя с ребенком вернулись в Москву. Так же как Андрей, она за дачный сезон нисколько не изменилась, и этот внешний признак постоянства успокоил обоих супругов.
Весь день по приезде они разговаривали только по делу, старались никак не затронуть странной недосказанности. Надя понимала, что Андрей прячет в себе какую-то тайну. Он тоже чувствовал её догадки, и знал, что разговору неизбежно быть, вопрос лишь в том, когда произойдет объяснение, и кто его начнет.
Малыш долго не хотел засыпать после дорожных приключений, к тому же невольно зеркалил эмоции мамы и папы. Надя сидела у кроватки, тихо уговаривала малыша заснуть, пела песенку, а когда в комнату зашел Андрей, тем же голосом, каким говорила с ребенком, попросила мужа не мешать и подождать на кухне.
По нервам резанула разница. Катя в этой ситуации в отличие от Нади запросто могла бы отозваться резко, даже матом. А потом как ни в чем не бывало вернуться к тону тихой колыбельной песни.
В этот момент Андрей понял главное. Кем бы не была для него Катя в прошлом, по жизни он никогда не стал бы с ней счастлив, и если вообще возможно сравнивать людей, то сейчас самое время.
Андрей решился.
Она пришла на кухню около полуночи. Глаза набухли от сдержанных слез, и Андрей мог лишь гадать, чем они вызваны. В этот день оба изрядно вымотались и не только из-за детских капризов. Худенькая и нескладная как девчонка, растрепанная и одетая в блеклое домашнее платье, Надя нервно стрельнула по мужу напряженным взглядом и повернулась к посудомоечной машине.
- Надь, мне нужно много чего тебе рассказать.
- Андрей, я с ног валюсь от усталости. Давай завтра поговорим.
- Если мы сейчас не поговорим, ни я, ни ты спокойно не заснем. Свихнемся.
Надя пожала плечами и поставила на плиту кофеварку.
- Так что, ты будешь слушать?
- А по твоему, зачем я варю кофе? Тебе как обычно, с молоком и с сахаром?
Надя выслушала рассказ Андрея. Как и в разговоре с Катей, он ни разу не обмолвился о тех вещах, которые считались засекреченными, он запросто менял тему или делал вид, что знает обо всем из Интернета. Жена Андрея прекрасно знала, что Интернет тут не при чем, но давно зареклась интересоваться опасными темами.
- То есть ты позвонил и сдал её? - это была первая Надина реплика за время всего разговора.
На этот раз Андрей не стал «включать дурака».
- Да, я сообщил о том, что ко мне приехал гость из-за рубежа и стал задавать вопросы о том, как отец участвовал в организации Тоцкого взрыва. Представь, они попросили подождать и буквально через минуту поинтересовались, не о Ерохиной ли речь идет?
Надя очень натянуто улыбнулась и отпила холодный кофе.
- Андрей, а ничего удивительного. У них давно должно быть досье на все твои шуры-муры до меня и, - она запнулась, - и на меня, конечно.
Повисла пауза, во время которой оба ждали, что скажет собеседник.
- Поблагодарили за гражданскую сознательность и заверили меня, что информация будет рассмотрена, меры приняты.
- А ты что в ответ: «Служу России?»
- Ну, да.
Надя вздохнула и потерла глаза холодными, усталыми пальцами.
- Все, Андрей, я пойду спать. Спасибо что рассказал, а то я извелась в догадках. Знаешь, пару раз думала, вдруг ты кого встретил и решил со мной расстаться.
- Ты что, Надь? – в ужасе отозвался Андрей.
- Да можешь не плести мне сказки о том, как это у вас не принято. У вас. У вас у мужчин по-всякому принято, будет угодно, оправдаете все на свете. Даже термоядерные бомбы.
- Послушай, - взмолился Андрей.
- Да молчу я, молчу, - тихо сказала Надя куда-то в сторону, - Доля моя такая, молчать. Спокойной ночи Андрей.
И потянулась жизнь привычной чередой. Никаких новостей от Ерохиной не было, да Андрей их и не ждал. Внутренний голос поставил логичную точку: между ними все кончено, может, и Слава Богу.
Но мысли и сомнения, рожденные в разговорах с Катей и в полуночной беседе с женой, упали семенами в душу Андрея, и нашли там благодатную почву. Быть может, он сам себе не отдавал отчета, как подсознание кипело от противоречий и терзаний, и как знать, куда мог привести его внутренний спор в результате?
Есть на свете люди, которые верят в судьбу, в совпадения. Есть и такие, кто видят Божий промысел в любых нелегких испытаниях. Андрей не относил себя ни к первым, ни ко вторым.
