Виктор сидел за столом, уфляканным разноцветными чернильными пятнами. Таких столов уже сейчас нигде нет. Виктор подумал: у нас бы его тоже не было, если бы переехали в другое помещение, а так никто ничего менять не собирается. Помещение лаборатории состояло из двух комнат. Одна с приборами и инструментами большая, а другая со столами сотрудников значительно меньшая. Шеф сидел вместе со всеми, это было демократично и страшно неудобно, если он оставался на месте. Зато как это было прекрасно, когда он сваливал. Великолепно. Информация, о его ожидаемом исчезновении, поступала, можно сказать, прямо из первых рук. Не надо было бежать к секретарше и выпытывать у неё данные о передвижении начальства. Кроме того, самой секретарши не было и в помине. Сотрудники прекрасно справлялись с её ролью.
После того как прошла мода на малые предприятия и центры, шеф стал называть лабораторию фирмой, что, мягко говоря, было неверным, но звучало солидно. «Фирма» существовала уже более десяти лет и чем только не занималась. Последние, удачные разработки относились к оборудованию и приборам, создаваемым на стыке двух или нескольких областей знаний и электроники. Не оригинально, учитывая, что сейчас трудно представить себе что-либо работающее без электроники и программного обеспечения. Суть же работы состояла в том, чтобы соединить имеющиеся достижения, в каком либо невероятном сочетании, понять, кому это будет надо, а затем продать. Виктор оторвался от изучения стола и достал новый прибор.
В лаборатории было тихо. Была пятница и, как только позвонила жена шефа и срочно потребовала везти её на дачу, все незаметно стали собираться домой. Как только шеф вышел за порог, а Любаша прямо с балкона крикнула в комнату, что его машина отъехала, всех как ветром сдуло. Виктор продолжил своё неконструктивное исследование прибора, более походившее на верчение его в руках, и такие же размышления. Шеф держал Виктора в лаборатории неизвестно зачем, часто бывало, что другие ребята смотрели на него косо, ведь не делает он практически ничего, зато генерирует идеи и критикует идеи других, его так и называли «наш критик», не без иронии. Шеф же называл его генератором. Понятно, что только благодаря шефу его и терпели.
Виктору лишь иногда было обидно, что его труды недооценивают, ведь он сам их и в грош не ставил. Идеи он выдавал легко. Вот и этот прибор создан на основе его гипотетических соображений, которые вылились во вполне конкретную разработку, и на которую уже был большущий заказ государственных структур. Оставалось найти изготовителей и отследить за правильностью исполнения, что тоже сложно, но долго и денежно, а что ещё надо частному предприятию? Вертел приборчик в руках Виктор и сам не верил, что ребята справились, создали работающий образец. Правда, работал он только с помощью мощнейшего компьютера, который просто подключался к прибору, а предстояло ещё сделать его компактным и автономным, но это уже будут делать совместно с предприятием подрядчиком. Доведут, дело техники. Идея-то работает.
Кстати, идея принесла лично Виктору неплохие дивиденды, кредитная карточка на значительную сумму приятно жгла его карман. Прибор работал так - цифровая камера давала изображение, прибор его обрабатывал в особом блоке, который собственно и был квинтэссенцией идей Виктора, и выдавал историю сфотографированного объекта. Результаты были великолепны, опробован он был в одном закрытом НИИ, занимавшимся криминалистикой. Вероятность его оценок была столь высокой, что удивляла буквально всех, например, отцовство он рассекречивал с точностью в три девятки после запятой, вполне достаточно для любого суда. Кто их там знает суды, но криминалистам этого было достаточно, учитывая скорость получения информации.
Некоторые вещи прибор выдавал только предположительно, но в простых случаях убийств, тоже не пасовал, а уж о поставке огромного количества фактов для размышления и говорить не приходится. Причём первичная обработка их тут же производилась с большой подробностью, только сиди и читай, вот ловить самостоятельно преступников прибор не мог, но нельзя же всех уволить из МВД, пусть ещё поработают. Всё о чём здесь было рассказано, это пройденный этап. В разработке пошли гораздо дальше. В руках Виктора была модификация прибора, которая позволяла получать фотографию объекта, внеся в него имеющиеся о нём данные. Получалось опять неплохо. Проверялся этот метод в прокуратуре на нескольких уже раскрытых делах, а так же старых, запутанных и закрытых. Если эта проверка пройдёт успешно, то можно будет думать об усовершенствовании прибора. Только думать об этом пока не хотелось, пусть справится с первоочередными поставленными вопросами, а там видно будет.
