Тарзан

Тим Борисов

«Тарзан»

 

Ducunt volentem fata, nolentem trahunt
 
Желающего идти судьба ведет, нежелающего – влачит

Изречение Клеанфа

 

Я иду по вечерней морозной улице и улыбаюсь своим мыслям. Впереди меня, тесно прижавшись друг к другу идут Янка с Эдиком. Они негромко о чем-то разговаривают. Тротуар не широкий и местами довольно скользкий. Янка, «тяжелая» бабенка, и по характеру и по весу, поэтому, чтобы не поскользнуться на льду крепко держит Эдика под руку. Им обоим отроду по двадцати одному году, они друзья, вернее, по статусу Эдик близкий друг детства ее младшего брата, Дениса. Разговор у них – ни о чем. Просто так болтают.

У меня хорошее настроение. Дома ждет обильный стол, веселая и гостеприимная Тамара, мать Янки и Дениса, Серега, по прозвищу «Толстый», добрый семнадцатилетний юморной мальчишка, весом в сто сорок килограмм, Денис, высокий стройный качковый красавчик, несколько девчонок из их ребячей компании, одна из которых, Соня, совсем еще юная девочка, она девушка Эдика.

Я разгоняюсь на ледяной дорожке и, скользя, врезаюсь между идущих впереди тел, просунув свою голову между их плеч, хватаюсь за их сплетенные руки.

- Тарзан! – я поворачиваюсь к Эдику с деланно-серьезным лицом – Давай поженимся. Ты же знаешь, я давно на тебя неровно дышу.
- Давай. – Эдик засмеялся.
- Тогда придем сейчас домой и всем объявим. Да? Чего тянуть. Сюрприз на двадцать третье февраля всем будет.
- Да запросто! Только ты со мной не уживешься. Сонька, несмотря на то, что маленькая и глупенькая, но тоже уже еле терпит.
- Да, плевать, притремся. Тем более, даже польза какая-то будет. Чем больше придется притираться, тем теплее будет в супружеской постели.
- Лишь бы по утрам резиновой гарью не воняло.
- А мы без презиков, вживую. И тепла больше и удовольствия.

Янка тоже смеется. Видно представила себе эту картину. Эта девчонка абсолютно без комплексов, несмотря на то, что мы с Эдиком шутим на эту тему впервые за два с лишним года нашего знакомства. Хотя почему шутим. Это он шутит, а я просто улыбаюсь своим мыслям.

Дома нас встречает шумная веселая компания. По-моему, уже все приняли по стопочке «для рывка» и ждут только нас. Тома ставит на огонь сковороду и резво кромсает некрупными кусками принесенное нами свежее мясо. На столе уже красуется большая миска с нарезанными помидорами, огурцами, салатом. На отдельных тарелочках разнообразная колбаска, сыры, ветчина. На кухне немного тесновато, но от этого еще веселее.

- Соня, а ну отсядь от моего будущего супруга. – я снова делаю серьезно-озабоченное лицо. – У нас скоро свадьба.
- Вы че, очумели? – Соня улыбается.
- Ого-о-о! Вот это новость! – восклицает Тома, помешивая на сковороде мясо. – Так Вам что, Денискину комнату освобождать? Денис, придется тебя в детдом или в армию сдать. Янку тоже замуж, заодно. Хоть отдохну от вас оглоедов.
- Теть Том, так это же намечается грандиозная пьянка! – подает свой бас «Толстый» Серега. – И когда ждать это знаменательное событие? Долго?
- Да нет. – успокаиваю я – Через две недели. На двадцать третье намечаем.
- Всех приглашаете? – пищат девчонки.
- Нет, только тех, кто с подарками молодой семье. Да, Тарзанчик? А то знаем мы вас. Вам бы только на халяву водки, да пожрать, охломоны.

