*
- Давай хоть сейчас я тебя провожу…
- Даже не думай.
- Но ведь поздно… мало ли что. Да и темно. Кто нас увидит. Я же днем не настаиваю.
- Вот пусть все так и останется. Я сама.
- Пусть останется. - вздохнул он, приподнявшись.
Она скривилась:
- Не вставай. - И ухмыльнулась. – Зато ты можешь разглядывать меня, пока я одеваюсь.
Он лежал на боку и смотрел, как она смешно, но ловко и быстро, выворачивая пальцы с длинными ногтями, щелкает застежкой бюстгальтера, резинками чулок, молнией юбки. Дернулся, когда она «причесала» растопыренной пятерней черное карэ, ото лба подняв волосы, которые тут же упали занавеской на брови.
- Потом, потом… - проговорила она.
Ее голос уже доносился из прихожей.
Он по привычке, по установленному ими правилу, дождался, когда она там дважды «провизжит» молниями сапог, не заглядывая к нему, скажет «пока» и исчезнет за захлопнувшейся дверью.
Тогда он встанет, проверит – надежно ли защелкнулся замок на двери и понесет свое горбатое, изуродованное полиомиелитом тело к ночному окну – посмотреть ей вслед…