В паутине ненависти Часть 5

Часть 5
«Юлиана, или в высшем свете»
Посвящается Рыженковой Юлии.
Глава 1
После чудовищной гибели моего единственного друга – Хромого Кима, меня ничто не держало в поместье Хэлланда. Теперь я точно знала: из Голгофы нужно бежать любым способом.
Как я ни старалась приручить собак, мне это так и не удалось, не учитывая Черныша. Псы по-прежнему кидались на железный забор с оглушающим лаем при виде меня, хотя все же немного привыкли к тому. Что я часто угощаю их кусочками мяса из своих собственных ужинов.
У меня оставалось лишь одно незавершенное дело – последняя непрочитанная книга из тайной библиотеки, и я, можно сказать, проглотила ее наспех в вечер перед побегом. Пушистого кролика, освобожденного мною из лаборатории, я оставила на попечение Люси. Я была уверена, что она позаботиться о нем, несмотря на то, что после нашей ссоры во время трагедии с Кимом мы почти не разговаривали. За Черныша я не боялась: он вполне мог позаботиться о себе сам.
Не переставая размышлять над планом своего побега, я никак не могла придумать что-нибудь дельное: из Голгофы действительно было невозможно сбежать. Мне приходилось жить и работать еще в большем ужасе, чем обычно; документы, взятые из лаборатории, были при мне, и я боялась, что Хэлланд вот-вот обнаружит пропажу. Но он, казалось, был занят и обеспокоен чем-то более важным, чем мои проделки, что совсем перестал обращать внимание на меня и мои дерзкие выходки и ответы. Это волновало теперь только ассистента Каховского, который при встречах со мной едва заметно кивал мне и улыбался, поднимая брови: он все еще никак не мог понять, как я осмелилась вытащить кролика из террариума с гремучей змеей. Мне немножко нравился Каховский, хотя «нравился» здесь не совсем правильное слово. Я тогда все мерила ненавистью и ассистента, в отличие от других слуг Хэлланда не ненавидела, хотя и знала, что надеяться на него нельзя, для таких людей, как Каховский, все решают деньги, которых у меня к тому моменту не было.
С преподобным Грегори я вообще не разговаривала. Он без дела слонялся по двору с мрачным видом и изредка останавливал на мне свой ничего не выражавший взгляд, и тогда мне казалось, что капеллана я ненавижу еще сильнее, чем Хэлланда. Ведь даже у Хэлланда каждое дело имело свой результат, а этот Грегори своим бессмысленным существованием являл лишь помеху всему и всем. Его жизнь, так же как моя, была испорчена Хэлландом, но я винила во всем именно Грегори и не сомневалась, что он винит во всем меня. Но я, в отличие от него, желала бы все исправить и в душе всегда лелеяла надежду на спасение, вот почему оно досталось именно мне, а не ему.
Мой побег осуществился случайно. После ужина Элоиза велела мне принести два ведра из сарая, и, возвращаясь оттуда, я услышала обрывок разговора.
– Когда мы едем?
– Прямо сейчас. Заказ уже готов.
– Заказ куда?
– В Анапу.
Я увидела автофургон во дворе, похожий на тот, в котором меня привезли в Голгофу ровно три года назад. Шофер сидел в кабине, а с ним говорил один из слуг Хэлланда. Задние дверцы фургона были приоткрыты, и я, не раздумывая, поставила ведра на землю, подошла к фургону, осторожно забралась внутрь и спряталась за коробками. Сердце билось где-то в горле, в голове шумело, и было очень страшно, но такой шанс мог представиться только раз в жизни. Если этот фургон и вправду едет в Анапу, возможно, мне удастся сбежать из Голгофы раз и навсегда.
Я пыталась успокоиться, когда во дворе появился Каховский с коробкой в руках. Его удивили оставленные мной ведра. Я притихла и не дышала. Если он меня заметит… Тут я поняла, что мои ноги видны и Каховский знает, что я внутри. Сердце мое остановилось, по крайней мере, мне так казалось. Каждая клеточка тела была напряжена. Каховский стоял в раздумьях, прогнать меня или нет.
Наконец, ассистент решился. Он поставил свою коробку так, чтобы моих ног было не видно, и захлопнул дверцы. Стало темно.
Прошло некоторое время, прежде чем мотор завелся, и фургон поехал, трясясь по камням. Я молила о чуде, вспоминая своего отца, который всегда говорил мне, чтобы я не обращалась к богу, так как на бесплодного духа нельзя надеяться, но сейчас мне хотелось молиться по-настоящему. Я сама не знала, к кому обращалась, но верила, что он услышит меня и поможет.
Мое лихорадочное сердцебиение немного успокоилось, когда я поняла, что фургон уже едет по шоссе. Лежать среди коробок было неудобно, но рокот мотора успокаивал меня, и я не заметила, как заснула. Когда я внезапно проснулась, меня охватил панический страх. Где я? Что происходит? Шофер загремел дверцами. Нельзя, чтобы он обнаружил меня! Сколько прошло времени с того момента, как я заснула? Приехали ли мы в Анапу?
Кто-то отвлек шофера, и он отошел от машины, дав мне возможность побыстрее скрыться. Покинув фургон, я сразу же залезла в придорожные кусты. На улицах незнакомого городка еще стояла ночь. Все, чего я желала, было поскорее сбежать и спрятаться где-нибудь и переждать до утра, благо небо уже светлело. Я бежала не разбирая дороги по безлюдным улицам и все время оборачивалась, ожидая погони. Собаки во дворах домов лаяли на меня, но мне было все равно. Когда я запыхалась и была вынуждена перейти на шаг, мне почудился рокот мотора, и я решила, что это фургон едет за мной. Испугавшись, я не определила, откуда доносился этот звук, и бросилась бежать со всех ног прямо вперед. И тут случилось что-то страшное, я не поняла что, но жуткая боль, которую я ощутила, заставила меня в то же мгновение пожелать себе смерти.
Кристин очнулась от яркого солнечного света, проникавшего в незнакомую уютную комнату через окно и осветившего бледное осунувшееся лицо девочки. «Спрячься!» – первое, что пришло Кристин на ум, но она не потрудилась этого исполнить. Зеленые глаза девочки внимательно изучали обстановку комнаты, а голова болела и не желала соображать.
Комната была небольшой, в два окна, и чисто прибранной. Вся мебель: кровать, стол, трюмо, шкаф и стулья – были изготовлены из хорошей древесины и украшены замысловатой резьбой. Стены в светлых обоях по верху были обрамлены бордюрами с растительным орнаментом. На полу лежал зеленый ковер.
Внезапно дверь в комнату отворилась, и Кристин увидела незнакомую девочку, держащую в руках поднос с дымящими тарелками.
– Я принесла тебе поесть, – ласково сказала девочка, прикрывая дверь ногой и подходя к столику возле кровати, на которой лежала Кристин.
Девочка была невысокой худенькой одетой в шелковое белое платье, отчего Кристин в первую минуту показалось, что ей явился ангел. Крошка поставила поднос на стол и улыбнулась Кристин. Какой красивой и ослепительной была эта первая улыбка, и какой добротой, какой нежностью сияли при этом большие карие глаза девочки. Кристин, удивленная, подумала, что сама она давно уже разучилась так улыбаться, виной чему были почти каторжные работы в Голгофе. И Герцогиня возненавидела незнакомку за то, что та своей улыбкой и своим счастливым видом напомнила Кристин ее саму маленькой в Евпатории. Когда девочка в белом платье хотела коснуться лба Герцогини, чтобы проверить, есть ли температура, Кристин, нахмурившись, отстранилась от заботливой маленькой руки и сердито спросила:
– Кто ты? Чей это дом? Где я? В каком городе?
Девочка улыбнулась и ответила ласковым голоском.
– Ты в Анапе. Меня зовут Юлиана. Я живу здесь. Это дом моего отца, но хозяйка здесь – я.
Кристин почему-то захотелось вызывающе фыркнуть или нагрубить – сказывались привычки, приобретенные в Голгофе, но Герцогиня все же не посмела обидеть девочку, стоящую возле ее кровати и с такой любовью глядящую на нее. Кристин пыталась понять, знала ли она когда-нибудь этого ребенка? – вроде бы нет, тогда почему та так бережно заботится о ней и, казалось, любит ее, как сестра. Тут Герцогиня заметила, что на ней самой надета чистая пахнущая цветами пижама, девочка поискала глазами свои лохмотья, но в комнате их не было.
– Кто меня переодевал? – спросила с тревогой Кристин.
– Бабушка Алина, – ответила Юлиана, присаживаясь на краешек кровати. – Она тоже живет в этом доме и заботится обо мне.
– А где моя одежда? – снова с тревогой осведомилась Герцогиня.
– Папа распорядился выбросить ее. Он поразился: как такое вообще можно носить? Но ты не волнуйся: твоя новая одежда в шкафу.
Кристин все же не удержалась и фыркнула, презрительно сморщив нос.
– Что же здесь делаю я, никак не пойму? – сердито сказала она.
– Тебе не хочется есть? – услужливо улыбнулась Юлиана, предлагая Кристин тарелку каши. – Я бы тоже ничего не хотела, если бы попала под машину.
– Я попала под машину? – ужаснулась Кристин.
– Да, папа был в шоке. Он так за тебя перепугался, ведь он совсем не ожидал, что ты выскочишь на дорогу. В такое время обычно нет людей. Папа пригласил доктора, и тот сказал, что опасности нет, что все в порядке и ты спасена.
Знала бы Юлиана, какое действие на Кристин оказали слова «ты спасена». На лице пострадавшей даже появилась едва заметная благодарная улыбка, на которую Юлиана поспешила ответить. Девочка, лучезарно улыбаясь, продолжила свой рассказ.
– Папа сразу принес тебя сюда и велел мне о тебе заботиться. Но ты все время спала, и я просто сидела возле твоей постели, ожидая, когда же ты наконец проснешься. Я звала тебя. Я так рада, что ты здесь.
– Очень остроумно, – буркнула в ответ Кристин.
Юлиана не поняла сарказма своей подопечной и с улыбкой погладила Кристин по голове, точно маленького ребенка.
– Я тебе так рада. Ты такая добрая, хорошая и красивая. Я тебя очень люблю, хотя до сих пор не знаю, кто ты и как твое имя. Но папа сообщил в розыск. Он найдет твоих родителей, и ты благополучно вернешься домой.
– Не глупи, – оттолкнула руку Юлианы Кристин. – Мои родители на небесах, а я не хочу туда сейчас. Меня нельзя разыскивать. Нельзя, слышишь? Иди и скажи об этом своему папе.
– Его сейчас нет. Он здесь не живет. Как же ты вернешься домой?
– У меня нет дома. Он сгорел. Сколько времени я здесь уже нахожусь? – Кристин поискала взглядом часы.
– Один день, ночь и вот это утро. Доктор говорил, ты дольше будешь спать. Но я так рада, что ты проснулась! Откуда все эти шрамы у тебя? – Юлиана осторожно коснулась щеки Кристин.
– Что? – удивилась вопросу девочки Герцогиня.
Доктор спрашивал про твои шрамы, – пояснила Юлиана. – Вот здесь на плече, на спине, а главное на щеке возле ушка? Мой папа подумал, что тебя били кнутом, как лошадей. Он большой знаток лошадей, и у них остаются точно такие же шрамы, только они быстро заживают, а твои – нет.
– Еще бы.
– Значит, тебя и вправду били? – побледнела Юлиана.
– Да, только это был не кнут, а хлыст.
– Какой ужас! – негодующе воскликнула девочка в белом.
– Странно… – задумалась тем временем Кристин. – Я совсем ничего не помню. Не помню, как попала под машину и что было после этого, зато очень хорошо мне помниться, что было до этого.
– И что же было до этого? – подхватила размышления Юлиана, радостная от того, что смогла завести длинную беседу.
– Много всего – одним словом не назвать, хотя можно, – Кристин с грустью улыбнулась. – Сначала – Рай, затем – Голгофа, ну а сейчас…
– Сейчас? – в ожидании нахмурила брови маленькая хозяйка.
– Сейчас ничего, – вдруг разозлилась Герцогиня, пытаясь встать с кровати. – Ой, моя нога!
– Что такое? – испугалась Юлиана.
– Я опять буду хромать, – пожаловалась Кристин, ощупывая свою больную ногу. – Как больно.
– Тебе лучше полежать, – посоветовала девочка, подбегая к окну и открывая его. – Свежий воздух пойдет тебе на пользу. Как же тебя все-таки зовут?
Герцогиня внимательно посмотрела в глаза своей маленькой спасительнице, не решаясь назваться. Боль в ноге немного утихла, и Кристин могла теперь стоять прямо и осторожно ходить.
– Почему такая таинственность? – не унималась Юлиана. – Ты мне не доверяешь?
– Нет. Я никому не доверяю. В мире столько людей, желающих несправедливости и зла тебе. Зачем лишний раз рисковать и доверяться таким?
– Но, ведь я не такой человек, – возмутилась маленькая хозяйка. – Ты забыла о том, сколько в мире хороших людей, таких как мой папа…
Кристин нахмурилась и скрестила руки на груди. Юлиана была очень красивой, и Герцогиня, обладавшая тонким вкусом, отметила это про себя. Незнакомая девочка нравилась Кристин, но та, разучившись доверять людям, определила их всех в одну злую массу, желавшую ее уничтожить, и эта нежная невинная девочка не являлась для Кристин исключением, хотя кое-что приводило ее в растерянность и недоумение во время их разговора. Непосредственностью Юлиана напоминала Кристин маленькую и невольно вызывала симпатию. Та же неотразимая улыбка, блуждавшая когда-то по лицу Герцогини, та же вера в людей, в окружающий мир, в себя и своих друзей, тот же блеск широко раскрытых лукавых глаз, то же дружелюбие, те же убеждения…
Кристин не знала, что с ней происходит, но, вглядываясь в добрые карие глаза Юлианы, она хотела открыться этой девочке, обнять ее, как друга, потерянного много лет назад и неожиданно нашедшегося. Но новая манера держаться и осторожничать, приобретенная Кристин в Голгофе, не позволила девочке выразить чувства, бушевавшие в ней.
– Хочешь, я помогу тебе одеться? – со вздохом спросила Юлиана, доставая из резного шкафа белый костюм.
– Хочешь прислуживать Герцогине? – усмехнулась Кристин. – Всеми покинутой и отвергнутой Герцогине?
Юлиана непонимающе заморгала глазами и залепетала:
– Не хочешь белого цвета, есть и другие. Какой твой самый любимый?
– Красный, – не задумываясь, ответила девочка, поправляя волосы перед зеркалом.
Кристин уже давно не смотрелась в зеркало, и ее бледное осунувшееся лицо произвело на нее неприятное впечатление. Щеки были худы и белы, уголки по-прежнему красивых губ опустились, в глазах мелькали лихорадочные искорки, выдававшие страх девочки и постоянное напряжение. Настороженное выражение лица делало Кристин похожей на зверька, попавшего в западню и не знающего выхода.
Кристин убрала за уши пряди вьющихся волос и с неприязнью взглянула на свой тонкий белый шрам на щеке. Казалось, что сейчас он стал еще заметнее на впалой щеке.
Юлиана тем временем тараторила:
– Не понимаю, чем тебе приглянулся красный цвет. К сожалению, такого костюма нет. Красный! Это же цвет крови. Я считаю, что он нравиться жестоким, эгоистичным людям, способным на дурные поступки.
– А что, если я такая? – усмехнулась в ответ Кристин.
– Ты странная, но ты совсем не такая. Я уверена.
– Вот как? Что ж, посмотрим. Какой же твой любимый цвет?
– Белый, – заулыбалась Юлиана. – И еще розовый и сиреневый. Это цвета весны и цветов.
– Я думала цвет весны – зеленый.
– Да, мне он тоже нравиться. А мой папа любит все цвета лошадей: коричневый, серый, черный…
– Ясно. Почему ты все время говоришь об отце? Как насчет твоей мамы? Она знает обо мне?
– Нет, – Юлиана погрустнела. – Моя мама умерла, когда я родилась. Я ее совсем не знаю.
Кристин обернулась к девочке и пронзила ее испытывающим взглядом.
– Твоя мама умерла, а твой отец, повторно женившись, бросил тебя на попечение какой-то бабушки Алины?
– Откуда ты знаешь? – изумилась Юлиана.
– Это правда?
– Не совсем. Мой папа не бросал меня, просто моя мачеха – Майя (она живет вместе с папой в поместье) не хочет обременять себя заботами обо мне, ведь я уже большая.
– Сколько тебе лет?
– Девять.
– Столько же было мне, когда… Ладно. Что? Нет, голубой костюм я тоже не хочу, хотя раньше голубой цвет был моим любимым.
– Голубой – цвет неба, королевский цвет, который символизирует благородство.
– Да, верно.
– Мне кажется, тебе бы очень пошел голубой. Надень этот костюм?
– Я же сказала, что нет. Что-нибудь потемнее.
– Темно-синий?
– Именно. Наконец-то.
Юлиана помогла Кристин облачиться в строгий темно-синий костюм и причесала ее. Кристин ни на секунду не задумалась, почему эта девочка должна прислуживать ей, все казалось таким простым и привычным, что не требовало размышлений над тем, почему Кристин вдруг вновь почувствовала ту неповторимую атмосферу, которая царила в ее доме в Евпатории.
Внезапно за окном послышались автомобильные гудки.
– Это папа, – вскочила тут же Юлиана и, подбежав к окну, крикнула. – Все в порядке, папа. Поднимайся наверх.
Кристин испугалась и побледнела.
– Что случилось? – встревожилась Юлиана.
– Какой он, твой папа? – спросила Кристин, кусая губы.
– О! – улыбнулась девочка в белом, прыгая от нетерпения на месте.
– Что – о? – еще больше перепугалась Герцогиня: она уже видела себя, отправленной обратно в Голгофу к Хэлланду.
– Папа замечательный, ты не волнуйся.
Кристин перевела дух и вдруг кое-что вспомнила.
– Юлиана, быстро, – воскликнула она. – Куда вы выбросили мою старую одежду?
– Я не знаю. Что такое?
– Там были важные бумаги, документы. Где они?
– А, успокойся. Мой папа не видел их. Я сохранила их и спрятала, потом верну тебе. Вот и папа!
Дверь в комнату отворилась, и Кристин зажмурилась, гадая, какого человека она сейчас увидит.
Глава 2
Вошедший мужчина был среднего возраста, высок, строен и миловиден. Первым, что отметила Герцогиня, взглянув на него, были его голубые ясные глаза, смотревшие на незнакомую девочку с нескрываемым любопытством и некоторой тревогой.
Все волнения и страхи Кристин тут же прошли, оставив после себя лишь привычную настороженность. Мужчина приблизился к Герцогине и протянул ей руку.
– Зови меня Артур, – дружелюбно сказал он, пожимая хрупкую ручку Кристин. – Надеюсь, тебе не стало хуже? Я специально заехал сюда, выкроив время, чтобы узнать о твоем самочувствии.
– Спасибо, – сдержано и несколько грубовато отвечала Кристин. – Со мной все в порядке. Хотя я не помню, как все вышло, я здорова и могу больше не пользоваться вашим гостеприимством.
– Хорошо, – кивнул Артур. – Я провожу тебя домой. О тебе, верно, беспокоятся. Я сообщил в розыск, но никто не откликнулся.
– Да, я как раз хотела объяснить вам… – замялась девочка. – Мы с вашей дочерью уже говорили об этом утром…
– Папа, – робко вставила Юлиана. – Ее дом сгорел, а родители умерли.
Кристин заметила резкую перемену в поведении маленькой хозяйки. Девочка говорила, не улыбаясь, словно опасалась своего отца, это казалось очень странным после всех ее восторженных речей. Мужчина тоже вел себя как-то неестественно. С Кристин он был приветлив, а с собственной дочерью держался высокомерно, словно недолюбливал этого чудесного ребенка.
– Что это значит? – начал сердиться он, услышав слова своей дочери и уставившись на нее, как на виновницу всего происходящего.
Кристин благодаря своей природной чуткости, развитой посредством множества прочитанных книг, почувствовала и то, что было в душе Юлианы, и то, что подумал Артур, и поспешила перевести гнев мужчины на себя, так как знала, как с ним управиться, в отличие, от крошки Юлианы.
– Простите, мессир, это сущая правда, – твердо начала Герцогиня. – Мои родители действительно давно умерли, и я лишилась дома.
– Но… Где же ты жила все это время? – умерил свой пыл Артур, удивляясь манерам незнакомки.
– Сперва меня хотели отправить к родственникам, но это дело расстроилось из-за человека, который пожелал взять меня к себе.
– Должно быть, он сейчас себе места не находит от волнения за тебя.
– Возможно, но не так, как вы думаете. Этот человек со мной плохо обращался, из-за него у меня незаживающие шрамы на спине. Я от него сбежала и не собираюсь возвращаться.
Все это Кристин высказала на одном дыхании, глядя прямо в глаза Артуру, смущенному гневом девочки. Герцогиня и не надеялась, что этот человек поймет ее, и уже решала, как бы сбежать еще и от него.
– И все же… как мне быть с тобой? – спросил Артур, тут же укорив себя за то, что он сам не в состоянии найти ответ на этот вопрос.
– Тот человек, – говорила Кристин, – не должен знать обо мне. Его вроде бы нет в городе, так лучше для меня. И, если вы не против, я просто уйду.
– Уйдешь? Но куда?
– Вас не должно это заботить, мессир.
– И все-таки заботит. Сейчас у меня есть спешное дело. Я должен кое-кого навестить. Может тебе будет угодно прогуляться со мной, а по дороге мы все обсудим?
Кристин на секунду задумалась и утвердительно кивнула головой. Она не увидела, как грустно смотрела ей вслед Юлиана, с которой даже не удосужились попрощаться.
– Куда мы идем? – поинтересовалась Кристин, с любопытством рассматривая освещенную солнцем улицу.
– К некой Анжеле Вранцовой, – ответил Артур, беря девочку за руку. – Думаю, она мне поможет решить, что с тобой делать.
– Я и сама могу решить это, мессир.
– Мессир – забавное словцо, но не нужно меня так называть.
– Отчего же? Меня так научили мои родители.
– Да, – рассмеялся Артур. – Один очень хороший человек, избавивший меня от нищеты, тоже любил называть меня так. В тебе есть что-то от него. Ты вообще мне кого-то напоминаешь, того, кого я неплохо знал, вот только не могу вспомнить, кого именно.
Кристин кивнула и погрузилась в свои размышления. На миг девочке почудилось, что она снова идет по улицам Евпатории. Анапа чем-то напоминала любимый город девочки, но в то же время отличалась от него. Кристин словно бы очнулась от долгого сна и попала в мир, полный сюрпризов и того, чего девочка еще не знала.
Кристин всегда жила какой-то немного нереальной жизнью. Во-первых, эта детская игра в «Средневековье», во-вторых, родители воспитывали Кристин в «старом» стиле: домашние уроки, обучение светским манерам, чтение старинных французских книг… Кристин казалось, что ее вдруг вырвали из ее мира, построенного по примеру Франции 17-18 веков, и погрузили в самое начало 21 века, окружив незнакомыми людьми и правилами и вездесущей цивилизацией. И, в-третьих, здесь так же сказывалось трехлетнее заточение в Голгофе, где дни Кристин были заняты нескончаемой работой.
Девочка шла, погруженная в свои мысли о том, что она чувствовала и почему. Артуру все время приходилось останавливать Кристин, так как у нее была привычка выскакивать на дорогу, не глядя по сторонам, прямо под машины. В Евпатории было сравнительно немного автомобилей, отчего Кристин привыкла без страха и осторожности бегать по городским улицам.
– Вы не любите свою Юлиану, не так ли? – спросила вдруг Кристин, заглянув в голубые глаза спутника.
– Да, в этом есть доля правды, – устало вздохнул Артур.
– Но почему? По-моему она прелестна, ваша дочь.
– На самом деле она не моя дочь, – возразил мужчина, отворачивая лицо в сторону.
– Как это? – удивилась девочка.
– Ее мать уже была беременна, когда мы поженились. Я любил ее больше всего на свете, больше собственной жизни. А этому ребенку, Юлиане, было угодно унести ее жизнь.
– Но ведь не Юлиана в этом виновата, – негодующе воскликнула Кристин, забегая вперед мужчины, чтобы видеть его лицо.
– Я так не считаю, – отвечал он. – Мне не был нужен этот ребенок. Я ненавидел Юлиану, когда она родилась, и потому отдал ее дальней родственнице моей матери – Алине, так все ее звали. Я и сейчас ненавижу эту девочку, но держу ее в своем доме из милости и терплю.
– А вот и нет. Юлиана сказала, что вы живете в другом месте с новой женой. Я даже знаю ее имя – Майя.
Артур рассмеялся. Его смех был таким приятным и успокаивающим, что Кристин не могла злиться на него за ненависть к крошке Юлиане.
– Я восемь лет вел жизнь затворника, – сказал Артур. – Но ведь я имею право жить дальше нормально. Не пойму только, зачем я тебе все это рассказываю…
– А вы ее любите? – спросила Кристин, чуть не попав под колеса велосипедиста, объезжавшего перекрытую дорогу по тротуару.
– Кого?
– Вашу Майю.
– Да, люблю. Мы живем в поместье близ города в долине.
– И у вас есть лошади?
Артур снова весело рассмеялся.
– Да, у меня много лошадей, самых разных. Ну вот, мы почти пришли.
– Не держите меня больше. Я так отвыкла от настоящей жизни! Но здесь нет машин, я сама смогу идти.
– Хорошо.
Артур выпустил руку девочки, испытав при этом чувство сожаления, и вышел немного вперед, обогнав Кристин, так как идти приходилось по узкой садовой дорожке, выложенной плитками.
Впереди высился красивый особняк из красного кирпича. Большая часть его окон была открыта, легкий ветерок трепал края пестрых штор, на миниатюрных балкончиках стояли кадки с ухоженными яркими цветами. Появившийся невесть откуда белый карликовый пудель, выстриженный «подо льва», звонко тявкнул на Кристин, быстро изучив ее своими черными бусинками-глазками, и убежал на задний дворик, откуда слышался властный голос, отчитывающий кого-то.
На первый взгляд дом был замечательным и, наверное, имел хороших доброжелательных хозяев, стремящихся к красоте и обладающий неплохим художественным вкусом. Если бы Кристин увидела такой особнячок ранее в Евпатории, она тут же заявила бы, что это лучший дом на свете, но сейчас, разглядывая здание, его распахнутые окна и ухоженный сад с ровно подстриженными кустами, девочка удерживала себя от поспешных суждений, желая сперва подробнее изучить этот дом и познакомиться с его обитателями.
Артур подошел к парадной двери особняка и тихо постучал. Конечно, на такой стук никто не откликнулся, и мужчина как бы извиняясь, обернулся к Кристин, стоящей чуть поодаль и в ожидании не сводившей с него глаз. Артур собирался постучать еще раз, но в этот момент на дорожке, ведущей на задний дворик, появился белый пуделек, а следом за ним шла размеренным жестким шагом высокая полноватая женщина с хмурым лицом. Кристин сразу не понравилась эта незнакомая некрасивая женщина, но девочка опять удержала себя от поспешности, мысленно сказав себе, что первое впечатление часто бывает ошибочным.
Вид непрошеных гостей отразился на лице незнакомки, заставив его еще больше искривиться, но уже через секунду женщина приветливо улыбалась, протягивая морщинистую руку Артуру и напыщенно приветствуя его на французском языке, который оставлял желать лучшего. Кристин машинально свела брови, мысленно поправляя ошибки и произношение женщины. Девочка сразу поняла, что незнакомая дама желает во всем подражать французам, и, когда речь зашла о ней, Кристин сделала легкий поклон и очаровала незнакомку длинной фразой приветствия на идеальном французском языке. Женщина естественно ничего не поняла из сказанного, но все равно зажмурилась от удовольствия. Артур, ошеломленный и растерянный, во все глаза смотрел на девочку, гадая, где она могла выучиться такому великолепному французскому.
– Как тебя зовут, девочка? – спросила женщина, изображая доброту и приветливость.
– Кристина, – нарочно исказила свое имя Герцогиня.
– Да, точно, – Артур вспомнил, что он даже не узнал имени этой крошки до сего момента.
– Давайте пройдем в дом, – услужливо предложила женщина, как-то странно глядя на Кристин. – Я здесь хозяйка. Мне бы хотелось тебя кое с кем познакомить, девочка.
– Так это вы Анжела Вранцова? – припомнила беседу с Артуром Кристин.
– Да, это она, – подтвердил мужчина, беря в свою большую руку изящное запястье ребенка. – У тебя очень хорошая память.
