Однажды мне попалась на глаза подборка ее лирики. Там же была помещена и фотография поэтессы - женщины с пышной прической и выразительными глазами, которые запомнились. С тех пор прошли десятилетия. Но глаза все те же, и та женщина из моей студенческой юности вполне узнаваема. Мы встретились с Риммой Казаковой в тель-авивской гостинице, и то была наша первая встреча.
- Ну что вам рассказать о себе? — произносит Римма, переплетая пальцы рук с едва заметными шрамами. - Я - дитя войны, и она очень повлияла на всю мою жизнь. Голодное детство, отмороженные руки - операции приходилось делать даже спустя годы. Закончила исторический факультет Ленинградского
университета и по романтическому порыву, или, точнее будет, наверное, сказать, по комсомольской дурости, уехала работать на Дальний Восток, о чем, впрочем, не жалею: именно там у меня сложилось пространственное ощущение России как большого мира. Стихи я писала всегда, сначала они были на втором плане, но постепенно вытеснили из моей жизни все остальное. В 1961-м я все бросила, уехала в Москву, закончила высшие
литературные курсы, да так и осталась в столице, которую и по сей день люблю провинциальным чувством - человека издалека.
- Какой период вашей жизни был самым трудным?
- А легких, пожалуй, и не было. Чем больше за что-то отвечаешь, тем больше трудностей. Я же отвечаю за Союз писателей Москвы. Это демократический союз, и власти относятся к нему с большим недоверием, они больше ценят другие
союзы, например, Союз писателей России, который во время путча поддержал членов ГКЧП, в то время как мы пошли
на баррикады с Ельциным. Так вот у них, по витиеватой логике судьбы, с собственностью все в порядке, а у нас ничего нет. Впрочем, ничего удивительного: слово «демократы» уже давно приобрело в России ругательный оттенок.
- Вы были советской поэтессой. Не жалеете о распаде Союза?
- А я не считаю, что он должен был сохраниться. Империи должны распадаться. С другой стороны, этот русский шовинизм во многих из нас по-прежнему неистребим. Вот вам пример. Мой приятель, побывав на собрании Союза писателей Узбекистана, с возмущением рассказывает: «Вот хамство какое, я сижу на собрании, а они говорят только по-узбекски!», на что я отвечаю: «А ведь ты не прав. Постоянно живя в Узбекистане, ты должен знать язык. Вот, к примеру, твой коллега Владимир Карпов узбекский знает, и местные относятся к нему как к своему».
- А как насчет антисемитизма?
- Это явление, к сожалению, живуче. Недавно у нас в Москве прошел марш фашистов, которые шагали со свастиками, и никто их не разгонял. Более того, милиция охраняла молодчиков, в то время как демонстрации демократов стражи порядка обычно тут же начинают разгонять. У нас свободно продается «Майн кампф» и другие книжонки подобного толка, и надо бы бить уже во все колокола, а мы вместо этого объясняем, что скинхеды - это неудовлетворенная молодежь, чья энергия требует выхода. Вы
знаете, мне все это очень напоминает историю многолетней давности, когда я жила еще в Хабаровске и у меня в квартире завелись клопы. Я обратилась за помощью в ЖЭК, а мне отвечают: «Вот если бы во всех квартирах завелись клопы, тогда мы бы провели дезинсекцию, но пока поступили жалобы только от вас и вашей соседки». Так и с фашистами. Мы что, ждем, пока они будут, как клопы, везде? Но тогда уже поздно будет бороться.
- Опять-таки, возвращаясь к советским временам: мне кажется, литераторы тогда чувствовали себя более защищенными. Во всяком случае, им не приходилось нищенствовать или издавать книги за свой счет.