Веселье в самом разгаре. Мы с Эдиком изображаем влюбленных, будущую семейную пару. Шутливо ухаживаем друг за другом, перебраниваемся из-за чего-нибудь, подтруниваем над остальными, напоказ кормим друг друга «с рук», почмокиваем в щеки.. Мы заранее не продумали сценарий этой шутки и не договорились о распределении ролей, поэтому иногда, то Эдик, то я обращаемся друг к другу со словом «жена», после договариваемся, что будем называть друг друга супругами в мужском роде. Шутка продолжается, веселя всех новизной и нашим с Эдиком сплошным экспромтом. Юморной шедевр рождается у всех на глазах, все стараются подыграть и это коллективное творчество заряжает нас всех на целый вечер.

Денис обладает прекрасным чувством юмора, улыбается, смеется, но все же он немного смущен. Впервые он осознает, что шутки шутками, но его друг детства действительно может стать моим супругом. Денис меня хорошо знает. Лучше, чем все остальные, исключая разве что его мать, мою ровесницу Тамару. Она моя близкая подруга и никаких секретов от нее у меня нет уже давно.

Застолье обильное, закуски и выпивки вдоволь. Всем весело. Курят все, но дышать легко. Сигаретный дым быстро улетучивается в приоткрытое окно кухни, в морозную безветренную ночь. Тома захмелела раньше всех, следом за ней и вся компания. Я почему-то совсем не пьянею, хотя выпиваю наравне со всеми. Еще Серега. Держится молодцом, что совсем не удивительно. При его массе тела в него надо вливать двойную дозу, чтобы он догнал общее состояние опьянения.

Почти под утро разбредаемся кто по домам, кто по постелям. Серега вызывается проводить девчонок, ему все равно по пути. Уходит и Соня со своей сестрой. Эдик проводить ее просто не в состоянии. Он молча, с трудом поднимается с диванчика и совершенно пьяный, покачиваясь, уходит в комнату Дениса. Соньку и ее сестру перепоручаем Сереге. Денис засыпает в зале на широченном диване, Янка уходит в комнату матери. Я делаю черновую приборку со стола и тоже направляюсь в комнату Дениса. Там две двуспальные кровати. На одной из них уже лежит, в полном отрубе, Эдик. Он как-то умудрился раздеться и слегка прикрылся одеялом. Я снимаю брюки, присаживаюсь на край своей кровати и, не спеша, снимаю все остальное. Устало откидываюсь на подушки. Тишина и полумрак. Я прислушался. Эдик не сопит и не храпит. Он вообще, дышит? Я откидываю свое одеяло и рывком поднимаюсь с постели. Подхожу к Эдику, и ложусь рядом с ним. Я никогда не позволял себе раньше такой вольности, но сейчас, почему-то сделал это. Эдик лежит на животе, подложив руки под подушку и отвернувшись лицом к стене. Я смело просунул свою руку под низ его живота и скользнул пальцами между его телом и резинкой трусов. В ответ на это движение, Эдик вдруг коротко застонал и выгнулся телом, приподняв свои ягодицы и давая моей руке полную свободу.

- Так ты не спишь, чертенок?
- Нет. – Он повернул голову и смотрит мне прямо в глаза.

Голос твердый и совсем не похоже, что он в стельку пьян. Да он и не пьян вовсе. Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его в шею.

- Только давай без поцелуйчиков. Терпеть не могу эти слюни. Я тебя ждал.

Слова застряли у меня в горле. Я в замешательстве. Я же хотел сказать ему, что я взаправду люблю его, люблю давно и никогда, ни на что не надеялся. Но его взгляд, голос. Я понимаю, что все, что бы я ни сказал сейчас, будет неуместным и испортит весь этот неожиданный его и мой настрой.

- Давай без предисловий, а?

Спустя час-полтора, мы лежим на постели, перемазанные кремом, еще мокрые от пота и переводим дыхание. Этот марафон оставил нас без сил. Глаза потихоньку слипаются. Сквозь сон я слышу усталый голос Эдика.

- Борь, ты перейди на свою постель. А то вдруг, утром тетя Тома зайдет или Денис ввалится. Им еще не время знать.

Последние слова он произносит уже во сне, на полном автомате. Я перехожу на другую кровать и проваливаюсь в счастливое забытье. Даже засыпая, я все еще не могу поверить в действительность произошедшего. Я счастлив. Я улыбаюсь. Я ничего не понимаю, ничего не анализирую. Я засыпаю.