Кристин слегка улыбнулась, и ее лучистые глаза на секунду встретились с темными суровыми глазами Анжелы. Та стояла нахмурившись, но, заметив на себе взгляд девочки, мгновенно заулыбалась. Женщина явно лгала своей показной улыбкой и старалась быть, вернее, казаться, приветливой, только потому, что Кристин заинтересовала ее своими манерами и знанием французского.
Наконец гости зашли в дом, и Герцогиня и тут почувствовала в показной роскоши нечто притворное и лживое. В Евпатории Кристин наслаждалась роскошью убранства своего дома, там вся красота была непосредственно для его обитателей, а здешние жильцы, должно быть, не нуждались в том, что имели. Красивые вещи в этом шикарном особняке нужны были словно бы для того, чтобы, подобно ночному огоньку, приманивать блуждающих мотыльков, а затем приносить их в жертву собственным прихотям.
Анжела провела Артура и Кристин на второй этаж и остановилась возле одной из стеклянных дверей.
– Отпустите девочку, – властно приказала женщина Артуру, все так же натянуто, будто клоун, улыбаясь.
Мужчина послушно выпустил ручку Кристин, отчего та почувствовала себя беспомощной. Девочке хотелось самой уцепиться за крепкую надежную руку Артура, но она не посмела.
– Ну же, – поторопила Анжела, зовя ребенка.
Кристин сделала несколько робких шажков по полосатой ковровой дорожке, Вранцова схватила девочку за локоть своей толстой влажной рукой и притянула к себе, отчего Кристин захотелось поскорее вырваться и убежать.
«Не возражай», – велела сама себе девочка, видя, как стеклянная дверь отворяется.
Анжела ввела Кристин в просторную красивую комнату, где отдыхали три девочки. Увидев Вранцову, они отвлеклись от своих занятий и удивленно посмотрели на вошедших.
Кристин сконфуженно опустила голову под недружелюбными взглядами девочек и отступила бы обратно в коридор, если бы Анжела не удержала ее своей неприятной властной рукой.
– Это мои внучки, – сказала женщина. – Познакомься с ними. У окна – Лиза, самая старшая из них, а вот эти, как видишь, близняшки – Ксения и Мария. Ну ладно, играйте, дети.
Анжела широко улыбнулась, прощально помахав Кристин рукой. Девочка подумала, что Вранцова чем-то похожа на Элоизу из Голгофы. Ведь та была такой же полновластной хозяйкой, что даже ее собственная племянница-сирота Люси боялась ее, и в притворстве Элоиза ничуть не уступала Анжеле и имела такой же лживый взгляд. Кристин также вспомнила натянутые неестественные улыбки Каховского и решила, что они были совсем другими, нежели хитрые улыбки Вранцовой. Каховский просто не любил улыбаться, но, когда он это делал, его скудные улыбки были насквозь пропитаны искренностью и пониманием, Анжела же улыбалась для вида, желая поскорее захлопнуть свою ловушку и осуществить свой хитроумный план.
Едва покинув комнату внучек, Вранцова стала серьезной и обратилась к явно расстроившемуся Артуру.
– Так вы говорите, эта девочка никому не нужна? – голос Анжела дрожал от нетерпения.
– Эта девочка нужна мне, – вдруг резко сказал Артур в ответ на уловки женщины.
– Но у вас и так есть дочь, – тоненько рассмеялась Вранцова. – Вы сказали девочка – сирота, бездомная, нищая…
– Да, это так, по словам Кристины…
– Что за дурацкое имя – Кристина! Девчонка врет. Уверена, ее зовут совсем не так. Отдайте мне ее, и у вас поубавиться проблем. Вы ведь за этим явились ко мне с ней, Артур Бирмански?
– Да, я думал, это лучший вариант, но в данный момент…
– В данный момент уже все решено. Девчонка удивительно говорит по-французски: она может учить моих внучек, они ведь так ленивы, что никакие учителя не помогают, так может справиться ребенок… А с ее строптивостью, если таковая имеется, я с легкостью справлюсь. Спасибо, Артур, прощайте.
– Но…
– До свидания. Не будьте глупцом. Если вам так понравилась эта смазливая девчонка, вы сможете с ней видеться. А сейчас идите. До свидания.
Артур нехотя ушел, так как помнил, что у него еще много запланированных дел, но мысли о странной девочке не покидали его, хотя он уверял себя, что ему не нужно заботиться о судьбах одиноких детей. И если бы, уходя, Артур потрудился оглянуться, он бы заметил в окне второго этажа бледное личико Кристин, провожавшей его тревожным взглядом.
Глава 3
Я стояла возле дверей комнаты, не решаясь ступить дальше. Три девочки какое-то время пристально изучали меня, а, когда их любопытство было утолено, они отвернулись, и каждая занялась своим делом.
Старшая, Лиза, девочка примерно одного со мной возраста, одетая в розовый летний костюмчик, сидела возле открытого окна на маленьком темно-синем диванчике с изогнутыми ножками и со скучающим видом листала толстую книгу в кожаном переплете. Легкий ветерок, влетавший изредка в распахнутое окно, обдувал загорелое лицо старшей девочки, развевая ее тонкие черные локоны, распущенные по плечам. В скучающем взоре Лизы временами вспыхивал интерес, когда в саду появлялся забавный белый пуделек.
Я поняла, что вряд ли смогу заговорить с этой равнодушной ко мне девочкой, и переключила свое внимание на близняшек. Они были похожи и на свою бабушку, и на сестру: имели немножко несимметричные круглые загорелые личики, темные хитроватые глаза и пушистые черные локоны. Одеты девочки были в одинаковые комбинезончики разных цветов: синего и красного. На вид близняшкам было не более семи лет.
Та, что была в красном, улыбалась и крутилась на высоком табурете возле лакированного пианино. Она первая заговорила со мной, спросив мое имя.
– Кристин, – отвечала я, смущенно улыбаясь.
Я чувствовала, что нарушила привычный для девочек порядок и их идиллию, и, понимая, что ворвалась без приглашения в их мирок, пыталась загладить свою вину и быть приветливой с девочками, чтобы им понравиться, ведь они же не виноваты в том, что у них такая бесцеремонная бабушка.
– Кто из вас кто? – спросила я близняшек.
– Я – Мария, – весело ответила девочка в красном, продолжая крутиться. – А она – Ксения.
Девочка указала на сестру в синем, сидящую на фиолетовом круглом ковре в центре комнаты и увлеченную раскладыванием пасьянса.
– Не старайся, – холодно сказала Ксения сестре. – Она все равно здесь надолго не задержится.
Лиза, услышав слова младшей девочки, бросила на меня оценивающий взгляд и снова отвернулась к окну, краешком глаза узрев своего любимца – белого пуделя.
Но я догадалась, как найти способ быть не чужой в этой комнате, и дружелюбно улыбнулась Марии. Наверное, моя скромная улыбка была сродни неотразимой улыбке Юлианы в сегодняшнее утро. Мария расхохоталась мне в ответ, отчего Ксения смерила ее сердитым взглядом.
Я опустилась на ковер к близняшке в синем и попросила ее карты.
– Я покажу тебе фокус, – объяснила я, улыбнувшись.
Девочка кивнула и стала внимательно следить за моими руками, тасующими карты.
– А я что-нибудь сыграю, – радостно воскликнула Мария, и, подняв крышку фортепиано, заколотила по клавишам веселую песенку, которую я тоже разучивала в детстве.
Мария играла плохо: путала ноты и ошибалась в ритме. Ксения все время морщилась из-за ошибок сестры и затыкала уши, а Лиза, казалось, вовсе не слушала игру.
– Ре – си – до, – подсказала я последний такт, который Мария никак не могла вспомнить. Девочка, наконец, доиграла, и я, встав, предложила:
– Давай, лучше я что-нибудь сыграю.
Я блестяще исполнила один из вальсов Шопена и сама удивилась своему мастерству, ведь я так долго не садилась за инструмент, а все еще помню свои любимые произведения. Лиза впервые задержала на мне долгий внимательный взгляд и не отводила глаз, пока я не взглянула на нее, вежливо улыбнувшись.
– Как здорово! – взвизгнула Мария. – Я тоже хочу так играть. Ты меня научишь?
Я хотела согласно кивнуть, но тут неожиданно вмешалась Ксения, явно не желавшая, чтобы я обучала Марию.
– Я разгадала твой фокус, – высокомерно сказала девочка, глядя на меня снизу вверх своим темным недружелюбным взглядом.
Различие между тремя сестрами Вранцовыми заключалось в их взглядах – я сразу уловила это: Мария смотрела на все с мимолетным любопытством и легким восхищением; во взгляде Ксении сквозила явная неприязнь ко всему, что она видела; а взгляд Лизы блуждал и выражал отсутствие какого-либо интереса к происходящему. Должно быть, жизнь старшей девочки проходила в таких неподвижных сидениях с книгой возле окна, причем книга совсем не интересовала девочку. Я бы всегда нашла способ развлечься и получить знания, используя любую книгу, но если бы Лизе предложили такое, не думаю, что она бы согласилась оставить скуку. Наблюдая равнодушие Лизы, я невольно вспомнила о Луисе, так же любившем покой и безмятежность.
– Я знаю много других, – отвечала я Ксении, – более сложных фокусов.
Я нарочно говорила пренебрежительным тоном.
– Покажи, – попалась на мою уловку девочка. – Я все равно их разгадаю.
Я снова села на ковер и занялась картами. Мария, увидев, что мы с ее сестрой поладили, закружилась по комнате, напевая мотив, сыгранного мною вальса. Лиза исподтишка бросала на меня задумчивые взгляды, считая, что я этого не замечаю.
Ксения заинтересовал один из моих фокусов, и она, разобравшись в нем, захотела показать его Марии. Та присела на ковер и с любопытством уставилась на разложенные карты.
Я, оставив девочек, подошла к Лизе.
– Интересная книга? – вежливо осведомилась я, слегка поклонившись.
– Нет, – бросила Лиза, желая пресечь наше общение, но, вдруг спохватившись, добавила. – Впрочем, взгляни сама, – и протянула мне свою увесистую книгу.
Я повертела ее в руках, под внимательным взглядом Лизы. Это был том по истории России, начинавшейся с размышлений о смысле жизни. Автор писал так мрачно, что я догадалась о причине плохого настроения Лизы.
– Почему вы читаете такие книги? – поинтересовалась я, не заметив, что обращаюсь к девочке на «вы».
– Другие не лучше, – Лиза напоминала мне Люси, бдительную и осторожную.
Вероятно, старшая из девочек Вранцовых не любила говорить, а, когда делала это, была немногословна и тщательно обдумывала каждую фразу.
– Нет, право, есть хорошие поучительные книги, – вежливо возразила я, по позволению Лизы присаживаясь на край диванчика напротив нее.
–В нашем доме – нет, – решительно покачала та головой.
– У вас есть библиотека? – спросила я, возвращая книгу.
– Да. Но бабушка держит там только такие книги, мрачные и бессмысленные.
– Ваша книга вовсе не бессмысленна, просто нужно соответственно настроиться на нее, чтобы понять всю суть. Из истории прошлого можно извлечь много хороших уроков.
Лиза ничего не ответила и отвернулась к окну. Я проследила за ее взглядом и увидела Артура, выходящего за ворота дома. На мгновение меня охватила паника, хотелось крикнуть мужчине вслед: «Подождите! Не бросайте меня. Куда вы?» Но я не смогла вымолвить не слова.
– Он ушел, – тихо сказала Лиза, не глядя на меня. – Значит, ты остаешься здесь.
Я смиренно опустила голову, что было совсем мне не свойственно, учитывая мой буйный характер. Но в Голгофе я многому научилась, и главное, что я для себя уяснила, было то, что лучше быть такой неприметной покорной мышкой, как Люси, нежели упрямо бороться за справедливость и свободу. Все борцы вызывают ненависть у людей, не ведающих, что такое жажда жизни и свободы. Борцов считают непохожими на других людей, восхищаются ими, и именно это восхищение становится главной причиной для ненависти, если ты обычный человек. Каждый из нас рожден быть свободным, сильным, непобедимым и достойным восхищения. Обидно, если это восхищение достается другому, более сообразительному и знающему, что делать в любой ситуации. Обида тоже вызывает ненависть, а ненависть очень опасна, особенно когда ты не ведаешь о ее зарождении.
Ненависть способна погубить всю твою жизнь, завладеть твоим сознанием, всем твоим существом, постепенно сжигая тебя и отравляя своим главным ядом – жаждой мести. Спасти от такой трагической судьбы может лишь прозрение или любовь, неожиданно открывшаяся перед тобой. Неважно, какая именно это любовь: любовь ли к цветку, к небу, к животным или к близкому человеку, пусть даже любовь к себе, – эгоизм в некоторых случаях тоже спасает, хотя все же не стоит им сильно увлекаться.
На данный момент я не обладала ни малейшей симпатией к чему-либо. Я была подобна Ксении: все вызывало во мне неприятные чувства, презрение, ненависть, хотя внешне я сохраняла спокойствие. Но у Ксении были ее карты, к которым она, по всей видимости, питала большое пристрастие, а я ненавидела буквально все, что обожала ранее, даже все свои таланты из-за отсутствия возможности воплотить их в жизни.
Я вдруг вспомнила, что я Герцогиня, и неудержимый ураган чувств вновь забушевал во мне. Я была готова идти наперекор всему, сражаться, не страшась падения, со всем миром, отвергающим меня, поставить на колени всех до единого и во всеуслышание заявить, что я, именно я – Герцогиня, в руках которой абсолютная власть. Тут я вспомнила и о короле, которого собираюсь отыскать и который станет моим защитником и господином. Одна часть моей души тут же покорено успокоилась, зато другая забушевала еще сильнее, отказываясь принимать над собой чью-либо власть и заставляя меня саму желать сопротивляться и властвовать.
Очевидно, все мои переживания отразились на моем лице, и Лиза, несомненно, заметив их, приподняла брови и задумчиво улыбнулась. Я поспешно взяла себя в руки и потушила разгорающийся во мне огонь.
– Это вы ухаживаете за цветами в саду и на балкончиках? – отвлеченно спросила я.
– Да. Как ты догадалась? – Лиза уже не сторонилась меня и мило улыбалась мне такой же задумчивой улыбкой.
– Кажется, ваша бабушка не склонна к кропотливой работе, а ваши сестры слишком малы. Белый пудель ведь тоже вам принадлежит. Как его зовут?
– Коко.
– Необычное, даже странное, имя для собаки. Кто его придумал? Вы?
 – Нет, бабушка. Я хотела, чтобы пуделя звали Орландо, но бабушка настояла на Коко.
– Отвратительное имя, – встряла Ксения.
– Ну и что, – пожала плечами Мария. – Лиза, ты лучше расскажи, как зовешь свои цветы.
Лиза рассмеялась, тихо и непринужденно.
– Мы даем каждому новому цветку имя, – объяснила она мне. – Бабушка об этом не знает.
– Да, этому научила нас мама, – хором сказали близняшки. – Она тоже очень любит цветы.
– А где она? – полюбопытствовала я, обращаясь к повеселевшей Лизе.
– Путешествует по заграничным странам вместе с нашим отцом. Даже не знаю, когда они соизволят вернуться.
– Ждать живых легче, чем мертвых, – вздохнула я и пояснила свои слова. – Мои родители умерли.
Три пары темных глаз одновременно уставились на меня, и я вдруг начала рассказывать обо всем, что помнила с детства, о родителях и нашем доме в Евпатории. Я подробно все описала, упомянув имена, основные черты и привычки всех, кого я знала в Евпатории, а в особенности красочно поведала обо всех наших животных; собаках, кошках, попугайчиках и рыбках.
Девочки слушали меня, не отрывая глаз, почти не дыша, стараясь сохранять в комнате тишину, в которой звучал лишь мой звонкий голос. Я забыла обо всем на свете, видя восторженные лица сестер Вранцовых. Я словно бы превратилась в ту прежнюю Кристин, которую все так любили в Евпатории, которая не познала страданий «на Голгофе». Быть может, мой рассказ был началом моего исцеления, ибо в то время в моей душе не было места ненависти, и я как пример своего прежнего облика хранила образ Юлианы.
Свой рассказ, не успев охватить даже четверти своей тогдашней жизни, я закончила лишь вечером, когда в комнату ввалилась Анжел Вранцова.
Я тут же вернулась в реальность из мира воспоминаний, и меня опять охватили паника и страх. Что я здесь делаю? Мне нужно бежать…
Я оглянулась на сестер Вранцовых. Их лица приняли привычное для них выражение: Мария неизвестно когда успела сесть на крутящийся табурет, и на ее лице застыла детская улыбка, Ксения закрылась веером карт, сидя по-турецки на круглом ковре, и исподлобья сердито поглядывала то на меня, то на бабушку, а Лиза, быстро раскрыв книгу где попало, с притворной сосредоточенностью листала желтые страницы. Все выглядело так, как было утром, и я вновь почувствовала себя лишней, ловя на себе ястребиный взгляд Анжелы. Мне пришлось встать, когда я рассказывала, чтобы собрать воедино все свои мысли, а Анжела зашла в комнату как раз тогда, когда я ходила возле двери, говоря о рыжей персидской кошке своей мамы. Я замерла на месте, чем дополнила утреннюю картину. Все выглядело так, словно ничего не случилось, словно я весь день простояла здесь возле двери.
Анжела некоторое время подозрительно изучала лица внучек, потом сердито уставилась на меня и сказала:
– Ты пока поживешь в этом доме.
А затем, чуть не оглушив меня, повелительным тоном крикнула:
– Ксения, Мария, вам пора спать. Лиза, я решила, что… мм… – Вранцова долго соображала, как меня назвать, – гостья займет соседнюю с твоей комнату. Будь добра, проводи ее. Ужинать сегодня будем каждый у себя: Альберту нездоровиться.
– Кто это – Альберт? – спросила я Лизу, когда мы шли по темному коридору.
– Наш старший брат. Ему четырнадцать лет, и он всегда делает все, что хочет.
– В отличие от вас, верно? – подметила я, усмехнувшись в темноте.
– Да, верно, – Лиза остановилась и сжала мою руку. – Та такая странная.
– Вот как? – улыбнулась я. – Вы вообще-то тоже.
– Не говори мне «вы». Я хочу тебя получше узнать, понять тайны, которые ты скрываешь. Сколько тебе лет?
– Двенадцать. Почти тринадцать.
– Так мы ровесницы? – обрадовалась Лиза и тут же посерьезнела. – А ты не боишься попасть в милицию? Ты же без документов, я права? Ты ребенок, а делаешь все сама по себе. Это незаконно.
– Но ведь мои родители умерли. Мне нет дела до законов. Я ненавижу эту страну и не собираюсь ей подчиняться, – я подумала, что сболтнула лишнее, но было уже поздно.
– Ненавидишь Россию? – еще больше обрадовалась Лиза неизвестно чему. – Здесь скучно и глупо, но… Разве ты не русская?
– Я не знаю, кто я, – из моей груди вырвался тяжелый вздох. – Моя мама – русская, а отец – француз.
– Ух ты! Почему ты не рассказала об этом?
– Нельзя. Я тебе после все расскажу. После.
Мы вошли в «мою» комнату. Она была квадратной и имела окно в потолке, так как находилась под самой крышей. Обставлена комната была сравнительно скромно и безвкусно: кровать, стол, стул, комод, встроенный шкаф – все темного цвета. Я чувствовала себя как кукла в коробке с мебелью. Впрочем, я и была куклой, как сказал когда-то Луис, фарфоровой куклой, сперва в руках Хэлланда, теперь – у Вранцовых.
Комната Лизы была гораздо светлее и лучше. Здесь я опять столкнулась с показной роскошью, на которую Лиза не обращала никакого внимания. Мы поужинали с девочкой вместе, сидя за маленьким столиком с бронзовой статуэткой, стоящим возле большого окна с балконом, заставленным цветами.
Перед сном захотелось немного почитать, и я спросила книгу у Лизы.
– Пойди в библиотеку, выбери себе сама. Она этажом ниже, – посоветовала девочка и, немножко подумав, предупредила. – Не наткнись на моего старшего братца. Как я поняла бабушку, он сегодня не в духе.
Я спустилась в библиотеку и в сомнениях остановилась перед высокими стеллажами, тянувшимися вдоль стен. В Евпатории я читала только то, что могло увлечь меня – книги выбирал обычно папа. В Голгофе первую книгу я взяла наугад, и она стала моей самой любимой из всех – там, в тайной библиотеке, я читала все подряд. Как же поступить здесь?
Внезапно дверь в библиотеку отворилась, и в комнату вошел уверенно, как хозяин, Альберт. Я сразу поняла, что это он – узнала по темным глазам, нахально уставившимся на меня. Внешность Альберта была самая заурядная: темные слегка вьющиеся волосы, зачесанные назад, ничем не примечательные черты чуть несимметричного лица. Самое смешное заключалось в том, что Альберт считал себя очень красивым, но в нем не было ничего особенного, присущего только ему, того, что я обычно искала в людях – неповторимую изюминку. Альберт старался являть собой пример другим людям, повторяя их привычки. Он подобно своей бабушке, распрямился, чтобы возвышаться надо мной и нагло пронзать меня надменным взглядом, в котором соединялось все, что было во взглядах его сестер: любопытство и веселость Марии, презрение Ксении, равнодушие Лизы, а также что-то неприятное и ястребиное от его бабушки.
– Кто позволил тебе сюда войти? – высокомерно произнес мальчик, скривив рот.
– Ваша бабушка, – солгала я, смеясь напыщенности Альберта.
– Без моего ведома? Странно, – он потер подбородок рукой, наверное, повторяя привычку своего отца.
– Я всего лишь хотела взять книгу…
– Ты не имеешь права брать наши книги, служанка.
Меня разозлили его пренебрежительный повышенный тон. Я горделиво подняла голову и смерила мальчишку уничтожающим взглядом. Луис всегда любил, когда я проделывала это с ним – не знаю, почему это так веселило и забавляло его. Альберта же это привело в ярость. Он побагровел и собирался наорать на меня, когда я храбро заявила ему:
– Если вы когда-нибудь назовете меня служанкой, я буду вынуждена… – я замялась, придумывая, что сказать. – Я буду вынуждена покинуть этот дом.
– И что? – фыркнул Альберт, неожиданно успокаиваясь.
– Не всем здешним жильцам это понравиться.
– А мне какое дело? Я не желаю разглагольствовать с… незнакомками. Бери то, за чем пришла, и убирайся.
Я снова разозлилась, нахмурилась, но сдержала гнев. Моя рука потянулась к книге, бросившейся в глаза своим ярко-красным позолоченным корешком.
– Покажи книгу мне, – приказал Альберт, наблюдая за мной.
Мне показалось, что он любил вот так заставлять людей выбирать книги, а потом проверять, что они взяли. Возможно, так он знакомился с характером определенного человека.
– Любимая книга моего лучшего друга, – сказал Альберт, читая заглавие и качая головой, совсем как Лиза.
– А какая ваша самая любимая книга? – машинально спросила я, рассматривая свою книгу – это был «Морской волк» Джека Лондона.
– У меня нет любимой книги, ясно тебе? – рассердился Альберт, швыряя мне выбранную мной книгу. – Забирай ее и уходи. Убирайся!
Я убежала, боясь дать волю своему гневу.
– Ты у меня еще получишь, князь Вранцов, – оскорблено прошептала я, имея в виду Альберта.
Ночью я долго не могла заснуть, думая о Вранцовых и о том, что ожидало меня впереди. Лиза была права: все, что я делала, было незаконным и опасным, но ведь первым это беззаконие учинил Хэлланд, похитив меня. Я еще какое-то время вспоминала мучителя и его сына. Луис часто приезжал в Голгофу с отцом в течение первого года моего пребывания там. Но потом он перестал это делать, что я даже немножко соскучилась по нему. Интересно, каким он стал? Ему ведь столько же лет, сколько Альберту, а я так давно не видела его. Где он сейчас? Луис Хэлланд – уменьшенная копия своего тирана-отца, и в то же время он такой своеобразный и непохожий на Хэлланда старшего…
Я вздрогнула и поблагодарила судьбу за то, что она благоволит мне и хранит меня пока.
Глава 4
Вскоре я поняла, зачем была так нужна Анжеле и что значили ее притворные улыбки и хитрые взгляды. Я действительно была в этом доме кем-то вроде служанки, можно даже сказать чем-то. Со мной обращались как с заводной игрушкой, с вещью, из которой можно бесплатно вытянуть максимум выгоды.
Анжела без конца повторяла, как это утомительно тратить деньги на все, даже на самое необходимое. И, тем не менее, женщине хотелось, чтобы ее внучки были достаточно образованы. Зачем нанимать учителей и платить им, когда подворачивается такой случай? – ее внучки неимоверно ленивы, и учителя, как хороши бы они ни были, ничему не научат девочек, но, может, большая польза будет от ровесницы Лизы? Дети легко сходятся и учат друг друга многому. И потом, ребенка проще и менее расточительно эксплуатировать, нежели требовательного учителя.
Я учила Лизу французскому, Марию – игре на пианино, Ксению заинтересовалась живописью, и я давала девочке уроки рисования. Я не держала зла на сестер Вранцовых: они были добры ко мне и вежливы со мной, им нравилось заниматься и слушать мои рассказы. Но Анжелу и Альберта я не переносила. На Вранцову я не осмеливалась кричать: она могла найти тысячу способов, чтобы уничтожить меня. Анжела была ничуть не лучше Хэлланда, и ее нужно было опасаться и избегать, что я и делала. Но женщина все равно постоянно появлялась на моем пути и унижала меня, как могла, стараясь дать мне понять, где мое место в доме. При ней я ощущала себя букашкой, которую легко раздавить и которой лучше не злить хозяев.
Альберт был не лучше своей бабушки. Лиза сказала, что раньше он любил проводить свободное время вне дома со своими друзьями, но сейчас, я заметила, что Альберт всегда дома и ищет меня, чтобы, подобно своей бабушке, обидеть и унизить. Тайну моего происхождения, то есть то, что мой отец – француз Этьен Рамбаль-Коше, знала лишь Лиза (в конце концов, она выведала у меня многие из моих секретов) Но я не беспокоилась по этому поводу: Лиза не понимала, почему я все спускаю с рук Альберту и Анжеле, но свято хранила мои тайны и ни во что не вмешивалась.
Изредка меня навещал Артур, справлялся о моем здоровье, передавал новости от Юлианы и уходил. Я видела, что мужчине хочется подольше поговорить со мной, но я все время боялась, что появится Альберт и все испортит, и потому старалась побыстрее спровадить Артура, который сам не заметил, как привязался ко мне, и сожалел о том, что отдал меня, «такое сокровище» – как он говорил Вранцовым. Но было уже поздно что-либо исправлять, только я могла положить всему конец…
Кристин пробыла у Вранцовых почти два месяца. Ее дни были однообразны и неинтересны. В доме Вранцовых так же, как в Голгофе, несмотря на роскошь особняка, время тянулось медленно, а Кристин частенько стало казаться, что оно совсем остановилось. За окном вовсю разгоралось лето: зеленела трава на лужайках и газонах, оглушительно пели птицы, а ветер с моря приносил свежесть и прохладу.
Высовываясь из окна по утрам, Кристин мечтала скорее увидеть анапское море, прогуляться по городу, посмотреть на людей, а вместо всего этого девочке приходилось безвылазно сидеть в душном тесном доме Вранцовых и ждать чего-то.
На Кристин иногда находила такая тоска, что, девочка, уподобляясь Лизе, садилась возле распахнутого окна и со скучающим видом листала страницы книги.
В Голгофе Кристин приходилось жить в постоянном страхе и с утра до ночи работать, не отвлекаясь на посторонние мысли. Там не приходилось вот так скучать возле окна. Именно этим и различались Голгофа и дом Вранцовых. Одно – место непосильной работы, другое – место непосильного безделья. Кристин сбежала из Голгофы, чтобы обрести свободу, а вместо этого попала в еще одну тюрьму. Отвела уроки сестрам Вранцовым – занимайся чем угодно, – такое правило установила Анжела Кристин. Но девочка не знала, чем ей заняться: все казалось скучным, неинтересным, противным – таков был этот дом, и в голову, то и дело, лезли мысли об очередном побеге.
Анжела чувствовала перемены в настроении девочки и зорко следила за ней, боясь, что та и вправду сбежит. Так и случилось, только на этот раз Кристин выбрала другую тактику – открытый побег, а не тайный. Девочка, наконец, решила показать Вранцовым, кто она есть на самом деле.
В этот жаркий солнечный день был приглашен почти весь высший свет Анапы на пикник в саду Вранцовых, устроенный Анжелой. Кристин было велено сидеть как мышка в дому, но девочка вышла в сад, не имея ничего дурного на уме. Ее побег, как и в прошлый раз, оказался счастливой случайностью.