Виктор посмотрел на часы. У нормальных людей недавно закончился обед, а у нас уже ищи ветра в поле. Да, шеф после серии удач расслабился, но Виктор его не осуждал, сам ненавидел производственную дисциплину. Проще уволить тех, кто не хочет работать, чем бесконечно за всеми следить. Следить. В голову пришла мысль, достаточно шальная. Виктор улыбнулся. А что? Можно попробовать, ведь никто его дома не ждёт, а впереди долгие скучные выходные, которые он ненавидел. Виктор побродил в нете, нашёл то, что ему было надо и через полтора часа упорнейшего труда перед ним, в его директории, уже существовал отредактированный и выверенный по всем возможным параметрам файл, содержавший его идеал.
Не будем перечислять, какие параметры и признаки, он включал. Кому интересно сам может посветить этому время, возможностей для такого рода развлечения предостаточно. Кому же лень, может обратиться в соответствующие психологические службы, которые с удовольствием с него сдерут, соответствующую созданному виртуально идеалу, плату. Виктор подсоединил прибор к компьютеру, приподнял его над чистым листом бумаги, чтобы дотянуться средним пальцем до неудобно расположенных кнопок, - над эргономикой прибора никто ещё не работал всерьёз, - и щёлкнул кнопкой. Изучив полученное изображение идеала, Виктор убедился, что оно отчётливо напоминает Бриджит Бордо в семнадцать лет. Только тогда он разочарованно и решительно сплюнул в корзинку для бумаг и стал собираться домой.
Стоило ли возиться столько времени, чтобы получить очевидное. Обидно. Виктор, разумеется, не проверил другие данные, которые были получены прибором, ведь по случайности он нажал одновременно две кнопки и сфотографировал свой безымянный палец. Даже если бы проверил, то зачем ему история собственного пальца? Будто он её не знал. Знал ли? Нацепив лёгкий льняной пиджачок, который носил по летнему времени на работу, Виктор запер лабораторию и сдал ключи охраннику. Как он ни старался тянуть время, его всё ещё было очень мало позади середины пятницы и очень много до понедельника. Машиной в рабочие дни Виктор пользовался редко из-за пробок – лаборатория была в центре. Чтобы ещё оттянуть время до спуска в метро, Виктор поплёлся по бульварам в сторону другой станции и от нечего делать рассматривал витрины магазинов.
Бульвар позволял это делать, он шёл вниз более плавно, чем улица, резко падавшая вниз, и можно было смотреть свысока на всю эту мало посещаемую народом роскошь. Пройдя довольно далеко, Виктор вдруг увидел в витрине красивые китайские иероглифы и замечательный искусственный фонтан. Вспомнив о шальных деньгах, Виктор решил зайти в эту шикарную лавку чудес, а может, чем чёрт не шутит, купить этот самый фонтан. Решил, что купит, если есть в магазине доставка, если нет, то и речи о такой покупке не пойдёт. Всяких разностей в магазине было предостаточно. Какие-то нефритовые деревья, в каменных кадушках, статуи подозрительных цветов, всякие мелочи, даже тушь была тут в красивых коробочках, снабжённая великолепными наборами кистей для китайской каллиграфии.
Был даже небольшой отдел со змеями, нет, не настоящими и не резиновыми, а воздушными, которые со всей китайской изобретательностью приняли форму и вид птиц, бабочек, стрекоз, только медведи у китайцев не летали. Что же это они так, не подумали любимую пандочку в небо направить, - думал Виктор, - не порядок, вот бы подать идейку, интересно, сколько китайцы за неё заплатят. Во всём многообразии увиденного и в полном очаровании от всей этой собранной заботливо под одну крышу бесполезности, Виктор потерял мысль о покупке фонтана, да так будто её и не было вовсе. Зато эффект одурманивания посетителей улыбочками толстых весельчаков, разных размеров и выполненных из разнообразных материалов не замедлил сказаться – Виктор решил купить что-нибудь, причём настолько что-нибудь, что буквально стало всё равно, что покупать.
