Двоеженец

ДВОЕЖЕНЕЦ


1

- Я знаю, как сделать эту маску,- сказал Варава и наклонился так, что его длинное тело распласталось на широком столе в учительской. Он захватил тонкими пальцами лист картона и снова сел. -Это же очень просто. Вырезаем овал лица, а затем - три дырки : глазницы и уже несуществующий нос. Правда, сложнее со ртом. Здесь нужно особое воображение. Надо постараться, и получится маска смерти. Вы же согласитесь со мной, что такая произведет особый эффект на любом карнавале.
Варава взялся уже было за ножницы, но Вера Дмитриевна Никишина остановила его:
- Бросьте, не тратьте время, Павел Иванович,- у меня дома цела старая маска, которую вы помогали делать моему Игорю.
- Неужели? - воскликнул Варава,- да когда это было! Я уж не помню. Впрочем, с того времени столько налепил…
- И все таких же - омерзительных?- язвительно заметила Ната Ефремовна, стоявшая у окна и, казалось, не слышавшая разговора двух ее коллег.
-Почему же? - покачал головой Павел Иванович,- только по необходимости. И на любой вкус. Вот моему Славику, например, нравилась маска Грустного Пьеро. Уж как я его отговаривал от этой
 привязанности, что только не предлагал. Однажды смастерил такую личность Мефистофеля! Домашние дрожали при виде ее. Я на ту маску месяц потратил, готовил ему сюрприз. Но он предпочел Пьеро и обошелся обычным гримом. Чудак! А вообще благодаря своему хобби, которое вам, Ната Ефремовна, почему-то не нравится, я имею возможность подойти к ученику, меня интересующему, вплотную и по его склонности к тому или иному литературное образу определить характер. Что, согласитесь, весьма
важно в нашем деле.
- Конечно,- согласилась Ната Ефремовна,- только зачем же потакать дурным привязанностям?
- Что вы имеете в виду?- улыбнулся Варавва.
- Ну хотя бы то, что вы соглашаетесь делать страшные, отвратительные маски, я их боюсь, когда натыкаюсь на них в шкафах здесь вечерами.
- Наточка, вечерами лучше быть дома, закутавшись в мягкий плед, смотреть телевизор и пить яблочный сок,- заметила Вера Дмитриевна и выразительно взглянула на Варавву.
Ната Ефремовна снова отвернулась к окну, недовольно поведя худеньким плечом. От этого движения вздрогнули пушистые ворсинки на ее мягком сером свитере. И Вера Дмитриевна - в который раз!- позавидовала стройности и молодости Наты Ефремовны А еще сильнее - секрету этой непостижимой неувядаемости женщины, которой давно перевалило за тридцать. « А все как девчонка»,- вздохнула про себя Вера Дмитриевна. Она всегда была настороже, если видела Нату рядом с Варавой, хотя давно догадалась, что их старую-старую дружбу с Павлом Ивановичем разбить не по силам и такой привлекательной особе, как вечно зеленая Ната Ефремовна.
-Вы-то, наверное,свою маску выкинули?- лукаво спросил ее Варава.- А я помню тот давний карнавал, на котором вы были неотразимы в роли принца Гамлета. А шпага, шпага - она сверкала, когда вы вынимали ее из ножен...
- Ой, Павел Иванович!- воскликнула Вера Дмитриевна,- шпага цела, у Игоря осталась. Помните, Ната Ефремовна - вы у нас были с этими баловниками. И опять же в костюме принца. Да... Весело жили ребятишки, ни себе, ни нам скучать не давали. Какие праздники они с этими масками устраивали! Теперь разбежались - кто куда. И не соберешь…
- Я помню, - сказала Ната Ефремовна,- но маску и впрямь потеряла. Знаете, как раз в тот вечер, когда в школе произошла драка.- И снова плечи у нее вздрогнули, а пушистые ворсинки зашевелились, словно живые.
Прошло уже много времени и те, кто участвовали в драке, давно покинули школу , стали взрослыми людьми. Но эти трое помнили, как однажды на школьный вечер неожиданно нагрянула кампания в масках. То-то была потеха! Изделия Варавы произвели огромный эффект. Сразу раздвинулся круг среди танцующих - кампании было предоставлено лучшее место в зале. Маски сами выбирали партнеров. И только печальный датский принц стоял в сторонке, но и его вывели в круг, заставили вволю напрыгаться, чем Гамлет был явно доволен. И вдруг в центре круга что-то произошло . Будто споткнулась девушка и стояла согнувшись, опустив голову. Танцующие начали останавливаться, отодвигаться от этой пары - наклонившейся девушки и парня в маске смерти. Это он ударил ее, когда она, смеясь, попыталась сорвать с его лица маску. Принц схватил парня за руку и потащил к выходу, следом поспешила вся карнавальная кампания. Они ушли также неожиданно, как и пришли. Никто не узнал в школе, кому принадлежала маска смерти. А Варава, Вера Дмитриевна и Ната Ефремовна знали обидчика девушки. Им был Игорь Никишин, сын Веры Дмитриевны.
- Зачем же ты так подвел меня?- зло спросила тогда Ната Ефремовна.
- Я не подумал ,- спокойно отозвался Игорь,- просто хотел поставить на место зарвавшуюся девицу. Знаете, если каждый будет так запросто протягивать руки к твоему лицу, то, глядишь, от него ничего не останется…
Все засмеялись - но не словам Игоря, а непроизвольному жесту Наты Ефремовны, которая подняла руку к липу, чтобы снять маску, но ее уже не было. Она растерянно смотрела на ребят и тоже засмеялась. Кинулись искать маску, но не нашли.
- А ее наверное украли,- предположил кто-то.
И Нате Ефремовне стало неприятно от мысли, что ее маску может надеть кто-то другой. Больше она в этих карнавалах не участвовала.
-Вера Дмитриевна,- спросила Ната Ефремовна,- наши маски совсем разбежались, или еще собираются?
- Изредка,- вздохнула Вера Дмитриевна,- Игорек живет теперь в столице, семейная жизнь у него что-то не ладится, но когда приезжает, кое-кто приходит.
Кто же?- поинтересовалась Ната Ефремовна.
- Сережа Мосолов, Гена Фронин, Эля…
- Эля?- удивилась Ната Ефремовна.- Я давно ее не видела, с тех пор, как в последний раз мы у вас собирались. Она тогда уже беременная, помнится, была... Кто же у нее родился?
- Не знаю,- поморщилась Вера Дмитриевна,- кажется, мальчик.
Варава молчал, старательно вырезая дырки в куске картона.
Дотом вдруг сказал:
Вспомнил!- Вера Дмитриевна вздрогнула и испуганно взглянула на него,- Игорь почему-то маску смерти называл маской любви.
- А,- махнула рукой Вера Дмитриевна,- фантазер, мечтатель, все выдумывает что-то…
Помолчали. Ната Ефремовна все также смотрела в окно, за которым кружились желтеющие листья деревьев. Она сказала:
- Кончилось лето. Пора приниматься за работу. И в этом - жизнь? Скучно!
- Вам, Наточка, скучно оттого, что у вас нет семейных npоблем,- вздохнула Вера Дмитриевна,- а нам грустно, потому что у нас их с избытком.
- Хотите?- протянул Варава наполовину сделанную страшную маску.
-Ах, бросьте, мерзость какая,- обвернулась Ната -Ефремовна.
- Ну тогда еще кому-нибудь пригодится,- сказал он, внимательно разглядывая свою работу. Чем дольше он смотрел на маску, тем умильнее становилось его лицо.- Давайте-ка, дамы, поговорим о вещах серьезных,- предложил Варава, насмотревшись на то, что он сделал с куском картона.-Грядет год учебный, и нам предстоит как следует подготовиться, чтобы быть, так сказать, вовсеоружии. Заглянем в журналы. Вы приготовили, Вера Дмитриевна?
- Шутите, Павел Иванович?- воскликнула она,- какие журналы, очнитесь, еще август на дворе. Но списки учащихся готовы.
-Хорошо, списки. Какая разница? С кого начнем?
- Давайте, с моих оболтусов,- вздохнула Ната Ефремовна. - У меня человек пять тянуть надо, как - много, Павел Иванович?
-А я посмотрю, скольких мне брать, может, там один лишь стоящий...
-Павел Иванович, не ломайте комедию,- усмехнулась Вера Дмитриевна,- сами же и выбирали кандидатуры. Ну вот... Буланов из класса Наты Ефремовны. Лето к вам ходил в шестом классе – условно переведен в седьмой. Ну ясно же – предел. Вы с родителями Буланова разговаривали, Ната Ефремовна?
- Да, конечно. Но договориться так и не удалось. Артисты, то и дело на гастроли выезжают. Бабушка этих вопросов, конечно, не решает.
- Артисты...- задумчиво произнес Варава.- Я говорил с матерью. Вернее, она ко мне приходила. Заносчивая женщина.
-Со званием?- встрепенулась Вера Дмитриевна.
-Да,- подтвердила Ната Ефремовна,- заслуженная.
- Такая молодая! - воскликнула Вера Дмитриевна.- Растут же люди. Вот у кого учиться надо.
- Бросьте завидовать этим залетным. Приехали к нам культурный уровень в городе поднимать. Театр якобы на ноги ставить,- язвительно возразил Варава.- Столичные люди, временные. Потому и заносятся. Карман набьют нашими деньгами - и поминай как звали.
- Ну ясно,- сказала Ната Ефремовна.- Буланова вы будете тянуть.
- Разумеется,- широко и насмешливо улыбнулся Варава»
- Тогда я не буду откладывать разговор с родителями и при первом же случае скажу матери…
- Уж сделайте одолжение, - снова насмешливо протянул Павел Иванович,- а то ведь я вам отчет в будущем учебном году об успеваемости испорчу. Не возьму его восьмой класс.
- А это - как вам угодно,- сухо отозвалась Ната Ефремовна.
-«Хватит, хватит!- прервала спор Вера Дмитриевна.- Мне пора, оставляю вам списки и ухожу. Сегодня приезжают молодые. Нужно приготовить им поесть. А то мои столичные люди останутся на сухом пайке до утра - сношенька-то и за кастрюлю взяться не умеет, послал вот бог родственницу.
- Неужели Игорь не воспитал?- спросил Павел Иванович. -Он так умеет повлиять, что и кошка блины печь научится. Ауж что касается женщин...
-Бьемся, бьемся, Павел Иванович, но пока безуспешно.
-Видно, сказывается белая кость - на такую вершину
забрался ваш Игорек, что и не разглядишь...- вздохнул Павел Иванович.
- Какая там белая! - воскликнула Вера Дмитриевна,- они бравируют по-моему, тем, что вышли из серой деревни. Однажды Виктория так и сказала: «Из холопов мы, из тех самых». Представляете?
- Может, издевается?- предположила Ната Ефремовна,- эти избалованные девочки и мальчики…
- Золотая молодежь,- вставил Варава»
- Не признают ничего святого, с ними вообще невозможно разговаривать, если ты не их круга,- покачала головой Вера Дмитриевна, -даже не соображу на их счет ничего определенного. Конечно, квартира в высотке, но родственников никого не видела. Что за люди? И как мог Игорь так рисковать?
- Но он-то уже должен знать!- воскликнул Варавва.- Неужели Виктория и ему ничего не говорит?
- Говорит. Но, по-моему, анекдоты рассказывает. Например, о том, что эта самая ее бабка - академик! Подумайте только... А где тогда ее персональная машина, дача, ну и все, что к этому званию полагается? А квартира - да квартиру сейчас любую можно достать, будь половчее ... В общем, не знаю, кого выбрал Игорь. Да, и представьте, они собираются сделать меня бабушкой!
       - Ну да! - засмеялся Варава,- бабушкой внучки холопки?
-Вот не слышал вас сейчас Игорь!- воскликнула Вера Дмитриевна»- Он бы, знаете, что сделал? Он бы перестал с вами разговаривать. Ладно,- махнула она рукой,- ухожу.