Сперва все шло хорошо. Гости веселились, не замечая Кристин, только Артур, тоже приглашенный, все пытался приблизиться к девочке и поговорить, но Герцогиня умело избегала его.
Когда пикник был в самом разгаре, произошла очередная стычка между Альбертом и Кристин. Они едва не разодрались, как кошка с собакой.
– Как ты смеешь себя так вести? – возмущенно кричал Альберт, привлекая внимание гостей.
– А почему вы себе позволяете звать меня служанкой? – голосила в ответ Кристин. – Однажды я уже сказала вам, что, если такое повториться, я уйду. Много раз я вам прощала все, но сейчас именно это и сделаю – уйду.
– Ты не посмеешь опозорить нас, – вмешалась Анжела, быстро подходя к детям. – Так ты опозоришь и себя. Ты не уйдешь.
– Почему же? От моей репутации и так остались лишь клочья. Разве это так сложно, сказать вам «нет»? – горячилась Кристин. – А может мне объяснить вам, почему я имею на это право?
Девочка вдруг вскочила на стол с едой, поставленный в центре сада. Терпение Герцогини лопнуло, ее поведение, конечно, нельзя было похвалить, но чтобы завоевать свободу, нужно действовать решительно.
– Ну давай, Альберт, – говорила Кристин разъяренному юноше, пытающемуся повторить легкий прыжок девочки, которому та обучилась на уроках фехтования еще в раннем детстве. – Если ты меня так ненавидишь и презираешь, великий князь, поймай меня и поставь на место. Может, я послушаюсь тебя?
– Что за бред ты несешь, противная девчонка? – вспылила Анжела, бросаясь к столу. – Слезай, пока я не оттаскала тебя за уши.
– Попробуйте, госпожа Вранцова, – рассмеялась Кристин, уворачиваясь от женщины. – А я тем временем назову вам свое полное имя.
– Что ты имеешь в виду? – приостановился Альберт, тоже пытавшийся поймать девочку, скачущую по столу среди тарелок и чашек.
– Вы считаете меня нищенкой, всеми покинутой, – насмешливо объясняла Кристин, – но это не так. Я сказала вам, что мои родители умерли, и это сущая правда. Но я не сказала вам, откуда я так хорошо знаю французский, кто научил меня игре на фортепиано и живописи. Я ведь раньше жила в сто раз лучше вас. Мой отец был французом, и звали его Этьен Рамбаль-Коше.
Кристин выдержала длинную паузу и оглядела всех присутствующих. На лицах гостей застыли интерес и изумление, Вранцовых недолюбливали, поэтому приглашенные воспринимали все как увлекательный спектакль. Анжела хмурилась и все еще хотела схватить девочку, Альберт скрестил руки на груди и ожидал продолжение рассказа, Лиза задумчиво улыбалась, обмахиваясь китайским веером, Ксения подозрительно сощурила глаза и поджала губы, Мария озорно смеялась и хлопала в ладоши. Больше всего Кристин запомнилась отвисшая челюсть Артура и удивление, написанное на его миловидном лице. Казалось, ему имя отца Кристин говорило много больше, чем другим гостям.
– У моего отца было полным-полно денег, – продолжила Кристин, постепенно продвигаясь к краю стола поближе к выходу из сада. – У него были миллионы, и, когда мой отец умер, его миллионы перешли ко мне. Конечно, они хранились в банке и были отданы в руки моего родного дяди, брата моей мамы, по фамилии Бирмански. Он живет здесь, в Анапе, по крайней мере, жил тут три года назад. Так что я могу преспокойно пойти и пожаловаться ему, потому что я – Герцогиня, и меня зовут Кристин Джозефина Рамбаль-Коше!
Тут девочка спрыгнула со стола и со всех ног помчалась к выходу. Уже через пару секунд она была за калиткой на улице.
– Почему вы обманули меня, Артур Бирмански? – закричала вдруг Анжела. – Девчонка действительно ваша племянница? Не мямлите, в Анапе не так много миллионеров по фамилии Бирмански.
Артур ничего не мог сказать, он ведь и сам ничего не знал до нынешнего момента. Он в растерянности оглядел всех собравшихся и, внезапно сорвавшись с места, бросился вдогонку Кристин.
Глава 5
Кристин бежала как могла быстро, петляя между людьми, не желавшими уступать дорогу. Улицы сменялись улицами, мелькали красочные фасады домов, сигналили автомобили – Кристин ничего не замечала, боясь отвлечься от своей «эстафеты» и попасть в лапы Анжелы Вранцовой.
День был в самом разгаре. Палящее солнце обжигало нежную кожу Кристин и пекло голову. Девочке уже начало казаться, что она вот-вот задохнется и упадет от стремительного бега, как вдруг из угла выскочил кто-то маленький и с неимоверной силой врезался в Кристин, сбив ее с ног. Падая, девочка подумала, что, должно быть, опять попала под машину и сейчас потеряет сознание, но, к ее удивлению, голова осталась совершенно ясной, и Кристин стала оглядываться по сторонам в поисках виновника происшествия.
– Юлиана! – воскликнула она, увидев на земле растерянную девочку, потирающую ушибленные локти. – Юлиана! Ну почему именно ты?
Кристин, сама того не понимая, очень обрадовалась встрече с недавней знакомой, несмотря на то, что у Вранцовых девочка ни разу не вспомнила о существовании Юлианы. Рывком подняв малышку с земли, Кристин заглянула в карие глаза ребенка. Приятно было увидеть радость и восхищение в добрых глазах маленькой Юлианы. Она с чувством обняла Кристин, и та, не удержавшись, по-европейски расцеловала девочку в обе щеки. На краткий миг Кристин забылась: в глазах засияло счастье, но уже в следующие мгновения к девочке вернулось ощущение действительности и необходимости постоянно испытывать страх и быть осторожной.
Юлиана озадачено смотрела на рассерженное хмурое лицо Кристин и думала, чем это она вызвала такой гнев у своей знакомой.
– Что с тобой? – с опаской осведомилась девочка. – Разве ты не рада?
Герцогиня насмешливо скривила губы и сразила Юлиану презрительным взглядом.
– Чему же я должна быть рада?
Тон Кристин был настолько недопустимым при общении, что Юлиана грустно опустила голову, а Герцогиня, увидев это, испытала укоры совести, но так или иначе девочка не могла изменить свое поведение.
– Прости меня, – прошептала Юлиана, намереваясь уйти.
– Нет, – Кристин резко схватила девочку за руку и заглянула в ее печальные глаза. – Мне нечего тебе прощать. Хочешь, я пойду с тобой?
– Со мной? – улыбнулась Юлиана. – Куда?
– Куда хочешь, – Герцогиня по привычке гордо распрямила плечи и в ее взгляде появилась снисходительность.
– Хорошо, тогда идем ко мне в гости.
Юлиана, осмелев, взяла Кристин и потянула за собой.
Дом Юлианы был рядом. Кристин представилась возможность хорошенько рассмотреть его при дневном свете, ведь в прошлый раз, уходя, девочка даже не взглянула на него.
В отличие от роскошного дома Вранцовых дом Юлианы был скромным и ничем не примечательным. Старые облупленные стены почти полностью скрывались под завесой сплетений плюща и вьюнка, черепица давно уже потрескалась, так что крыша непременно должна была протекать. Парадные двери были не крашены более пяти лет и притом наглухо заперты, вследствие чего Кристин решила, что гости в этом загадочном доме бывают крайне редко. Высокий зеленый забор не скрывал густой неухоженный сад, что придавало дому еще более заброшенный вид.
Однако, несмотря на все это, войдя в сад и сделав несколько шагов по направлению к дому, Кристин почувствовала симпатию и даже некоторую любовь ко всей этой заброшенности и загадочности жилища Юлианы. Было понятно, что здесь никто не старается казаться лучше, чем есть на самом деле, чего постоянно желали Вранцовы. Здесь никто ни на кого не ровняется, никуда не спешит и довольствуется тем, что имеется, принимая это в естественном виде, а не переделывая под недостижимые идеалы. В запущенности сада была своя прелесть: он был похож на уголок дикой природы, отчего Кристин на секунду мысленно очутилась в одном из таких же глухих уголочков их парка возле дома в Евпатории. Сам дом чем-то напоминал обитель какой-нибудь феи из сказки. Герцогиня отметила, что в нем очень неплохо прятаться от людей.
Навстречу Кристин откуда-то выскочил удивительно белый кот, и девочка обрадовалась еще одному сходству этого дома с ее собственным, бывшем когда-то в Евпатории.
– У меня еще есть попугайчик, – сказала Юлиана, заметив, как Кристин гладит пушистого кота, и ему это явно нравится.
Юлиана пригласила Кристин в дом, перед этим не забыв показать Герцогине свою крошечную клумбу с пестрыми цветами – единственную в этом таинственном саду.
Обстановка дома была скромной, мебель – дешевой, но расстеленные повсюду разноцветные ковры и развешанные по стенам картины и рисунки Юлианы создавали неповторимый уют. С кухни распространялись по всему дому дразнящие, вызывающие аппетит запахи, словно бы приглашая зайти и отведать вкусной домашней пищи. Где-то наверху приветливо чирикал попугайчик Юлианы.
Маленькая хозяйка не мешала Кристин довольно-таки бесцеремонно осматривать дом и не навязывалась с разговорами, хотя девочке очень хотелось поболтать с Герцогиней. Вот почему, когда Кристин заметила в темном углу коридора узкую деревянную лестницу наверх и захотела непременно подняться по ней, Юлиана даже не попыталась остановить девочку и не последовала за ней.
Кристин, увлеченная исследованием нового для себя, все это время совсем не замечала присутствия Юлианы и, оставшись одна в незнакомом доме, ничуть не смутилась. Девочка почувствовала неожиданную уверенность и очередное предчувствие чего-то важного, и потому смело двинулась по коридору, заглядывая в комнаты. Она обнаружила ту комнату, где очнулась когда-то после того, как попала под машину, и на ее лице мелькнула улыбка при мысли о странности всего, что произошло в тот день.
Следующей была комната Юлианы, вся заполненная «кошками». Дело в том, что стены комнаты были увешаны разными плакатами, картинками и рисунками Юлианы с изображением всевозможных разновидностей кошек. Всюду: на столе, тумбочке, трюмо – стояли фигурки кошек. На диване было пять огромных мягких игрушек-кошек, и еще одна пушистая кошка-игрушка сидела на окне. Комната производила незабываемое впечатление: словно тысяча кошачьих глаз изучающе смотрели на тебя! В комнате Юлианы почти не было книг, не считая нескольких энциклопедий о представителях семейства кошачьих, зато повсюду были разбросаны альбомы, краски и цветные карандаши, что говорило о любви девочки к рисованию. Кристин покачала головой и улыбнулась, уходя из этой удивительной комнаты.
Но больше всего заинтересовала Кристин комната в конце коридора, которая окнами выходила на запад. Во-первых, дверь в комнату долго не открывалась, так что Кристин успела отбить об нее локти и колени. Во-вторых, эта комната была удивительно похожа на… комнату матери Кристин в евпаторийском доме! Девочка с открытым ртом взирала на туалетные столики, шкатулочки и статуэтки, казавшиеся точными копиями тех, что когда-то принадлежали Джозефине. А может, это были как раз не копии, а оригиналы? Кристин была в растерянности: неужели ее мама могла в один прекрасный день посетить эту комнату и влюбиться в нее настолько, что захотела повторить эту обстановку в своем доме в Евпатории?
Прошло почти десять минут, прежде чем Кристин заметила то, что должно было бы броситься в глаза первым делом: пианино! Старое белое пианино с позолоченным орнаментом красовалось возле окна в углу комнаты. Герцогиня мгновенно оказалась возле него и с трепетом подняла тяжелую пыльную крышку. Пальцы девочки быстро пробежали по клавишам начало одной из сонат Бетховена. Кристин явственно вспомнила, как она играла в детстве на рояле под руководством матери. Тогда она полностью отдавалась музыке, ее оживленное лицо ужимками и улыбками выражало все ее чувства. Кристин всегда поражалась тому спокойствию, с которым ее мать играла что-либо, где сама Кристин могла вскочить во время игры от переизбытка чувств, бушующих в ее детской отзывчивой душе. Однако сейчас, играя заученные сонаты, Кристин, не чувствовала ничего подобного. Не было ни безудержного необъяснимого веселья, ни бешеного восторга, а были лишь тихое восхищение и умиротворение, совершенно не свойственные страстной несдержанной натуре Кристин. Девочка переиграла почти все, что знала из произведений Бетховена и Баха, и только огромные усилие заставили Герцогиню остановиться и не начать играть Шопена и Моцарта.
Кристин осторожно, с трепетом коснулась каждой вещи в этой очаровательной комнате, и ее взгляд снова обратился к пианино.
– Это была комната твоей мамы, – раздался знакомый приятный мужской голос. – Она безумно любила это пианино и без конца играла на нем.
Кристин медленно, словно зачарованная, обернулась, и ее задумчивые изумрудные глаза встретились с полными счастливых слез небесно-голубыми глазами Артура Бирмански. Герцогиня только сейчас поняла, что добрые лучистые глаза этого мужчины точь-в-точь похожи на лукавые глаза ее матери – немудрено, ведь она была его сестрой. С минуту Кристин стояла в оцепенении, словно раздумывая над только что обнаруженным фактом, но потом девочка, разрыдавшись, бросилась в объятья родного дяди. Артур упал на колени и крепко прижал племянницу к себе. Как долго он искал по всему миру этого ребенка, таинственным образом исчезнувшего после смерти своих родителей – любимой сестры и лучшего друга Артура. Сколько раз он клял миллионы, полученные им после смерти Этьена из-за того, что, быть может, Кристин где-нибудь погибает без этих денег. Артур всегда держал в голове образ своей племянницы – неотразимой крошки-герцогини, однако при встрече, являющейся воистину чудом, он умудрился не узнать этого незабываемого ребенка. Немыслимо! Он отправил девочку в дальнейшие «рабство», вместо того, чтобы окружить ее заботой и любовью. Артур подумал, что ему нет прощенья, и поклялся все исправить.
– Ты будешь королевой, дитя, – горячо шептал мужчина в ушко Кристин.
Девочка снисходительно сквозь слезы улыбнулась: сколько раз ее отец повторял ей эти же слова, и что же? Зачем ей быть королевой этого странного нелепого мира, который она совсем разучилась понимать? Зачем ей нужен мир, где и без нее царят лишь ненависть и несправедливость? Для Кристин всегда достаточным было быть всего лишь Герцогиней и знать, что ее любят и ценят.
Девочка с нежностью посмотрела в глаза Артуру, и его ответный полный любви взгляд дал ей уверенность в том, что теперь ее жизнь точно измениться и станет лучше.
Глава 6
Кристин решила не селиться в комнату матери: пусть там всегда сохраняется атмосфера романтики и приятного одиночества, чтобы каждый, зайдя туда, мог спокойно отдохнуть и подумать.
Герцогиня выбрала для себя именно ту комнату, куда она попала после несчастного случая с автомобилем. Однако девочка основательно переделала свою новую спальню. Стол был передвинут ближе к кровати, был принесен голубой шелковый диванчик для визитов Юлианы (Кристин не хотела, чтобы ее гости сидели на стульях), на окна повесили голубые шторы и добавили цветов на подоконниках. Вместо скромного зеленого ковра расстелили персидские дорогие ковры оттенков нежно-синего. Но главные изменения произошли со светом. Кристин наотрез оказалась пользоваться люстрой, приделанной к потолку, и Артур был вынужден распорядиться, чтобы в комнате установили как можно больше светильников и торшеров, свет от которых придавал комнате таинственный вид. Так же сюда принесли необходимую современную аппаратуру: телевизор, компьютер, музыкальный центр – в общем, все, что могло пригодиться Кристин в ее новой жизни. Первое время девочка никак не могла привыкнуть ко всем новшествам. Ей казалась нелепой необходимость передвигаться по улицам города на роликовых коньках или велосипеде. Конечно, и в Евпатории у Кристин были эти вещи, и она прекрасно умела ими пользоваться, но девочка их никогда не любила, однако, видя, что все ее ровесники передвигаются именно так для быстроты, Кристин тоже пришлось «встать на колеса». Целыми днями девочка изучала город, старательно избегая шумных многочисленных сборищ, а по вечерам читала, из-за чего вся ее комната была завалена различными книгами. Казалось, жизнь наконец становится жизнью…
Мне никогда не забыть первую встречу с анапским морем. Уже вовсю разгоралось утро, и было довольно-таки жарко. Улицы не были безлюдны: всюду слышались веселые разговоры, смех, радость, всюду было восхитительно красиво, чисто и солнечно. Невозможно было, сразу не полюбить эти высокие тополя, аккуратно подстриженные кустики, тенистые аллеи парка, длинные светлые улицы и прекрасную набережную с белыми барьерами на высоком берегу.
Неожиданно деревья расступились передо мной, открыв мне вид на безграничный простор моря, отливающего зеркальной голубизной и сияющего в лучах золотого солнца. В воздухе отражались его манящие искорки, блестя и переливаясь жемчужным сиянием. Казалось, свет льется отовсюду: от лазурной вышины, пронизанной золотыми нитями, от зеркальной глади с серебринками, от высокого берега, поросшего зелеными растениями, от серой шершавой гальки и даже от яхт, плавно качающихся у причала, словно белоснежные лебеди.
В прозрачной морской воде, оказавшейся холодной, можно было рассмотреть камешки, обросшие бурыми водорослями, мягкими на ощупь, как бархат, и обитателей этого моря, пугливо прячущихся среди этих необычных камешков.
По вечерам становилось еще лучше. Улочки городка, шумные и суетливые днем, опустевали, не становясь, однако, ни менее красивыми, ни менее гостеприимными. Коттеджи, стоящие в густых зарослях шиповниках, поражали своей оригинальностью.
Первая вечерняя прогулка. Широкая тенистая улица казалась бесконечной и немного утомляла всей пышностью своего зеленого наряда. Свежий морской воздух, который я неожиданно почувствовала, будто предупредил о приближении чего-то волшебного, сказочного.
Главное чудо этого городка появилось вдруг и сразу, предстало во всей своей красе. Я приблизилась к перилам не в силах скрыть восторг, задыхаясь от порывов теплого ветра. До чего же красивое это море, состоящее точно не из воды, а из мелких кристалликов всевозможных оттенков синего, образующих зеркало, отражающее необъятное небо. Казалось, вот-вот эту зеркальную гладь рассечет нос марсельской шхуны, которая должна появиться из-за скалистого выступа.
Где-то внизу совсем близко кричали белые чайки, проносясь над морем и зовя за собой далеко за горизонт, туда, где скрывался огненный шар – солнце, пролетали они и над шхуной, слегка касаясь крыльями ее высоких мачт. Мгновение – и чудесное видение – шхуна-призрак исчезла, растворилась в воздухе, и остались только чайки, солнце, море и я.
Впрочем, этого было достаточно. Мимо медленно проходили люди, мирно беседуя между собой, они не замечали ни меня, ни, казалось, всего вокруг. В густых зарослях подстриженных кустарников щебетала одинокая птичка. Издали доносились звуки музыки чуждой моему сердцу.
Среди высоких деревьев четко выделялось многоэтажное здание санатория, гармонируя, однако, своим стилем с окружающей его природой. Оно упиралось в голубое темнеющее небо с клочками порозовевших облаков. Солнце скрылось за горизонтом, оставив после себя яркую красную полосу, состоящую словно из раскаленных углей. Разгореться пожару не давало лишь холодное превосходство моря. Изредка вид на него мне загораживали кусты, маленькие причудливо изогнутые деревья с пышной кроной, высокая желтая трава. Все это густо росло на выступах высокого берега. Идя вдоль набережной, я обнаружила небольшие перелески из пахучих сосен. Было непривычно видеть такие зеленые, почти изумрудные сосны на берегу моря.
Уже совсем стемнело, когда я вышла на другую набережную с низкими гранитными барьерами и узорчатыми каменными плитками под ногами. Эта набережная была более шумной. Отовсюду слышалась громкая музыка, разговоры, всюду были люди, улыбались и веселились. Я задумчиво смотрела вокруг. После той тишины было странно слышать и видеть все это вокруг.
Море теперь было совсем темным, в нем отражался свет фонарей и далеких разноцветных огоньков с другого берега бухты, отчего оно казалось еще более загадочным. Цветные огоньки мерцали, сияли, словно небо тоже было огромным морем, а звезды отражением этих необычных огоньков.
Все это завораживало, притягивало, манило, унося вдаль воспоминания прошлого…
Глава 7
Месяц спустя в выходные Артур пригласил Кристин в свое поместье. Герцогиня давно мечтала об этом, так как ей не терпелось познакомиться с женой Артура и покататься верхом на его лошадях. Но, узнав, что Юлиана не едет, девочка задумалась, стоит ли принимать приглашение. Ни какие уговоры не смогли заставить Кристин поехать в поместье без Юлианы. В конце концов, Артур пригласил и свою дочь, и та после долгого сопротивления все же решилась ехать и уговорила Кристин поехать тоже.
День поездки выдался очень удачным: вовсю светило солнце, и на небе не было ни облачка. Кристин радовалась, предвкушая осмотр поместья и катание на лошадях, а Юлиана, напротив, была необыкновенно печальна, встревожена и, казалось, сильно нервничала. На все вопросы Кристин, что случилось, девочка качала головой и продолжала молчать.
Кристин не уставала восхищаться местными красотами. Она уже «возродилась» к свободной жизни, и все ее существо отчаянно тянулась к природе и красоте.
Поместье Бирмански располагалось в живописном уголке долины Сукко и почти примыкало к горам, поднявшись куда, можно было полюбоваться великолепным видом на море. Здесь же поблизости проходила конная тропа, и можно было вволю накататься верхом, наблюдая туманные поля среди зеленых холмов и гор, маленькие фермерские угодья, шикарные поместья, обширные виноградники.
Кристин испытывала неописуемый восторг, разглядывая колоритный пейзаж здешних мест. Сразу при въезде в поместье можно было увидеть дом. Он был огромен и прекрасен. Несмотря на то, что построен он был из красного кирпича по современным канонам, он сохранял черты старинного стиля. Дом выглядел как сказочный замок и был очень красив, однако Кристин сразу невзлюбила его многочисленные окна: они были сделаны из современного полу пластикового стекла золотого цвета, которое отражало свет, отчего никак нельзя было понять, есть ли что внутри дома. Будто особняк надел маску из этих золотых окон, и, таким образом, украсив себя, он скрыл свою «душу».
– Там внутри должно быть очень темно, – пробормотала Кристин, смотря на ухоженные, огороженные изящными барьерчиками клумбы с яркими цветами, расположенные строго симметрично друг другу вокруг всего дома.
– Нет, – возразила, удивившись, Юлиана. – Там как везде. Там красиво.
Кристин озадаченно глянула на девочку, явно боровшуюся со своими чувствами.
– Чего ты боишься, не пойму? – изогнула брови Герцогиня, изучая обеспокоенное лицо Юлианы.
– Ничего, – скромно, как всегда, отвечала та, пожимая плечами. – Я не люблю быть назойливой. Просто не люблю.
– Тебя никто не заставляет быть такой, – фыркнула Кристин, выглядывая в открытое окно автомобиля, чтобы взглянуть на полоску моря, синеющую и искрящуюся на солнце.
– Нет, сестричка, заставляет, – не унималась Юлиана, желая разобраться в своих ощущениях. – Люди добры от природы, всегда добры, однако, глядя на них, этого не скажешь, верно? Это потому что их что-то заставляет быть не совсем хорошими, быть такими, какими бы они никогда не стали по собственному желанию. И все же они вынуждены…
– Ну и что? – скептически скривила губы Кристин, отказываясь внимать философии кузины.
– А то, – многозначно кивнула головой Юлиана, – что порой подобная «неволя» переходит все границы и влияет на сознание человека, вследствие чего тот сам не понимает смысла своей жизни и, не видя ничего хорошего в ней, сам не живет.
– Как это не живет? – усмехнулась Герцогиня, подбирая в уме возражения словам Юлианы.
– Так, не живет. Например, ты.
– Я? – воскликнула Кристин, округлив глаза.
– Ну да. Мне не известно то, что заставляет тебя быть такой, какая ты есть, но ты не живешь. Ты не любишь жизнь, потому что цель твоей жизни – месть. Тобой двигает ненависть, заставляя тебя существовать во имя мести. А чтобы жить, нужно не ненавидеть, а любить: любить мир, что ты видишь, любить людей, какими они ни были, нужно и природу любить и восхищаться ею, но здесь нужна особенная любовь: любовь с восприятием и пониманием. Глядя, скажем, на море, нужно не просто любить его, необходимо научиться понимать его, вбирать в себя так, чтобы делать его частью себя и становиться частью его. Ты это разучилась делать, поэтому ненависть и завладела тобой.
Поначалу Кристин казалось, что то, что говорит Юлиана, не достойно особого внимания, что это полнейшая чепуха, фантазии десятилетнего ребенка, но потом Герцогиня прислушалась, и от осознания правдивости этих слов у Кристин неприятно защемило сердце.
Как можно любить мир, в котором у тебя столько врагов, в котором столько зла, в котором ежеминутно совершается столько несправедливостей? Как можно любить людей, которые жаждут твоего падения, позора, может, даже смерти, любить людей, которые тебя ненавидят? Возможно ли? А природа – она ведь так легко может отказаться от тебя, забыть, предать… Впрочем, нет, как раз природа и достойна любви, благодаря своей незыблемости и красоте. Да, значит, еще можно найти, что любить, чтобы спастись, избежать этой глупой ненужной ненависти…
Кристин так глубоко погрузилась в свои размышления, что не заметила, как автомобиль притормозил возле высокого, украшенного маленькими колоннами, крыльца – парадного входа в дом. Со ступенек уже сбегал Артур, а следом за ним невысокая стройная женщина.
– Ну, наконец-то вы приехали, – расхохотался дядя Кристин, помогая племяннице выбраться из душного автомобиля. – Мы уже заждались.
Юлиане пришлось выбираться самой: все о ней позабыли. Кристин недолго старалась быть сдержанной, и вот уже широкая лучезарная улыбка украшала ее порозовевшее лицо.
– И что же? – лукаво сверкая глазами, поинтересовалась Герцогиня.
Она ожидала, что ее представят Майе – жене Артура, стоящей поодаль.
– Дорогая, – позвал женщину Артур. – Это Кристин Рамбаль-Коше. Я говорил тебе о ней. Кристин, это Майя.
Девочка вежливо протянула руку новой знакомой, разглядывая ее. Майя была действительно очень красива. Она обладала идеальной фигурой, а черты ее очаровательного лица были безупречны. Улыбка Маий казалась непринужденной, искренней, однако Кристин остро почувствовала какую-то неестественность.
Герцогиня с нескрываемым любопытством изучала нежный овал красивого лица Майи, обрамленного прядями ухоженных темно-каштановых волос. Какой прямой тонкий нос, а эти густые пушистые ресницы, оттеняющие лукавые зеленые глаза, глядящие так кротко и непридирчиво! Было что-то в этих загадочных глазах, что вызвало на лице задумчивой Кристин подозрительную и немного снисходительную ухмылку. Самолюбие. Ну да, человеческое самолюбие. Казалось бы, такая неприглядная деталь, однако вся эта распрекрасная женщина, стоящая перед Кристин, была насквозь пропитана мнимой гордостью и самолюбием, хорошо, если все это не дошло до эгоизма…
Кристин почти сразу разгадала Майю. Девочка поняла, что вряд ли ей удастся серьезно и искренне говорить с этой женщиной, возможны лишь бессмысленные поединки, в которых каждая из собеседниц будет стараться всего лишь взять верх, показать себя с лучшей стороны, а не пытаться рассуждать и философствовать, чем Кристин часто занималась с Юлианой.
Да, Кристин за какие-то мгновения поняла все это, а Майя в свою очередь, симпатизируя своей юной знакомой, догадалась, что той все ясно.
– Давайте пройдем в дом, – предложил Артур. – Я собираюсь показать Кристин своих лошадей немного позже.
И Майя, и Кристин продолжали стоять, не сводя друг с друга глаз, и хитро улыбались, причем каждая тешила свое самолюбие (Кристин тоже была не лишена этой черты) тем, что имела удовольствие нравиться другой и ощущать свое превосходство над всеми остальными, ведь красота дает такое право.
Майя едва заметно кивнула Кристин, и все было направились в дом, как вдруг Герцогиня вспомнила про Юлиану.
– Ангелочек, – испуганно шепнула сама себе Кристин, поспешно оглядываясь и возвращаясь.