Стоял он как раз рядом с блестящими трубками, подвешенными на такую же блестящую палочку, которые звенели и пели жалобными голосами при малейшем движении воздуха, даже трогать трубочки было не обязательно, для того, чтобы услышать. Звук был приятно раздражающим, а Виктор устал от полной тишины в своём доме. Крутившаяся рядом продавщица, моментально уловила настроение покупателя и тут же забегала вокруг с очевидной торговой целью - продать эти звенящие чудеса, для чего не раз и не два уже провела по ним лакированными ноготками и разжалобила эти трубочки окончательно, а вместе с ними и Виктора, который до того разошёлся, что тоже прищёлкнул пальчиками по самой толстой из них, но попал только одним, безымянным.
Трубочке было всё равно, каким пальцем её трогают, и она печальным низким голосом небесных сфер пропела Виктору в ответ, что согласна быть у него в услужении. Когда Виктор прибыл домой, намучившись по пути с довольно большой и очень пёстрой коробкой. Он бросил её в передней и забыл об этой покупке совершенно. Забывчивость его ещё была укреплена тем, что он приобрёл вдогонку к трубочкам красивые палочки для еды, которые со всем усердием европейца использовал при поглощении ужина. Он не догадывался, что чем красивее и дороже китайские палочки, тем труднее ими есть. Время всё равно, несмотря на усилия, по его уничтожению, не было на стороне Виктора, одинокий ужин закончился рано.
Виктор уселся выкурить трубочку, набил её душистым табаком, поджёг и только тут вспомнил о своём музыкальном приобретении. Недолго думая, он определил место, где её повесит. Прямо тут пусть и будет. Сказано сделано. Над журнальным столиком повисли молчащие пока звуки. В свете дальнейших событий необходимо сказать несколько слов о журнальном столике. Это была вполне современная, а, следовательно, чумовая конструкция на одной массивной ноге со смещенным центром тяжести. Проектировщики рассчитали её так, что бутылок десять пива на её правом краю стояли бы совершенно спокойно, а вот, если примостить одиннадцатую, а не дай бог ещё и дюжину выставить на край, то всё это богатство уверенно окажется на полу. Никакая музыка уже не понадобится. Виктор об этом не думал, он привык пить пиво постепенно, а ещё лучше, если оно будет разливным, что полностью отменяет такую вещь как бутылки и банки, поэтому за столик он не волновался совершенно, тем более, что вставать на него не собирался.
Вставать не собирался, но трубочки решил проверить. Вдруг в магазине они звучали, а сейчас у него дома не зазвучат, бывает же такое, особенно у китайцев. Зазвучали и отлично зазвучали, так зазвучали, что Виктор уже собирался пожалеть о покупке, фантазируя уже о том, как они будут всю жизнь тут у него дома звучать, но один технический музыкальный момент его отвлёк от грустных мыслей. Одна, самая толстая, трубочка звучать не собиралась, а как-то странно гудела и быстро замолкала. Виктор постучал по ней пальцем уже специально. Эффект тот же. Стукнул уже посильнее, рискуя раскачать всю конструкцию до потолка, но этого делать не пришлось. Трубочка утробно звякнула и … родила небольшой предмет.
Предмет жалобно звякнул об стол, но, будучи совсем малым, а не весом в дюжину пива, даже не поколебал его. С большим удивлением и интересом Виктор рассматривал фигурку, а это оказалась, именно фигурка и с всё большим удовольствием отмечал её прелесть. Прелесть отнюдь не художественную, в этом Виктор совершенно не разбирался, а сугубо женскую, ибо фигурка изображала прекрасную девушку. Девушка стояла, немного выставив вперёд левую ножку, и в руках держала, изящно изогнутый лук, даже тончайшая тетива имелась на нём и вложенная в неё стрела. Виктор поражался тонкости и тщательности исполнения неизвестным резчиком статуэтки. Материал Виктор определил как дерево, только очень твёрдой экзотической породы, тёмно-красного, немного коричневатого цвета, в глубине которого проглядывалась, какая-то очень естественная желтизна.
