Пышные празднества в честь моего приезда длились несколько дней, потом пару недель я занимался «государственными» делами, ездил с визитами и принимал достойнейших людей. Фарух считал, что изредка, но я должен появляться, что бы не вызывать недовольства и лишних вопросов в народе. Я кого-то награждал, кого-то благодарил, повышал и понижал в должности, в общем, делал все, что говорил Фарух.
За это время почти не видел своих сыновей, хотя ехал сюда, что бы встретиться с ними. Фарух настаивал на том, что уже сейчас я должен одному из них отдать предпочтение, его станут воспитывать как наследника шейха. Мальчикам исполнилось по пять лет, они были очень похожи. Я к своему стыду не мог их различать, знал что одного зовут Агадин и другого Али. Фарух все время рассказывал мне о моих сыновьях. От него я узнал, что Агадин способный, сильный и уверенный в себе ребенок. Али несобранный, малообщительный и слаб здоровьем.
Я не ожидал от себя, что буду волноваться перед встречей с детьми. Я не знал их, не хотел знать. Они были чужими, я не хотел их, но не зависимо от моего желания, они родились и прожили целых пять лет. Когда увидел их, душа разболелась, и я почувствовал такую вину перед ними, что хоть беги и прячься.
Агадин смело подошел ко мне, а его брат выглядывал из-за ног Фаруха, где спрятался.
- Ты шейх? – спросил подошедший.
- Да, - почему-то этот вопрос неприятно резанул слух.
- Я тоже буду шейхом.
- А ты? – спросил я у Али, - не хочешь быть шейхом? - Тот стеснительно заулыбался, и спрятал лицо в ладошки.
- Нет, он не будет шейхом, - уверено заявил Агадин – он младший.
Я вопросительно посмотрел на Фаруха, и тот разъяснил, что разница между рождением детей пять минут.
- Каким ты будешь шейхом? – спросил я старшего.
- Не знаю, - протянул он, пытаясь снять перстень власти с моего пальца. Я немного сжал руку, и у Агадина не получалось его снять.
- Дай!- потребовал он.
- Ты будешь добрым или злым? – продолжал я разговор, делая вид, что не замечаю его проблем.
- Дай! – повторил он, не обращая никакого внимания на мой вопрос, и стал дергать за руку.
Ребенок, привыкший к исполнению своих желаний, не успокаивался. Он топал ногами, кричал : «дай, дай мне…» Фарух попытался его успокоить, но тот вывернулся из его рук, упал на пол, стал орать, биться в судорогах. Фарух засуетился, позвал слуг, врача…, я молча наблюдал, как все крутится вокруг капризного, избалованного ребенка. Али явно привык к этим сценам потому, что спокойно взял со стола персик и стал играть им как мячиком.
Фарух попросил моего разрешения унести Агадина, но я не разрешил, а велел всем удалится.
Комната опустела, ребенок все так же валялся на полу и кричал. Я нагнулся и за шкирку поднял его в воздух. Ворот придушил его и он перестал кричать, но руками и ногами продолжал болтать. Я хорошенько тряхнул его, и он затих. Оказавшись на полу, Агадин попытался продолжить истерику, но я воротом опять придушил его, он успокоился. Подошел к брату и отобрал его персик, Али не расстроился - взял другой.
- Пусть уйдут – приказал я. Фарух метнулся было за внуками, но я остановил его.- Давно он так …? – я не нашел подходящего слова
- Да, мой господин – Фарух низко поклонился.
Я знал, что он мог со мной вести себя иначе, но сейчас не стоило напоминать мне, что я самозванец. Он защищал своих внуков, сохраняя им место под солнцем.
- Я хочу встретиться с их матерью.
- Как прикажите, мой господин, ее приведут.
- Нет, мы сейчас поедем к ней.
Мне показалось, что Фарух испугался, но я уже шел к выходу: «ты поедешь со мной...» - я и сам не понял, приказал я это или спросил.
ЛЕЙЛА
Дом и двор, где жила Лейла, напоминал пустыню, никакой растительности, никакого яркого пятна. Эта пустота была больше чем бедность. Она выбежала к нам на встречу, потом бросилась в дом, и вышел ее муж.