Юлиана стояла на том месте, откуда только что отъехал автомобиль, и ее вид и глаза красноречиво говорили обо всем, что она думала.
«Зачем я здесь? – дивилось все лицо девочки. – Не нужно было мне сюда приезжать. К чему весь этот спектакль?» И все же, несмотря на явную обиду, Юлиана никого ни в чем не винила – эта черта ее характера всегда поражала Кристин. Что бы ни случилось, Юлиана никогда не думала кого-то обвинять, девочка воспринимала все как есть.
Поэтому она всего лишь грустно улыбнулась, когда Кристин до боли закусила нижнюю губу, ругая себя за то, что забыла о кузине.
Артур и Майя тоже вернулись, и Кристин остолбенела от их реакции на приезд Юлианы.
Глаза мужчины злобно сверкнули, и он разразился грозной тирадой, возмущаясь якобы ужасному поведению своей приемной дочери. Майя же не сказала ничего, этого и не требовалось: насмешливый презрительный взгляд женщины отразил все, что имелось у нее насчет Юлианы: противная никчемная девчонка, претендующая быть наследницей всего состояния Артура. Кристин тут же сравнила Майю с Анжелой: та же расчетливость во всем и то же нежелание считаться с чувствами других. Если бы Майя имела бы власть над Юлианой, она непременно поработила бы девочку и заставляла бы как можно чаще унижаться, чтобы доказать той, какое она ничтожество, ведь именно это хотела проделать Анжела с Кристин, но Герцогиня не поддалась и вовремя спасла себя.
А что Юлиана? Сделает ли она верный шаг? Нет, она стерпит и тысячу раз подумает, как ей «исправиться», хотя ей это не к чему.
Кристин, наблюдая жестокость Артура и Майи, несправедливость, допускаемую ими, все шире и шире открывала глаза, чувствуя, как в душе ее что-то оборвалось, опустилось, как была опущена сейчас голова бедняжки Юлианы. Герцогиня до боли сжала руки за спиной и покачала головой, уже в который раз поражаясь доброте и великодушию Юлианы.
Глава 8
Конюшни поместья Бирмански располагались в самом центре долины Сукко, там же, где и находился конный клуб, принадлежавший Артуру.
Сразу после неплотного второго завтрака Артур повел племянницу осматривать лошадей и их «обитель».
Кристин была безмерно счастлива оказаться в конюшне. С детства она полюбила эти, казалось бы, неприглядные, «домики» для лошадей, где в придачу еще и воняло конским навозом. Многие любители лошадей не переносят это запах, не говоря уже о простых людях, однако для Кристин запах навоза не был неприятен, более того, девочка даже любила его наравне с ароматами самых вкусно пахнущих цветов. Конюшни с их запахом вызывали у Кристин приятные воспоминания о прежней жизни в Евпатории. Считается, что самое важное, значимое место в доме – это кухня, и у многих это действительно так, но для Герцогини самым лучшим местом домашнего причала были конюшни. Девочке не представляла себе хорошего дома без конюшни поблизости, хотя большая часть жизни Кристин проходила именно в таких домах и порой тяготила девочку.
«Как странно любить одновременно и роскошь, и простоту», – думала Кристин, сидя на деревянной ограде манежа и глядя, как седлают для нее лошадь.
Герцогиня мечтала о жизни в доме, похожем на сказочный дворец, чтобы непременно был хороший сад и огромный парк. И в то же время Кристин не отказалась бы и от жизни в простом скромном домике, полном уюта, чтобы рядышком была конюшня, где можно было бы греться в ветреные зимние вечера, любуясь лошадьми и заглядывая в их добрые темные глаза.
Кристин с нетерпением села на лошадь, когда та, наконец, была готова. Артур выбрал для девочки невысокую темно-игреневую кобылку по кличке Ласточка, так как эта лошадь имела спокойный нрав, была послушна и в то же время довольно резва, что и требовалось Кристин. Девочка раньше преимущественно ездила на пони, поэтому сперва ей казалось непривычным и неудобным быть так высоко от земли на спине незнакомой лошади. Но вскоре Кристин привыкла и уже, уверенно перекладывая в руках поводья, управляла лошадью и пускала ее рысью по манежу.
Сам Артур сел на мышастого ретивого коня Сириуса. Мужчина с гордостью и восхищением смотрел на Кристин, подъехавшую к нему. Девочка сидела в седле безупречно, и все в ней дышало осознанием собственного мастерства.
– Возьми-ка хлыст, – сказал вдруг Артур, протягивая наезднице тонкий прутик
Лицо Кристин вмиг побледнело, глаза утратили радостный блеск, губы плотно сжались. Из счастливого гордого ребенка Кристин за несколько секунд превратилась в настороженного напряженного зверька, каждую минуту ожидающего удара и замирающего от страха, когда сухой лист едва слышно касается земли, подхватываемый легким ветерком.
– Кристин, девочка моя, – испугался Артур, – что с тобой?
Герцогиня не сводила померкнувших глаз с хлыста в руке мужчины, и перед ней мелькали жуткие воспоминания о том, как Хэлланд безжалостно избивал и ее, и всех остальных детей Голгофы.
– Кристин, не вернуться ли нам в дом? Тебе, кажется, нездоровиться? – Артур обеспокоено пытался подобраться к племяннице, но та всякий раз упрямо тянула поводья, не давая коню Артура приблизиться к ее лошади.
– Кристин! Что такое?
Девочка неожиданно вспомнила смерть ее друга Кима, и в глубине ее души родился отчаянный протест, поднявший упавшее настроение.
– Ничего, – улыбнулась Кристин, упрямо глядя прямо в глаза своему хмурому дяде. – Ничего не случилось. Я, просто, задумалась. Давайте хлыст, – Кристин выхватила прут из рук мужчины и, уверенно разворачивая лошадь, добавила как бы для себя: – Я все равно не стану им пользоваться. Никогда!
Неприятное страшное наваждение уже прошло, и Герцогиня веселилась вовсю, наслаждаясь конной прогулкой, организованной персонально для нее одной Артуром. Мужчина ехал впереди, как гид, изредка оборачиваясь и бросая на Кристин встревоженные взгляды. Но Кристин улыбалась, подставляя лицо палящему солнцу и мечтательно поглядывая на холмы, издали казавшиеся бархатными, и на золотистые открытые пространства, видневшиеся сквозь ветви причудливо изогнутых деревьев тенистых рощ, по которым проходила конная тропа, напоминавшая своей безмятежностью дорогу в страну эльфов. Несколько раз лошадей останавливали на водопой возле журчащих ручьев, встречавшихся в рощах, а затем всадники следовали дальше к горному озеру.
Вскоре послышался странный звон, как будто кто-то играл тысячью маленьких колокольчиков. Кристин гадала, что бы это могло быть. Когда, наконец, показалось озеро, все стало ясно. На берегу расположилось огромное стадо коров с колокольчиками на шеях. Это они создавали такую чудесную музыку.
Лошадей на время отдыха привязали к изогнутому стволу плакучей ивы, и Кристин принялась кормить их хлебом, украдкой поглядывая на необычный оркестр по соседству. Было очень жарко, и безумно хотелось купаться, но мутная вода озера, увы, не предоставляла такой возможности. Спустя полчаса всадники собрались в обратный путь. Лошади бежали резво всю дорогу, почти не останавливаясь: видимо, им очень хотелось домой. Кристин не могла удержаться от смеха: как порой мало нужно человеку для счастья! Поездка верхом на замечательной лошади принесла столько радости в израненное сердце, что оно как будто возродилось и зажило вновь.
После конной прогулки Кристин, оставив Артура в клубе, вернулась в дом и, умело избежав встречи с Майей, позвала скучавшую Юлиану посмотреть побережье. Пришлось миновать небольшой базарчик и аккуратные курортные домики. Кристин так активно крутила головой, стараясь все разглядеть, что у нее заболела шея. Наконец, девочки вышли на пляж. Галька смешивалась с мелким песком, отчего идти босиком было не совсем приятно, зато стопы получали хороший массаж.
Вода в море как всегда была довольно-таки холодна. Лагуна этой чудесной долины была интересна тем, что в море, примерно в четырех метрах от берега, торчали плоские каменные глыбы, обросшие зелеными и желтыми водорослями. Волны, идущие будто от горизонта, разбивались об эти глыбы, создавая большой фонтан брызг. По этим глыбам было очень интересно ползать, так как, свесившись к воде, можно было без каких-либо приспособлений разглядеть морских рыбок.
После изучения глыб и морского ландшафта девочки не поленились забраться в горы: сразу возле пляжа был удобный подъем на маленькое плато. Стоять на нем и смотреть на море было сплошным удовольствием, несмотря на порывистый немного недружелюбный ветер, с силой дувший в лицо почти все время с начала подъема на плато.
Кристин, не боясь, подошла к самому краю скалы и, судорожно вдыхая морской воздух, глянула вниз на плещущиеся волны, а затем вверх на пикирующую чайку. Как это здорово жить у моря и каждый день видеть этих беззаботных белых птиц, красующихся над бескрайним синим простором.
– Я буду приходить сюда всякий раз, как буду приезжать к дяде в поместье, – сказала Кристин Юлиане на обратном пути. – Это место напоминает мне время, когда я жила в Евпатории, время, когда жизнь казалась мне такой прекрасной и бесконечной, когда все было хорошо…
– Когда не было ненависти? – докончила Юлиана, мягко беря кузину за руку.
– Да, мне казалось тогда, что ее вообще не существует, – поделилась воспоминаниями Кристин. – А сейчас… мне иногда думается, может, эта ненависть была и тогда, только я ее не знала?
– Нет, – уверенно качнула головой Юлиана. – Для тебя ее тогда не было. Ведь это не ты ее придумала! Ненависть не мучила ни твоего сердца, ни сердец людей, окружавших тебя. Все было прекрасно, а вот потом…
– Не хочу я этого «потом»,– рассердилась Кристин. – Пусть его не будет вовсе, сейчас пусть не будет. И я хочу… хочу, чтобы ненависти тоже не было. Сейчас!
Юлиана остановилась и внимательно посмотрела на Герцогиню, та вопросительно подняла брови и сжала губы, испытывающе глядя на девочку.
«Какая все-таки она странная, – подумала Юлиана. – Такая близкая мне и в тоже время далекая и потерянная в своей ненависти».
– Ты действительно хочешь, чтобы ненависть исчезла, сестричка? Хочешь, чтобы она ушла?
– Да. Да. Да! И навсегда!
Лицо Кристин пылало, глаза неестественно блестели, лихорадочно перебегая с одного объекта на другой.
«Как она горячиться, стремясь убить эту глупую ненависть, – восхитилась Юлиана. – Я должна помочь ей!»
 – Тогда, – медленно, с расстановкой сказала девочка, – тебе придется поработать, хорошо поработать, по-настоящему, до изнеможения.
– Зачем… работать? – у Кристин неожиданно пересохло горло.
– Ненависть не исчезнет просто так. Нужно изгнать ее из сердца избранных тобой людей, Кристин. Когда в них не будет ненависти, она оставит и тебя.
Кристин изумленно ахнула и с недоверием заглянула в глаза кузине. В эту минуту глаза Юлианы казались темными-темными и… бездонными, словно мгла безлунной ночи. Герцогиня прочла все необходимое в этих прекрасных глазах и глубоко задумалась. Лицо ее побледнело, а взгляд затуманился. Ненависть не исчезнет просто так…
Глава 9
В доме Вранцовых все это время стоял неразберимый переполох. Откровения Кристин в день побега бросили тень на репутацию всей семьи Вранцовых, а ведь это были одни из наиболее влиятельных людей анапского «высшего света». Анжела носилась по дому в таком ужасном настроении, какого у нее еще никогда не было. Ее вопли были слышны даже на улице, а дом Вранцовых стал считаться самым неприятным и негостеприимным. Депрессивное состояние детей Вранцовых еще более усугубилось постоянными упреками, приказами и беспричинными вспышками гнева их деспотичной бабушки. Все винили друг друга в происшедшем, никто даже не пытался хотя бы словом утешить другого, помочь, понять, простить и найти выход из сложившейся ситуации. Увы, Вранцовым были незнакомы эти понятия, как будто можно что-то исправить, причинив боль другому! Лишь одна Лиза на первых порах сохраняла завидное спокойствие, но, устав от неоправданных бесконечных обвинений на свой счет, девочка осмелилась заговорить.
– Вы сами виноваты в том, что произошло, – смело заявила она спорящим бабушке и Альберту. – Вы были настолько слепы, что не увидели в Кристин дитя высшего света. Вы считали ее невежественной нищенкой, но не потрудились подумать, почему она так великолепно владеет французским, где ее обучили такой игре на фортепиано и всему, что она знает. Вы не замечали ее безупречную речь и гордую осанку, ведь вам свойственно судить о людях по одежде и количеству денег! Но мне сразу было ясно, кто она, и то, что заставило ее принять ваше низкое предложение, могло означать лишь какое-то непоправимое несчастье. Кристин просто попала в беду, а вы тут же, вместо того, чтобы помочь ей, превратили ее в служанку. Если она теперь будет нас презирать, будет мстить, это станет нам всем справедливой карой, и я согласна вынести это в отличие от вас!
Анжела и Альберт какое-то время стояли молча, исподлобья взирая на осмелевшую Лизу. Шумные непоседливые близняшки притихли, восхищенные речью старшей сестры.
– Что-то нужно делать, – пробормотал, наконец, Альберт, задумчиво качая головой. – Все необходимо исправить. Нужно оправдаться. Может, послать Кристин официальное извинение?
– Чтобы она порвала его, не читая? – Лиза покрутила пальцем у виска, высказывая тем самым свое мнение о задумке брата.
– Но тогда что? – Альберт совсем растерялся.
– А я знаю, – тихо сказала Ксения, беря в руки свои ненаглядные карты и тасуя их.
– И что же? – встрепенулась Мария. – Я так хочу снова видеть Кристин у нас в доме. Она такая хорошая!
– Да, верно, – согласилась Ксения, устремив свой не по годам умный взгляд на бабушку. – Мы с Марией были бы очень рады видеть Кристин здесь. И ты, Лиза, не отказалась бы, правда?
Лиза подозрительно сощурила глаза, изучая близняшек.
– На что ты намекаешь, Ксения?
– Отгадай с трех раз, – Ксения скрестила руки на груди, наслаждаясь всеобщим вниманием.
Девочка радовалась тому, что лишь она одна знала, как спасти репутацию Вранцовых.
– Неужели ты имеешь в виду… официальное приглашение? – Лиза удивленно пожала плечами. – Кристин создана, чтобы властвовать, а не ездить на праздники в дома опозорившихся.
– Вот именно, – подтвердила Ксения, отчаянно жестикулируя. – Раз она хочет власти, мы ей ее дадим, признаем, что совершили ужасную ошибку.
– Как так?
– Пусть это будет прием в ее честь. Мы согласимся со всеми обвинениями. Придет Кристин, придут и все остальные.
– Унижаться? – Лиза была в шоке.
– Ксения, ты умница! – обрадовался Альберт.
– Да, это именно то, что мы сделаем, – кивнула Анжела, вздохнув с облегчением и уже приготовившись отдавать приказы.
– Но это невозможно! – запротестовала Лиза. – У нас в доме всегда все ложь! И теперь мы выставим ее на обозрение?
– Твои слова – полнейший вздор! – строго оборвала ее бабушка. – Мы все скроем, и никто ничего не поймет. Нужно умаслить девчонку.
– Ну вот! Теперь ко лжи прибавится еще и лицемерие и лесть! Нет, мне этого не стерпеть!
– Стерпишь, сестрица, – рассерженно сказал Альберт, не желая отказываться от замечательной идеи.
– Мы повеселимся! – радовалась Мария, уже представляя себе праздник.
Ксения предпочла промолчать и понимающе посмотрела в глаза расстроенной сестры.
– Я знаю, как ты полюбила ее, – одними губами шепнула девочка сестре. – Так же, как и я. Поверь мне, все обойдется. Но это надо сделать.
Лиза обречено покачала головой.
– Поступайте, как хотите, – сдалась она, наконец. – Но я не стану лгать и льстить. Я устала от всего этого. Я не хочу быть против Кристин.
Девочка выбежала из комнаты и, обессилено прижавшись лбом к стене узкого коридора, расплакалась.
– Папа прислал тебе подарок! – восторженно объявила Юлиана, вбежав ко мне в комнату как раз тогда, когда я заканчивала готовиться ко сну и убирала прочитанные книги в шкаф.
– Не зачем так голосить, прежде чем войти, нужно было постучать в дверь, – холодно сказала я, не отрываясь от своей работы. – Твой папа сделает все, чтобы подчеркнуть отличие между нами: меня он любит, хотя я этого не заслужила, а тебя ненавидит. Он прекрасный человек, но ненависть его портит.
Юлиана не поняла сказанного мной и смущенно потупилась, отступив к дверям. Только сейчас я заметила большую коробку в ее руках.
– Что это? – сердито осведомилась я, разглядывая девочку, одетую в белую пижаму и похожую на мифическое существо – эльфа или фею – в мягком свете торшера.
– Я же сказала, – улыбнулась Юлиана. – Это папин подарок тебе. Открой!
– Нет, я распакую его завтра. К чему спешить?
Я поразилась своей грубости, однако ничего не смогла поделать, так как у меня вдруг испортилось настроение. Милая добрая Юлиана как всегда пропустила мои оскорбления мимо ушей и попыталась пробиться к моей душе через холодную каменную «стену», которую я научилась воздвигать в отношениях с людьми в Голгофе.
– Разве тебе не интересно, что прислал тебе папа?
– А тебе, как я понимаю, интересно? Что ж, можешь открыть подарок, если хочешь.
– Но ведь он тебе предназначен!
– Ох! Ладно, мы распакуем его сейчас, а не завтра, иначе наш спор затянется до утра, верно?
– Да! – рассмеялась Юлиана, подбегая ко мне с коробкой и пытаясь меня обнять.
Поразительный ребенок! Как легко ее обрадовать…
Я была равнодушна к подарку, даже немного раздосадована, однако, как только я увидела то, что лежало в коробке, я позабыла обо всем на свете. Дядя Артур изредка приезжал в Евпаторию тогда, когда мне еще не было пяти лет, и каждый раз привозил для меня какой-нибудь подарок, который заставлял меня испытывать неописуемый восторг. Конечно, подарки Артура не могли сравниться с подарками моего отца, и все же…
В белой коробке, перевязанной красными лентами, лежало голубое шелковое изумительное платье. Как давно я не касалась таких дорогих изысканных вещей! Ах, этот небесно-голубой гладкий шелк, такой приятный на ощупь! Все эти ленточки, оборки, бантики – такая прелесть! Изумительный стиль! Разумеется, платье было очень похоже на те великолепные роскошные наряды, что я носила в Евпатории. Сама того не заметив, я приложила его к себе и подошла к огромному зеркалу в золотой раме на стене. Но я так и не увидела своего отражения, так как была поглощена разглядыванием чудесного подарка. Зато Юлиана обратила внимание как раз на то, что было в зеркале. Она недоуменно и восхищенно переводила свой взор с моего отражения на меня и наоборот. В конце концов, ее странный взгляд заставил меня отвлечься от своего занятия и вопросительно уставиться на мою кузину.
– Что с тобой? – требовательно спросила я, выводя ее из оцепенения.
– Ты… Ты такая красивая! – голос девочки дрожал от волнения. – А это платье… оно… оно как будто сшито специально для тебя!
Я польщено улыбнулась.
– Оно и так сшито специально для меня. Видела вкладыш в коробке? Оно из Франции.
– Верно. Во всем мире не найти одежды, которая смогла бы лучше, чем это платье, подчеркнуть твои прелесть и красоту. Примерь же его!
Я кокетливо передернула плечами, изображая упрямство, но уже через пять минут вертелась перед зеркалом, облаченная в голубой шелк. Наряд был сшит идеально, не было ни малейшего изъяна, не к чему было придраться. Платье точно облегало мою стройную гибкую фигурку. Я любовалась собой под бурно выражаемый восторг Юлианы.
В Голгофе у меня не было возможности смотреться в зеркала, ведь их там не было, и потому я от них совсем отвыкла, что даже мельком виденные мною отражения в зеркалах дома Вранцовых не могли привлечь мое внимание настолько, насколько следовало.
Но сейчас, стоя в голубом восхитительном платье перед зеркалом, я видела себя, видела свои сияющие зеленые глаза, розовые нежные щеки, алые губы, имевшие когда-то привычку капризно кривиться, а затем сурово сжиматься… Я снова счастливо улыбнулась: ровные белые зубы были словно жемчуг; золотистые густые волосы кудряшками рассыпались по плечам – как хорошо, что они отрасли после того, как тетка Элоиза отстригла их мне! Я смотрела на себя, и я нравилась себе. Чтобы получить еще большее удовольствие, я сделала несколько танцевальных движений, которым меня когда-то научила мама. Все было великолепно.
Вдоволь налюбовавшись, я уже собралась снять платье, как вдруг мое неосторожное движение головой заставило прядь волос скользнуть по левой щеке и обнажить тонкий шрам. Настроение тут же ухудшилось. Я заворожено уставилась на свою щеку, и перед моими глазами вновь пронеслись события тех дней.
Я была счастлива. Все были счастливы. Потом появился преподобный Грегори и сразу дал мне понять, что он против меня, что он против добра и счастья, которые были так нужны мне. Все сразу пошло наперекосяк. Мой маленький друг Эрик целыми днями следовал по пятам за Грегори, как за самим богом, и его родители, казалось, поддерживали эту нелепую дружбу больше, чем его дружбу со мной. Лаврецкие вообще стали хуже ко мне относиться, а ведь я так любила их всех, всех любила.
Потом из преисподней появился Хэлланд и в течение нескольких дней разрушил мою жизнь. Почему? За что? Из-за ненависти, для которой не было оснований: Я не желала ему зла, я ведь была даже не знакома с ним до того времени. До чего все глупо, смешно и… неправдоподобно. Разве могут в жизни человека происходить такие нелепые вещи? Разве может жизнь превратиться в кошмар, которому трудно поверить? Разве так бывает? Как будто какому-то драматургу взбрело в голову написать гениальную пьесу! Но вечер, когда к нему пришло вдохновение, был неудачным: на улице, скорее всего, хлестал дождь, завывал холодный ветер, и не было ни крова над головой, ни хоть корки хлеба, ни семьи, ни друзей… Один во всем мире, в темную ночь, под дождем… Один, а в руках лишь перо и бумага, что тут поделать? Вот и вышел неудачный сценарий! Гениальная работа превратилась в кошмар! Но с другой стороны, ведь постановка пьесы все же состоялась… Жаль только, что не на сцене, а в реальной жизни…
Все так живо в памяти. Я помню и тот вечер, когда Грегори замахнулся на меня и поранил мою щеку ножом. Я помню нестерпимую боль, горячую липкую кровь и непомерный ужас. Все эти ощущения словно сопровождают меня всю жизнь! А ведь я всегда пыталась понять Грегори, но разве это было возможно? Он все метался между любовью и ненавистью ко мне, заставляя меня ненавидеть его. А позже капеллан стал метаться между мной и Хэлландом, словно не мог решить, что ему милее: добро или зло.
Как живая восстает передо мной сцена убийства моего папы. Я сижу на полу возле дверей кабинета, смотрю в щель полусонными глазами. Вдруг Хэлланд стреляет, и я не успеваю ему помешать. Мой папа лежит в луже крови, еще живой, а Хэлланд смеется и просто уходит. Что я могла тогда чувствовать? Беспомощность. Ужас. Паника. В доме пожар. Отец при смерти, пытается сказать мне что-то вразумительное, и я, не понимая, слушаю его последние слова.
На моем лице застыло мрачное выражение, а на глаза навернулись слезы. Юлиана была в недоумении, что могло вызвать такую перемену в моем настроении?
Я вдруг решительно сняла платье и с яростью швырнула его в коробку.
– Больше никогда не буду надевать подобных вещей, – в отчаянии закричала я. – Никогда! Если Артур пришлет мне еще одно такое платье, я его порву и выброшу!
– Кристин, – испуганно захлопала глазами Юлиана.
– Все в порядке, – успокоиться было трудно, но я, воззвав к разуму, сделала это. – Я не должна носить подобные наряды, Юлиана. Раньше я хотела этого, а сейчас – нет. Мне нельзя отличаться от других детей. Я должна слиться с толпой, стать ее частью, быть незаметной – только так я могу спастись. Пусть твой отец, сестренка, присылает мне самую обычную повседневную одежду. И ничего роскошного и изысканного! Ничего!
Юлиана сморщилась и, не удержавшись от слез, выбежала из комнаты. Мое поведение опять вышло за рамки холодного спокойствия. Что подумала обо мне эта маленькая девочка? Она так добра ко мне, так терпелива, любезна и услужлива. А я? С самого начала я дала Юлиане понять, что не желаю общаться с ней, водить дружбу. И сразу было понятно, что я ненавижу ее, как и других людей. За что? Моя ненависть была не лучше ненависти Хэлланда: такая же беспричинная.
Юлиана так одинока в этом невзрачном мире: ее мать умерла, отец и его нынешняя жена ненавидят ребенка, и только бабушка Алина из чувства долга заботится о девочке. А тут еще и я со своей несдержанностью. Юлиана ищет дружбы. Она славная девочка, тогда почему я не хочу полюбить ее? Ох, весь мир должен презирать меня за мое жестокосердие…
Спустя полчаса, когда я уже легла спать и погасила свет, Юлиана вновь без стука вбежала ко мне в комнату, порядком напугав, и сообщила, что забыла отдать мне какое-то важное приглашение. Нехотя я встала, включила свет и взяла яркую карточку из рук девочки.
– Что?! – моей ярости не было предела, когда я прочла, кто прислал это мерзкое приглашение.
– Не горячись, сестричка, – мягко остановила меня Юлиана, становясь за креслом, кладя руки на его спинку и мечтательно улыбаясь. – Мне бы так хотелось, чтобы и меня пригласили на этот праздник. Там наверняка будет очень весело, и там будет… он!
Юлиана почти выдохнула последнее слово, и ее глаза предательски заблестели, выдавая все ее чувства. Ее раскрасневшееся личико так сияло, что у меня не осталось сомнений о том, что Юлиана неравнодушна к кому-то, кто любит посещать дом Вранцовых.
Я подозрительно сощурила глаза, коварно улыбнулась и начала «допрос», хотя у Юлианы ничего не нужно было выспрашивать: она всегда все выкладывала сама.
– Кто это «он»? – полюбопытствовала я как бы невзначай.
– О! – вздохнула Юлиана. – Ты его видела там, верно? Конечно, ты не могла не видеть! Меня иногда приглашают туда в гости, но это происходит так редко. Я бы хотела бывать там чаще, я бы смогла видеть его и, возможно, говорить с ним… Ты, наверное, разговаривала с ним, ты ведь жила там так долго.
– И что? – пожала плечами я. – У меня было много работы. Мне было не до гостей.
– Но он ведь не гость в этом доме, – шепотом говорила мне Юлиана, – он его хозяин.
– Что? – удивилась я. – Если он хозяин, то я знаю только одного хозяина этого дома, и он достоин своего мерзкого жилища.
– О чем ты говоришь, сестричка? – изумилась Юлиана. – Ведь у Вранцовых так красиво! Настоящий райский уголок! И Альберт всегда так добр, так мил и любезен…
Юлиана закрыла глаза от переизбытка чувств, и мои худшие предположения подтвердились. Альберт! Ну и что в нем может привлекать? Бесконечная ложь, лицемерие?
– Юлиана, ангелочек, – взмолилась я, вопреки своим обещаниям быть суровой и строгой. – Ты совсем не знаешь, каков Альберт на самом деле. Тебе с твоей чистотой, добротой, искренностью следовало бы обратить внимание на кого-нибудь, более достойного, нежели этот подлый Альберт.
– Нет, – девочка упрямо покачала головой, и лицо ее после моих слов омрачилось. – Что будет с приглашением?
Я тихонько вздохнула, досадуя на наивность моей кузины.
– Не пойду. Я не хочу их больше видеть.
– Но ты могла бы пойти. Кристин, помнишь, ты как-то сказала, что хочешь снова попасть в высший свет? Так вот, Вранцовы и есть этот высший свет здесь, поэтому ты должна пойти. Наденешь свое новое голубое платье?
– Нет, я уже сказала, что не буду носить подобные вещи.
– Но ты такая красивая в нем, – ехидная улыбочка на лице Юлианы становилась все шире. – Разве тебе не хочется быть королевой на этом празднике?
– Кто сказал, что я вообще туда пойду! – возмутилась я.
Юлиана прыснула и лукаво сверкнула на меня глазами. Этакий бесенок! А я еще зову ее ангелочком!
