Заметки непутевого обходчика или- вокруг да около

 

 
1. Увертюра к ненаписанному.
 

Вчера Жанна приготовила на обед холодный свекольник, что по народному поверию нашей квартиры является неоспоримым признаком прихода лета, но очевидно раннего, которое тут же расквасится дождиком и прочей слякотью, особенно здесь, в северной Германии, си речь- её Нижней Саксонии. Или, как она сама же сказала: «Eщё не случалось ни разу, чтобы после моего свекольника на следующий же день не похолодало...». Север Германии... Что ж с него взять, кроме дождей, слякоти и промозглой, типично питерской, погоды ?
В тот же день перед сном, уже лёжа в постели, мы цитировали из кого-то великого, кажется из Федора Тютчева: «Люблю грозу в начале мая, когда...». И когда же, блин-горелый ? Похолодало таки, однако... В пять утра она, гроза, ещё усердно , пьяненькая, бормоча под нос глупости, не желая уходить из гостей, лихорадочно зажигала свою фотовспышку над крышами соседних зданий...
Перечитав первый абзац, Жанна изумлённо подняла очи вверх и спросила тоном литературного критика и одновременно цензора, при чём же здесь свекольник к нашей поездке в Баварию, где мы провели последние выходные в самом начале мая, о которой, собственно, мы и собирались поведать сами себе, литературно упорядочив многоголосно толпящуюся череду мыслей, исторических справок и впечатлений от....

Да, от всего (!), от самой жизни в целом, наверное, и вместе с тем, возможно, оповестить об этом своём путешествии множество наших адресатов в сети Интернета, которым, как мы надеемся, интересна наша жизнь и сопровождающие её приятные моменты ( о неприятных так много и не расскажешь)

Вот как, увертюра к путевым заметкам резко и талантливо окончена взмахом какой-то безымянной дирижёрской палочки.

Теперь,- к телу. Именно так! После которого- “...гуляй смело!”

В половине четвёртого, в пятницу наш, немецкой фирмы автобус выехал из Ганновера. Почти каждый из пассажиров почему-то, возможно, тестируя эмигрантскую судьбинушку, попробовал всё же обратиться к водителю по-русски. Позже, уже понимая безнадёжность проникновения в чуждую русской гортани немецкую словомолку, пугливо и запинаясь произносил волшебное, к примеру: ”Дюрф(разрешено ли) их(я) айне(одну) сосисэ (???) хабен(иметь)?” Такой «шедевр» можно оценить, только живя в эмиграции... Как он это, бедняга-водитель, всё же ухитрился понять,- известно только Богу и ему самому. Важен, как говорится, результат. А он был на...зубах, баварские сосиски, свежесваренные Лотаром Мюллером, вдобавок с немецким превосходным пивом, которое, по жаннчиному определению, «отдаёт мылом». Я, увы, так и не узнал, каким именно.

Ганновер, как это всегда случается, если покидать его со стороны Мессе-геленде (выставочного комплекса), махал нам на прощанье белыми лопастями своих электро-ветряных мельниц. Экологическое электричество щадит природу и стоит дешевле привычного... Ещё одно открытие немецкой жизни: можно отдать предпочтение не только продуктовому магазину, врачу или школе, где учится ваш отпрыск, но и выбрать, какое электричество будет клубиться в вашей шпар(экономной)-лампе Ильича-Шрёдера... «Счатсливого пути»,- описывали круги десятки, казалось, посаженных квадратно-гнездовым способом огромных деревьев с пропеллером. Так и хотелось произнести задиристое лётческое: «От винта!» Но я только откинулся на мягкую спинку кресла и подумал, что уместнее, глядя на вечное движение мельниц и плывущие сверху кучевые облака, вспомнить бунинское: «А жизнь уходит... А жизнь уходит... А жизнь уходит...»