- Шейх хочет говорить с твоей женой – распорядился Фарух.
Тот поспешно удалился и вывел женщину. Теперь я ее разглядел. Она сильно изменилась после последней нашей встречи. Не было белизны лица и розового румянца, темный загар покрыл худое лицо. Исчез блеск черных глаз. Юная свежесть и здоровая сила покинула ее, оставив усталость и страх.
Пока я разглядывал Лейлу, слуги занесли ковер, сделали временный навес. Я сел с ней в тени, но не знал о чем говорить. В доме плакал ребенок, все стояли как вкопанные. Я знал, что оставлять нас наедине не будут. По обычаям женщина может говорить только с мужем, или братом, но не перечить им. Даже дочь обращается к отцу через мать. С чужим мужчиной женщине разговаривать запрещено. Лейла была моей женой, и я шейх мог позволить себе слушать ее.
- Принесите матери ребенка, – сказал я. Мой приказ исполнили, Лейла укачивала новорожденного, Фарух и ее муж стояли в другом конце маленького двора.
- Ты счастлива? – наконец спросил я.
- Да, мой господин, – прошептала женщина.
- Ты хотела бы вернуться во дворец?
Она посмотрела на меня, в глазах стояли слезы. Непросто ей пришлось за эти два года. Она отрицательно покачала головой:
- Благодарю, мой господин, я виновата....
- Детям нужна мать.
- Я их буду позорить…
- Хорошо, - я встал, что бы уйти. Лейлу и ее мужа отодвинули в угол, стали скатывать ковер и все что привезла моя свита. - Оставьте, - не выдержал я, - Фарух, дай им денег.
Лейла с мужем принялись кланяться, благодарить меня. Я ушел, не мог видеть это самоунижение сродни с самоуничтожением. Что стало с Лейлой? Виноват в этом я или старый шейх, или Фарух, или это сама жизнь распорядилась нами? Не было у меня ответов, и лишь увеличивалась вина, которая раздражала. Я-то в чем виноват? Я сам жертва. Жертва своей неудачной шутки. Мы уезжали все дальше и дальше от этой бедности.
- Им это не поможет, - сказал Фарух. Я не понял. - У них все заберут за долги, а что останется, они сами продадут, что бы выжить.
- Так живут все подданные моей страны?
- Только отверженные.
- Сделай так, что бы всегда было, что продать. – Я разозлился: – она же твоя дочь.
- Я и моя семья были когда-то отверженными. Я продал себя старому шейху в обмен на достаток семьи и величие будущего моей дочери. Она предала меня, она выбрала эту жизнь. Мать говорила ей, что значит быть отверженной, но она хотела любви, она хотела быть с мужчиной. Ее избранник понимал и не хотел такого будущего. Он отказывался женится добровольно, настаивал что не виноват, что понравился жене шейха. Она женщина, она не отвечает за себя, она поддалась соблазну быть с ним. Они нарушили закон. Они заслужили быть отверженными.
- Мне плевать на это, - я забыл, когда последний раз так злился: – сделай для нее что-нибудь.
- Хорошо, мой господин..., - и опережая мой вопрос, Фарух добавил, - вам не позволят вернуть их из отверженных. Это против закона и обычаев. Сможет это сделать только ее сын - шейх, после смерти ее второго мужа. Сын может простить, но захочет ли....
- Она перестала петь, - вдруг понял я.
- Что?
- Теперь она говорит еле слышным шепотом, а раньше пела.
- Раньше она была женой шейха, - сухо заметил ее отец.
АЛИ.
Несколько дней я наблюдал за детьми. Избалованный вниманием Агадин и оптимист Али. Дети привыкли, что я часто оставался рядом с ними, но как и я не стремились сближаться. Агадин хорошо запомнил, что при мне не стоит биться в истерике, но в остальном не изменился. Он отбирал у младшего брата все игрушки, отталкивал его, или лез драться, если тот не уступал. Али не спорил, оставшись без игрушек, мог превратить любое подручное средство в игру. Он не любил драться и жаловаться на обидчика. Отойдет тихо поплачет, но потом неожиданно сделает брату какую-нибудь каверзу. Али мне нравился больше, он был сообразительнее и веселее. Он никак не называл меня, и я был этому рад. Агадин же всегда напоминал мне, что он то же будет шейхом.