Обречено вздохнув, я скорчила недовольную гримасу и закатила глаза.
– Хорошо, – сказала, успокоившись, моя кузина. – В конце концов, дома всегда лучше, чем где-то.
– Ха! Ну уж нет, – я скрестила руки на груди и гордо вздернула подбородок. – Вероятно, Вранцовы устроили мне ловушку, но я в любом случае их обыграю. Посмотрим, посмотрим…
Юлиана тихонько рассмеялась, и я, бросив на девочку сердитый взгляд, сказала:
– Если тебе так весело все это слышать, сделай одолжение – пойди со мной. Я ведь имею право на сопровождающего. И потом, мой дядя, как я понимаю, тоже приглашен.
– Ты, правда, возьмешь меня с собой? – переспросила Юлиана, бледнея не то от радости, не то от страха.
– Конечно, – я сделала театральный жест рукой и великодушно кивнула.
– Благодарю тебя, – Юлиана упала бы к моим ногам, если бы я вовремя не вскочила и не выставила ее из своей комнаты, быстро и крепко обняв напоследок.
Потом я выключила свет и, сидя в кромешной тьме на кровати, размышляла о приглашении. Я знала ничего хорошего из этого не выйдет: Вранцовы ненавидят меня, а я – их. Однако на празднике будут и другие гости, возможно, они спасут ситуацию…
Я надеялась на лучшее, но неприятное чувство необъяснимой тревоги не покидало меня, и, засыпая, я начала понимать, что Вранцовы со своим приглашением тут, в сущности, ни при чем…
Глава 10
– Бабушка! – в отчаянии крикнула Юлиана, переворачивая вверх дном весь свой гардероб. – Бабушка, где мои чулки?
– Откуда мне знать, – послышался удивленный голос с первого этажа, где гремели посуда и ведра.
Кристин развалилась в мягком кресле в комнате Юлианы и с улыбкой сытой кошки наблюдала за беготней своей кузины. В этот вечер девочки должны были отправиться к Вранцовым, и Кристин приготовилась к этому за час до выхода, что не составила большого труда для девочки: ее новое голубое платье и все необходимое к нему были аккуратно убраны в шкаф, и их не пришлось тщетно искать по всему дому – что и произошло с вещами Юлианы.
Бабушка Алина всегда заботилась об одежде своей подопечной и прибиралась в комнате девочки, чем напоминала Кристин ее евпаторийскую няню Марту, но Юлиана была так неряшлива и невнимательна, что все ее вещи непременно «куда-то» девались и терялись так, что их приходилось часами искать везде, где можно.
Вот почему перед намеченным визитом к Вранцовым Кристин чуть не умерла от смеха, став случайным свидетелем сборов Юлианы. Полчаса думали, в чем девочка пойдет, и решили, что это будет розовое муслиновое платье с бантиками. Все следующие полчаса его отчаянно искали во всех имеющихся шкафах в доме, заглянули даже на чердак, прежде чем был замечен ворох розовой фаты под кроватью в комнате Юлианы. Муслиновое платье наконец было извлечено на свет! Пришлось немало потрудиться, чтобы привести пыльное платье в порядок и вернуть ему достойный вид. Юлиана принарядилась, но тут пришлось искать для нее разные ленточки, перчатки, чулочки и туфли. Бабушка Алина сбилась с ног в поисках всего этого, а Юлиана в истерике металась и ныла, что, если все нужное не найдется, она не сможет пойти к Вранцовым и не увидит своего драгоценного Альберта.
Вся эта суетливая беготня и взволнованные крики заставляли Кристин почувствовать неповторимый домашний уют, отчего где-то в груди девочки словно бы затеплился маленький огонек и стало приятно покалывать. Когда-то и сама Кристин маленькой девочкой так же суетилась и бегала по дому вместе с матерью в предвкушении очередного приема или пикника, но все это имело для девочки немного другое значение, нежели нынешние сборы и приготовления обитателей дома Юлианы. В евпаторийском доме семейства Рамбаль-Коше всегда был порядок, пусть кое-где и относительный, но он был. Все вещи знали свои места, поэтому сборы не вызывали у обитателей этого дома такой паники, какая случилась в доме Юлианы, потому что о порядке здесь и не слышали никогда. Конечно же в доме Рамбаль-Коше всегда суетились, готовясь к веселью, но это делалось ради удовольствия и ради поднятия праздничного настроения, ведь так приятно спешить куда-то, что-то искать в ожидании праздника…
– Сестричка, ты не видела моих туфель? – с жаром жестикулируя, спросила Юлиана. – Ага, вот одна уже нашлась, – обрадовалась девочка, извлекая розовый башмачок из-под кресла, в котором сидела Кристин. – А где же вторая? Право, эти туфли – одна морока. Не проще ли ходить босиком? Я и свои чулки не могу найти… Куда подевались ленты для волос? Я ведь только что их видела на столе! Ох, где же вторая туфелька? Перчатки! Невероятно, я нашла их наконец, – она извлекла пару белых перчаток из ящика стола.
Кристин давилась смехом: она прекрасно видела розовую туфельку, лежащую возле корзины для мусора в углу. От взгляда Герцогини не ускользнули и белые капроновые чулочки Юлианы, торчащие из-под краешка яркого ковра на полу, и розовые ленты, впихнутые в спешке под подушку кровати. Но Кристин не спешила указать Юлиане на ее вещи, заставляя «перерывать» всю комнату. Герцогиня забавлялась, смеясь, однако, когда было уже пора выходить, девочка помогла кузине разыскать все вещи и, окончательно собравшись, Юлиана смогла наконец сама спокойно вздохнуть и дать продохнуть обеспокоенной бабушке Алине.
Девочки ободряюще улыбнулись друг другу и поспешили на улицу, где их ждал роскошный роллс-ройс, чтобы довезти до дома Вранцовых.
Вечер был тихим и удивительно приятным. Было начало августа, и порой удушающую летнюю жару по вечерам сменял пронизывающий ветер, однако в этот день погода стояла сухая и теплая.
Кристин с тоской посмотрела на золотистые солнечные лучи, медленно ползущие по верхушкам деревьев и крышам домов: какой, должно быть, сегодня красивый закат! Как нестерпимо вдруг хотелось к морю, откуда веяло прохладой и где можно было спокойно посидеть, пустившись в наблюдения и размышления. Если бы всегда можно было бы видеть море и небо, и солнце, и цветы, а не ездить к Вранцовым и зря терять время среди никчемной роскоши и лживо приветливых лиц хозяев и гостей.
Герцогиня обреченно вздохнула и, созерцая безмятежность улиц, погрузилась в воспоминания о раннем детстве, когда все было куда более просто, чем сейчас.
– Вот, наконец, – затараторила в волнении Юлиана, когда роллс-ройс затормозил возле ворот дома Вранцовых.
Кристин с тревогой оглядела освещенный роскошный дом, вспомнив свои чувства в то время, когда она впервые увидела этот сотканный из притворства особняк. Что в нем такого тревожащего? Что так пугает Кристин? Вранцовы всегда были корыстолюбивы и эгоистичны, их ничто не исправит, стоит ли волноваться из-за них? И все же в этот вечер в этом доме присутствовало что-то, что бередило душу Герцогини, заставляя ее беспричинно нервничать.
– Идем же, идем, – торопилась Юлиана, ведя за собой серьезную Кристин по уложенной плитками дорожке мимо зеленый газончиков и клумб с пестрыми цветами. – Идем, не бойся, сестричка. Ты хотела уничтожить ненависть, помнишь? Пусть это будет твой первый шаг к примирению. Поспешим.
Девочки наконец-то вошли в дом, и все семейство Вранцовых высыпало их встречать. На мгновение сердитый взгляд непреклонной Кристин столкнулся с хищным взглядом Анжелы, но та тут же приветливо заулыбалась и завертела головой, избегая смотреть на Кристин. Герцогиня с интересом оглядела каждого из детей Вранцовых с ног до головы, задерживая взгляд на их лицах.
Лиза была напряжена в бежевое атласное платье, вышитое замысловатым орнаментом. Лицо девочки было неестественно бледно, а грустные глаза упорно избегали встречи с повеселевшими глазами Кристин. Лиза пробормотала несколько слов в качестве приветствия и виновато отошла в сторону. Сразу после этого к Герцогине подскочили близняшки, радостно улыбаясь и выражая свой восторг. Мария как всегда была гораздо расторопнее и активнее сестры. Ксения говорила мало, стараясь не докучать Кристин, но зато пылающие щечки девочки и ее светящийся взор были вполне красноречивы и понятны.
Поболтав с малышками, Кристин в ожидании повернулась к Альберту, все это время не сводившего с нее глаз. Юноша не улыбался, как все, он неуверенно мелкими шагами приблизился к Герцогине и, с благоговением взяв ее руку в перчатке, сказал почти шепотом:
– Вы очаровательны, Кристин. Я сейчас понимаю, как ошибался. Я не умоляю вас о прощении – я его не заслуживаю. Но вы… Вы прекрасны! Я ругаю себя за то, что был так слеп и столько времени потратил впустую. Вы неотразимы, Герцогиня.
Затем Альберт, поцеловал ручку Кристин, так – чуть коснулся губами, считая себя недостойным на большее.
Лиза от удивления даже раскрыла рот: невероятно, но ее брат сейчас был искренен как никогда. Брови Кристин тоже от изумления поползли вверх, а коралловый ротик расплылся в довольной улыбке: давно девочка не видела подобной галантности.
– Позвольте представить вам, Альберт, мою кузину, – поспешно произнесла Герцогиня, заметив огорченное лицо Юлианы, топчущейся в углу. – Юлиана, подойди сюда, пожалуйста.
Смущенная и обрадованная Юлиана робко приблизилась к кузине, не смея поднять головы.
– Да ведь мы знакомы, – удивился Альберт, здороваясь с девочкой. – Вы, Юлиана, меня разве не помните? Мы же виделись пару месяцев назад.
– Я помню, помню, – заверила его Юлиана, и краснея, и бледнея одновременно.
– Пойдемте в гостиную, – воскликнула вдруг Мария. – Что мы здесь толпимся? Кристин, я хочу сыграть тебе этюд. Я его на прошлой неделе выучила. А Ксения хочет научить тебя новой карточной игре.
– Хорошо-хорошо, – засмеялась Кристин, беря под руку свою сконфуженную кузину. – Я пойду, если Лиза согласится составить мне компанию. Право, это досадно, даже обидно находится здесь без внимания хозяйки.
Лиза испуганно подняла свои грустные темные глаза на Герцогиню, и в них отразились непонимание и надежда. Девочка согласно кивнула и присоединилась к Кристин, Юлиане и сестрам. Альберт любезно провел девочек в переполненную гостиную и, извинившись, куда-то отлучился. Кристин с лукавой улыбкой на лице оперлась на черный рояль, стоящий посреди гостиной, вслушиваясь в игру Марии и наблюдая за гостями.
Ксения расположилась рядом на диванчике, закрываясь веером карт и объясняя что-то севшей здесь же Юлиане, а Лиза встала позади Кристин, ожидая каких-нибудь распоряжений от нее и представляя ее подходившим гостям.
Герцогиня необыкновенно оживилась, получая столько внимание от гостей: ежеминутно кто-нибудь подходил и, учтиво кивая головой, говорил девочке комплименты.
Все шло на удивление хорошо, пока на глаза Кристин не попался один субъект, не спешивший засвидетельствовать свое почтение той, ради которой был устроен весь этот прием. Он выделялся из толпы, благодаря своему серьезному задумчивому виду. Кристин без труда узнала его, и все веселье вмиг улетучилось.
– О нет! Нет, – заметалась возле рояля девочка, старательно пряча свое побледневшее испуганное лицо. – Что он здесь делает?
– Что с тобой, Кристин? – забеспокоилась Лиза, заботливо беря Герцогиню за руку.
– Я должна срочно уехать, Лиза. Срочно! Пока не случилось чего-нибудь непредвиденного и ужасного для всех нас.
– Что ты, что ты, – испугалась Лиза, вытаращив глаза на гостью. – Это невозможно, чтобы ты покинула нас сейчас. Разумеется, мы не вправе удерживать тебя, но, Кристин, прошу тебя, останься. Останься!
– Не могу, – жалобно пискнула девочка, косясь в сторону напугавшего ее гостя.
– Но почему же? Что так повлияло на тебя? Тебе не нравится праздник?
– Нет, дело не в этом. Ох, кажется, он заметил меня. Куда бежать? – затряслась в ужасе Кристин.
– О ком ты, Кристин? – все больше и больше изумлялась Лиза, растерянно глядя на гостей.
– Видишь того блондина с бокалом в руке, франта, который стоит, опершись на камин?
– Да, вижу. Это лучший друг моего брата. Луис Хэлланд.
– О, больше никогда не произноси это имя при мне, – содрогнулась Кристин. – Ты меня убьешь.
– Боже, какие глупости ты говоришь, Кристин. Он замечательный, уверяю тебя. Я с детства знаю его и всегда любила, как хорошего друга и самого образованного человека, которого я когда-либо встречала.
– Нет, здесь, должно быть, какая-то ошибка. Ты заблуждаешься, Лиза. Он опасен.
– Ну что ты! Какая нелепость – опасен! Он полезен, а не опасен. Смотри, Альберт направляется к нему, сейчас приведет его сюда к нам, и ты убедишься сама в том, что я права.
– Что? – в ужасе ухватилась за спинку ближайшего стула Кристин. – Они идут сюда? О нет, и, правда, идут. Альберт, что, не в своем уме – ведет его сюда? Он же увидит меня.
– Успокойся, Кристин. Луис, как и мой брат, будет восхищен тобой, – Лиза ласково погладила Герцогиню по плечу.
Кристин не видела ничего вокруг себя, кроме Луиса, идущего вслед за Альбертом к ней. Девочку то бросало в жар, то знобило. Сердце колотилось, казалось, быстрее, чем у загнанной лани, и его лихорадочный стук отдавался у Кристин в голове. Ладони девочки сильно вспотели, а руки дрожали.
Кристин быстро вернулась к роялю и взволнованно дрожащими пересохшими губами произнесла:
– Мария, играй, играй еще этюды и громче, умоляю тебя, как можно громче! Ксения, прошу тебя, говори, говори!
– Что говорить? – не поняла девочка.
– Что угодно: считай карты, называй масти, расскажи какую-нибудь историю… А ты, Юлиана, ангелочек, смейся, погромче, и шуми побольше! Лиза, Лиза, встань рядом, сюда… Я так увереннее себя чувствую… Играй, играй, Мария!
Лиза непонимающе глядела на то, что сделала Кристин: уголок возле рояля стал самым шумным в гостиной, а она была небольшая. Мария играла какой-то унылый этюд, выколачивая каждую ноту и прерывая мажорный лад произведения громкими минорными аккордами, причем девочка постоянно ошибалась и путала ноты, вследствие чего весь этюд превратился в невыносимую оглушающую какофонию. Ксения, крича, с жаром что-то доказывала Юлиане, а та так громко заливисто смеялась, что Лизе захотелось смеяться вместе с ней.
Кристин явным удовольствием слушала весь этот шум и гам, радостно улыбаясь Альберту, зажимавшему в ужасе уши руками.
– Что здесь происходит? – возмутился юноша, испепеляя Лизу сердитым взглядом. – Ксения! Мария! Никто меня не слышит! Что здесь происходит?
– Ничего, что могло бы огорчить меня, – кокетливо поводя плечами, отвечала Кристин под недоуменным взглядом Лизы.
– Что же, – смутился Альберт, – Значит, вы довольны, Герцогиня? Вам весело?
– Да, благодарю вас, я довольна. Все прекрасно.
– Я рад слышать это. Я хотел бы представить вам моего лучшего друга. Позволите?
– Да, конечно. Буду рада узнать того, с кем вы меня сравнивали в тот вечер в библиотеке, когда я выбрала книгу Джека Лондона. Вы помните это, Альберт?
– Что? – озадачился юноша, краснея от смущения. – Ах да, я помню тот вечер, но я предпочел бы забыть его. Я вел себя ужасно тогда.
– Да, не более того, – ехидно усмехнулась Кристин, поправляя свои золотистые локоны. – Бывали дни, когда вы вели себя хуже.
Альберт не нашелся, что ответить, лишь еще больше покраснел и обернулся к другу.
– Кристин, это мой друг Луис. Луис, это Кристин.
Кристин собрала в себе все силы и заставила себя поднять голову и взглянуть на Луиса. Его лицо было невозмутимым, в глазах светились привычное равнодушие и холодность, но Кристин могла бы поклясться, что он ее узнал. Они вежливо наклонили головы друг перед другом и довольно сухо поздоровались, пожав друг другу руки. Кристин внезапно успокоилась, ей снова стало весело: такая неожиданная встреча! Однако девочка постаралась как можно меньше касаться руки Луиса при пожатии, поэтому оно получилось каким-то неестественным и неуклюжим. Луис даже не пытался удержать выскальзывающие пальцы Кристин.
– Думаю, вы станете добрыми друзьями с Герцогиней, Луис, – сказала, задорно улыбаясь, Лиза.
«Мечтать не вредно», – быстро подумала Кристин, едва заметно вздыхая.
– Думаю, станем, – съязвил Луис, – при условии, что я сейчас удалюсь и постараюсь попадаться на глаза Герцогине как можно меньше.
Альберт удивленно открыл рот, собираясь что-то сказать, но неправильно взятый Марией аккорд заставил юношу промолчать и кинуться к младшей сестре.
– Мария! Ты с ума сошла? – возмутился он, размахивая руками. – Что ты так отвратительно играешь? Ксения, ты что так орешь? Совсем уже разучились себя прилично вести… Юлиана, вы…
Он так и не досказал замечание Юлиане, потому что девочка смотрела на него восторженным взглядом и молчала. Не к чему было придраться. Альберт обернулся к Кристин, Лизе и Луису. Последний еще немного поговорил с Лизой, пристально изучая при этом лицо Кристин, и, откланявшись перед обеими девочками, удалился. Альберт последовал его примеру.
– Так, – сказала Лиза, поворачиваясь к Кристин. – Все в порядке?
– Да, в полном порядке, – пожала плечами Герцогиня. – Что ты на меня так подозрительно и странно смотришь?
– Мне кажется, ты и раньше была знакома с Луисом, не так ли?
– Да, именно поэтому нам и не нужно было встречаться сегодня. Мне с ним вообще лучше не встречаться. Но раз уж он здесь, я хочу с ним поговорить наедине.
– Хм! Я всегда чувствовала, что в твоей жизни уйма тайн, которых мне лучше не знать.
– Да, ты права, Лиза. Так будет лучше. Ты случайно не видела, куда он направился?
– На веранду. Вон там дверь, – Лиза махнула рукой, проводив Кристин, и со вздохом покачала головой, глядя девочке вслед.
Ах, как бы ей хотелось, чтобы Кристин доверяла ей, но, увы…
Лиза мысленно приободрила себя и, вернувшись к роялю, поманила пальчиком Юлиану. От Лизы не укрылся влюбленный взгляд девочки и, поняв, что Кристин все это одобряет, старшая из девочек Вранцовых решила помочь кузине Герцогини. Взяв Юлиану за руку и развлекая ее беседой, Лиза незаметно направилась с девочкой к своему брату, скучавшему в столовой в одиночестве.
Глава 11
Луис стоял спиной к входу и задумчиво глядел в окно, когда я вошла на веранду. Он не обернулся на мои шаги, словно не услышал их, но я была почти уверена, что вот так озадаченно глядя на сад, Луис думал обо мне и, оставаясь в одиночестве, ждал меня.
И, тем не менее, мне пришлось подойти к нему совсем близко, прежде чем он обернулся. Его серые туманные глаза тут же в упор уставились на меня. Луис был спокоен, невозмутим, даже равнодушен. Казалось, он не испытывает ничего в то время, как я чувствую, что вот-вот упаду в обморок от его гипнотизирующего взгляда.
– Вы меня, несомненно, узнали? – удалось мне выдавить из себя каким-то тихим жалким голоском.
– Ха! – усмехнулся он. – Вы допускаете, что ваши изумрудные глаза можно забыть? Думаю, всякого, кому доведется увидеть вас, воспоминания о ваших удивительных глазах буду преследовать всю жизнь.
– Если вы меня помните, тогда почему себя так странно ведете? Я вас чем-то обидела?
Луис сверлил меня своим флегматичным взглядом. Он словно бы что-то пытался найти во мне, но не находил, и я старалась не поддаваться на его уловки.
– Вы, дорогая Кристин, – говорил он, принимая надменный вид, – ведете себя не менее странно, более того у вас появилась привычка задавать бессмысленные, глупые вопросы, абсолютно не требующие ответа.
– Вот как? Я в состоянии объяснить такое недоразумение, если вы его усмотрели, но прошу вас, не приписывайте мне привычек, которых у меня нет. Я задаю вам подобные вопросы для того, чтобы составить полное впечатление о вас. Мы с вами давно не виделись…
– Так было лучше для нас обоих, – прервал меня Луис, видно, не желая слушать мои объяснения. – Я попросил бы вас не судить меня, ибо это бесполезно. Вам необходимо понять только одно: я вас ненавижу. И все отношения между нами следует прекратить.
Все это было сказано таким холодным категорическим тоном, что я почувствовала смертельную обиду и во мне начала закипать злость. Я уже собиралась высказать этому глупцу все, что я о нем думаю, но тут мне вспомнились слова Юлианы о том, что этот праздник должен стать моим первым шагом к примирению и что я должна убить ненависть в сердцах избранных мною людей, чтобы самой от нее избавиться… Я успокоилась.
– Луис, думаю, у меня есть полное право знать причины, толкающие вас отвергать меня таким малоприятным образом. Скажите мне.
– Судьба свела нас впервые не при самых удобных обстоятельствах, – довольно дерзко отвечал Луис. – Наши пути вообще скрестились из-за ненависти и ради ненависти. Вы станете это отрицать?
– Откуда вам знать, стану ли? Я не верю ни единому вашему слову, Луис. Вы уподобляетесь этим обманщикам Вранцовым, говоря о ненависти, которой нет и не должно быть.
– Вы не верите, что я ненавижу вас? – искренне удивился юноша.
Впервые за время этой беседы равнодушие оставило его. Я отрицательно покачала головой в ответ на его вопрос.
– Невероятно! – воскликнул на это он.
– Что же в этом невероятного? – поинтересовалась я. – У вас нет причин ненавидеть меня, и потом мы с вами едва знакомы.
– Вы повинны в смерти моей матери, точнее ваш отец, – бесстрастно сказал Луис.
– Эту мысль вам внушил ваш отец, это ложь и не повод к ненависти.
– С какой стати это ложь? – возмутился юноша.
– У вас есть неоспоримые доказательства, что это правда? – я насмешливо подняла брови. – По всей видимости, нет.
– Я верю своему отцу, – отрезал Луис, начиная выходить из себя. – Вам не удастся настроить меня против него.
– Я и не собираюсь, – пожала плечами я. – Мне бы хотелось устранить все недоразумения между нами. Вы не можете ненавидеть меня, так как я ни в чем не виновата перед вами и не испытываю ненависти к вам, потому что и на вас не лежит никакой вины.
– Логично, – согласился Луис. – Но мой отец…
– Он здесь в городе? – встревожилась я.
– Нет, не беспокойтесь. Вряд ли он здесь когда-либо появится. Для вас нет никакой опасности, – язвительно заключил мой собеседник.
– Если вы не пожелаете ее мне создать, – парировала я.
– Вы считаете меня подлецом? – оскорбился Луис, поворачиваясь ко мне спиной.
– А вы считаете меня виноватой в смерти вашей матери? – я так же отвернулась от него.
Юноша тут же развернулся и вперил в меня строгий взгляд.
– Очень остроумно, – мрачно констатировал он. – Я говорю с вами о серьезных вещах, а вы веселитесь и острите.
– Умеренное чувство юмора не мешает, – сказала я, намереваясь окончить беседу и уйти.
– Куда вы, – встрепенулся младший Хэлланд и преградил мне путь.
– Туда, где можно вести более приятный беседы, – рассерженно ответила я, и, обойдя неприветливого Луиса, решительно направилась к дверям, где на меня налетела смеющаяся Лиза.
– А вот вы где, – воскликнула она. – А я вас повсюду ищу. Не хотите ли мороженого? Приглашаю к столу.
– Да, Лиза, – согласилась я, желая поскорее покинуть разочаровавшего Луиса.
– Я тоже не откажусь, – к моему удивлению сказал юноша и приблизился к нам.
Лиза улыбнулась и повела нас в украшенную столовую, где все уже собрались. Луис не надоедал мне своим присутствием и не докучал разговорами.
Альберт изъявил желание сидеть со мной рядом, и я согласилась при условии, что Юлиана сядет по его другую руку. Следом за моей кузиной сидел Луис, так что он был достаточно далеко от меня, чтобы досаждать, чего он в принципе, я думаю, не хотел.
Лиза тоже села рядом со мной, подобно брату, и стала предлагать мне разные вкусности. Близняшки расположились напротив и не сводили с меня счастливых глаз.
Только сейчас, глядя на увлеченно беседующих Луиса и Альберта, я подумала, какие же они разные. Что может связывать их, ведь они считаются лучшими друзьями?
Альберт все время суетится, стараясь не уронить себя в глазах других и казаться внимательным, а на самом деле ему не до чего нет дела, и всякие волнения его сильно утомляют. Вранцов неимоверно ленив, в отличие от деятельного Луиса. Возможно, это странно звучит, учитывая всегдашние хладнокровие и флегматичность этого человека, но Луис и вправду никогда не бездельничал. Его жизнь, я уверена, была полна смысла. В одиночестве, он, несомненно, трудился, а на таких вот приемах занимал себя размышлениями. Если Альберт лишь изображал любезность и внимание, то Луис притворялся равнодушным. Однако от него ничего не ускользало. Луис замечал малейшие изменения и, частенько наблюдая за людьми, тренировал свой мозг анализом фактов и логическими выводами. Альберт же предпочитал не утруждать себя ни умственной, ни физической нагрузкой, и старался вообще не напрягаться.
Лиза Вранцова казалась такой же, как и ее брат: ленивой и несерьезной лицемеркой. Но, наблюдая за ней, я поняла, что она полная противоположность Альберту и скорее похожа на Луиса. Большей частью времени Лиза была спокойна и безмятежна, казалось, она все время отдыхает от всего, даже от жизни, но на самом деле, мозг девочки неустанно трудился. Редко можно было увидеть Лизу без книги в руках. Раньше я считала, что все это только для вида, но после поняла, какое большое значение имеют для Лизы книги и что чтение – это самое любимое ее занятие, ведь именно оно не давало девочке уподобляться ее корыстолюбивой бабушке и бездельнику брату. Лиза являла собой хороший пример младшей сестре Ксении, которая уже в раннем возрасте проявляла хорошие способности и блистала эрудицией в отличие от своей близняшки-сестры Марии, мысли которой перескакивали с одного предмета на другой, нисколько не занимая ее.
Какое-то время я напряженно вглядывалась в лица, окружавших меня детей. Мелькнуло счастливое раскрасневшееся личико Юлианы, а затем добрая растроганная улыбка Луиса, предназначенная девочке. Альберт недовольно сдвинул брови, сетуя на что-то, и тут же расплылся в угодливой улыбке, заметив мой внимательный взгляд. Мне ничего не оставалось, как премило улыбнуться ему в ответ.
В целом мне даже стало казаться, что этот вечер и этот праздник прошли не зря. Я не знала, что именно изменилось за это короткое время, но остро чувствовала эту неожиданную перемену. Во мне словно проснулись новые силы. Я улыбалась, глядя на свое окружение, и знала наверняка: победа будет за мной.
Глава 12
На выходные Кристин и Юлиана опять уехали в поместье дяди Артура. Как и в прошлый раз Кристин встречали с распростертыми объятиями, а к Юлиане отнеслись холодно и враждебно. Можно было подумать, что любовь дяди Артура к племяннице была неискренней, раз он поступал так бесчеловечно со своей дочерью, но Артур действительно почти по-отцовски любил Герцогиню, так же сильно как когда-то любил Этьена и свою красавицу-сестру Джозефину. Кристин всей душой чувствовала эту любовь и никак не могла понять, почему же Артур отвергает Юлиану. Майя, конечно же, тоже не жаловала несчастную девочку, но ведь Кристин-то ей понравилась, и женщина неплохо ладила с ней. Неужели Юлиана не достойна любви или хотя бы уважения?
Герцогиня всячески старалась сблизить Артура и Юлиану, но мужчина оставался непреклонным в своем решении ненавидеть якобы виноватого ребенка, а Юлиана, чувствуя свою «вину», о которой она даже не знала, и сама желала, чтобы ее ненавидели, лишь бы вокруг все были счастливы, особенно ее сестричка Кристин.
