одним файлом - С Собой Рассказы На Пальцах

Артём Киракосов


* С СОБОЙ *

* РАССКАЗЫ НА ПАЛЬЦАХ *



#### их кажется было двадцать ####



1 / ХХ «ПАЛЬЦЫ»

– Зачем им их пальцы. Скажи? Им что, своих мало? Резали! головы. Им что? Наши ребята тоже не ангелы, понимаю. Но – до такого не опускались. Зачем? Пальцы…
Я, кстати, их видела… Пальцы. Отдельно… От.
Ненавижу!
Ненавижу!
– Что ты там делала?
– Что что?
– Как ты попала туда? Зачем? Куда? Что ты там делала? Кем?
– Кем кем?
Снайпером. Была. Снайпером. Была. Вот кем. Если бы они меня на точке взяли…
Знаешь?.. Кем я?.. Что? я… И – свои – тоже хороши. Наc, снайперш, молоденьких… Знаешь? – ..... (….. – А.К.) Я такого там натерпелась, Артём. Одни эти остатки… останки… чего сто-ят. Все эти – от человеков. От каких? – они делают то, что… Стёсывают полностью. Артём.
– Женя. Я не пустил бы тебя, Женя.
– Ты хороший, ты добрый, с тобой легко. У тебя жена есть? дети? Сколько тебе? Вы-глядишь молодо… сын? дочь у тебя? Любишь жену? Вместе ….. (….. – А.К.)
– 22-го января серебряная свадьба. Сын. 19. Учится на теоретика музыки. 49. Всё. Хо-рошо?
– Оригинал ты… Легко с тобой… Ты не `рак` случайно? Любишь шашлыки? Красное вино… Вон как на девок глядишь! Любвеобильный ты.
– Ты стреляла (вопрос – А.К.). Ты убивала, Женя?
– Да я бы ещё и ещё убивала: знаешь, когда увидела своего первого… без… в гробу цинковом. А ты – шаловливый-то, Артём. Ручонки-то убери.
– А наши, думаешь, хороши?
– Меня бы там до смерти самой …… (…… – А.К.) Пока не сдохла бы. …. (…. – А.К.). Ничего не осталось бы… Ни от тела, ни от чего. Подругу мою, взяли. Так…
Знаешь, не хочу, не пишу, не говорю.
– Знаешь: я – Артём, Артём Киракосов. Пишу. Говорю. Меня слушают. Записывают иногда за мной. Женя, я хочу знать. Женя, знаешь, я хочу написать. Женя, я хочу понять. Сам. Зачем ты там… Что…
– Что что?
– Как могла ты?..
– Могла… Смогла… И ещё как… Слушай, ты …. (…. – А.К.) любишь? Безопасный… Пойдём. Слушай, – нравишься ты мне, – а этих, остальных – черно..... – ненавижу! НЕНАВИЖУ! Всех! Всех! Пойдём.
– Жень, я тоже – черно…
– Ну и что – ты – хороший. Хороший. Я – `гот`, знаешь? Мистика жизни и смерти.
– Кто такие. Не знаю. Ты – неплохая. Тебе бы – парня, Жень, постоянного, Жень. Ты – христианка. Только, Христа не знаешь. Пока. Пока, Женя. Встретишь. Его. И его. Обязательно. Обязательно.
– У меня дочь. Ей тринадцать.
– Ты открытая, живая.
– Она отца не видит, ушёл он.
– Ты говорила: у тебя муж, он любит тебя, ты – единственная у него.
– Врала я тебе. Слушай, я тебе предлагаю ……….. (……….. – А.К.). Я не верю, что такой, как ты не хочет ……… (……… – А.К.).
– Я женат.
– Не смеши.
– Я же христианин.
– А Христос, что, ни-ни?.. Ни с кем? Никогда? Ну да! Не поверю! Он не мужчина. Он не мужчина? Ты-то сам как думаешь.
– Женя, прекрати.
– А пошёл ты, знаешь.

07.10.2007 – 09.10.2007



* 2 / ХХ «ПОВЕСИЛИ»

Он знал, что где-то, где-то должно же быть. То, что есть о ней. Что-то. Не может быть, чтобы. Имя, фамилия. Её. Отчество. Разные мужья. Разные фамилии. Наверняка – она с `ника-ми` всякими. Она – комплексованная. Наверняка – стесняется. Скрытая-перекрытая. Интернет – для неё. Это её. Стихия. Она – `летящая вдаль`, как он говорил о девочках. Девочках его мечты. Она – тоже – `летящая вдаль`. От него. Он искал, он нашёл. Скупо. Информация была скупа предельно, скудна невыразимо: три предложения – и фото – 3х4. Как говорят. На паспорт. Это были какие-то объявления. О лекциях. Или занятиях. И её портрет. Хороший. Но случайный. Выхвачено было ли-цо, её чУдное, чуднОе лицо. Он знал его. До мельчайших `сокраментов`. Он знал… что. Чего не знал? Что он не знал в любимой? Что можно не знать в ней? Уголок какой? Поворот какой? Он – ху-дожник художников. Он поэт поэтов – мог ли он что пропустить в ней – этот певец певцов, этот тан-цор танцующих, этот герой героев, этот сказочник сказочников.
“Она!” “Была!” Так можно начинать всё! Всё! – что было в его жизни. Всё – чего ка-салась душа его. Всё! Душа – эта песня небес поэта. Душа неслась к ней. К ней. А она – Поля, отбра-сывала его – прочь, прочь, от себя. Это бывает, бывает с женщинами. Любят – и отбрасывают. Хотят и отвергают, одновременно. Это то, с чем ты не сладишь. Не сладил и он, Артём, его звали так. Хо-тя, впрочем, быть может, ты и знаешь его, он известен. Киракосов.
Артём долго искал его, что-то от неё, портрет. Она – скрытный образец жизни. И он искал его долго, этот портрет. По пространству Интернета. Она – злая. И – уничтожала всё о себе. вокруг. И в Интернете. И причиняла ему боль, ему и всем, кто знал её. По странному стечению об-стоятельств их было не мало. Что привлекает мужчин, мужиков – загадка. Но, про Артёма-то знали все: он благороден, великодушен. Он любит сочувствовать, сопереживать. Его легко поймать: сле-зу!.. пустить!.. И он на крючке. “Дешёвка”, – так думали многие – про него, про Артёма. Он и знал. Боролся. В себе. Ничего не получалось: разжалобить его было легко: слезу!.. пустить!.. Дешёвка. Всё-таки. Он. Этот Артём. Киракосов. Так думали. И думают.
Его это не смущало. Как он думает о них… Да как? Да – никак. Не думает. Вовсе.
А он “вешал” её, свою Полю. На комп. Слева вверху она открывалась. Тихо так. Без-надёжно. Как и любил он. Девушка, живущая в сети. И всё выпалывавшая о себе; напрочь. Лишь `ники`.
Господи, что поэт не может знать о любимой. Особенно, если он Артём, Артём Кира-косов. Даже, если не видишься год, десять лет, двадцать, тридцать, вообще… Дант и Беатриче … его. Не любой ли поэт – Дант? Не Беатриче ли та, что в мониторе. Повесили… Какая-то контора, ор-ганизация, просто реклама. Оказывается, она живёт на одной с ним “ветке”. И её можно встретить в тех же вагонах метро, там же, под землёй. Оказывается её дочка учится там же, где преподаёт его жена, в музыкальной школе, где директором – его школьный товарищ хороший. Оказывается, она ходит (на работу, в офис) почти ежедневно мимо дома его тёти и дяди, брата, сестры. Оказывается, они могут встретиться – каждый день. Они видят те же лица, потому что, проходят эти кварталы – в одно и то же время. (Это указано в рекламе, в рекламе, которую она, как PRдиректор составила и выставила. В Интернете. Слава Богу! – есть “серьёзная” работа – `ОФИС`. `ОФИС` – это то, что на-зывается работой нынче, место. И – там нельзя выставлять `ники`, надо выставлять настоящие мор-ды – настоящих директоров, и настоящих замдиректоров. Слава Богу!) Слава Богу! За всё! И за это! За настоящее её лицо. Имя. Фамилию. Отчество. По жизни – она меняла их много. По замужествам. Такие дамы не засиживаются. Почему-то. Мужчинам (почему-то) нравится, когда их режут – попо-лам! (А она умела это делать, резать, пополам, здорово. И – у неё получалось. Ровно пополам. Что так, что так /показываю рукой: ``вдоль``, ``поперёк`` – горизонт!.. высь!../.) И он попался. Навсегда. Собственно. Эти крючки – колючки – были у неё внутри. Собственно – из боли, отчаяния, расстава-ний – были составлены её глаза, глаза цвета крови – голубые! голубые! Голубые! Голубые! – цвета боли! боли! Крови!! Голубой!! Это кровь всех – тех, кто умещаются в сознании поэта. Голубая кровь…
Все уголки глаз… В улыбке, пойманной дилетантом с фотоаппаратом-мыльницей. Эх! Так щёлкнуть Полю! Бездарно и с дешёвым букетом. Артёму, моему другу и герою нашему, на-добно (хорошо) работать в ЦРУ; он бы там по цвету стены за Бен-Ладеном (с последнего телеобра-щения) угадывал ВСЁ /!/ в этом всемирном злодее!). Что ещё он не знал о ней, в ней. Что может не знать поэт в своей. В своей любимой… Каждые складочки, увеличенные на мони… Да и, зачем, уве… ли… 3х4. Все линии… Не их ли помнит и любит любящий. Любящий. И художник. Не всякий ли любящий – художник? Не художник ли – любящий? Всякий…
Сколько боли!.. Сколько!.. Разворот головы!.. Резкие движения!.. Она любила резкие движения!.. (Хорошо хоть, не била… Да и…) Била резко: обрывами разговоров, бросаниями трубок, ломом отношений. Только боль! Боль! Этих глаз. Все складки души видны Артёму, герою нашему. Он смотрит в монитор, на монитор… День начинается ТАК. День закрывается ТАК. Монитором. В котором – с которого – в левом углу – она. Она. Беатриче.
И он начинает свой стих… Не каждый ли поэт – Дант! Не всякая ли – любовь его – Беатриче! Сколько можно не видеть, не слышать?.. Способно ли пространство, время, века, разде-ляющие нас километры, континентов ~острова~ – разделить? Господи, способна ли любимая гнать? Господи, за что это нам, нам с Тобой? Господи, способны ли они, те, кто люди, вычеркнуть нас, нас с Тобою? из жизни своей. Господи! сколько нам, нам с Тобою! – идти за ними, к ним? Господи, объ-ясни – объясни ей: любовь – стрела – навсегда, пронзившее сердце..! Господи, я не нужен ей (думал Артём, Артём мой, герой мой. Киракосов.). Как и Ты.
Господи – мы будем идти к ним, за ними… К тем, кто нас отвергает, к тем, кто нас гонит. Господи, что делать мне, мне и Тебе с ЭТИМ СЕРДЦЕМ, с этим сердцем: моим и Твоим!.. Сердцем поэтов. Сердцем любящих. Не всякий ли поэт – любящий? Не всякий ли любящий – поэт? Господи!.. Я – смотрю – в Твои Глаза!.. Я – вижу СЕБЯ! Господи!.. Я – смотрю в себя! В свои глаза Господи! Господи! – я вижу Тебя! Тебя, Господи. Не всякий из нас ли, из любящих – Ты? Не Ты ли – каждым сердцем нашим, любящим, Поёшь? Господи, не лишние ли мы тут, так же, как и Ты – Лишний, Гонимый, Нищий, Святой. Не боль ли эта – что только даёт НОВЫЕ ВСХОДЫ, семена любви ИНОЙ, той, что только лишь растёт!.. растёт!.. как ВРЕМЯ само! – на стрелках наших ча-сов. Господи! что я не знаю о ней? Думал Артём. Артём мой. Киракосов. Господи – глоток! глоток счастья! Счастья! – этой девочке! Девочке-колючке! Господи!.. Господи!.. Всё, что могу! Всё, что хочу! Глоток счастья тем, кто гонит, гонит прочь, прочь – Тебя и меня, Господи, меня и Тебя, Госпо-ди. Глоток СЧАСТЬЯ! Глоток СЧАСТЬЯ! И ей, той, что ``повесили`` они, этот офис, этот `менедж-мент` (вместо человечества) в левом углу его монитора, для `зазыва`, для рекламы. Её лицо… Изу-веченное болью прошедшего. Прошедшего. Для женщины ПРОШЕДШЕЕ – боль! Только то, что не проходит – остаётся! Остаётся с женщиной навсегда. Навсегда. Любовь – высказанная ``следом``, оставленным в детях. Только эта любовь остаётся, растит, лечит. Человек, остающийся РЯДОМ. Только это лекарство – отпереть ворота сердца. И – позволить себя любить. Только это ворота счастья – видеть `стражника` рядом, поэта, того, кто знает всё! о тебе! о душе и..!
Боль от боли! И от того, что другой не знает лекарств.
Я не нужен ей, как и Ты, Господи.
Повесили.
В Мониторе.
И его.
Поэта.
Сердце.
Любящее.
Господи.
И Твоё.
Молитва.
Твоя.
И моя.
Остаётся.
Остаётся, глядя на это всё.
Любить! Любить!
В мониторе!

09.10.2007 – 11.10.2007



* 3 / ХХ «ОНИ. КИСЛОТА»

Он всадил ему глубже. Ещё. Чем они. Они делали это. Со всеми, кто был потемнее, не как они, перекрашенные. Перекрашенные. Он вонзил глубже. Ещё. Ещё. Собственно! Что там? Оставалось? Были и арматуры, биты, пистолеты, кастеты, зубцы, летящие ножи. Короткие автоматы. Деньги сдавали. Да – “Фюрер” – его звали. Паспорта, найденные документы тоже, особенно, “пра-ва”, техпаспорты машин, на жильё, другое. Но – “права”?.. – Зачем крысам права? Тараканам – жизнь? Кушать он любил. Кровь с мясом. Сырое. Собирались. И часто пили её. Кровь. Надевали своё – чёрное, разжёвывали жилы, запивали свежей… Кричали: “Хайль!” Ему. Фюреру. Расходились. “Уносив” с собою – пару-тройку их, тех – тараканьих жизней.
Пока не появился он. Он – Артём. Киракосов. Этот парень был из бригады “АЛЫХ”, как их звали. Называли они себя – “СИНИЕ”. Любили поэтов, поэзию, стихи. Пели. Мы их не трога-ли. Там тараканов не было. Одни…
И он клал – перед нами – каждое утро. По голове. Нашего. За каждого таракана. Он же “алый”? что ему. Он – приносил/посылал нам и – руки/ноги (как водится у них, у… тараканов, …). Мы не остановились – резали… до… Их приезжало всё больше, чем… Мы начали жечь, взры-вать. Артём находил точно. По нашему одному – за их, тараканьего, “червявого”. Делал всё чётко: парень чёткий. Клал перед нами – как живого: отдельно – го… руки… ноги… глаза… то, что внут-ри. Он что?
Он…
Мы остановились.
Остановился и он.
Но. Было поздно.
Из города из нашего уезжали. Всё позакрывалось. Никто больше не мог смотреть. Ни на что, ни на кого. Рвало всех. От этого. Трупный яд… Запах. Не убирали ведь: война. Мы останови-лись первые. Но он – жестокий. Этот Киракосов. Не сразу и перестал. Мы остановились. Нет, не сра-зу. Но, это было – мы больше не могли – мы же люди. Нет, он не трогал родных. Наших. А наших да! Бил! Ре… Ну мы же люди. Мы не выдержали первые. Откуда он, этот Артём? Революционер. Го-ворят внук коммуниста главного. Зачем это ему? Мы читали и пели его. С… Они все там такие – та-раканьи потроха. Мы не считали его – “червём”. Чего он? За эту полынь?..
Мы не могли.
А он не мог – видно тоже – уже. Успокоиться. И ре… наших. Братьев. Сестёр-бойцов. Других не трогал. А, вот других не трогал.
Артём. Этот Артём. Мы искали его. И он уходил всё время. Взяли его. Они отбили в ту же ночь. И он уходил. Однажды мы пытали его. И он держался. Хорошо. Мы старались. А он пе-реносил всё – смехом! И я понял – мы проиграли. Он презирал нас. Тараканы. Это было про нас. Нас нашли утром. И взяли. Это были его бойцы. Слаженные, лихие парни. Что наша свастика? – Их алое знамя… Их синий…
Договорились… Они выпускают нас. Мы уходим. Те, кто может, кто хочет. Из го-рода. Он выпускал… С условием – голова к голове. Это был его принцип. Жизнь, сказал он нам – священна! священна! священна! священна!.. Обещал убивать всякого, кто не думает так. Всякого. Мы поняли: мы читали его стихи, мы пели его песни. Нам нужен был этот “Фашизм”? этот наш “Фюрер”? Мог бы и Артём руководить… Нашим быть руководителем… Просто попался этот – “Фюрер”… Наш.
Он не выпустил его, Артём. Бил. Тот бежал. Скрывался. Началось личное… Они, ка-жется что-то не поделили в женщинах. И это. И…
Артём искал его… Не выпустил из города… Искал… Хотел…
Город опустел. Он небольшой. Всё позакрывалось. Все разъехались.
Остались они. Двое…
Артём нашёл его. Он не выпустил... его… На топорах… Они, кажется. Артём разру-бил его… Кажется… Так говорили… рас… ч… ле… ни… <…> Потом “собрали” его – что говори-ли… как… Нет, от “Фюрер”а не осталось… Ничего! Ничего! Говорят, хотя… Нет, хотя. Мы знаем, Артём делал это иногда, рас… тво… ря… <…> И – ставил нам баночки на подоконник. Когда мы приходили – в свой офис – фашистский. Зачем мы всё это затеяли? Их всё равно становилось всё больше – чёрных.
А потом и себя… Он сделал это и с собой. Говорят, он был христианин, и не мог, не имел права убивать, жечь, резать, преследовать, как… А потом – и себя. Артём. Киракосов. Кого-то он просил… (Кто-то ещё был в городе, с ним, у него /потому, что – у “Фюрер”а тоже оставалась “свита” – охрана – из двух/.) И кислота… Он всегда так делал, как и с ним, с его… Ничего… Ниче-го… Ничего не остаётся… Стоит на подоконничке – офиса себе – баночка – с надписью – “Фюрер”, например; или – “Артём Киракосов”, например.
И – всё! Весь тебе – театр.
Я знаю… От... Кто-то вернулся. Показывали по телеку… Я узнал наш город. Красив. Древний. Как брошенный показывали. Неживой. Они бросили его. Из-за этих усобицмежду… Сей-час красивее стало… Жить. А наш город – погиб. В общем. Ничего. Как в кислоте. Зарастает. “Ки-слота”… “Кислота”…

11.10.2007 – 12.10.2007



* 4 / ХХ «СТАРЫЙ ПИСАТЕЛЬ»

Артём всё набирал эти “ники” и “лики”. Всех этих “Элль” и “Нэлль”, всех этих “Деву-шек Предпоследнего Заката” и “Женщин Твоего Сердца ”, всех этих “Роз Немых Печалей” и “Коро-лев Здешних Сновидений”, всех этих “Печали Её Торжество” и “Ласки Моих Рук”, все эти “Лань, шедшая С Лучом” и “Стрела, Плывшая К Стволу”, всех этих “Нежностей Яркого Сока” и “Радо-стей Потерь Осторожности”, всех этих “Разбуженных Неосторожностей” и “Уснувших Бдений”, всех этих “Жертвоприношений Алых Прихотей” и “Дарений Синих Ублажений”, всех этих “Похотей Плоти” и “Желаний Души”, всех этих “Несносностей Оргазма” и “Вежливостей Прививки”.
Старый писатель – Артём, Артём Киракосов – открывал сайт. Как страницу жизни. Все эти Оли и Поли, Яны и Наны, Леры и Веры, Вероники и Андроники, Жени и Ани, Октябрины и Ноябрины, Анжелины и Даргелины, Марго и Арго, Розы и Позы, Алчи и Галчеи, Пампелины и Фе-лании, Баси и Мили, все эти Энгеллионы и Офросценнии, все эти – Лены и Тани – в конце концов, все эти Оли и Наташи – в конце концов, все эти Веры и Светы – в конце концов.
И он нажимал… С придыханием… Погружался… И ему от – туда снились сны, что он не видел и в молодости. Дина, Лиля, Алиса, Ревека, Алевтина были настоящие – что с того? – Аромат!.. шёл! Шёл… С этих страничек их стихов и прозы. Не было даже… А в самих именах уже звучали ему эти сладости/страсти… Что-то горькое и сладкое (сладко-горькое, если есть такое?). И эти вкушаемые им сочники были радостью дней его срединных лет. И, как объяснить тем, кто учится у него – основам стихосложения (и потом получает зачёт), что любовь – это не просто перекрёстная рифма. Или ещё что там, как его называют?.. И, когда, он снимал очки, и поднимал глаза (от стола), чтобы увидеть её, ту, которая держала и тянула зачётку… Он видел пупок… Пупок открытый, с кольцом, почти в нём. Стразы… Булавы мелкие, миниатюрные. Протыкающие – это, не знавшее ещё губ, губ поэта тела, тела, которое должно быть исцеловано и исследовано всё! всё! от кончиков пря-дей волнистых до кончиков окончаний всех продолжений его в во всех его островах/полуостровах. О! Эти пупки. И – что из них поднималось… Май… время не прохлад. Девчонки не замечали много-го. А, может быть, и – “ The Times, They Are Changin` ” (Дилан)? Он не понимал, может быть? Пот? Просто пот? Да?..
А с монитора глядели… Нет, не лики – слова – буквы, составляющие образы. Как объяснить им – образ – это эротика, завораживающе. Что – в словах – жизнь! Жизнь настоящая. Как объяснить им, что прийти всем блондинками, ослепительными блондинками, с высвеченными, вы-беленными, расплетёнными, раскудрёнными, распущенными (во все стороны Земли) волосами, пло-хо! плохо! Нельзя заголять всё! И не так красивы коленки… у всех. Как объяснить им – курс не мо-жет состоять из будущих поэтесс-мулаток, получивших загар в соседствующих с учреждени-ем/институтом СПАсалоне. Пепельные блондинки на дипломе – дурновкусие. Особенно, когда вы-пуск – под двадцать, и из них мальчиков – один-два-три. Кто будет учиться “на поэта” из них? Су-масшедшие? Уродцы, не знавшие женщин? Неудачники, не пригодные к заработку, к зарабатыва-нию… Девчонки?.. – идут после в PRдиректора, пресс-службы, замуж, “по культуре”, в агентства `КРАСОТЫ`. Стихи? – нет, не “кровь и любовь”, а “свекровь и морковь”. Рифма? – лучше идёт к рекламе, в акции… по…
И он быстрее бежал к монитору, ждал, когда подойдёт его очередь: сын занимал всё: от и до. Наконец, обращался к жене, чтобы она как-то сгоняла Женю. Она сгоняла… Он садился… Тот ещё оставался включённым… Погружался… Встречался… И за каждым именем видел… Образ! Её. Особенно: …Ревека, …Алиса, …Дина, …Ната, … Старый, старый писатель! Что он нашёл в них! В этих обманах, что были по всем концом Земли – рассеяны!..
И он отвечал им… И они отвечали ему… И это было увлекающее, неистребимое зре-лище в нём. Он ощущал их, на разных углах планеты: Дину, Ревеку, Алису, Нату. Ощущал, как ря-дом, близко… Оказывается, можно – и так… И – так.
Всё меньше загорался он от этих, в пупках. Даже, когда расставляя зачёты, медленно переводя взгляды с зачётки на столе раскрытой на глаза их. Он научился делать это медленно. Дово-дя – до глаз. И – не задерживаясь ни на… ни на… Это – опытный преподаватель может себе позво-лить. Не загораться от всего этого, того, что видишь, выше – или ниже – зачётки, поднимая, через пол, глаза, о! И он научился делать это безропотно, бессловесно, ставя только лишь роспись, дату, номер, название предмета.
…бежал домой… включал… жаловался жене… на сына, на компьютер, на…
Но однажды – на свои любовные, восторженные письма он получил угрозы. От мужа одной… из… Да и жена его, бежав, оглянув монитор, приглядевшись, прочитала… Старый! Старый писатель… Артём! Артём Киракосов… Писали, чтоб он больше `не писал, а иначе…` Советовали – …….. (приличное, но, я не буду писать это слово: значение его… – не очень, в общем… – А.К.) Полу-чил он и от… письмо. Она писала ему: `сбрасывай лишнюю жидкость`. Желчь? Что? Это? (…… я не буду писать это слово – А.К.) `Заканчивай это`, жёстко добавляла жена. “Восемнадцатый год в квартире – ремонта нет”, – вот её слова. “Тебя отсюда (с сайта, с странички – А.К.) палками гнать будем”, – вот его слова, мужа Наты… “……. (опять это слово – А.К.) – в стихи: …… (слово другое, но, значит – то же – А.К.) – в стихи”, – это муж Наткин дописал – сам, на его сайт, на его адрес, ко-гда Натка ушла в магазин и не выключила “его”, Артёма, старого писателя. И он дорвался… – этот Василь Фёдорович – Наткин-муж. Всё ревнивее становилась жена, пронося мимо что-то… Мимо не-го, мимо работающего компьютера, включённой “аськи”. Ремонт – то, что убивает любовь. Ремонт – то, что скрепляет сердца… По началу… Ремонт – то, с чего начинается НОВАЯ ЖИЗНЬ. «Лучше бы – ремонт начал, бесстыдный, Артём, смотри – отваливается штукатурка, трещины, подтёки (когда ещё затопили!..), который год ковролин лежит купленный, когда застелешь-то? совсем уже!.. Обна-глел!.. Ты – всё больше и больше – сидишь за ним, за компьютером, не заметил, – а ты приглядись… “Старый писатель”… Что – уже?..» – жена… в сердцах!
Теснее становилось на “сайте”, на “страничках”, в “переписке”, в “блогах”, на “поч-те”… Жене-сыну много задавали: он сидел, не слезая…
В одном из писем прислали… Если бы Лена, жена, увидела… Да, что только не сла-ли… “Открывать” было нельзя, переписываться тоже, давать адрес тоже – ничего! ничего! ничего! стало нельзя. Как на улице: вы же не раздаёте им, прохожим – свои адреса и телефоны? Опасно!.. Опасно!
Вся эта гадость надолго оседала в компьютере его. (Её и не так просто вытравить от-туда.) Женя ругался. Ругалась жена. Всё стало не так привлекательно и в Ревеке, Нате, Дине, Алисе, Поле, Алевтине…
Зато – в Наташе, Оле, Алёне, Ире, Кате, Лизе – своих студентках по спецкурсу стихо-сложения он открывал всё больше симпатичного, а не только, что у них не очень хороший вкус в выборе дезодоранта для тела. Когда поднимал глаза – медленно! медленно! медленно! – от… “цен-тра”, скажем так, через пол, “низ”, скажем так, – к “верху”, скажем так, к шее, губам! глазам! лику! “всему”! – скажем так!
“Старый, старый писатель – старый, старый писатель”, – думал Артём, Артём Кира-косов, я, глядя на себя в зеркале: лысеющий, с животиком, обрюзгший, немолодой, как прежде, не брюнет – седой совсем – седой совсем – от этих диких переживаний, от всех этих Лик, Вероник, и Анджелик, от всех этих Свет, Грет, Нат, Лад, от всех этих Елен, Милен, Сонь, Тонь, Жанн и Анн. От всех… них… этих…
Глядя в глаза свои – в зеркале, не глупые глаза.
И он удалил свою страничку. С сайта.
Лики, Ники и Вероники – ему зря писали! Читал (и насмехался [и отвечал, между прочим им – сын, он! – Женька! – сын! он! Женька! – А.К.]) их уже Женька, он – сын! Сын!
Артём шёл на работу. Небыстро, нет: быстро он уже не умеет… Уже на эскалаторе – обгоняли его они – Лики, Ники, и Вероники… Что ж – кровь молодая! Что ж: аудитория не большая. Они хотели сесть поближе. Они не отпускали его и после… Звонков… Начала следующих уроков.
Он шёл домой, ложился. Отдыхал, закрыв глаза. Засыпал – так – слегка. Ему мерещи-лись те – они: Лики, Ники, Вероники, Анджелики, Таты, Веры, Геры… И он вдыхал виртуально! в полудрёме эти их ароматы – с пупков заголённых! – даже в самый лютый мороз! – таких заголённых под дикой красоты роскошными ковбойничьими пулушубками! Он любил их! Он любил их! Полю-бил. Полюбил.
“Дорогие!.. ” – начинал про себя обращение к ним…
(Лекция начиналась!.. Лекция шла!.. Лекция продолжалась!.. Лекция не кончалась!..)
“Дорогие!.. ” – всё не завершал разговор с ними, засыпая, и опять просыпаясь, разбу-женный женой к тому, “что пора уже спать – ложиться, наконец!..”
“Дорогие!.. – не мог успокоиться, – мои… Мои!.. мои… Мои!..”
Не мог успокоиться! Не мог! Старый! Старый писатель! педагог – я. Артём. Артём Киракосов. Я.