* * * * * *

Вот так это началось. Просто, неожиданно, по мужски грубовато, без слюнявых поцелуйчиков и телячьих нежностей.

Эдик красивый парень. Чуть выше среднего роста, с тонкой талией, широкими плечами, крепкими руками, накачанными рельефными ногами. Лицо с живыми, выразительными светлокарими глазами, губы пухлые, по юношески чувственные, четко очерченные красивыми изгибами. И даже уши, сильно оттопыренные, практически перпендикулярно голове, придают ему такую характерную особенность, что кажется, имей он обычные уши, это было бы менее красиво и не совсем органично.

Он жил со своей матерью в доме родителей отца. Отец тоже жил в этом доме, но с матерью развелся. В свое время, для развития семейного бизнеса, мать продала свою собственную квартиру, и на эти деньги, отец Эдика основал достаточно крупную фирму, занимающуюся концертной деятельностью. Потом он оставил свою жену, развелся с ней, но на улицу не выгнал, и она осталась при доме в роли уборщицы и кухарки, за постель и еду.

Эдика, отец пристроил в свою фирму, следить за хозяйственными делами, концертными костюмами. Еще на его совести была расклейка афиш перед концертами, кормежка двух огромных питонов и пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Зарплата иногда выдавалась. Небольшая.

У отца множество любовниц из труппы, которые поочередно составляли ему секс-компанию, на несколько месяцев или недель. Мать Эдика, от такого унизительного положения и от безысходности немного тронулась умом. Эдик ее очень любил и очень жалел. Ненавидел отца и своих бабку с дедом по отцовской линии. За их открытое презрение к нему и его матери, бесконечные придирки и упреки. Когда это выливалось в его адрес, он терпел и молча сносил все, но когда это касалось его матери, он просто зверел, ругался со стариками, защищая больную и беспомощную мать.

Больше всего на свете он мечтал купить какую-нибудь хатенку или недорогую квартирку, хоть коммуналку, или на худой конец снять квартиру и увезти мать от этих опостылевших родственников. Еще он очень мечтал заняться своим бизнесом. Обязательно связанным с шоу. Набрать свою собственную труппу. Весь репертуар отцовской труппы он знал, частенько подменял платных танцоров в концертных номерах. Знал всю эту кухню и, в случае чего, смог бы управиться сам, без подсказок и сторонней помощи.

Только на это все не было денег. Один только сценический костюм танцовщицы стоил более трехсот долларов. А за время выступления труппа в пятнадцать- двадцать человек должна переодеться четыре раза. А еще перья, боа, накидки, веера и разные причиндалы со сложными названиями. Вот и сумма натекает, мама не горюй!

Наши с ним отношения развивались тоже очень странно. Несмотря на мой многолетний опыт и многочисленные незамысловатые мимолетные романы, а также наличие в моей, богатой событиями жизни, серьезных супружеских коллизий, для меня многое было непривычным и непростым. Ну, начать хотя бы с того, что о наших отношениях скоро все узнали от нас самих, причем в большей степени от Эдика, чем от меня. Все, кроме членов его семьи. Особенно он остерегался своего младшего двоюродного брата, заядлого наркомана, жившего не у своих родителей, а там же, у деда с бабкой. Этот ублюдок, не только был безобразным, низкорослым, кряжистым, но и, несмотря на свой малый возраст, чуть более шестнадцати лет, обладал грубым буйным характером и отличался своей невообразимой тупизной. Все, что могло повредить и так довольно шаткому положению его матери в этой семье, Эдик начисто отвергал.

К тому времени, вскоре после нашего с Эдиком сближения, я вновь открыл свой ночной клуб «Маэстро», в центре города, в освободившемся от аренды двухэтажном кафе. Но бизнес я вел сам, без Эдика. Тамара стала администратором, Толстый - охранником. И даже спас мне жизнь, когда, перепив, на меня напал с ножом один буйный узбек. Серега молниеносно оказался за барной стойкой, обхватил узбека руками поперек его туловища и крепко сжав, держал так, до самого приезда милицейского наряда. Узбек чуть не задохнулся в таких клещах, а Сереге – хоть бы хны.