- С одной стороны, да. В конституции было записано, что воспитание народа и его духовное обогащение есть дело государственной важности. Писателей поддерживали. Однако за это писатели должны были восхвалять существующий строй, и книгу часто оценивали не по ее художественным достоинствам, а по идеологической направленности, а писателя - по его лояльности к советской власти. Иными словами, социализм -
- это забота о человеке, доведенная до абсурда, в то время как капитализм - доведенное до абсурда равнодушие к этому человеку. Государство не должно преследовать писателей за инакомыслие, но и бросать их на произвол судьбы - не менее преступно. Детей надо воспитывать на хорошей литературе, а у нас в школьных программах сокращаются часы, отведенные на ее изучение. Наш Союз писателей в свое время выступал за то, чтобы в учебниках появились главы, посвященные Анне Ах¬матовой, Осипу Мандельштаму, Варламу Шаламову с пояснениями, что авторы подвергались репрессиям по таким-то причинам. Однако детей в России продолжают уберегать от правды. Но разве говорить правду - не более достойно и результативно, чем продолжать врать? Мальчика спрашивают на улице: «Кто такая Ахматова?», а он отвечает: «Военная поэтесса».
- Как вы объясняете тот факт, что Россию захлестнул мутный поток псевдолитературы, «книжек для чтения в метро»?
- Это касается не только литературы. У нас и на телевидении появилось много передач, рассчитанных на зомбирование,
обыдление и люмпенизацию народа. И кстати, все это достигает своей цели: люди живут трудно и расслабляются тем, что смотрят дурацкие сериалы и читают дурацкие книги. Я пыталась читать Донцову, Устинову... Но это же не имеет никакого отношения к литературе! Что же касается издательств, то в одном из них, куда я принесла свою книгу, сказали: «Мы - коммерческая организация, наша цель – зарабатывать деньги. Берите пример с Донцовой, она такая раскрученная». На что я ответила: «Одни читают Донцову, а другие - Достоевского...»
- А что бы вы сказали о Сорокине, Акунине, которые, выражаясь современным языком, хорошо раскручены?
- Акунин - талантливый литератор, но не скрывает, что создал свой проект с целью заработка. Что же касается Сорокина... Бог дал ему язык, у него прекрасная стилистика, но для того, чтобы раскрутиться, он начал писать «чернуху». Я не могу этого читать, меня начинает тошнить. Вы знаете, у нас ведь хорошо зарабатывают только те, кто издается на Западе. Что же касается литераторов старого поколения, то они нищенствуют и совершенно невостребованны. Сегодня невыгодно быть писателем, который исповедует духовные ценности. Но писателями рождаются, они как раз для этого и предназначены. Ну так презирайте нас, не платите, считайте скоморохами! Приглашайте на свои политические междусобойчики попсовых певцов, чтобы они вам повыли, или комиков. Кстати, Андрей Макаревич написал об этом песню, и там есть замечательные строки:
Рассмеши меня, Петросян,
До соплей меня рассмеши.
Я хочу быть весел и пьян
На поминках живой души.
- Будущее рисуется вам в мрачных тонах?
- Да нет, тут все сложнее. Поэзия непопулярна у властей, а что касается простых людей, они поумнели, хотя и продолжают читать (от усталости) любовные романы. Я часто выступаю перед разными аудиториями и вижу эти перемены. Мне приходилось ездить в колонии, где сидят подростки: была приятно поражена, когда они вдруг начали вставать в зале и читать мои стихи.
- Что послужило причиной ваших поездок в колонии?
- Два года назад мы создали Конгресс матерей России, я являюсь его президентом. Мы ощущаем свою ответственность за то, что происходит с нашими детьми, и пытаемся в меру своих сил выправить положение. Например, недавно возили мальчикам и девочкам, которые должны вскоре освободиться, комплекты одежды и предметов первой необходимости: им даже не в чем будет появиться на людях, у них ничего нет. Ту же ответственность мы ощущаем и за происходящее в Чечне. Мне одинаково жаль наших молодых солдат, которых превращают в убийц, и чеченских подростков, воспитанных в ненависти к русскому народу и жаждущих мести. Кто же виноват в этой страшной драме? Кукловоды, которым выгодно происходящее в Чечне: одни поставляют туда оружие, другие рвутся к чеченской нефти. Болит душа и за афганцев: ребят послали на неправую войну, с которой они вернулись инвалидами и просят теперь милостыню в подземных переходах. Никому они теперь не нужны. А чего можно ожидать от палестинцев, выросших бандитами в лагерях беженцев?! Они ведь не знают нормальной жизни - так их воспитали. Собственно, с этой целью я и приехала в Израиль: у наших стран одна и та же проблема - терроризм. Я считаю, что в обществе коррумпированном,ворующем, продажном с терроризмом покончить нельзя. Мы, например, до сих пор не можем понять, как террористы проникли в здание, где была премьера «Норд-Оста», кто-то же им в этом помог!