Но вздрогнул, когда в ночной тишине раздался громкий хлопок, и что-то тихо зашуршало по полу.
- Что это? – не понял спросонья Андрей и поднял голову с подушки.
- А, это Ванька бутылку вышвырнул. Крышка соскочила.
- Слушай, а это нормально? – горячо прошептал Андрей, не на шутку напуганный.
- Ох, Андрей, ну ты умора. Конечно нормально! Дети часто бросают вещи, что есть сил. Им же невдомек, что взрослым потом корчиться убирать разлитую «Агушу».
- То есть это в порядке вещей? – спокойно подытожил Андрей, но сердце заколотилось с каким-то бешеным ритмом, он похолодел и почувствовал себя, словно встал на краю неподвластной пониманию бездны.
- Спи, Андрей, хватит болтать. Да, это нормально. Дети так мир познают. Не волнуйся, я завтра с утра вытру это проклятый кефир.
Замолчали, и через несколько минут Андрей услышал ровное дыхание жены.
Он полежал в темноте минут десять, потом встал с кровати и отправился на кухню.
Андрей перешел к последнему предложению, остались только дата и подпись. Ручка коснулась бумаги, и в этот момент подошла Надя. Она встала рядом, посмотрела на распахнутое в ночь окно, на полную пепельницу и заспанный взъерошенный вид мужа. Он прочитал по лицу желание сказать что-то особенное, может быть резкое, но вместо всего задуманного Надя спросила:
- Что ты делаешь?
- Пишу заявление об отставке.
Надя сцепила руки.
Замерла на вздохе, повернулась лицом к ночному небу, прикрыла глаза и выдохнула в тишину. Потом бессильно опустилась рядом с мужем на соседнюю табуретку и уронила руки на колени.
Андрей не мог быть уверен, ему почудилось, как за мгновения её лицо переменило несколько особых выражений. Он попытался представить, какой поток переживаний пролетел под сменой её масок в напряженной тишине. Попробовал представить и понял – не может.
- Почему? – тихий вопрос дотянулся до самого сердца.
- Ваня. Я подумал, мы как дети играем атомом, кидаем его словно бутылочки с кефиром, а кто потом уберет за нами, когда наиграемся? Мы же, как дети, как беспечные, неразумные дети. Мир познаем.
Надя слабо улыбнулась и всхлипнула.
- Господи, дождалась.
- Дождалась чего, Надь?
- Того, что ты проснешься.
Он хотел что-то сказать, но она прервала его и заговорила быстро-быстро, словно боялась поверить в чудо.
- Я всегда в тебя верила, знала, что когда-нибудь ты одумаешься. Катя твоя, я с ней не согласна, мне не все равно, кто погибнет от термоядерной бомбы, если выбирать, то лучше какая-нибудь девка из-за океана, а я и Ваня, мы все, мы останемся. Но Андрюша, может, можно обойтись без этого? Может быть, те, кто готов развязать войну, подумают, а много ли толку завоевывать пепел?
- Надя, я…
- Молчи, мой дорогой, молчи. Я всю жизнь молчала, теперь ты помолчи, умоляю. Знаешь, если бы ты не проснулся, я так бы и ждала, так бы всю жизнь и сидела тихо-тихо, мы были бы мужем и женой в одном доме, но увы, никогда бы не были вместе, понимаешь? Вижу, ты понимаешь. Не надо, не вини себя. Ты давал присягу, и я ни разу не упрекнула тебя, не съязвила, а чего стоят твои погоны, полученные в НИИ? Чего они стоят, что ты так за них держишься? Где твоя высокая воинская цель? Где? Я ни разу не задавала этот вопрос и теперь не задам. Если ты когда-нибудь узнаешь ответ, хорошо, иногда надо давать ответы на вопросы из прошлого. Ты мне только скажи, скажи честно, ты это серьезно, ты правда решил?
Андрей затянулся новой сигаретой и кивнул: «да».
- А на жизнь мы чем заработаем? Тебя ведь ни в одну контору теперь не возьмут.
- Да придумаем что-нибудь, - отмахнулся Андрей, - Живут же люди, и мы будем жить. Пойду к соседу, помнишь он хвастался, мол открывает автосервис? Возьму вот из принципа докажу, что даже «Калина» никакой не ведролет, а вполне себе автомобиль.
- Действительно, - со смехом всхлипнула Надя, придвинулась ближе к мужу, положила голову ему на плечо и строго упрекнула, - Слушай, а сколько раз я просила не курить в квартире?
- Просила. Но, по-моему, можно простить мне эту детскую шалость, как ты считаешь?
Надя в ответ промолчала.
Май-июнь 2008