12.10.2007 – 18.10.2007



* 5 / ХХ «ДОМОЙ»

– Тысяча. Девятьсот девяносто девять. Девятьсот девяносто восемь. …
Отсчёт пошёл…
– Сто. Девяносто девять. Девяносто восемь. …
Отсчёт продолжается…
– Десять. Девять. Восемь. …
Что видишь? Чернота! Чернота. Скорость в… Поток идёт сильно! Убыстряясь. Чёр-ные частицы. Такой стеною. Вкропления загорающихся, бурых. Краплаковых. Карминных. Тиоин-диго. Алых. Цвет огня. Вкропления загорающихся. Оранжеватых, плавящих, раскалённых, белых. Белый. Цвет предельного накала. Поток. Стена. Лишь.
Потом перегрузки. Как говорили. Потом недогрузки. Как говорили. Говорили, что бу-дет трудно, что будет бросать, бить, что, почти невозможно выдержать, что надо… Надо!..
Ничего не было. Ничего. Воздух! Наполнился Смыслом. Улыбка, пришедшая откуда-то – сверху! СВЕРХУ!! Наполнившая мир кабины/пространства. Мир – ставший Улыбкой. Улыбка – Ставшая Миром.
Всё кончилось. Пространство! Время! Единицы, метры, километры… Секунды, доли, часы… Килограммы, граммы, тонны… Годы. Дни. Планеты. Галактики. Вселенная.
Всё кончилось. И не было больше никакой боли – ни за что, ни от чего. Не было тех, кто мог бы её причинить. Не было тех, кому мог бы он её причинить. Он – первый галанават вселен-ной – Артём, Артём Киракосов.
Всё кончилось. Это была Вселенная. А он был первый, кто вышел… Был первый, кто одолел… И был Покой. И Свет. Это была Любовь. Любовь Живая – БОГ. БОГ – Есть Любовь. И нет в Нём никакой тьмы. Жизнь Вечная. Рай. Спасение. Любовь. Жизнь Живая и Настоящая. И Бог Был Светом – Сам. И Бог Был – Жизнью – и Пищей – Сам. Время кончилось. Кончилась земля. Новый Град – Союз Бога и Человека, где Люди Были как Боги, Воплотили “Подобие и Образ”. И рядом Бы-ла Улыбка, Его, Того, Кто Любил и Любит, Кто никогда не Менял Этого, Того, Кто – Был, Есть, Бу-дет – всегда.
– Ну как ты? – Спросил…
– Домой хочу, на Землю, откуда… – ответил…
– Я Знал… Сюда попадают только – лучшие… После уже…
– Я знаю. Это Рай. Я знаю. Я пел о нём на Земле. Я хочу домой: у меня там остались: мама, папа, жена, сын, братья, сёстра, близкие, друзья…
– Ты святой, знаешь?
– Да.
– Только святые скучают – по Земле. Вот Володя, например, Высоцкий, – назад всё рвётся… Джон убитый… Вася Шукшин… Сколько их, не успевших что-то… Твой отец духовный – Георгий, Чистяков, Мень – Саша, Тереза…
Ты же знал, как христианин, – это тебе не реинкарнация – живёшь один раз: надо ус-петь и сказать всё! За жизнь! твою! короткую!
– А я что – уже умер? Меня что – уже нет?
– Как тебе сказать, сынок, можно Я Буду тебя так Называть?..
– Меня же послали… Я – галанавт – Артём Киракосов – первый во Вселенной этой – одолел… все притяжения… скорости, пространства, параметры, правила… Я вышел из галактики – своей… Из галактик других… Космос одолел – вышел – в ОТКРЫТЫЙ СВЕТ, где нет больше ника-кой тьмы.
– Правильно! Ты – Тут! Здесь нет никакой тьмы. Здесь СВЕТ. И Я – Господь и Бог твой, Артём. И Жизнь Вечная. Вечная. Ты – на Месте, сынок, – Это Рай, сынок; Я Приветствую тебя, брат Мой, Артём – ты нужен Мне Здесь. У нас с тобой Тут много трудов: надо… то… надо сё… (Ну сам знаешь, у тебя там всё хорошо получалось на Земле, а строители мне нужны, позарез как нуж-ны.) Новый Град Иерусалим тоже ведь, брат, нужно строить. Кому-то… Думаешь, легко Найти Мне, кому… Мастеров-то – мало… И – Здесь, как там, у вас, у Меня, – на Земле; так ведь? молчишь: чего? А Я ведь Ждал тебя!.. Я Ждал тебя, если честно… Я Хотел тебя Видеть… Если честно…
– Я не сам. Я же не умер. Мой корабль… Его же строила вся Земля… Меня же при-слали – я лучший (и первый).
– Артист! (Нагле-е-е-е-е-е-е-ец.)
– А Ты – не Артист? Нас всех тут (и на Земле) Наворочал, Насоздавал, Наплодил, На-придумывал? Что? Кто Отвечать-то будет? а…
– Так Я вас и так уж Потопами Уморил\ Травлю… Не Знаю: как вас ещё!.. Обещал Себе Сам: не Буду больше!
– Ты там, у нас – не долговато Прибывал: ребята наши быстро разобрались…
– Орлов хватает. Появись Я сейчас, всё произошло бы быстрее… И гораздо… Ничего не…
– Изменилось. Мы рвёмся к Тебе. Рвёмся. Вот я – первый галанавт во в вселенной – Артём, Артём Киракосов.
– Да Знаю Я всё! Я – Бог. (А ты думал, кто?)
– Да знаю я Тебя. Бог. Мы поём Тебя в Церквах наших – Твоих. Мы любим Тебя. Ве-рим. Надеемся. Ждём. Уповаем. Молимся. Ты – ожидаем… Нами… Пришествие Твоё!
– Я Буду! Я Буду обязательно. Жди. Ждите, правильно.
– Я не мог, я хотел тебя видеть. Я – я – Артём, Артём Киракосов. Скучал… и скучаю! Я приехал сам. Я знал – Ты – Есть! Ты – Здесь!
Я не сказал им… Когда просился в… Полёт! Я знал. Выбрали меня. Я… я – я Артём, Артём Киракосов.
– Заладил. Зануда.
– …
– …
– Думаешь, легко мне было? Я – один из… Я – первый! Первый! Не лучший. Нет. Но я – хотел, значит, сильнее!! – видеть и слышать: Голос Твой…видеть и слышать: Лик Твой…
– Так бы Я и Дал тебе добраться Сюда.
– Как же мои все, дома?
– Артист ты, всё-таки…
– А Ты – не артист: Сам же всё Затеял, Устроил, Образовал, Родил… Вся ответствен-ность – на Тебе!
– Естественно. На Мне – не отказываюсь.
– …
– …
– …
– …
Молчание становилось долгим…
Слишком…
– Ладно. Поезжай. Возвращайся. Я буду Ждать.
– Я скоро не вернусь. – Ты же Знаешь – я боролся с Тобой долго. Я слушался не все-гда. Я был строптивый, и по-настоящему – строптивый. Я боролся – с Тобой, шёл против, Ты Зна-ешь.
– Знаю. Ты проигрывал Мне всегда, вспомни. Ты ни разу не стал сильнее – победите-лем, вспомни.
– Я помню. Но я и помню – я ни разу не спасовал, не отступил.
Жизнь бросала мне вызовы. Я всегда подбирал эту “перчатку” – “перчатку” вызова. Я знал – за ней – Ты! – Ты.
– Да. – Я.
– Тогда отпусти.
– Лети! Домой. Я не в обиде, знай. Только… Ты – не добрался бы ко Мне, Сюда: Я Мечтал о тебе! Иметь… Мне и Здесь – таких не хватает. Помни – ты – Мой! Ты – больше ни чей. Ты – плоть и кровь Моя. Плоть И Кровь Мои. Сын. Сын Божий. Мы Здесь – Все как Боги. Мы – равны. Помни – тебя Ждут. Это Небеса – МИР ИНОЙ, ВЕЧНОСТЬ. И Тут – много труда… И руки, и уме-ние, и миролюбие твоё, и покладистость, и чистосердечие, и талант, и… – пригодятся! пригодятся! пригодятся!.. Пригодятся, Артём!.. А знаешь, более всего то, что ты умеешь ладить, разговаривать с людьми… Ты любишь их ведь, а это не каждому удаётся ведь… Да и Мне… тоже! – не всегда!
– Ну так!.. Как?
– Аппарата-то твоего больше нет. Это всё бессмысленно. Знаешь, но сгорел ещё на подступах… Как только ты вышел…
– Так?..
– Да: Я Вёл тебя САМ. Без всего…
– А как же?..
– Ну не беспокойся, сынок. (Улыбается. – А.К.) – Я ведь БОГ: Я Могу всё! Ты забыл, родной? “Плохой мальчик”. Правильно, всё-таки Лизавет Васильна, завуч ваш училищский тебя на-зывала. Я Любил тебя – ты и жив! поэтому, не понял?
– Нет! Я думал!.. Думаю – я сам…
– Сам… (вздыхает – А.К.). Сам?.. Сам!.. Ну? Сам. Что? – сам?
– Сам. “Человек – это звучит гордо”. Это так пишут у нас на Земле – писатели.
– Знаю – знаю… Горький, Алексей Максимович… (Или? кто там?.. ещё из этих, ну, как и..?) Тут вот – где-то – тоже… Не Хотел Принимать… Брать!.. Да вот – трагедия какая… убили! Отравлен! Или!..
– Послушай, я всё понял. Я виноват. Что не умер – смертью своей или не своей. Ви-новат, что долетел. Я прошу прощения у Тебя: я знал, что это Был Ты… Во всех нюансах жизни. Я знал, что это Был Ты, как знает любой сражающийся, видящий и чувствующий Соперника, Против-ника. Я знал – Ты Любишь. Я знал и чувствовал… Скажу – не меньше – и Ты – Должен Был Знать и Чувствовать: я люблю Тебя! я люблю Тебя! я люблю Тебя!
У меня не было других молитв к Тебе: я люблю Тебя! Это было – единственным! Я не знал других слов! Мне не нужны другие слова: я люблю тебя! я люблю Тебя! я люблю Тебя! У меня нет другой молитвы; я не нуждаюсь в других молитвах… Я не хочу других слов. Ты Должен Был Чувствовать! Ты же Бог! Я надеялся на это… И на это… Честно если.
– Знаю. Знаю всё. Конечно. Конечно, это Был Я – во всех поворотах твоей жизни. Я клал тебя “на лопатки”, чтобы уберечь от худого, от других, от болезней, смерти.
– Я хочу домой, короче.
– Прости! И Ты Меня.
– Я гляжу, Отец, мы с Тобой (улыбается – А.К.) действительно – на равных…
– А то!..
– Ну так пусти!
– Эк заладил, родной. Ты – упрямец, кавказец, баран. Я же Люблю тебя: легко Мне?..
– А я Тебя не люблю?

…………………………………………………………………………………………………
…………………………………………………………………………………………………
…………………………………………………………………………………………………
…………………………………………………………………………………………………


Скоро Земля узнала о возвращении своего любимца: Артёма, Артёма Киракосова – первого галанавта Земли, планеты, родины. Возвращение не было безболезненным. И корабль прон-зил “кору”… Вошёл в дно… Дойдя почти до… Самой её сердцевины… Земля! Чуть не раскололась надвое!! Был сильный, разрывающий!.. Удар. И сильно пострадали оба соседних Её материка, уро-вень всех вод был изменён навсегда. “Кора” поднялась!.. выше!.. выше. Нелегко дались планете эти эксперименты. Но, к счастью, по каким-то неузнаваемым обстоятельствам, их стечению – никто не погиб. “Жертв и разрушений” не было, как ещё в веках ХVIII-ом, ХIХ-ом, ХХ-ом, ХХI-ом, ХХII-ом, ХХIII-ем писали…

15.10.2007 – 20.10.2007



* 6 / ХХ «ВЫСТРЕЛ»

… (хлопок – А.К.)
… (хлопок – А.К.)
Именно так – “хлопок”, именно так – этим словом обозначается выстрел! Хлопок: рука! нога! ещё! нога! ещё… грудь! живот! живот! ещё… голова! голова! голова…
Он уложил почти всех. Те несколько, кто остались, – дрожали – беззащитные, повер-женные… Нет, ему не их, – патроны \ пули жалко стало…
– С-С-С… – процедил он с ссс… ненавистью! Как он умел – звериною! Звериной! – Я всех вас! с\с\с… Лём, надо решать, порешать… Высылай! Всё. Ну? Потом, брат, потом это… Бери себе её, слышь?.. – отзванивал он уже на “мобилу” “брату”.
Не переставая стрелять!.. Он взял, зажевал “новый ОРБИТ без сахара” – две новые подушечки. Они были с мятой, новой версии, по рекламе. И он любил ОРБИТ, “снежный” особенно. Вправил новую обойму и! – продолжал! продолжал…
Пули дробили кости, вырывали мясо. Пули были у него не простые… И он жалел их… На эту!.. – … (как он их называл – А.К.). “Мразь” – самое ласковое слово. Его. По отношению к ним, к людям других народностей, другого класса, достатка, исповедания, вида, состояния, внешно-сти.
… и стрелял… и жевал… и напевал: “Она жуёт свой ОРБИТ без сахара // и вспоми-нает всех, кого тр…ала (ясно! что имеется в виду – А.К.)”. Пока не кончились патроны… Все, даже очень многозарядные устройства, когда-то, да завершают свой ресурс.
– С-с-с-с-с… – он продолжал. – Робы надели; сейчас подъедут. Ребята. Докрошат остальное, остальных, трава, с||с||с……. (ругань – А.К.) Ваш аcфальт тут!.. Черно… (ругательство – А.К.). Всех!.. Всех!.. Всех!.. Жалко пуль! На вас, у…. (ругательство – А.К.)!
Не двигались. Люди плакали. Никто и не думал шевелиться. Было бесполезно: пули доставали сразу – были разрывные. Кого хотел, того и… Единственное – “не дёргаться”, как гово-рят… – Может, пронесёт?..
Он стрелял, убивал.
Центр Москвы: ночные работы: а работа и ведётся обычно ночью – ремонтные “прав-ки” асфальта. Была, как и всегда, – сводная бригада. Регистрации ни у кого не было, разрешений –тоже. О медицинских справках, “книжках” что и говорить. Жили почти там же – в машинах. На ули-це и умывались. Удавалось и помыться иногда. А дома..? Дома – война. (!) Стреляют. Тоже. Голод. Нет работы. Воды. Денег. Света. Ничего нет. Резня. И – между собой – тоже, то же…
Аварцы, два осетина (`северный` и `южный`), менгрел, грузины (классические), аб-хаз, азербайджанцы, даргинец, тат и армяне, в основном, – армяне. Это – их – “бизнес”, так сказать. Лужков отдал им. Говорят – так.
Только армяне были – с приграничных с Азербайджаном районов; и говорили на ка-ком-то своём (тарабарском \ карабахском) диалекте, так, что ни один из их соотечественников их не понимал. Полутюркский какой-то речитатив был.
Он медленно возвращался к машине… Ранняя осень. Дыхание ночной сладости, теп-ла… Ещё лета, собственно… Последний PORSCHE… В молдинг попал то ли песок, то ли что, оста-ток какого-то куска арматуры царапнул литой диск… Он смотрел… Осмотрел внимательно: “новая такча-то!..” Какая-то, действительно, дрянь цепанула молдинги, арматурина попала в литой диск; и прокрутилась там… не единожды… Сам (ночь) наехал он и на… “Бескамерка” – спустилась – стек-ло? битое? гвозди? Ночь. Имеют ли они право работать, разложиться… Хоть ночью.
– С-с-с-с-с… – шипел он, заводя реактивные моторы PORSCHE своего. – Всех! Всех! Всех! – стрелять! давить! жечь! чернь! черно….. (ругань – А.К.)… – Я еду, Насть, Настён, сделай всё, как надо, Лапа, хорошо? Я – еду, слышишь? Взревел как, хорош! гусёк-мотор!.. Насть… Пипа моя… Я не могу уже, д…. (неприличное – действие – А.К.), милая! – Где ты? родная? Насть? Настён? Я х… (не… действие – А.К.) от тебя!.. Б…… (не…, ласкательное – А.К.) моя. Коть… Котя…
Все отворачивались, когда приехала съёмочная группа (“бригада” – не та – А.К.). Все отворачивались… Не дал никто никаких интервью. Увозили трупы. Накрыв их предварительно… Не помогало… Плакали все. И молчали. Кровь не высохшая, не высыхающая, продолжающая выте-кать… У раненых не могли её остановить. Пули его были со… Кажется, это называется “со смещён-ным цетром тяжести” – а значит, все – должны были умереть – все! даже с лёгкими… лёгкими ра-нениями – в ногу, к примеру. Он знал, что делал (тот, кто стрелял), только, – это много мучительнее, чем… – сразу – вот так! – в сердце! к примеру! Отворачивались. Назад – домой! – никто не поедет!.. ведь. Да и как объяснить… Кому?.. Их можно убивать – просто так – ножами, топорами, заточками арматуры, ногами. А теперь вот и просто (или ещё проще, чем просто) – стрелять, стрелять, как му-сор, пепел, сор, траву, насекомых, тараканов. Мух – бить мухобойками. Даже не надо строить газо-вые печи, камеры: притормозил – и – пожалуйста: стреляй!
Дело обычное, обыденное: подростки, шпана, фашисты, бандюги, менты, просто про-хожие, недовольные, да все… “народ”, может быть? Может быть: “народ против”? как говорят на `радио` и в `телевизоре`. Где-то передавали – рейтинг скинхедов на “ЭХО МОСКВЫ”: 70% слуша-телей этого замечательного `радио` \-станции\ считает их `патриотами` России, проголосовало за них, за этих школьников, очищающих “наши города от мрази, черни”.
Артём остался жить, жив – пули вошли в широкие плотные (рабочие его) штаны, не задев ткани тела. Он даже не шевелился, не отводил глаза, когда он (стрелявший! – тот!)… Одна – застряла в Библии, Библии, что носил он у сердца, что мать ему дала, подарила. (При прощании.) Пуля! Да! Застряла – всё-таки! Библия! – спасла его. Да. Всё-таки!.. Всё-таки! Всё-таки… И – всё-таки!!! БИБЛИЯ. Пуля застряла в Ней, в Её страницах немалых, в… толщине СЛОВ самих, на вы-ходе самом, в конце… – в Апокалипсисе… самом. Он был спасён. Богом – Самим!
Что мог сделать он – один – безоружный. И он (тот, кто стрелял) – выстрелил в серд-це (Тот, из PORSCHE). Ему. Была ещё и пластина, – из толстого литого металла, – на груди у него, у Артёма. Это повесила на него жена, Амазаспуи. Типа `щита`, `бронежилета` небольшого. Но, – `щит` этот, `бронежилет` этот – пуля прошла – легко даже… Что он мог сделать: только слать и слать… домой на родину, в эту границу Армении и Азербайджана, там, где и диалекты и “наци” (как “нации” читай), как они там говорят, были смешаны, перемешаны? Война? Кому нужна она была? Убивать? Кого? За что? Цвет глаз? Волос? Так ведь похожи все – братья и сёстры. Думал он… Спа-сённый, нет, не тот, кто стрелял. Нет! не тот! У…… (ругательство! – А.К.)!
Нет, никто не назвал номера машины. Его и не было на ней. На PORSCHE. Нет – по-одаль уже стояли “братки”, подъехавшие – “бригадиры”, `кино` про кого знаменитое. Нет – они не скажут – никто: они будут молчать, молчать – и работать. Чтобы послать (в конце месяца) – семье – вырученные деньги. Оставалось и на жизнь – звериную: без постелей, воды, удобств (как говорится), без женщины, как говорится, без близких, без речи родной слов, без крыши над головой, как гово-рится.
Зачем он приехал сюда? Класть асфальт под тех, кто будет его оскорблять и обли-вать грязью (в прямом и переносном смысле), кто будет кидать в него объедки, сигареты незатушен-ные, помойные отходы из машины, сливать (в него и) на него нечистоты, скажем так. Что делает он здесь? Почему он не там? Где его мать и отец? жена? родня? дети? Почему? – “класть асфальт – чтобы по нему ехали люди”. Он здесь для людей – работать – и отсылать заработанное, заработан-ные – домой. И он будет здесь жить, жить, чтобы работать; и отсылать семье – заработанное, зарабо-танные…
Да, он умеет работать… Он делал такие терраски дома – из камней – по склонам, на склонах. Туда засыпали землю, хорошую, свежую землю!.. удобряли!.. Берегли! Сажали… Давали всходы. Так трудились. Он умеет это делать. Он будет это делать. Пуля застряла в Библии. Материн-ской… Той, Которую не взяла пуля – этого – господина, хозяина земли (как ему кажется, казалось… самому). В лаковых, с задранными `носами`, ботинках, с заострёнными их кончиками… Фартовый фраер, фраеришко… Думал. Думал…
Артём, Артём Киракосов, лишённый… лишённый родины, как угла – с близкими, удобствами, кругом связи, связей, семьи.
Он будет здесь жить. Так – как – есть. Так – как есть. Так как – есть.
– Включай компрессор, – сказал он на своём. – Будем работать.
– Нет! Не могу… На этих!.. С||-с-с-с-с||у-у-у-у-||У… (ругательство – А.К.)
– Перестань! Прекрати!
Бросает!.. Плачет. Взрослый…
– Послушай, заводи, включай, ну, же, я прошу… Подумай – мы должны послать что-то тем, кто ТАМ, родиной живёт, умирает от голода, холода, насилия, преследований – детям, жёнам, старикам, друзьям…
– Да! Да, Артём. А ты старший теперь?.. Да, после… того… как… – (И он заплакал… его товарищ, из села соседнего, с кем вместе они и приехали, начинали – А.К.).
– Я прошу тебя, не надо… Ладно? Я всё уже сказал, выплакался – за всех. – Бери!.. Заводи! Ну! Будем!.. Будем… работать.
Домой, в Армению, в Азербайджан, в Грузию, Абхазию, Дагестан… на Кавказ, За-кавказье, Прикавказье – приходили гробы. И часто это были лишь останки, останки, останки… того, что было некогда… и – вполне могло бы быть / стать и – Артёмом, Артёмом Киракосовым… Впол-не! Вполне! Вполне! И – другие, и другое, и другими, конечно. Конечно же… Конечно. Всё! могло! бы! быть! стать!
Гробов всё больше было, всё больше. Никто больше уже и не пытался сделать это – защитить их. Но и их – чернож…. , черно….. – было всё больше. Тех, кто собирался – и ехал, всё равно ехал: Москве нужны чёрные руки – их руки. Их чёрные души. Жизни. Душа – жизнь. Жизнь – душа. Душа была не нужна; нужна была жизнь – жизнь, как способность силы. И претворения силы – в работу, в асфальт, в конце концов… По которому – пойдут люди! поедут машины! – в конце!.. в конце концов!.. ЖИЗНЬ!! ЖИЗНЬ!! ЖИЗНЬ!! – в конце концов! – они строили её! Жизнь! Жизнь!
Братки разъехались, в конце концов. Воцарилась тишина. И в этой тишине – он раз-личал уже… различил уже…
Они вернулись к работе. Ехать было некуда. Возвращаться (?). И там, на родине было то же самое. Они стали везде изгоями. Эти – в серебристых… на чёрных HAMMER-ах с охраной из спецслужб – ХОЗЯЕВАМИ – жизни. (Как им казалось, этим новым ``хозяевам`` земли, Земли, как им казалось…) Мир строится так: их – можно убивать // им – можно только работать – зарабатывать, себе на жизнь, кормить детей, добывать пропитание семье – и себе.
Этот сюжет был во всех телеэфирах. И там ходил какой-то очень важный генерал, в фуражке, ментовский, наверное. И все отворачивались от камер. И никто не дал показаний. И “ЭХО МОСКВЫ” делало форум. И – высказались: гнать – на родину – их – всех! всех! из Москвы.
Показали и в Ереване. Родители его, у себя в районе, тоже видели. Видели и Артёма. (А так – не видели. Уже как три года. Вот и хорошо, им казалось, показалось.) Они ничего почти не поняли из увиденного. Видели: он стоит (живой, целый, не голодный) в робе оранжевой, отворачи-вается, плачет почему-то…
Отец позвонил: достали (по домам) телефон. Ему на сотовый прямо. Обычно, Артём слал SMS-ки одному парню-брату из их села.
– Как? – спросил отец.
– Нормально, – ответил Артём, Артём Киракосов.
– Как? – переспросил отец.
– Нормально. Нормально, – ответил (опять, не смущаясь повтором) Артём. (“Видно, у отца – склероз: возраст, – подумал”.)
И он выслал всё как надо. И слал регулярно. Деньги. Доллары и рубли. И остальные, с окрестных местечек, зная это, видя то, что Артём справляется, шлёт, шлёт, и – регулярно… проси-ли разузнать, нет ли там местечка рабочего – для них, для них, и для – ещё – соседей, братьев, пле-мянников, друзей, братьев друзей и друзей братьев, так… всё!
А гробы шли и шли… шли и шли… И – никого не судили, никого не поймали за это. Никого и не ловили; никого и не судили – за это. Всё обыденно. Как всегда: туда шли гробы, гробы с телами, а обратно, обратно, оттуда приезжали люди – работяги, на работу. Убивали всегда. Эк неви-даль. А ехали (тоже) всегда – эк невидаль! – туда, где можно было жить, дышать. Туда, где не было голода и войны, по крайней мере. И розни, и усобицы, по крайней мере. Туда, где не вырезали, по крайней мере, целыми семьями, кланами, деревнями, по крайней мере.
Отец звонил. Часто.
– Как? – спрашивал.
– Нормально, – отвечал Артём. – Нормально, как всегда. Как мама?
– Что? хорошо. Мать? как. Да – всё в порядке… Как? А ты?... Как, – не унимался отец, – у нас что-то тут говорили: убивают вас, наших – в Москве, по России, особенно, – Воронеж, Ленинград..?
– Да всё нормально, отец. Мать-то как? – сам тут же запутывался Артём в том, о чём только что спрашивал. – Деньги? Деньги вышлю, как обычно, как обычно, отец, перед началом сле-дующего… Целую… Целую тебя. И всех… И всем… Передавай.
– Да – да. Тебя все любят, помнят, ждут. Мы гордимся тобой, сынок, Артём, что ты живёшь в Москве (теперь, вот уж!.. уже… как…), занимаешь такую почётную (крупную) должность, Артём. Ты же – бригадиром, сынок? трудишься… Это же почётно. Путина видишь? Ельцина? Гор-бачёва… Мы же ведь с матерью твоей лишь после свадьбы сразу были… Москва… Тогда… А – сей-час, наверное?..
– Да. Да, папа. Я – занимаю – должность – большую – человека, просто человека. Просто человека; это большая честь, должность, папа, папа. Не волнуйтесь, не волнуйся: всё хоро-шо: я всё вышлю, папа, будь спокоен. Я не скучаю. Не скучай и ты. Можно пойти тут в кафе и в рес-торан, и в Кремль, и на выставку. Понимаешь?
– Мы не скучаем: мы просто гордимся тобою, сынок, Артёмчик, – слышно было, как мать всхлипывает… – Как? Как? Как..? Как..? – не унимался родитель.
– Да хорошо! Да хорошо! Всё! Хорошо! Папа. Строится!.. Строится Москва. И стро-им её мы – … (“черно…..” – ругань – А.К.), – чуть не сказал он, он, Артём, Артём Киракосов. Про се-бя. Про себя – и о себе. Про себя – в двояком смысле. Про себя и о себе: … Бригадир. А ведь был раньше, до войны, `учителем музыки` начальных классов. Артём. В своём селе. На границе Карабаха и Армении. Артём. Артём Киракосов. Бригадир – ремонтной сводной бригады: асфальт, (“правка”), район `Савёловский`, Москва, центр. Армянин. И это стало важно почему-то. Почему?
А вы не знаете, почему?