К половине одиннадцатого того же дня наш автобус достиг славный город Нюрнберг и его гостиничный комплекс „S;d- West- Park- Hotel“. Мы со странными пластиковыми перфокартами-ключами поднялись в больших лифтах, стены которых были оформлены черным толстым стеклом, на свой второй, для русских- третий этаж. Номер удивлял с самого порога. Вынув плоский ключ-перфокарту из замка двери, его следовало немедленно вставить в специальный приёмник у входа, похожий на выключатель, чтобы включить электрику во всём номере. Уходя, можно не щёлкать каждым выключателем поочерёдно, достаточно просто вынуть карту-ключ из приёмного устройства, и весь свет, как и забытые электроприборы, например «Локон», или вездесущий, запрещённый к использованию в номерах электрочайник, - вся эта пожароопасная требуха моментально обесточивается. Мы, фыркая и с наслаждением, долго мылись в идеально чистом, очень большом по площади душе, используя по назначению всё множество оставленных для нас полотенец и гостиничный зверь-фен , смотрели на ночь телевизор, пытаясь уловить погоду на завтра, и сладко скрипели безупречно чистыми простынями лениво ворочаясь с боку на бок во сне.

2.
 РОТЕНБУРГ СТАРИННЫЙ
Утром, отряхнувши сновидения и запретно вскипятив чайник, мы спустились в холл, где собиралась вся группа к 9 утра, чтобы с автобусом через час оказаться у стен древнего Ротенбурга. Экскурсию вёл гид-любитель, инженер из Питера Анатолий Тимофеев, в народе просто - Тим.
По дороге в город Тим осыпал нас датами, веками и династиями Габсбургов и Барбароссов... Для меня стало открытием, что Бавария получила своё название от племён баваров, которые в грубой и варварской форме порешили бедных, культурных кельтов, отобрали собственность и основали таким образом свою хвалёную сегодня, так называемую «западную цивилизацию», о которой так долго мечтали...их большевики.
Ротенбург не то чтобы поразил, нет, очаровал старинной своей атмосферой крепостных башен и угрюмостью стен. Нога то и дело проваливалась в межпространство между булыжниками. Пахло навозом от двух запряжённых двойками пролёток для туристов. Заслышав русскую речь, извозчики потеряли к нам всякий коммерческий интерес, а мы поняли, что домой они нас не отвезут, проскольку извозчику не скажешь: « Отвези меня, родной...и т.д.» С лошадьми они ворковали то нарочито грубо, то ласково, но всегда по-немецки. Дорога вперёд всегда кажется длинней, чем обратный путь. История этого заповедника древностей, как и история практически всего человечества, состоит из череды войн, предательств и бессмысленного братоубийства. Скажу прямо: выглядит вся наша история как-то достаточно неприглядно. Но один раз всё же город проявил себя из ряда вон выходящим образом. А именно: где-то в 14 веке средние и бедные, «чисто» немецкие слои населения оглянулись вокруг и с досадой заметили, что носато-губастые чужаки, давно живущие рядом, почему-то живут лучше и богаче. А богатая часть населения, на уровне короля и прочих вельмож, отметили, что инородцы стали реже давать в долг денежки, заработанные трудовым, блин, немецким горбом. С неохотой стали давать: то ли возвращать вельможи стали реже, то ли требовать нагло, как само собой разумеющееся и всякий раз больше предыдущего... Кто теперь вспомнит?
Только порешил вельможа тогдашний норов-то еврейский жлобский укоротить. А чтоб не жидились больше... никогда. Для чего официально, под предлогом расчищения дополнительных базарных площадей общего пользования,т.е. на благо всего общества,- были снесены синагоги, и жители еврейских кварталов, это уже практически,- в некоторых городах - посредством вполне реального погрома большей частью физически уничтожены, некоторые же сожжены были во время воскресной службы прямо в синагогах. А сбежавших ловили и казнили на следующий же день, и уже без предъявления каких-либо конкретных обвинений... Аушвиц ковался давно и серъёзно. Бухенвальд не возник в одночасье, на пустом месте. Всё сперва сформировалось в сердцах людей, в их сознании задолго до того... Они приняли этот кошмар, как норму жизни, как само собой разумеющееся. Просто как проявление нормальной жизни. И вот только посещаемый нами Ротенбург непостижимо-странным образом выделился тем, что никого не казнил, не сжёг заживо, а просто перенёс еврейский квартал на свою окраину, поближе к кладбищу, в добровольно-принудительном порядке... Сейчас новообразованный исторический еврейский квартал, иначе говоря, - гетто,- не выглядит хуже первоначального, на месте которого красуется площадь с фонтаном. Именно здесь, на месте разрушенной синагоги действительно ухмыляется пустота базарной площади с фонтаном, из которого любят пить воду залётные голуби. Но, тем не менее, на территории старого еврейского кладбища мы заметили мемориальную доску покаяния, посвящённую теперь уже евреям, депортированным из города во времена незабываемого германского средневековья под предводительством Адольфа Шикльгрубера, именуемого в народе любовно Гилером.
