Лет в семь в цыганском таборе мне нагадали при бабушке, что я пострадаю от лошади в десять лет.
Непонятно - как, неясно - где, но от лошади.
Я и без того тогда настороженно относился к лошадям - любил смотреть, как они гарцуют, как с достоинством вышагивают по деревенскому двору деда, но к ним не приближался.
А когда однажды меня посадили на старого костлявого мерина, у которого позвоночник выделялся ребристым толстым "прутом" на спине, то я испытал все неудобства быстрой езды на неоседланной лошади, какие только может ощутить мальчик. Отбило мне тогда всё, что можно было и даже то, о чем я имел только смутное представление.
На десятилетие отец подарил мне свои старые часы "Полёт" - с желтоватым исцарапанным циферблатом и стареньким кожаным ремешком. Первые часы в нашем классе, если не считать чего-то импортного на руке Витьки - сына начгороно.
Бабушка в тот же вечер вплела в край ремешка какой-то серый волосок или шнурок, сказав, что теперь мне не страшна ни одна лошадь. Впрочем, о предсказании я уже не помнил, только пожал плечами, да и забыл про бабушкины старания.
А через месяц отец положил мне под подушку холодный блестящий браслет - новое одеяние для моих часиков. Браслет чудесно щелкал, холодил кожу, а еще им было удобно открывать "чебурашки" с лимонадом.
В школу я пришёл с обновленными часами, а старый ремешок обменял в то же утро у Алика, сына сапожника, на негашеный блок с марками.
На большой перемене я достал блок и все филателисты - наши и с параллельного класса - кинулись первыми рассмотреть марки. Получилась куча мала, меня уронили, кто-то упал коленками на мою ногу...
Вечером рентген показал, что у меня сломаны две фаланги на правой ноге. После чего я не ходил в школу полтора оставшихся месяца до конца учебного года.
В том блоке были четыре марки, с надписью по краю:
"Орловская тяжеловозная порода лошадей".
А через много лет я услышал фамилию Алика в сюжете про постановочные трюки с лошадьми. Кто-то из из известных каскадёров рассказывал, что у Алика есть своё "лошадиное" слово, после которого он, каскадёр, не боится даже самых сумашедших съёмок с падениями и кувырками из седла.
Потом показали самого Алика, он стеснялся камеры, говорил, что съёмки - это не его, а вот лошади...
Тут он протянул ладонь с хлебом одной из своих любимиц, переступающей копытами в конюшне "Мосфильма".
На кисти руки что-то было - кажется, ремень от часов, без всякого циферблата.
Вот бы обменять его назад.