18.10.2007 – 22.10.2007



* 7 / ХХ «<…> ЗАЧЁТ / НЕЗАЧЁТ / ЗАЧЁТ / НЕЗАЧЁТ / ЗАЧЁТ / НЕЗАЧЁТ / ЗАЧЁТ <…>»

– Артём Вилич, “зачёт” поставьте, пожалуйста.
– По чём?
– А по чём Вы ведёте?
– Ну, я по разному… У тебя какой?..
– Четвёртый уже…
– Ну, я веду, например, волейбол у четвёртого, у пятого – факультатив: основы само-обороны… А ты?.. со какого..?
– Третий пошёл.
– Что-то я тебя плохо помню. Не ходил что ли?
– Нет. Да, то есть: не ходил, ходил. То есть.
– Куда?
– А куда надо?
– Давай!
– Что?
– Зачётку. Есть?
– С собой?
– А где?
– С собой нет.
– А вообще?
– А она у меня уже сразу пропала… Ещё в отделе кадров… Вообще нет.
– Помнишь?
– Что?
– Номер?
– Кого?
– Её.
– Чей?
– Зачёткин.
– Кажется… Сейчас. Да. Он кажется, совпадает с студенческим..?
– Далеко?
– Что?
– Студенческий.
– А у меня… Я его – потерял.
– Куда писать зачёт?
– А вы куда обычно пишете?
– Обычно в ведомости.
– Ну вот.
– Ну ты же видишь, мы с тобой не в ведомостях колупаемся, а в штанах.
– А где же..?
– Это туалет. Мужской. По какому курсу тебе?.. Ставить это всё?..
– Да я не знаю… Кажется…
– Считай, что получил.
– Спасибо большое, Артём Вилич.
– Я, кстати, Вильевич. У меня папа – Виль. Знаешь, такой был – Ленин, так мой папа в его честь: …Владимир Ильич… Виль… Я – Вильевич, Артём – Вильевич. А, может быть, от анг-лийского – Вили, Виль. Сокращённо. Это. Понял. Можно на “ты”, пойдёт?
– Пойдёт. Спасибо большое… А, как узнать, что вы – поставили… Куда..?
– Да никуда: живи себе: скажут “куда” тебе.
– Спасибо. До свиданья.
– Да. Пожалуйста.
Застёгивают штаны.
– Ой! Артём Вильч. Уху! Драсьти!
– Драсть. Насть.
– Я не знала… Мы сюда иногда воды налить заходим. Здесь ближе… А наш – на вто-ром – женский… Спускаться ещё!.. И очереди! Бывают.
– Единственная привилегия мужчин / ы … Без… Упрощённый способ – … Красне-ешь?.. А сюда не… заходить..?
– Так до нашего идти ещё – тут-то – близко. Я – когда только – нет никого…
– Понимаю!.. Не был! – но – знаю!.. Ваш – на втором. Зайду ещё как-нибудь… ми-мо!.. идти буду! Загляну! Обязательно. Нассь… Спасибо! Пригласила что… зайти. Да!.. кажется..? А мы что тут делаем?.. Вон! – с Денисом. Денисом Абориным. Выходи, Денис, не стесняйся, Насська зашла – воды… попить. Так?
– А где она?
– Сейчас вкусишь. Застегни только…
– Вот и заскакиваем – так: чайку только попить – воды… наполнить… Ну, если нет никого, конечно… Не видим…
– Я понимаю… вижу: чайник.
– Когда нет никого только.
– Нассь, поверь, мы тоже случайно тут. С Денисом. Обычно – дома всё справляем…
– Извините, Артём Вильч, я – не буду – больше…
– Что ты, что ты – заходи… Наоборот! – это мы – не будем больше: всё успели уж с Денисом. На этот раз, кстати…
– Ой. А у нас “зачёт” сегодня? (Продолжает доливать чайник, не убирая его из-под струи, голову повернув круто к… с деланным удивлённым взглядом – А.К.)
Моют руки. Вместе. Все. Денис; Настя; Артём, Артём Вильевич.
– Насть – середина семестра… какой “зачёт”?
– А я думала… А занятия сегодня будут?
– А как же, Насть. Педагог – пешка. Он ходит – по всем клеточкам. Каждый день. Это вы – ферзи, королевы! слоны – ну кто ещё там – турки, черви, трефи, Насть, ладьи, офицерьё… цари, Насть?..
– До свидания, Артём Вильч.
– До свидания… Кстати, как тебя по отчеству?..
– Феофилактовна… Может не надо?..
– Почему же? Насть… Я же – Вильч – ты – Феофилактовна. Анастасия Феофилактов-на.
– До свидания.
– До свидания, Насть... Феофилактовна… (Улыбается – вслед – А.К.)
Выходят вместе. С чайником. Настя – в другую сторону. Улыбается. (Настя.) Он тоже – на прощание / расставание. Вслед. Оборачивается: а фигура хорошая.
– Ой, Артём.
– Что случилось, Ира?
– А зачёт поставите?
– А что?
– Я уезжаю…
– Куда?
– Да в Австрию?
– Навсегда, Ир?
– Да нет, на лыжах… А обратного билета нет… Взяла на пораньше. Поставите?
– За молодость?
– Ну…
– За красоту?
– Какой вы, однако!..
– Ты думала, я “хороший”?
– Вы хороший. Я знаю.
– Говорят?
– Я знаю… Это видно.
– За глаза – карие – ещё и “плюс”.
– Ну вы – умеете – в краску вогнать…
– За фигуру зачёт – во втором семестре, в конце, когда май, весна – будет… Приходи, Ир!
– Ладно. Приду. С вами так приятно общаться. Артём. Я знаете… И няню отпусти-ла… ребёнка тоже беру… Муж подъедет позже… к нам. За домом следить – надо: знаете как?..
– Ир, я б на его месте, не очень бы задерживался.
– Я ему передам.
– Ну это между нами. А то – не даст ещё денег на учёбу.
– Да – у меня это третье уже – образование.
– И не последнее ведь! Да, Ир?
– Артём… вот тут передали мне… Она тоже уехала… У ней дедушка умер… Из Рос-това… Вы помните… Она ещё подходила: в длину прыгала, метала мячик, кажется, – “волейбол”..?
– Помню. Кто такая?
– Вика. Люлаева. Рыжая. Ноги высокие, глаза голубые. Вы должны…
– Ир, я всем должен. Я знаю. А – вам, рыжим, с длинными ногами – вперёд всего. Это такая? – с полосатыми колготами? Разноцветными…
– Не помню. Люд! (Обращается к проходящей… – А.К.) У Вики были полосатые кол-готы?
– Нет. Да. На первом курсе были… Она ходила – одно время – так… Эдакий: “Пеп-пи… – Длинный Чулок”! Да! У неё были… одно время! Вы помните?
– Я похож на человека, который это может забыть?
– Всё замечаете?..
– Глаза зелёные… Зелёно-голубые… Это можно было не заметить, забыть?.. Я имел на это право?
– А зачёт?..
– За ноги?
– Нет, за второй курс, второй семестр, кажется… Плавание мы сдавали?..
– Анализы вы сдавали… на “бассейн”… Так есть зачётка?
– Она передала – вот! Здесь! У неё дедушка… Правда! очень сильно… при смерти!
– Дедушке привет. Я кстати, не за ней ли бежал вчера по эскалатору вверх – только – ноги и… заглянуть… В глаза, так сказать… Хотел… Она – не она… Не догнал и… И – ничего! ниче-го! не углядел! Не догнал! и…
– Да – она танцами занимается. Бегает вверх по эскалатору быстро.
– А ты знаешь, что я на Таганке по трём эскалаторам вверх поднимаюсь быстро и не останавливаясь. Я понял, что она – “моя”… и – не стал.
– Так она в Ростове, честно: с дедушкой плохо у неё, честно, я говорю вам, вы не ве-рите мне?
– Давай зачётку. Помню отлично: ноги красивые, высокая, глаза – зелёно-голубые, рыжая… Копна такая, что “мамадарагая”… Что – с оценкой за `плавание` у нас идёт?
– Да это, как хотите, как считаете нужным.
– Чего я считаю? Я уже высказался: Вика достойна всего в этой жизни. Да и в дру-гой… Где писать-то?
– Здесь вот!.. И! – здесь вот.
– Так это что? У нас – первый курс ещё? У неё ещё и по “лыжам” – пропуск – гляжу? Это-то я поставил… А – это?..
– А это, наверное, не надо… Не знаю, честно если…
– Я, честно если, тоже… Ладно!
Ставит.
– Спасибо большое!..
– Пожалуйста большое. Кстати, в клубе “Пушкин” я её не мог видеть вчера… Я не подошёл… Она не одна была… А мне физиономия дорога – это пропуск на лекции, к вам. Что же буду я делать без..?
– В Ростове она – у неё дедушка… умер. При смерти… Кажется…
– Девчонки, бегу.
– Спасибо, Артём Вильевич.
Он посылает им “воздушный поцелуй”, бежит вверх: опаздывать нельзя ни на… Надо открыть аудиторию, проветрить, вытереть доску, расставить стулья, закрыть окно, чтоб не дуло, от-регулировать свет. Сегодня – теоретические занятия по… в аудитории… Придут они: Лики, Вики, Гали, Али, Светы, Греты, Иры, Миры, Сони, Тони, Вали, Нади, Оли, Нины, Веры, Леры, Лары, На-ры, Лены… – Одна красивее другой. Взрослые женщины. Уже. Потому что, после семнадцати уже и начинается… всё то – настоящее… Иногда и раньше… Иногда – и много раньше. Иногда – позже. Но – они уже – взрослые красивые, состоявшиеся женщины. Перед ним… Артём Вильевич… герой наш. “Мальчиков – кот наплакал. Они – “киллерами” и “дилерами” больше… Россия – ничего! – женская страна! Ничего! – нарожаем! вытянем!” – думал… вытирая доску… На которой должны были появиться…
– Артём Вилич, зачётик поставьте?
Он оглянулся…
«“Мальчиков” у нас – “кот наплакал”; их – беречь!» – вспомнились декана слова.
– Давайте!..
«Не заблуждайся, им от тебя – только “зачёт” нужен. – И – больше – ничего! ниче-го! ничего! ничего! – вспомнил он слова умудрённой сестры, ведшей “французские” курсы в РГГУ, – только “зачёт”, не заблуждайся! Какие знания?.. Что ты? Я умоляю тебя!.. Не надо только… Тут мне… Они могут – и с цветами ходить, и с конфетами; могут слать SMS-ки, могут и звонить, при-глашать куда-то, признаваться в любви… изображать… – им нужен “зачёт”, только “зачёт”, пом-ни, дорогой, не заблуждайся, дорогой! Я тебя умоляю, ой!.. Не говори мне только о них, о студентах – я эту национальность / породу знаю наизусть».
Он безропотно склонился. Переспросил: «Где?»
– Вот здесь пожалуйста.
Подписал.
– И здесь пожалуйста.
– Так это же не я вёл тогда, четыре года назад. Я – только три.
– А я спрашивал в Учебной части – сказали – к вам. Никого больше нет – тот педагог уволился давно.
– Хорошо, где?
Пишет.
– Как предмет назывался, называется..?
– Кажется “лыжи”?
– А почему не сдал?.. Не сдали?..
– А я болел… Май потом: снега не было… закончился… Я бежал так: с лыжами! Так! – во время не уложился! – не зачли! Мухитдин Файзулаевич был строгий.
– А я добрый?
– А что, не так?
– Говорят?
– Видно. Вы – добрый.
Подписывает.
– Драсьте! А что у нас сегодня будет?
– Урок! Как обычно!
– Я знаю. А тема какая?
– Опорная и толчковая нога… ноги… в… при… метании копья, диска и… как его?.. при прыжках – в высоту! длину! – куда ещё?
– Ну ясно. А можно мне… Артём Вилич?.. Я сегодня не приду, хорошо.
– Так ты же пришла. Уже звонок был…
Это творческий ВУЗ – поэтому так собираются плохо…
– Что, Оксан, у тебя случилось что-то?.. Важное?.. плохое?..
– Нет. Да: у мамы день рождения. Ей – пятьдесят.
– Поздравь.
– И Задира со мной.
– Как?.. это?..
– Ну мы дружим; и поступали вместе – ещё. С первого… Её мама моя очень любит. Она у нас дома – своя. Так – не в общежитие же ей… Она у нас часто – остаётся… Четвёртый год…
– Так ты на втором же? А? Вы – как? Ещё до “революции” что ли дружили?
– Ну да… В общем, до… поступления, кажется ещё…
– Иди.
– И Потапова – Оля – тоже. Со мной. В общем, у неё очень важные дела сегодня… встречаются… Она… Ей – очень нужно – короче!..
– Конечно! Маму целуй. Мы – наверное – ровесники.
– Спасибо, Артём Вильевич. Я знала, что вы отпустите, но – решила зайти всё же – отпроситься.
– Оксан. Правильно. Как надумаешь отпроситься, вспомни, Артём Вильевич скучает тут без глаз моих… зайди, я отпущу. А так – отпущу и так… заочно, Оксан, иди.
Постепенно народ собирался. Занимали места. С конца, конечно. У уголков – в пер-вую очередь. Там можно положить голову на локти, локти на парты \ столы – и ждать – конца – за-нятий – благополучненько себе! Точка.
Девчонки раскладывались не спеша, по-деловому, хозяйски – всегда! Нога на ногу. Ничего и не думали припрятывать из своих прелестей. Доставали зеркальца, тушь, тампоны, пудре-ницы, пилочки для ногтей, садились удобнее, плотнее – друг с другом. Уже шли SMS-ки, включа-лись плееры, карманные медиасистемы, миниDVмонитры…
Два единственных мальчика были `разобраны`… Давно. Обычно – это бывает (они ``определяются``) на первом семестре первого курса. Иногда – и меняются. Партнёршами, партнёра-ми. Иногда и на переменках, иногда и – без переменок, во время урока. Он разрешал всем – всё! “Пусть топчут”, – говорил себе сам. “У меня самолюбия нет – нулевое, мне – всё равно!” – гово-рил…
Что-то жевали, спали, кто-то громко, заглушая его, хихикал с партнёршами, у кого-то – всегда были слёзы, это – обязательно… это уж, как всегда! Любовь! – как правило дело “несчаст-ное” – в таком вот возрасте…
“Ничего, ничего, ничего, прорвёмся, `дадим стране угля`, как говорится. Нарожаем и мальчиков, чтобы всем хватило, девчонки, девчонки, девчонки мои…” – думал Артём, Артём Кира-косов, педагог по ``общефизической подготовке в творческих ВУЗАХ``, рисуя им “схемы `подхода к снаряду`” на размелённой доске.
– Тема сегодняшнего урока…
И он тихо поглядывал в конспект \ учебничек ещё шесидесятых годов. Почему он им пользовался – краткий, компактный, ёмкий, написан просто. Доходчиво. Доходило и до него. С его то животиком – он не то, что прыгать, плавать, метать, чего-либо ещё… ходить-то толком не мог. Фикция одна – что он тут преподавал. Проглядывал бегло – так – себе – вот этот вот учебничек – минут за 10 – 15 до начала… Вот, собственно, и вся подготовка. Общефизическая. Для творческих вузов. А как? Нужны им – эти `метания` и `приседания`, эти `заскоки` и `соскоки`, эти лыжи, крос-сы, бассейны, копья, диски. Они же – поэты, прозаики, эссеисты будущие… Элита НАСТОЯЩАЯ, стоящая – не Греф с Кудриным, Чубайс с Кириенко. Не – Фрадков \ Зубков, Медведев \ Иванов. Они – будущие – возлюбленные, жёны, матери, любимые, бабушки… наши нынешние сёстры: Лена, Оля, Таня, Света, Оксана… Он перебирал – глазами… взглядом… Сколько мог, сколько хватало сил, сколько хватало вообще. И у него слипались глаза: по ночам, после `второй (тоже) работы`, – он писал, тоже писал… Как и они. Только ему было много больше: сорок девять.
Звонили мобильники. Он просил не отключать. Входить \ выходить – можно! Ме-няться – партнёрами, пересаживаться – тоже. Опаздывать, уходить раньше… Можно, можно. Мож-но. Как, собственно, и вообще, – не ходить, не приходить.
И он смотрел на них: Маш, Даш, Лен, Виолет, Анастасий, Вероник, Елизавет, Алеф-тин… И видел только – божественное! Сёстры! – каждая… Из эти ``родившихся``, состоявшихся уже молоденьких женщин. Каждая из них – каждая! каждая! каждая! каждая! – была достойна поклоне-ния, поклонения – и любви. Поклонения – и любви. Любви! Склонения – перед Ней. Перед Красо-той, Которой Одаривает Бог, Господь Бог – Их – Всех! Его учениц и красавиц. Каждая из которых – непревзойдённая, неподражаемая, непереносимо вдохновенная, несказанно сказочная. И не мог не повторять им про себя все слова восторга своего! “Цветы! Цветы! Цветы! – В Ноги Каждой Из Них. Королевы. Королевы – моих сердец, – думал… – Богини! Богини! Богини! Мои! Мои! Мои! Вечная Хвала! Вам! Слава и Хвала! Прекрасные… Нарожаем мы и мальчиков… Будут вам и… И – дочки ваши уже не останутся без… – думал”.
Девчонки были заняты кто – чем: кто всё же говорил по телефону, прикрыв ротик ла-дошкой, алый, кто читал электронные версии книг на карманных мониторах, кто что-то там писал, кто увлечённо пересказывал что-то внимательно вслушивающейся соседке, кто обнимался жарко, кто-то успел уже и поссориться, кто обменивался дисками на плеерах, дослушав свой, кто-то подтя-гивал колготы – так все же свои (педагог не в счёт, а мальчики – сзади ведь), кто-то, чувствуя, что урок уже заканчивается, подходит к концу, подкрашивал \ ся, наводил ``марафет``, что называется, подготавливал тело “к выходу”, как говорится.
– Ну вот и всё на сегодня. Спасибо всем, что были, что пришли. Теперь – увидимся через неделю. Мне вас всех очень приятно наблюдать, видеть у себя на занятиях; я вам всем неска-занно рад. И на следующем уроке у нас будет… Прошу вас приходить, не пропускать занятия, быть. Ну всё! Всего вам самого доброго! До встречи!
“Счастливо! Счастливо! Счастливо! – так и не сказал он… – во всех ваших делах! Цветы! Цветы! Цветы! Цветы – к Их Ногам – Богинь Ногам! Недостижимой Красоты Богинь! Непе-редаваемой Красоты! Богинь! Сердца моего – Богинь! Всем! Всем! Всем! Всем! – СЧАСТЬЯ! СЧА-СТЬЯ! СЧАСТЬЯ! СЧАСТЬЯ! ВСЕМ!! ВСЕМ!! ВСЕМ!! – Счастья!! Счастья!! Счастья!! Счастья!!”
Он взглянул на часы – он задержал их на лишние десять минут. Задавали вопросы, кто учился и серьёзно, кому-то это было всё нужно и интересно, то, что ему и самому казалось, не очень… Десять минут… Не хотели отпускать… Любят, может быть? Как и он их? Может? Быть? Такое?
– Артём Вильч?
– Даже, Анжелика?
– Поставьте!.. Пожалуйста!.. Ну – вот! – тут! – наверное!.. ? А.
– Зачёт! Незачёт! Зачёт \ незачёт \ зачёт \ незачёт \ зачёт \ незачёт \ Зачёт!
Подписывает.
– Ну вы и шутник. Мне говорили, я не верила. Я же ничего не делала, не ходила…
– Анжелика – ты – моложе. По одному этому у тебя есть право на моё внимание, доб-роту. Извини, Анжелика, мы не оставляем тебе страну (в наследство) – такой, какой она должна быть, Анжелика. Извини. Мы – проиграли всё то, что выиграть не могли и. Прости меня. Прости. И, когда будет самый Главный Зачёт моей Жизни, – я скажу – я был добр! милосерден! вот! – моя за-чётка, Господь! Я – падал – к Ногам Дочерей Твоих, Господь! Как Птица Любящая! – Стрелой Сра-жённая, Любовью! Господь! Прими! Я был – честен и добр! к ним – к Твоим! Дочерям! Я боготво-рил их – и падал – к ногам их – как камень подобострастный! Я Пел Их! Я Любил Их! Где бы ни встречая! Где бы ни провожая \ прощаясь! Я пел Их! Я любил Их! И был им Стеною! Стеной! Опо-рой! Они Шли по мне, как мосту, Господи! Господи! Господи!.. Вот!.. Вот! Вот! – моя зачётка! Вот, Господи! – любовь моя Тебе! жизнь моя тебе! сам я – Тебе!
Посвящённый!! И – святой Твой!!
Тебе!! – Посвящённый!! Твой!! – Святой!!
Как гость дорогой! долгожданный! гость дорогой! обожаемый сын! возлюбленный сын! Шагну я в объятья ЕГО!!! Вот зачётка моя! Господь мой!
“Какая зачётка, Артём, Артём, дорогой, садись, дорогой, ты был добр ко всем, Артём, дорогой, а, особенно, к Дочерям Моим, а, особенно, Артём, дорогой, к Дочерям Моим, дорогой. Я Целую тебя за это – особо! особенно! Они – шли по тебе, как по мосту! Ты был опорой, стеной, за-щитой, землёй, небом – на земле. Тебе пришла пора передохнуть. Садись, дорогой, – Это Рай! Рай! Рай! – как Он Есть! Отдохнём! Выпьем! Родной… Какая зачётка, выбрось! её! – выбрось! её!
– Я Люблю тебя, Артём!
– Я люблю Тебя, Господи!
– Спасибо тебе, Артём!
– Спасибо Тебе, Господи!
– За Дочерей Моих, Артём!
– За Любимых Моих, Господи!
– Ты получаешь “зачёт” свой, Артём.
– И – Ты – Господи – тоже.
– А ты наглец, Артём!
– А я не за “зачёт” жил, Отец”.
Передай, пожалуйста, Анжелика, всем, которые… Которых не успел я… Я люблю всех! И – всегда – любил!
– Да! Артём! Артём Вильевич.
– И – прекрати мне это всё: “выканьи” все эти. Я – и для Господа Бога – Артём. И – для вас – брат! брат! – всё: поняла?
– Да, Артём Вильевич, поняла. А, когда вы ещё здесь будете? А то, Лиза Шарашина вот, через меня – вот! зачётку передала: у неё там с ногой что-то… личное, кажется, тоже… с парнем поругалась, кажется. Это Антон, Антон Заболотный – с четвёртого… Так, она не ходит, – чтобы, просто не видеть его, просто не видеть \ не встречаться, не встречаться \ не видеть его, понимаете.
– Как не понять, давай…
– Так, у меня – не с собой, понятно! Я же сказала вам, Артём… Артём Вильевич…
– Я тебе сказал, Анжелика, не называть меня больше “Вильевичем”, ясно? поняла? Передай всем! Пожалуйста. Прошу. Анжелика. Ты – девушка – мудрая, красивая: я брат ваш: при чём тут – “зачёт”?
– Артём Вильевич?..
– Что?.. Анжелика?.. Что?.. Анжелика?.. Не молчи! Ну!
– А там, в раю, мы ведь тоже, где-то будем?
– Может быть, дорогая, Анжеликочка! (Улыбается! Улыбается! – А.К.)
– Я тоже – за вас скажу! Можно? Господу Богу! Можно?..
– Можно!.. Можно!.. Дорогая!.. Анжеликочка! Можно, наверное… Думаю!.. – Да!
– И вам поставят “зачёт” – за ЖИЗНЬ, да??
– Да, дорогая, за ЖИЗНЬ, как ты говоришь… За ЖИЗНЬ! За жизнь! За мою!.. жизнь! Анжелика! Да…
– Страшно?
– Нет, представь: я жду этого: оттого и прощаюсь с вами… всякий час… день… мгновение… семестр… год… курс…
– Я поцелую вас?
– Ну мы же не прощаемся, дорогая. Знаешь, а ведь ты – одна – из лучших. Нет, не только по моему предмету – вообще…
– Я не могу вас на “ты”… на “вы” лучше… Так…
– Запомни то, что я сказал тебе сейчас, – потом перескажешь, – это ВАЖНО!! важ-но!! – важно!! Мы построили – мост, мост наших отношений в жизни. По нему – пойдём, по нему – пройдём…
– Артём…
– Это ``ЗАЧЁТ`` – Анжел…
Это ``ЗАЧЁТ``…
– Артём, я не могу больше – отчеством…
– Ты Его получила, сегодня, Анжелика. Сегодня, Анжел, сегодня. И навсегда.
– ``ЗАЧЁТ`` – это человеческие связи, отношения? Да?
– Да! ``ЗАЧЁТ`` – это то, что неизменным остаётся, Анжеликочка! дорогая…
– Тогда можно, я поставлю Вам… то есть… тебе… тебе… Да! – да!.. – ``ЗАЧЁТ``?
– Именно так – мы должники – друг другу!! И я ценю твоё отношение…
И это ``ЗАЧЁТ`` твой… он ведь поможет мне…
Анжеликочка, дорогая…
– Мы могли что-то сделать друг для друга – в этой жизни, здесь! Я поняла!..
– В этой жизни, здесь, Анжеликочка!
– Здесь, Артём!
– Здесь! Родная.
– Мы поставили друг другу по “зачёту”.
– Это пропуск – в Царства Неба, дорогая!
– Оно уже здесь!
– Если мы любим!
– ``ЗАЧЁТ``! значит!!!
– Значит!!! ``ЗАЧЁТ``!
– Как хорошо, Артём!
– Оно уже здесь, Царство Неба!
– А отменит ли кто-нибудь это?
– Нет, дорогая, если мы с тобой… Значит – между нами… зачёт! Зачёт! Дорогая, ну, гляди, мы кажется… надо прощаться!
– Целую! Вот это урок был!!
– Настоящий, наконец! Тебе куда?..
– Мне сейчас…
– А мне – туда… Не забудешь?..
– Нет, что ты, такой Урок мне… Буду – дышать, переваривать – глубже!
– Запомни, я прошу.
– Я же получила “зачёт”?
– С самой большой буквы, Анжеликочка.
– Артём…
– Что, дорогая..?
– А, когда… у нас с тобой… следующий… “зачёт”..?
– Так ты что ж, переходишь на “маленькие буквы”?
– Да нет! Я – так!.. Имела ввиду!! Вас… Тебя!
– Ну вот так: приноси в следующий раз всё: я поставлю! Всем! Кто и не…
– Хорошо, Артём… Вильевич… Ой! Само – как-то – вырвалось…
– Ну, расходимся?.. До завтра?.. Анжел..?
– До завтра, Артём – расходимся; да.
– Вот так ``ЗАЧЁТ``!
– Вот так.
– Вот.