Главной же достопримечательностью города-крепости считаются часы. Но это уже следующая история.
Она нехитрая : в очередной раз к стенам упомянутого мною Ротенбурга подошли шведы. Шведами командовал, стало быть, шведский же маршал. Это были времена , когда шведы и их маршалы ещё не конфузились под Полтавой. Следовательно, они были наглыми и бесстыжими... да, - завоевателями. Подойдя к воротам означенного славного немецкого городка, просто-таки в совершенно недипломатической шведской лексике потребовали сдать город или, в худшем случае, предоставить их армии зимние квартиры со всеми вытекающими отсюда: провиантом для лошадей, курами и вином для солдат и офицеров и барышнями не слишком тяжелого поведения, что, собственно, одно и то же, что сдать город врагу навсегда. Кто же, перезимовав уходит летом домой от тёплого бока местных юных прелестниц? Горожане, изумившись сами своей наглости, а как мы теперь полагаем, смелости и отваге,- как завещал великий Барбаросса,- категорически, в столь же недипломатической немецкой лексике определили направление, куда должны были катиться шведы к своей шведской мамке. Оскорблённые в лучших завоевательских чувствах, шведы ответили шквальным огнём. То ли огонь был недостаточно шквальный, то ли бомбардиры успели отведать местного винца, но на стенах пало только три защитника, зато ответные залпы ротенбуржцев и –бурженок положили на землю чуть более двухсот шведских бравых парней...
 Маршал шведов , как и вся шведская сборная, вконец озверев от потерь, одним штурмом проломили ворота и стали как ни в чём ни бывало разбивать палаточный городок на базарной площади возле ратуши. Маршал, размахивая маршальским жезлом, водрузил свою бравую филейную часть прямо в кресло бургомистра и велел построить в зале общих собраний всё городское управление... нахрен.
Управление состояло из восьми в меру упитанных мужей в самом расцвете сил... Но ещё без пропеллеров, как вы сами понимаете.Его, пропеллер, попросту ещё не изобрели-с-с-с...
Вот тогда маршал, исключительно в силу своей бурной солдафонской фантазии, пригрозил казнить за неоправданно жестокое сопротивление четырёх из них. Но не мог решить, кого же именно, потому приказал тянуть городским старшинам жребий.
Подошло время теперь ввести в действие истнных героев происходящего - простых тружеников ликеро-водочного цеха города, которые именно в это время сновали по залу и совершенно «безвоздмезддддно» подливали красненького в литые стакашки борцов за трезвость времён средневековья и их противников. Короче, все были уже прилично-таки «под шафе». Битва опять же, сами понимаете, все вспотели, пить охота - спасу нет, да и весь этот скандал со шведами и прочие неприятности текущего дня. Вся эта канитель, а особенно сухонькое, сделали ноги мягкими, а головы твёрдыми... Подливали и маршалу, орлиный взор которого упал неожиданно на старинный, украшенный драгоценностями кубок, хранившийся в этом зале под стеклом неведомо для каких целей. Вместимость посуды составляла конкретно три литра с четвертью. Маршала осенила идея веселее, чем жребий или обезглавливание четырёх членов городской управы на глазах их семей. Кровь давно уже не возбуждала и не веселила маршала, если его к тому времени вообще что-то могло привести в состояние хотябы лёгкой эррекции. Он привстал из тесного бургомистрского стула и прорычал на весь зал:
- А если кто из вас, мерзавцев, сможет осушить кубок в один присест, без передыху, то хрен с вами, живите все и идите к мамкам, нянькам, тёткам и ко всем чертям собачьим, мои дорогие...
Один из восьми думцев-ротенбуржцев глубоко выдохнув, запрокинул чудом уцелевшую голову в стремлении допить всё до последней капли. Все остальные семеро просто описывались в это время со страху в сторонке, боясь, как бы их друган не захлебнулся, не икнул, не остановился. Маршал не отрывал взгляда от пьющего. Было совекршенно ясно и понятно, что маршальская фантазия покинула на сегодня его голову в винных парах. Поперхнись наш герой, или просто остановись,-тогда всем восьми не снести головы сегодня же.
