Направление главного удара

Владимир Либман
Тина Сергеевна приехала к Грише из Москвы со внезапной проверкой. Гриша недавно защитился, и возглавил проектный отдел. Это событие было долгожданным и счастливым.
Гриша был тщателен в делах. Оказалось, что у него с документами полный порядок: все подшито, подписано, утверждено и проч.
Тина Сергеевна, женщина лет 45, нашла в его работе какие-то мелочные ошибки, на этом остановилась и… потеряла к работе интерес.
Гриша исполнил формальный долг: пригласил её отужинать в ресторане. «Замочить» акт проверки.
Тина Сергеевна была неразговорчива, задумчиво-молчалива. Почти не смотрела ему в глаза.
После пары рюмочек коньяка, она показалась ему очень даже милой. Несмотря на разницу в возрасте: ему было 30.
Что-то было странным в ее поведении. Его удивляло, что она не только поощряла, но и, провоцировала его на выпивку. И он незаметно… напился.
После этого Гриша оказался в её номере.
В номере ему опять показалось что-то странным, но он был очень пьян, и не слишком вникал в подробности отношений.
На следующий день Тина Сергеевна не уехала, а опять пришла на работу… Проверка документов продолжилась. Гриша недоумевал: «Акт проверки» подписан… Отмечен по полной программе… «Как у людей»! Даже сверх программы. Кажется… Чего еще?
День догорал. Тина Сергеевна дружелюбно, но настойчиво, и, как показалось Грише, ласково, настояла: «Сегодня я Вас приглашаю»
На этот раз ужин длился совсем недолго! Гриша, еще не полностью отошедший от вчерашней интоксикации, напился неожиданно быстро. В течение получаса он был уже не просто пьяный, а практически невменяемый!
И опять он чувствовал сквозь алкогольный туман, что что-то не так, но не мог сообразить, что.
Потом были два выходных, когда Грише удалось придти в себя.
В понедельник он пить не мог, и уже просто притворился пьяным...
Это позволило ему разобраться, в чем дело!
Оказывается, Тина Сергеевна испытывала радость только, когда... как же это сказать… анально… Мало того, для нее просто не существовало обычного для такого мероприятия сюжета. Ей тривиальная методика была даже неприятна! И все наивные и робкие Гришины попытки направить дело по привычному для него сценарию, она пресекала на корню.
Сразу после анального секса, она приступала к минету.
Когда Гриша кончал, он должен был очень сильно сдавить ее затылок... Только это позволяло, в тот момент, когда она ощущала вкус "продукта любви" и одновременно боль, получить ей свою долю счастья…
Такая сложная технология очень отвлекала Гришу...
Но делать нечего: «Ты женщина и этим ты права», - проносилось в голове у начитанного Гриши.
Это была странная женщина.
Она жила богемной московской жизнью.
Странности ее начинались с того, что она... не целовалась. Вообще!
Если обычно женщины начинали с поцелуев и минета, то она начинала с анала (как поэтично и в рифму: «начинала с анала»). Ей было все равно, что испытывал при этом кавалер. Хотя обычно бывает наоборот...
Уж не узнать, по какой причине, но отличить "куда попал" было почти невозможно: величина "входов" была практически одинаковой, а какой-то крем делал все это не различимым. Под шафе - особенно.
Она ни разу не представала голой при свете... Это притом, что она была совершенно замечательно сложена.
Еще ее странность была в том, что она, когда Гриша приезжал в Москву, угощала его своей подружкой... Или подружку Гришей...
Подружка приходила всегда, как бы, случайно… Тина Сергеевна не только наблюдала, но и в ответственный момент участвовала в отношениях своей подружки с Гришей: ждала Гришиного апофеоза, при котором перехватывала инициативу, и кричала: «Дави, дави»!
По тем временам это было редкостью. С виду нормальная, здоровая женщина, в этой области она вела себя совсем необычным образом.
Дома у своих родителей, живших на набережной Москвы-реки, когда мама входила в комнату, и заставала Тину Сергеевну, сидящей на маленьком стульчике во время минета, она не пряталась, а успокаивала Гришу: «Не бойся, это мама»).
Она не смущалась, а перекидывалась с мамой, еще не совсем старой женщиной, несколькими словами, и продолжала. Мама приветливо и нежно глядела на озадаченного и напуганного Гришу, который тревожно ждал момента, когда надо давить, и спокойно выходила из комнаты... Потом могла зайти еще раз… Будто дочь музицировала, а не…
Всё это было необычно, интересно, но потом вспоминалось как какой-то мрак...
Каких только чудес не бывает на свете...
Это была стадия раннего феминизма-глобализма, и Гриша был одной из первых её жертв… Тина Сергеевна создавала у него ощущение, что он не мужчина, а какой-то инструментарий... Подсобник. Люмпен.
Попа, рот, затылок, мама, подружка... Грише такое количество ингредиентов казалось избыточным.
Он в то время считал верным учение марксизма и предпочитал традиционное направление Главного удара, а все остальное – оппортунизмом, боями местного значения и партизанщиной…