20.10.2007 – 28.10.2007



* 8 / ХХ «Я ДУМАЛ. ОТЕЦ АРТЕМИЙ. КАК ОН ЕСТЬ»

– Отец Артемий?..
– Что.
– Благословите грешную! рабу божию! Наталью!?
– Бох благословит, Наталья, во Имя Отца и Сына и Святого Духа.
– Отец Артемий?
– Да – Валентина?
– Благословите рабу божию Валентину, отче?
– Вот имя Отца и Сына и Духа Святого, Валентина, что у тебя? там?
– Ой. Сейчас скажу… Послу…
– Знаешь, я сейчас – иду – позже… Хорошо?
– Ну.
– Отец Артемий! Отец Артемий! Отец Артемий!
– Чего тебе, Алефтина?
– Отец… (запыхивается – А.К.) Ой!.. Ар…
– Бох бла… го… Алефти… (крестит наспех – А.К.)
“Сколь ж их… Да, надо… Не успеть мне… Чёрт! А ведь надо… Ещё! чёрт, успею пе-ред благочинным-то..?” – думал… думал и бежал. Через лес.
Сельский храмик такой. Почти у столицы. Столицы всех столиц. Но, народу всегда много. И надо успеть всех ``окормить``.
– Отец Артемий?! Оте-е-е-ц… – Валерия Юриевна бежала за ним… Довольно быст-ро. Быстро довольно.
“И – может же так, не зря – я её ``старостой`` выбрал!”
– У-у-у-х-х!! И – запыхалась!! – шажок же у вас, отец, отче…
– Чего? (продолжает идти… довольно быстро – А.К.)
– Да, – Алёша! сын! – плохо!.. Ушёл с училища… разводится, хочет…
– Валер.., знаешь! Я – сейчас – не – могу – бегу… потом! Хорошо? Бегу! Прости! Прости! И – благочинный ждёт.
– Ага. (останавливается, соглашаясь, окончательно запыхавшись – А.К.)
“Так, вот здесь..? Нет? Вот! – ага: местечко…”
Стягивает с себя штаны…
“Трава вроде… Листок? Пошире бы…” (ищет глазами… пока… – А.К.)
“Опять… Не взял ничего! ничего! а, ведь, говорил же себе: строго! строго очень: ``приготовь ведь с вечера ещё…``
И хорошо, что не видит никто, не слышит…”
Отец Артемий поднялся, почесал… почесался: “Чешется-то как! ( про себя – А.К.) “Ага. Видели бы его тут – его прихожане, прихожанки… А, что они думали, что… ``Отцы``, вообще что ли, не ``ходят``, не испраж… ня… Что они, святые, что ли? А – святые! Они что? – не… исп… ра… совсе..? М.”
Тут он увидел Марусю. Ребёнок. Прихожанки дочка. Маленькая, совсем. Восьми… лет? “Наверное…”
– Здравствуй, Марусь. Извини, я не знал, не заметил, не видел, что ты – здесь.
– Ничего.
Девочка опустила глаза и не смотрела. На него. Играла… возила чем-то – по земле, собирала что-то. Присев на корточки…
Он быстро, но спокойно, вставил вывалившийся ремень, поправил крест, крест широ-кий латунный на груди. Подобрал рясу, отдёрнул подрясник под ней, пошёл уже спокойнее, поспо-койнее…
“Куда спешить, подождёт и этот – благочинный, как его?..”
– Отец Артемий, отец..?
“Да, что ж, они думают, что… – совсем не надо… что ли… так? Так пусть знают. Знают. Что…” – он улыбнулся, и пошёл быстрее ещё, быстрее – навстречу – прихожанке своей. Она – почти бежала… Размахивая сложенными руками вместе (для благословения). (Ладонями – в `лодочку`.) В – разные стороны. Он улыбнулся: как он любит их всех, всех своих прихожанок, при-хожан. “``Прихожан`` – правильно если”, – поправил он себя, внутренне. “И – отец… Отец Георгий (Царство Небесное!.. Царство Небесное!..), Чистяков, – так говорил, повторял, что правильно, пра-вильнее: ``прихожан``, ``прихожанок``. Все эти: Лины и Алефтины, Виолеты и Греты, Саши и Ма-ши, Оли и Толи, Андреи и… – дорогие бесконечно, бес… к… И – все эти их – проблемы \ грехи, как им кажется…”
– Отец!.. Отец. Отец? Отец?!. – тянулось уже со всех сторон…
Он подходил к своей крохотной церквушке на краю… на краю Земли, как ему каза-лось, митрофорному протоиерею, с ``золотым`` наперсным крестом, всю жизнь посвятившему и от-служившему вот здесь, невдалеке от… от столицы всех столиц. “Чёрт! Чёрт! Как он мог! Как он мог! Он всегда оглядывается по сторонам. Он ведь всегда так делает, чёрт: попутал чёрт. Митрофорный протоиерей, награждён… орденом… медалью… второй степени… крест ``золотой`` наперсный… Сломал девчонке жизнь. Сволочь! Свинья! Паразит! Скотина! Червь! Стервец! – не уставал он – в себе… – Идиот! Наглец! Ребёнку искалечил жизнь! Как она (Маруся – А.К.) будет смотреть на него, сможет ли уважать? Или, так и запомнит его, таким – исп………… без – штанов?”
– Отец, отец, отец Артемий!!?? – тянулись руки, руки сложенные ``ложечкой`` для благословения, – а сегодня молебен будет, скажите, скажите, отец, отец, отец Артемий, а? – руки тя-нулись и голоса. Голоса… И руки. Руки и голоса…
– Бох!.. Валентина, Бох, Алефтина!.. Бох, Виоле..! – продолжал раздавать он благо-словения свои долгожданные, – вы, что же думаете? Мне и перекусить нельзя, и – ………… (чуть не сказал он – А.К.)? Вот! Вот! сейчас – перекушу чуток и… – Ваш весь. Весь ваш. Будем молитву пра-вить, родные мои, дорогие мои. ``Благодарственные``… ``Поминальные``… Вспомним, родные мои, близкие мои, всех-всех, всех-всех, родные мои, близкие мои… И – возблагодарим Бога!.. За всё осо-бо!! За что-то особо! родные мои! Помолимся! Помолимся – сейчас, родные мои! – он оглядел уже благословлённую и затихшую братию свою: Лин, Тин, Саш, Таш… – Сейчас. Сейчас. Я сейчас, сей-час: вы, что же думаете, Христос не ел, не ………… ( чуть не сказал он – А.К.).
“Схватило опять. Чёрт, – думал он про себя, – Схватило! Схватило опять! Чёрт! Чёрт! Прости меня, Маруся моя, прости, пожалуйста, Ма… – несло его в себе, про себя”.
– Я сейчас, сейчас, родные мои, хорошие мои, сейчас…

28.10.2007 – 03.11.2007



* 9 / ХХ «ЗАЧЕМ Я ВСЁ ЭТО НАПИСАЛ. ЖЁГ. ОКРУЖЕНИЕ»

“`Зачем?`, `зачем?`” – этот жуткий вопрос он всегда задавал себе. “Так разоблачить себя?.. Перед всеми и..? И – что? Это – зачем? зачем? зачем? Что – никто не дрался в детстве, в школе, подростком, в армии, никто не унижал другого? Никто не…” – эти вопросы давят, давят, давят…

Артём открыл окно, рванул ворот: “Душно! Душно! Дышать!.. Дышать!..”
Раздался телефонный звонок: «Вы придёте, Артём Вильевич? Завтра будет закрытое заседание Учёного Совета, тайное голосование, будут Евдокимова двигать в ректоры, Сидорова – в проректоры: Ваш голос важен, Артём…»

– Буду! Буду, Виктория Вениаминовна, буду… Обязательно. Я в курсе, как всегда. Как и…
Она повесила трубку. Звонков, вероятно, надо было сделать множество ещё – это обычное секретарское дело её, Виктории, Вики, так-то.


“Душно! Душно!” И он рванул все пуговицы, все…


“Что? мало у нас подонков? Ему надо написать, что он – такой же, один из… И, что, все у нас `порядочные`: ни-ни… ? Никто никогда не ……… ( неприличное – А.К.), не занимался ……… ( неприличное – А.К.), не `изменял`, не предавал. А, ведь `имена` – это измена – всегда, всегда, как бы красиво это не называлось потом (про секс, про эротику, про любовь) – это – измена, самая подлая. Самая подлая – измена. С другим… С другой…”


Подходил к окну… рванул!.. Остатки пуговиц вылетели в уже морозный, светлый туман. Ночь не вступила ещё в права свои. И огни большого, как небо, города лишь начинали, начинали угасать. Лишь начинали. “`Зачем…` – праздный вопрос, когда всё уже сделано. Когда все файлы ушли уже – они остаются, остаются… И зачем он – переменил – всё, что знали о нём и создал что-то другое, правдивое, как ему казалось, о себе. По всем правилам Церкви, это называлось `исповедь`, исповедью. Писали на бумаге, перед Литургией священник читал и, если прощал / отпускал грехи исповедующемуся, то – рвал! рвал! то, что написал кающийся.
Не может, не может писатель так писать. Писатель пишет – в века, на века. Нет, – содеянное – остаётся, живо. И: пусть знают все! Все! Все!.. Вот – ИСПОВЕДЬ! Вот…
Наконец! Наконец! – есть чем дышать! Есть! Есть! Радость! Радость свежего вздоха!


ГлоткА!.. Этой ночи! Этой свободы…”


Успокоился.


“А что, разве, что-то неправда? И, кому нужна его эта ``хорошесть``? Не лучше ли – правда! правда! пр… Простая правда, что он – др……, убивал кошек, изменял жене, изменял тем, кому объяснялся и любил тех, кого не мог `покорить`. Не правда ли то, что он алчен, лжив, мелок, однообразен, подл, труслив в главном, мерзок и во второстепенном. А? Путь от член-кора до подонка – проделан за час. – Всё правда! Ни капли лжи! Вон! Вон – из жизни: вот венец Исповеди!”


Пришло подтверждение из Google@Gmail.ru: Ваши файлы сохранены. ``Успешно, поздравляем!``
Это новая ~тяжёлая~ почта. И – можно было слать всё ~тяжёлое~ (файлы).
Однажды, один священник, кажется еврей какой-то, знаменитый в соответственных кругах, признался ему: “всё бессмысленно: грехи у всех одни: не сладит никто с ними…” Они вя-жут человека, как мёд.

– Поддержи, друг? – на дисплее при `громкой связи` автоответчика отобразился номер будущего завтрашнего ректора, – Придёшь?.. Артём, ответь, дружище! Я рассчитываю на тебя. Это непростое голосование будет: надо будет кой с кем переговорить, ладно?
Он шагнул. В эту свежесть дня угасшего…

Ночь.

“И зачем он всё это написал о себе. Мыслит, значит живой”.
– Давай его… Осторожней: надо же, бывает – такое – сугробы спасают часто.
Те файлы не сохранились. Никто не искал их, никто не спрашивал: адреса были стёрты им перед… он забыл, как… и…

Когда он вышел из больницы, оказалось, что ректором единогласно, путём тайного голосования, выбран он, академик РАН, Артём Вильевич… В многочисленных официальных и не-официальных поздравительных телеграммах отмечалось, что он – `редкий образец порядочности`, `учёной и человеческой честности`, `товарищеской отзывчивости`, он – `совесть эпохи`, `защитник гонимых`, `опора слабых`, `щит – пошатнувшихся`. Он – `настоящий учёный и человек – образец христианской нравственности и гражданской последовательности`, `человек слова, долга, чести`…

После очередного совещания, сходя с трибуны под дикие и восторженные аплодисменты коллег, он пытался вспомнить, что же он написал тогда, перед… и отправил в `бессмертный почтовый ящик Google?`

Он ничего не мог вспомнить. «Исповедь – это Таинство», – вспомнил он того (же) еврея, (еврейского православного) батюшку, говорившего это прихожанам своим перед… «Прочитывая и разрывая бумажку, на которой вы всё (так) подробно изложили, священник, властью ему данной отпускает грехи ваши вам, прощает вас, испрашивая вам благословение и разрешение жить, жить дальше – в Христе, в Боге. Грехи как бы сгорают в горниле Его Любви, Христового Призыва Любить и Быть Любимым». Больше он ничего не помнил… бумага сгорела. Файлы…

Открывая окно, каждый божий день, после того, он… говорил Господу: «Люблю! Люблю!» Господь отвечал ему: «Люблю! Люблю!»
– Артём Вильевич! Переизбрание… Соглашайтесь: достойнее Вас нет… – был звонок, он узнал голос…

02.11.2007 – 03.11.2007



* 10 / ХХ «БЕРЕГ ЖИЗНИ ИНОЙ»

