*
Лизу Ганди не любили.
За жидкие, скучные волосенки, подобострастной челкой прилипшие к потному лбу.
За всегда приподнятые безвольные руки, вроде лапок у крыс, заворожено бредущих за дудочкой Нильса. Еще казалось, что эти руки всегда готовы к неожиданному удару, чтобы вскинутся к лицу, вот так: крест-накрест перед лицом, ладонями наружу. Хотя, никто Лизу и пальцем не тронул. Скорее, от брезгливости, а не от сострадания.
Родителей Лизы тоже никто не подозревал в тщательно скрываемом семейном деспотизме. Потому что только они любили свое чадо. И даже не столько поэтому, а больше оттого, что любовь их была такой же скучной, вялой и полусонной, как унылый папин нос, каплей пипки достающий до бледной рыхлой верхней губы; как мамино картавое заикание из кривоватого рта; как имя их сына – Алоизий, до тошноты раздражающее окружающих и сокращенное до вменяемого, но насмешливого «Лиза».
Фамилия Ганди была всамделешной. Вся семья была Ганди. По документам.