Теперь, в наше время, на площади перед ратушей только один раз, в полдень, бьют часы и открывается два окошка: в одном грозный маршал подымает свой жезл, а в другом горожанин, герой, ставший навеки частью истории города и, возможно, даже всей Германии, опрокидывает штрафной кубок, после которого проспал когда-то давно беспробудно трое суток.
После экскурсии Тим отпустил нас «с Богом» пошататься по городу. Большинство, уже изрядно оголодав, всё же не ринулось в ресторанчик в доме бывшего бургомистра, а завернуло в магазин-музей рождественских игрушек. Передать атмосферу этого праздника красок, запахов и вещей, я не нахожу возхможным. Это трудноописуемое приключение. Щелкунчики - от размера с напёрсток до двухметрового великана, лампочки, подсвечники, снежинки самых невообразимых форм и размеров, книжки с рождественскими сказками, глинтвейны для бабушек и дедушек... Рождественские карусельки всех мастей и калибров, вращающиеся от тепла своих свечей, задумчиво плыли по кругу с Марией, Иосифом, маленьким Иисусом и волхвами, приносящими дары неизменно и верно новому царю любви, жизни и всепрощения. А запахи,- это было что-то... Пахло сказками Андерсена и детским, ничем не омрачённым счастьем. Я только жалел, что Кирилл остался в Ганновере.

В ресторанчике, в доме бургомистра, мы разыскали с большим трудом свободный уголок. Город кишел туристами. Поражало огромное количество японцев. Вероятно потому, что именно этот городок-крепость является одним из так хорошо сохранившихся, но немногих в Германии, образцов жизни, культуры и быта людей, живших здесь до известных нам петровских времён.
 Недалеко от ратуши расположился японский магазинчик предметов искусства и сувениров, где свободно принимались к оплате иены наряду с «и-евриками».
После новогодней сказки мы всё же нырнули к бургомистру. Заказали кофе, и я решительно устремился в противоположный угол ресторации, где взгляд и сердце пленяли пирожные, как разнообразием многообещающих форм, так и ценами, которые мы позволяем себе нечасто. Всё оказалось на уровне- и кофе, и «кухэн» (пирожное-торт).
Ноги гудели, но мы героически доползли до автобуса и размякли в прохладе салона... Кондиционер выдувал из кресла и грозил простудой. Но ноги продолжали призывно гудеть.
Итак, мы проследовали в ещё один кладезь германской культуры и архитектуры минувших столетий- в Вюрцбург. Там мы припарковались в тенистой зоне за дворцом кардиналов .
Водитель пообещал нам вожделенные „СОСИСЭ“, но только как награду после героической пробежки по городу.
Нам тогда ещё было невдомёк, как высоко придётся карабкаться в верхнюю крепость кардиналов-епископов Вюрцбурга. И как будут гудеть эти ноги, когда будем спускаться вниз.

3.ВЮРЦБУРГ
Как обычно, туристские маршруты здесь начинают и заканчивают кирхи. В одной из них, здесь, в Вюрцбурге, мы и увидели впервые орган с трубами горизонтального расположения. Они были сложены вверху, под самыми сводами, аккуратной охапкой, как хворост . И в этой же церкви, прямо на центральном входе высился еврейский семисвечник- скульптура, подаренная кирхе немецким скульптором- евреем в знак примирения народов и религий. Возле этого символа любви и прощения мы впервые и увидели русскую группу из Питера. Они были несколько в приподнятом настроении и по-хорошему взвинчены необычностью своей поездки. Мне кажется, я немного позавидовал им тогда. Чему? Тому, наверное, что они вернутся скоро к себе домой, в незабываемый город на Неве, который двадцать лет тому мог стать и мне родным тоже... Но не стал. А произошла, слава Богу, та жизнь, которая и продолжается в рамках этого повествования.

Кирхи, кирхи, и снова череда стен, в которых на протяжении столетий молили жители города Господа о благословении, прощении и спасении. Кажется, четвёртой по счёту оказалась кирха, которая тоже была посвящена покаянию жителей города за массовые истребления сограждан, единственным недостатком которых была пресловутая тогдашняя «пятая» графа...
Именно в этот момент я случайно подслушал великолепную фразу, комичную и трагичную одновременно, высказанную одной из наших попутчиц с видом знатока теологии: «Видите, чем подкупил таких разбойников Иисус и его религия? Он пообещал, даже таким, как они, прощение. Как будто можно и вправду просто так, запросто попросить прощения за то, что они утворили...».