2


После ее ухода Павел Иванович и Ната Ефремовна занялась списками учащихся, которые не успевали по математике и которым требовался репетитор. Этим делом уже много лет занимался Варава. Он, как и Вера Дмитриевна, родился в этом городе.
Здесь же рождались, жили и умирали его предки. В доме тетки , жившей в старой части города, рядом с кладбищем и самой большой и знаменитой своей архитектурой церковью, сохранилось множество старинных и просто старых вещей. Среди них - сонник, витражи в толстых, словно дверцы сейфа, дверях из настоящего цельного дерева, а не прессованных опилок, как в новой квартире у Павла Ивановича. Картины неизвестных художников, фарфоровые блюда, поломанные детские игрушки. Казалось, что тетка живет совсем в ином мире.
Когда он переступал порог ее дома - будто срабатывала машина времени и переносила его в прошлый век. Варавы называли этот дом родовым. С ним связывали множество историй, ставших легендами в их семье. Рассказывали о совершенно необыкновенной любви прабабки и прадеда Павла Ивановича, которые венчались тайно, против воли родителей. Прабабка была дворянкой, а прадед мелким чиновником. Потом он спился, сошел с ума и умер в больнице - так гласила одна из легенд. Другая говорила, что он был купцом и опростил всю семью Варавы, заставлял жену заниматься счетами и выгонял из дома бродячих артистов к художников, которых она любила принимать и слушать.
Тетка Павла Ивановича когда-то давным-давно попросила одного из своих постояльцев - художника, вырезать на деревянной доске имя известного в их краях в прошлом веке артиста, который будто бы бывал в этом доме. Художник выполнил просьбу, и доска с тех пор так е висела на наружной стене дама и сюда даже иногда приводили экскурсии, чем тетка очень гордилась. Она и себя считала натурой артистической. Расхаживала по дому в китайском халате, до глубокой старости накручивала волосы на мелкие бигуди, не так давно заменив ими привычные папильотки. Старинный сонник всегда лежал у нее на письменном столе, зеленое сукно обивки которого было заляпано чернилами с незапамятных времен. У нее никогда не было друзей и даже приятелей, соседей она чуралась, но зато к родственникам питала глубокую привязанность.
В юности Павел Иванович долго жил у нее после смерти родителей. И тетка многие из своих привычек передала племяннику. Например, тщательно и красиво одеваться. «Лучше не доесть, чем выйти плохо детым»,- любила повторять она. И действительно, питалась кое-как, а Павлик предпочитал скромно обедать в студенческой столовке. «Набивать брюхо - удел
плебеев, никогда не занимайся этим! Ведь ты - белая кость!» -часто говаривала она ему. Из худенького белобрысого болезненного мальчика Павлик вырос в стройного бледнолицого юношу, имел умеренный размер обуви и длинные нервные пальцы на руках. "Порода!" – шептала тетка, восторженно наблюдая, как он шагает при по их старой кривой улице, словно журавль, перешагивая лужи.
Еще мальчишкой бегая во Дворец пионеров, Павел увлекся сценой. Там же - в кружке "умелые руки", его научили мастерить кукол и маски, театральные костюмы. И всю жизнь он участвовал в художественной самодеятельности. Очень любил играть вельмож, Павел Иванович всегда мечтал о роли Каренина или Стивы. Играл, не жалея свободного времени на репетиции и изготовление костюмов. Даже когда женился , не изменил театральной привязанности. Семью свою он обожал. Никогда в его доме не случалось сцен, ругани, никогда он не повышал голос ни на сына, ни на жену. И они боготворили его, подчиняясь во всем и стараясь угодить даже в мелочах.
Коллеги уважали Павла Ивановича, зная как хорошего математика и человека, увлеченного театром. Особое расположение питали к нему женщины, но дальше приятельских отношений с ними он не заходил. По очень глубокому убеждению, что человек высокого происхождения, несущий в себе семейные традиции, не должен опускаться до адюльтера. Поэтому Варава имел в городе безупречную репутацию, с ним считались. Правда, время от времени кто-нибудь, узнав, что в школу он пришел с преподавательской работы из пединститута, спрашивал: "Почему?" И кто-нибудь вспоминал, что была там
какая-то история, но подробностей не помнили .
Павел Иванович являлся наследником. Всю жизнь - с раннего детства - он знал, что теткин дом - огромный, крепкий и загадочный- будет принадлежать послед ее смерти ему. И она постоянно напоминала об этом племяннику. Сейчас, когда он был уже пожилым человеком, не нуждался в жилье, имея собственную благоустроенную квартиру, ему не меньшее удовольствие доставляло слушать теткины напутствия на обладание ее сокровищем в теперь уже недалеком будущем. Мысль о наследстве всю жизнь согревала , бодрила, вселяла уверенность. Тем более, что родовой дом сейчас оказался в самом центре города, в престижном районе, рядом с огромным старым парком, и цена его сильно подскочила.
К тому же рядом с домом имелся большой сад, а сносу, по генплану, домне подлежал. И теперь уже Павел Иванович постоянно напоминал своему сыну Славику о наследстве, которое их ожидает, и часто рассказывал легенды, родившиеся давным-давно в доме. Именно этот дом с его сказками оформили характер Павла Ивановича, вселили в него чувство превосходства над окружающими, на которых в душе он всегда смотрел свысока. Мир его замкнулся на старом доме и нескольких людях, в число которых неожиданно вошла Вера Дмитриевна Никишина.
Вот как это случилось. Когда он пришел работать в школу, именно она сразу же обратила на него особое внимание. Но никогда не быть бы этой рыжеволосой худой женщине в его приятельницах, если бы не случай. А он неожиданно свел их неподалеку от теткиного дома, и тут они выяснили, что по предкам - соседи! Оказалось, здесь, в одном из почти завалившихся теперь домов, еще заселенном различными жильцами, когда-то жили родственники Веры Дмитриевны по матери.
-А вы знаете,- говорила она, загадочно улыбаясь,- моя бабушка так и умерла здесь, в своем доме. Правда, в нем ей принадлежала после уплотнения всего лишь маленькая комнатушка, но она осталась верна своей фамилии. Конечно, неловко об этом говорить, но я как представлю ее - хозяйку этих многочисленных комнат, прислуги, борзых собак, лошадей… Дух захватывает. Что за жизнь была у моих предков!
- Моей семье повезло,- сказал Варава,- наш дом полностью остался за нами. Правда, еще до войны его пришлось перекупить, но зато теперь мы – владельцы.
- Да что вы!- воскликнула Вера Дмитриевна и попросила показать ей дом.
Так состоялось их знакомство. Сын Веры Дмитриевны стал часто бывать у Варавы, подружившись с его Славиком - они были одногодки и учились в параллельных классах. И это нравилось Павлу Ивановичу. Зная, в какой кампании сын, он был спокоен за него. Вере Дмитриевне тоже по душе пришлась дружба мальчиков. Хотя те отношения, которые поддерживались ребятами, едва ли можно было назвать дружбой: не видясь месяцами в летнее время, они почти не вспоминали друг о друге. Однако, встретившись вновь, моментально находили общие темы и устраивали веселые вечеринки. Приходили девочки, но ими Павел Иванович мало интересовался, зная, как переменчивы увлечения молодости. В самом деле, девочки менялись, лишь две-три уже примелькались, а среди них – Эля. Высокая, худенькая, с копной жестких вьющихся темных волос на голове. "Красиваяя»,- отметил про себя Варава и стал попристальнее наблюдать за нею, когда она приходила в их дом. Скоро понял, что Эля - подружка Игоря, и успокоился. Правда, однажды, заметив, что отношения Эли и Игоря стали совсем близкими, Павел Иванович поинтересовался у Славика:
- Кто она?
-Танцует,- неопределенно махнул рукой сын.
- Я надеюсь, ты не приведешь к нам в один прекрасный момент родственницу с улицы?- спросил Варава.
Но Славик не стал разговаривать на эту тему. Павел Иванович не удержался и предупредил Веру Дмитриевну. Но та рассмеялась:
- Вы думаете, я ничего не вижу? Хороша бы была! Какая еще Эля! Бог с вами, Павел Иванович. Мальчику уже семнадцать , если сдерживать у него естественные эмоции, то неизвестно, каким беком это выйдет. Пусть пока развлекается. Игорь умный мальчик и понимает, что мы - люди бедные, нам нужна хорошая партия.
- Так уж и бедные,- засмеялся Павел Иванович.
-Не считаете же вы моего «Жигуленка» и маленькую двухкомнатную квартиру богатством. Смешно, но ведь все это есть сегодня у любого. Нет, Игорю свое счастье еще искать и искать. Может быть, и не здесь…
- А я своего никуда не отпущу. Пусть дома остается. Родители должны рядом с детьми жить, а дети - с родителями. Не дело родню по белому свету разгонять.
- Ну-у,- протянула Вера Дмитриевна,- вы- наследники, куда вам от своего добра бежать? Вам надо быстрее внукам обзаводиться, чтобы уж накрепко свое наследства привязать. А та ведь не успеешь оглянуться, как - хвать и утащили. Крепче держать свое нужно. Тут я вас понимаю. Но у меня другие дела, - при последних словах лицо Веры Дмитриевны стало решительными сосредоточенным.


3


Дружба Игоря и Эли затянулась. Закончив школу они не расстались. Вера Дмитриевна считала, что из-за этой неразумной любви на ее мальчика напала апатия и он не стал поступать в вуз, хотя Варавва хорошо его подготовил, а собрался в армию.
Редкий прохожий не оглядывался на эту пару – до того хороши были молодые люди. Они не уступали друг другу в красоте. Игорь, такой же стройный, как и Эля, отлично одевался на мамины деньги, умело водил машину, прекрасно танцевал, красива ел. Оба совершенно спокойно и даже как-то равнодушно смотрели на окружающих, а друг другу загадочно улыбались. И все понимали - у этой пары все в порядке, им никто не нужен, они нашли друг друга. Приятели тянулись к ним, каждому хотелось видеть влюбленных и пить, пить из этого волшебного колодца любви.
В последний раз кампания собралась на свай карнавал у Игоря перед проводами era в армию. В то время с ними дружила Ната Ефремовна. Она тоже пришла, посидела за столом. Присмотревшись к Эллиной фигуре, заметила значительные перемены. Однако ни о чем не спросила, ушла раньше всех. По дороге домой думала: «С ума сошла девчонка, без мужа рожать - это же безумие! Такая красавица… А , впрочем, кто знает, может, и правильно сделала. У меня вот ни мужа, ни детей. Разве лучше?»
После этой встречи кампания распалась и больше не собиралась. Вскоре Игорь отправился на службу в армию, и о них с Элей забыли. И вот теперь Вера Дмитриевна говорит, что ребята вновь собираются и упомянула об Эле.
«Странно,- думал Варава, оставшись в учительской вдвоем с Натой Ефремовной,- значит, не обиделась? Одна растит сына, говорят, на Игоря
 очень похож. А Вера Дмитриевна будто и не знает, да еще принимает ее у себя. Тайком от снохи, значит. Ну молодцы… Только не понятно, почему ? Что-то за этим кроется. Хитрит Вера Дмитриевна. Но зачем?
- Итак, сколько же набежало? – спросил он у Наты Ефремовны, выпрямляя спину и теребя листок бумаги со списками фамилий учеников своими нервными длинными пальцами.
- Изо всех классов после пятого - тридцать человек.
- Ну и ладно. На первое полугодие хватит, а то надорвемся.
Через полчаса ушли и они из учительской. Все-таки по привычке Варава подсчитывал на ходу предполагаемую от репетиторских занятий выручку. Ставки за них росли неимоверно быстро. В неделю он встречался с двоечником три раза. И с каждым годом при этом становился все брезгливее. Родителям приходилось подолгу упрашивать Вараву подтянуть их сынка или дочку, он соглашался, чем вызывал море благодарности и признательности. Были еще ребята, которых он готовил к поступлению в вуз. К этим он относился ласковее, некоторых даже тянул бесплатно, укрепляя свою репутацию знающего математика. Эти поступали на самые труднопроходимые факультеты их политехнического института. За Варавой давно и прочно укрепилась слава замечательного репетитора.
Он занимался этим много лет, и никто никогда не поинтересовался его заработками на стороне. Павел Иванович старательно следил за тем, чтобы
репетиторский приработок не падал . Вот и сегодня он старательно подсчитал предполагаемую сумму, которую должен выручить за предстоящие полгода. Получилась весьма круглая цифра.
Павел Иванович удивлялся тому, как бездарно большинство людей тратит свое время. Когда он пришел работать в эту школу, она числилась в разряде самых обычных, ее никогда не упоминали в отчетах и докладах, преподаватели изнемогали от непосильных нагрузок. Правда, здесь почти не оставляли на второй год, тащили всех, многих - с неимоверными усилиями, отдавая часы до занятий и по вечерам. Видя его изумление происходящим, директор Елена Никифоровна Игнатенко вздохнула:
- К сожалению, приходится выполнять воловью работу, но зато у нас самый высокий процент поступления ребят в вузы.
  Вараве показался смешным ее напыщенный, какой-то газетный слог. Он спросил:
- И в нашем политехническом - тоже есть?
- Да, но немного. С математиками у нас, к сожалению, туго. И в олимпиадах слабо участвуем. Никогда не побеждали. Нас ругают.
- Ну это мы поправим,- пообещал Павел Иванович снисходительно, и Елена Никифорова с благодарностью взглянула на него. Игнатенко была рада заполучить преподавателя, о профессиональной славе которого уже давно знала.
С приходом в школу Варавы постепенно все здесь стало меняться. Скоро сюда начали приводить детей родители из других микрорайонов, прослышав о том, что здесь с первого класса готовят ребят в вузы. Вместе с тем "старые" ученики покидали школу, переводились в соседние. Так продолжалось и по сей день. У Варавы появилось множество врагов. Ученики, пострадавшие от его непомерных требований, даже много лет спустя, будучи уже взрослыми, встречаясь, отворачивались от него. Но не меньше имел Павел Иванович и преданных людей, глубоко уважающих его , благодарных за полученные знания. Впрочем, его мало волновали и те, и другие. Варава не дружил и открыто не враждовал ни с кем. По-прежнему жил в тесном семейном кругу, волновался и переживал лишь тогда, когда болели жена или сын. С годами чужие дети все больше раздражали его, а неуспевающие ученики, с которыми было особенно трудно, вызывали в нем брезгливость. Откровенно слабых он вовсе не брался репетировать, даже за большие деньги. А вот Ната Ефремовна была неразборчива, хваталась за всяких, лишь бы набить карман. Наверное, потому, что ей это было пока в новинку - нажива здесь сама плыла в руки. A Павел Иванович и Вера Дмитриевна всего насмотрелись и дело свое знали, выбирая только крупную добычу. Благо ,теперь такой в школе хватало. Практически репетировали все учителя, но конечно самый большой приработок был у математиков, физиков, химиков. Из гуманитариев лучше в материальном смысле выглядела только Ната Ефремовна с ее английским.