На колени. Он опустил автомат. Сел. Опустился…
Море…
Это было море. Он вышел к нему сразу, неожиданно как-то. Он шёл к `другому берегу` – жизни.
А – вышел к морю. Он узнал это место. Это… Он отдыхал тут с мамой, своей любимой мамочкой Лилей (папа не ездил с ними: папа работал, всегда).
Он только увидел его – и – узнал… Сразу. Это…
Спуск с перевала был недолгий. Он знал его по походам. Он часто шёл один, один – по всем перевалам – один… Он – командир полка, полка, которого больше нет.
Разочарование? Столько месяцев идти из окружения, потеряв всех, всех своих братьев-подчинённых, через все эти – `локальные войны`, через все эти – войны `князей #церкви# и #мира#`. Как он ненавидел войну, Господи, кто бы знал! Господи!..
Спуск был быстрым: что стоит боевому командиру, вышедшему (через несколько бывших союзных республик – ныне свободных самостоятельных государств – и – через их взбунтовавшиеся автономии, ныне пылающие войной, резнёй, ненавистью, насилиями, бесчинствами) из такого плотного кольца блокады, спуститься к пляжу?
“Всё! это конец – я шёл домой. Я вышел не туда. Я вышел к морю. Я ошибся. Как я мог. Я прошёл четыре войны: войну за войной, войну за войной, войну за войной, войну за войной. Я потерял всё, всех. После того, что я делал с людьми, неважно, что они были – моим врагами, врагами моего народа, моей страны – неважно! неважно! – они!.. они были люди! люди! Просто, другой веры, другого цвета кожи (не сильно, впрочем, – для европейца – все мы – чурки, чёрные, черно…..)”.
Он упал на колени буквально. Автомат упал на колени – как крест, крестом. Он молился. Стал снимать с себя всё, всё, что осталось от оборудования, амуниции, снаряжения, одежды, боеприпасов.
“Да! он стрелял лучше! Да! он бежал быстрее! Да! он был хитрее! Да! он был злее! Да! он был умнее! Да! он был талантливее! Но, это не повод… Но, это не право… Но, это не достоинство… Но, это не преимущество… Дающее и предоставляющее ~индульгенцию~ ЖИТЬ! УБИВАТЬ!”
– Не хочу больше, Господи! – почти плакал!..
– Не хочу! зачем мне жизнь?! Такая жизнь, – плакал и – срывал с себя всё! оставшееся…
– Не хочу, Господи! Не хочу, Господи! Не хочу, прими обратно!.. Прими обратно – жизнь! жизнь! что Ты Подарил. После всего того, что я делал с ними, после всего того, что они делали со мной – смерть! смерть!
Артём потёр песком грязные, глубоко въевшиеся масляные (от автомата) места на коже: не входить же в `жизнь иную` не отмывшись – от земного. Так казалось ему. Белый чистый песок… глина. Здесь, в этих Богом созданных для неги, неги, вдохновения и роскошных прогулок в хороших светских и обаятельных компаниях, с началом войны, войн, которые последовали за войной, которую называли #войной#, были остановлены все работы, предприятия и, вообще, прочее, что мы называем ёмким словом – жизнь! жизнь! Песок стал почти белоснежным. Вода! – божественной. Почти. (Вот тебе и победа “зелёных”! экологии…) Купающихся, загорающих, отдыхающих, конечно же, не было. Не было… Но, появлялись, иногда, некоторые смельчаки-туристы, которым “всё интересно”, как говорится. “Если не убьют, то, можно отдохнуть бесплатно типа за”, – вот уровень рассуждений этой публики. Сорванцы! Пофигисты! Пофигистки! Таких предостаточно – и на войне – тоже. Ещё и – кино- фото- видео- любители, любители острых ощущений, грабители, бандюки, под #шумок# просто убивавшие и отнимавшие всё: деньги, имущество, людей, делавшие из похищенных – товар, просто товар, рабов, живодёрски распродававших их и на `органы`, если не выкупали…
– Нет. Нет, Господи, я не `швыряю` Тебе свою жизнь! Жизнь! Жизнь! – Дар бесценный… И я – просто – кладу Тебе – это всё – как есть – обратно! обратно! Возвращаю просто…
Тело его слилось с тихой волной. Так кончить жизнь мечтал он с детства: побороться!.. побороться – НА ПРОЩАНИЕ! <…> на прощание! <…>
Отряд, шедший за ним по пятам с самого Верхнего Карабаха, отряд, которым руководил Мамед, обнаружил на песке (через час с лишним, с небольшим примерно) не только, что полковник Киракосов снял с себя, но и записи, странные записи: «С СОБОЙ – рассказы на пальцах». Их было десять: 1 | ХХ – 10 | ХХ.
– Странно, пальцев-то не десять?.. на теле..? – подумал полковник, полковник Мамедов, шедший по пятам этого последнего из… гяуров. Полковник, славившийся тем, что из его #блокад ласковых# не выбирался никто, никто… Он знал, что командир – уходит… уходит… Он гнал его! гнал. Но – тот уходил!.. уходил. Всё время! Всё время.
“Что это?.. Кто это?.. ” Он знал и имя и фамилию… Нашли и документы: это – Артём, Артём Вильевич Киракосов. Он знал одного, одного Артёма Вильевича Киракосова, но тот – был его сокурсник по Московскому Университету. Был мягок, предельно приятен в общении, миролюбив, влюбчив, был душою, что говорится, писал стихи, прозу, песни… Добр был безразборно!
“Нет. Не мог. Не он. Он – взял в руки?.. Оружие?.. Ладно, я – ? Я – коренной… Он-то – москвич коренной… Так жизнелюбив, миролюбив, стоек к оскорблениям… Нет, не он… Не…”
– Вот записи, господин полковник.
– Покажите, ну-ка?..
Он узнал почерк друга. “Может быть… Нет, не может быть. Или?.. Что?..” – боролось в нём… “Что-то от…”
Он вчитался, увлёкся… Ведь он знал Артёма ещё и до поступления, кода они исследовали памятники Верхнего Карабаха, разъезжая на `попутных` с допотопными советскими (неплохими, кстати) “Зоркиями”, “Зенитами”, “Федами”, “Киевыми”… (марки фотоаппаратов – А.К.)
Они дружили, можно сказать и так… В Университете, может быть, даже меньше, чем до…
– Что делать, господин полковник?
– Ничего не нашли больше?
– Обмундирование, боеприпасы…
– Нет, записи?
– Нет: ничего больше…
– Хорошо… Идите.
– Что доложим? Господин..?
– #Задачу Вашу выполнил. Полностью: все уничтожены. Возвращаемся.# … Всё наверное…
Мамедов вертел понравившиеся записи Артёма. Это был его друг – друг Артёмка, Тёма, `Тёпа`, Артёмушка, `Кирочкин`. (Так девчонки его звали, Артёма.) Он особенно, как филолог, закончивший… любил творчество такого типа, что делал Артём; и не раз говорил ему об этом, писал в письмах, позже, по электронный почте (когда она появилась).
– Господин полковник, что делать..? с имуществом… тем, что у волны, на берегу… мы нашли..?
– Уничтожить.
– Всё?
– Всё!
Что ты стоишь, Исмаилов?
– Жду.
– Чего?
– А эти записи: мы же их тоже – нашли ведь?.. Ценные?..
– Кру--хом!! Ша--хом!! А--рь--шь!!
Ты не видел ничего: понял?? Ты не видел ничего: понял??
– Понял, господин полковник.
– Иди от | сюда. Ты меня знаешь. Я найду всех твоих, не говоря уж о тебе самом. Ты понимаешь, о чём я..?
– Так точно.
“Надо будет издать…” – вчитывался всё больше и более увлечённо, как и раньше, он, Мамедов, Гасан Оглы, в строчки друга…
– Артёмка, милый... – шептали губы восхищённо… – Я издам… Обязательно издам тебя, друг дорогой мой, ведь помнишь, я обещал тебе когда-то, когда мы шли, провожаю Лялю, Лялю, ту в кого были влюблены оба – одновременно – как и всегда… И – всегда, всегда говорили: `братья! братья! похожи! похожи! Как Вы разбираетесь в них, Ляля `, – спрашивая ещё и Лялю, втягивая её в эту, и так, не простую историю! Историю! – в которой не было ВЫХОДА! Не было, Артём, несмотря на то, что ты (благородно! благородно!) `уступил` мне её. Уступил… Прости, дружище, Тём…
Береговая служба, заплыв неудачно далеко и неся параллельные и несвойственные ей службы ( / функции) тактической и стратегической разведки, собирая (#по пути#, как было ``сказано``, `приказано`) `данные`, которые вдруг и – `могут быть полезны для дела` подобрала ещё боровшееся с стихией тело – далеко – в #нейтральных водах# #сопредельного государства#.
– Сердце?
– Жив. Стучит!..
– Так: перебойно, но... ритм прослеживается…
– Греть. Дыхание… Должен…
– Парень крепкий…
– В Турцию плыл что ли? ещё один…
– Не похож – столько ранений, следы… шрамов…
– Ладно, разберёмся. Сейчас…
– Господин капитан, всё будет, сделаем…
– Он нужен мне, этот парень (живым!), я – кажется – знаю…
Похож или?..


………………………………………………………………………………………………
………………………………………………………………………………………………


– Пить. Пить! – сказал он (или ему показалось, что сказал) по-английски (или ему по-казалось, что по-английски).
И увидел людей. В какой-то непонятной форме. Девушек – в белых облачениях, халатах, так похожих на Динку, Динку, с которой он переписывался до… до самого… самого… По космическим линиям связи, пока выходил – из этого дурацкого окружения. “Думало ли начальство, чем он там занимается в… в `свободное от службы и работы время`, так сказать. Динка! Динка!” – зашептали губы…
Он вспомнил про записи: “Нет, если тот Мамедов – тот Мамедов – он не выбросит, издаст. Гасан – друг, друг и почитатель; обещал… Какой был там номер..? ХI-ый (в его “С СОБОЙ – рассказы на пальцах” – А.К.)”. А, что волнует писателя ещё: `Динка` (``ДИНЬ_ДИНЬ_ДИНЬ_ДИНЬ``, как её звали на сайте, сайте PROZA.ru), и начал вспоминать её ICQ: “…”… указанный на сайте…
Улыбнулся. Проходящей мимо девушке… Кажется, получил ответ от неё, лёгкое движение глаз и губ в сторону улыбки.
(Ему показалось, девушки, похожей чем-то на Динку… Его – Динку. Такие же глаза раскосые полудикие, чёрные, как сабли блеск, такая же слабая, сладкая фиалка внутри в месте, где происходит \ расцветает тайно душа – фиолетовая, с признаками звёзд на вращающейся вселенной взгляда.)
“ ICQ, да, ICQ”.
– Можно ли..? – ему казалось, что он сказал что-то… по-английски. Как ему казалось…
“Да. «ИНТЕРНЕТЛЮБОВЬ» – так будет называться его следующий рассказ, раз уж он выжил, выполз… Динка? Где Динка?”
– Please, – попросил он…
Ему несли уже ноутбук с электронной почтой, электронным адресом…
“Динка. Динка где? Где моя..?”
– Москва, – ответил офицер.
И Артём увидел знакомую клавиатуру: кириллица – специально для него, объяснил офицер. Установили охрану, устанавливали-подводили видео-… “Специально для него”, – объяснил офицер. Который, так и не ушёл ночью. А, сменился на другого. Ночью.
Канва рассказа складывалась… Он делал это хорошо, может быть, лучше даже, чем всё остальное, включая его последний выход из…
Интернет был подключён… Он вспомнил – её ICQ… А, можно ли забыть, – Динкин ICQ, саму её! ……… (номер).
Вызывала ``МОСКВА``, ``ЦЕНТР``. Для этого и поставили ему тут… это всё! Всего этого!.. Чтобы следить, сканировать ещё…
“Ничего! Подождут”. И он – переключился на ~ПРОЗА.ru~. Набрал название… «ИНТЕРНЕТЛЮБОВЬ». Без сил рухнул – ему так (по \) казалось: просто пальцы… упали у… Силы ушли!
Как вы думаете, он напишет свой рассказ, будет ли продолжение?
Гасан уже `выставил` его начало… Набрал и выставил. (Молодец! Друг! – А.К.) Его «С СОБОЙ – рассказы на пальцах». “Молодец. Друг. Гасан. Мамедов”.
«ИНТЕРНЕТЛЮБОВЬ» – как вы думаете, он будет написан, этот следующий рассказ?
“Ведь, пальцев-то – двадцать… Хотя, конечно, что имеется в виду?..” – думал Гасан, отдыхая в Интернете на ПРОЗА.ru, после такого сложного дела, такой операции, которую ему удалось осуществить почти без потерь для #гвардии#, элитных её подразделений. (#Национальная Гвардия Азербайджана#, так кажется, она называется точно – А.К.)
Слава Богу! ``PROZA.ru`` – такой сайт, где могли встречаться все писатели воюющих стран, главное, чтобы они ~говорили~писали~ по-русски! Белорусы, американцы, украинцы, татары, евреи, арабы, кабардинцы, балкарцы, венгры, румыны, русские, эстонцы, грузины, осетины, абхазы, сербы, албанцы, китайцы, тибетцы, немцы, поляки, казахи, киргизы, французы, англичане, узбеки, таджики, баски, каталонцы, курды, турки, азербайджанцы, армяне…
Как вы думаете – будет на сайте нашем «ИНТЕРНЕТЛЮБОВЬ»? Напишет он свой следующий рассказ «на пальцах – С СОБОЙ», Артём, Артём Киракосов?
А? А вы как думаете?

03.11.2007 – 05.11.2007



* 11 / ХХ «ИНТЕРНЕТЛЮБОВЬ»

– Я люблю Тебя. У Тебя глаза – чёрные – как сабли, ….. (имя – А.К.).
– Я родилась на пятьдесят девять дней раньше… мама говорит. Я никчемная. Я плачу всё время…
– Отчего?
– Все говорят: “Сумасшедшая”. А мне застелить хочется этот потолок атласом фиолетовым, с жемчужинами-звёздами, как… И – смотреть вслед дождю, оплакивая любимых.
– У Тебя – есть?..
– У меня – нет… Я его потеряла, Артём.
– Я люблю Тебя, … (имя – А.К.).
– Я давно сама себе не интересна, стану ли я такой, как все… мне все говорят…
– Неужели, Ты думаешь, мне `нужны` другие? – не поэтессы?
– … Они приходят… И рассказывают мне о своих… А мне – неинтересно… Я пишу… шишу… Пишу роман… О… таком, как ты, Артём… И он будет – любить – такую, как я, Артём. В романе. Поэтессу.
– В жизни, … (имя – А.К.), всё так и бывает – как в словах: мне недавно написали:…
– Ты боишься?.. Если хочешь…
– Я – ничего не боюсь. Ничего не хочу – своего. Хочу – как Тебе, … (имя – А.К.).
– …
– Ты чего?
– Я… ничего. Плачу. Я часто плачу. Одна. Я не смеюсь, Артём. Я, даже, не смеюсь. Почти никогда, Артём.
– …. (имя – А.К.), я буду любить Тебя: я люблю тебя.
– Ты не знаешь: я дурная: у меня дурной (взрывчатый) характер. Я – “торнадо”, говорят…
– Я скажу Тебе главные слова: сегодня будет то же, что и вчера: я люблю тебя; завтра будет то же, что и сегодня: я люблю тебя.
– … Как мне благодать тебя… Откуда ты? Где живёшь? Есть дети? Жена? Что делаешь? В жизни… Вообще…
– Я художник… Хотя… Конечно – не решил ещё – точно!
– В моём романе художник (я и имя не буду менять – пусть… так – правильно?..) будет любить сумасшедшую поэтессу.
– Я люблю Тебя. Я люблю Тебя. Я люблю Тебя.
– …
– Я люблю Тебя. Я люблю Тебя.
– …
– Я люблю Тебя.

05.11.2007 – 08.11.2007



* 12 / ХХ «ПАРИКМАХЕР || СКАЯ»

– Как стричь?.. ребёнка?
– Ну как?..
– Бокс? Полубокс? Скобка?
– Да.
– Снимать много?
– Ну как?..
– В палец? В два? Всё?
– Ну как?
– Нулёвка?
– Ну как?
– Подбривать? Виски? Сзади?
– Нет. Мальчик ещё. Будет расти…
– Машинкой… Ваш?
– Да – мой. Машинкой возьмите лучше…
– Похож.
– Да. Сын. Старший.
– Да. Ваша супруга приводила – младшего. Я заметил: похож.
– Да: этот “мой”. Тот – “её”. И по характеру.

………………………………………………………………………………………………...
………………………………………………………………………………………………...



– Как стричь?
– Да как?
– Снимать сколько?
– По бокам?
– Виски?.. Откроем ушки?
– Нет, не надо. Пусть… Чуть-чуть – находят… Заходят! Типа «битласа». И – чёлка: как у Ринго, пожалуйста: колесом провалившимся…
– Сзади?
– «Битласом» таким… Как у Джорджа, знаете?
– Знаю, конечно. (Кивает. – А.К.)




– Вы к Киракосову-мастеру?
– Да.
– Он занят очень: у него сегодня много… И всегда теперь…
– На когда можно?..
– По записи у него теперь, много не может он…
– Я знаю, я ещё ребёнком у него стригся – меня папа водил. Брата – мама. Мы живём здесь недалеко. Вы скажите ему – он помнит.
– Артём Вильевич, к Вам тут… с ребёнком идут. Пустить?
– Конечно, Зоя Васильевна, пускайте, я сейчас… Кончаю уже…
– Говорит, что…
– Вполне…




– Как стричь?
– Артём Вильевич, возьмите, как у Джона, помните, под глаза – чёлка, взади – выпуск – наскок… Помните?
– Как же а?
– Вы мне делали под Ринго, а ему пожалуйста под Пола с боков, а сзади и спереди – ладно уж – под Джона…
– Как скажете. Укладка?
– Какая? – он сорванец… Как я, помните?
– Конечно. Отец-то жив, что тебя…
– Нет.
– Красивый такой мужчина был – я помню. Не у нас… Не у меня стригся… Хорошо – я помню.
– Нет… не у вас… У него была… – мастер… Любимая.
– А.
– Он к ней… Ходил.
– Так хорошо, взгляните – оставить?
– Конечно, как всегда. Артём… Виль…
– Ну вот. (Улыбается… – А.К.)
– Попрощайся… скажи: “До свидания…” “Спасибо…”
– До свидания! Спасибо!
– Чудный какой! Ребёнок… На Вас похож!..
– Да! Старший… – “мой”; младший – “её”, супруги || н.
– Приходите ещё, приводите…
– Обязательно: мы же живём здесь.
– Так и?..
– Да. Так и – не разменялись. Ну!.. Спасибо, скажи!
– Спасибо!
– Артём Вильевич (?).
– Артём Вильевич.
– Молодец, пойдём.




– Зоя Васильевна?
– Да?
– Пригласите, пожалуйста, следующего.
– Да! Артём Вильевич, по записи?
– Да / а как Вам нравится.
– Да… Сейчас, Артём Вильевич. По записи: кто там следующий. (Смотрит! Ищет: кто там? – А.К.) Пожалуйста, – к мастеру Киракосову, – следующий! – кто там? по записи? Записывался?

07.11.2007 – 08.11.2007



*13 / ХХ «СТИХИ ДЛЯ ЛИАНЫ»


@ // Я дурею от Тебя, Ли! Ты! – растворитель моих бед! Я дохну без Тебя, Ли. Я… (неприличное – А.К.) от Тебя. Звезда. Звезда моя. Взошла. Небосвод. Мой. Я скажу, что Ты “Версаль” этого дня, Ли. Солнце моё! Взошло ли? Душа души моей, где, Ли? Свет света глаз моих где, Ли? Солнце Солнца моего где, Ли? Ли, Праздников Праздник? Ли – это Вдохновение! // @

@ // Дорогушечка, Дорогая из Дорогих! Ясная из Ясных! – Солнце… Звезда… Небосвод… // @

SMS-ки всё шли и шли…
К Оле.
Она выключила телефон. Выключала…
Но – она – нужна начальству: приходилось включать, чтобы… хоть… иногда.

Однажды – мелькнула и подпись: ***Твой Артёмка-плут***.
Она узнала его. Это Артёмка. Тот, кто и ей такое же всё слал. Кто не знал его? – этого непроходимого балабола и баламута всея женщин Земли, отъявленного семьянина крепкого посола с разливом, отца всех детей, друга всех разбитых сердец Планеты, ценителя и любителя Красоты? О?

“Козёл, опять спутал `адреса`: телефонные… Написать бы жене… Поговорить… Лучше а – вообще – переправлять все эти поэтические бредни – на работу, в МИД. Хотя у них там и министр такой (Козырев? – А.К.): оглядывался на… жениться пришлось потом. Г…. (неприличное – А.К.)” – не оставляли её мысли. Она уже и не сомневалась… Хотя ``АРТЁМОВ`` на Земле пруд пруди… “Это Киракосов”, – знала она. Как опытный `стилист` подобных отношений.

@ // Любовь моя, – я без ``доступов`` к Тебе (имелся в виду, очевидно, – Интернет – А.К.)! Потерпи. Целую! Счастья ВСЕМУ ТВОЕМУ НА ЗЕМЛЕ! Мы все без ТЕБЯ не можем. Щади меня – не болей! «Сеть недоступна» – отвечают..! Целую* Я люблю ТЕБЯ, РЕБЁНОК! Ли. Доброго дня ТЕБЕ, “милый мой бухгалтер” (очевидно, девушка \\ адресат работала этим – А.К.)! Друг, а я тружусь! Успехов! Друг! РОДНОЙ! Спокойной ночи!!! // @

Больше она не выдерживала. Исключительное внутреннее благородство этой женщины не давало ей право: ни прервать его песнь, ни напомнить об ошибке… “А, может быть, это он ко мне?..” – стучало сердце… Уже не молодой статс-дамы…

@ // Дорогая, я люблю ТЕБЯ! БУДЕТ утро нового дня! Спи, солнечная, сладко* сладко. СОЗДАНИЕ, всего лучшего на ЗЕМЛЕ ТЕБЕ! Благословение ГОСПОДНЕ Тебе, Лианария! Я целую ТЕБЯ, засыпай: БУДЕТ НОВЫЙ ДЕНЬ! РАДОСТИ! И! Счастья. Люблю Звезду свою!! Дохну без ЗВЕЗДЫ – Лианы!!! Да Хранит ГОСПОДЬ ТЕБЯ ЛИАНА!! МОЯ. // @

“Ну, это уже слишком!!” – и она выключала телефон. И она включала телефон: “Вдруг! – «Лиана» – это я? Может же быть, что он (нежно так) ко мне обращается… обратился… Поэт всё-таки!.. Что он забыл в этом ~Бурунди~? ``Посол``, подумаешь? После… сразу… ``МИМО`` это!! всем женщинам // жёнам ненавистное… (заведение – А.К.). Раньше, хоть платили… `Статус` был… «Лиана» – нежно как придумал, злодей, змей! ```горыныч``` армянская”, – не унималась… (душа её – А.К.).

@ // С сотового не звонится, на ~почте~ сбой, скучаю! Целую &. Всем дорогам Твоим – СЧАСТЬЯ! Я буду очень страдать из-за SMS, не отвечай вообще, целую! (Очевидно! Девушка – не из богатых была… – А.К.) Солнце Солнц Не Взошло Над Землёю? (Поэт! Истинно! – А.К.) Ты Слышишь Ли Голос Радости Моей!!!! Лиана. Душа Души Моей Где (поэт!! поэт!! точно – А.К.)? Сладких Снов Тебе, Муз (а) ыка моя сладчайшая. Бари Гишер (на армянском? – А.К.). Я не увижу ТЕБЯ сегодня, мой УРОК МУЗЫКИ, длящийся – &! (очевидно, речь шла о… – А.К.) // @

“Сволочь! Сволочь! Гад, гад: и ведь мне так писал – подонок…” – а какие ещё мысли и могут приходить такому обаятельнейшему созданию, каким была Ольга, Ольга Анатольевна…

@ // Встреча с монитором / Встреча с Тобой / Я жду их / & /. Я скучаю (как просто! – А.К.) @ //

“Мерзавец! Ведь знает! Как зацепить!”

@ // Уже бегу к рулю… (очевидно, было что-то ``конкретное``… – А.К.). Молчали-вое Серое Небо… // заставило молчать… (У-У-У х-х-х!!! – А.К.) Разве Можно Жить Без Лианы. Нка-рич нкари нкар // Художник рисуй картину // Где Свет Лица Моего Лиана. Ты Встала Моя Звезда? Лиин, я десятилетиями живу ПРАЗДНИЧНО! Я – воин! Имя мне – РАДОСТЬ! А сейчас – успокаивайся: ТЫ – талантливая, добрая и прекрасная девочка! Рад ТЕБЕ! ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! @ //

“Это уж слишком: хам! хам `армянский`”! – опять выключала… Но, подумав, включала: будто Артём, Артём Киракосов – писал ей – Оле, Оле Анатольевне… – Ей! “А ведь он писал мне… И писал хорошо! хорошо!.. Не то, что ~ этой!..”
Она хотела написать: «Прекрати этот бред», а написала: «Как тебе это удаётся? Что ты делаешь для этого, Артём, Артём Киракосов?»

@ // Ведь я пишу для этого? Я – христианин! Я хочу подарить людям бессмертие!! // @ – был ответ. Он узнал телефон: он ошибся. Он всё понял: он слал не туда. @ // Спасибо! Ты не сердишься на меня? ОБНИМАЮ! ЦЕЛУЮ. // @

«НЕТ, что ты», – ответила Оля.
@ // Люблю Тебя, Оля! // @ – это было уже её, Ольге Анатольевне, от него, от Артёма, Артёма Киракосова… Спутать его? Его речь? Его язык? Его SMS-ки? – нет!! невозможно!!..

«Как ты, Артём? Почему не писал так долго? Чем занят?.. Барев! Вонцес? Хайас… (армянское? – А.К.)», – текст (неполный) её SMS.

@ // Я – ПРАЗДНИК Земли – живу радостно! Люблю! и! Любим! Счастливый абсолютно… // @ Вот текст его SMS-ки неполный.

«Как это удаётся тебе, Артём? Оля. Если помнишь?»

@ // Помню, Оля, конечно, – ведь, – я пишу для этого: я христианин: я хочу и подарю! людям – БЕССМЕРТИЕ!! // @ – таков был ответ…

Хочу и подарю!..

@ // Светлого Дня Тебе, Оля! Господь, Да Хранит Всякую Частичку Твоего Бытия! Оля! Я Люблю Тебя! Люблю Тебя! Люблю! Артём. Артём Киракосов // @ – пришло уже в конце… конце рабочего дня, когда она уже `доходила` тихо… одна… в своём камере=кабинете…

«Люблю» – выдавила она и из себя. И – это было – искренне, как никогда. И Артём знал это: она ничего, ничего подобного никогда не писала – ему. Это чувствовалось: её искренность – в одном слове… этом: «ЛЮБЛЮ!»

Не выключайте телефонов. Не стирайте номеров. Вам придёт и это слово. Когда-нибудь. И это не станет ошибкой. Как может показаться в начале…

Правда, Артём!? Правда, Оля!?
Лианочка!!.

08.11.2007 – 09.11.2007



* 14 / ХХ «ПИСЬМА ДЛЯ ЛЮБИМОЙ!»