На секунду вдаваясь в тонкости и таинства иудаизма, отмечу, что в еврейской религиозной традиции прощение за проступок обидчик должен получать только у обиженной стороны, а не у такого далёкого и непознававемого БОГА-посредника. Здесь, с моей точки зрения, кроется несколько приземлённая, человеческая логика. Хотя, справедливости ради, следует добавить, что господь жестко обязывает там же, в иудаизме, обиженную сторону простить обидчика, неприменно найти возможности к примерению и прощению. В противном случае, обиженный выглядит в глазах Господа хуже, чем нанёсший обиду... Новый же Завет диктует новые правила и учитывает, видимо, что в подобной ситуации человек мало способен на прощение. Но злое сердце часто нуждается всё же в прощении, которого сам человек дать не может. Потому Господь милостивый и любящий разрешает придти с раскаиньем к нему, к тому, кто действительно способен простить и вытереть слёзы раскаяния, ещё вчера подлому и жестокому обидчику. Всё быстро меняется. А наше сердце- пуще всего...
Мы остались снаружи и грелись на солнце перед входом в кирху. Мимо нас пробежала счастливой стайкой знакомая группа из Питера. Затем все наши экскурсанты тоже вышли на свекжий воздух, и Тим отвёл нас к боковому входу, где красовалось барельефное изображение «непорочного» зачатия. Ничего более атеистического, кажется, и выдумать нельзя. Мария стоит на коленях перед ангелом, принесшим чудесную весть о её беременности и рождении Спасителя, и слушает егшо внимательно и сосредоточенно. А небесный Отец в это время с облака опустил витую трубу и вставил непорочной Деве в ухо. Скорее это походило на искусственное оплодотворение. По ней-то, по этой витой трубке, и было, по представлению художника, совершено это труднопредставимое для обычного человека священнодействие. Я ещё раз подумал, что до чего же наша фантазия тормозит, когда дело доходит до вещей, которые нельзя охватить умственными щупальцами...Наверное, духовных и сердечных не хватает для такой тонкой задачи- воспринять и представить, а тем более изобразить для человеков... НЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ.
К нашей группе неожиданно привязался какой-то активный немецкий дедок и затянул нас в крохотный музейчик бомбёжки Вюрцбурга. Как и многие германские города, Вюрцбург бомбили англо-америкосы. Акция длилась только 17 минут, но город практически превратился в сплошной щебень, всё, что создавалось столетиями.... Нижний дворец кардиналов, тот что в городе, о котором скажу позже, чудом уцелел, хотя очевидно, что до истинной святости кардиналам было далеко. По милости божьей и уцелел, видать. Другого повода уцелеть в аду бомбандировки не вижу. Но оставим процесс определения святости нашему Создателю. Помещение музея составляет не более 20 квадратов. Внутри инициативу перехватил другой старичок. Он плакал и тыкал в фото, где развалины разгребали женщины и дети, говорил, что, дескать, это и есть истинные герои Германии, но об этом никто не хочет вспоминать и говорить... Постепенно все вытекли под его эмоциональным напором из тесноты воспоминаний.
Перед нами навис над рекой потрясающей красоты мост и дальше, на горе, замок епископов и кардиналов, которые более 500 лет правили сверху, с высоченного холма всем городом с высоты своего благополучия и, вполне вероятно , чистоты и безгрешности...
Только спустившись вниз, я понял, что заползание вверх мне стоило потерянных пары кило собственного веса и разочарования, чуть скрашенного клубничным мороженым, которое мы купили в верхнем кафе. Впереди всех хромал неутомимо старик из нашей группы в ортопедической обуви с палкой в руке. Было стыдно отстать. Но «таки да», шоб вы все знали, мои дорогие, он первым взлетел наверх и первым спустился.
Покачиваясь и лихорадочно на ходу фотографируясь, мы приблизились к городскому дворцу кардиналов и епископов, в который они спустились, как и мы, после 500 лет царствования в замке-крепости. Мне не с чем сравнить это строение, хотя и мелькало сравнение с Дворцовой площадью города Петра, поскольку действительно впечатляла гигантская площадь перед дворцом и светлый разлёт фасада здания. Не хватило революционных матросов для полноты сравненеия...