– Разве ты не против ненависти? – возмутилась как-то Герцогиня, запутавшись в своих стремлениях.
– Ненависть не так страшна, – объяснила Юлиана, грустно улыбаясь, – если она не приносит вреда.
– Что-что? – изумилась Кристин. – Ненависть сама по себе вред!
– В моем случае нет. Я бы хотела, чтобы меня любили, но если это невозможно… Мой папа ненавидит меня, но это не вредит мне. Я живу счастливо: у меня есть дом, который я очень люблю. Не все люди хотят быть вольными птицами, как ты, чтобы купаться в лучах могущества и славы. Мы разные, Кристин, но я знаю, что нужно тебе, а что – мне.
Кристин не удивилась очередному мудреному монологу Юлианы. Возможно, девочка сама не понимала до конца своих рассуждений, но она говорила от всего сердца и наталкивала других на размышления.
– Я ведь тоже борец, – заявила совершенно неожиданно Юлиана с какой-то обидой в голосе. – Но я борюсь не за свободу, как ты, Кристин. Зачем она нужна, если не знаешь, что с ней делать? Моя борьба направлена на очищение мира. Я хочу сделать его красивым для каждого.
– Это невозможно, – покачала головой Кристин. – Зачем тебе это?
– Знаешь, как здорово любить то, что окружает тебя, любить людей…
– Но ведь зло нельзя любить!
– Да, и поэтому важно превратить то, что тебя окружает в добро. Ради любви. Ведь нет ничего прекраснее любви!
– Да-да, – Кристин улыбнулась, зачаровано следя за лучистыми глазами Юлианы.
Кристин вдруг почувствовала истину где-то рядом, совсем близко. Что-то дрогнуло в сердце девочки, и мир, казалось, засиял ярче радуги.
В воскресенье вечером Кристин решила покататься верхом вместе с Майей и узнала ошеломляющую подробность о соседях. Всадницы премило болтали о мелочах, украдкой улыбаясь друг другу и успевая указывать на прелести местного ландшафта. Неожиданно где-то поблизости раздался топот копыт другой лошади, и мимо Кристин промчался всадник, чья фигура показалась Герцогине знакомой.
– Кто это был? – как бы невзначай поинтересовалась девочка.
– Ты его не знаешь? – удивилась Майя. – Его поместье расположено по соседству. Неплохо иметь уже в пятнадцать лет свое собственное поместье, правда?
– Да, но кто он? – настаивала Кристин.
– Луис Хэлланд.
Кристин так резко дернула поводья, что лошадь встала на дыбы, и девочка, чудом удержавшись, не упала. Целых две минуты Герцогиня молчала, открыв рот, словно рыба.
– Лу.. Луис? – пробормотала она наконец, заметив озадаченное выражение лица Майи и ее подозрительные глаза.
– Значит, ты его знаешь? – догадалась женщина, многозначно улыбаясь. – Вы знакомы?
– Да, – прошептала девочка, пряча глаза.
– Какие у тебя связи, – съехидничала Майя. – Луис Хэлланд – король здешнего высшего общества.
– Что? – рассмеялась Кристин. – Он король? – лицо девочки посерьезнело. – Впрочем… вполне возможно.
Герцогиня капризно тряхнула головой, желая избавиться от неприятных воспоминаний. Всадницы очаровательно улыбнулись друг другу, и, как ни в чем не бывало, продолжили свою прогулку. На следующее утро Герцогиня уехала в Анапу.
Прошло две недели, прежде чем Кристин вновь посетила полюбившееся поместье. Но к ее разочарованию Артур был занят на конюшнях, Майю пригласили в гости в соседнее поместье, Юлиана тоже куда-то бесследно исчезла, и в результате Кристин осталась в одиночестве.
Весь день девочка бродила по дому и изучала его. Внутри дом-дворец был таким же роскошным и загадочным, что и снаружи. Всюду, как бывало в евпаторийском доме Кристин, в особняке Артура висели картины импрессионистов. Но Герцогиня знала: ее дядя не понимает и не любит это направление в искусстве. Эти картины внутри дома такая же маска, как и золотистые окна снаружи. Дядя Артур просто хочет быть загадкой для всех, но ведь ему нечего скрывать и не зачем. Особняк был полон странными безделушками, не имеющими значимости для его хозяев.
– Зачем? – дивилась Кристин, переходя от одной вещицы к другой.
Мать девочки Джозефина была такой же доброй и общительной, как Артур, однако в отличие от него не старалась зашифровать себя и создать видимость чего-то. В своем доме женщина держала только то, что любила; все остальное ее раздражало – так и этот «импрессионизм» раздражает Артура, но, тем не менее, он его хранит. Зачем? Может, виной всему Майя? Может, это она любит эти картины и безделушки? Нет, Кристин была точно уверена: Майе не по нраву ничто кроме остросюжетных детективов и зеркала, в котором она может любоваться собой. Этой женщине безразлично внутреннее убранство дома, для нее важен комфорт.
Наконец, к вечеру Кристин надоело слоняться без дела и задавать вопросы тишине. Герцогиня решила проехаться верхом. Лошадь приготовили быстро, и вскоре Кристин наслаждалась вечерней прохладой и красотой зеленых полей и рощ в лучах заходящего солнца. Как сильно любила девочка именно эти часы – время заката. Каким спокойствием дышала природа в это время суток. Кристин решила хорошенько разогнать лошадь и вовсю вкусить удовольствие от верховой езды.
Однако не успела девочка преодолеть и двух километров, как из-за ближайших деревьев слева совершенно неожиданно появился другой мчащийся всадник. Заметив на пути Кристин, он попытался остановить распаленную лошадь, но та не слушалась. Герцогиня мгновенно поняла, что действовать нужно ей. Девочке в самый последний момент удалось повернуть свою лошадь и приостановить ее. Всадник пронесся мимо и, тщетно пытаясь остановить своего коня, случайно зацепил свое стремя за стремя Кристин. Естественно, бедной лошадке девочки не понравилось то, что ее то резко останавливают, то с силой тащат куда-то таким малоприятным образом – за стремя, отчего двигаться приходилось как-то боком. Взбунтовавшись, лошадь Кристин встала на дыбы. Девочка, ничего не понимая, обхватила ее за шею и сжала коленями бока. Коню всадника тоже не понравилась эта неразбериха: чужая лошадь фыркала и кусалась, а хозяин беспощадно пришпоривал его и тянул поводья, отчего мундштук почти рвал губы коня.
Обе лошади понеслись невесть куда, не разбирая дороги и отказываясь подчиняться своим хозяевам. В конце концов, всадники въехали в колючий кустарник и наконец остановились.
Взглянув друг на друга, они воскликнули хором:
– Ты?!
Кристин оказалась в более выгодном положении, и ей удалось слезть с лошади. Почувствовав себя на земле, девочка подняла голову и посмотрела на другого всадника, пытавшегося распутать лошадей и спешиться. Глаза Кристин расширились от удивления и негодования: всадник был не кем иным как Луисом.
– Судьба, – прошептала Герцогиня, отказываясь от каких-либо мыслей и спеша на помощь Луису.
Когда лошади были освобождены, каждый привязал свою к деревьям, расположенным в противоположный сторонах. Затем они развернулись друг к другу и, испепеляя друг друга сердитыми взглядами, продолжали стоять в нерешительности.
– Ты хотела убить меня! – крикнул озлобленный Луис.
– Нет! Что за бред ты несешь? – возмутилась оскорбленная Кристин. – Я бы давно это сделала, если бы хотела. Ты сам нарушил правила: ехал наперерез конной тропе.
– Я делаю то, что хочу! – орал, не слушая, Луис. – Мой отец был прав, предупреждая меня. Ты приносишь зло!
–Вот как, – фыркнула Кристин, не желая терпеть унижения. – Я приношу такое зло, какое приносит твой отец? Разве я занимаюсь темными делами?
– Что ты себе позволяешь? Как ты смеешь?
– А что ты себе позволяешь, Луис? Идешь на поводу у своего отца? Портишь и себя, и окружающий мир? Ты эгоист, Луис, эгоист и негодяй.
– Куда ты? – вдруг испугавшись, юноша побежал за Кристин.
– Я ухожу, – увернулась от его рук девочка. – С тобой невозможно разговаривать. Ты весь в отца. Не трогай меня!
Луис молча отстранился от нее и медленно вернулся к своей лошади. Кристин тоже притихла и остановилась. Луис стоял, прижавшись лбом к стволу дерева.
– Луис, – тихо позвала его Герцогиня.
– Убирайся, – рявкнул он, испытывая угрызения совести из-за собственной грубости. – Убирайся! Я ненавижу тебя! Зачем ты появилась в моей жизни? Тебя ведь не было! Я хочу быть как отец. Зачем ты запрещаешь мне это?
– Луис, послушай…
Юноша резко повернулся и, взмахнув рукой, нечаянно ударил свою лошадь. Та, возмущенно фыркнув, затопала копытами. Это еще больше разозлило и без того разъяренного Луиса. Он выхватил из-под седла хлыст и безжалостно стал бить своего коня.
– Вот тебе, тварь! – в исступлении кричал он. – Как ты смеешь не слушаться меня, когда я приказываю тебе стоять смирно?! Вот тебе! Тварь!
Кристин, не сдержавшись, бросилась к Луису в надежде остановить его. Но юноша сопротивлялся, и попытка Кристин успокоить его переросла в драку. В конце концов, дерущиеся свалились в канаву, что сразу умерило их пыл. Лошади, порвав поводья, убежали.
Луис с трудом поднялся, выбрался из канавы и вытащил оттуда Кристин. Оба опустились на землю уставшие и с ног до головы грязные.
– Луис, – робко начала девочка.
– Что, Кристин?
– Твой отец с тобой?
– Нет, не волнуйся. Это поместье только мое. Он не приедет сюда.
Кристин с облегчением выдохнула. Луис придвинулся к девочке ближе и осторожно коснулся ее ссадин на лбу и подбородке.
– Луис, – взмолилась Кристин, схватив его за руку. – Луис, мы должны все это прекратить. Ненависть не должно быть! Мы погубим себя!
– Отстань, – вскочил юноша, снова начиная злиться. – Твои выдумки опасны. Ты ведь хотела убить меня уже два раза! Я ненавижу тебя!
– За что? Луис, за что? – разрыдалась Кристин.
Луис рывком поднял ее с земли и встряхнул за плечи.
– Так надо, – глаза юноши свернули недобрым блеском, он обреченно вздохнул, и к нему вернулось его привычное равнодушие.
– Нет, – возразила, всхлипывая, Кристин.
– Да, Кристин. Так хочет мой отец – так хочу я.
– Нет, не хочешь. Никогда не хотел! Я знаю!
Лицо Луиса перекосилось от стенаний девочки. Он и так всю жизнь терзался из-за этой необходимости ненавидеть по приказу, а теперь еще и Кристин мучает его своими слезами.
Уже давно стемнело, и ночное спокойствие немного настораживало. В темном небе зажглись первые звездочки. Из-за верхушек деревьев робко выглядывала луна.
– Наши лошади убежали, – сказал Луис, обнимая плачущую Кристин. – Идем, я тебя провожу.
– Нет, я не боюсь темноты, – утерла слезы девочка. – Я сама пойду. В одиночестве…
– Не говори чепухи, – возмутился Луис и крепко взял девочку за руку. – Идем.
Они шли молча, остро ощущая страдания друг друга из-за ненависти, которой не было, и предрассудков, созданных другими. В какой-то момент Луис расслабился и выпустил дрожащую руку Кристин. Девочка не воспротивилась и просто покорно следовала за ним в полутьме. Поняв, что произошло, Луис остановился, обернулся и крепко прижал Кристин к себе.
– Луис, – шепнула ему Герцогиня. – Ты не можешь ко мне плохо относиться. Ты же меня любишь, правда?
– Нет, – ответил он, позволяя ей ласково гладить его щеку. – Это ненависть. Просто ненависть и любовь схожи. Идем.
И они снова шли, храня гробовое молчание и страдая. На прощание возле дома Артура Луис горячо поцеловал Кристин в щеку.
– Поклянись, – приказал он. – Поклянись, что будешь ненавидеть меня, Кристин.
– Не могу, – простонала девочка. – Не могу!
– Тогда иди, – понял юноша, отступив. – Иди. И что бы ни случилось, помни: ты Герцогиня, и ты отказалась ненавидеть меня. Прощай!
И он исчез в ночной мгле, оставив Кристин одну стоять в полутьме и со слезами на глазах умоляюще смотреть в звездное небо.
Глава 13
Мне не спалось, хотя вся Анапа была погружена в темноту. Чудилось, что в каждом углу что-то шуршит и мечется. Слышались чьи-то тихие нервные шаги по дому, музыка с улицы и лай дворовых собак. От бессонницы у меня разболелась голова, и стало казаться, что я схожу с ума. Я действительно стала думать так, когда среди всего этого «тихого» шума различила едва уловимую несмелую игру на скрипке. Эти звуки словно бы доносились с улицы и при этом были в моей голове, но когда стало ясно, что скрипка звучит где-то прямо в доме, я вскочила с постели как ошпаренная и босиком выбежала в коридор. Ничто не нарушало покоя дома, кроме этой робкой мелодии. Вслушиваясь в звуки, я неуверенно шла по коридору и старалась ни о чем не думать, оставаясь в полусонном состоянии. Однако когда я поняла, что музыка исходит из комнаты Юлианы, сон сняло как рукой. Одним рывком открыв дверь, я ворвалась в полутемную комнату и увидела Юлиану, стоящей в центре и играющей на скрипке.
– Я не знала, что ты умеешь играть, – сказала я, делая вид, что зеваю.
Юлиана молчала. Ее лицо бывшее минуту назад таким одухотворенным, теперь стало бледным и напряженным. Странно, но, похоже, она испугалась меня.
– Отчего ты играешь ночью, когда все спят, а не днем? – поинтересовалась я, довольно нахально садясь в кресло.
Не знаю, отчего меня вдруг вновь стала пробирать уже давно забытая злость, и хотелось быть дерзкой.
– Я тебя разбудила? Прости, – произнесла Юлиана каким-то жалким неестественным голоском. – Обычно никто не слышит моей игры, но ты спишь очень чутко. Мне жаль, что так вышло.
Губы девочки дрожали, в глазах стоял необъяснимый страх. Казалось, она вот-вот заплачем.
– Что с тобой? – встревожилась я, подавшись вперед.
– Ничего, я так, – Юлиана все же не выдержала и разрыдалась. – Мне нельзя играть на скрипке!
– Нельзя? – изумилась я, подозрительно хмурясь. – Почему?
– Моя мама была профессионалом, – в слезах объясняла девочка. – Она играла лучше всех. Мой папа очень любил ее слушать. А когда она умерла, мне захотелось быть как она, и я, взяв в руки мамину скрипку, стала учиться играть. А однажды мой папа это увидел. Я думала, он обрадуется, но он разъярился: закричал, вырвал скрипку из моих рук и зашвырнул ее в шкаф, сказав, что если я еще когда-нибудь сделаю это снова, то есть начну играть, он разобьет, сломает скрипку раз и навсегда.
– Я не могу поверить! – возмущению моему не было границ. – Запретить тебе развивать свой талант! Какой ужас! Ну почему в мире так много «Хэлландов»?
– Хэлланд? – удивилась в свою очередь Юлиана. – Кажется, я где-то видела это имя… Нет, я уверена, ты имела в виду не Луиса, – предупредила девочка мой протест. – Да, я вспомнила. Я видела его на бумагах.
Она стала рыться в шкафу, обеспокоено ища что-то.
– Ну где же, где же… – бормотала девочка. – Это должно быть где-то здесь. Я сама клала. Вот, нашла!
Юлиана протянула мне какие-то бумаги, но я отказалась их взять.
– Это какие-то документы, важные для тебя. Помнишь, в нашу первую встречу ты спрашивала меня о них? Я тогда нашла их в твоей одежде и спрятала, а потом забыла отдать. Думала, они не понадобятся тебе. Раз ты решила избавиться от это ненависти… Но сейчас ты произнесла имя этого человека… Ты все еще думаешь о нем? Значит, эти документы могут пригодиться тебе. Возьми! Здесь подпись – Хэлланд.
Я порывисто выхватила бумаги из рук Юлианы и хотела порвать их, но что-то остановило меня. Я задумчиво повела рукой по чуть шероховатой бумаге, по буквам, не сводя глаз с размашистого «Хэлланд». Нужно было увезти эти документы в поместье и спрятать. Срочно.
Когда оцепенение оставило меня, я встала и направилась к выходу, бросив на ходу:
– Поговорю с твоим отцом, Юлиана. Ты будешь играть на скрипке.
– Нет! – воскликнула девочка, упав передо мной на колени. – Он заберет скрипку насовсем, и я даже не смогу любоваться ею. Прошу тебя, ничего не говори ему.
– Хватит, Юлиана, встань! – властно подняла я плачущего ребенка. – Если с твоей скрипкой что-то случится, я куплю тебе новую. Я не понимаю тебя! Когда я чего-то хочу, мне безразличны люди и их предрассудки. Как ты можешь думать о них после всего, что они с тобой сделали?
– Я люблю их, я всех люблю… – плакала Юлиана. – Нет ничего дороже людей. Никакая скрипка не заменит человека…
– Абсурд, – холодно прервала ее я. – Раз ты не заинтересована в своем таланте, я постараюсь вызвать в тебе этот интерес. Тебе лучше играть, как твоя мама, а не думать о людях, об этих беспощадных бездушных созданиях… гнев твоего папочки падет на меня, так что не волнуйся. Я знаю, что делать. Спокойной ночи!
Я ушла, оставив Юлиану обреченно рыдать. Ярость заглушала во мне сострадание, я была глуха к мольбам в погоне за справедливостью. Возможно, в чем-то я была не права, но разве стоило все оставить так, как есть, ничего не меняя, когда я была в силах все изменить?.. Я знала, что делала.

Артур приехал в Анапу на следующий день сразу после телефонного звонка Кристин.
– В чем дело? – неуверенно спросил он, заметив сердитое выражение лица племянницы.
– Юлиана, – просто ответила девочка.
Доброе улыбчивое лицо Артура сразу помрачнело.
– Как всегда, – пробубнил мужчина, скрещивая руки на груди и принимая равнодушный вид. – Что она на этот раз натворила?
– Ничего, что могло бы расстроить меня, – холодно говорила Кристин. – Даже вы чаще это делаете, чем этот бедный несчастный ребенок, добротой и бескорыстностью которого вы так эгоистично пользуетесь, совершенно не понимая его и не щадя его чувства.
– Я не люблю, когда меня поучают, – нервничая и едва сдерживая гнев, сквозь зубы проговорил Артур, – в особенности это касается неопытных девочек, стоящих ниже меня.
Кристин вспыхнула, поняв, что ее оскорбили, но помня о чести, ощущая свою незаметную власть, решила не скандалить и не ссориться с человеком, который почти «спас» ее от вранцовского воздействия.
– Вы забываетесь, дядя, – смело парировала девочка. – Ваше богатство нажито благодаря деньгам моего отца – моим деньгам! Я Рамбаль-Коше, вам следует помнить это.
– Я помню, – нехотя признал Артур.
– Вот и прекрасно, – снисходительно кивнула головой Кристин. – Раз вы не хотите оплачивать обучение Юлианы, этим займусь я. Благо на это у меня есть миллионы, завещанные отцом.
– Что это значит? – не понял мужчина. – Юлиана получает прекрасное образование…
– Но вы не разрешаете ей играть на скрипке!
– Ах вот что! – злобно хмыкнул Артур. – Эта девчонка все же брала в руки скрипку, зная, что я выброшу ее, если это случится. Раз так, я сделаю это прямо сейчас, – мужчина решительно двинулся к двери.
– Вы не сделаете ни шагу, – грозно преградила ему дорогу Кристин, уверенная в том, что Артур, чтя ее отца и искренне любя ее, не тронет ее и скорее подчиниться, нежели станет препятствовать.
Артур остановился, и на его лице отразилось все, что он чувствовал, о чем думал. Кристин смотрела на человека, которого так любила, и не узнавала его. Откуда в сердце молодого обеспеченного мужчины может быть столько ненависти к одинокому ребенку, который не просит от него ничего кроме частички отцовской любви. Разве Юлиана виновата в смерти своей матери и в ее грехах?
– Я хочу, чтобы Юлиана играла на скрипке, – властно и немного надменно произнесла Кристин.
– Зачем? – скривился Артур, обессилевая под красноречивым взглядом племянницы.
– Ей необходимо это как память о матери, почему вы противитесь истине?
– Я ненавижу этого ребенка. Она должна была родиться. Она мне не дочь! Она заняла не свое место в жизни!
Кристин наконец все поняла. Загвоздка была в том, что Юлиана не являлась ребенком Артура, а он слишком сильно любил свою первую жену и хотел, чтобы у него был его собственный ребенок. Когда его жена умерла, он понял, что его желание не исполнится, и обвинил во всем крошку, появившуюся на свет. Мужчине проще всего было избавиться от этого ребенка, поручив заботы о нем бабушке Алине. Сам он безумно хотел заботиться о ком-нибудь, но он мог отдать свою любовь лишь собственному ребенку, и это терзало его и заставляло ненавидеть Юлиану. Когда появилась Кристин, Артур отдал всю свою любовь ей, как дочери его друга и мужа его сестры, но переменить отношение к Юлиане он никак не мог.
– Это невыносимо, – вздохнула Герцогиня, опускаясь на стул. – Неужели эта несправедливая ненависть непобедима? Почему она преследует меня всю жизнь? За что?
Артур молчал и думал о своем.
– Прошу вас, не мешайте мне, – попросила Кристин. – Пусть Юлиана будет счастлива. Я хочу, чтобы она училась игре на скрипке. Вам это не помешает. Вы ее даже не услышите, если не захотите.
– Я не могу сопротивляться тебе, Кристин, – тихо ответил Артур. – Делай, что хочешь. Но если девочка встанет между нами и испортит наши отношения, я ее убью.
Кристин лишь закатила глаза и сжала кулаки.
– Кстати, я думал на счет твоих учителей. Уже конец лета. Ты сама их себе выберешь или мне заняться этим?
– О нет, – вскочила девочка. – Я как раз об этом хотела поговорить с вами.
– Вот как?
– Да, не нанимайте мне учителей. Я… Я буду ходить в школу.
– Что? – удивился Артур. – Это Юлиана тебя надоумила?
– Нет, – возразила Кристин. – Я сама. Я не хочу выделяться среди других, мне нужно быть, как другие.
– К чему все это? – возмущался Артур, ходя по комнате. – Ты никогда не будешь, как все. Ты можешь жить с этими детьми, но ты все равно будешь другой, – он сделал паузу и заглянул в глаза Кристин. – Может, ты просто прячешься?
– Нет, – замотала головой девочка. – То есть, наверное, да. Да, возможно, я прячусь от своих нелепых привычек. Но так лучше для меня. Школа поможет мне лучше понимать людей и общаться с ними.
Артур пожал плечами.
– Ну хорошо, Кристин. Я запишу тебя в школу, туда, где учатся Вранцовы, Лиза и Альберт.
Кристин встрепенулась.
– Да, дядя, пожалуйста. Это очень подойдет, – улыбнулась девочка.
Мужчина поцеловал племянницу, и они расстались лучшими друзьями.
Глава 14
Первого сентября Кристин впервые за все прошедшие годы пошла в школу. Это была лучшая школа Анапы. Расположенное в центре городка, окруженное высокими тополями и каштанами, обновленное здание сияло вымытыми окнами навстречу улыбающимся спешащим школьникам.
Среди всех этих радостных детских лиц особенно выделялось хмурое лицо Кристин. Девочка не очень уютно чувствовала себя в этой толпе хохочущих толкающихся детей разных возрастов. Заметив замешательство Кристин, только что пришедшая Лиза Вранцова поспешила вытащить девочку из орущей толпы.
– Спасибо, Лиза, – отдышавшись, сказала Кристин.
– Не за что, – отвечала та, ища глазами своих знакомых. – Ты будь поосторожнее с ними со всеми. Эти дети в упор не увидят тебя, даже если ты будешь кричать на них, зато прекрасно могут наставить синяков и испортить твой костюм.
– Буду держаться на безопасном расстоянии от них, – вняла совету Лизы Кристин, мило улыбаясь проходящим мимо старшеклассникам и в душе сетуя на то, что не может присоединиться к малышам из начальной школы из-за боязни попортить свой белый костюм.
– О начале уроков повествует определенный сигнал? – на всякий случай спросила Герцогиня собеседницу.
– Да, будет звонок, – рассеянно отвечала Лиза, вертя головой в разные стороны. – Юлиана уже ушла к своим друзьям?
– Да, твои сестры убежали вслед за ней.
– Я лучше пойду. Уроки начнутся скоро.
– Постой, – встрепенулась Кристин. – Мне кажется, мы в одном классе. Идем вместе или, может, ты сердишься на меня?
– Нет, – удивилась Лиза. – Из-за чего? Ты всегда безупречна, Кристин.
– Да, но все это время ты как будто избегала меня и сейчас хочешь бросить меня одну здесь.
– Нет-нет, – возразила девочка, беря Кристин за руки и преданно глядя в ее глаза. – Ты должна презирать меня, Герцогиня, ведь я – одна из них, людей, которые мучили тебя. Но я больше не хочу причинять тебе боль. Мне лучше уйти.
– Нет, Лиза. Этим ты меня еще больше огорчишь. Прошу, останься! Ты ни в чем не виновата передо мной. Никто не берег меня так, как ты в вашем доме. Я могу обижаться на твою бабушку, но не на тебя, Лиза. Я… мне бы хотелось… хотелось…
– Дружить со мной? – с надеждой подсказала растроганная Лиза.
– Да, именно, – подтвердила Кристин. – Я уверена, ты будешь самой лучшей и верной подругой.
– О, благодарю тебя, Герцогиня…
Тут обрадованных девочек прервал неприятный звук.
– Что это? – вздрогнула Кристин, обеспокоено оглядываясь на бегущих школьников.
– Звонок! – смеясь, крикнула Лиза. – Бежим! Не то опоздаем.
– О нет, – испугалась Герцогиня. – Только не опоздание… Я бегу, бегу!

Кристин быстро привыкла к школе и к большому количеству учеников. Девочка всему быстро училась, поэтому ей было несложно адаптироваться. Она была прилежной ученицей, и скоро завоевала уважение и приобрела известность в школе, и многие, порой даже учителя, обращались к ней за советом или помощью. Кристин, как и в прежние времена, стала всеобщей любимицей, и ей это нравилось. Но Кристин ничуть не зазнавалась, для каждого она находила доброе словечко, каждому могла помочь в любой ситуации.
Герцогиня почти никогда не расставалась со своей закадычной подругой Лизой. Последняя умела быть необычайно тихой и терпеливой. Ее едва заметное присутствие вселяло в Кристин уверенность. Лиза большее время молчала, уходя в свои мысли и анализируя происходящее вокруг. Она очень любила слушать Кристин и рассуждать с ней обо всем на свете, и Кристи, в свою очередь, радовалась тому, что обрела такую внимательную собеседницу. Девочки любили вместе сидеть по вечерам на безлюдной набережной и смотреть на море, мечтая о чем-нибудь приятном или гулять по дружелюбным анапским улочкам, разглядывая дома и сады. Иногда их идиллию нарушал появление Альберта, который с некоторых времен, ходил за Кристин попятам, всячески обхаживая ее. Кристин сердилась на это, но не подавала вида: девочка скромно кокетничала с юношей и, казалось, поощряла его. Кристин тянулась к Альберту только из-за Луиса, ведь эти двое были неразлучными друзьями: где Альберт – там и Луис. И хотя последний, в отличие от своего болтливого друга, был по большей части молчалив, Кристин всегда удавалось разговорить его и вывести из привычного равнодушия, правда, обычно эти разговоры заканчивались взаимными обвинениями. Кристин и Луис спорили по любому поводу. Луис злился, если Кристин была спокойно и миролюбиво настроена, и смеялся, если девочка выходила из себя и испепеляла его взглядом прекрасных глаз. Поссорившись, Кристин и Луис тянулись друг к другу уже на следующий день. Герцогиня боролась с ненавистью, стараясь подружиться с Луисом, а тот гадал, что с ним происходит и отчего он и сам ищет общения и дружбы с Кристин.