Фарух хотел, что бы я принял решение. На мой вопрос, что станет со вторым ребенком, он ответил, что его отдадут в достойную семью и он получит соответственное воспитание. Я сомневался, что из оставшегося получится настоящий правитель, а то что второй будет всю жизнь ему завидовать, и что из этого выйдет окончательно неизвестно. Хотя нет, известно. Старый шейх рассказывал историю своей семьи, все заканчивалось враждой и смертью невинных.
Фарух больше любил старшего, и хотел видеть его преемником престола, я не отдавал предпочтения никому. Я решил: Агадин остается и воспитывается во дворце моим доверенным лицом Фарухом, Али я забираю с собой. Это не давало никому никаких преимуществ.
Вот так в домике на море появился маленький мальчик, его звали Алекс.
Мы приехали поздно ночью, ребенок даже не проснулся, когда я перенес его из машины в кровать. Я понимал, что моя жизнь измениться и мне многое придется поменять, но я и не предполагал, что изменится все, даже мелочи.
***
Алекс сидел и тихо плакал. Для него непривычно было все: имя, обстановка, вид из окна, одежда и я. Наверно, он меня боялся, ведь я забрал его из дома, увез неизвестно куда, да еще и не знал, что с ним делать.
Спасла нас обоих Лидия. Она увидела, что дом открыт, и очень обрадовалась. Они с мужем боялись, что я не вернусь. Лидия зашла, посмотрела на меня с сыном, и сказала:
- Дурак большой.
- Здравствуйте, - отозвался я.
- Ну и как зовут этого очаровательного мальчика, - заворковала она, поправляя одежду на ребенке, вытирая ему слезы и мимоходом разглядывая, чем я решил накормить его на завтрак.
- Он не понимает – пояснил я.
- Добро понимают все, - поучительно выдала она. – Он кто тебе?
- Сын.
- Да? - удивленно протянула она, – непохоже что-то. И ты этим собрался ребенка кормить? – Она сгребла все со стола. – Папаша называется, решил ребенка голодом уморить. – Лидия взяла Алекса на руки, и рассказывая, как она его вкусно накормит, понесла к себе. Я поплелся за ними, чувствуя себя виноватым, но зато мой сын уже не плакал. Он обнял женщину за шею, и с интересом оглядывался по сторонам.
Накормили нас обоих, Лидия хлопотала над нами, как будто я тоже маленький. Я расслабился и успокоился. Шепотом я переводил Алексу название вещей, которые его заинтересовали. Видимо, на него все произвело тоже впечатление, что и на меня, он успокоился, долго сидел на коленях у женщины, пока не стал засыпать. Я позвал его спать, и он доверчиво протянул ко мне руки. Не знаю, как описать то, что я почувствовал тогда в первый раз. Маленькое хрупкое тельце ребенка на моих руках. Слипающиеся глазки смотрели на меня спокойно, он застенчиво улыбался мне пока не заснул. Впервые за много лет я почувствовал, как стало тепло в моей груди, впервые у меня появилось желание жить, что бы еще и еще раз видеть эту доверчивую улыбку сына.
Мои соседи взяли над нами шефство. Они подсказали мне, как обставить комнату сына, какой должен быть режим его дня. Как и чем его кормить Лидия долго объясняла, но кончилось тем, что мы стали питаться у нее, так как она считала, что кухня для меня дело непостижимое. Я не был против, они были стеснены в средствах, а у меня денег…, я просто закупал продукты на две семьи.
Мальчик быстро со всем освоился. Он как-то сразу заговорил на не знакомом ему языке, но я не хотел, что бы он забыл свой родной, и дома время от времени разговаривал с ним на нем. Через некоторое время я определил его в школу, и был очень доволен его успехами. Мы доверяли друг другу, но называл он меня только по имени, и то при большой необходимости.