Имя архитектора я, разумеется, забыл, но помню, что строилось здание 24 года, а внутренняя роспись продлилась ещё последующие 52 года. Архитектор же умер через семь лет после окончания постройки, т.е. возведения стен и крыши. Роспись только центрального плафона здания обошлась епископам в 600.000 тогдашней валюты. Это совершенно невообразимая по тем временам сумма. Об остальном и речи нет.
Внутрь здания мы не успели попасть: доступ туристов прекратился где-то около 17-00, но сад дворца нас покорил своим великолепием и буйством зелени и тюльпанов. Жанне удалось сфотографировать даже «чёрный тюльпан». На самом деле он тёмно-фиолетовый, но такой густоты, что походит скорее на черный. В этом саду город проводит Моцартовские музыкальные вечера, на которые и за полгода билетов не достать... Мы много фотографировались на фоне пирамидальных деревьев, разноликих тюльпанов и белоснежных каменных скамей и фонтанов...
Вознаграждением за труды туристские нам были всё те же «сосисен» в автобусе у Лотара Мюллера, спасибо ему ещё раз за это. Сытые, приятно утомлённые и счастливые чувством выполненного гражданского долга, мы снова фыркали в душе и сладко смотрели свои нехитрые сны в гостиничном комплексе на окраине НЮРНБЕРГА...
4. НЮРНБЕРГ ГИТЛЕРА... И НЕ ТОЛЬКО
День нас встретил чудесным солнечным утром... Нас ожидала прогулка по Нюрнбергу и дорога домой...
Итак, Нюрнберг- город контрастов, как преподносила нам когда-то все западные города советская пропаганда. Судостроение, производство игрушек, центральные корпуса фирм „Gr;ndig“ и „Bosch“, знаменитые нюрнбергские пряники, которые готовятся из ингридиентов, доставляемых из 100 стран мира.
Из песни слов не выбросить, но так и есть, к сожалению жителей этого древнего и красивого уголка Баварии: Нюрнберг- это город-колыбель немецкого фашизма. Мы объехали вокруг зловеще величественного гигантского фашистского колизея, наподобие римского, где сегодня расположился музей последствий фашизма. Казалось, ещё звучат шаги шеренг на знаменитом стадионе, где любил выступать Адольф. Слышите это стройное и несгибаемое: „ЗИГ-Хайль!!!“ ( ПОбеда- свята!)? Мы тоже, казалось, слышали и сейчас. И этот маленький человечек на трибуне... И эти немецкие простые девки, „из народа“, рвущие на себе блузки, как будто они на концерте „Битлз“. Механизм, скажу я вам, как психиатр психиатру,- механизм один и тот же.
Пока мы объезжали этот нацистский „круг почёта“, где все объекты были просто тесно прижаты друг к другу: колизей, центральный стадион и площадь парадов с трибуной для фюрера, включая даже маленькие озерца для водных военных парадов, меня не покидала мысль, что массовые зрелища и их режиссура- давно понятые правительством важные составляющие их успеха. Это, по сути, - просто реклама их могущества и военной силы. Чтобы и свои, и чужие боялись...
В своих размышлениях и достиг наш коллектив-компанья самого большого в Европе здания суда и судопроизводства - Нюрнбергский дворец правосудия, где происходил суд в зале номер 600 над 22-мя преступниками Второй мировой бойни , из которых далеко не все были приговорены к смертной казни, только 11 человек, многие из которых нам очень мало известны, чтобы не сказать, что и вовсе незнакомы. Основные герои драмы, как вы знаете, увы, ускользнули от удовольствия в последний раз обделаться в петле, которая болталась в сколоченном наскоро ангаре для солдат охраны. Любой рейх оканчивает, так исторически и мистически сложилось издавна,- в полном дерьме и крови. БОГ всегда демонстрирует человечеству и отдельным императорам, которые не хотят упорно соответствовать божьим праивлам и законам, что есть только один и единственный Райх, который имеет право на жизнь, причём на жизнь вечную,- это ЕГО Райх, ЕГО, божье царство неземной и нечеловеческой уже теперь- только любви и нечеловеческой жизни.
И далее мы вышли из автобуса возле крепостной стены, окружающей старую часть города и не спеша, с оттягом, осматривали строения бывшей оружейной или весовой части крепости, каковой был Нюрнберг много столетий назад.
Постепенно мы подошли к зданию бывшей больницы, которая уже функционировала за пару столетий до первой петровской. „ А им, канальям, и бани достаточно будет...“,- говаривал Пётр о проблемах здравоохранения в простом русском народе. И далее, пройдя по окружному каналу, вновь пришли на пустое место бывшей еврейской местной оседлости.