Поразительно. Виктор попробовал установить фигурку на столе, но она стояла очень плохо, ведь на ножках девушки обуви не было, а подставкой статуэтка не обладала вовсе. Виктор крутил в руках фигурку и смутное подозрение рождалось в его душе. Подозрение всё росло и росло, а потом перешло в полную уверенность – перед ним был его идеал. Фигурка теплела в его руках и, наконец, он перестал ощущать разницу между теплотой своей руки и теплом от фигурки, причём фигурка, казалось, была даже теплее его руки. Некстати подумалось: женщины всегда горячее мужчин, они иногда просто как печки. Неизвестно сколько провёл времени за таким полезным занятием Виктор, но когда он случайно бросил взгляд на часы, оказалось, что уже второй час ночи. Вот это да. С большим трудом оторвавшись от фигурки, которая, ему так чудилось, заметно увеличилась в размерах и, установив её на столе рядом с курительной трубкой, Виктор ушёл спать.
Спальня в квартире Виктора отделялась от большой комнаты, заменявшей и гостиную, и кабинет, только створчатой, лёгкой перегородкой в сводчатом проходе. Когда гостей у Виктора не было, а их не бывало у Виктора никогда, он эту перегородку даже не трогал, так он мог смотреть огромный телевизор прямо из спальни. Сегодня он телевизор не смотрел, какой там телевизор, если снятся такие сны. Ему снились ласковые волны, они набегали на него, лежащего на песке невероятной белизны, потом волны медленно отступили. Виктор встал на ноги и последовал вдоль чудесного берега лагуны, рассматривая кривые заросли мангрового леса над холодным ручьём, уходившим в глубину острова. Когда ручей был пересечён, он опять вышел на горячий песок и увидел заросли бамбука, которые закончились только тогда, когда он вышел к скалам, они были не острые, а круглые, их легко можно было обходить, двигаясь вдоль берега.
Огромное количество пещер попадалось ему на пути, наконец, скалы закончились, и Виктор вышел на мягкую поляну, поросшую великолепной изумрудной травой. Виктор пересёк её и поднялся на невысокий холм. Отсюда открылся потрясающий вид на такие же холмы, как тот, на котором он стоял, только шоколадного цвета, невероятно красивого и удивительного. Хотелось протянуть руку, отломить кусочек холма с горизонта и насладиться запахом и вкусом шоколада. Виктор опять оказался в лесу, он шёл в нём и поминутно срывал спелые плоды фантастического вкуса, вокруг скакали маленькие обезьянки величиной с морскую свинку. Деревья были увиты лианами, а между ними сверкали орхидеи. Пальмы рвались вверх, и почти каждая из них была увенчана ожерельем из кокосовых орехов. На ветвях кустарников сидели птицы с очень длинными хвостами, разнообразных цветов оперения. Всё кругом пело, звучало, а ветерок отчётливо напоминал звоны его музыкального приобретения…. Сон оборвался грохотом.
Виктор подскочил на постели и понял, что это упал его журнальный столик, а музыкальные трубки действительно гудят наяву. Прямо на кресле возле журнального столика сидела упавшая со столика или прямо вместе с ним статуэтка, только размер её был невероятен. Ещё сомневаясь в догадке, но, уже пугаясь её, совершенно нагой Виктор подскочил к креслу. Девушка открыла глаза. Над ней, практически в материальном виде, существовал звон китайского трубочного инструмента. Виктор нерешительно взял девушку за руку, но напрасно он это сделал. Девушка вырвала руку и в грудь Виктору упёрлась стрела, да ещё как, он почувствовал резкую боль от проколотой кожи, а остриё остановила только кость.
Вы бы, аккуратнее, мадмуазель, обращались с острыми предметами, так ведь и убить можно, разумеется, совершенно случайно. Виктор не был смелым человеком, но почему-то принять смерть из рук такой красотки, да ещё столь миниатюрной – рост её был не более полутора метров – не представлялось возможным. «Красотка» не собиралась даже хмуриться, она просто смотрела на Виктора и ожидала, что он будет делать. В таких случаях (будто есть с чем сравнивать) каждое лишнее слово могло стать опасным, но Виктор понимал, что молчать ещё хуже, тем более, что вряд ли девушка его понимает. Важна была интонация. Виктор придал голосу бархатистый тон с наибольшим оттенком восхищения - уж как умел - и принялся делать то, что обычно делают мужики, то есть вешать лапшу на уши.