4


Этот учебный год Павел Иванович встречал, как всегда, спокойно, если не сказать равнодушно, уже зная наперед, что и как будет. Что могло быть нового, неожиданного, когда он сам программировал события? Если бы он заранее узнал, что его ожидает в наступающем учебном году, то просто не поверил бы.
Первое сентября было, как обычно, суматошным и веселым. После несколько дней не проходило ощущение праздника. Школу завалили цветами, хотя учителя предупреждали детей: не приносите большие букеты. Но переполненные чувством новизны и торжественности родители и их дети несли целые охапки ромашек, гладиолусов, георгин, астр, ирисов, декоративной травки. Ната Ефремовна встречала своих приветливо, но сдержанно, зная: если с первого дня не поставить на место, потом не сладишь. Удивилась, увидев Костю Буланова со знаменитыми родителями - в прошлый раз его провожала бабушка. По движению, которое сделала его мать, Ната Ефремовна поняла, что та хочет поговорить , но сегодня она решила уклониться, от беседы. Лишь дежурно улыбнувшись, подумала:"Еще успеем." А когда родители отступили, пропустив вперед сына и помахав ему на прощанье, Ната Ефремовна долго смотрела на них в окно.
Ничего особенного не нашла она в этой маленькой щуплой женщине, просто причесанной, просто одетой. Но вот ее муж действительно был видный мужчина - с густой шевелюрой, в отличной спортивной форме - хоть сейчас на корт. "Что он нашел в этой гусыне?»- удивленно думала Ната Ефремовна,- а какие мешки у нее под глазами -кажется, на ходу упадет..."
Костя стоял в окружении ребят и что-то оживленно им рассказывал. Вот и его популярности среди них она удивлялась. Такой же щуплый и болезненный на вид, как мать, не дерется, не ругается, не кричит по-разбойничьи, а даже классные хулиганы его не трогают, напротив, рядом с ним становятся тихими и послушными, как телята. Ната Ефремовна знала, чем он их берет – своей болтовней. Костю ребята всегда слушали, открыв рот. Она не раз по этому поводу замечала ему:" Меньше разговаривай, больше учи и задачки решай. Только сказки на уме. Останешься ты с этими сказками у меня на второй год!"
Костя испуганно замирал. Он очень боялся стать второгодником, потому что тогда придется лишний год ждать желанного поступления в музыкальное училище, о котором он мечтал, в которое стремился всей душой ,а со скрипкой почти не расставался. И еще ему очень не хотелось расстраивать родителей своими двойками, их он часто скрывал, прятал дневник, рвал и выбрасывал тетради с контрольными работами. Костя не просто любил, он боготворил своих родителей. А кроме того жалел их, потому что жилось им очень трудно. Сколько помнил себя, они всегда работали - и в театре, и дома. Мальчик привык, что часто о нем забывали в разгар какой-нибудь репетиции или горячего спора. Но ему всегда интересно было слушать отца и мать, смотреть, как они на глазах в одну минуту могли стать персонажами любой сказки. Костя, увлекаемый их игрой, хлопал в ладоши и громко смеялся. И тогда они, опомнившись, тоже хохотали, подбрасывая его до го толка, кружа по комнате. Его мать, маленькая и худенькая, словно девочка, становилась строгой и очень серьезной, когда приходила в театр. Костя видел, что ее все здесь слушают с уважением, а некоторые, чтобы добиться ее расположения, пытались заигрывать с Костей. Но она этого не любила и не позволяла и редко брала его в театр. Он часто спрашивал ее на репетициях:
- Когда мы пойдем домой?
- Мы дома,- отвечала она ласково.- Привыкай, Котик.
Сначала у них не было квартиры, и они жили в тесном актерском общежитии. В прошлом году зимой им дали просторную квартиру в новом доме в самом центре города. Косте пришлось перевестись в другую школу. Мальчик часто болел иногда пропускал половину, а то и всю четверть. Чтобы наверстать упущенное по программе, он вечерами просиживал над учебниками, ему помогала мать. Возвращаясь из театра уставшая, принимала быстро душ, накидывала теплый халат с капюшоном и присаживалась к Косте. Вдвоем они все делали быстрее, и довольный ,он скоро отправлялся спать, а она еще долго не ложилась. В такие дни мать особенно нервничала, отец много курил. Они очень боялись за Костю : врачи запрещали ему какие бы то ни было перегрузки.
А он каждую свободную минуту старался играть на скрипке и еще сочинял музыку! Его приходилось силой выпроваживать на улицу.
- Ну почему нам так не везет!- вздыхала мать, лежа в постели поздно ночью, когда Костя и бабушка уже спали. -Откуда взялась эта напасть? Был же здоровый мальчик...
- Наоборот, везет,- успокаивал ее отец,- талантливый пацпан. Радоваться надо. А болезнь пройдет, да и не болезнь это вовсе, а возрастное.
-Послушай, Иван, но ведь не бросать же ему музыку? А может, бросить? Здоровье дороже. Не будет здоровья, не будет и музыки. -Не паникуй. Еще и Котьку испугаем. Пусть играет. Ему, может, так лучше. Тянуть надо парня, а не паниковать.
- Да как, как тянуть?
- Так, как и тянем.
- Лишь бы ничего не случилось…
- А что случится-то?
-Знаешь, у меня нехорошие предчувствия. Кажется, у него в школе не ладится. В старой к нему лучше относились, а здесь не понимают. Ты видел, сколько он нахватал двоек по математике?
-Сколько? Исправит, ведь год только начался.
- Я даже боюсь точно узнавать, но, кажется, пять или даже шесть.
-Ты шутишь? Такого не может быть, это только круглым
болванам столько выдают в начале четверти. Но ведь вы каждый iвечер занимаетесь, значит, на тройку он знает ?
-Вот поэтому я и тревожусь. Что-то здесь не так.
Отец встревожено смотрит в потолок. Теперь и ему не до сна. Он встает, открывает новую пачку сигарет.
- Так что же ты молчала до сих пор? Надо в школу идти.Они же нам парня закопают. Идиоты. Что , хотят математика из него сделать? На кой черт она нужна? Тройка нас вполне устроит.
-Но это ты так думаешь, а они рассуждают иначе. У них школа образцово-показательная, как мне объяснили, и требования, соответственно…
-Ладно, разберемся,- сказал отец и снова лег в постель. Но Костик слышал - родители еще долго не спали и шептались.
Нa следующий день мать пришла в школу. Она сидела в кабинете директора, и слушала, как Игнатенко говорит о трудностях в преподавании русского языка и литературы - Буланова понимала, что та заискивает перед ней, однако при малейшей попытки заговорить о беде Костика, Игнатенко уходила в сторону, и мать чувствовала непробиваемую стену. Пока она не понимала, почему. Наконец, вошел Варава. Мать обратила внимание на то, что он избегает смотреть ей в глаза. Решила разжалобить его, заговорила о болезни Кости, о его увлечении музыкой.
-Пусть бросает,- спокойно сказал Павел Иванович.
Мать хотела возразить, но, взглянув на учителя, осеклась. Он смотрел на нее насмешливо и, как ей показалось, слишком внимательно. Ей стало неприятно и отчего-то страшно. Она встала, начала прощаться и очень просительно промямлила:
-Ну пожалуйста, я вас очень прошу, помогите сыну, войдите в наше положение. Ему никак нельзя оставаться на второй год. Бог знает, чем может для него это кончиться.
Павел Иванович молча кивнул и вышел. Буланова растерянно огляделась, Игнатенко молчала. Ей ничего не оставалось, как уйти.
А Варава в этот день встретил Нату Ефремовну и недовольно спросил:
- Что там с Булановым? Вы не предупредили родителей?
- Ну как же? - вспыхнула она, и Павел Иванович понял, что Ната дала маху с этими артистами,- говорила, не один раз, вот и на родительском собрании… Я не виновата, если до них не доходит, что нужно заплатить!
-Считайте его второгодником,- махнул он рукой и прошел мим.
- Ну и подумаешь!- процедила Ната Ефремовна, и на ее красивом лице забегали мелкие морщинки,- отчитаюсь, не в первый раз...
Через неделю Костя получил по контрольной еще одну двойку – седьмую. Он плохо слышал, о чем его спрашивали отец и мать - в ушах гудело. Пошел в комнату, сел в кресле, свернувшись калачиком. Худые руки его с длинными синеватыми пальцами, казалось, несколько раз обвились вокруг колен.
-Господи!- увидев его в таком состоянии воскликнула мать. Она побежала в прихожую, набрала по телефону номер "Скорой". Через час Костю забрали в больницу. Булановы вернулись оттуда поздно ночью. Они все бродили и бродили под окнами палаты, не чувствуя ни осеннего холода, ни промокших ног и озябших лиц. Несколько раз мимо пробегала нянька, неся то медикаменты в корзинке, то ужин в судках. Говорила на ходу:
- Лучше, лучше вашему мальчику, мы их быстро в чувство здесь приводим. Ишь, какие нервные дети пошли нынче, прямо беда. А вы идите домой, чего зря мерзнуть. Еще находитесь. Врачи теперь долго не отпустят.
-Пропал год, для него это такой удар,- говорила мать. Лицо ее совсем сморщилось и посинело.
- Напрасно ты так говоришь,- возразил отец.- Тянуть парня надо.
- Куда?- воскликнула мать,- в могилу загнать? Да я сама его скрипку на щепки пущу!
- Перестань, разве в ней дело? В ней - его спасение. Но со школой надо что-то придумать.
- Да что придумаешь! Я уже снова была там. Не люди - роботы. Знаешь, мне его классная на этот раз с порога заявила: "Нужно брать репетитора!»
-Вон что…
-Представь, очень категорично заявила. Теперь я вспомнила, она и на родительском собрании об этом долго толковала, да я внимания не обратила. Нашему-то зачем репетитор? Лишняя нагрузка. Ему в политехнический не идти, в музыкальной у него одни пятерки» А у них, это, оказывается, система- репетиторство. Удерживают таким образом статус образцово-показательных. А этот Варавва…
- Я убью его! Понимаешь? Встречу ночью и убью!
Мать услышала в голосе мужа такие решительные ноты, что со страхом взглянула ему в лицо и поняла - чего доброго, убьет.
-Успокойся,- взяла она его под руку,- все перемелется. Нам действительно надо как-то выходить их этого положения. Иначе ни у Кости, ни у нас удачи не будет. А она нам нужно, как может, никому другому в этом городе. Не забывай, для чего мы сюда приехали. И пасовать, отступить перед подлецами мы просто не имеем права, не на расправу им нас сюда послали, а для дела. Между прочим,- усмехнулась она,- этот
великий математик еще и артист - играет на самодеятельной сцене.
- Наверное, шулеров все больше,- зло сказал отец.
Окно в палате Костика больше не светилось. «Спят?»- тоскливо подумали оба и медленно побреди к троллейбусной остановке. Дома было пуста - бабушка накануне уехала обратно в столицу. Вместо сна приходила какая-то дурнота. Утром оба встали измученные, желтые.
- Послушай,- вдруг предложил отец,- давай, отправим его к бабушке, в Москву. Там ему привычнее.
- Нет! - решительно сказала мать.- Я много думала этой ночью. Для нас сейчас наступил, может быть, самый тяжелый период в жизни. Нельзя отступать. Парня нужно вытянуть. Бабушке с этим не справиться. Он должен поступить в следующем году в музыкальное училище. Иначе сломается, разленится, растеряет все, что дала ему природа. Я не могу этого допустить. Я сама буду ему помогать, мы выберемся, выберемся. Неужели не найдутся люди, которые поймут, что ему нужно в жизни, и не помогут? Наш мальчик с его ранимой сложной душой попал в волчью яму. Теперь я понимаю это…
- Но тогда мы должны подать в суд на этих лихоимцев.
- Ой, ты смешной человек! У тебя есть доказательства? За что ты будешь судиться? За то, что твоему действительно слабо успевающему по математике сыну ставили двойки?
-Позволь, но репетиторство? Там же это стало доходным делом. Видно, орудует шайка жуликов.
- Докажи. Репетиторство не запрещено, напротив, сейчас весьма поощряется. Мы ничего не добьемся, а прослывем сутягами. Здесь надо действовать умнее, тоньше. Надо, чтобы этот Варава остался ни с чем.
- Но как ты это сделаешь?
- Давай, переведем Костика в другую школу.
- А что это даст? Ведь уже конец третьей четверти.
- Но все-таки, может быть, нас поймут?
Муж слушал жену, и от души у него потихоньку отлегло. Она всегда могла его успокоить, дать ему новые силы даже в очень трудных ситуациях. Они давно были женаты, и он каждый раз, когда в их дом приходила неприятность, открывал в жене новые дорогие для себя черты. Она была сильной женщиной. "Я из простых,- часто шутила она,- у меня здоровая кровь. И сил хватит на все». В самом деле, дорогу в жизни она пробивала себе сама - своими знаниями, своим умом, энергией и талантом. На сцене эта женщина была и робкой, и изумительно красивой, и сумасшедшей, и соблазнительной. А в жизни - деловой и собранной. Товарищи ему нередко говорили: "Живешь с мужиком, не тяжко?" Он их не понимал. И не понимал женщин, которые старались увлечь , пытались обратить его внимание на изъяны в облике жены. Она была ему нужна такой, какая есть. И ни на какую другую он бы ее не променял. Они, странные люди, не понимали, что ему повезло в жизни - встретить такую женщину. Одно только мучило его - слабое здоровье сына. Он часто спрашивал себя и жену донимал этим вопросом: "Почему у них, здоровых людей, в чьем роду не было каких-нибудь серьезных болезней, растет такой слабый мальчик? Может, ему не хватает материнского тепла? Ведь вся энергия жены уходит на ее работу." Тайком от нее Буланов расспрашивал знакомых психиатров. Но они успокаивали его, не находя в состоянии сына каких-то органических изменений. Обещали, что пройдет с переходным возрастом. Он успокаивался, но когда Костя болел, вновь начинал терзаться вопросами. Жена терпеливо выхаживала его, и никто не знал, каких усилий ей это стоило. "Ну как объяснить людям, что у их сына ранимая душа, что он гибнет от грубости и подлости, как упросить их быть с ним добрее, не терзать своей жестокостью?»- печально думал Буланов. Вдруг накатывал страх : а если он не выдержит, его слабый организм сломается под гнетом этой тяжелой машины ? Из-за какого-то жадного до денег подлеца, негодяя мы лишимся нашего сына! Я убью его, убью..." И Буланов чувствовал, как неукротимое, бешенное желание физической расправы над Варавой накатывает на него. Он даже оглядывался по сторонам - не видят ли прохожие этого бешенства?
В больнице Костя стал вялым и сонным, заметно потолстел.
-Что они с ним сделали?- испуганно спрашивал отец.
- Изгоняют стресс,- отвечала мать спокойно. Видимо, ее больше устраивало такое сонливое состояние сына, нежели то, в каком он попал сюда. Так ей было спокойнее.
- Боже мой!- восклицал Буланов,- что приходится ему испытывать. Зачем, зачем? Он, видно, и музыки своей сейчас не слышит.
-Пусть пока не слышит. Этот отдых ему необходим. Зато чувствует внимательное и доброе к себе отношение. И возится с малышами. Умывает их, играет с ними. Музыка добра - самая лучшая. Вот пусть ее и слышит.
-А вдруг он разучится сочинять совсем? - пугался отец.
- Мне нужно сейчас, чтобы он выздоровел,- строго отвечала мать.
- Но ты же сама говорила, что не хочешь, чтобы он терял, то, что ему дала природа...
-Главное, чтобы он жил, это для меня сейчас главное, как ты не понимаешь!- устало говорила она.- Ну а с музыкой... Разберемся как-нибудь.
Отец снова слышал уверенные нотки в ее голосе и успокаивался. Он верил жен. А она вновь побывала в школе. Игнатенко с тревогой всматривалась в ее лицо. На сей раз оно не был растерянным и жалким, как прежде. И директор еще более заискивающе расспрашивала о здоровье мальчика. Мать, еле сдерживая ненависть, отвечала. Наконец, Игнатенко собралась с духом и вкрадчиво сказала:
-Голубушка, вы поймите меня. Варава мне не подчиняется уже очень давно. Я ничего не могу с ним поделать. Он все равно настоит на своем. И если уж он решил оставить вашего мальчика на второй год, то оставит. Никакие жалобы не помогут. А если я вмешаюсь, он напишет на меня заявление по инстанциям, уже не раз так делал» Поэтому мой вам совет : пока он не загубил Костю, забирайте его из нашей школы. Я вам помогу устроить его.
- Хорошо,- сказала мать и вышла из кабинета.
- И ты согласилась?- спросил ее дома Буланов.
- Да, конечно. Это и есть для нас выход. А ты предлагаешь поднять шум, жаловаться?
-Значит, этому подлецу все сойдет с рук.
- Судьба его накажет.
- Это мистика» А действительность…
- Но мы же уже прикидывали с тобой варианты. В том числе, и судебный. Что из этого выйдет - ты сам понимаешь.
- Мы можем пожаловаться в другие инстанции.
- Ах, вот это уже не годится. Я не хочу использовать свое положение.
И потом - если мы обратимся к официальным липам, не миновать официального разбирательства. И тогда всплывет, что Костя действительно не успевал по некоторым предметам. Нам могут устроить проверку, ты себе это представляешь? Как он это вынесет, если поймет, что проверяют его умственные способности? Ведь именно так это и будет выглядеть!
- Боже мой, ты права! - воскликнул Буланов.- Но теперь мне еще больше хочется прибить эту скотину из художественной самодеятельности.
- Он не так прост, как тебе кажется. Он не только скотина, а что-то другое, более опасное. Я устала, очень устала, иногда кажется, что единственный выход - это действительно спрятаться в какую-нибудь черную башню … Но для чего тогда жить? Для чего творить? Как подумаю, что Варава придет на наш спектакль, который мы выстрадали, рожали в муках, в святых муках! А он усядется поудобнее в кресло и еще конфетку жевать будет, спокойно глядя, как страдает и умирает моя честная несчастная Катерина.
- Да, жить не хочется,- пробормотал Буланов.
В школе, куда перевели Костю, как и обещала Игнатенко, без хлопот, и куда привела его мать в начале последней четверти, мальчика встретили приветливо. Он жался к стене, стоял, опустив голову, когда его новая классная руководительница вышла к ним из класса. Мать едва сдерживала слезы жалости и горечи, глядя на несчастного Костю. Она, как маленького, держала его за руку и умоляюще смотрела на учительницу. А та просто пригласила Костю войти, приветливо улыбнулась матери и закрыла перед ней дверь. Буланова постояла в растерянности и нерешительности в коридоре и вдруг поняла, что, наконец, их несчастья кончились. Она не смогла удержать слез и быстро шла по лестнице, почти бежала, чтобы никто не увидел ее слабости, которую бы здесь никто не понял.
Костю перевели в восьмой класс по оценкам, выставленным в новой школе в последней четверти. Он больше не болел, однако как только наступили каникулы, Булановы собрали все свои сбережения и отправили сына на все лето на юг с бабушкой, а сами приступили к напряженной работе над новым спектаклем. В театре их не узнавали - они помолодели, оба похорошели и усиленно занялись спортом. "Жизнь прекрасна!"- восклицал Буланов, возвращаясь с теннисного корта. "Особенно если знаешь, что играешь не только для таких, как Варава,"- добавляла мать.