 Современные немцы удосужились поставить памятник на этом самом месте, где когда-то стояла самая большая синагога Нюрнберга, которую их предки удачно и без особых усилий спалили вместе с людьми заживо, во время воскресного в ней служения, о чём я уже упоминал выше. Убежавших пару человек поймали и казнили на следующий день. Так была расчищена тогда торговая площадь города и увеличены торговые квадратные метры на благо всех... остальных.
День выдался солнечным и жарким, потому шумно отдуваясь и часто останавливаясь, мы заползли на вершину холма, где до сих пор красуется крепость. Мы погуляли с полчаса по верхнему замку и, выходя, подошли к дому второго великого нюрнбержца, имя которому Альбрехт Дюрер. Первым немцы почитают ещё Ганса Закса, сапожника, поэта и автора более чем 2.000 скетчей, чью красоту и остроумие могут оценить только сами носители или специалисты немецкого языка. Памятник Заксу стоит рядом с монументом в честь сожжённой синагоги. Он сидит на сапожном стульце и, тачая сапоги, сочиняет новый остроумный скетч, высмеивающий, наподобие басни, человеческие пороки: жадность, глупость, сладострастие...

Чуть отступая, скажу, что попытавшись одной моей приятельнице из Киева живописать наши баварские похождения и впечатления от них, естественно, не смог избежать еврейской темы, поскольку она живой нитью и по сей день вплетена и пульсирует в немецкой истории и сегодняшнем осознании немецким народом правильного пути в своё будущее. Речь идёт и о мистическом аспекте тоже. Это я могу свидетельствовать, как человек активно и часто посещающий немецкую евангелистическую христианскую общину Ганновера.
Ответ моей украинской приятельницы меня изумил и поразил самым неприятным образом. Вековой украинский антисемитизм ( можно обратиться к истории евреев на территории Украины и Белоруссии, как равно и Польши) прорвало упругой струей. И это, по всей видимости, была только малая часть накопившихся за жизнь эмоций относительно евреев и присловутой проблемы. Мне было, в мало сдержанной, почти недипломатической форме, предложено не рассказывать про „обиженный и оскорблённый“ народ.
И это говорил, казалось, умный , очевидно и безусловно, образованный и, я всё ещё думаю,- тонко чувствующий человек, который попросту не утруждает себя состраданием и таким же тонким чувствованием боли других людей, чем всегда отличались истинно интеллигентные русские люди, не важно - идёт ли речь о еврее, немце или китайце.
Потому в этом „непутевом“ эссе я стараюсь только фиксировать факты, окружавшие нас в этой поездке, не позволяя себе комментировать еврейский вопрос. Хотя, я надеюсь, что в моём кругу, в числе моих друзей или просто знакомых, больше не встречу людей, вольно или не вольно заражённых этим трудноизлечимым заболеванием.

Такое предисловие было нужно потому, что снова мы столкнулись, прошу „пардоню“ за навязчивость темы, с церковью покаяния, и снова же: за массовое истребление евреев в одна тысяча триста каком-то там году. Она посвящена деве Марии, как заступнице угнетённых и обиженных. И стоит она на центральной старой площади города, именно там, где в 1923 году впервые промаршировали отрыгивая пивной перегар и разговоры о коварных евреях, те, кто позже ввергнет всю Германию и человечество вцелом в невиданную доселе бойню, со всеми известными нам её атрибутами и результатами. Осмотреть её внутри нам не удалось, поскольку кирха поныне действует и искупает. Право, я это уже без всякой иронии, ведь искупление и прощение требует большого труда в глазах Господа, как мне кажется, так что, пастор тактично попросил посторонних покинуть помещение на время воскресного служения.
Затем, снова кружение по старому городу, мимо сувенирные островки памяти и иллюзий счастья, точки общественного питания и просто жилые дома, где, кажется, жить - одно наслаждение. Всё окутано культом и романтикой прошедшего. Но Жанна сказала, что и месяца не выдержала бы здесь, уж очень скучно и однообразно. Не пробовал- не знаю, но могу сказать только, что дворики и подъезды жилых помещений содержатся в идеальном порядке, и стиль старины соблюдается жильцами неукоснительно во всём- от половика перед дверью до клумбы, которая оформлена, например, старинным колесом от телеги или мельничным жерновом...