Прекрасная и несравненная незнакомка, я безумно рад вас видеть в своём доме, если вы перестанете меня колоть, то я вас накормлю ужином, - он бросил взгляд на часы, - ранним завтраком. Как раз сегодня, у меня китайская кухня на кухне, ох, не до правды тут, у меня даже есть замечательные нефритовые палочки, правда, только одни, но я вам их уступлю, если вы отпустите, наконец, меня из вашего плена, мне ужасно больно, мадмуазель…. Он остановился, совсем не из-за отсутствия слов, а просто от моментальной их пропажи, ему вдруг подумалось, что стрела может быть отравлена, какой ужас, кажется, яд называют «кураре» или как его там ещё, ох, это совсем было бы некстати, так погибнуть, неизвестно ещё за что, была бы причина, которая так близко, только руку протяни, но ведь не протянешь….
Поразительны бывают в молодости физиологические эффекты. Как только Виктор подумал о девушке, как о своей возможной жертве, так сразу…. Вот именно, а вот совершенно неожиданно то, что взгляд, до того как, совершенно безразличный, у девушки вдруг заметно потеплел, и брови её восхищённо поползли вверх. Виктор как-то уже не особенно обратил внимание, но то, что он освободился от накалывания стрелой. Все его мысли куда-то исчезли. Он, чтобы не упасть взялся за затылок девушки, как за единственное устойчивое в этом мире место и поплыл навстречу уходящим от него волнам отлива. Отлив он не догнал. Его остановила огромная волна. Небо погасло за этой волной, но потом вспыхнуло и, сделав несколько кругов, остановилось.
Потом девушка начала что-то говорить. Она указывала себе на грудь, увенчанную двумя острыми бугорками, и повторяла: Таньяна, Таньяна. Понятно, понятно, отвечал ей Виктор, ты Татьяна. Будь Татьяной, если тебе так хочется, а я Виктор. Никогда Виктору не было так хорошо. Он не спал ни секунды, но будто бы спал наяву. Курчавые, очень густые волосы девушки напоминали ему своей формой раковину, об обладании которой он так мечтал в детстве. Когда он касался её губ своими, он думал, что трубит в эту большую раковину, а сам при этом плывёт на дельфине, так прекрасна была её шёлковая кожа, которая ничуть не была жаркой, а только ласково его грела. От каждого его прикосновения девушка становилась всё прекрасней и прекрасней, её гибкое тело охватывало его как морская вода, плотно сжимало в кольцо рук и ног и тянуло на поверхность, заставляя дышать и дышать этим запахом морской волны, неба и тропического леса. Наконец, он впал в забытьё, но постоянно проверял всем своим телом, здесь ли его Таньяна. Она была здесь. Она не была плодом воображения. Она была его воплощением.
Неожиданно тревожная мысль его посетила. Эта мысль начала зудеть в нём, как назойливая муха зудит в дачном плафоне на веранде не в силах из него выбраться. Он понял, что должен срочно проверить эту мысль или, по крайней мере, убедиться в том, что он не прав. Он осторожно высвободился из объятий Таньяны, укрыл её верблюжьим лёгким одеялом и быстро одевшись, выскочил из дома. Он бежал к своей машине и без конца твердил: только бы я ошибся, только бы ошибся. Пробок почти не было на дороге, и он вскоре, потревожив спящего охранника, уже вбегал в лабораторию.
Прибор спокойно лежал на столе, там, где он его оставил. Виктор с ужасом смотрел на мерцающий индикатор зарядки батареи. Прямо на его глазах он потух. Он уже знал, что его теперь ожидает. Сколько бы не прошло лет, сколько бы он не прожил на этом свете, ему предстоит жить одним воспоминанием. Воспоминанием того, как он неправильно включил этот прибор, вызвав два противоположных встречных явления, как он оставил отпечаток своего безымянного пальца на объективе и одновременно зарядил палец воспроизведением идеала, как идеал совершенно уже случайно совпал по своему внутреннему ритму и частоте со звучанием самой толстой китайской трубки, как он воплотился в его подсознательный образ, вывел его из внутреннего небытия и безжалостно его туда же и вернул, когда не стало энергии связующего контура. Материальный мир безжалостен, он не станет повторять волшебство. Оно возможно лишь раз в жизни.
Не имея никакой надежды, ни на что не надеясь, Виктор поменял в приборе батарейку. Проверил все сохранённые данные. Больше он ничего не мог сделать. Пробок не было. Он быстро вернулся домой. Теперь он долго стоит в дверях спальни. Он не решается переступить её порог. Он видит скомканное одеяло и не знает, что его ожидает, если его откинет. Девушка по имени Таньяна, которую он любит, или замечательная статуэтка дикарки, которая держит натянутый лук.