5


На Павла Ивановича эта история с Булановыми подействовав крайне неприятно, он насторожился : такого в его практике еще не было. Дома теперь часто жаловался на чужаков, которые заполонили город и готовы выжить коренных жителей, старожилов, которые не заслужили такого обращения. Славик, слушая эти жалобы, считал их старческим брюзжанием и как-то шутливо спросил:
- Уж не собираешься ли ты стать почетным гражданином своего города?
Варава неожиданно рассердился.
-Почему бы и нет? По-твоему, лучше, когда звания раздают заезжим выскочкам, гастролерам, которые приезжают сюда за славой и деньгами, а потом - только их и видели? Ты знаешь, скольких людей я обучил? Их даже невозможно сосчитать! Разве это не заслуга перед обществом? Впрочем, я и так - гражданин своего города. Здесь - моя родина, мой родовой дом, а наши предки были не последними людьми, и это счастье, что их потомки еще
не перевелись на своей земле. И ты не забывай, что это - и твой дом, наши корни здесь.
Славик никогда не возражал отцу. Между сыном и родителями в этой семье всегда царило согласие, да и не из-за чего было ссориться: отец любил свое семейство, всякий заработок нес домой. Славик рос в достатке, среди красивых добротных вещей. Мальчишкой часто бегал в гости к тетке в их старый дом, и она ласкала его, называла своим наследником. Славик не помнил, чтобы в их семье случались крупные неприятности, жизнь текла размеренно, и все происходило так, как задумывалось. Когда пришла пора поступать в институт, Славик без труда в него поступил. Также легко заканчивал. И знал, что получит хорошее место - у отца хватит для этого связей. Молодой человек всегда отлично одевался, и благодаря хорошему питанию имел замечательный цвет кожи. Быстро загорал, был стройным и привлекал внимание множества девушек. Однако о женитьбе не думал, потому что среди своих подруг пока не находил для себя подходящей пары. Так ,по крайней мере, считали родители. Они знали всех молодых людей, с которыми имел знакомство их сын, и видели, что за женщинами он не бегает, а напротив, относится к ним довольно прохладно.
-В нашем сыне сказывается порода,- как-то заметил жене Павел Иванович,- его не привлекают эти побрякушки в сатиновых штанах и с железками на шее и на пальцах» Я уверен, он найдет достойную партию. Все-таки порода - великий дар.
- Да уж,- соглашалась жена Павла Ивановича,- вон как Вера Дмитриевна мается со своим Игорем, он меняет женщин, словно перчатки. А ведь, Павлик, и у них в роду были благородные?
- Да брось ты, поверила бредням этой кухаркиной дочки!- возразил брезгливо Варавва.- Там благородством и не пахнет. Ей хотелось бы, вот и выдумала историю с домом и борзыми собаками. В лучшем случае ее прабабка кормила этих борзых... И ее сынок ведет себя соответственно - как плебей. Да он просто дурак! Плодит по свету детей, подбирает неизвестно каких женщин, клюет на их удочку, как безмозглый карась. Погоди, он еще в пух разнесет сбережения своей матушки, хоть и ловка та. Но уж больно жадна до чужого.
За своего сына Варава был спокоен, видя, какой умеренный образ жизни ведет тот. А между тем над семьей Павла Ивановича нависли черные тучи. Хозяин дома не заметил приближение первой, когда она явилась в образе Эли.
Игорь часто посещал семью Варавы со своей подружкой. Приходили и другие ребята. Вначале школьные товарищи, потом приятели из института. И Павел Иванович поощрял жену, которая старалась достойно встретить даже таких непритязательных гостей. В центре внимания всегда была эта влюбленная парочка. Между собой ребята уже давно называли их «лебединая верность». В доме Варавы, как и в доме Веры Дмитриевны, часто устраивались веселые карнавалы, в которых участвовали и родители. Какие только маски не выдумывал для них Павел Иванович. Но успех оставался неизменно у Игоря - обладателя маски смерти или любви, как он ее шутливо называл. И только Эля никогда не надевала маску, все догадывались, почему: она даже на короткое время не хотела расстаться со своим красивым лицом. И это тоже было своеобразием, украшающим карнавальные вечера этой кампании. "Ты - самая прекрасная маска,"- говорил Эле Игорь, склоняясь к ее уху, и те же самые слова тихо и ласково произносил Славик, если ему удавалось уловить минутку, когда Эля была одна. К шепоту Игоря она прислушивалась с удовлетворением, к словам Славика Варавы – внимательно. Ее не испортила даже беременность, и когда они виделись со Славиком в последний раз у Никишиных, перед бегством Игоря - он также тихо и ласково сказал ей, взяв ее за руку: «Ты - самая прекрасная маска». И она с тем же вниманием слушала эти слова, но руку вынула из его руки и хрипловато засмеялась.
И в тот свой последний карнавальный вечер они с Игорем вызывали у всех зависть и восторг своей близостью, которую ничем нельзя было скрыть, которая выпрыгивала наружу их радостью, их удовлетворенностью, их полной принадлежностью друг другу, подаренной, как все были уверены, самой природой. А Славик больше не подходил к Эле, оставался таким же веселым и общительным. Это было несколько лет назад. Все, что произошло потом между Игорем и его подружкой, казалось, навсегда разлучило их, по ветру развеяло их «лебединую верность». Но вдруг Павел Иванович узнал, что они снова встретились в доме у Никишиных, да еще в кампании прежних приятелей. Это изумило его. Но какой удар его ждал в своем доме, когда он, поделившись своим мнением на этот счет с женой и сыном, услышал от Славика:
- Родители, я должен вам объявить: я женюсь! Раз уж все равно зашел разговор об Элеоноре, то вы должны знать: я женюсь на ней!
Варава помолчал, потом, улыбнувшись, спросил:
- Ты приготовил эту шутку для очередного вашего карнавала? Оригинально: кампания точно посмеется…
-Послушайте, теперь можно действительно посмеяться над этим дураком Игорем, да впрочем, мы это уже сделали, собравшись у него. Вы не представляете, какое было лицо у этого трепача! Ведь он снова хотел мучить Элеонору, вел себя, как ее хозяин. С женой у него все кончено, и этот дон Жуан провинциального розлива пожелал переметнуться к Элеоноре. Не тут-то было! Мы уже всем объявили о своей свадьбе.
- О свадьбе? - снова улыбнулся Варава ,и очки его как-то беспомощно блеснули и погасли.- Постой, о чем ты? Как ты мог? Хочешь привести в дом жену с улицы, да еще с чужим ребенком!
- У нее прекрасный здоровый мальчик, я его уже успел полюбить и собираюсь усыновить.
- С ребенком! - всплеснула руками мать.- Чужим! Да еще незаконным...
-Вот!- выдохнул Варава.- Это самое главное. Ты себе не представляешь, что может из этого выйти! Неизвестно, чей это ребенок. Но если и Никишина, то невелика радость - иметь потомство от такого дурака и плебея...
-Все зависит от воспитания,- попробовал возразить Славик.
- Нет!- воскликнул Павел Иванович,- нет и нет. Он быстрыми шагами подошел к окну и прикрыл его. Потом закрыл дверь в комнату.Говорил тихо, хотя и с большим напряжением. - Если в нашу семью войдет эта женщина...
- Очень красивая и умная женщина,- снова вставил Славик.
-Да, я согласен, очень красивая и не глупая, но грешная… то добра не жди. Так было всегда. Сынок, одумайся. Ты подыщешь себе, достойную пару...
- И буду маяться с ней всю жизнь,- быстро проговорил Славик.
-Нет, ты младенец, ты поддался чувству, зову плоти,- продолжал Павел Иванович,- это до добра не доведет. Ты мало что смыслишь в жизни. Такие чувства и поступки, какие испытываешь и хочешь совершить, только разрушают семейные устои. Все нажитое нами рухнет из-за этой женщины, попомни мое слово. Я не хочу, чтобы ты стал моим врагом .Мой единственный любимый сын, умоляю тебя, опомнись! Оставь эту затею. Я же вижу, в ней больше игры в самолюбие, чем серьезного чувства. Это мальчишество. Ну посмотри на нас с мамой. Разве мы плохая пара? Разве мы плохо тебя воспитывали? Разве тебе плохо жилось с нами? А ты хочешь ввести в нашу семью, в наш род, каких-то серых людей, чужого ребенка. И потом - ты уверен, что у нее все кончено с этим шулером? Ведь там не на шутку...
-Представь, давно все кончено, да ничего, по всему видно, и не было. Игра в красивую пару – карнавальную. А у нас будет семья.
Мать молчала, опустив голову. Варава тоже замолчал. Он задумался. Потом ушел в свою комнату и больше не показывался до самого вечера. Славик знал, что отец смирится и не станет мешать ему. В их семье не были приняты душераздирающие сцены, он знал отца как разумного и сильного человека. Тот не захочет скандала, а напротив, постарается все уладить лучшим образом. Сын оказался прав. Наутро Варава вышел и начал с ним разговор, который длился долго. Он поставил ему следующие условия. Первое. Элеонора должна подать в суд на установление отцовства и взыскание алиментов с Никишина. Второе. Жить они останутся в этой квартире, а Павел Иванович с женой переедут в дом к тетке. Она уже совсем слаба, чтобы содержать его в порядке, пора им ,наконец, заняться своим гнездом, там очень много работы. Третье. На свадьбе не должно быть никого из карнавальной кампании Славика. И вообще никого, кто знал историю Элеоноры. Четвертое. Сразу же после свадьбы она должна оставить свою прежнюю работу и побыть некоторое время дома. Другую работу он подыщет ей сам.
- Тогда ей уж лучше заново родиться,--попробовал пошутить Славик, но Варава шутки не принял ,и сын замолчал, покорно выслушивая многочисленные требования отца. Со всеми ему пришлось согласиться. И тучи из дома Варавы поползли к дому Никишиных.

6

А там уже вовсю гремела гроза и носились молнии. Вера Дмитриевна похудела, и шея, которую она тщательно оберегала, стала тощей и дряблой, как у ощипанной курицы.
Ее прическа в виде традиционного «педагогического кукиша» на голове все время сползала набок.
У Игоря не сложилась семейная жизнь. Жена подала на развод. Сколько Вера Дмитриевна ни расспрашивала сына, он ничего толком ей не объяснял. И вообще он так мало бывал дома, что и спрашивать-то было не у кого. Вера Дмитриевна измучилась этим неведением , и одно только утешало ее - что с разводом у Игоря наконец-то состоится размен квартиры жены, и он останется в столице. А там пусть хоть пять раз еще женится! Должно же ему повезти, в конце концов! Вера Дмитриевна растила сына одна, без мужа. От родственников, которые у нее имелись даже в ее городе, она отказалась, и все, что имела, наживала своим трудом, полагаясь только на собственную голову. Дела ее пошли в гору, когда в школу пришел Варавва. В нем Вера Дмитриевна не чаяла души. Втайне она отдавалась мечтам о таком муже или хотя бы возлюбленном. Женщина еще не теряла надежды найти свое счастье. Она надеялась поставить сына на ноги, хорошо пристроить его и жить спокойно.
Тем более, что средства теперь у нее были. Она без устали репетировала отстающих учеников по физике, готовила в вузы. Дело - так, как поставил его в школе Павел Иванович- давало немалый доход. Вера Дмитриевна обставила квартиру, купила машину. Коллеги считали ее богатой женщиной, однако она не расслаблялась и постоянно была начеку. Одиночество сделало ее недоверчивой и предельно осторожной. С некоторых пор стала опасаться собственного сына. Его неудачи пугали. И Вера Дмитриевна все чаще намекала , а в ссорах и прямо заявляла, что рассчитывать ему у нее не на что, пусть устраивается сам. Машину он водил по ее доверенности. Но это были лишь угрозы, которые должны стимулировать в нем стремление быстрее устроиться в жизни, найти твердую опору. Она болезненно любила сына и, понимая, что сама не сможет дать ему все то, что ей хотелось , яростно подталкивала его к нужной цели.
Но, как она считала, он был слишком эмоционален. И влюбился в эту черномазую Элю, да еще оставил ее с ребенком. Ну это не такой уж грех, дети на стороне у мужчины всегда есть. Только зачем же афишировать? Правда, та не в претензии, сама растит своего мальчишку» Но зачем было спешить со вторым ребенком, хотя и от законной жены? Ведь сразу было видно, толку там не будет. Вера Дмитриевна поняла это, как только Игорь привез свою Вику к ней. Маленькая, худая ,бледненькая, с конопушками на носу и на щеках. И ходит в обуви без каблуков. Ни к чему не приучена. Сидит, считает и пишет свои формулы. Как ненормальная! А кому это нужно? Ж уже ведь в летах! На три года старше Игоря. Ей почти тридцать. Конечно, этой ребенок нужен. Да еще от такого красивого мальчика, разумеется. Она столбит свое счастье. Ну а что взамен? Ведь такие красавцы, как ее Игорь, на улице не валяются. Это для нее счастливый билет. Так заплати за него! А выясняется, что платить нечем. Правда, все время разговоры о какой то могущественной бабушке. Никто ее никогда не видел, выходит, мифическая бабушка. Потом Вика сама призналась, что из родных у нее вот только эта бабушка - из деревни когда-то в столицу приехала. Наверное, домработница или дворник. А слух пустили - академик.
Шутники! Разыграли ее парня, обвели вокруг пальца. Ну хотя бы свой угол будет иметь в столице. Как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Соседи, правда, ей завидуют: хорошо сына пристроила. Ох уж люди! Им бы все на чужое зариться!

