Утро
Утро и не хочется просыпаться, совсем не хочется, и только нелепая привычка из странной и давно забытой жизни не дает шансов понежиться в теплой постели. Пять тридцать, открываю глаза, что делать, чем занять себя в эти долгие утренние часы? Пытаюсь заснуть, но сон удрал как последний трус с поля боя и мне остается тупо рассматривать потолок серо-белый в утреннем мареве, заползающем с улицы в нашу спальню.
Мысли волнами бушующими, прибоем внахлест из дальней дали прошлого, и я точно знаю, нанесут в душу всякого ила, выбросят на сухой уже и теплый берег сердца грязь и обломки давних крушений. И не хочешь этих мыслей и бежишь от них, а все равно от себя не убежишь, и волны одна за одной накрывают тебя с головушкой по самую маковку и ты тонешь в воспоминаниях, в лицах, в датах, в деталях и нет сил выбраться и бороться сил нет, а надо ли… Сам себе ответишь, нет, и лежишь молча внимаешь утренним полуснам от которых потом голова болит, и настроение не поднимается выше нуля градусов по дерьмометру.
Утро, бредовое и такое ненасытное, жадное до твоих воспоминаний, когда тебе некуда спешить и нечего делать.
Закрываю глаза, где-то вдали шум по нарастающей, будто не птица, а болид пролетает над домом, и слух напрягается, впитывая каждый децибел, с отвращением представляю урода летающего.
Нет, не так, все не так! И вот уже капли дождя тарабанят по отливам как отзвуки давно прошедшего не в той тональности не теми аккордами и ничего не звучит, не поет, и траектория мысли нарушена и нет гармонии в этих напряженных убывающих отзвуках. Бабочка взмахнула крыльями, сколько ей нужно выжать, чтобы уйти в стратосферу, смех, да и только, для бабочки никаких махов не хватит.
Где-то слышал, видел, когда-то знал, все ушло, но дверь открыта, и я никогда не закрою ее потерял ключи, блин, обидно.
Что за бред, очнешься в попытке еще раз пересмотреть свои воспоминания найти точки соприкосновения с настоящим. Нет этих точек, прошлое и настоящее разошлись в воздушных коридорах, ушли параллельными курсами и не пересечься им, и, слава Богу, только силы волны морской, потока воздушного, от которых захлебываешься, задыхаешься, окатывают тебя прошлым прошедшим, гоня покой прочь.
Опыт верный помощник, когда истин прописных не достаточно для ответов, знаю по нему, опыту этому: еще немного, и спадет мощь воспоминаний, напоит ядом своим, по глОтку зальет и освободит для нового дня, и стану таким, каков я есть сегодня.
Открываю глаза, полусон полуявь привидится же такое. Повернусь на бок к любимой, проведу рукой по мягким волосам ее, золотистыми колосьями разметавшимся по подушке, и рассеется дурное старое, уйдет в прошлое до следующего утра, прощай мне не жаль с тобой расставаться.
Ландыши
А рассвета не будет, пока не дотронусь до нее, не пройдусь руками по телу ее гибкому струящемуся под пальцами, но не водой шелком шелковистым нежным. Не будет его рассвета-то, пока в волосы ее не окунусь, вдыхая свежий аромат ландышей. Так пахнет мое утро и силы возвращаются и от утренних разговоров сам на сам, мыслей пасмурных, не остается и следа.
Глаза ее закрыты и этой глубины глубинной неба бездонного синего-синего, и чтоб ни облачка, еще нет этого неба, и только ресницы вздрагивают от прикосновений моих, я жажду, но не буду тревожить их своими поцелуями, пока не насмотрюсь на нее бутоном еще нераскрывшимся лежащую рядом.
Скоро и она очнется, выйдет из глубин своих, вот и крылом взмахнула сонной птахой потягиваясь, вздохнула глубоко, прядку со лба смахнула небрежно и снова безмолвие и не будет рассвета.
Я бесконечно могу смотреть на нее спящую, но смотреть мало, чувствовать желаю, ощущать ее без остатка, иначе солнце не взойдет никогда и утро не наступит, и прошлое будет грезиться безостановочно, разъедая внутренности как серная кислота и мерить все в этой жизни буду по дерьмометру.
Пора всходить солнышку, шепчу на ушко, и она улыбается.
Пальцы мои, вот ведь дурни шаловливые, вечно поперед батьки, локоны теребят к лобику, к носику бегут, по губам стекают к шейке ниже и ниже до груди. Груди высокие упругие полусферы плоти, пошли вон пальцы руки, только губы им одним ведомо чувство. И я еще не хищник, не тигр какой-нибудь, котом мурлыкаю ласкаю ее, готовлю к пробуждению, и она отзывается тихим эхом рук, еще не открыв миру синеву небесную глаз своих, водит по волосам моим. И сладко-сладко, и аромат ландышей, и скоро наступит рассвет, и будет утро, и день придет, и некуда спешить и есть чем заняться.
Послесловие
И настало утро, а жаль.