Конец советского социализма проявился социальным неравенством. Ещё бы: только долларовых миллиардеров в России уже больше сотни, а число миллионеров так перевалило за сто тысяч! То ли дело при социализме! («Все жили скромно так, система коридорная, на 38 комнаток всего одна уборная» - Высоцкий). И кто-то с тоской вспоминает, как чуть не ежегодно ездил в отпуск к Чёрному морю. И забывает, что в основном снимал там койку у частника в сарае, загодя занимал очередь в столовую, что на пляже тоже не сразу можно было найти место, куда приткнуться, и завидовал тем, кто удостоился профсоюзной путёвки в дом отдыха или санаторий. Хотя и там жили в основном в условиях общежития, и сервис был весьма относительный. Кто-то, правда, ежегодно пользовался путёвками в спецсанатории, но те жили за заборами, очень отдельно, и своей отдельностью не сильно мозолили глаза.
Теперь по социальному (и материальному) положению народ делится на богатое меньшинство, средний класс и малоимущих. Я, надо полагать, как пенсионер отношусь к последнему разряду, хотя прежде был представителем «прослойки между рабочим классом и крестьянством» – интеллигенции и мог бы претендовать на средний класс того времени.
Говорят, нужда – лучший учитель. С высоты лет мне сегодня интересно оглянуться, чему меня научила жизнь советского «среднего класса».
Со времён карточной системы никогда не бросаю кусков недоеденного хлеба, не оставляю на тарелке недоеденную порцию: лучше не начинать есть, чем начать и бросить недоеденное.
Вернувшись в разбитый Сталинград, я сам сложил печь с плитой, поддувалом и колосниками, так что её можно было топить каменным углём, тогда же (снова сам) провёл электричество и радиотрансляцию к нашей комнате в бараке.
По надобности научился запрягать лошадь.
Не было проблемой заштопать себе носки (проблема была купить)
Своими руками сшил из трофейной немецкой солдатской шинели (достаточно тонкого сукна) брюки, по тем временам даже модные, расклешенные. Уже студентом армейскую шерстяную гимнастёрку со стоячим воротником сам перешил в блузу с отложным воротником, застёгивающуюся на поясе.
Никогда не обращался в радиомастерские за ремонтом радиоприёмника или телевизора. Будучи сельским учителем русского языка в татарской школе, ремонтировал радиоприёмники (ещё ламповые «Родина» и «Искра» на батареях) сначала свой, потом односельчанам, и из ближних сёл. Понимал, что больше им некуда обратиться. Денег не брал принципиально, хотя предлагали.
В 1954 я купил подержанный мотоцикл К-125 – жил я в деревне, автобусного сообщения не было, и «козлик» меня здорово выручал. Позже появилась Ява-250 с коляской, потом автомобили «Запорожец» («горбатый), «Москвич-403», ВАЗ-2108. Всё это, исключая «Ладу» было куплено с рук, после длительной (10 лет) эксплуатации. Маршруты мои в отпусках бывали достаточно длинными: на «Яве» из Башкирии в Ленинград, на автомобилях оттуда же в Москву, в Мариуполь через Москву и дважды тоже к Азовскому морю вдоль Дона и Волги. И ни разу я не обращался в автомастерские, тем более в шиномонтаж. Всё техобслуживание я проводил самостоятельно (вплоть до переборки двигателя с заменой сальников, поршневых колец, притирки клапанов) – не от избытка трудолюбия, а по насущной необходимости: мастерские были не в каждом городе, а слова «шиномонтаж» в нашем лексиконе вообще не было. Да и пользоваться наёмным трудом советскому учителю и инженеру, кем я стал позже, было не по карману.
Профсоюзные путёвки мне перепадали: пару раз на Черноморское побережье, раз в Ессентуки, раза 3-4 в пригородные санатории. Впрочем, и теперь, пенсионером, я четырежды побывал в Подмосковных здравницах.
Нет, не тоскую я по советскому социалистическому равенству. Жаль ушедшей молодости. Но со временем она уходит при любом строе.