7



Вике свекровь не понравилась. Не тогда, на свадьбе, а когда она ребенка из роддома принесла. Рожать ей пришлось в этом городе. Дома, без родных, Вика не решилась. Страшно было остаться без помощи опытной женщины с младенцем. Детей Вика не знала. Новорожденных никогда не видела, и сыночка своего даже испугалась, когда в первый раз увидела голенького. Bepa Дмитриевна ее упрекнула за этот испуг, да еще малыша из рук грубо выдернула и сама пеленать начала. А Вика стояла и внимательно наблюдала. Потом забрала мальчика и больше к нему Веру Дмитриевну не подпустила. Та обиделась и разговаривать перестала. Через месяц Вика уехала в Москву.
Игорь удивился, увидев ее в дверях их огромной квартиры. Осторожно принял сверток с малышом, с тревогой спросил:
- Как же вы добирались?
- Вечерней лошадью,- пошутила Вика.
- А все-таки, на чем?
- Да повезло, знакомый один в ваш город заехал, он и подбросил.
- Послушай,- вдруг стукнул Игорь себя по лбу, -я и забыл сказать. Здесь без тебя посылку принесли» Бо-ольшую. Я не открывал.
Вика заглянула в комнату, которую они отвели для малыша еще до того, как она уехала к свекрови, и, увидев большую картонную коробку, засмеялась:
- Это от бабушки. Для ее наследника.
Когда посылку открыли , то сверху увидели листок бумаги на котором кривым почерком было нацарапано: «Наследнику». Вика снова засмеялась:
- Вот видишь, Марфа Игнатьевна вне себя от гордости. Наконец-то в нашем роду появился мужчина. Наследник.
- Чего наследник-то?- поморщился Игорь.
- Как это чего? Рода нашего крестьянского, крепкого. Продолжатель…
- А,- с досадой отмахнулся Игорь,- старая песня про атаманов- разбойников . Давай лучше заглянем, что нашему разбойнику прислали.
- Ты зря не веришь,- возразила Вика, раскрывая короб.- Наш прапрадед действительно ушел в разбойники, потому что барин за недоимки велел свести у него со двора корову, и детишки могли умереть с голоду. А он грабил на большой дороге богатых и раздавал все бедным,- она, |наконец раскрыла короб и из него посыпались яркие игрушки, выпал пакет с детскими вещами.
Игорь внимательно рассматривал подарки. Потом сказал:
- Могла бабушка, правнучка разбойника, прислать что-нибудь и посущественней.
-Да у нас же все есть, что еще-то?- удивилась Вика.
- Ну мало ли. Все-таки тебе полтора года с ребенком сидеть, а я на своих телевизорах мало что заработаю. Тем более здесь, в Москве, страшная конкуренция среди телемастеров..
- Игорь, перестань, а то я обижусь,- сказала Вика,- ты знаешь, я обузой не буду, мы уже говорили на эту тему.
Заплакал ребенок, и она побежала к нему. А Игорь, рассматривая содержимое короба, вдруг обнаружил в нем маленький сверток, перевязанный алой ленточкой. Он взял его и понес Вике.
- Что это?- спросила она»
- Не знаю, там нашел, в посылке.
- Разверни,- попросила Вика, продолжая кормить малыша из бутылочки.
Игорь развязал ленточку, снял бумажную обертку, в которой оказалась бархатная коробочка.
- Вот смотри,- протянул он жене открытий футляр. На алом бархате в лежал перстень с изумрудом.
Вика взглянула и засмеялась:
-Бабушка в своем стиле - старинный обычай дарить дорогие вещи роженице. Чудачка.
- Ты не хочешь примерить?- удивился Игорь. Руки у него дрожали.
- Я не ношу золота, разве ты не заметил?
- Нет,- он все еще держал футляр открытым, не зная, куда его деть. Пробормотал, усмехнувшись,- не все, значит, дедушка бедным раздал…
Мне кажется, нам надо объясниться. Ты меня обманываешь.
- Ты сошел с ума!- захохотала Вика,- какой смысл мне тогда был выходить замуж? Я - свободный человек, делаю, что хочу, И если я вышла за тебя, значит, мне хотелось тебя и никого другого. А с чего ты взял?
- Это не бабушка - и перстень, и квартира, и лимузин, который привез сегодня тебя. Думаешь, я не видел, на какой машине ты приехала? У тебя есть богатый покровитель, так? Я догадался? И скоро ты нас познакомишь? Это ведь теперь так принято - друг дома.
- Прекрасно, - покачала головой Вика и снова улыбнулась, -теперь я действительно замужем. И муж ревнует меня, а свекровь ест поедом - извини, ты не обиделся?
- Я о бабушке. Она не существует, это твоя выдумка. Почему в квартире, которая, как ты утверждаешь, принадлежит ей, нет даже ее фотографии?
-О, она не фотогенична, не любит фотографироваться. Игорь...- Вика встала и положила руки на плечи мужу,- я так по тебе соскучилась. И устала ужасно,. Ты даже не представляешь, до чего измотала меня эта непривычная обстановка: и мой живот, и роддом с его нечеловеческими ужасами, и пеленки… Я счастлива, что у нас есть сынуля, ведь мы его так ждали, помнишь? Но это очень трудно для женщины, привыкшей до тридцати лет иметь дело только с письменным столом и умными машинами, которые все-все знают… Пойдем спать, а?
Игорь уже обнимал ее за талию - так ему было удобнее стоять, чтобы еще и поддерживать жену, которая и в самом деле еле держалась на ногах. Вика прошла в столовую, достала лекарство, выпила сразу две таблетки.
- Ну теперь полегчает,- тряхнула она головой и добавила,- а с бабушкой вы познакомитесь, обязательно, придет время.
- Что это ты выпила?- поинтересовался Игорь.
- Так, от головной боли и вообще - укрепляющее, я ведь не кормлю, мне можно.
Она немного полежала с закрытыми глазами, а через несколько минут заметно оживилась, повеселела. Малыш спал, и Игорь лег рядом с женой. Лаская его, она шептала:
- Какая я счастливая, тебе даже трудно представить. Ведь мне был уготован совсем иной мир - наверное, я так и осталась бы вековухой - так мне предрекала бабушка, когда сердилась на меня. Сама она вышла замуж чуть ли не в пятнадцать лет, а в шестнадцать у нее уже родилась моя мать. А ты знаешь, как звали мою мать? Искрой! Представляешь? Кто бы мог подумать, что дали ей роковое имя. Она пожила на свете чуть больше двадцати лет. Бедная. У нее была трудная, несчастная судьба. Меня не очень-то посвящали, но в общем я кое-что знаю»
- Из-за мужчины?- догадался Игорь.
- Ой, нет! Какой там мужчина. Она была примерной женой и матерью и слишком серьезна, несмотря на молодость. Но не умела быть молодой, и этого ей не простила наша бабушка, которая так жадно любит жизнь и так много в ней успевает. И ты знаешь, даже любить – в ее то годы! Об одном она жалеет - что не родила ну хотя бы пятерых детей. Поэтому мне велит восполнить этот пробел в биографии наших женщин. Мы же крестьянки, наверное, поэтому в нас так велико желание иметь детей. А вкусив запретного плода познания в науках мы не можем справиться с этими двумя задачами. Они пока что для нас непосильны: сочетать чисто женские качества с деловыми. Моя мать именно потому и погибла, что не смогла вынести этого чувства раздвоенности. Бедная Искра…Но, может быть, мне удастся найти оптимальный вариант? Знаешь, мне ужасно понравилось…
- Что?- спросил Игорь, и в его голосе она не услышала мягкости, а напротив, уловила настороженность.
- Рожать, представь себе. Это так прекрасно! Правда, жаль, что малыш совсем не похож на тебя. Мне бы этого очень хотелось, ведь он и ваш наследник. И потом, ты такой красавец! А наш мартышка весь в меня… Наверное он потому и Вере Дмитриевне не понравился.
«Наследник,- усмехнулся про себя Игорь,- слышала бы мать, она пришла бы в ужас. Разве она отдаст кому-нибудь даже ржавую кастрюлю? Машину по доверенности разрешает водить. До сих пор дарственную не оформила. Вот выйдет замуж, и накроется мое наследство». У него испортилось настроение. Игорь хотел что-то сказать Вике, но она уже спала. Он встал, прошел в столону, открыл шкаф и достал коробку с лекарствами. Повертел в руках яркую упаковку, из которой доставала таблетки жена, но ничего не понял из написанного» Лекарство было импортное. Закричал ребенок, и Игорь быстро пошел в спальню, где над детской кроваткой уже хлопотала Вика. Он стоял в дверях и наблюдал за тем, что происходит в комнате. На полу валялись грязные пеленки, на столике стояла бутылочка в подогревателе, торшер был накрыт цветастой шалью Вики. «Боже мой,- тоскливо подумал Игорь,- ну зачем мне все это! С ума можно сойти. Жить в столице, а видеть перед собой каждый день стареющую женщину, слушать этот изнуряющий писк, недосыпать, целыми днями просиживать на скудной службе, ничего и никого больше кроме этих прелестей! А вдруг она и впрямь задумает еще рожать?» От этой мысли у него все похолодело внутри.
Казалось, он все рассчитал, когда приехал в столицу. Нашел себе в жены женщину без родственников, живущую в огромной квартире в престижном доме, в самом центре огромного и прекрасного города, который он уже полюбил, к которому привык и вне которого себя не мыслил. И вот она хочет завязать их отношения в тугой узел, навечно привязать его к себе. Нет, надо что-то делать! Пока не поздно. И на этого ребенка он согласился только потому, что таким образом закреплял за собой право на квартиру. Иначе - зачем ему это нужно? Он обвел взглядом высокие лепные потолки и вздохнул, вспомнив двухкомнатную квартиру матери с крошечной кухней и узкой, как гроб, прихожей, которая казалась жалкой клетушкой по сравнению с этими хоромами.
"Какая все-таки несправедливость!- в который раз уже подумал Игорь.- Ну почему я родился в заштатном городке, а Вика -в этих роскошных комнатах? Почему мне, словно нищему, нужно выпрашивать место здесь, а они его давно получили. За что? Неужели и вправду существует какая-то древняя старуха, хозяйка этих апартаментов? Слава богу, и мне теперь принадлежат здесь метры, причем не малые. Можно и отдельную квартирку при размене подыскать. Только бы ничего не сорвалось»"
Ему захотелось увидеться в Элей, погладить ее смуглую бархатистую кожу на спине, забраться обеими руками в густую черную гриву волос на голове. Она, только она была ему нужна. И сколько бы не было у него женщин, настоящая его жена- она… Обещала ждать. Верила ему. Правда, он еще не знает, как она отнеслась к рождению его ребенка. "Надо съездить домой, встретиться, поговорить...,"- подумал он и пошел спать в гостиную.



8



Все эти годы они встречались. Никто не знал, -где- и вообще кроме матери Игоря никто не догадывался об их встречах. Эле тоже нужен был только Игорь, поэтому она терпеливо ждала, когда в их жизни наступят перемены, которые он ей обещал. Свою женитьбу на женщине из столицы Игорь устроил ради их будущего счастья, как он объяснил. Иногда они расставались надолго, не виделись по полгода и больше. Но встречались всякий раз так, словно не было разлуки. В последнюю их встречу Эля вдруг заговорила о любви.
-Эх, затянула нас эта веревка, того и смотри – удавит.
- Да брось , нервы, что ли, сдают? - пытался он ее успокоить , но она продолжала хмуриться и расстались они не весело.
Через несколько дней после приезда Вики к ним в дом вдруг явилась нянька, и не какая-нибудь, а с дипломом медсестры!
- Сколько же нам это обойдется?- воскликнул Игорь, когда женщина, переделав необходимые дела с малышом, вечером чинно удалилась.
- Да недешево,- ответила Вика. -Но бабушка нам поможет.
- Она что, сестра миллионера?- съязвил Игорь.
-Нельзя быть таким скупым, это в конце концов скучно!
- Ребенка должна воспитывать мать. Ты-то что собираешься делать?
- Мне надо закончить свою работу. В академии меня ждут уже год!
- А я хочу, чтоб за ребенком был добросовестный уход, это может только мать.
Вика смотрела на него, растерянно улыбаясь.
- Уверяю тебя, мои отлучки не будут продолжительными, я управлюсь.
- И кончишь так, как Искра, прости, твоя мать…
- Не надо! - воскликнула Вика,- не пугай меня. Я думаю, мне хватит сил…
- Эти эксперименты не нужны ребенку. Подрастет, тогда пожалуйста, иди в свою академию.
- Но это уже похоже на домострой!- засмеялась Вика и обняла Игоря, но он снял ее руки со своих плеч.
- Хорошо,- сказала она,- я останусь дома. Но нянька все равно будет приходить.
- Не хотелось бы, чтобы в доме были чужие люди…
Нянька больше не приходила. Но Игорь все-таки заставал жену за письменным столом, когда малыш спал. Он ничего не говорил, но делал такое недовольное лицо, что Вика испуганно отодвигала свои чертежи .Она чувствовала : что-то с нею происходит, она меняется у себя на глазах, но ничего не могла с этим поделать. Больше всего пугало ее какое-то тяжелое отупение, от которого Вика уже не могла так ясно и четко мыслит. В голове у нее путалось от усталости и постоянного напряжения. Она чувствовала, что катится в какую-то черную яму , а остановиться не могла и лишь покорно выполняла все требование мужа.
Однако как только он уезжал домой или в командировку, уже через день к ней возвращались силы и она говорила себе: « Нельзя, нельзя превращаться в бессловесное животное, нужно сопротивляться, попытаться снова стать собой. Верни, верни себя себе, Вика!» Но когда наступала ночь, ей становилось невыносимо тоскливо без мужа, она не могла уснуть, несмотря на усталость от непосильной физической работы. Ворочалась с боку на бок, сбрасывала жаркое одеяло, снова и снова вспоминала ласки мужа. В душу к ней прокрадывалась ревность. И так она мучилась до утра. А когда он возвращался, то сразу же приходило ощущение покоя , прямо-таки животное чувство довольства, словно у тигрицы после насщения.
И снова она понимала, что опускается, превращается в какой-то дремлющий безвольный кокон, но поделать с собой ничего не могла. "Это как беспробудное пьянство,"- думала она с горечью. А потом отбрасывала эти мысли, вспоминая, как мучилась со своим одиночеством до замужества, "Теперь я стала женщиной, настоящей женщиной, можно и потерпеть. Вот подрастет мой мартышка, тогда..." Что будет тогда, Вика представляла смутно. Она подозревала: Игорь потребует от нее новых жертв, даже, может быть, - уйти с работы. Но в то же время она понимала : сделает все, что бы он ни приказал.
Из института ей больше не звонили, и она была рада этому, потому что испытывала неловкость перед товарищами, которых подвела. И приятели к ней уже не забегали - их Игорь отвадил от дома. Так постепенно она осталась одна, в своем тесном семейном кругу. Но потерь Вика старалась не замечать: весь мир ей заменил муж.
Она приносила ему жертву за жертвой, но он словно не замечал ее утрат, а становился еще более замкнутым и угрюмым. Его раздражало все . Игорь замучил жену упреками в неряшливости, неумении вести домашнее хозяйство. Она сбивалась с ног, стараясь угодить ему, а он отказывался от обеда, который она с таким старанием готовила. Постоянно напоминал ей о ее возрасте, показывал, как много у нее новых морщин, находил седые волосы, высмеивал ее манеру одеваться. Оставаясь одна, Вика , прижимая к себе малыша и убаюкивая, словно предчувствуя беду, плакала молча и горько. Но тут же и смеялась сквозь слезы, видя, как забавно ее сынишка раскрывает ротик, пытается произносить звуки. Сердце ее замирало от счастья и благодарности к мужу…