Альберт ничего не понимал в спорах своего друга и этой чаровницы, поэтому злился, что ему не уделяют должного внимания. Лиза одна из этой четверки видела истину происходящего и смутно предвидела конец всего этого. От пытливого взгляда не укрылось влечение Луиса и Кристин, прикрывавшихся разными причинами и обстоятельствами. Кристин была слишком импульсивна, чтобы по-настоящему увлечься Луисом, но Герцогиня всегда поступала так непредсказуемо, что на ее счет у Лизы были основательные сомнения, чего не было в отношении Луиса, ведь Лиза хорошо знала, что он влюблен в другую. Юноша не уставал повторять Кристин, что какой бы хорошей она ни старалась быть, «Котенок» всегда даст очко вперед. И в отличие от озадаченной Кристин, Лиза прекрасно знала, кто такая этот «Котенок».
Альберт вообще ничего в этом не понимал. Его интересовала Кристин, и он был слишком недалек, чтобы разбираться в чувствах и подробно анализировать их, подобно Лизе. Кристин была единственным, что отвлекало Альберта от скуки, она была лучиком света в его никчемной жизни, была смыслом его жизни. Иногда ему казалось, что она восхищается им, что она во власти его обаяния и ума, но вскоре он понимал, что Кристин опять ускользнула и не увлеклась им. Но нужно отдать ему должное: Альберт никогда не отчаивался, а, наоборот, с новым усердием продолжал ухлестывать за Герцогиней.
Какое-то время в жизни Кристин сохранялась стабильность: не происходило ничего удручающего, пока не случился инцидент, навсегда разорвавший отношения между Артуром и Юлианой. Они и так сторонились друг друга: Артур не хотел ругаться с приемной дочерью, а Юлиана, чувствуя его неприязнь, ходила с гордо поднятой головой и не желала смотреть на него умоляющими глазами. В один пасмурный дождливый день Юлиану угораздило найти голодного брошенного щенка где-то в полях. Девочка сжалилась над ним и принесла его в поместье. Щенок был дружелюбным, смешным, но он перепачкал все ковры и диваны в доме, отчего у Маий началась истерика, и разгорелся скандал.
– Я больше не желаю видеть тебя в этом доме, Юлиана, – кричал Артур. – Ты всегда все делаешь назло, все портишь! Живи в Анапе, а сюда и не думай заявляться! И чтобы я больше не видел не эту грязную псину, – мужчина вышвырнул щенка на улицу под дождь.
Юлиана рыдала, однако решение Артура было окончательным: Юлиана больше никогда не поедет в поместье. Щенка спасла Кристин и отправила его в дом к бабушке Алине. Но Юлиане она не могла помочь, как ни старалась.
– Скажи Артуру все, что ты о нем думаешь, – говорила она девочке. – Он не имеет права так жестоко поступать с тобой!
– Нет, Кристин, – отказывалась расстроенная Юлиана. – Это ни к чему хорошему не приведет. Я не стану ему ничего говорить, как бы сильно он меня ни обидел. Он был добр ко мне раньше, пока не было Маий. Я его ни в чем не виню, я никого не виню. Как бы сильно я ни злилась, им все прощено. Я их прощаю.
– Мы не должны прощать зло! Нельзя давать ему пересилить нас! – возмущалась Кристин. – Нужно давать отпор обидчикам.
– Нет, – вздохнула Юлиана. – Мы должны уметь понимать и прощать.
Кристин, хмурясь, смотрела в лучистые глаза кузины. Слова девочки глубоко задели Герцогиню.
«Понять Хэлланда? Простить Хэлланда? Нет, никогда! Никогда, никогда я никого не прощу и не буду прощать!» – мысленно поклялась напоследок Кристин.
Глава 15
Анапа. 2006 год.
Лошади неслись с дьявольской скоростью, так, что дорожная пыль, поднимающаяся в воздух из-под копыт, издали казалось полупрозрачным облаком. Поворот за поворотом. Кристин едва успевала дернуть поводья, казалось, что она вовлечена в какой-то бешеный ураган: руки слабели, но, тем не менее, поводья были крепко сжаты в кулачках девушки, и она уже ничего не пыталась делать, только погоняла лошадь и держалась, чтобы не упасть и не разбиться. И вот последнее препятствие – поваленное дерево, и конец этой утомительной дистанции. Кристин уже жалела о том, что согласилась на спор с Луисом, умелым наездником, однако на последнее препятствие у девушки хватило сил. Она резко дернула повод и привстала в стременах. Лошадь, повинуясь, прыгнула, но в самый последний момент конь Луиса все же опередил лошадку Кристин на шаг, и девушка с досадой скривила рот.
Луис остановил лошадей и, проворно спешившись, сделал надменно-шутливое лицо.
– Видишь, – важно сказал он, протянув руку Кристин, – я тебя все же обогнал. Впрочем, как всегда…
Кристин предпочла промолчать и пропустила мимо ушей насмешки гордеца-Луиса.
– Я просто счастлив, – смеялся юноша, – видеть тебя такой недовольной, Кристин. Ты становишься еще прекраснее. И самое лучшее – твои глаза. Они никогда не сверкают так ярко, когда ты просто веселишься, а вот когда злишься…. Я и раньше догадывался, что нужно всего лишь чуть-чуть задеть тебя неосторожным словцом и можно лицезреть ослепляющий блеск твоих прекрасных глаз. Можешь злиться на меня и дальше, Кристин. Я не против.
– Как смешно, – фыркнула девушка, гладя уставшую лошадь.
– Конечно, смешно, – еще больше развеселился Луис.
Его серые, обычно туманные, глаза сейчас лучились радостью и восторгом, когда он оглядывал великолепные зеленые луга и сверкающее озеро, чувствуя себя полноправным хозяином всего этого.
Кристин украдкой поглядывала на его счастливое лицо и размышляла про себя.
«У ненависти может быть только два конца: либо смерть, либо любовь. Но разве умирать хочется? Чтобы победить ненависть, всегда приходится идти против себя… Какой он странный… Когда смотрит на людей и улыбается, в глазах всегда столько грусти, а взглянет на это озеро, и весь сияет счастьем, даже когда в жизни наступает черная полоса. Такой загадочный: что он думает, никогда нельзя понять. По чужой прихоти и какому-то нелепому предрассудку враг, и разум просит: опасайся его! А что она, Кристин? Доверяет ему больше чем кому-либо на свете, ведь он совсем незаметно стал таким бесконечно дорогим сердцу… И сердцу не прикажешь не любить его…»
– Как бы я хотела, чтобы так было всегда! – рассмеялась Кристин, услышав заливистые трели какой-то птички, скачущей по веткам дерева. – Ничто не влияет на человека так благотворно как солнце и морской воздух.
– Верно, – улыбаясь, согласился Луис. – Но, поверь мне, тебе бы это быстро наскучило, если бы всегда светило солнце. Пришлось бы искать повод для счастья.
– Зачем искать повод? – удивилась Кристин и едва заметно вздохнула, чувствуя, как от внимательного взгляда туманно-серых глаз ее пробирает приятная дрожь. – Можно быть счастливым просто так, только оттого, что ты живешь.
– Не все это умеют, так как это может оказаться глупо – просто жить, – уверенно возразил Луис. – Во всем, в каждом поступке, в каждой мысли, чувстве и особенно в жизни должен быть смысл.
– Я думаю так же, но не всегда мои мысли схожи с моими ощущениями и чувствами. Юлиана часто повторяет, что смысл заключается в том, чтобы сделать счастливым кого-то и, видя это счастье, и самому стать счастливым.
– Она отчасти права. Умна не по годам, твоя Юлиана. Мне ее не хватает. Почему она не ездит сюда с тобой?
– Боится разозлить Артура и Майю, скорее Майю, потому что она не выносит присутствие Юлианы, не пойму почему. Крошка Юлиана – чудо! Если бы таких людей, как она, было больше, мир стал бы лучше и добрее. Я так обязана ей!
– Чем? – заинтересовался Луис.
– Всем. Кем бы я сейчас была, если бы не она? Озлобленным, недоверчивым, разочарованным в жизни человеком, больным ненавистью? Благодаря Юлиане, я совсем другая, и моя жизнь полна смысла, а значит и счастья.
– У тебя все равно куча недостатков, – шутя, подтвердил Луис, и тут же рассмеялся, заметив, возмущенный огонек в глаза Кристин. – Было. Но ты мне и с ними все равно нравилась. И хотя, сейчас ты стала терпимее и сдержаннее, в целом остаешься прежней, Кристин.
– Да неужели, – фыркнула девушка. – Вот ты точно не изменился!
Луис расхохотался. Кристин вскочила на лошадь и помчалась к конюшням, прыгая через все ограды.
– Кристин! – крикнул Артур, увидев ее. – Ты упадешь! Осторожнее!
Но девушка даже не подумала прислушаться к словам дяди. Ей ничто не доставляло такого удовольствия, как пугать людей своими сумасбродными поступками. Герцогиня понимала, что лучше так не поступать, но не могла удержаться.
Ловко спрыгнул с лошади едва ли не на скаку, Кристин остановилась, отдышалась и, доверив животное конюху, направилась к дому.
Внутри, столкнувшись с девушкой, Майя слащаво спросила:
– Как покаталась, Кристин?
– Чудесно, – приторно пропела в ответ Герцогиня.
Общение с этой женщиной напоминало девушке спектакль, где каждый делает из себя неотразимые декорации и претендует на главную роль. Впрочем, за годы общения с Герцогиней, Майя стала несколько мягче и внимательнее. Женщину забавляли манеры Кристин, но когда она осознавала, что та просто передразнивает ее саму, ей хотелось провалиться сквозь землю. В детстве Майя была талантливой, доброй и отзывчивой, но она пренебрегла всем этим, чтобы добиться положения в обществе. Ее отточенная красота помогла ей в этом. Но теперь, когда желаемое было достигнуто, на ум приходили мысли о том, что пора бы снять маску и просто жить, наслаждаясь каждым днем, а еще заботиться о ком-нибудь, помимо Артура, который целыми днями пропадает на конюшнях.
Кристин не позволяла Майе проявлять заботу о ней: девушка постоянно повторяла, что воспитывает в себе самостоятельность и независимость во всем. Обычно понятливое, отзывчивое сердце Кристин на этот раз оставалось непреклонным.
«Это тебе за Юлиану, – упиваясь местью, думала Герцогиня. – Я никогда не нуждалась в твоей навязчивой любви и заботе, а вот сестренке этого так не хватает. Юлиана так одинока! И все по твоей вине, Майя…»
Майя сердилась на девушку, но ничего не могла поделать и с каждым днем приходила к мысли, что нужно прекратить прозябать жизнь в скуке и пригласить в поместье кого-нибудь менее привередливого, чем Кристин. Поняв, что и сегодня Герцогиня не собирается задерживаться возле нее и добавлять что-то к своему «чудесно», Майя обессилено опустилась на пестрый диван. Кристин с сомнением оглядела грустное лицо женщины. Сердце девушки дрогнуло, но взяв себя в руки, она убежала в свою комнату и, чтобы скоротать время до обеда, уселась в любимое кресло на балкончике с увлекательным историческим романом.
Глава 16
Я была рада вновь вернуться к Юлиане. Этот выбеленный аккуратный домик и маленький заброшенный сад были куда дороже для меня, чем роскошный безвкусно обставленный дом дяди Артура с его обширным прекрасным садом.
Юлиана выбежала встречать меня, и я крепко обняла ее. Как же сильно я люблю эту милую девочку! Столько же места в моем сердце отведено разве что Луису, который все время пытается пробудить во мне прямо-таки противоположные чувства.
– Как же я соскучилась! – воскликнула Юлиана, целуя меня.
– Но меня не было всего пару дней, – рассмеялась я, гладя ее пушистые волосы. – Что будет, когда я уеду на месяц, а то и больше?
– Уедешь? – испуганно посмотрела мне в глаза Юлиана. – Куда?
Радостная улыбка исчезла с ее лица, а щеки побледнели.
– Ну что с тобой, – успокаивать ее было бесполезно. – Я же шучу. Ты всегда сможешь поехать со мной.
Юлиана молча покачала головой, оставаясь грустной. Я мысленно отругала себя за излишнюю болтливость, и потянула девочку в дом.
Войдя внутрь, я поспешила в комнату моей мамы. Мне казалось, когда я нахожусь там, она видит меня, и я могу говорить с ней. По привычке я села за белое пианино, и мои пальцы уверенно побежали по клавишам. Мысли тут же оказались далеко в прошлом, и я вся отдалась сладко-сказочным воспоминаниям. Мама… Наш прекрасный дом в Евпатории… Как сейчас помню каждые его уголок. Ухоженный сад, мои любимые качели, которые уносили меня в небо, мой белый пони, долгие прогулки по тихим улочкам, праздники, балы, маленький Эрик, море… Папа! Где он сейчас?.. Папа…
Приятные воспоминания сменились неприятными, и я перестала играть, резко оборвав мелодию.
– Сестричка, – Юлиана осторожно заглянула в комнату, скрипнув дверью и прервав мои мрачные размышления.
– Да, ангелочек, – улыбнулась я, вставая навстречу ей.
– Лиза зовет нас в гости завтра.
– Неофициальный прием? – удивилась я. – Странно. Она же знает, что я не люблю бывать у них в доме, и сама приходит ко мне, когда я нужна ей…
– А я бы хотела пойти туда, – поспешила высказать свое мнение девочка. – У них красивый дом. А еще…там будет Альберт, – она грустно вздохнула.
– Что, все никак не забудешь его, – посочувствовала я девочке, задумчиво улыбаясь. – И что ты в нем нашла? Он отнюдь не самый лучший юноша на свете.
– Это для тебя, – ответила Юлиана, вертя в руках разноцветный журнал. – А мне Альберт очень нравится. Только вот, – девочка снова скорбно вздохнула, – он совсем не обращает на меня внимания. Его лучший друг – Луис все время разговаривает со мной. Он очень добрый. А Альберт… И почему он так со мной? Он на меня даже не смотрит…
– Смотрит, просто ты не замечаешь, – приободрила я опечаленную девочку. – Придет время, и все будет, как ты хочешь.
– Значит, мы пойдем завтра к Вранцовым? – обрадовалась Юлиана.
Я сердито посмотрела на нее, но потом рассмеялась ее умоляющему виду и покорно сказала:
– Конечно, если ты хочешь, пойдем.
– О, замечательно, – порывисто обняла меня моя любимица. – Спасибо. Ты так добра ко мне! Давай помузицируем?
Юлиана принесла свою скрипку, и мы играли дуэтом около двух часов. Затем я пообедала и села за книги, однако мысли о завтрашнем визите к Вранцовым не покидали меня. Что за таинственность…
Глава 17
– Я счастлива видеть тебя, Кристин, – обняла меня Лиза, когда мы вошли в огромную гостиную. – И тебя тоже, Юлиана.
– Я тоже очень рада тебе, Лиза, – я кивнула, глядя на ее миловидное улыбающееся лицо, обрамленное черными кудрями. – Но я в недоумении: зачем ты пригласила меня к себе, когда могла бы просто прийти ко мне?
Лиза смешалась, не зная, что ответить.
– Лиза, – мой строгий взгляд заставил мою подругу еще больше смутиться. – Ложь – это не самый лучший помощник в делах.
– Я знаю, Кристин, – поспешила оправдаться девушка. – Я не лгу, просто не знаю, как тебе все объяснить. С чего начать?
– Лучше с самого начала, – ободряюще улыбнулась я и, приготовившись к долгому рассказу, устроилась поудобнее в кожаном жестком кресле.
Лиза села на длинный диван напротив и, останавливая на каждом слове, начала свой рассказ.
Я слушала ее вполуха, так как сразу поняла: она выполняет очередное поручение своей властной бабушки Анжелы. Эта корыстолюбивая женщина искусно умела лгать и притворяться, но, зная мое к ней отношение, предпочитала посылать свою старшую внучку услащать меня лестными речами во имя выгодной их семье цели. Но Анжела всегда забывала учесть то, что Лиза искренне любила меня, и виноватое грустное выражение в ее глазах сразу выдавало ее. Нам с ней не нужны были слова, чтобы понять друг друга: мы легко общались глазами, Анжеле об этом было неизвестно, не то она бы непременно воспользовалась этим. Лиза же, прекрасно понимая, как фальшиво звучат ее речи и как я не восприимчива к ним, доводила свою миссию до конца, словно наказывая себя за что-то, известное только ей. Я все понимала и всегда дослушивала ее красивую заученную лесть, А Лиза в свою очередь после этого не сводила с меня благодарных глаз. Девушка и сейчас, пересиливая себя и точно умоляя меня, покорно говорила веленные Анжелой слова.
       Юлиана обходила гостиную, разглядывая новые бессмысленные вещи, которые она ранее не замечала. Украдкой я наблюдала за ней, любуясь ее красивым улыбающимся личиком. Для своих четырнадцати лет она была довольно высока и хорошо развита, отчего казалась уже взрослой. Изредка она оглядывалась на меня, и в ее глазах мелькал задорный огонек. Я отвечала ей задумчивой улыбкой.
Общение с Лизой всегда делало меня спокойной, тихой. Девушка заражала меня своим терпение и покорность, что я частенько засыпала в их доме, который в отсутствии Анжелы казался безжизненным и никому не нужным, и, тем не менее, в такие моменты он был куда приятнее, чем тогда, когда по всем комнатам разносились оглушающие приказы главной хозяйки. Просыпаясь, я всегда видела Альберта, сидящего рядом и смотрящего на меня. И в его глазах я замечала что-то такое, от чего мое сердце вдруг таяло, и хотелось простить ему все, что было когда-то… Как будто, когда никого не было рядом, он становился таким… домашним, ласковым, благородным… Но замечая мои открытые удивленные глаза, он тут же вставал, рассыпался в комплиментах и поспешно удалялся. И на душе оставался неприятный осадок от наигранности его слов и поведения.
Сейчас я бы тоже заснула, если бы не истошный крик, раздавшийся так неожиданно, что я на миг забыла, где нахожусь.
– Я не буду! Я не хочу! Оставьте меня в покое! Не хочу, не буду!
Это кричала Ксения в ответ на веления Анжелы или Альберта. Я была удивлена тем, что кто-то в этом нелепом доме смеет противоречить хозяевам еще и в таком тоне.
– Родители все время в разъездах, – объяснила Лиза, пожимая плечами. – Ксения совсем от рук отбилась. Ей только 10 лет, совсем еще ребенок, а ведет себя, словно знает больше всех. И все время клянется, что сбежит из дома, как будто здесь тюрьма.
– Этот дом и вправду тюрьма, – согласилась я. – Ты же знаешь, Лиза, Ксения во всем похожа на тебя, только она не желает, как ты, покоряться судьбе и сидеть сложа руки. Если все так и будет продолжаться, Ксения на самом деле сбежит отсюда. Невозможно все время выполнять чужие приказы, делать все ради чужих интересов, забыв о собственных. Нельзя жить той жизнью, какую тебе навязывают, это и не жизнь вовсе.
Лиза грустно смотрела мне в глаза с едва заметной снисходительной улыбкой. Мне показалось, что она сейчас заплачет, но я ошибалась: Лиза никогда не плакала, по крайней мере, я этого не видела. Должно быть, девушка считала, что в ее положении все, а тем более слезы, бессмысленны.
В гостиную вбежала напуганная и недовольная Мария, чьи темные глаза светились ненавистью.
– В чем дело, Мария? – строго спросила Лиза, внимательно и с тревогой глядя на младшую сестру.
– Ксения так кричит, что дом вот-вот развалится, – сварливо пожаловалась девочка, размахивая руками. – Она все испортила! Вредина… Хуже, чем бабушка!
– Как ты можешь говорить так о сестре, – возмутилась Лиза, раздосадованная домашними скандалами. – Если ты не заметила, ты и сама сейчас кричишь.
– Ну и что? – насмешливо фыркнула Мария, глупо улыбаясь. – Здесь все кричат, кроме тебя. Здесь так принято. Ксению накажут, и меня вместе с ней.
– Это не повод оскорблять сестру, – вразумляла ребенка заботливая Лиза. – Если ты не провинилась, тебя никто не накажет.
– Нет, накажут, – взвизгнула строптивая девочка, топнув ногой. – Если ты не заметила, нас с Ксенией всегда наказывают вместе. И только потому, что мы близнецы, и нас не могут различить.
– Не говори глупостей. Вас прекрасно различат.
– Ты различаешь, Кристин различает, но не бабушка и не Альберт.
Мария оттолкнула руки Лизы, пытающейся успокоить ее, показала сестре язык и, заметив Юлиану, подбежала к ней.
– Привет, пойдем в сад? – предложила она гостье.
– Пойдем, – Юлиана растерянно улыбнулась нам с Лизой и позволила Марии увести себя гулять.
– Ты видишь? – тихо сказала моя подруга. – Все сходят с ума! А почему? Никто не знает и не желает знать. Не удивительно, что родители не хотят жить здесь или хотя бы приехать как-нибудь.
– Ну а я? – мне уже четко представлялась моя миссия, придуманная Анжелой. – Что я должна сделать? Как привести ваш дом в порядок?
Лиза обиженно вытаращила глаза, собираясь заплакать, но сдержавшись, медленно и отчетливо проговорила:
– Поговори с Ксенией. Это безрассудство нужно прекратить.
– Я должна склонить ее на путь покорной несловоохотливой внучки?
Лицо Лизы стало непроницаемым, но я была безжалостна. Ни за что не позволю этой семейке осилить меня!
– Ты должна заставить ее замолчать и забыть об ее амбициях. Она – член семьи, а не просто свободные человек, и ей следует помнить об этом и руководствоваться этим.
– Ясно, – вздохнула я, борясь с собой и своими принципами.
Нет, больше ничто не заставит меня прийти в это коварный дом. Я решительно встала, намереваясь разом со всем покончить.
– Кристин, – жалобно позвала меня Лиза. – Не бросай меня. Мы же друзья, помнишь? Без тебя я сойду с ума. Я не хочу уподобляться бабушке. Нельзя, чтобы ты ненавидела меня. Я не вынесу…
– Лиза, – спокойно прервала ее я. – твоя судьба в твоих руках, а не в моих. Стоит только захотеть – и все будет. И если что, ты знаешь, где меня искать.
Девушка изумленно открыла рот и окинула меня непонимающим взглядом. Ох, как я люблю шокировать людей и чувствовать себя всемогущим божеством! И кто бы я была, как ни я?
Я вышла в сад в поисках Юлианы. Там было восхитительно, но этот райский уголок всегда был подобен красочным приглашениям, и я не дала бы обмануть себя. Неожиданно из-за дерева вышел Альберт. На самом деле это было вовсе не неожиданно: я давно заметила его, ведь он совсем не умеет прятаться, только притворяется и лжет. Зачем он поджидал меня здесь?
Я изобразила испуг и удивление: я ведь гостья и должна играть по правилам хозяев.
– Я напугал вас, простите, – невнятно сказал он, но я сделала вид, что все поняла.
– Не правда ли, сегодня отличный день? – замурлыкала я, застенчиво улыбаясь и мечтательно глядя в небо.
Что ж, актриса я ничуть не хуже их всех.
– Да, день, действительно, прекрасный, – Альберт прикрыл глаза рукой и зачем-то посмотрел на солнце.
Я сделала шаг в сторону, но юноша, спохватившись, цепко схватил меня за руку.
– Постойте, Кристин, – замялся он, не сводя с меня своих темных глаз, не вызывающих доверия. – Я ждал вас сегодня, чтобы кое-что сказать.
– Но мы и так часто видимся, – притворно удивилась я. – Вы уже давно могли мне много чего сказать или сказали бы в другой раз.
– Но мне показалось, что вы не спешите, – с надеждой вымолвил он, еще больше сжимая мою руку.
– Вам это только показалось, – разбив в пух и прах его надежды, я почувствовала себя лучше.
Я еще не забыла, как он называл меня «служанкой».
– Я все же скажу. Вам будет интересно, если вы, конечно, пожелаете задержаться.
– Минута у вас есть, – я повела плечом и лукаво сощурила глаза.
Я старалась улыбаться ему как можно обворожительнее, но Альберт был как-то неестественно серьезен. Он в упор смотрел на меня, не произнося ни слова. Я осторожно коснулась его руки, желая, чтобы он поскорее все высказал. Его губы чуть дрогнули в неестественной предательской улыбке, и тут он заговорил, так быстро, что я едва поспевала уследить за ходом его мыслей.
– Вы очаровали меня еще в тот вечер, когда оказали нам честь и приняли наше приглашение. С каждым днем я все больше влюблялся в вас, понимая, что вы единственная, кто нужен мне. Я люблю тебя, Кристин, и надеюсь в будущем сделать счастливой.
Он умолк, переводя дыхание. Видно, Альберту тоже нравилось шокировать людей: я стояла, окаменев, почти не дыша, и ни одной мысли в голове. Могла ли я подумать…
Мой воздыхатель явно был доволен собой и произведенным им эффектом. Он гордо распрямил плечи, насмешливо улыбнулся, и в его глазах сверкнули наследственные себялюбие и эгоизм. Не знаю, что со мной произошло, но эта хвастливая улыбка словно сломала во мне что-то: я потеряла самообладание.
– Как вы посмели! Вы никогда не сделает меня счастливой, так как вы прежде всего хотите счастья для себя! Вы могли подумать, что упаду так низко, что соглашусь любить бессердечного самовлюбленного эгоиста, жаждущего славы и денег?
– Вы не поняли меня… – попытался вставить ошеломленный юноша.
– Ошибаетесь, прекрасно поняла и говорю вам «нет»! Вы забыли кое-что важное, я – Герцогиня!
Глава 18
Кристин бежала по дорожкам сада, и возмущению ее не было предела.
«Ноги моей больше не будет в этом доме, – задыхаясь, думала она. – Что за люди!»
Только возле калитки Кристин вспомнила, что пришла сюда не одна, а с Юлианой, и девочку нужно забрать. Герцогиня повернула обратно.
Из глубины садика заднего двора доносился смех, и девушка направилась туда. Мария, хохоча, пробежала в дом, а Кристин, заметив фигурку Юлианы в белом летнем сарафане, направилась к ней. Герцогиня собиралась уже окликнуть девочку, но что-то остановило ее. Мимо шел мрачный как туча Альберт, и Кристин совсем не хотелось сталкиваться с ним. Девушка быстро юркнула в кусты и притихла.
Юлиана, увидев молодого человека, позвала его и робко улыбнулась.
– Я так рада тебя видеть, Альберт, – несмело молвила девочка, краснея и теребя бантик на сарафане.
– Вот как? – даже не взглянул на гостью юноша. – Боюсь, тебе следовало бы поторопиться. Твоя сестра уже уходит.
– Она пришла бы за мной, – возразила Юлиана.
Альберт промолчал, думая о своих проблемах. Нежный приятный голосок девочки его еще больше раздражал.
– Альберт, – снова заговорила она, – Мы не часто видимся, а мне столько нужно тебе сказать.
– Неужели, – усмехнулся юноша, продолжая отрешенно смотреть в сторону.
– Да, – почти шепотом подтвердила Юлиана, думая: «За что он так со мной? Я успела надоесть ему за несколько секунд? Почему он не смотрит мне в глаза, как это всегда делает Луис?»
Молодой человек зевнул и развернулся, чтобы уйти.
– Альберт, – быстро сказала Юлиана не в силах больше выносить такое отношение к себе. – Я тебя люблю.
Наконец-то слова девочки заставили Альберта посмотреть на ее красивое личико, озаренное застенчивой улыбкой.
– Ты не в своем уме? – грубо спросил невоспитанный хозяин. – Я не думаю, что несмышленый ребенок способен осознавать какие-либо чувства. Я полагаю, жизнь кажется тебе настолько скучной, что ты умело придумала себе развлечение. Но мне придется огорчить тебя, крошка: у меня нет времени на маленьких девочек без имени и денег. Полагаю, я ясно выразился. Все я ухожу, пока!
Альберт отвечал в привычной для него манере. Вся сущность этого человека – «Я… я… я» Обидеть крошку Юлиану, ангела, спустившегося с небес в этот бренный мир! И как он только осмелился…
Затаившейся в кустах Кристин пришлось собрать всю свою волю, чтобы не раскрыть свое присутствие и не надавать Альберту по шее. Юлиана, закрыв лицо руками, обреченно плакала, и Герцогиня собиралась покинуть свое укрытие, чтобы утешить девочку, но тут на «сцене» появилась Анжела.
«Как вовремя, – со злостью подумала девушка, сжимая кулаки. – Пришла сказать последнее слово…»
– Что ты льешь слезы в моем саду? – прогремел голос хозяйки красивого дома.
Лицо женщины исказилось ненавистью. Черные глаза пронзили малышку завистливым взглядом, и Юлиана побледнела от страха.
– Простите, – всхлипнула она.
Властная рука Анжелы больно схватила плечо Юлианы и с силой тряхнула девочку.
– Кто вообще позволил тебе находиться в моем саду? Портишь мой Рай своим видом и глупыми слезами!