- Возвращаясь к началу беседы: вы говорили, что ваш писательский союз выживает нелегко...
- К великому сожалению, потому что мы представляем огромную потенциальную духовную силу, которая остается невостребованной. Всякий раз вопрос упирается в одно - где достать деньги на издание книг молодых талантливых писателей, на премии для лучших из них. Государство в нас не нуждается. На дни города поэтов больше не приглашают. Обошлось без них - вы только представьте себе - 200-летие Пушкина! В довершение всего мы лишились еще и здания - Сергей Михалков выгнал из знаменитого Дома Ростова все творческие союзы, и наш в том числе. Парадокс состоит в том, что его организация - Международное сообщество писательских союзов - скорее виртуальная, и большинство ее членов живут за границей, так что сообществу Михалкова вполне могло хватить и одной комнаты, а он захапал весь особняк, который был отдан в 1932 году в пользование всем писателям.
- Как же ему это удалось?
- Михалкова любит наш президент. Когда Михалков в очередной раз перелицевал свой гимн, а наш союз его не поддержал, мы сразу почувствовали резкое охлаждение к себе со стороны властей: нас перестали приглашать в Кремль, поздравлять с праздниками. Ходим с протянутой рукой. Я даже шучу по этому поводу: в советские времена была демагогом широкого профиля, а сейчас стала классной попрошайкой - как увижу богатого человека, сразу начинаю думать о том, что бы у него выпросить для нашего Союза писателей. Вообще, должна вам сказать, что время у нас сейчас бандитское, и, как писал в свое время Шолохов, некоторые люди на этой почве просто «сошли с ума от этой суки-собственности». И в среде писателей завелись такие, кто пытается урвать как можно больше, например, захапать литфондовскую дачу, чтобы оставить ее потом в наследство детям и внукам.
- Как вы относитесь к тому, что иные писатели уехали из России в Израиль?
- Александр Каневский сказал об этом так: «Это не эмиграция, а эвакуация». То, что Россию покидают евреи, - это для нее позор на долгие времена. К сожалению, наша страна еще во многом остается ксенофобской и антисемитской. Очень много глупых, необразованных людей, которым никто не объясняет, что это дурно.
- Вы по складу борец?
- Совсем нет. Более того, я довольно долго считала себя советским и законопослушным человеком. Помню, как, еще будучи школьницей, слушала «вражеские голоса», сообщавшие о сталинских лагерях, и думала: «Врут, сволочи, клевещут на нас...» Я не была диссидентом и не подписывала никаких писем в защиту преследуемых, просто до этого не доросла, в отличие от того же Аксенова, у которого были репрессированы родители. Как-то я спросила его: «Ты подписал письмо в защиту таких-то людей, ты что, знаешь их лично?» «Нет, - ответил он, - но должна быть гласность».
- Вы совершали поступки, за которые вам сегодня стыдно?
- Однажды я перевела поэму казахского поэта, которую до меня переводил Володя Корнилов, но он диссидент, и его работу не взяли. Спустя годы мы подружились с Володей, я рассказала ему о том случае и спросила: «Теперь ты, наверное, не захочешь со мной общаться?» «Да ты что? - удивился он. - Черт с ней, с этой поэмой!» А у меня будто камень с души свалился после того, как я ему призналась.
- Насколько изменились ваши убеждения с советских времен?