9

А Игорь метался, словно загнанный зверь – Эля выходила замуж за Славика Вараву. Такого удара от любимой он не ожидал. Только теперь ему стало понятно, что на самом деле она значила для него. Представляя ее в постели с другим мужчиной, задыхался от мучительной ревности и бешенной злобы. «Ну погоди, вот расскажу твоему родовитому свекру, что ты цыганка, будет тебе свадьба с приданым! Убью ведьму».
Элин секрет выдала приятелю Вараве Вера Дмитриевна. Но он только отмахнулся : «Теперь уж все равно! Хотя, конечно, ужасно…» И насмешливо посмотрел на Никишину. Ей-то предстояло узнать кое-что похуже. Элеонора затевала судебное дело против ее сынка, желая установить отцовство ребенка и взыскать алименты. Но пока что Вера Дмитриевна была в неведении и праздновала победу. Наконец-то удалось избавиться от этой черномазой бестии, у которой за душой ни гроша, а обеспечить она себя не умела да и не очень-то стремилась. Хотя – если учесть, что решила выйти замуж за Славику… Варава очень выгодная партия. И Вера Дмитриевна призадумалась. Значит, губа у нее не дура. Может быть, со временем из нее что-нибудь и вышло, а пока…Ну да ладно. У ее Игорька все впереди. Вот отсудит у жены квартиру, заимеет свой собственный угол в столице, а там… Главное, чтобы здесь не околачивался, да не терлась бы около него эта цыганка. Ничего, повезет еще ее сыну!
Накануне Элиной свадьбы Игорь встретился с ней дома у своей матери. Любимая вошла, воровато повернув ключ в замке. Она не сопротивлялась. И все понеслось, закружилось вокруг. Встали с постели взмокшие, уставшие, словно после тяжелой борьбы. И оба расхохотались, как дети, взглянув друг на друга. Сейчас им было хорошо.
Эх, Никишин,- воскликнула Эля.- был бы ты человеком, то схватил бы меня сейчас и умчал далеко-далеко…
-В табор, что ли?- усмехнулся Игорь.- Другого места для нас пока нет. Эдик Славика папой уже называет?
-А что, задело? Нет, Славиком так и зовет, как привык. А Павла Ивановича – Варавой. Представляешь? Тот к нему, кажется, тянется, маски мастерит. Как нам, помнишь? И он любит в них играть. Но не дай Бог, чтобы он вырос таким же негодяем, как ты. Однако, надеюсь, Славик даст ему хорошее воспитание.
-Я не сомневаюсь. Особенно, если примет участие этот жулик Павел Иванович – наш местный дворянчик. Он еще герб себе не придумал? Сейчас модно…
-Шутки - шуками, а его домик, который он родовым называет, в цене каждый год поднимается. Уж и не знаю, сколько за него сейчас дадут.
-Много, да и в чулке у Варавы припрятано. В школе с детишек три шкуры дерет, негодник! А они, бедные, и по сей день себя, наверное. Недоумками считают. Уж он умеет внушить… Репетитор!
-Если ты будешь так злиться. Я уйду.
-Уходи, мать сейчас вернется.
-Вот так всегда! А там меня хоть гнать не будут, вселяюсь по закону.
-Послушай, ты этим Вараввой не очень увлекайся. Размениваю я московскую квартиру. Развожусь.
-Да ты что? Даже не верится. Неужели решился?
-А что ждать? Наследства не оказалось, бабка-академик – миф. Так зачем еще тянуть эту постылую лямку?
-К чему же мне тогда замуж выходить?- прошептала в смятении Эля.
-Думай сама, тебя никто не неволит.
-Позови – в любую минуту прибегу, сделаю, что скажешь, а ждать больше не буду. Знаю, обманешь. Эх,- мотнула она головой,- вылилась, видно, из меня вся наша цыганская горячая кровь, рыбья осталась, холодная. А нужно бы взять нож и всадить тебе его вот сюда по самую рукоятку! – она приложила кулак к груди Игоря, но он отвел его, рассмеялся.
Уходя, Эля вспомнила о предстоящем суде:
-Не сердись, дорогой, на алименты подаю. Варава велит. Присудят- не присудят, а через суд пройти придется.
-Разве тебе мало тех денег, что я даю для Эдика? Нужно обязательно еще и судиться? Это мне сейчас ни к чему.
-Знаю, не с руки тебе сына признавать. Но Варавве это нужно.
-А ты хотя бы подумала – зачем? Чтобы Эдик не стал наследником. Если Славка его усыновит, ребенок будет иметь все права на их дом, а это им, конечно, не нужно. Поняла теперь?
-Ой ошибаются они, ой просчитаются,- зло прошипела Эля. -А при чем тут Эдик? Я- законная жена.
-Смотри, как бы тебя там не обошли.


10

Вернувшись домой, Игорь совсем перестал разговаривать с женой. Однажды утром, войдя в спальню, сообщил:
-Я не могу больше с тобой жить. Давай разводиться.
Вика внимательно посмотрела на мужа и кивнула. Он удивился тому, что она ничего не сказала и тоже промолчал. Потом оделся и вышел, решив, что до суда не вернется.
После его ухода Вика наклонилась над спящим малышом и заплакала. Ее слезы капали ему на лицо, и он заворочался. Вика испугалась, что разбудит сына, схватила пеленку и вытерла глаза, но слезы все катились по щекам. Она вышла в гостиную, открыла шкаф, вынула из маленькой лакированной коробочки лекарство, взяла из упаковки одну таблетку, вторую, потом лихорадочно стала вынимать остальные. Серебристая упаковка не поддавалась, и Вика расцарапала пальцы. Нагнувшись к другому ящику за ножницами, она вдруг услышала шаги в прихожей и замерла, подумав, что вернулся Игорь.
В гостиную вошла хозяйка квартиры. Она внимательно смотрела на Вику, приближалась к ней, глубоко опустив руки в карманы широкого серебристого плаща. Жесткий воротник свитера подпирал ее подбородок, глаза тревожно заглядывали за спину Вики, где на столе лежала знакомая ей упаковка.
- Значит, сама судьба толкнула меня в эту дверь именно сегодня,- вздохнула она и крепко зажмурила глаза.- Да, этого хватит, чтобы уснуть навсегда,- по щекам ее катились слезы. Она смахнула их и положила лекарство в карман.- Я тебя убью, лучше я тебя убью, чем еще раз переживу этот кошмар!
Вика широко раскрытыми глазами смотрела на бабушку. Вдруг закричал ребенок, и обе вздрогнули, Вика бросилась в комнату, бабушка пошла за ней. Она стояла в дверях, издали рассматривая мальчика и еле удерживалась, чтобы не разрыдаться, хотя в последний раз, как ей казалось, она плакала на похоронах Искры, и с тех пор разучилась плакать. Но тут сердце ее не выдержало, слишком велик был испуг. Она не хотела, чтобы голос ее дрожал и поэтому стояла молча. Потом хрипловато сказала:
- Собирайся, мы уезжаем. Не спеши, одевай малыша.
- Куда?- спросила покорно Вика,
- На дачу, милая! Оглянись, лето подоспело. Там уже все
 готово. Весной мои ребята отдыха не знали, перестраивали дом к нашему приезду. Наследнику воздух нужен. Пусть богатырем растет, кому же я это все оставлю? Тебе, что ли, слабачке! Эх, нет у меня в доме вожжей, как у моего батюшки, а то бы я тебя так отходила... Да не лезь ты ко мне, бесстыдница, оттолкнула она пытающуюся обнять ее Вику,- дай отмыться от этих международных рейсов, мало ли там инфекции всякой летает…
А нам сейчас чистота нужна, правда?- подмигнула она правнуку. Потом строго спросила:
- Ты зачем Елену Федоровну прогнала? Она мне нажаловалась.
- Да Игорь хотел, чтобы я сама…
-…в петлю залезла?- Марфа Игнатьевна резко повернулась и вышла в гостиную, крикнув кому-то, стоящему за дверью:
-Сеня, вели подавать наших вороных, выезжаем!
Вошли двое незнакомых мужчин и вынесли приготовленные Викой вещи. Она не удивилась, поскольку привыкла, что бабушка всегда ходит в сопровождении и даже дома у них остаются люди если она живет какое-то время в этой квартире, хотя такое случалось очень редко. Вика стояла посредине спальни, где уже было все убрано, словно и не жили они тут с Игорем, словно не проводила она в слезах здесь свои одинокие вечера, не валилась на эту старинную кровать, изнемогая от усталости .
- Знаешь,- медленно проговорила она,- а я словно в яме
побывала, в глубокой-глубокой. Как хорошо, что все кончилось.
-Все только начинается,- сказала Марфа Игнатьевна,- и не надейся, что будет легко. По себе знаю. Но молодец, что жива осталась. Дотерпела. Если бы вот так и Искра ! Терпение, друг мой, великое дело..»
Марфа Игнатьевна осталась дома. С Викой на дачу поехала Елена Федоровна, которая уже ждала в машине. Ей Марфа Игнатьевна шепнула на прощанье:
-Ну, друг мой, Аленушка, береги мне девицу ты эту, береги, Богом прошу, глаз на спускай. Эх, кабы вот так к Искре-то поспеть тогда! Трудно мне будет , но вырвусь к вам на денек-другой обязательно. А то возьму и на пенсию подамся!
- Да кто же вас отпустит, Mapфa Игнатьевна?- ласково проговорила Елена Федоровна.
Марфа Игнатьевна махнула рукой шоферу, и когда машина тронулась, вернулась в квартиру, приговаривая: «Ишь, как девку извел, вражина. Ну уж я тебе задам, паскудник ты эдакий!»
Они встретились вечером того же дня. Решив поначалу пожить у матери или у кого-нибудь из столичных приятелей до развода, к вечеру Игорь вдруг принял иное решение. Рассудив, что он имеет такое же право на проживание в квартире жены, как и она, понял, что должен охранять это право ежедневно. Вика обязана по закону отделить ему комнату, в которой он и будет проживать независимо, от нее. «Какой же я дурак!»- хлопнул он себя по лбу. И после работы поспешил домой. Но как же изумился, когда вахтер, отлично знавший о его постоянном проживании здесь, вдруг задержал. Игорь вспылил, попробовал возражать и даже прорвался было проскочить мимо . Но тот поднял шум, пригрозив вызвать милицию.
-Черт с тобой,- пробормотал зло Игорь и стал дожидаться, пока вахтер свяжется по телефону с Викой.
Однако по громкой связи ответил чужой голос, разрешивший ему пройти. " Что еще за чудеса?"- удивился он и пошел к лифту. Выйдя на своем этаже, заметил в углу за столиком мужчину. Дверь была не заперта. Он вошел, и все тот же незнакомый голос встретил его:
- Одну минуту, я сейчас.
Привычно начал снимать ботинки, но в прихожую вышла невысокая женщина, закутанная в яркий махровый халат с капюшоном.
- Что вы, что вы!- воскликнула она,- я жду гостей и не могу вас принять, молодой человек, хотя мне кажется, я вас и знаю…
-Мне какое дело до ваших гостей,- пробормотал Игорь, стараясь придать голосу как можно больше недовольства, но уже понял, с кем говорит и растерялся. Однако продолжал расшнуровывать ботинки.
- Я не шучу, - сказала женщина, и в голосе ее прозвучали металлические нотки привыкшего приказывать человека.- А пока
вы будете обратно зашнуровываться, я вам кое-что сообщу. Сегодня в суд отправлено заявление о расторжении брака, вы, надеюсь, понимаете, о чем я говорю? Кроме того ребенку будет возвращена фамилия матери, отчество у него тоже станет другим. Вы все усвоили? Теперь пройдите и заберите ваши вещи, да побыстрее, мне некогда.
-Ах так? - зло произнес Игорь?- Но вы не все учли. Это я развожусь с вашей внучкой, а мотивы у меня такие серьезные, что услышав о них, вы не захотите ссориться со мной, а напротив, станете просить забыть этот инцидент. Дайте мне пройти, я хочу спать. Я живу здесь также, как вы, если мне не изменяет память, шестнадцать метров принадлежат мне по закону.
Игорь не заметил, что женщина нажала на красную кнопку на стен. Дерь открылась, и в нее вошел тот мужчина, который сидел в коридоре за столиком. Он оказался высоким и плечистый.
- Прошу вас,- сказал вошедший и взял Игоря за локоть, проводил его до лифта и только там отпустил и поставил рядом с ним чемодан, который, оказывается» женщина уже собрала. Игорь ничего не понимал, но начинал догадываться. Выйдя из подъезда дома, в котором он прожил почти три года и рассчитывал по закону сюда вселиться окончательно и получить свое жилье в столице, присел на скамью и пробормотал:
- Осел! Прожить столько времени и не знать, где, не знать с кем! Ничего я не умею, и не зря меня шпыняет мать.
Была пятница, и он решил поехать в свой город. Казалось, что еще можно все исправить, вот только посоветоваться с матерью. А. Вера Дмитриевна встретила его упреками: на ее адрес пришла повестка в суд. Сколько же ей еще расхлебывать его делишки? Не умеет жить - пусть идет в дворники!
- Это тоже сейчас не так просто, и там в Москве все места заняты, -пробормотал он, не решаясь рассказать ей всю правду. Но пришлось. К его удивлению, мать сразу притихла и сосредоточилась, отложив повестку, которую до того нервно вертела в руках. О ней она и заговорила в первую очередь:
-Ничего не добьется твоя цыганка, только потешится. Столько лет прошло, пусть докажет, что это твой ребенок! Это штучки Вараввы. Тоже мне - чистоплюй нашелся! Ты мне вот что скажи : где жена-то была, когда ты с бабкой объяснялся,- перешла она к событиям в Москве.
- Не знаю, кажется, в квартире ее не было.
- Ах, как некстати она приехала, эта старуха. Значит, все-таки существует бабуля…
-Знаешь,- задумчиво проговорил Игорь,- но она не старуха, понимаешь?
- Странно, сколько же ей лет?
-Да должно быть около семидесяти. Но ты бы ее видела! Волосы, лицо, фигура...
- А. бабка ли это, сынок? Уж не подставное ли лицо? Может, твоя Вика тебе давно эту козню готовила, а ты и не видел?
- С кем ей было козни строить, одна дома сидела, я всех от нее разогнал по твоему же совету. Ей даже из института не звонили, хотя раньше покоя не давали. Думал - нейтрализовал, голыми руками брать можно, а тут эта… бабка, Марфа Игнатьевна. Туда мне больше нельзя.
- Почему?
-Даже и сказать тебе не могу, не понимаю, догадываюсь только.
Мать внимательно смотрела на него, что-то соображая и даже несколько раз оглянулась вокруг.
- Почему же ты раньше не выведал у жены что к чему у них?
- А ты разве не спрашивала? Много она тебе сказала?
- Во-он ты куда попал! Ну тогда и дурак, что свое счастье проморгал. Тогда на рожон не лезь, а проси у жены прощения, она тебя, как кошка любит, простит. Ребенок у вас. Из-за сына простит, будь похитрее, не упускай ты своего.
- Да где ее теперь отыщешь?
- Захочешь – найдешь. Сообрази сам. Наверняка у знакомых есть координаты дачи или другой квартиры. Ищи!