Очередной раз заползли на верхнюю крепость и погуляли в её саду. А спускались уже по другую сторону крепости. Улочка свернула к дому великого германца Альбрехта Дюрера. Дом обычный, хотя и не бедный по тем временам.
Альбрехт был отменным рисовальщиком, но, честно сказать,- „звёзд с неба не хватал“. Но однажды то ли купцы, то ли сам курфюрст (князь), доставили в город живого носорога в клетке. Диковинку из диковинок. Дюрер не заставил себя ждать и разродился рисунком этого самого носорога. Но на одном рисунке много денег не заработать. Потому провидение дало ему в голову купить станок по копированию изображений. То есть, он использовал литографическую машину. Именно это тиражирование, которым занималась непосредственно его супруга, и сделало его богатым человеком. Он тиражировал и все последующие свои рисунки. Недалеко от дома стоит памятник Дюреру. Живописец стоит красивый, высокий, со знаменитой своею „перманентной“ завивкой и... без одного рукава. По рассказам сплетников- рукав оторвала фрау Дюрер, иначе говоря,-Дюрерша, при попытке удержать супруга от очередного похода в таверну, что до сих пор жива в сотне метров от памятника,т.е. в двухстах от самого дома. Именно там Альбрехт просаживал заработанные тяжелым трудом литографирования монетки, выпивая немерянно знаменитого и чем-то там особенного сухого вина и закусывая его телячими отбивными в шоколадном соусе...
Умер Дюрер, говорят злые языки: богатым, известным, счастливым и вполне здоровым человеком...
Тим дал нам ещё часок побродить по городу перед посадкой в автобус. Далее со мной произошла комичная история. Приспичило мне, значит, посетить туалет. С этим делом в Германии значительно организованней, чем в Харькове или Киеве, но тоже разные случае бывают. Так и со мной на этот раз.
Представления не имел куда сунуться, поскольку на вокзал плестись было явно лень, да и ноги уже оттоптал прилично. Автобус наш нежился сбоку
Национального музея Нюрнберга. В музее этом собраны одновременно
экспонаты этнографического, исторического и художесчтвенного толка. Дюрер
висит именно в нём, а не в доме-музее Дюрера, как полагают многие туристы
Весьма впечатляющее и красивое здание из стекла и бетона, величиной с
квартал.
Возле входа на столбах я заметил табличку со стрелкой и заманчивой
надписью:“ Toilette“. Через два столба ещё такая же табличка, через два - ещё,
и т.д. Пройдя пару кварталов по стрелкам, господин Сусанин-Тарасов
задумался, а не спросить ли местных аборигенов. Ими оказались „югендлихе“ (молодёжь) лет двадцати,
которые малым кругом распивали „пиво местного разлива“ и весело что-то обсуждали. Вначале один из них стал мне серьёзно объяснять как найти туалет. Его описание
указывало примерно в направлении Рио, не ближе. Тогда другой, сжалившись
надо мной, махнул рукой и сказал, что эти стрелки - просто местная шутка.
Могу ли теперь описать пером моё удовлетворение, когда я вышел из туалета,
обнаруженного в подвале самого музея.
Посадка в автобус, прощание с Тимом и его семьёй, которая оставалась в Нюрнберге, и снова - в обратный путь: бегущие навстречу аккуратные дороги,
поселки и заправочные станции.
После шести часов езды нас встретили огромные белые исполины ветряных
электросистем, торжественно вращая лопостями.
Вот мы и дома... Вот и перелистнули ещё одну прекрасную страницу жизни,
которую так хотелось, уже тогда, хоть как-то запомнить, увековечить, оставить в
уголке памяти для себя лично, не для потомков, у которых будут свои
прекрасные страницы и моменты этой, по сути простой,суровой и прекрасной
жизни.
Позже, через месяц, досматривая новую экранизацию романа Ф.М.Достоевского „ИДИОТ“ режиссёра Владимира Бортко, в самом финале резанули по слуху и сердцу слова генеральши Елизаветы Прокофьевны, обращённые к князю Мышкину:
 „Выздоравливайте, князь! Выздоравливайте и возвращайтесь в Москву. А вся эта заграница - так, одна фантазия... Да и мы сами, как видите,- здесь одна только...фантазия...“
Как знать, уважаемая Елизавета Прокофьевна, как знать???
Hannover,15-06-2003