Эдик вел свои дела тоже самостоятельно, никогда не ставя меня в известность ни о том, где он находится, ни чем занимается. Соня еще продолжала присутствовать в нашем ареале, но как мне было известно, Эдик ее не трогал, и никаких сексуальных контактов у него с ней не было, даже не смотря на мое совершенно равнодушное к этому отношение.

Однажды я предложил ему установить в клубе караоке и таким образом немного подработать. Он установил, но через пару дней мы с ним крепко поругались, почти до драки. Он снял всю аппаратуру и немедленно вывез.

Ругались мы с ним часто. Характеры у обоих – еще те! Даже больше и чаще, чем во времена простой дружбы. Но и мирились также быстро и без последствий.

Тарзан любил меня. И не скрывал, ни от кого, что любит (опять же исключая его родственников). Он мог спокойно, в разгар клубной вечеринки, взобраться на подиум и прокричать в микрофон на оба этажа:

- Любимый, ты где? Поднимись наверх, я буду для тебя петь.

Я уходил из-за барной стойки, поднимался наверх , садился за столик с бокалом в руках и слушал, как он пел со сцены. Пел красиво, с чувством. Самая любимая его песня была со словами: «Я люблю тебя до слез». Иногда, он вставал к шесту и исполнял для меня стриптизный экспромт, нимало не смущаясь публики и не скрывая, что это все для меня.

Однажды, в мой день рождения, он при всех устроил громкий скандал, просто из ничего. Причиной, как ни странно, были не он и не я. Это была Соня. Я пригласил и ее. Праздновали мы в нашем клубе. Было много гостей. Эдик сидел подле меня. Соня где-то в середине стола. Эдик был почти трезв. Неожиданно, без видимой причины, он встал из-за стола и, показывая пальцем на свою бывшую подругу, громко закричал:

- Ты думаешь она мне нужна? Да на хрена она мне. Я же только тебя люблю! Хочешь, я ей сейчас в морду дам? Хочешь? Я ее сейчас выгоню отсюда. Пусть уматывает. Кроме тебя мне никто не нужен. А она - дура!

Соня выбежала из-за стола к нему, пытаясь понять, за что он ее так. Она стояла между ним и мной, растерянная и испуганная. В какой-то момент мне показалось, что он ее и вправду ударит. Я схватил перепуганную девчонку и прижал ее к себе. Она плача уткнулась мне в грудь.

- Тарзан, ты что? Не смей ее трогать. Она никому не мешает. Ни мне, ни тебе. Зачем же ее бить?

Из-за стола встал его двоюродный брат.

- Что там происходит? Что у вас творится? Эй! Вы че там?

Эдик зло повернулся к нему.

- Как ты меня достал урод! Чего ты сюда приперся? Пошел отсюда! Не лезь в мою жизнь!

Положение спасла сестра Сони. Она взяла Эдькиного брата за руку и не давая тому опомниться потащила его вниз, на первый этаж. Потом они так и не появились наверху. Исчезли куда-то.

Тарзан успокоился также быстро, как и вспылил. День рождения продолжился. Даже не омрачился. Гости, увидев, что все быстро закончилось, не успели ни в чем разобраться и потому сочли все произошедшее легким недоразумением. Мой день рождения тогда прошел все-таки весело и шумно, Тамара прекрасно справилась с ролью тамады. Веселая, задорная она устраивала шутливые конкурсы, тормошила всех гостей. Танцевали до упаду. Тарзан опять пел много и с чувством. Много пил. Тамара взяла Соню под свою опеку и девочка скоро успокоилась.

Супружеские обязанности у нас были. Но очень редко. Страстно, изобретательно, без всяких ограничений. Но редко. Когда Тарзана долго не было, я начинал скучать по нему. Звонил, звал. Он приходил. Скупо рассказывал о делах.