11
В понедельник Игорь отправился в суд. К его изумлению туда уже пришли из только Эля и Славик, но и некоторые из тех, кто в свое время встречался с ними в кампаниях, когда они устраивали карнавалы. Даже Ната Ефремовну присутствовала в качестве свидетеля.
- Привет! - поднял руку Игорь, и все ему дружно откликнулись. Он присел на скамейку, искоса взглянув на Элю, но она стояла, отвернувшись. Увидев бывших одноклассников Лару и Колю, Игорь воскликнул:
-Сколько же мы не виделись?
-Сто лет!- засмеялась Лара,- и вот где пришлось, странно, мы так удивились, правда, Коль?
-Ну а вы-то где, семьями обзавелись? Случаем. не судитесь? -Игорь, произнеся эти слова, выразительно взглянул на Элю, она усмехнулась.
-Обзавелись. Одной семьей,- ответил Коля,- мы уже пять лет как женаты с Ларкой, двоих сыновей имеем.
- Таких разбойников,- вставила Лара,- измучили они меня, трое мужиков!
- Ну уж так и замучили – по тебе не скажешь,- сухо заметила Ната Ефремовна.- Давайте лучше вспомним, как устраивали карнавалы. Весело-то было, правда?
-Сейчас вспомним, заставят ,- пробормотал Коля,- да что-то неохота.
- Вот мужик, наверное, командир у себя на стройке,- подумал Игорь и выжидательно посмотрел на дверь, за которой находился кабинет судьи. Он еще раз прочитал в повестке:" Мария Владимировна Судец". Их с Элей вызвали первыми. Игорь заметил, как Славик ободряюще пожал ей руку, и зло усмехнулся про себя: "Папаша!
Когда они вошли в зал заседаний, на них с интересом уставилась секретарь, полная пожилая женщина. Она смотрела, не скрывая своего восхищения, и уже после собеседования, когда за ними закрылась дверь, сказала:
- Ну до чего же хороши, Мария Владимировна, прямо картина! Им бы вместе жить…
Судья даже не улыбнулась, а наклонив голову, что-то быстро записывала. Ответчик не признавал ребенка, которому исполнилось уже шесть лет. А свидетелей много. Что-то скажут они? Мария Владимировна поняла, что дело будет не из легких. После собеседования каждому она задавала вопрос: считали ли отношения Игоря и Эли нормальными, тем более, когда увидели ее беременной?
-Да, они нравились, нас тянуло к ним,- сказала Лара,- все у них было так красиво, что хотелось любить самим. Мы называли их "лебединая верность", никто не мог подумать, что так получится.
-С Натой Ефремовной у судьи состоялся особый разговор.
-Вы педагог, а не осудили ваших сожительствующих несовершеннолетних учеников, даже проводили вместе с ними время, развлекались. Как это понимать?
- Во-первых, это было в то время, когда оии уже не были моими учениками – Эля забеременела после окончания школы. Почему не осудила? По-вашему, учитель должен обязательно быть сухарем, синим чулком, осуждать и учить каждого встречного? Опасное заблуждение! Я знаю многих преподавателей, испортивших себе жизнь таким вот затворничеством. К старости, да даже раньше, они превращаются в мегер, портящих жизнь себе и окружающим. Я не хочу оставаться одинокой и провожу время там, где мне нравится. Все это - вполне приличные места, уверяю вас.
Мария Владимировна кивала ,слушая Нату Ефремовну, но это не был жест согласия: к концу работы у нее начинала трястись голова, не выдерживали нервы. Она давно работала здесь, но так и не смогла привыкнуть к тому, что происходило в этих стенах. И каждый дань к вечеру у нее начинались эти судорожные подергивания головой.
-Вы знаете, что суд может выносить частное определение?- спросила она Нату Ефремовну,- так вот, боюсь, что нам придется послать такое определение к вам в школу.
- Да на каком основании?- возмутилась Ната Ефремовна»
-Основания очень веские, жаль, что вы как педагог их не видите. Значит, я права. До свидания.
Ната Ефремовна вышла во двор. Здесь уже никого не было из ее знакомых. "Разбежались, тараканы,- подумала она,- ну и пусть присылают свое частное определение. Уволят - не пропаду. Хорошие репетиторы всегда и всем нужны. Квартиру я купила. Сбережения кое-какие есть. Сколько же можно тянуть этих дураков? Тянешь их, тянешь, а они потом тебя в суд волокут. Идиоты! Я бы половину сразу в первом классе во вспомогательный отчисляла - для верности… Да, но какой все-таки страшный человек этот Варава. Никого не пощадил. Да он и маму родную засудит за рубль..."
Через несколько дней в учительской разразился скандал. Вера Дмитриевна кричала на Павла Ивановича:
-Авантюрист! Подобрал в невестки девку с улицы, так и обеспечивай сам, зачем же на чужую шею садиться? Это ее ребенок, а впрочем… и вовсе не ее!
Все с изумлением смотрели на Никишину. А она, подойдя вплотную к Вараве, с силой заговорила:
- Погиб ее ребеночек, еще грудным - в автомобильной катастрофе , слушали, они разбились тогда, по дороге на юг? А ребеночка заменили. Это чужой! Мы не будем платить, вы ни чего на добьетесь, я докажу!
Варава отшатнулся от Веры Дмитриевны и прошептал:
-Вы сошли с ума! выпейте воды, здесь не место для подобных склок. Вера Дмитриевна хотела продолжить, но ее прервала Игнатенко. Она пригласила ее в свой кабинет и там сказала:
- Вам нужно отдохнуть, голубушка.
  -Как это - посреди учебного года? А кто пеня заменит?
-Ну, учебный год только начинается, а замена уже есть. К нам прибывает сразу несколько молодых учителей, среди них два физика.
- Так вы меня… на пенсию?- воскликнула Вера Дмитриевна и губы ее затряслись. - 3начит, все заслуги по боку, давай место? Не дам, не надейтесь!
- Успокойтесь, Вера Дмитриевна, вы и так уже год переработали, спасибо вам за помощь, но пора, пора. Так что оформляйте документы.
Дома Никитина сказала сыну:
- Ну теперь я сама буду по судам ходить, костьми лягу, а своего добьюсь! Они у меня шиш с маслом получат, а не алименты.
В запальчивости Вера Дмитриевна не заметила, что Игорь смущен и то и дело выглядывает в окно. Только что из квартиры выскользнула Эля, они с Никишиной могли даже встретиться на лестнице, чего очень опасался Игорь. Но, кажется, мать настолько взволнована, что ничего не заметила. Он подошел к зеркалу и причесался. "И как мы успели!"- в смятении подумал Игорь, и eмy вспомнился их разговор, который они не закончили,
- Мы совсем перестали видеться,- пожаловалась Эля.
- Что поделаешь?- вздохнул он.
-Может, нам бросить все и уехать?
- И жить в тайге среди медведей,- усмехнулся Игорь.
-Ну почему в тайге?
- А где, где? Или мне пойти на стройку?
- Пойди,- сказала Эля и засмеялась.
- Вот видишь, самой смешно. Надо потерпеть, раз уж взялись за такое дело.
- Сколько терпеть?
- Тебя что, подгоняют? Плохо живется, есть нечего? Живи. Придет время…
- Я ненавижу его. Готова задушить ночью. Ты не понимаешь, потому что ты- свинья, тебе все равно.
- Ладно, хватит!- крикнул Игорь.- Зачем обязательно - душить?
Эля привстала и , облокотившись на локоть, смотрела на него широко раскрытыми глазами.
- Что же мне делать?- прошептала она.
- Дура! Ничего. Живи…
- Ну нет,- мотнула она головой.
Больше они ни о чем не говорили, у них не было времени. В этот день Игорь уехал в столицу. Ему удалось найти адрес дачи, на которой жила Вика с ребенком. Всю дорогу в электричке он обдумывал план их встречи и решил, что она должна быть неожиданной. "Только бы не сбиться, а то злой я сейчас, еще сорвусь",- думал он, вглядываясь в мелькающие
за окнами столбы и деревья.