«<…> Люблю! Люблю! <…>
Исписал этим все тетради… Дина… Абилова…
Как стремительно ворвалась эта девочка в литературу, в жизнь, в любовь.
Как мощно Её дыхание творческое, какой запальчивый замах. И, как бесстрашно Она хватается (правильно написать было бы: `берётся`) за многое. Голос Её – эпический! Голос Её – древний. Звучный. Как и само сочетание – имени Её, фамилии: Дина || Абилова – не стихи ли это – сами по себе, а? – спрашиваю я вас… Стихи.
С глазами – саблями чёрными, не оставляющими после себя ЖИВОГО – сталкивается читатель в уголке, у портрета. Это – Дина. Древняя чародейка, магическая женщина, писательница: прозаик, поэт.
Дыхание Её – ровное! Она бежит бодро! быстро! Она `укрывает` целые полотна страниц своими орнаментами слов, которые нельзя читать с спокойным сердцем. Вас завораживает этот вихрь образов / красок / звуков.
Что главное в художнике – погружённость в свой мир. Дина живёт им. Он – в компьютере у неё, спрессованный в строчки, штрихи. Она – ? Да: ранимая, дикая. Необузданная. Много шероховатого. А в этом и прелесть. Люблю незащищённость, защищённость лишь собственным талантом, собственной беззащитностью. Любовью. Слова – краски поэта. Дина – нет – не поэтесса, поэт. Она – как царица – царит в своих пространствах, выступающих из текста.
Нежнейших сочетаний всё, что Она творит. Дина – человек яркий, взрывного характера. Темперамент виден во всём. Это тот огонь, что ласкает. Что не сжигает. Любовь? Это сказания. Видимые отличия – от других стихов, написанных поэтессами – жизнь где-то выше сказанного… Взгляд, где-то выше… Поднятый – над всем! Это стремление – к Небу! Небу, Которое Она пока не пьёт, как Воду, Которой напьёшься. Всласть. Всякий Поэт – святой. Святой – посвящённый Богу. В широкой поступи Абиловой есть и свежесть и уверенность и бравада. Это хватка смелая. Это вера – в силу своих сил. Это вера – в избранничество Своё. Это точное знание предсказательницы, это верность пущенных из сердца стрел, стрел, летящих прямо, прямо в цель, цель – читательское сердце. Успех, успех какой Она заслуженно имеет на литературных сайтах, говорит о многом, в том числе и об Её неподдельном обаянии, умении общаться, о любви к людям, выражающейся и через скупые прозаические рецензии, иногда и шуточные, иногда – развёрнутые, серьёзные, но всегда – в значительной степени – условные. Интернетобщение – вещь в себе – тут не слышно интонаций, тут люди разговаривают о главном – не видя друг друга, не зная почти ничего друг о друге.
Мне посчастливилось узнать немного больше о Дине, услышать, слушать и слышать Её голос. Образ, который создаётся при чтении почти никогда не совпадает с тем, каков человек в бытовом общении. Непросто и мне было распознать – ту Дину, которую я ищу. У Неё затягивающий смех, несколько резковатый голос. Я бы даже сказал какой-то сказочный акцент, выдающий человека прошлых веков, человека других континентов. Её зависимость от компьютера понятна – ведь мы все здесь у Неё, как на ладони. И Она живёт нами, нашими творениями, произведениями. Это – “ДОРОГА ЖИЗНИ” Абиловой. Выход в Открытый Космос, где Она своя по праву владения русским языком. По праву таланта, по праву сделанного (уже) Ею.
Дина ткёт на живую нитку жизни. Слёзы счастья и боли – Её. Она – живёт / пишет || и || пишет / живёт. Конечно, много придумок, но они – как воплощённая мечта Ёё, неотделимы от прошедшего и бывшего.
Дина… Наверное, надо говорить и о жизни… А что о ней говорить? Имеет ли она, эта жизнь, отношение к писателю. Нет. Нет, не имеет. Мы живём слаще, и глубже, чем всё то, что с нами тут происходит. Мы живём друг другом больше, чем тем, что с нами происходит на работе, в семье, в жизни, в той, в другой – настоящей, как считается. Для писателя – слова – Его жизнь. Дина живёт…
Я люблю Абилову рыдающую, расколотую надвое, не верящую в себя, более, чем пред-ставляется Она мне в голосе уверенной руководительницы важного и ответственного участка работы одного из известных предприятий современного Востока. Голос, который заставит дрожать смущённых, смутиться смелых. Она умеет быть резкой, грубой. А кто из нас ангел, не умеет хамить, материться? Кто? Путь бросит в Абилову первый камень. (И в меня.) Стихи – жизнь. Жизнь – стихи. Это верная формула. Отличить живое от неживого можно по биению собственно-го сердца. Отчего всегда я впиваюсь в Дину, в Её манящие созвучия..? Не отрываясь читаю!.. Отче-го?.. Когда кто-то там находит запятые и точки, пропущенные в азарте писанного Диной. Отче-го? Отчего.
Это что-то всегда новое. До селе неслыханное – приход Поэта в Мир. Мир всегда плачет, провожая Поэта. Трагическая плотность есть и у строк Дины. Дикая. Непереносимая плотность, сложность. Это удел таланта, который несут, как груз, груз. Не Крест. Талант – дорога! Дорога Жизни. Чем берёт Дина? Дина – заволокла весь небосвод слов, написанных русским – языком. Она – одна – производящая машина. Она – одна – союз. Талант – радость. Есть эта радость безмерная и у художницы Абиловой. Есть она и у Её напряжённой рабочей ритмичности. В Её рассуждениях об устройстве жизни вокруг себя есть и логика и практическая целесообразность. Она – собранная, целеустремлённая. Работает (пишет после прихода с офиса) по много часов ежедневно, ежедневно. Не считая дни депрессий. (А они бывают с каждым, с каждой – пишущей, пишущим, да как, впрочем, и с непишущим, непишущей.) Я – люблю Дину плачущей, я люблю Дину – смеющейся. У Неё взрывная сила. Но Она – молодая женщина, и я хочу пожелать Ей воплотить всё, что предназначено таковой – воплотить, воплотить. Пусть семья, семья – будет новым местом Её небывалого ещё вдохновения, Её неизбывных ещё восторгов. У Неё ещё много впереди, что будет Её греть, и как человека, и, как творца. У Неё свежие силы, силы освежающие сам русский язык. Силы новые, силы на смену идущие затхлому постмодернизму. Не имеющему ничего общего ни с модерном, ни с современностью, ни с какими-либо данными вообще: душевными, филологическими. Всегда новый ток и исток делает прошлое – живым. Река – Дина – течёт, набирая свои воды.
<…> Люблю! Люблю! <…>»

Было найдено в одном из разблокированных, подготовленных к отправке файлов Артёма, Артёма Киракосова. Найти адресат было не трудно. Тем более, что переписка на сайте PROZA.ru велась вполне открыто. Файл всё же переправили. Ей. Дине. Абиловой. Кажется, он был Ей очень кстати. Она готовилась что-то издавать… издавать что-то… На “бумаге”, как говорят теперь. И ей он очень был кстати… По душе…
(Она, кажется хотела, – или вставила-таки… – фрагментами… или что-то…)
Фрагментами… Какими-то… Слова Артёма, Артёма, неизвестного никому… Пришлись Ей по душе. У Неё уже был выбор: несколько известных фамилий. Многие предлагали Ей свои услуги – ведь она двигалась быстро и уверено. Что ж, – женщина яркая, видная, самостоятельная, современная. (Понимаете, что я под этим имею в виду?) Почему Она выбрала эти фрагменты? Было ли что? А могло ли быть? Говорят, этот сорванец мог за день обернуться туда-сюда: Алма-Ата – Москва – Алма-Ата. Лихач был, говорят. И погиб за это: на вираже…
Она была ``жёсткой``, как говорят. Но, при словах об Артёме – мягчела… плавилась… (Видели, как Она замолкала, влагой молились глаза… При слове: ~``Артём``~ …) Такого бы Ей! Пропадает за зря девчонка! Замуж. Дети. Бы Ей! Артём бы справился: он умел – тот ещё был пройдоха, говорят… Ловкач! Как он не проскочил тот вираж..! А! Правильно! Вспомнил! Там кошка была (или собака? или кто-то ещё? из живых…) – и он выбрал! – … трезвый выбор христианина! Готовился рукополагаться (в батюшку, что ли?), говорят, на сайте, на нашем, ведь ничего так и не вы-яснишь… перед этим рукоположением и произошло… то.
Дина… он так любил Её. Дину. Говорят, Она – тоже. Собственно, – это и из переписки ясно, видно: как эти двое не ровно дышат… Друг другу в строчки.
Кажется всё.
       
       09.11.2007 – 10.11.2007



* 15 / ХХ «ЛЕСТНИЦА. ЛЕСТНИЧНЫЙ ПРОЛЁТ. НА ЛЕСТНИЧНОМ ПРОЛЁТЕ. СЧАСТЛИВЫЙ!»


– Восьмой седьмому: прошёл.
– Седьмой шестому: прошёл.
– Шестой пятому…
“Вот и дождался: «Доцент кафедры…», «Заслуженный…искусств…». Пять лет – как и обещали: всё по списку. Всё – единогласно (почти; уж! Опять – этот – `против` – зав.кафедры, старый пер… , старпёрище по……)”, – с такими мыслями и шёл… он. Новоиспечённый… доцентишко какой-то. Там.
– Четвёртый третьему: входит.
– Третий… поднимается…
– Второй – сейчас будет… У вас… Пешком. Лифт не взял.
– Первый: вижу.
“Что это было? хлопок-выстрел. Как хлопушка почти игрушечная почти. Лежу? Это кровь? Моя? Надо же – вот тебе и кинетическое искусство, и инсталляция, куда уж «актуальней»? И `артефакт` и `концепт`. «Убит», – так значит Джон Леннон сказал, когда его Марк, Марк Чепмен…”
– Восьмой седьмому: идёт, вижу, ошибка. Не тот…
– Седьмой шестому: идёт, вижу, ошибку. Приготовиться. Всем.
– Шестой пятому…
– Вы что?! Это ГЛАВНЫЙ – охере..
– Есть. Понял. Четвёртому… Не уходить никому: идёт!.. проходит.
– Да пошли вы все… Уже вышли – из квартир.
– Первый второму, третьему: срочно – мигом… Немедленно… Меня уже видят… Откройте огонь по случайным… Никто не должен…
“Что это – сладкое? Крем? От торта – вот забава – прямо-таки – в крема, – которые и обожал с цукатами. (Артём, новоиспечённый доцент, ещё при жизни своей славился тем, обожал цукаты в креме, и со всякого торта ему, зная эту его прихоть // похоть, давали // сымали ``верхушки``. Вот те и `доцент` – дитятя истинное… – А.К.). – Хоть наемся, наемся досыта всласть, пока эти ангелочки за мной прилетят. (Он был неверующим. А как мог быть верующим доцент кафедры..?)”
– Это ГЛАВНЫЙ: ВСЕМ НА МЕСТАХ!!! Приказы…
– Пошёл ты, «ГЛАВНЫЙ». Я внизу уже… Не вижу тебя!? А? где? А!
– Второй | дубль – открывайте огонь: первый, второй, третий вышли…
– Есть.
“Забавная картина: как сладко-медленно вытекает кровь… Из меня… А мне – не грустнее становится всё, – облизывал усыхающие губы. – И – что это – смерть – такая! (Вопрос, наверное, – А.К.) Вот лизну разок, – говорил (в себе) этот `розовый` неисправимый циник и жизнелюб, умирающий доцентом – кафедры… канди… да… то… Заслу… же… нн… Искусств! – А сладко! сладко! – как сладко – умирать – в кремах, с почётом, созерцая самоё концептуальное произведение современной живописи (А зря всё ж таки говорят, что она умерла! Нет: жива! ЖИВОПИСЬ!! Да!.. Живее всех живых искусств – и должна быть – Она – Живопись, Её Величество! Да и ещё как: кровь…): кровь вытекающая из ещё живого тела искусствоведа, Артёма, Артёма Вильевича, Артёма Вильевича Киракосова. Ха! Вот Айдан бы порадовалась (Салахова дочь – А.К. + Гельман – режиссёра сын – А.К.): не это ли есть самое, по их, `концептуальное` творчество: истекающий кровью… кровью своей – он, живописец-реалист, искусствовед? художник живой (ещё)?.. ``Концепт`` торжествует: его последнее творение – кровь! живую! ещё! – смоет уборщица после того, как фотограф-криминалист `запечатлит` это всё на… (цифру?.. плёнку? – интересно… – продолжала работать голова – ещё живого – Артёма, Артёма Вильевича, Артёма Вильевича Киракосова – А.К.)”
– Дубль | третий – дубль | второму: задание выполнил – ВАШЕ – первый, второй, третий… В общем, короче… Их нет – всё прошло тихо, хорошо, нормально: все работали на `отлично`. Ухожу.
– Спасибо, дубль | три – отваливаем – все!
“Так я ещё жив! Раз вкусно мне так!..”
– Артём? Господи? Скорую… Скоро!!!
– А, это тот, с третьего.
– Нет, с четвёртого.
– Я его на пятом видела… всегда.
– Да. Он пешком любил ходить. Без лифта; лифт не брал. Улыбался всегда…

«<…> Московский… Госуда… имени… выражает глубо…<…>», – уже набирала трагическим шрифтом, как умела и умеет она это делать, Адель Вячеславовна, пресс-секретарь (старой закалки и прежних `замесов` искусствознания, искусствовед сама). Поторопилась; явно. Хоть она не любила ни Артёма, ни современное ей искусство (занималась живописью немецкого, и всего северного, Возрождения), надо было всё ж подождать немного…

– Такие выживают… Не знаю… Характер, может быть?.. Крем остановил кровь. Мы успели…
– Спасибо, доктор! Значит, – шанс есть??
– Да такие, – живчики-сладкоежки, – нас с Вами переживают. И – `легко` – причём! Знаете, как сейчас говорят?
– Как мне отблагодарить Вас, док..? Я готова…
– Знаете, а я ведь знаю… Читал. На выставки хожу… Так что…
У меня ведь – дочь… через годик (/ другой) … будет тоже…. Поступать к вам. То есть, к… Артёму… Ви…
– Мы примем. То есть, обязательно, но – примет: он – поста… Сам – будет готовить… Подготовит. ``Сладкоежка``? – да. Я ему скажу, лишь бы… А что?
– Да, ничего! Кровь остановилась. Его. Счастливый… Мы успели… и, я уже говорил…
– А, что же есть (по Вашему?) в креме…
– Не знаю?.. Вот эта бацилла СЧАСТЬЯ, вероятно… Счастливый! Такая жена!.. Как Вы..! Эвридика Васильевна!..
– Да! Вы правы: СЧАСТЛИВЫЙ! он Счастливый! счастливый! – не заметила взглядов она (``дока``, доктора)… (Или сделала вид, что не заметила.)

«Счастливый! Счастливый! выживший после такого: восемь пуль… четверо стрелявших (``апостолы зла`` – А.К.)… все прошли мимо… задели лишь… лишь немного и…» – писали равнодушно газеты, пресса, об Артёме…
Вскоре очнулся и он: “Господи, вижу!.. Живу. Господи!.. Эвридика… – лицо любимой увидел. – Господи, Ты, Эвридика, счастливый! Счастливый! СЧАСТЛИВЫЙ!! <…>”

Счастливый! Счастливый!..
Это всё – живопись его живая!
Живее всех живых!
Славься!! Славься!! Искусство – смешивать краски!
Славься! Славься! – счастливый `конец` всех рассказов Земли!
Славься!!! – СЧАСТЬЕ САМО – в руках мастера, художника, певца…

Писатели! Читайте (и перечитывайте) чаще (и почаще) Артёма, Артёма Вильевича, Артёма Вильевича Киракосова.

Счастливый!
Счастливый!
Счастливый!
Счастливый!

Апостол Радости!!!!
       

10.11/2007 - 12.11.2007



* 16 / ХХ «ПОМОЙКА. НА ПОМОЙКЕ. ЖИЗНЬ: ТРОИЦА СВЯТАЯ»


– Вот, роднулька моя… Вот, не видишь… Кому – я это всё..? Ну вот же! – пакет. Полный! Бери…

– А это..?

– А это…

Артём вышел… До помойки… Вот. Она. “Вечно живое интересное место: народ вечно что-то живое забавное выносит…”

Три силуэта напомнили Артёму что-то: “Уж не `Рублев` ли это..? ( Андрей, иконописец, гений, святой! – А.К.)” В `основе` (*композиционной* – как говорят художники – А.К.) лежала известная ему (и всему Миру) каноническая схема: Трое… Сидящих… Ангелы…

Сумерки. Они сидели. Говорили о чём-то. Я понимаю, что у ангелов нет полов, но это были не ангелы, `отнюдь` (выражение, за которое и был снят Гайдар, Егор Тимурович): двое мужчин… одна… женщина… кажется… собака… не считается.

Они тихо сидели, пережёвывая недоеденную буханку. В большой бутылке `ПЕПСИ` плескались какие-то остатки. Собака мирно, играясь, жевала давно обглоданный кем-то мягкий жёлтый теннисный мячик. Рядом стояла, на парапете металлическом, бутылка, бутылка с пивом, початая. Каким-то доброжелателем. Сейчас редко кто поступает по-человечески, оставляя, как на Западе, всё – упакованным, выстиранным, завёрнутым, глаженым… Чаще – с издёвкой – как и эту недопитую брошенную бутылку (початую) с `Жигулёвским`, поставят так, что ``нищий`` ещё и попрыгает за ней. Это молодёжь… особенно, такая. Ставят выпитые бутылки так высоко… Чтобы не достать ``нищему``. Сминают жестяные банки, ногами… Зная, что ``нищие`` собирают их, сдают `на вес`. Зная, что ``нищие`` допивают… особенно, любят – ПИВО – мочатся туда, наблюдая изда-лека, как… это – происходит. С ``нищими``. Иногда – и пенсионеры – попадались на такие `развлекухи` ещё школьников. Среди них могли быть и их дедушки и бабушки, собирающие им `металл` и `стекло` для сдачи… на их самые школьные завтраки. Молодёжь – враги – это знал любой ``нищий``. За помойкой они и совершали именно свои и грязные первые половые связи, затягиваясь первыми сигаретами, проглатывая первые таблетки дряни, натягивая первые резинки… Совершив `по-взрослому ` (их выражение) всё, целыми стайками (клуб у них что ли здесь?), чуть не миловались тут, за… вонью этой.
(Кажется близость к школьному бетонному забору – всё то, что привлекает их – по месторасположению…) Если кто-то из роящихся в… По своей врождённой интеллигентности, почти автоматически, делал им замечание (из-за мата, наркотиков, презервативов, да, просто из желания добра этим людям, таким молодым ещё), то можно было и не рассчитывать на благородство: избивали, оплёвывали, загаживали, обливали, поджигали…

“Эти три силуэта ( в ночи – А.К.) – где он их видел? – думал… Да! Рублёв! Троица! Святая! Именно так! Именно так Они там и Сидели – Ангелы: Три Ипостаси Бога, БОГА, Бога…
Сходство неоспоримое…” – думал… думал…

Когда он повторно вышел, вынося уже наполнившийся второй мусорный мешок, увидел… Сняв штаны… Один. Другая… расположилась прямо перед… палисадничком уютным: с первого этажа, прямо через стекло, глядя на выте……… струи смотрело опечаленное лицо старушки, довольно интеллигентной, смотрящей-глядящей на всё это безобразие не сурово, а с понимаем. Артём видел конечно, как… Но, не догадывался, что можно так нагло. Присела и сука – на корточки, не поднимая ноги, – бездомная, – этот жест выдавал… Третий – обняв / оперевшись на дерево – валялся, вот-вот… Не поднимая штанов… Тётенька-бабуля (в окне) дополила цветы (а именно этим она и занималась, не отрывая взгляда от троицы).

Как-то эта троица, спустя какое-то некоторое время, двинулась дальше… Заправившись (продовольствием) и оправившись (от предыдущепринятого). Артём смотрел им вслед: “Могла ли быть эта..? Ведь тогда, тысячи четыре лет назад тому, Авраама и Саару посетили… Трое? Они”.

Троица, прихрамывая… (штаны подтянули… как-то…). Сумерки сгустились: вечер поздний. Он молился – и за этих – трёх. И собаку – “``Три танкиста и собака``”, – вспомнил детский фильм… Он крутился по `ящику`, когда директор крупного моторного завода, Артём, ныне, Артём Вильевич, был ещё пионером…

– Ну! пошли тебя, Тёпа, куда-нибудь за чем-нибудь мусор выбрасывать, ты и дороги домой не найдёшь. Если Нюра не выйдет (с ***больничного***, горничная их – А.К.), не справимся, – надо кого-то ещё брать: два дня подряд – это уж слишком. (Обнаглела!) (Совсем.) Ну и что ж, что..!


12.11.2007 – 16.11.2007



* 17 / ХХ «О СУТИ ЛЮБВИ. ПО ТЕЛЕФОНУ»

– Он не любит меня.
– Главное – любить самому (самой).
– И что я должна делать? Ему… Тебе?
– Ничего. Просто: будь у этого человека, будь и всё! Будь. Будь. И всё. Не марай записных книжек, не черкай «чёрных списков». Будь! Просто будь у этого человека. Позвони… Как я ну вот… Ну! Иначе как-то: открытку пришли – по почте, что ли… SMS-ку. Раз в год; хоть.
– Что это даёт? Ему, мне, <…> тебе…
– Люди призваны «быть друг у друга».
– Зачем?
– Такими их задумал Господь. Он и Сам не захотел быть ОДИН… Одному… скучно! Скучно.
– А – не одному? Нет? Не скучно? – Ужасно!! – Не терплю.
– Даже, если научишься терпеть – это не спасает, не поможет. (Это не то.) Надо – идти навстречу, распахнув руки-крыла, душу…
– Это вот к этим-то??? <…> К этому!?
– Люди. Не хуже… Не лучше… Понимаешь.
– Как?.. Кого?.. За что?.. Главное… А – ?
– Любовь – внутри. Это – Твоё. Любовь – религия, вера, путь, дорога. Она или живёт, или ты – мёртв. Как те, что вокруг нас, смотри… Смотри. У Тебя – Душа… Я же вижу Тебя, Ты – Душа. Чувствую… Я сверхэкстрасенс. Я не сказал Тебе.
– «Что» ты? Не расслышала, прости?
– Любовь – живёт внутри. И Тебя. Ты – можешь. Любовь – талант. Способность мыслить – образно.
– Да, я пишу. Меня все ненавидят – за это. Я никогда не выйду замуж. У меня никогда не будет…
– Знаешь, больший подвиг – позволить полюбить себя другому – ответить на любовь. Принять другого. Пусть даже, не полюбить в ответ, а – просто – не отталкивать любовь к себе другого, чужую. Его любовь – принять, как должное, как путь – и твой, в том числе. Любовь – дорога смелых, суфиев. В древности были такие монахи-одиночки, посвятившие себя Ей, Любви. Шедшие за Ней по пустыням, полям, горам, городам, слагая стихи, песни, картины, посвящённые Богу и Любимой. В Образе Бога являлась им Любимая, в образе Любимой – Бог. Любовь – «ДОРОГА ЖИЗНИ», помнишь, блокада Ленинграда?..
– Ты считаешь?
– Я знаю (улыбка – А.К.).
– Откуда ты такой, на мою голову, Артём, как ты попал сюда? К нам такие ещё не залетали? Да, и, что, вообще… Что тебе – во мне… Зачем это всё, вообще… Зачем, вообще… Этот разговор… Мне не нравится. Ты, что, … ````батюшкой```` … ?
– Я встречаю людей на их ``переломе``. Мне интересно…
– Тебе ~интересно~ , а это их… наша… моя… ЖИЗНЬ! Пойми!
– Я – проводник, идущий по вагону, вагон – жизнь: кому чаю, кому… Стелю постели…Сам! застилаю! Мягко! Сладко! Чтобы не падать – с полок при… торможении, как... (Смеётся!.. – А.К.)
– Жулик ты, скажу я тебе… А?.. Сам-то ты?..
– Нет.
– А что? так?
– Секс существует только, как часть любви. Всё остальное – насилие. Не могу терпеть, зверею… Это форма порабощения… Зависимость, наркотик.
– Ты что, ангел.
– Как бы… Я – художник.
– И что..?
– Любящий глазами!
– Ясно! (Смеётся – А.К.) Знаешь, как это называется?.. На русском… языке... (смеётся – А.К.)?
– Знаю. Не это. Любовь тихая – глазами: быть рядом, вместе – всё.
– Это – о тебе?
– И – обо мне.
– И что ты мне советуешь, посоветуешь.
– Не отвергать. Других, Любящих Тебя. Вот всё – рецепт.
– Попробую, ладно, уговорил. (Смеётся, улыбается – А.К.)
– Не прогадаешь, попробуй. Для меня хоть, как эксперимент, хотя бы.
– А ты меня любишь?.. Честно только?.. Что тебе-то надо? от меня..?
– Будешь счастливой.
– Зачем…
– Люблю! Люблю!
– Ты?
– Я. Если бы…
– То, что?
– Я бы… наверное.
– Что-то мешает?
– Ничего. Любовь – плоть духа. Мне – ничего!
– ???
– !!!
– Так и будешь – раз в год звонить, с «ПРАЗДНИКОМ» поздравлять?
– Буду! Мой номер у Тебя отобразился..?
– Да.
– В цифрах – моя Любовь. Она – с Тобой – всегда, Любовь! Я – Твой – всегда! Любовь! В цифрах! Где бы ни был – Ты наберёшь – знаешь – Ты – Любима, Желанна, я Твой! Дервиш, влюблённый в пустыне! Где бы ни был – Америка, Африка, Азия – я Твой! я Твой – Любовь!
– «Суфий»? Как ты..? Сказал?..
– Суфий! Идущий дорогами, нет не пустынь – Жизни Дорогами – к Любви! за Любовью! к Тебе! от Тебя!
– Куда? Ты? «К Тебе»? «От Тебя»?
– Земля круглая? Ты не знаешь? Она вертится? Коперника сожгли за что? Не знаешь?
– За любовь?
– За Любовь – это ПРАВДА – к правде.
– В чём правда, по-твоему?
– Ты слышала: не унизь, не оттолкни, расслышь, прими, как своё – Любовь – это вера – в другого, как в себя, больше, чем, в себя. Любовь – нарушение оков этой гадости – эгоизма, оков из оков, бездны из бездн, источника яда, ада – эгоизм – родина будущих катастроф.
– И так всё серьёзно ты вещаешь! (Кривляется в трубку – А.К.) Ты, что, Артёмка, – пророк! Мухаммед?
– Смейся – смейся.
– Ты не разоришься? … с сотового звонишь?
– С сотового. Не разорюсь.
– Так, что звонил, вот эту-то чушь мне произнесть. Давай, поздравляй: зачем звонил?
– Любовь моя! Я Люблю Тебя, что бы ни было, как бы ни было, между нами, с кем бы ни была Ты, где бы ни была Ты, я – Твой. Моё сердце – сердце художника и мистика – бьётся в унисон Твоему. Где бы ни был я – Америка (Северная, Южная, Центральная), Африка (Северная, Южная, Центральная), Азия (Северная, Южная, Центральная), Европа, – Милая, Дорогая моя, – Северная, Южная, Центральная – я, след в след, иду за Тобою. Я – суфий древний двадцать первого века: пою, сочиняю, слагаю! Моё сердце – источник – всего сущего на Земле! Мой соперник – БОГ – на путях хвалений Тебе, Родная! Родная родных.
– Заладил! У меня же день рождения – а ты о чём? Поздравляй давай, обижусь а то…
– Дорогая Ольга Анатольевна, … (останавливается… – А.К. – почему-то..?).
– Дальше, чего встал? Ну! Не написал текст ещё? Забыл бумажку? Брежнев ты мой!!! (Хохочет в трубку – А.К.)
– Ольга… Ана…
– Вот – вот, я же говорила – ты – … это – самое…
– …Желаю, в общем. Поздравляю, в общем… Тебя… Это!
– … (Хохочет. – А.К.)
– Мне нравится Твой смех. Я хотел бы, чтобы Ты почаще смеялась. Готов для этого…
– Ты проговоришь всю… У тебя что, «безразмерный»?.. Тариф, ну, как его, прости! Этот! Ну – «Билайн»? «Мегафон»? «МТС»?
– Ты – Бог для меня. Ты – больше, чем…
– Заткнись. Молчи. Надоел. (Бросает трубку. – А.К.)