- Скажу вам так: я считаю, что когда от тебя зависит много людей, то лучше не подставляться и не делать резких выпадов. Позиция прямого сражения с властями не дает результатов, она неконструктивна. С другой стороны, стоило нам не поддержать перелицованный михалковский гимн, как мы тут же ощутили на себе, что несовпадение с позицией правительства чревато осложнениями. Я бы не хотела быть в оппозиции к структурам власти, но они сами нас на это толкают. Работы нет, денег нет, писатели нищенствуют, они невостребованны. В Большом театре отмечали столетие со дня рождения Шолохова. Писателей туда не пригласили, зато пели Басков и Бабкина. Не разрешили нам провести и булгаковские чтения на Патриарших прудах в канун Дня города. Порой возникает ощущение, что людей целенаправленно «спасают» от того, чтобы они думали или произносили вместо мычания какие-то осмысленные слова. Зато есть раскрученная Донцова, которая получила орден Александра Невского за достижения в области литературы. А на книжной ярмарке кто-то написал, что «Дашкова - это второй Достоевский». Возникает ощущение, что все просто свихнулись. Но какое все это имеет отношение к литературе?!
- Ну и что же со всем этим делать?
- Вынуждена повториться: я не революционер и считаю, что революция - это не путь. С другой стороны, сколько
можно терпеть? У нас такая огромная разница между богатыми и нищими, что это просто чревато. У меня нет ностальгии по старым временам, но надо искать выход из положения, постепенно внедрять в сознание людей понимание того, что нужно жить иначе.
- В начале нашей встречи вы говорили, что прожили трудную жизнь. Ваша женская судьба была более счастливой?
- Я считаю, что если любовь была - это уже хорошо. Замужества у меня, правда, были не очень удачные. Первый
муж, писатель Радов, был намного старше и очень меня ревновал. В конце концов я с ним развелась, преодолев чудовищный мещанский комплекс: «как это так - разводиться с мужем?!» Ушла в никуда. Потом вышла замуж за стоматолога широкого профиля, который был моложе меня на десять лет. Он долго уговаривал меня вступить с ним в брак, говорил: «Стихи, дорогая, любят не все, а зубы болят у всех». Когда мы жили с ним уже вместе, то шутили по поводу того, что он зубы лечит, а я их заговариваю. Мы с ним любили друг друга по-молодому, спали так, как будто завтра нас друг у друга отнимут. Но потом он повел себя таким образом, что я вынуждена была отобрать у него ключи и сказать: «Поживи один». Он два года пытался помириться со мной, ходил как побитая собака, говорил: «Что я наделал? Ты была мне и друг, и жена, и возлюбленная». После этого замужества я сказала себе: «Господь не назначил меня быть чьей-то женой, хотя я прирожденная жена, люблю готовить и делать женскую работу. Так что не буду питать иллюзий, замужества в моей жизни больше не будет, а будет любовь». Сейчас у меня на душе спокойно. Я уже не в том возрасте, чтобы страдать и прыгать в омут от неразделенной любви. Зрелый возраст, он по-своему прекрасен. Звоню своему кавалеру, спрашиваю: «Что делаешь?» «Анну Каренину» читаю», - отвечает. «Вот сволочь! - говорю ему. - Я его люблю, а он «Анну Каренину» читает!» Но это я так, смеюсь. А если серьезно: иногда я влюбляюсь, очень этому радуюсь, но четко придерживаюсь «табу» - я не одобряю разновозрастных отношений, 45-летний мужчина - для меня уже мальчик. Самое страшное для женщины - попасть в смешное положение, поэтому надо быть осторожной и не создавать себе поводов для расстройства.
- Как уживаются в одной семье два литератора? Ваш сын Егор Радов известен как автор культового романа «Змеесос» и других вещей...
- Егор - умница, мой лучший друг и собеседник. В отличие от меня, у него хорошее литературное образование. Когда же его занимают вопросы истории, он спрашивает об этом у меня. У Егора непростая жизнь, его жена умерла, осталась дочка. Они существуют довольно гармонично.
- У вас позади долгая жизнь. Какие главные уроки вы из нее вынесли?
- Надо жить в гармонии с миром, не быть равнодушной. Больше всего меня приводит в восхищение людская доброта.