12

Сначала Вика считала дни, потом недели. И с удивлением думала: «Живу! Без него живу! Что же это такое? Значит, могу?»
Ее выздоровление было мучительным. Она то была лихорадочно веселой, то снова печалилась, тосковала и плакала тайком от
Елены Федоровны, которая без устали нянчилась с малышом , и Вика могла теперь , наконец, отоспаться за целый год. Однако сон не шел к ней, а если она и впадала в забытье, то тяжелое и не приносящее облегчения. Через месяц приехала Марфа Игнатьевна и поселилась на даче. "Может, покажем ее психиатру? Никодим Максимович сам обещался приехать, она и не заметит."- шептала в тревоге Елена Федоровна. Но Марфа Игнатьевна качала головой: "Пусть сама справится. Психиатр - дело, разумеется, верное, но ежели сама - так это уж наверняка. И они ждали. А Вика будто просыпалась медленно и нервно от дурного тяжкого сна. Наконец, Марфа Игнатьевна решилась послать ее с поручением в академию. И Вика вдруг захлопотала, стала перебирать свои вещи, но не находила нужный среди тех, которые носила прежде. А новых она не покупала - в них ей попросту некуда было выходить.
- Я тебе привезла кое-что,- сказала ей Марфа Игнатьевна.- Да забыла сказать, там, в сумке и лежат наряды не распакованные. Посмотри, может, подойдут.
Вика побежала в комнату, где стояли бабушкины вещи, и схватила сумку. В ярких пакетах лежали вельветовые брюки и ажурный свитер. Она быстро все примерила, распустила волосы, немного взбила их и крикнула:
- Какая я все-таки молодец, что не остригла их, как Игорь просил,- и осеклась, увидев насмешливый бабушкин взгляд.- Но посмотрите, посмотрите,- снова засмеялась она, поворачиваясь,-я ведь опять стала прежней. Все куда-то делось, убралось, я снова та же и еще ничего, правда , Елена Федоровна?
-А что с тобой случилось? Родила! Эка невидаль, да русские бабы по десятку приносили –и хоть бы что! Такая наша природа. Родила, отряхнулась…-она замолчала на полуслове, заметив, как покачнулась Вика.
И Марфа Игнатьевна с тревогой наблюдала за ней. Но не подошла, не пожалела, а сказала:
-Засиделась, мать моя, засиделась, вот и плохо. Иди, иди, шагай смелее, все пройдет, будем теперь вместе по утрам по лесу бегать.
- Бабушка, ты же знаешь, что не буду. Ленива.
- А зря, зря.
Вика уехала. Это был первый ее выход . В электричке голова все кружилась, она не могла осмыслить, что за постройки про носятся мимо. Но Москва встретила ее таким знакомым шумом, суетой, деловитостью, что Вика тоже заспешила, машинально выбирая на тротуарах места поудобнее. Украдкой она иногда заглядывала в витрины и видела свое отражение. Там летела какая-то незнакомая ей девчонка с разметавшейся гривой длинных волос. И ей хотелось петь и плакать от радости возвращения к жизни. Коллеги встретили ласково, и она удивилась тому, что ее не забыли, И опять ей хотелось плакать от избытка чувств, от ощущения полноты жизни. Уходя, она сказала своему руководителю:
- Я скоро вернусь. Не сердитесь на меня.
-Не буду,- засмеялся он, и ей стало совсем легко.
Возвращаясь редким перелеском к даче, подпевая птицам и передразнивая по-девчоночьи, как в детстве, лягушек, Вика вдруг всем телом почувствовала опасность. Из-за кустов навстречу ей вышел Игорь. Сердце ее сначала замерло, а потом бешено заколотилось.
-Зачем явился?- спросила она резко.
- Поговорить надо,- сказал он угрюмо, чувствуя бесполезность своей затеи. Игорь давно шел за Викой, наблюдая за переменам, произошедшими в ней. "Теперь мне ее не свалить,"-подумал он и разозлился. В этом и была его слабость, которой он боялся. Вика почувствовала эту слабость, его злобу и неискренность.
- Уйди!- сказала она,- а то я людей позову.
- Да зови, зови,- протянул он и отступил за куст.
Вика чувствовала, что щеки ее пылают. Она почти бежала
к дому, словно опасалась погони. Но позади никого не было. "Это все,- обреченно подумала она,- больше он не придет, Никогда»" И ей стало невыносимо тоскливо. День померк, словно и не было его многочисленных радостей. И Вика скова ушла в себя, в свое болезненное состояние. "Обойдется,- говорила себе Марфа Игнатьевна,- обойдется, надо только переждать. Это даже физически трудно." Вика бродила по дому, занималась с ребенком, но делала все, как заводная, не осмысливая. И тогда Марфа Игнатьевна начала подолгу разговаривать с ней. Однажды решилась на крайность - рассказала о гибели Искры. Но начала издалека - с ее рождения.
"Обманывала я тебя, да и ее, думала, легче вам так будет, приятнее. Но все наоборот вышло. Искра без отца родилась. А случилось вот как. Жила я в деревне, родной моей Ольговке, что и сейчас все мне по ночам снится, как мечта недостижимая. Кажется, какие только в мире города не видала, и Нью-Йорк, и Париж, и Венецию, а снится мне на старости только моя зеленая Ольговка. Не забыла, где похоронить меня? Смотри, не обмани. На вечный отдых туда поеду, я уж грех свой девичий давно замолила, авось простят меня земляки.
Отец был у меня - зверь –зверем. Над матерью уж как измывался, что не приведи никому. Тоскливо было в нашем большом доме. Все у нас имелось : две лошади, две коровы. Середняками, одним словом, числились. Но радости семья не видела. Вот и повадилась я в лес ходить. Уйду далеко,
песни там пою, цветы собираю, ягоды. Грибов принесу. Знаешь, с тех пор больше некогда такого обилия грибов и ягод в наших лесах не встречала. Войной их, что ли, повыбило? И приехал тогда в эти края художник - юный, совсем мальчик. Но бороденку жиденькую уже отращивал, солидным, наверное, хотел выглядеть. Он рисует на полянке, а я подглядываю, было мне тогда что-то около шестнадцати, почти все мои подружки замуж повыходили, а я все в лес, да в лес. Одним словом, Искру свою я из леса принесла . Отец, конечно, мне иную судьбу готовил, нашел жениха богатенького, но куда там - у дочери грех какой вышел! Вымазали нам, как полагается, ворота дегтем. Отец – за вожжи, я – бежать…
- Послушай,- прервала ее рассказ Вика,- ты меня разыгрываешь? Не понимаю, зачем?
- Вот! - засмеялась Марфа Игнатьевна и всплеснула руками,- никто не верит. Представь, я пыталась эту историю рассказывать своим друзьям - захотелось на старости лет поворошить свою романтическую юность. Так слова сказать не дают, аплодируют и смеются. Но ты слушай. Это - правда, а смешного ничего нет. Страху я натерпелась… Но прошло много лет, я изменилась, и никто не хочет верить моей истории. А может, они считают, что и я должна ее забыть ? Но зачем? Боль давно прошла, а что было, то было.
Убежала я как была в одном платьице, и знаешь, куда? Искать своего художника. Сюда, в Москву. Думаешь, не нашла? Нашла, правда, через пятьдесят. Не так давно. Он теперь академик и очень популярный. Пишет портреты принцев и всяких там политиков. Наверное, очень богатый. Я ему говорю: "Марфа, я, узнаете?" А он так испуганно посмотрел, губами пожевал и дежурно улыбнулся . Нас представили друг другу на одном из приемов. Старенький. На-верное, печень мучает. Я бы его выходила. А тогда, пятьдесят лет назад, лежала я в роддоме одна-одинешенька, и никто мне даже булочку не принес.
Вика опять было улыбнулась, но вдруг на глаза ее набежали слезы:
- Ты что, бабушка, да как же ты выжила?
- Ну а что же не выжить, мир не без добрых людей. Кто-то написал маме, она бросила и дом, и хозяйство, да - ко мне. Думала меня в домработницы пристроить или в лифтерши, а судьба иначе распорядилась. Ну как я дедушку встретила, ты знаешь, только мы с ним ото всех скрывали, что Искорка у меня уже тогда была.
- И мама не знала, кто отец?
- Нет. А теперь слушай о ней.
Искра росла слабой девочкой - дитя города, не в меня пошла. И тут еще война, эвакуация. Наш институт переехал в Сибирь. И вот там открылся у Искры талант химика. Необыкновенный. Я даже и не знаю, как это назвать, откуда пришло ? Когда вернулись в Москву, Искре было всего семнадцать лет, но ей уже предстояла работа над диссертацией» Я запрещала ей много работать, но она, словно чувствуя скорый конец, не давала себе отдыха, ассистировала на кафедре самому видному ученому. И тут появился твой отец. Бедная девочка мало что смыслила в жизни, она была чистым и честным созданием. Все взвалила на себя: и работу, и дом, и воспитание ребенка. В девятнадцать-то лет! А меня в то время послали в очень ответственную командировку за границу, дедушки уже не было. Искра осталась одна. Как я могла доверить ее этому... Она любила его - без оглядки, без прикидок, считала, что выполняет свой женский долг, работая на него, словно черная служанка. Он запрещал ей выходить лишний раз на улицу , следил, когда она возвращалась с работы, рвал ее рукописи, мучил бесконечно. Ей приходилось работать тайком от него. А тут ты тяжело заболела. Искра не имела опыта в воспитании детей, и такая простая, но страшная болезнь, как ложный круп, ей была неизвестна. Когда ты стала задыхаться, она подумала, что ты умираешь, и покончила с собой. Мне рассказывали, как вас нашли. Тебя спасти успели, а ее - нет. Твоего отца не было дома. Он находился у другой женщины. Искра была слишком доверчива и не знала, что именно из-за нее он так мучает ее.
- Какое злодейство!- воскликнула Вика, закрыв лидо руками.
- Да, злодейство. Твоя мать оставила дневники, но я не
могу их тебе показать, потому что их нет у меня. Там ее исследования. Она много размышляла о судьбе современной женщины и постоянно задавала себе один и тот же вопрос: почему современная женщина, завоевавшая себе право на равноправие с мужчиной, все равно не может быть счастливой до конца, особенно, если полюбит? Почему это чувство обязательно тянет вниз, в яму?
-Да, да!- воскликнула Вика,- она была так права!
-Нет! Она заблуждалась, потому что была святая. А твой отец - негодяй. Вот и вся причина ее несчастий. Только глупец или негодяй станет отрывать насильно женщину от дела, которому она служит, станет заставлять ее выполнять черную работу , наваливать непосильный груз. Уверяю тебя.
- Но Игорь - он же современный, образованный человек!- воскликнула Вика.
-А делал то же самое, ты хочешь сказать? У Игоря другая женщина и ребенок от нее. Сейчас в его городе начато судебное дело о взыскании с него алиментов в ее пользу. Судя по всему, вполне серьезно рассчитывал разменять дедушкину квартиру.
Вика слушала, опустив голову. Потом медленно сказала:
- Как стыдно, как ужасно стыдно! Как жить после этого?
- Я еще не все тебе сказала об Искре. Те исследования, которые начала она, послужили материалом для работы целой лаборатории нашего института. И я до сих пор занимаюсь ими. И твой материал - исходное поиска твоей матери. Наш долг довести дело до конца, ведь это наше дело! И мы не имеем права тратить время на пустое. Кроме того у нас в семье теперь есть собственный мужчина, наш! Думаю, и на его долю хватит огня от нашей Искры.
Вдруг дверь отворилась, и в комнату вошел, покачиваясь на толстых кривых ножках, малыш.
- Пошел,- вздохнула Вика,- пошел мой сыночек!
Сзади, поддерживая ребенка за рубашку, стояла Елена Федоровна и довольно улыбалась. Вика схватила малыша и крепко прижала его к себе. Зажмурив глаза, она шептала:
- Боже мой, какое счастье, что все так кончилось. Что было бы, если этот человек остался в нашей семье? Что стало с моим мальчиком, каким бы он вырос? Мне даже страшно подумать…

13
Над семьей Варавы продолжали носиться черные тучи. До него дошли слухи, что архитектурная комиссия обследовала дома в старой части города и наметила его родовой дом под снос, как не имеющий никакой исторической ценности. Разозлившись на тетку за обман, он решил проучить старуху. Однажды вечером Варавва предложил Славику и Эле поучаствовать в домашнем спектакле.
- Только поставим мы его у тетушки, она просила развеселить ее,- пояснил он.
Они взяли с собой маски, которые Павел Иванович старательно подобрал: себе - Мефистофеля, Славику - смерти-любви, Эле- кабанью-, с кровавыми клыками. Надев их у порога теткиного дома, они ворвались к ней с криками и свистом, громыхая в игрушечный барабан. Тетка сидела в темной комнате в старом кресле с книгой на коленях. Она неподвижным взглядом уставилась на них и молчала.
-Что же вы, тетушка, не оцените старание ваших наследников?- воскликнул Павел Иванович, сорвав с себя маску. Он подошел к старухе и в испуге отшатнулся,- она же умерла!
-Наверное, испугалась,- предположил Славик, поворачивая выключатель.
-Что ты! -махнул ему отец,- прекрати говорить глупости и дайте сюда маски, нe время сейчас.
Он закрыл тетке глаза, накрыл ей голову простыней и пошел включать в доме свет во всех комнатах.
После похорон Варава принялся отсуживать свой дом от сноса. Это обошлось ему недешево. Потом он переделал в доме все, даже внутреннюю планировку изменил, и поставил новый высокий забор. Эти занятия отвлекли его от прежних неприятностей, и он было уже снова ощутил покой, как разразилась новая страшная беда. Утонул в реке Славик. Эля, которая была с ним, ничего не могла объяснить, а только судорожно рыдала и повторяла:"Заплыл и ушел под веду...Заплыл..." После похорон жена Павла Ивановича слегла и уже больше не встала. Умирая, ока оттолкнула стакан с водой, протянутый ей Элей и еле слышно прошептала:
- Зачем ты убила моего мальчика?
Эля испуганно отшатнулась, быстро вышла из комнаты. Варава сидел около жены до конца и сам закрыл ей глаза.



14


С тех пор они несколько месяцев не виделись с невесткой. Эля бродила по пустой квартире и не находила себе места -все здесь было чужое, и в любую минуту Варава мог выгнать ее отсюда. Куда она тогда пойдет? В дом к матери, где и так полно народу, и ей с Эдиком просто не найдется угла. Да и не пустит ее больше мать, а если и пустит, то радости от этого будет мало : Эля уже отвыкла от изнуряющих скандалов, которые постоянно устраивал отец, приводя каждый день приятелей. Мать тут же начинала бросать в них чем попало, отец хватался за нож, за топор… В доме не было ни одной целой вещи, все поломано, исковеркано.
Эля была в семье старшей, ей пришлось немало повозиться с младшими братишками и сестренками, которых мать рожала без устали. Как девчонкой она мечтала вырваться из этой дыры, забыть все, отречься от родителей! Училась она плохо, потому что постоянно недосыпала, а если и садилась за уроки, то мешал пьяный отец или кто-нибудь из малышей. Они рвали ее дневники и тетради, варили книги в кипятке, портили ее одежду. И как счастлива она была, когда ей удалось войти в кампанию ребят обеспеченных родителей. У них были в квартирах отдельные комнаты ,
красивая одежда, девчонки играли в дорогие куклы до пятнадцати лет, потому что больше нечем было заняться. А их матери расхаживали дома в шелковых халатах, разнося по квартире изумительные запахи импортных духов...
Эля поклялась себе, что будет жить так же! Но Игорь все-таки ускользнул от нее, улетел, кончился, как голубой сон. И вот Славик погиб... За что к ней так сурова судьба? Как они все ее обошли! Суд установил отцовство Игоря и присудил ему платить алименты. Но что для нее его жалкие рубли, когда такое состояние уплыло из рук! А Игорь исчез, только его и видели. И едва ли появится вновь. Опять ищет себе подходящую партию. Надо ей было беречь мужа. Хотя и тошно с ним бывало, хоть вешайся, не то что с этим проклятым обманщиком…А явись он сейчас, позови, и снова она ему поверит, снова сделает все, что пожелает.
"Нет,- остановила себя Эля,- пора браться за ум. Нужно устраивать жизнь. Где же выход?"
Неожиданно явился Павел Иванович. Осунувшийся, но опрятный, даже, как ей показалось, помолодевший. Эля стояла перед ним, кутаясь в яркую цыганскую шаль. И он обратил внимание на то, как изменилась невестка. Лицо побледнело, щеки пожелтели.
- Как она нас...- проговорил медленно Павел Иванович, садясь в кресло.- Жизнь как нас ударила. Чем только живы пока? Извини, что давно не был, не мог видеть этих вещей, все здесь связано с семьей, а теперь я один, совсем один. Какой в этом смысл?- он вопросительно посмотрел на Элю. Она молчала.- Нет смысла в одиночестве. Я это понял. Впрочем, и раньше знал, поэтому так любил свою семью. А ее словно ветром разметало.
Эля ждала, что Варава сейчас начнет упрекать ее и приступит к главному - разговору а ее выселении. Но то, что он ей сказал, поразило ее, как удар грома.
- Элеонора, - сказал он ей,- поскольку Эдик не сын Славика, а другого человека и это установлено законом, то мы
с вами не связаны узами родства. Я предлагаю вам выйти за меня замуж.
Эля онемела и стояла совершенно неподвижно. В первое мгновенье ей стало так страшно, что захотелось убежать, спрятаться от этого человека, которого она еще в школе всегда боялась, хотя ей он не выставлял в четверти двоек по математике, как многим из ее одноклассников. Но ноги словно приросли к полу. По спине пробежали мурашки. Варава выжидающе смотрел на нее, и она кивнула, будто соглашаясь выйти к доске. И тут же поняла, что произошло, и вздох облегчения вырвался у нее из груди. Значит, теперь она - хозяйка и этой огромной, богато обставленной квартиры, и дома стоимостью в черт знает какую сумму денег. Свершилось! В одно мгновение свершилось то, о чем она мечтала, грезила с детства.
«Ну вот и сделано дело,- облегченно вздохнул про себя Варава,- теперь у меня уж точно не отберут дом под снос , а квартира - моя, как прежде. Слава Богу!» И он впервые за последние месяцы ощутил покой и удовлетворение жизнью.
… Супруги Варава слушали музыку, сидя в мягких, обитых синим бархатом креслах, в концертном зале. К ним в город на гастроли приехали молодые исполнители, выпускники музыкального училища имени Гнесиных, дипломанты международных конкурсов. Когда ведущая, худая немолодоая женщина с неестественно рыжими волосами и фиолетовыми веками объявила следующего исполнителя, назвав имя Константина Буланова, уже победившего на каком-то большом конкурсе скрипачей, ни один мускул не дрогнул на лице Павла Ивановича. И когда юноша, худой, высокий, вышел на сцену, держа скрипку длинными нервными пальцами, он все также спокойно и безучастно сидел в своем кресле. Павел Иванович не притворялся - он просто не помнил бывшего своего ученика. Слушая грустную красивую мелодию, он закрыл глаза и почувствовал, что в груди у него заныло. Это ощущение было ему уже знакомо, и Павел Иванович достал из внутреннего кармана пиджака таблетку валидола и положил ее под язык.
Эля сидела рядом неподвижно , но незаметно наблюдала за мужем. И вдруг ее словно ударило током - показалось, что где-то впереди мелькнуло знакомое лицо, темные волосы. Сердце ее заколотилось: "Неужели все-таки приехал?"- в смятении подумала она, и мысли ее унеслись далеко из этого полутемного зала, наполненного грустной музыкой юного скрипача. Варава сидел все также, прикрыв глаза, и не замечал на себе пристального, изучающего, взгляда жены.