Постепенно я стал звать его реже и реже. Наши супружеские отношения постепенно перешли снова в дружеские, об интимной близости можно было совсем забыть. Только иногда, сидя в общей компании, я ловил на себе его задумчивый взгляд. Потом он опять становился шебутным, веселым, прогоняя грусть, затаившуюся в уголках его глаз.

Я видел, как ему тяжело. Но ничем не мог ему помочь. Он резко и безапелляционно пресекал все мои попытки заговорить на эту тему. Я видел, что он мучается от своей беспомощности, но упорству его можно было только позавидовать.

Вскоре я совсем уехал из Краснодара. Занялся перспективным, легким и прибыльным бизнесом. Стал оформлять экологические сертификаты на ввозимые из-за границы автомобили. О Тарзане ничего не слышал и вообще, не давал о себе знать почти два года.

Недавно, будучи в Краснодаре по делам, зашел навестить Тому и ее детей. Они радостно встретили меня, расцеловали, засыпали новостями. Самая приятная из которых была та, что Тома встретила прекрасного человека и собирается серьезно построить свою жизнь в качестве его жены. Огорчило то, что ее избранник в больнице. И не по причине гриппа. Намного серьезнее. Но врачи обнадеживают, что он выкарабкается. И я искренне порадовался такому исходу.

Остался на ночевку, чтобы утром рано отправиться скоростным поездом домой, в Сочи.

Вечером, возвратясь из магазина с покупками к столу, я неожиданно столкнулся с Тарзаном. Он сидел на кухне, в обществе Сони. Нисколько не повзрослевший, такой же веселый и юморной, как тогда. Мы долго сидели за столом, разговаривали, выпивали. Я рассказал ему, что под Сочи, в паре километров от черты города есть страусиная ферма. Там можно раздобыть ему перья для концертной труппы. И не надо их закупать в Турции, да еще везти их из-за границы, рассказал еще о том, что несмотря на оживленный прошлогодний туристический сезон, концертные площадки были достаточно пусты, развлечений было явно недостаточно. Пустовали многие сцены. Он все это воспринял с интересом, но спокойно. И только, когда Соня ушла спать в зал, Тарзан поднял на меня свои посерьезневшие глаза и, после паузы, неожиданно сказал:

- Она мне не нужна. Мне на нее наплевать.

Коротко. Отрывисто. Без злости, но твердо. И выжидающе посмотрел мне в глаза.

Я выдержал этот взгляд, но ничего не сказал. Ни улыбки, ни жестикуляции. Просто смотрел на него также в упор, и молчал. Я не знал, что сказать. Я ничего не хотел говорить. Я ничего не хотел знать. Я ничего не почувствовал.

Да, я скучал по нему, часто вспоминал, беспокоился о нем и, кажется, все еще любил его. Но я устал от него. И, похоже, тоже самое, испытывал и он. Только усталость его была не от меня, а все от той же своей беспомощности и неустроенности, что и два года назад. Мужественный мальчик. Упорный. Но …

Кто же это сказал? Кажется Марк Туллий Цицерон: «Каждому человеку свойственно ошибаться, но упорствовать в заблуждениях свойственно только глупцу». Что ж, глупо спорить с Цицероном.

На следующее утро, Яна подняла меня очень рано, заварила мне ароматный кофе.

Я быстро собрался и поспешил на вокзал. К поезду. Успел ровно к отправлению. Залез в удобное кресло, заказал проводнице еще кофе и уткнулся в газеты. Ехать шесть часов. Буду дома к обеду. Еще успею даже поработать. Решил позвонить Янке, сообщить о том, что я не опоздал к поезду и благополучно отправился. Открыл телефонный справочник, привычно пролистал список до буквы «я». Там, на букву «я» только один телефон, Янкин.

Палец, готовый нажать вызов, замер в воздухе. Брови удивленно поползли вверх и так и застыли в таком положении. Я смотрел на экран телефона и не верил своим глазам.

«Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ».

Далее, до боли знакомый мне номер сотового.

Янкин номер - строкой ниже.

От неожиданности, я оторопело уставился в окно.


21 мая 2008 г.

 
(С) Тим Борисов, г. Сочи
handsomerio@fromru.com