Фарух слал отчеты, где постоянно писал о новых достижениях Агадина, и моем «славном» правлении. Я не знал, пойдет ли он против меня. Раньше убивая меня и возвращая к жизни, Фарух выполнял приказы старого шейха. А теперь? Кто я для него? Подымет ли он на меня руку, что бы посадить внука на престол, или все решиться как-то иначе. Ответ был не известен.
Я все больше и больше привыкал к мальчику и однажды понял, что очень хочу жить ради него. Я боялся за него, я скучал без него. Алекс отвечал мне тем же. Он рассказывал мне все подробности прошедшего дня, требовал ответа на множество своих вопросов. Я не мог найти объяснения тому, что чувствовал. Как-то я сказал об этом Лидии, она посмотрела на меня как учитель на ученика и сказала: «дети чувствуют, кто их любит». Да, я любил своего сына. Может быть, если бы у меня в прошлом не было жизни в пустыне, я безоглядно отдался бы этому чувству. Но опять это «бы».
Старый шейх научил меня не верить людям, не доверять никому своих мыслей и чувств, по этому я никому не показывал своей привязанности к мальчику. Он быстро усвоил, что среди людей я холодный, молчаливый дядя, когда мы одни он делал со мной, что хотел. Однажды на ярмарке, я услышал, слова сказанные мне в спину: «Этот кочевник зверь, и зачем он только взял этого несчастного ребенка…» Что же, думайте, что хотите, но я отвечаю за его жизнь, а людей так просто поймать на их слабости.
Мой сын полюбил море не меньше меня. Я учил его плавать, нырять, мы вместе уплывали подальше от берега и слушали шум моря. Я доставал ему раковины или диковинных рыб, и мы вместе рассматривали их, а потом возвращали обратно.
Лидия и Леви никогда не спрашивали откуда взялся мой сын, где его мать. Иногда, я чувствовал, что вопрос вот-вот прозвучит, и куда-нибудь уходил. Но однажды я не успел вовремя.
- Ты любил мать Алекса? – задумчиво спросил Леви.
- Нет.
- Но ведь когда-то ты ее любил, - не поверила мне Лидия, - ведь у вас родился сын.
- Я никогда ее не любил, - у меня стало холодно в груди, и опять я чувствовал, как ненавижу старика шейха и его шутки.
- Она жива? – почему- то испугалась Лидия.
- Да.
- Ты отобрал у нее ребенка?
- Нет, она за мужем за другим. – Этот разговор напомнил мне, что я пленник, у которого нет желания жить. Наверно что-то отразилось на моем лице, потому что Леви сказал:
- Ты извини, просто Алекс как-то спросил, есть ли у него мама.
Я не стал продолжать разговор, ушел и долго смотрел на луну и дорожку от нее. В пустыне от Луны тоже есть дорожка, и она так же никуда не приведет. Я не мог изменить прошлое, мне не давали забыть о нем. Люди не виноваты, что внутри у меня пустыня, и только маленький оазис – мой сын, иногда заставлял меня забыть об этом.
… и вдруг мой сын заболел. Он плохо спал, худел, появилась отдышка, и еще одно, у него не заживали царапины и ранки. Мы побывали у многих врачей, но их рецепты не помогали. Однажды случайно в городе мне порекомендовали одного старенького провинциального врача, сказали, что у него очень большой опыт. Я привез к нему мальчика. Толстенький седенький врач, быстро осмотрел ребенка. Он внимательно разглядел незаживающие царапины, и спросил:
- Мальчик раньше жил в другом месте?
- Да, здесь он около года.
- Ну, что же, рецепт один, увозите его на его родину.
- Как это понять? – не поверил я своей догадливости.
- Ему здесь не климат, это бывает довольно часто.
- А если мы останемся.
- Ребенок будет расти слабым, и могут появиться разные отклонения.
Я был потрясен. Мне казалось, что никто и ничто не сможет вернуть нас обратно, а тут сама природа против нас. Там нас ждала неизвестность в будущем, а тут рай и покой в настоящем. Здоровье сына ухудшалось, мы попрощавшись с соседями, уехали.
Радости от возвращения я не испытывал, воспоминания о прошлом сдавливали грудь, в душе разрасталась пустыня. Чем ближе мы подъезжали к дворцу, тем веселее становился Али. Теперь он снова станет Али, а я так хотел, что бы он забыл это имя.