– Привет!
– Привет.
– Как дела?
– Отлично, как всегда.
– Здорово! молодец. У тебя как ни спросишь…
– А я не вру – десятилетиями живу без…
– Слушай, мне так плохо – вчера было…
– Чего?.. так.
– Не знаю: без твоего голоса.
– Хорошо себя чувствуешь?
– Да ничего вроде.
– Молодец, держись. Не болеть – главное! Не болей! – главное. Старайся.
– Я стараюсь. Папа… что-то…
– Что с ним?
– Ноги… Сердце… Почки… В общем… Не ходит он… На работу…
– Звони, держись, ну давай, и привет… всем… там…
– Послушай, а тебе импрессионисты нравятся?.. Я тут… нашла…
– Я ухожу, сейчас, Кать, позже давай… Попозже! Созвонимся, ладно? Давай?
– Давай. Ну? ладно…
– Счастливо, Кать.
– Пока. Ну..?
– Пока.
– Послушай…
– … (Он бросает трубку. – А.К.)






– Кузя?
– А?
– Ты дома?
– Что?
– Чего не подходишь, говорю?
– Да я!.. В ванне был. В общем.
– Сделала супик – свежий сварила, утром, настоялся уже, кушай, роднулька моя. Тёп?
– Ау?
– Тёпа…
– Ну.
– Чурка безмозглая.
– М-м-м?..
– Тёпа?
– Да.
– Я скучаю: “Мяу!?” “Мяу”, – говорю??
– Ясно.
– Что тебе ясно?
– Суп…
– Повтори… «С выражением». Где – стоит?
– На плите; мне – постный (сегодня пятница).
– Молодец, хороший, мой, Тёпа.
– Женьке – на балконе – мясной, заправленный уже. Мне – картошка – мятая, ему – пюре.
– Балда: картошка мятая, пюре – одно и то же. Ты можешь запомнить?
– Что?
– Что – что: я же люблю тебя, роднулька моя, скучаю. А ты скучаешь? Как доживу до вечера, не знаю… Ещё пара одна, там дети такие неудобные, не люблю я их, бездарные… И родите-ли их – такие же.
– Потерпи. Думаешь у меня все талантливые: работа – это общение с теми (за деньги), с кем бы ты ни за что не стал… Одни тупицы… И мерзавцы. За это и получаем.
– «Какой ты умный, ``манукянчик``». Как хорошо, что я тебя нашла. Как ты нашёл меня? Как `увидел`? Тёпа… Ведь, никто же…
– Да `вышла` бы, нашла…
– Кого? Кого? Да ну. Кому нужна я?
– Ну да!
– Эх! Ничего ты не понимаешь, чурка кавказская.
– Что?
– Лю… би… мы… й?..






– Привет.
– Привет.
– Почему ты мне не звонишь? Не называешь ласково? ``Любимой``?
– Я называю.
– Называй меня только «Любимой», понял?
       Понял?
– Ну.
– Ну пока, любимый мой.
– Пока, «Любовь» моя.
– А почему ты не сказал «Целую»?
– Я сказал: Целую.
– Нежно. Почему ты меня не целуешь ``нежно``? А. Чтобы…
– Нежно-нежно, я сказал. Если, хочешь.
– Любимый…
– Любовь моя…
– Твоя очередь писать. Между прочим, я считала.
– Ты считай – не считай, Натуль, а я всё равно напишу: меня знаешь, как женщины натренировали… За жизнь мою, Натуля. Знаешь?
– Я пошла, роднуля, у меня дико зуб болит… врач сказала… сволочи!
– Кто, Нател? Все врачи сразу: ненавижу их. Всех. Боюсь. Боюсь больниц. Поликлиник. Вообще… Их… Голова кружится, как вижу их, – обморок! прямо. Ненавижу. Ненавижу. Всех. Эти халаты их белые…
– Держись. Не болей. Главное.
– Пиши. Я считала. Вчера. Ты мне написал столько же. Твоя очередь: и SMS и письмо, – я первая… потому что.
– Ты везде первая, Натуль.
– Цалу.
– Нежно-нежно…






– Ну ты выбрал, какой автомобиль будешь покупать?
– Выбрал.
– Какой?
– Ну…
– А папа твой сегодня, вообще, дал!
– Возраст, мам, знаешь. И у тебя… Какое сегодня число?.. день?.. год?..
– Чё пристал? Думаешь, я хуже твоего папы?
– Не лучше: я его спрашиваю, какое сегодня число… день… год… – он мне всегда чётко отвечает. А ты…
– Да, поживи с ним. Чокнешься быстро.
– Ты, мамуль, просто других… Других мужчин не знала. Знаешь, какие мерзавцы бывают. Твой `налево` не ходит. Не пьёт…
– Ну да вот... вчера…
– Ты не знаешь, что такое… ``пьёт``, просто. Какие негодяи! Бывают! И изменяют, врут, тащат из семьи. Имеют по пять семей, жён, тащат венерические болезни в дом, любовниц. Никому не помогают. Мерзавцы и негодяи, спроси любую, она тебе скажет. Ты, просто, жила счастливо себе пятьдесят лет – с одним, порядочным и культурным, человеком совести и долга, чести и талан-та.
– Да! Ты бы слышал, что он мне тут вчера наговорил – “культурный”, да!.. слышал бы ты, кто ещё.
– Это возраст, мамуль. Жизнь – состоялась, поверь. Всё хорошо! Надо потерпеть. Ну что тут?..
– Да. Да?
– А ты сама? Идеал, что ли? Как над сестрой подсмеивалась. Я – весь в тебя – шутник / озорник.
– Любишь своего папу, так и живи с ним, а я…
– И буду! У меня, между прочим, никаких конфликтов не возникало…
– Ну да: ты встаёшь – его нет. Он приходит – тебя нет. Не видитесь, вот и…
– Такого, как папа…
– Я знаю… Да я знаю…
– Ну вот!
– Обожаешь ты своего папочку.
– И мамочку.
– Сынок…
– О! Это он – идёт, проснулся… идёт… Взял трубку. Ну-ка, положи! Мы говорим – с Артёмом. О тебе, между прочим, ну-ка, не подслушивай. Положи…
– Сынок, твоя мама… Мать – лучшая, лучшая!
– Я знаю. Я тоже так думаю.
– А отец?
– Тоже – лучший. Я не видал лучше… Молодцы, ребята, что решили пожениться, и меня – создать – правильное решение.
– Как ты любишь своего отца!
– А что?
– Нет, я ничего не говорю… Виля, положи трубку ну-ка.
– А что?
– Мы говорим – с Артёмом, не слышишь?
– А о чём?
– А какая тебе разница? – О любви, понял?
– О любви? Понял! Я в ней ничего не понимаю, сынок. Тогда я пошёл. Целую тебя, сынок, будь умницей, сынок.
– Целую, папа! Держись, папа!
– Молодец. Молодец, что каждый день звонишь нам. Не забываешь, не то что…
– Я же люблю вас… Нет, не только, как сын, как… человек: вы – честные, достойные, порядочные, справедливые, умные, образованные, открытые, воспитанные, интеллигентные… С ва-ми приятно и интересно общаться. Я люблю вас, и не стесняюсь этого. И говорю вам это постоянно, мам.
– Я знаю, тосты поднимаешь… Пьёшь. Откуда ты такой хороший взялся у нас, вроде..?
– Вроде и вы – неплохие.
– Может быть. Ну, звони, сыночек, Артём, хорошо? Что же будет, когда мы совсем старые станем? Никто никому не нужен.
– Погоди, не гони волну, внучки…
– Да… внучки (усмехнулась – А.К.). Горовиц будет играть сегодня.
– Где?
– По «Культуре».
– Во сколько?
– Вечером, сейчас посмотрю. Для тебя… Ты же любишь…
– Да. Обязательно.
– Сынок?
– Ты не ушёл, Виля? Пойди, там, на кухне, посмотри картошка, как варится? Помешай, посоли… Говорила тебе… Хитрый какой смотри, подслушивает он…
– Я не подслушиваю, Лилинька, я пошёл, где, ты говоришь, посмотреть… перемешать?
– На плите.
– Пока, сыночек.
– Виля! Я кому сказала? Ты уже попрощался с Артёмом. Иди. Не возвращайся. Из кухни. Дай нам спокойно поговорить. Упрямый (Артёму – А.К.). Ну. Мы вроде обо всём… да?
– Да.
– Хороший ты у нас, сыночек мой.
– Целую нежно.
– Я тебя тоже, целую, сыночек мой, Артёмчик.
– Я люблю Тебя, мамуль. И папу. Вы – лучшие у меня. Я не знаю никого лучше, прекраснее вас. Я люблю вас. Я – люблю вас! Люблю! Вас! Тебя и папу. Как вы нашли друг друга? Не потому, что вы – мои родители, а потому, что вы – люди порядочные, скромные, чистые, добрые, отзывчивые, деликатные, честные, смелые, глубокие. Вы похожи друг на друга. И я люблю вас. Я люблю вас. И – я люблю!..
– Дорогой ты наш! Артёмчик! Сынок! Сыночек! Мы тебя тоже очень любим: ты – лучший – у нас! из нас.
– Целую. Пока.
– Пока, мой дорогой, хороший.






– Чего ж ты плачешь, Бабуль?
– Ты разве не знаешь? – я же люблю тебя, внучёк мой любимый.
– Бабуль, Ты мне на мобильник звонила – чего? (Я в метро был – не смог ответить. Не брало.)
– Артём, ты же знаешь, у меня никого нет – кроме телевизора; приходи – испортился. Я не могу смотреть; скоро «Клён» начнётся, мой любимый сериал.
– Бабуль, не «Клён», а «Клон».
– Я всё равно не могу смотреть. Почти не слышу. Глаз не видит, катаракта…
– Бабуль. Ну я сейчас на работе. Приеду, как могу, смогу.
– Артём…
– Не плачь! Ну что?
– Так ты знаешь…
– Еду. Бабуль…






– У меня выставка, Оль, придёшь?
– Не обижайся – нет!
       Я, вообще, не понимаю, Артём…
       Зачем..!
       Ты что… Ты с кем соревнуешься? Я люблю тебя. Но, – не понимаю, прости, слушай, только пойми правильно, – не о… я…
– Ты же знаешь, как мне это всё важно, значимо.
– Я тебя знаю другим. Я, вообще, тебя знаю. Каждый кусочек твой, Артём. Ты – песня! Что я могу узнать о тебе на этой выставке? Что я люблю Тебя? Пойми, мне тяжело… И – не иметь тебя – рядом… пойми. Я не приду. Я люблю тебя. Но, – не… Изви..!
– Это же важно мне. Это – праздник – для всех. Я хочу и Тебя видеть, Оль.
– Хочешь, я тебе свитер свяжу?
– Оль? Ну… Ты же знаешь.
– Знаю: «как ты домой в нём пойдёшь…». Не хочу делить тебя ни с кем. Понимаешь?
– Понимаю. Это же… Дру…
– То, что ты – хороший? Ты мне всё рассказать пытаешься. Что? Ты думаешь, для меня важно, что пишут о тебе? Как будто я не знаю… Что можно не знать о любимом?
– Хочу, чтоб Ты видела ЖИВОПИСЬ.
– Ты – моя живопись (смеётся! громко! в трубку – А.К.) ходячая!.. Ах! Да!






– Хочу быть Иконой!
       Хоть для кого-то – в этой ЖИЗНИ!
       Надоело: хозяйка, сослуживец, сестра, главный… бухгалтер… соседка, лучшая подруга, кто-то ещё! – Тупые роли все! Надоело.
– Для того нужен иконописец. Увидеть в человеке Икону. Ведь…
– А ты?
– Ты права – я иконописец: я в каждом виду Христа, Марию!
– Артём! Хочу!..
– Ты права, Дин…
       Как всегда…
       Хоть для кого-то в этой Жизни – Человек должен быть Иконой.






– Я мучился. Я не могу больше спать. Ходить на работу, есть. Сидеть. Стоять. Да, что? – жить! вооб…
– И что же случилось?
– Ты. Случилась – Ты.
– И – что я должна делать теперь?
– Ничего. Я Тебе просто сказал. Что Ты – причина всего. Того – что со мной.
– Ты – всё чужое… Я думала – о тебе.
– Ах вот!.. Как.
– Что ты сказал, я прости, не расслышала?
– Пока.
– Что?
– Счастливо Тебе…






– Женись на мне?
– Ты же меня знаешь?
– Знаю.
– Я могу быть верным?
– Ты хороший.
– Ленивый.
– Вон, мне за спичками куда бегал… Думаю, мой Виталик не побежал бы. А ты побежал. Да ещё и сам – не куришь. Как – ? Ты будешь очень хороший муж, Артём.
– Я занимаюсь Искусством. Это – моя ЖЕНА. Я служу ему – как Возлюбленной…
– Я буду тебя ждать из командировок, творческих, поездок… Знаешь, я вспоминаю твои рисунки… Они гениальны! Ты – гений, Артём.
– Я знаю…
– Я буду лучшей женой тебе, женись, а? Артём. На Свете!..
– Ну – давай – увидимся. Тебе сколько до центра ехать? В центре увидимся, где-нибудь…
– Ты знаешь, – я тебя знаю, – потом смеяться будешь…
       А я не хочу так больше. – Ты же знаешь, какие у нас с Виталей отношения?..
– Знаю.
– Он предложение мне сделал.
– Ты согласилась?
– А, что мне делать?
– Тогда…
       Действительно…
– Он подозревает тебя. Мне он верит. Но, тебе – нет. Не верит.
– И правильно. Я и сам себе не верю.
– Он считает, что… Я – не устою… Твоим…
– А Ты устоишь?
– Ты же знаешь, что нет. Зачем спрашиваешь, тогда.
– Ну что? Сколько Тебе до центра?






– Ты – дорогое мне существо. Я всё время думаю о Тебе, Эль! Каждое дыхание – славит тебя, Эль. Просыпаюсь и засыпаю Тобой, Эль.
– Всё? Всё сказал? Мне надо… уходить сейчас. В туалет, в ванную…
– Как ты себя чувствуешь? хоть… Скажи?
– Нормально.
– Можно, я звонить буду?
– Конечно. Когда хочешь.
– Целую. Всё Твоё… И – вокруг, куда Ты ходишь, что видишь… По чему идёшь. Воздух – который вдохнёшь. И, который выдохнешь…
– Мне некогда, я же сказала… Тебе.
– Я люблю Тебя. Я молюсь о Тебе. О всех Твоих близких. Каждый день. Каждый миг. Я люблю Тебя, люблю, Эль. И всё, что с Тобой…
– Мне некогда… Я очень напряжённо работаю.
– А когда..?
– Не знаю… Мне за это платят ДЕНЬГИ. Понимаешь?
– Понимаю.
– Пока.
– Пока. Всё. Пока. Всё.






– Кузенька, борщ в холодильнике, второе я вынесла на балкон – рыбка – пост! – не забудь, мой хороший. – Мясо – Женьке. Я всё подписала тебе, дорогой, Кузя мой, не перепутай, смотри. Ну-ка повтори? Давай! Быстрее! Не смейся. Я с работы: у меня уроки уже… начинаются… Жду я! Ну?
– Борщ на плите. В холодильнике – Женька. Ты – вышла на балкон! Покурить?
– Балда! Мой хороший!.. К-у-у-у-з-я мой бесподобный!.. Родной. Роднуля. (Смеётся – в трубку – А.К.)
– Не так?
– А зачем ты “сто рублей” в холодильник положил?
– Так подписано же было: «Съешь или положи в холодильник, если не съешь».
– (Смеётся – А.К.) Тебе сколько лет? Слушай! А куда мы в этом году (в Англию?) поедем? Хочу в… Говорят, там море хорошее, гладкое, и входить легко. Мягко. Песок. (Не галька, как в…) И тепло. И кормят… Люська мне говорила… рассказывала… У неё муж был… и ещё кто-то… ездила… А мне шубка на будущий год нужна. Хорошо, миленький? Норковая. Можно – полушубок и. Купишь? Ну на годовщину нашу. (С тобой, миленький.) Вот, вон! – Лида \\ (ка) как к нам приходит… (В какой!..) И сапожки у неё модные. Купишь, ладно? Слушай, а что ты мне подаришь?.. (На наш с тобой юбилей. У нас же с тобой юбилей – в будущем году. – Я считала…) Как Марина Завену сказала, помнишь? – «Мы уже десять лет вместе, а ты мне ещё ни одной КРУПНОЙ вещи не подарил». И, когда “ремонт” доделаешь, миленький!? Смотри, обои отходят – не меняли уж давно – старые… Дырочку в полу – когда заделаешь?.. Шестой год ведь жду! (Как люблю тебя, родного! Как люблю!.. Кто бы знал.) Нам надо на будущий год с тобой, роднулька, обязательно…
– Ты – в холодильник, Женьку – на сковородку, я – с балкона… Правильно? я всё запомнил?
– Ты – гений! Кто бы знал… (смеётся – А.К.).
       Мурзик, мой… Тёпка! Ты когда придёшь?..
– А я дома…
– А хорошо у нас дома, правда? Люблю тебя как! роднуль.
– И я.
– Ну, скажи мне чётко, чтоб я слышала.
– Люблю!
– Вот! Громко! Молодец! А теперь повтори «с выражением» (без выражений и возражений, с «выраженьем»), как говорится. Чтоб я слышала! Ну-ка – не мямли мне тут.
– Ну люблю.
– Чего, не слышу? Ещё давай, почётче, пожалуйста!.. Ну! Давай!
– Люблю!
– Молодчинка, Мурзик, ку-ку?
– Ну я пошёл?
– Куда?
– Работать.
– Работай, мой хороший, запомнил?
– Ну.
– Повтори.
– Так, Ты же всё подписала…
– Ну и что… Я сказала…
– На плите Женька (разогреть – на масле “постном” – много не класть – масла – Женьки/у можно! – и нужно!), за балконом – Ты (греешься: минус пятнадцать – зима), (а) я – в морозилке (разморозить, прежде, чем употребить (взболтать) \ съесть)…
(Смеются!.. Оба!.. – А.К.)

ЭТО ЛЮБОВЬ. НАСТОЯЩАЯ. СТОЯЩАЯ. ПРОЧНАЯ. ВЕНЧАННАЯ. НА ВСЮ ЖИЗНЬ. (ОСТАВШУЮСЯ.) БРАК. И ГИМН ЕМУ.

16.11.2007 – 21.12.2007



* 18 / ХХ «ЖЕРТВА. ПОТЕР ГАРРИ ИЛИ СОН В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ»

****

– Это кто?
– Надя.
– Из-под…
– Ясно. А чего она спит?
– Разбудить?
– Да нет… Пусть… Себе…
– Мэри, может быть Вы закроете книжку? (Так и не говорит он – я. – А.К.)
– А мне это совсем не мешает – любить! И слушать. И уважать Вас. (Артём Вильевич.) (Так и не отвечает Мэри. – А.К.)
– А почему так рыбой пахнет?
– Это я, Артём Вильевич. Извините. Не успеваешь ведь поесть.
– Оля? Оль!
– Простите меня. Пожалуйста. Артём Вильевич. Не успеваешь поесть-то… не успела, а?
– А запах такой..?
– Это консерва – рыбная. Плохо? Я уйду, если хотите.
– Нет, что Ты, Оля. Ешь…
– А я Вам подарок принесла.
– Ну так давай! Ты же знаешь, я люблю…
– Это вяленая, из-под Ростова… Она очень… пахнет, в общем. Я её завернула, в газету, но – всё равно.
– Спасибо. (Берёт – А.К.)
– И сразу в холодильник.
– Положу. Спасибо. Оля…

****

Я оговорюсь, с начала, чтобы понятно было. Это – Институт имени Сурикова, Василия Ивановича. Художественный. Москва. Факультет «живописи». Я преподаю “технику живописи и технологию живописных материалов”, “копирование” – в музеях – произведений станковой живописи (ГТГ, ГМИИ – `Третьяковка`, `Пушкинский`– в простонародье). Руковожу мастерской реставрации живописи. Ну это скорее работа снабженца и координатора, чем что-либо ещё, потому что, я пригласил преподавать главные предметы – лучших. *Читаю* сам всё, что надо, – `по пути`, и вспомогательное. Так, в общем!..

****

Это я, простите, чтобы понятней было… А так – я мечтал мести улицы всю жизнь. Это из советского ещё прошлого. Смотрел, как по утрам, часов в пять, в четыре (я так и встаю) дворник начинает… Завидовал… Раньше давали им коморки. С мастерскими (с художественными, для художников) в Москве было всегда очень трудно. Мечтал всё поскреБсти – к восьми – выспаться, а потом писать! писать! Звук скребка ранним утром, к пяти, всегда возбуждал эти мысли во мне… Творческие… «Дворник» – профессия творческая, лирическая, нужная. И – весь день свободен – после скребка. Дворником был – Бродский, Платонов… Дворник, истопник, сторож… – наше, творческое…
Дворник – профессия творческая, художественная, так было! по крайней мере…

****

– Оль. Оля?
– Что, Артём Вильевич?
– А, что Вы делаете? Оля.
– Ем.
– На уроке? … записывать надо…
– Я не успела, простите, Артём…
       Я могу выйти…
       Если хотите.
– Ешь.
– Знаете. Некогда ведь.
– Ешь, конечно, извини. Приятного аппетита. Ну?!.

****

Она из `глубинки` – Подмосковье. Там есть обалденные места. Нетронутые ни дорогами, ни электричеством, ни газом, ни чем другим, соответственно, – двадцать километров от Москвы. `Сибирь`, что ли? Нет, рядом. Мы смотрим по телику иногда про эти ужасы. Как там люди живут в двадцати километров от самого дорого города мира. Подмосковье, в сторону чуть – от трассы – глубинка ещё та! Дыра. Без дорог, без школ, без…

****

– Надю не будите – пусть спит.
– Она не высыпается.
– Телефоны не выключать. Будем слушать: кому ``кто\что`` звонит, какая музыка\мелодия(?)! – интересно(?)!
– Можно, я выйду, мне надо…
– Конечно, можно всё. Лишь бы вы ходили, приходили. Входили обратно. Чтобы вам было интересно. Ведь всё для вас. И я. Не наоборот. Всё ж…

****

– А чего ты тут стоишь?
– А у нас не `зачёт` сегодня?
– Господь с тобою – уже каникулы как неделю.
– А мне показалось с утра…
– И?
– Я пришёл и…

****

– Артём Вильевич, а меня не будет с 9-го февраля по 9-ое января.
– Как так? Ты живёшь в обратную сторону?..