Юлиана вдруг перестала плакать и дерзко вырвалась из рук старой женщины.
– Ваш рай? – возмутилась девочка. – Кто назвал это место раем? Это же самое ужасное место на земле!
«Не самое, – подумала прячущаяся в кустах Кристин, поражаясь неожиданной смелости Юлианы. – Но одно из самых жутких»
– Я рада, что Кристин не любит вас, – отчаянно продолжала девочка, сражаясь с ястребиным взглядом разозленной Анжелы. – Кристин как всегда оказалась права, и я счастлива, что это так! А разве может быть иначе, когда вы – хозяйка всего этого? Я ухожу отсюда навсегда, и очень-очень этому рада!
Юлиана гордо развернулась и пошла к выходу.
– Вон отсюда! – кричала ей вслед Анжела. – Жестокосердная девчонка! Вся в свою упрямую расчетливую сестру! Я раздавлю тебя как букашку! Ты еще узнаешь!
Кристин осторожно выбралась из кустов и побежала вслед за Юлианой. Девочка дошла до калитки и, оглянувшись, со слезами на глазах посмотрела на дом, казавшийся ей таким красивым. Ей вспомнился Альберт, ее прекрасный принц, и малышка, разрыдавшись, побежала по улице, чтобы скорее удалиться от этого недоброжелательного места.
Кристин, наблюдавшаяся за сестренкой из-за деревьев, остановилась в растерянности: «Сказать ли ей, что я все видела или нет?». Девушка с силой пнула одну из кадок с пестрыми цветами, и та перевернулась. Испугавшись своего внезапного поступка, девушка собиралась быстро покинуть сад, но тут обнаружила, что за ней с усмешкой на лице следит Ксения.
Кристин вопросительно посмотрела на девочку. Та приблизилась и хмуро спросила:
– Ты ненавидишь их?
Темные глаза ребенка понимающе сверкнули. Герцогиня вдруг вспомнила о своей миссии, связанной с Ксенией, и задумчиво оглядела девочку с ног до головы. Та испытывающе смотрела на Кристин. Потом, поняв, что девушка все окончательно решила для себя, Ксения медленно повернулась и побрела прочь, но, не выдержав, остановилась и импульсивно обернулась. Кристин серьезно смотрела в темные странные глаза ребенка. И тут Ксения бросилась обратно в объятья Кристин, чувствуя на щеках горячие слезы.
– Не бросай меня, Кристин, – умоляла девочка. – Я не выживу здесь. Все так ужасно! Я не хочу, чтобы ты ненавидела меня. Ты самый добрый человек в моей жизни. Сколькому ты научила меня! И я хочу, чтобы ты любила меня!
«Где-то я это сегодня уже слышала», – подумала Кристин, успокаивая ребенка.
– Послушай, Ксения, я буду любить тебя всегда, если ты будешь такой, какая ты есть, а не такой, какой хочет видеть тебя твоя бабушка, понимаешь? Ты молодец, ты все правильно делаешь, только не сдавайся, слышишь? А я всегда буду рядом. Помни, если тебе понадобится моя помощь, я – рядом. И я очень люблю тебя.
– Правда, любишь? – с надеждой спросила девочка, глядя Герцогине в глаза.
– Да, – кивнула Кристин.
– Тогда я на все готова, – Ксения утерла слезы и с благодарностью сжала руку девушки.
– Мне пора идти, – тихо попросила Герцогиня.
– Да, иди, – поторопила ее девочка. – И скажи Юлиане, – Ксения замялась, – что она все правильно сделала.
Кристин улыбнулась: «Значит, Ксения тоже все видела».
Девушка поцеловала ребенка на прощание, и ей показалось, что в одном из окон, там, где дрогнула занавеска, секунду назад стояла и задумчиво смотрела на них Лиза.
Глава 19
На следующий же день после происшедшего Кристин, убедившись, что с Юлианой все в порядке, уехала в поместье дяди Артура. Улицы любимого городка, казалось, стали какими-то неприветливыми. Все осталось по-прежнему, но солнце светило так ярко, словно потешалось над настроением и чувствами Кристин, птицы весело чирикали, как будто передавали друг другу новость о вчерашнем происшествии в дома Вранцовых, зеленели кроны деревьев, так же насмешливо перешептываясь о Герцогине. Кристин хотелось убежать от всего этого, ведь Анапа не такой уж и большой город, а в высшем свете все новости распространяются быстро. Герцогиня опасалась встретить кого-нибудь из своих знакомых и нарваться на неприятные вопросы.
На сочных лугах долины Сукко Кристин чувствовала себя куда лучше. Здешняя природа не смеялась над чувствами людей. Сияние солнца радовало взгляд, птичьи трели казались упоительной музыкой, приглашающей танцевать.
Артур был чрезвычайно рад племяннице. Кристин сразу заметила, что дядя что-то силится сказать, но никак не соберется и все время смущенно поглядывает на нее.
– Что случилось, дядя? – деловито спросила девушка.
– Возможно, это покажется тебе подозрительным и неестественным… – признался Артур, виновато улыбаясь. – Я скучаю по Юлиане. Как она? Всякий раз, когда я приезжаю в город, чтобы навестить ее, она куда-то исчезает, уходит с друзьями, и не поговорить с ней… Она избегает меня, Знаю, я виноват в этом, я сознаю свою вину…
– Наконец-то вы поняли это, – искренне поразилась Кристин. – Юлиане нужна ваша поддержка. И, несмотря на все несчастья, она любит вас. И простит вам все, если вы полюбите ее. Как бы там ни было, она ваша дочь, дядя.
– Знаю, – серьезно кивнул Артур. – Я многое делал неправильно, и ошибки мои не исправить. Но я хочу попытаться начать все заново. Надеюсь, Юлиана сможет забыть все старое и согласится жить здесь со мной.
Кристин восхищенно открыла рот от неожиданности.
– Вы… вы, правда, хотите этого? – зеленые глаза недоверчиво сощурились.
– Да, – твердо ответил мужчина.
Герцогиня, усмехнувшись, скрестила руки на груди и поинтересовалась:
– А как же ваша жена?
– Майя? На днях мы говорили с ней об этом. Она не против. Надеюсь, они смогут подружиться с Юлианой.
– Неужели, – Кристин никак не могла удержаться от сарказма на этот счет. – Как все просто у вас… Что ж надеяться можно и нужно всегда. Только что раньше мешало вам быть столь приветливыми к Юлиане?
Артур рассмеялся, сияя небесно-голубыми глазами.
– Предрассудки, – пояснил он. – Полагаю, ты с ними хорошо знакома, девочка моя.
– Да уж, воистину, – покачала головой девушка. – Я скажу о вашем предложении Юлиане. Думаю, она согласится. Она всегда мечтала жить в красивом доме, где бы ее любили и заботились о ней…
– Спасибо, Кристин, – растроганно сказал Артур, обняв племянницу.
– Но предупреждаю: не смейте обижать ее!
– Что ты. Что бы мы все делали, если бы не было тебя, Герцогиня?
Кристин лукаво улыбнулась.
– Пойду погуляю.
– Иди, детка, иди.
Герцогиня в прекрасном настроении направилась по неширокой тенистой тропе, похожей на дорогу в страну эльфов, к дому Луиса, чтобы сообщить другу новость. Луис всегда хорошо относился к девочке, и теперь будет рад тому, что она поселится поблизости.
Кристин бежала по тропинке, любуясь кусочками голубого неба, словно запутавшимися в кронах деревьев. Девушка не заметила идущего ей навстречу худощавого высокого мужчину и чуть было не налетела на него.
– Простите, – быстро сказала она, не глядя на него и желая продолжить свой путь.
Изумление на лице мужчины, появившееся при виде Кристин, сменила привычная усмешка. Он остановил девушка, взяв ее за локоть, и, посмеиваясь, сказал ей прямо в ухо:
– Здешние места так восхитительны, а каких красивых девушек здесь можно встретить! Я в восторге.
Кристин не узнала этот негромкий голос и с досадой повернулась к мужчине, чтобы охладить его навязчивое приставание. Но как только Герцогиня взглянула ему в лицо, она напрочь забыла все, что хотела сказать, и оцепенела.

Я не верила своим глазам, разглядывая человека, стоящего передо мной. Все тот же хитроватый блеск темных узких глаз, та же усмешка на губах, та же манера говорить, словно потешаясь над людьми и их жизнью. Да, теперь я окончательно убедилась. Это был он: ассистент Каховский – мой давний знакомый из Голгофы. Его появление должно было напугать меня, ведь он один из слуг Хэлланда, но я совсем не чувствовала страха. Напротив, я была так счастлива, словно встретила старого доброго друга.
Лучезарно улыбаясь, я не удержалась, чтобы не обнять его, а он был этим очень растроган и обрадован: ассистент не ожидал такого теплого приветствия. Должно быть, думал, что я ненавижу его, как Хэлланда, и, случайно встретив меня, хотел только полюбоваться, какой я стала. «Маленькая смелая Герцогиня», – так он сказал.
Его улыбка была такой искренней, а глаза светились такой любовью ко мне, что мне захотелось расплакаться: немного на свете было людей, которые любили меня так преданно и бескорыстно. И поняла я это только сейчас. А ведь он не выдал меня Хэлланду в тот день, когда я сбегала из Голгофы…
– Как вы выросли, крошка, – улыбаясь, говорил мужчина. – Стали еще красивее. И отчаяннее, должно быть?
– Ну что вы, – скромно опустила голову я, лукаво поглядывая на Каховского. – Я всего лишь крошка-герцогиня, помните? Хотя определенные привилегии у меня есть. Мне следует поблагодарить вас за то, что вы сделали много лет назад.
– Не стоит благодарности. Ваша смелость помогла вам, а я всего лишь не мешал, – это было главным принципом жизни Каховского: «Смотри, но не мешай».
– Я шла к Луису. Хотите со мной? – пригласила я.
Он согласно кивнул.
– Кстати, я не спросила вас, как вы здесь очутились?
– Я приехал к Луису, чтобы передать некоторые распоряжения от его отца. Надолго здесь не задержусь. А вы? Вижу, вам удалось подружиться с сыном вашего врага? Умелый ход!
– Это не ход, – нахмурилась я, поражаясь его восприятию жизни: словно это увеселительная игра. – Я люблю Луиса и не хочу враждовать с ним из-за предрассудков его отца.
– С чего бы это? – поднял брови мужчина.
– А вы не допускаете справедливости? Разве я в чем-то виновата перед обоими Хэлландами? Только если один уже навсегда потерян, второго я злу не отдам.
– А он и сам не хочет покоряться злу. Зря, думаете, он живет здесь в такой глуши?
– Здесь один из самых красивых уголков планеты. Почему бы здесь не жить? Это вовсе не глушь.
– Как сказать, – не согласился Каховский. – Только его отец уже много лет не очень-то доволен, что его единственный сын прячется от него и не желает продолжить его дело. При этом он еще не знает, что и вы тут замешаны.
– А я не замешана! – возмущению моему не было предела. – Вы все переделали не так! Я не преследую корыстных целей, как вы!
– Знаю, дитя, – мужчина внимательно посмотрел на меня, но потом все его лицо снова ухмыльнулось. – Вы Герцогиня, но я-то не дворянского происхождения, и благородства нет в моей крови. Не судите меня строго, дорогая Кристин. Вы чисты, как ангел, а я порочен, как демон. Вот отчего эти разногласия.
Я не выдержала и рассмеялась, и он вместе со мной. Возле дома мы остановились и с любопытством посмотрели друг на друга.
– И мы друзья? – поинтересовалась я, заливаясь смехом.
Каховский, веселясь, кивнул и продолжил.
– Ангел и демон. Звучит интригующе, не правда ли? Но это стиль романтиков, а мы реалисты.
– Каховский, где вы бродите? – раздался, так похожий на отцовский, голос Луиса. – Я вас везде ищу.
Молодой человек приблизился к нам и ядовито посмотрел на меня.
– А, Кристин! Кто же еще! – усмехнулся он, хмуря брови. – Но… вы вместе?
Тут он понял, что мы с Каховским ведем себя отнюдь на так, как он ожидал. Он ведь тоже полагал, что я испытываю неприязнь к ассистенту и сбегу от него при встрече. А тут такая идиллия…
Мы с Каховским, точно сговорившись, одинаково снисходительно посмотрели на озадаченного Луиса и понимающе закивали головами.
Луис страшно разозлился, что с ним шутят, и, сделав строгий выговор, Каховскому, отправил его выполнять поручение. Меня он сперва собирался выгнать, но, передумав, пригласил кататься на лошадях, чтобы выяснить, что произошло и почему я так дружна с Каховским. Я, не таясь, поведала ему нашу историю, и юноша остался очень доволен услышанным.
Весь вечер мы с Луисом были вместе, дурачась и обсуждая серьезные темы, и если бы не наши девять или десять ссор за этот вечер, я бы сказал, что мы чудесно провели время.
Глава 20
Спустя несколько дней Кристин вновь шла к дому Луиса той же тенистой тропой, где на днях повстречала Каховского. Обычно по утрам Луис сам приходил к Герцогине, чтобы взять ее покататься на лошадях, на яхте или просто поползать по горам на побережье, но в это утро он не пришел. Кристин слонялась по дому без дела, ожидая его, около часа, потом решила сама сходить за другом.
Светлое скромное небольшое здание, где жил Луис Хэлланд, было окружено низенькими кустами лаврового листа. Обычно производившее приятное впечатление оно сегодня словно излучало что-то недоброе. Не решаясь войти в дом, Кристин какое-то время прислушивалась к отдаленному ржанию лошадей.
«Может, Луис на конюшнях? – подумала девушка. – Быстро загляну в дом, если его нет, пойду к лошадям».
В доме было тихо. Девушка прошла через огромную светлую столовую, любуясь видом на сверкающее озеро из окна, и снова прислушалась. Из-за плотно закрытых дверей гостиной доносились приглушенные сердитые голоса.
Кристин порывисто подбежала к двери и, приложив ухо к щели, попыталась понять, кто там спорит. Девушка отчетливо различала звенящий голос Луиса.
– Не пойму, почему я должен что-то делать?
– Я так хочу, и ты будешь делать. Ты забыл, кто ты?
Второй голос казался таким знакомым, что Кристин вздрогнула, чувствуя, как по спине ползет неприятный холодок.
«Не может быть!» – девушка поежилась и напрягла слух.
– Я не пойму, что с тобой происходит, Луис? Ты полюбил деревенскую жизнь, или ты избегаешь меня?
– Не говори чепухи. Мне нужно идти.
Послышались тихие уверенные шаги, и Кристин поняла, что Луис собирается выйти из комнаты. На миг девушку охватила паника: куда спрятаться? Она юркнула в открытую дверь столовой и укрылась за портьерой.
Через несколько секунд хлопнула дверь так, что у Кристин застучало в голове, и Луис, раздосадовано поджимая губы, уверенно, точно главнокомандующий армии, прошел в залитую солнцем столовую. Возле окна он остановился, чтобы посмотреть на озеро. Кристин осторожно выглянула из-за занавеси. Увидев широкую спину юноши, девушка улыбнулась и окликнула его, бесшумно выскользнув из объятий портьеры.
– Ты в своем уме! – заорал, испугавшись, Луис.
Напуган он был вовсе не появлением Кристин, а тем, что сейчас девушке было крайне опасно находиться в этом доме.
– Уходи, – зашипел он, толкая к выходу упиравшуюся Кристин. – Быстро и тихо. Ты не должна быть здесь.
– В чем дело, Луис? – удивлялась Герцогиня, не желая уйти. – Ты прогоняешь меня? Почему? Я ждала тебя все утро.
– Прости, я не смог прийти, – шептал Луис, оглядываясь на дверь комнаты. – Уходи сейчас. Несколько дней нам не нужно видеться.
– Почему? Что случилось? – девушка упрямо увертывалась от несколько невежливых рук юноши.
– Ничего. Ты должна послушаться меня. Уходи. Скорее! Он увидит тебя! – Луис старался быть как можно ласковее с Герцогиней, так как знал: если он начнет грубить, она заупрямится, и неизвестно, что тогда будет.
– Кто увидит? – растерялась Кристин.
– Мой отец, конечно, – рявкнул, взорвавшись, молодой человек. – Если Каховский теперь твой союзник, то уж мой отец точно не станет с тобой миловаться. Он взведется и убьет тебя. Уходи, Кристин. Так будет лучше.
– Хэлланд здесь? – беспомощно смотрела на Луиса Герцогиня. – Правда? Но ты говорил он не ездит сюда.
– Он приехал, – скривил лицо юноша. – Послушай, Кристин, сейчас не время ссорится и спорить. Прости меня и уходи. Я люблю тебя и не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Иди!
Кристин улыбнулась.
– Ладно, ухожу, – девушка повернулась к выходу.
– С кем это ты говоришь, сын? – прогремел хрипловатый голос Хэлланда, заглянувшего в столовую в поисках Каховского.
Кристин замерла на месте и испуганно покосилась на Луиса. Тот вытянулся в струнку и сделал несколько шагов в сторону отца, надеясь выиграть время, чтобы Кристин успела убежать. Но девушка и пальцем не могла пошевелить. Она стояла точно вкопанная, с ужасом глядя на сурового хозяина Голгофы.
– Это была соседская девочка, отец, – скромно и как можно небрежнее сказал Луис, но Хэлланда не так легко было обмануть.
Мужчина оттолкнул сына в сторону и недоверчиво уставился на Кристин.
– Ты? – все, что он, потрясенный, смог вымолвить.
Кристин напряженно молчала, ожидая следующего шага мужчины, пронзавшего ее убийственным взглядом. Перед ней медленно проносились воспоминания о моментах жизни, связанных с этим человеком. Девушка была охвачена лишь одним чувством к нему: ненавистью. Ненавистью и отвращением.
– Вижу, соседская девочка, – процедил Хэлланд, обращаясь к сыну. – С каких пор твои кровные враги стали соседскими девочками? Ты сошел с ума в этом забытом всеми месте?
– Это дом моей матери, – бесстрастно отвечал Луис. – Единственное место, где я счастлив.
– Ты счастлив? – не верил своим ушам мужчина, продолжая кричать. – Ты счастлив там, где под твоим боком вынашивает планы твой враг?
Хэлланд злобно покосился на бледную девушку.
– И после этого ты зовешься моим сынов? Как ты можешь доверять врагам?
– Отец, – спокойно возразил Луис. – Мы не враги. Однажды мы поговорили по душам и поняли, что враждовать нам не из-за чего.
– Неужели? – противно рассмеялся мужчина. – Я знал, как легко ей удастся обмануть тебя. Я защищал тебя! Как ты мог дать провести себя, пока меня не было рядом? Ну ничего, теперь я здесь и все расставлю по местам.
Хэлланд, угрожающе сверкая бесцветными глазами, решительно двинулся к Кристин.
– Ах ты, маленькая тварь! – разозлился он, когда девушка увернулась от его опасных рук. – Собачье отродье! Как ты посмела посягать на то, что принадлежит мне? Твой эгоистичный отец, французишка, помешанный на деньгах, отнял у меня мою жену, а теперь ты, пронырливая девчонка, собираешься отнять у меня сына? Один раз тебе удалось провести меня, но второго раза не будет! Напоследок доставлю тебе маленькое удовольствие… Радуйся, скоро ты встретишься со своим отцом на небесах!
Кристин все это время отступала под натиском Хэлланда и сейчас уперлась спиной в стену и зажмурилась, ожидая удара.
– Не трогай ее, отец! – бросился под руку мужчине Луис. – Перестань! Она здесь ни при чем! Это все я, я!
– Что ты? – не понял разъяренный Хэлланд.
– Она здесь, потому что я этого хотел, – объяснил Луис, стараясь загородить собой Кристин. – Я хотел, чтобы она была со мной. Это я привел ее сюда.
– Чтобы за все отплатить? – косо усмехнулся мужчина.
– Нет, – ответил Луис, думая над каждым словом. – Я должен был просить прощения за все страдания, причиненный ей нами. Но никак не мог победить свою гордость и твои предрассудки, чтобы сделать это.
Хэлланд весь побелел и затрясся от ярости.
– Как ты мог только подумать об этом? – у Кристин заложило уши от такого оглушительного крика.
Внезапная головная боль вдруг напомнила Кристин о том времени, что она прожила вне Голгофы. Девушка поняла, что теперь она не боится Хэлланда как раньше. Она не маленький беззащитный ребенок, этот человек ей не хозяин, он убийца ее отца! Если кто и может все это прекратить – так это только она. Хэлланда нужно заставить замолчать!
Кристин смело вышла из-за спины Луиса.
– Вы высказались. А теперь я скажу вам то, что о вас думаю, – глаза Кристин светились спокойствием и уверенностью. – Вы самый подлый, бессердечный, безжалостный человек на земле, и я презираю вас. У меня имеются важные документы, подписанные вами и вашими сподвижниками. Незаконный сбыт оружия, наркотиков, похищение детей… И потом, я свидетель убийства! Если вы не оставите меня в покое, все это появится в прессе, а документы попадут в руки органов правопорядка.
Хэлланд на какое-то время онемел и смотрел на девушку восхищенным взглядом. Он полагал, эти документы затерялись, исчезли, но никак не могли оказаться в руках несмышленого ребенка. Но Кристин была предусмотрительным ребенком. Разобраться во всех этих бумагах она смогла только недавно и точно знала, что теперь судьба Хэлланда в ее руках.
Чувствуя, что больше не выдержит, Кристин выдавила из себя улыбку и убежала из дома.
Глава 21
Прибежав домой, Кристин кинулась к тайнику в стене за шкафом в своей комнате. Там были добросовестно спрятаны документы. Девушка вынула их, аккуратно сложила в папку и поспешила вниз. Быстро поцеловав Майю и Артура, обедавших в столовой, Герцогиня к их большому удивлению заявила, что срочно уезжает и вернется не скоро.
Спустя десять минут автобус мчал девушка к городу. Приехав домой в Анапу, Кристин залетела в свою комнату, швырнула папку на полку и упала на кровать. Она лежала до самого вечера, уткнувшись в подушку: голова сильно болела, в ушах звучал голос Хэлланда.
Юлиана тихонько вошла к Кристин перед сном и, поняв, что случилось что-то неприятное, присела на краешек ее кровати.
– Что-то не так, сестричка? – заботливо спросила девочка, гладя светлые пушистые волосы Кристин.
Девушка молчала.
– Ты вся дрожишь, – ужаснулась Юлиана. – Кто так напугал и рассердил тебя?
– Хэлланд. Это все Хэлланд, – глухо прозвучал голос Герцогини.
– Ты про Луиса? – не поняла девочка. – Он славный. Он не мог тебя так обидеть! Это ошибка!
Кристин перевернулась и измученно посмотрела в добрые лучистые глаза Юлианы.
– Нет, я не про Луиса. Он и вправду, как ты говоришь, славный.
Кристин замолчала и погрузилась в свои мысли.
– Мне приснился страшный сон, – тихо произнесла наконец девушка. – Сон о прошлом, о том, чего не должно было быть. Поэтому мне страшно.
Юлиана не поверила ей и покачала головой.
– Забудь об этом, – резко села на кровати девушка. – Я привезла хорошие новости. Для тебя.
– Да?
– Артур раскаивается во всем и хочет, чтобы ты жила с ним.
– А Майя хочет?
Кристин рассмеялась проницательности сестренки.
– Да, Майя тоже хочет этого. Я сильно удивилась этому, но, похоже, что все это правда. Ты в конце концов победила, Юлиана.
– Но я ни за что и не сражалась, – удивленно пожала плечами девочка. – И я так рада, что папа наконец примет меня. И Майя тоже. Мы подружимся.
– Да, Майя так и сказала.
– У меня будет настоящая любящая семья! Я себя так странно чувствую! – Юлиана краснела и улыбалась. – Разве сегодня мой день рожденья?
– Сегодня просто хороший день. Может, ты что-то сыграешь на скрипке для меня?
– Да, конечно, – закивала счастливая девочка. – Но сначала я хочу поблагодарить тебя. Ты столько для меня сделала! Что бы со мной было без тебя?
«А что бы со мной было без тебя?» – подумала Кристин и обняла сестренку.
Юлиана убежала, и вскоре послышалась чудесная мелодия поющей скрипки Юлианы.
Но Кристин не слышала ее. В голове девушки все перемешалось: воспоминания захлестнули ее болезненной волной. Сначала было очень плохо: голова, казалось, расколется от боли, но потом все чувства неожиданно куда-то исчезли, улетучились, словно их и не было вовсе. Хотелось закрыть глаза и плыть, плыть неизвестно куда. Уснуть и проснуться бесплодным духом где-то в облаках и больше никогда не видеть людей.
Веки девушки отяжелели, и она провалилась в беспокойный сон.
На следующее утро в дом заявился без приглашения, стука и приветствий Луис. Он испытывающе посмотрел на скучавшую в кресле Кристин и сердито заговорил.
– Ты явно не в своем уме, если полагаешь, что после твоих вчерашних слов мой отец оставит тебя в покое. Тебе ли не знать его? Он решительно настроен убить тебя. Ты меня слышишь? Убить тебя! Как твоего отца. Ты этого хочешь?
– Тише, Луис, – произнесла девушка, отрешенно глядя в окно. – Я ничего не хочу. Мне все равно.
Луис быстро подошел к ней и заглянул в потухшие зеленые глаза.
– Сейчас не самое подходящее время для депрессий, – строго сказал он. – Тебе нужно отдохнуть и развеяться. Жаль, что все так вышло. Видимо, отец тебя сильно напугал.
– Он вправду собирается убить меня? – бесцветно спросила Герцогиня.
– Да, как только найдет тебя… Но я не дам ему сделать этого. Я спрячу тебя.
– Где?
– В безопасном месте.
– Я и так в безопасном месте.
– Нет, он догадывается, что ты здесь. Он обыщет в Анапе каждый дом, чтобы найти тебя. И потом… после всего, что было… боюсь, как бы Альберт не выдал тебя.
Луис смущенно умолк.
– А, Альберт, – махнула рукой девушка. – Ты виделся с ним? Он сильно злиться?
– Нет, он не злиться, но он обижен.
– Зато ты счастлив.
– Я? Возможно, – Луис довольно улыбался и пожимал плечами. – Я от тебя иного и не ожидал. Я предупреждал Альберта, но он не послушался. И вот теперь… Собирайся, тебе пора ехать.
– Куда? – подняла голову Кристин.
– В Ливадию.
– Мм, звучит заманчиво, но почему ты думаешь, что Хэлланд не найдет меня там? И где я буду жить? Я там никогда не была, никого не знаю.
– Это нам и нужно, – обрадовался юноша. – Тебя там, значит, тоже никто не знает. Я как-то купил там квартиру – мне очень понравилась тамошняя природа. Тебе тоже понравится, собирайся. Отец ни за что не догадается, что ты там.
– А как же Юлиана?– вспомнила Кристин. – Я обещала ей отвезти ее в поместье к дяде.
– Я сам отвезу ее и объясню все ей. Но сперва я должен убедиться, что ты в безопасности.
– Я поеду одна? – испугалась девушка. – Я могу заблудиться.
– Нет, – возразил Луис. – Я дам тебе все необходимые инструкции. Много вещей не бери. Путешествовать налегке проще и менее обременительно.
– Но более подозрительно, – вставила Кристин, лениво начиная собираться.
– Зависит от того, как ты себя ведешь, – сказал Луис, помогая девушке. – Не заводи знакомств и вообще не говори ни с кем. Не броди по людным местам, старайся чтобы о тебе не знали. В дом никого не пускай, ничего о себе не говори.
– Это будет похоже на укрывательство от закона, – невольно улыбнулась Герцогиня.
– Это будет более или менее безопасно. Вот ключи от дома и адрес. Найти его достаточно сложно, но это нам очень подходит.
 – Не сомневаюсь. Это так похоже на побег! – сокрушалась девушка. – Как будто я струсила, но я Хэлланда совсем не боюсь!
– А зря, – покачал головой юноша. – Для тебя он опасен, помни. Идем. Я провожу тебя до вокзала.
Кристин передала Луису сумку и внимательно посмотрела на него.
«Какой он необычный! – подумала она. – Он не ненавидит меня. Ради этого стоит жить».
Луис оглянулся, и его равнодушные серые глаза встретились с чарующими зелеными глазами Герцогини. С минуту он изучал лукавый блеск и грустное выражение этих удивительных глаз. Потом, быстро нагнувшись, едва ощутимо коснулся нежных губ девушки губами. Лицо Кристин словно засветилось, на губах заиграла ослепительная улыбка.
«Так-то лучше, – успокоился юноша, ободряюще улыбаясь в ответ. – Она справиться».