***
Встреча мальчиков меня потрясла. Они долго обнимались, целовались и Агадин, всегда такой эгоистичный бросился дарить свои игрушки. Я и Фарух молча наблюдали за ними, мы оба ошибались, пытаясь их разъединить, они были больше чем братья, они были единое целое. Агадин уже не говорил, что он станет шейхом. То что с ним произошло за это время можно было только приветствовать. Я попрощался с ними перед сном, и пошел к себе.
- Ты уедешь? – спросил меня Фарух. Я промолчал. Не знал ответа.
Сна не было. Я то ложился, то сидел в разных комнатах, а на рассвете поднялся на крышу дворца. Крупные яркие звезды на черном небе запада и светлеющее небо на востоке. Каким должен быть мой выбор? Я долго сидел там ни о чем не думая, просто смотрел на просыпающийся город.
- Папа! Папа! – мальчики бежали по лестнице. Али впервые называет меня папой, видимо время пришло. – Папа, а мы тебя потеряли,- и Али бросился мне на шею. Агадин сначала стоял и смотрел на брата, потом сказал «А я?» и тоже залез ко мне на руки. Я обнял их, и совершенно точно знал в тот момент, что никуда не поеду, я люблю своих сыновей.
СЫН ШЕЙХА
Я не стал для них нежнейшим отцом, наверное, нужно было вести себя иначе, но как получилось. Я был сдержанным и справедливым. Я чуть не лишил Али его жизни, пытаясь заменить его судьбу на другую. Чуть не лишил Агадина брата-близнеца, но господь бог не дал мне совершить это насилие. Я понял то, что со мной сделал старый шейх очень заразно, ведь и я пошел по этому пути.
Мальчиков я старался не выделять, и они стали еще дружнее, они не затирали друг друга.В каждом из них были свои недостатки и преимущества. Я решил воспитывать их, как считал нужным, а там посмотрим. Раз в пол года они уезжали в пустыню, их учили выживанию не как меня, но даже это была определенная жестокость.
Я знал, что оставаясь здесь, превращаю свою душу в бесплодную выжженную пустыню, но ничего не мог с собой поделать. Единственная отдушина, которую дала судьба – мои дети, но и они не могли защитить меня от вакуума, который заполнял меня все сильнее. Люди меня утомляли. Мне стоило больших сил встречаться с ними по каким-либо делам. Журналистов я вообще терпеть не мог. Их навязчивость и желание рассказать всему миру что-нибудь новенькое, иногда доводило меня до ярости.
Я уже не возвращался к морю, пустыня стала для меня единственным местом, где я чувствовал себя спокойно. Шейх сказал правду, я не смог жить в своем прошлом мире, моим домом стала пустыня.
***
Молодая журналистка добивалась встречи со мной пол года, она хотела написать сказку о восточном принце. Я вспомнил всю свою жизнь, но практически ничего ей не рассказал. Женщина была растеряна, она ожидала услышать хоть что-то, из чего можно было сделать статью, а из моих перечислений исторических дат можно было составить энциклопедию рода шейха.
- Вы думаете, вашим читателям интересно будет знать историю власти?
- Не знаю, - пожала она плечами, – наверно никто не станет это читать.
Наш разговор был закончен, я ушел к себе и не спал еще одну ночь. Что может понять эта девочка? У нее одно на уме: карьера любым способом, работа в престижном издании, известность и отсюда деньги. У меня есть все, что душе угодно. Плата за это: пустота, нежелание жить, хроническая усталость от нескончаемой душевной боли. Нет надежды, нет цели, а нужно жить только потому, что сам я не могу прервать свою жизнь. Казалось бы, самоубийство быстро разрешит все мои проблемы, и я не боюсь смерти, она для меня желанна. Но есть одно нерушимое правило : « каждый должен пережить все, что отпускает ему судьба, хотя бы ради сострадания к тому другому которому перейдет моя душа. Которому кроме своих проблем придется исправлять ошибки человека, испугавшегося жизни и убившего себя». Хотим мы того или нет, но каждый из нас должен прожить СВОЮ жизнь.