****

– Юль, а чё вы так и не появились?
– Мы парковались-парковались – так и не нашли места.
– И чё? Да, у Третьяковки не найдёшь… И, что решили?..
– В следующий раз…
– Так это ж занятия?

Улыбается. Крутит мною, как хочет. Автомобиль у неё…

– Юль, купи себе ``SMART`` (“mersedes” такой), не ездий ты на этих гробах! Пусть папа…

– Артём Вилич, вот тут зачётка… Подпишите.
– Ну? Где?
– Ох. Ради твоих глаз, Юлька!
       Давай…

****

– Игорь, что ж ты пришёл… в майке? – это ж – Третьяковская галерея… здесь картины висят. Не `баня` же?..
– Да: я вижу… (озираясь вокруг – А.К.)
«Ты быть хоть подмышки…», – думаю… так и не произношу я.
– Игорь, одевайся теплее: по понедельникам (а копирование произведений станковой живописи у нас по понедельникам) в Третьяковке проветривают весь музей за неделю, что надышали.
– Чувствую! (ёжится! – А.К.)

****

– Это Маслова, здравствуйте, Артём Вильевич.
– Здравствуйте.
– А сейчас зачёт?
– А вы куда звоните?
– Вам.
– Ну да. А вы где?
– Я болею…
– Хорошо.
– Номер зачётки скажите.
– А я… Не знаю.
– А билет есть, студенческий.
– Дома.
– А где вы болеете сейчас?
– А я на работе… Нет, – в метро пока…
– Так позвоните домой, узнайте.
– А дома нет никого. А вы меня не поняли: у меня за два года ~задолжность~ .
– Ну – вы петь умеете. Так спойте.
– Как?
– Да прямо в трубку. А мы послушаем. – Тут ещё ребята стоят, с подрамниками… ждут очереди. Ну? – ждём, давайте.
– А я не умею.
– Ну а как же я вам `зачёт` поставлю?
– А я танцую…
– Потому я вас в метро не догнал. Вы рыжая?
– Да.
– Глаза зелёные?
– Нет, с голубизной.
– С голубинкою? Да – признал! помню: изумруд со сливками. Знаю… я гнался… до самого верха… почти! – не догнал.
– Да, я быстро бегаю.
– От Института особенно…
– Вы такая длинноногая? В миниюбке были? Вверх бежали?
– Да, это я.
– Зачётку вашу передавали девочки, будто дедушка болеет ваш, «при смерти»?
– Моя.
– Я вас потом в клубе «ПУШКИН» встретил? С кавалерами.
– Это я.
– А это я. Только я не подошёл к вам – ребята “крепкие” были ваши – “намылили” бы меня крепко! Ладно: узнали телефон, дозвонились! – `зачёт`. Успели. Вовремя. Он ещё не прошёл… идёт…
– Спасибо вам…
– И вам…
– Что…
– Что…
– Вы не поняли меня…
– ?
– У меня ведь за два года…
– Глаза зелёные?
– С голубизной.
– Берёте направление в Учебной части ко мне, и… приходите.
– Спасибо вам большое.
– Пожалуйста. А почему вы так от меня бежали?
– А я танцами занималась… занимаюсь…
– А я страшный такой?
– Ну нет же, почему? Симпатичный… Даже! У нас на курсе – почти – все! в…
– Поэтому я вас и не догнал. Ну и ноги – блеск лишь!..
– А`зачёт`?
– … уже стоит…

Дружный смех стоящих с подрамниками мужчин: «Зачёт по “технике живописи” по телефону?».

– А я про вас рассказы смешные на @ПРОЗЕ.ру@ пишу! знаете? читали? не обижаетесь?
– …да это ~ скоко ~ хотите…

****

– Артём Вилич, я тут стою, а как выглядит Пушкинский музей? Я записываю, так, подождите - подождите, так?
Я описываю.
– Ты москвич? Родился..? Я знаю, ты – «художественную» закончил №…
– Да. На «Бабушкинской»…
– Ну: так что ж, не знаешь, как «Пушкинский» выглядит? Не был?
– Да был я!.. давно: ещё по лестнице поднимался.
– Какой курс?
– Четвёртый.
– Да. Института Сурикова. Чтоб ты делал, если бы не я, а? Артём Артёмыч Артёмов? – с такой-то фамилией – мой любимый ученик.



– А где здесь вход, Артём Вилич; я хожу уже час – всё вокруг обошёл.
– Спиной к Кремлю (там, где «Христа Спасителя» храм), справа с торца, «подъезд № 5» написано, «служебный».



– Нашёл. Так? Дальше…



– По коридору до конца, справа раздеться. Справа «туалет» (`мужской`; зайти, если нужно).



– Так. Разделся. Дальше?
– Прямо перед тобою – лестница. Помнишь Райкина, монолог: “В греческом зале, в греческом зале…” – Поднимаешься, направо – я там. «Мужик» стоит, гипсовый, – Микеланджело, «Давид», найдёшь?
– А. Вот. Где? Уже вижу – вас.



– Так ты не был здесь?
– Да нет, был.
– Да: с таким именем, с такой фамилией, с таким отчеством. – Мой любимый ученик.
– Отчество у меня другое – вот если сына рожу – так назову. «Артёмом».
– В мою честь? Я проверю, смотри. Что бы ты делал без меня? Так бы и не попал в «Пушкинский» музей?
– Не-а, я был, – обиженно…
– Ну вот: один прок от меня: ты хоть в музей попал… А так – работаю у вас снабженцем-организатором, пионервожатым, ёлы-палы!! Трачу на вас жизнь, молодость, силы.

****

– Мила, у Тебя что в ушах? AC||DC? Ты что слушаешь?
– Вы такое не…
– Ты меня слышишь?
– Да. У меня тихо.
– Дашь послушать?
– Это rock семидесятых?..
– Я похож на репера?

Девочка похожа на блюзменку (наша): в чёрном вся! Мила! Прямо какая-то!.. Я её очень люблю! Она не пропускает! Записывает… всё! Аккуратная. Стройная. И слушает – rock семидесятых. Ну чем не образец студентки?

****

– Артём Вилич…
– Что?
– А можно не ехать?
– Ну. Можно.
– Артём Вилич?
– Да что?
– А можно не ходить?
– Да можно.
– А я уйду скоро. У меня поезд. Я взяла “домой”.
– А у нас занятия.
– А я всё равно поеду…
– Ну конечно, Аня…

****

– Нет, не стирайте, – Альберт здорово меня изобразил! Он – молодец. Какой! А я люблю, когда смеются, смеются надо мною. Не стирать. С доски… Будем писать с краёв… теперь. Альберт – способный. Зря ему трояки ставят! Теперь – это так. Я защищал и защищаю его.
И юморист ещё – в придачу, как выяснилось.

****

– Тань, а чего вы не были, не пришли в прошлый раз?
– А мы проспали. Очень… Погода что ли такая бы...?
– Принимается… (улыбается, я… – А.К.)

****

– Какая же ты молодец, Саша. Знаешь, ведь сам я не могу так – как прошу вас. Для этого надо ежедневно писать и рисовать с натуры. Компоновать. А я – лишь болтаю языком с вами – ежедневно… ежедневно…
– Артёммм… Вилллььь…
– Так что..?
– А можно?..
– Можно. Можно всё. Тебе. Тебе можно всё.
– А я не приду завтра. У нас…
– Не оправдывайся. Таких учениц, как ты, у меня нет. Это только педагог ходит всегда вовремя и не болеет, обязан быть и не пропускать, не имеет права – опаздывать, а вы – имеете права – на всё! на всё! в этой жизни: молодость даёт их… (Теперь-то я понял, в чём разница…) Жду каникул, как манны… Каникулы придуманы – для педагогов – отдохнуть, перевести дух. Это для нас, для взрослых – переменки – от вас, душевных и красивых. Не приходи. А, можно, я тоже не приду, Саш?
– Можно.
– Спасибо, Саш. Не могу, к сожалению. Спасибо, что – меня отпускаешь, я не могу, не имею права, приду, к сожалению.

Смеётся. – А.К. Смеются. – А.К. Вместе! Вместе!!

****

– Как здорово вы всё говорили так, Артём Вилич!
– Так ты же спала всё время, Надя?
– А я всё слышала, Артём Вилич, знаете, как мне всё так понравилось?! Знаете, прямо так – работать захотелось, писать!
– Оцени: мы ведь не будили тебя. Где ты найдёшь ещё такую лояльность? Такого педагога? Оцени? Цени?
– Ох, как мне легло-о-о-о! Я ведь всё очень хорошо слышала!.. И запомнила!
– Значит, я открыл новую форму обучения – во сне. Гипноз прям. И всем легче. Вот, что значит гуманность.

****

– Как мне всё понравилось, Артём Вильевич…
– Так ты же читала. (Мэри?) Всё время – не отрываясь… (Книженция толстенная такая! – жуть. Жуть! – А.К.)
– А я вас всё время слушала, слышала.
– Что читали?
– Гарри Потер.
– А кто написал?
– А не знаю.
– А на обложке что написано?
– А я не смотрела. Но мне понравилось.
– Ясно-о-о-о-о.
– А как я говорил, понравилось?
– Да-а-а-а-а!!!! – Здорово!

****

– Лен? Ты?
– Да, Артём Вильевич, а что надо на `зачёт`?
– <…> ну?.. <…> а у тебя что-то есть? <…> вообще?
– …нет.
– …а улыбаться..?
– …не умею а я…
– …а что умеешь?
– …не знаю я?
– …ну хоть какие-то достоинства есть у тебя?
– …нет, не знаю…
– Давай зачётку.

………………………………………………………………………………………………...
………………………………………………………………………………………………...

– Ты что вернулась, Лен? Я тебе всё поставил? Что-то забыл?
– А у меня лошадь есть: я за городом живу, – хотите покатаю?

****

– Ты чего плачешь? («Из-за Игната?» – не произношу я. – А.К.)
– Да… Нет.
– Я видел: он пол-урока обнимал Вику. Я понимаю тебя. Смирись.
– А вы разрешаете…
– А как, Настя? – запрещать? Пусть обнимаются! – может, у них ~так~ больше знаний влезает так?
– А пол-урока – с другой…
– Да, так: а пол-урока – с другой. Видишь же, Насть, мальчиков-то нету! – мало! маловато! (“Надо делиться” /знаменитая фраза Лифшица к нашим |российским| алигархам/, Насть, – так и не решаюсь произнесть я. – А.К.) Что ж? пусть хоть по пол-урока…
– Вам бы… лишь бы… Ар…

Плачет…

****

Я всё разрешаю. Не то, чтобы я очень мягкий, нет, я очень требовательный, даже. Но – мы должны выпутаться из этой ~истории ~ , с немощными студентами, с немощными студентками. Я разрешаю им всё – обниматься, целоваться, меняться партнёрами, партнёршами, изменять другу другу (по коридорам прям, мимо этого – увы! – не пройдёшь, молчу, как `рыба` – дела `сердечные` – не мои…) есть, пить, спать, выходить, входить, не ходить, ходить, говорить по телефону, звонить, принимать звонки, отправлять и принимать SMS-ки, смеяться, плакать, грустить, радоваться, не снимать наушники, слушать музыку, друг друга – лишь бы шла работа, лишь бы им было интересно, лишь бы – вытащить! вытащить!! вытащить!!! это поколение… СЛЕДУЮЩЕЕ – за нами – художников… БУДУЩИХ.
И это – обязательно! обязательно! обязательно! обязательно! будет, будет, будет!!! ДОЛЖНО БЫТЬ!! ДОЛЖНО БЫТЬ!! ДОЛЖНО БЫТЬ!!


****

– Мэри, а кто написал «ГАРРИ ПОТЕР», вы же читаете… (?)
– Выспались, Надя? Мы же не будили вас, оцените?
– Я? «жертва»? ВАША? – быть может… быть может – так. Педагог – да!! – ЖЕРТВА! ЖЕРТВА!! ЖЕРТВА!!! А, если её нету, то – нет и результата, вот. Да, правильно! верно! так! – ПЕДАГОГ – ЖЕРТВА.
– Да ешьте, Оля, свою рыбу, пусть терпят остальные.
– Да: на моих уроках можно всё – ходить, есть, спать, целоваться, обниматься, флиртовать, менять партнёров, партнёрш, обжиматся, зажиматься, обхохатываться, с меня писать этюды маслом (а я что: устроился бесплатной натурщицей? я, кажется, что-то тут иное произвожу?) телефонить, SMS-ить, слушать ROCK, рисовать меня по тетрадкам вместо записи лекций, выходить, входить, приходить позже, уходить раньше, не ходить вообще! – главное – ДАТЬ РЕЗУЛЬТАТ: должно вырасти поколение, поколение, поколение…
– … искусство! – да! – отберёт вас само! Это та «ДАМА», что выбирает себе ~кавалеров~ сама!! сама!! сама!!
– Я? А я? – да! – ЖЕРТВА! ЖЕРТВА!! Лишь жертва в объятьях ласк возлюбленных учеников и учениц.

****

– Я хочу сказать, что вы все! все!! все!!! все!!!! все!!!!! – большие молодцы! большие молодцы!! – вы все! вы все!! вы все!!! вы все!!!! вы все!!!!! ВСЕ ВЫ. ВСЕ ВЫ. ВСЕ ВЫ. ВСЕ ВЫ. ВСЕ ВЫ.
И я – счастлив, счастлив, счастлив, что – встретил вас, встретил вас, встретил вас! мои дорогие студенты, студентки: короли мои, королевы мои, души мои, жизни мои, время моё, обёрнутое вспять. Мы победим. Безвременье и голод – духовный, телесный. С Богом. Готовьте зачётки, я принимаю зачёт.

****

«Я – виноват перед ВАМИ: здесь, на моём месте, должен был бы стоять достойнейший. Стою – я – тоже – не худший (~экспонат~) на этой земле. Прошу прощение, хоть я и работаю у вас “пионервожатым” (чистота, наличие инструментов, материалов, элементарное устройство рабочего места и процесса, прочая волокита с обеспечением вашего “досуга” – назовём наше с вами взаимное обучение – так), я люблю искусство! – “всею душою своей, всем разумением своим” – и хочу, чтобы ВАМ это передалось. Нет священней текста – чем полотно ТВОЕЙ КАРТИНЫ – в это должен верить пишущий ЕЁ, иначе… иначе… незачем браться за кисть.
Помните, друзья! Помните! – НЕТ ПОЛОТНА СВЯЩЕННЕЙ ТОГО, ЧТО ПИШЕШЬ ТЫ, ХУДОЖНИК! Художник! Властитель времён! – ТЫ ПИШЕШЬ ВЕЧНОСТИ ПОРТРЕТ. ТЫ – БОГ, РИСУЮЩИЙ МИР НАНОВО! ЗАНОВО! СНОВА! УНИЧТОЖАЯ ТЁМНЫЕ ПЯТНА БОЛИ И СЛЁЗ, ХУДОЖНИК!.. О.
Через столетия и через тысячелетия – откроют умелые реставраторы твои слёзы о красоте, о красоте, что была дана тебе – воспеть! Вспеть! – как взметнуть! На холст! Помни! – ты – гений! А иначе – брось! брось кисть!! брось всё это!!! Равный Богу Со || Творец. Творец – как и Он, ВСЕВЫШНИЙ!!
Художник…
Наши встречи с Тобой!
С будущим! Что – лишь – будет лишь…
Лишь педагогу счастье дано знать и держать в руках будущее так близко.
В лице возлюбленных своих учеников и учениц.
Благословенная ЖЕРТВА! – педагогики!!
Благословенная ЖЕРТВА.
Благая.
Не торопись – жать! – будут и всходы, будут и ПЛОДЫ, Благословлённые, – Благословенные, – Богом.
Перед моим учениками и ученицами – в ответе и уважении и преклонении и любви – опускаюсь на колено!
Через все наши встречи, через все наши невстречи, через все оценки, ``зачёты // незачёты`` – ВЫ – будете окрашивать СОБОЮ то, что я уже не увижу, не застану. Какими мы ВАС оставим, такими и вступите в жизнь, в жизнь, в искусство, в искусство…
Я доволен ВАМИ – ВЫ работали славно! хорошо! по-доброму! Старались! А многие – достигли успехов. Значительных. Мне приятно сказать, что сам я так не справлюсь с заданиями, которые даю ВАМ, ВЫ – большие! большие! большие! большие! большие! МОЛОДЦЫ! МОЛОДЦЫ!! МОЛОДЦЫ!!!
Все!! – Вы. Вы – Все!!
Хватит! Ну хватит! Болтать! Давайте зачётки: время пришло (моё), время прошло (ваше).
Время прошло моё.
Время пришло ваше» – это скажу я им сегодня, сегодня, тринадцатого мая две тысячи восьмого года – в пятнадцать сорок пять в четыреста четырнадцатой аудитории Института имени Сурикова.

21.12.2007 – 20.05.2008



* 19 / ХХ « НА ПАСХУ»


АВТОндил АртаВАЗдович гнал какими-то зигзагами, просыпаясь лишь у обочины, у самого съезда с автострады. Аварий было много: такие дни – хороший «улов» «гаишникам» – народ, разговевшись, прикладывался крепко к спиртному и. Тут и там – мелькали всякие «жути» – с жертвами и без. Жена спросила его: «Ты что же, спишь, АВТОндил?» «Нет?» «А чего же глаза закрыл?»

В бок щипала его соседка \\ пассажирка сзади. Катерина Е. Она тоже заметила. Надо было возвращаться с «пасхи», с «празднования», с «загорода». Катя там пела. В хоре церковном. Они встретились случайно. Катя просто приработала пару тысяч (рублей, рублей, ребята…) на счёт своего голоса. Напросилась добраться с ними, с Звягинцевыми, с АВТОндилом и Милой до Города.

Как он ни боролся с собой, с сном, не получалось. – Каждые несколько минут – засыпал. Просыпался – вовремя, перед аварией самой – Господь Берёг: Пасха всё же!
И поделать с этим он не мог ничего: жена натирала уши, виски, брови, он и сам заправлялся два раза (бензином, бензином, ребята…), выходил курить, проверял (поддувал) колёса, дышал прозрачным не тёплым апрельским воздухом этого утра – нет! не помогло! не помогало…

У какого-то `края` – всё же – он просыпался… Проносило… Всё же!.. Как-то. Кем-то.
Тяжёлое раннее утро: и грузные агрессивные машины ещё и подрезали – на пустой дороге. Он, почти случайно, с закрытыми глазами сладкого сна, уворачивался, чудом. Чудом. –

Господь Хранил! Наверное…

Пасха! всё же.

Так и добрались…

Катя сошла. Пораньше. У «Метро».

Утро уже вошло в права – полностью!

На последнем перекрёстке, когда, открыв глаза, он увидел, что миновал молодую пару: с ребёнком и собакой, ничего не подозревавших, переходивших не спеша, тихо, на свой «зелёный» по «зебре», он понял, как милостив к нему Всевышний.

«Пост»? – В православии всегда найдутся «отмычки»: то он «в гостях», то он «в пути», то он «болящий», то он «не обижает хозяйку», то – «праздник», то…

«Порно»? – да, смотрел, ........ (литературное, несмотря ни на что – А.К.) ? – да, тоже. Ел и колбасу, и мясное, и всё! Особенно на улице, мол, голоден, а постного тут – «нэмае». Молился? – пару слов – в себе и о себе. За других? – лишь пару раз: о жене, о дочери, о четырёх любовницах, о деньгах // делах, о сыне, маме. Читал Евангелие – все за Пост Великий, как и положено // предписано Традицией (в Православии) – все четыре? Да, раскрывал – все четыре – раза четыре… Пил – тоже – и коньяк, и водку, и – словом – ублажал себя, как мог, как хотел, что хотелось, то и…

И всё же!.. И всё же!.. Вставали слова Иоанна Златоуста, «Слово *огласительное* перед…». Он запомнил лишь смысл. –

… постившиеся и не постившиеся, первые и последние, пусть – вкусят все – Радости! Веры! Пира Веры! – Причастия Господних Таинств! – Пасха! Господня Пасха!! Веры Пир! Освобождение – от оков дьявола, от оков смерти. Воскресением Господним – Прощение Всем, Причащение Всем: постившимся и не… первым и последним – Веры Пир! Радости Пир! Воскресе Христос! Христос Воскресе!

– Иди поспи, АВТОндил, – жена Мила укрыла его, ушла на кухню, убираться, после того, как они всей семьёй (сына подняли: Праздник всё ж!) разговелись.

Он, засыпая, опять совершил с собой то же, что и всегда.

Засыпая, вдруг отчётливо осознал: Господь Любит его, АВТОндила: Берёг ведь! и Уберёг ведь не только от всех возможных сегодняшних и всех других тяжелейших аварий, но и от того, чтобы раздавить уже, почти перед самыми дверями входными в свой подъезд, может быть, также разговевшуюся всю семью молодую (пару, с коляской, собакой), может быть, и – соседей.

Спасибо, сказал он тихо Господу, крепче сжимая себя.

Сон.

И зачем-то же он нужен Господу, этот АВТОндил АртаВАЗдович Звягинцев, не для того ли, чтоб Кате и Миле было «на чём» («на ком») вчера вовремя (и живыми, что, согласитесь, куда важнее) добраться после Службы, после Пасхи, в Город? Такие мысли не могли прийти в голову нашему герою – ведь Господь не только Мудр и Милосерд, но и – РАЦИОНАЛЕН – до безумия!


27.04.2008 – 29.04.2008



* 20 / ХХ «ЦАРЬ СЛАВЫ»


Ригер приставил меч свой – к сердцу. Ребром, плоско; он знал, как это делается: он не раз делал это – с врагами; и – дальше… дальше… Меч, проходя через рёбра, раскраивал сердце – вклочь… я… мгновенно… я… смерть… врага… «гуманно».

Пятьдесят лет – венец царя, венец мужчины, венец витязя, венец мудреца. «Пора...» – меч дрожал у… Он упёр его в камень, крепкий…

Вот и…

Быстро мелькнули…

У ног его лежали – города, страны, земли…

Павшие флаги врагов: жизнь, проведённая в – драке за своих, за свой народ, за свою веру, за свою землю. Его любили – лучшие, красивейшие женщины. Его любила Царица – царица цариц, красавица красавиц. Он сложил добрейшую, славнейшую семью: красавицу умницу-жену и трёх красавцев героев-сыновей. Он сложил сладкие, сладчайшие песни – о любви, о счастии – он знал его, счастье, хорошо, отлично! Он хорошо, отлично! резал – дерево, кость, работал по металлу, с камнями (драгоценными и не…). Непревзойдённый ювелир, скульптор, поэт. Воин – победитель. Царь… ЦАРЬ СЛАВЫ!!!! Сложил поэмы, стихи. Три его сына – завершали штурм последней крепости. Она должна была пасть. С…

Три флага трёх полков трёх его сыновей должны были вот-вот…

Что оставалось в жизни? после пятидесяти? после всех побед? после той любви? после его песен? его музыки? его слов? его скульптур? его украшений, оставленных на возлюбленных?

Уже что-то покалывало – внутреннее – в боку: левом, правом, не определишь…

Жизнь в походах, полная лишений удобств домашних, тяготы, разделённые с солдатами, – что делать? что сделаешь? – война касается всех! – это закон его государства.

Болезни!.. – уже близко! рядом! в нём!

И те, что не могли оторвать взгляда от меча и мышц его, от творений его – всё чаще задерживались вниманьем на детях, сыновьях, их успехах, их порывах творить.

Время шло…

Время пришло…

Время прошло…

Жизнь сложена.

Песнь должна иметь куплет – последний.

Ригер надавил сильно и резко, как…

Привычно – кровь шла по жёлобку…

Сердце ещё билось! – Три полка – трёх его сыновей – водружали знамёна – славы и силы, гордости и непобедимости – над павшими стенами последней… день завершался…

Сердце его биться перестало, лишь – алый заката смешал в себе всю кровь сегодняшнего дня: героев – его воинов, поверженных – его врагов.

Ригеру не было и пятидесяти…

Не было царя – смелее, сильнее, добрее, счастливее, талантливей.

Не было – не плачущих. По нём.

Не было – не любивших. Его.

И не было – не побеждённых. Им.

«ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ – ГЕРОЮ!» – это уж из новых песен – о нём…

«ЦАРЬ!! СЛАВЫ!! – РИГЕР!!» – написал Артём Киракосов, и тем – закончил двадцать своих «РАССКАЗЫ НА ПАЛЬЦАХ» – упрощённая версия жизни! Так ему, писателю (двадцатого-двадцатьпервого века), казалось…

Артёму должно было бы стать – пятьдесят! вот!-вот!..

В этом високосном году! 2008.

Он родился…

Кажется…

В…


28.04.2008 – 30.04.2008