Как это делалось в процессе. Записки защитника. 5

       

       Сюрпризы дополнительного расследования

       Кассационная инстанция отменила приговор судьи Филонова и направила дело на новое расследование. Обычно пишут – «для дополнительного расследования». В нашем же случае в Определении инстанции было записано «на новое расследование». Это характеризовало уровень расследования, проведенного следователем Милковой. Новое расследование поручили майору юстиции Гусевой.

       Поначалу Гусева производила впечатление человека, желающего объективно разобраться в деле. При встрече с ней, в завязавшемся разговоре она откровенно, и даже с оттенком сарказма, назвала обвинительное заключение следователя Милковой – «это сочинение». Пообещала беспристрастно разобраться с обвинениями моего подзащитного. И даже не исключила, что выпустит его из тюрьмы под подписку о невыезде.

       Обеспокоенные фактами, обнародованными в Определении кассационной инстанции, матери нескольких обвиняемых обратились к начальнику ГУВД с заявлением, требуя исключить нарушения закона при дополнительном расследовании. Ответил все тот же генерал Д-ев. «следователь Милкова заменена, извещал он. Ваши опасения в части применения к обвиняемым недозволенных методов ведения следствия напрасны. Расследование будет проведено всесторонне, с исследованием всех обстоятельств совершенного преступления».

       Но, то ли заверения генерала не были доведены до следователя, то ли сыграло роль раздражение ее руководства «чрезмерной активностью» защитника, но вместо подписки о невыезде моего клиента для начала перевели из камеры с 18 заключенными в соседний изолятор, в камеру с 46 обитателями и 26 койками. Вот так. – Не высовывайтесь! А меня своим постановлением следователь Гусева отстранила от участия в защите. Естественно, доступ в следственный изолятор для меня был закрыт.

       Опыт первого этапа показал, что система, что бы там ни писал генерал, не намерена признавать закон. Конечно, как только закончится новое расследование, и дело поступит в суд, нужно будет снова добиваться допуска к защите. А пока, будучи «освобожден» от прав и обязанностей защитника, обращаюсь в популярную городскую газету. Принимает меня журналист К-ский. Показываю ему материалы дела, рассказываю о беззаконии, сопровождавшем расследование и суд, об отмене приговора. Журналист, известный своими статьями на криминальную тематику, разделяет мое возмущение.
 
       Приведу здесь выдержки из его статьи «Подлог в совещательной комнате», вскоре опубликованной в газете. Рассказав читателям о нарушении судом тайны совещательной комнаты, журналист пишет: «Нарушены процедура составления приговора и тайна совещания судей, – совершен подлог и УПК расценивает это как основание к отмене приговора. Но мне хотелось бы оттенить и моральную сторону этого подлога. Гремит обвинительная речь прокурора, с ним состязаются адвокаты двенадцати подсудимых, приводя примеры невиновности своих клиентов или факты, смягчающие их вину. Готовятся к последнему слову подсудимые с тайной надеждой, что к ним прислушается Высокий Суд. … А в портфеле судьи Филонова уже лежит заранее, за несколько дней до оглашения написанный приговор, по которому каждый из подсудимых уже осужден и ему назначен срок заключения.

       По существу, то, что проделано с материалами дела и обвинительным заключением (расшивка томов и подмена листов.), представляет собой фальсификацию доказательств и подлог. … Судебная коллегия по уголовным делам признала факт манипуляции с материалами дела грубейшим нарушением закона. Казалось бы, самое время руководителям ГУВД прокуратуры, суда признать ну хотя бы, мягко говоря, брак в работе своих сотрудников. Но для тех, кто хочет добиться истины, изобретен российским чиновником процесс «запускания дурочки», который предполагает, что жалобщик a priori как минимум олигофрен. Пример тому, – ответ начальника следственного управления ГУВД генерала Д-ва на жалобу по поводу манипуляций с материалами дела.

       Ответ весьма вежливый. Генерал разъясняет, что на стадии подготовки материалов следователь имеет право перекомпоновывать материалы, как ему вздумается, и, что жалобы защитника обижают все славное следственное управление! Только вот получается, что ему про Ерему, а он про Фому. Генералу пишут, что манипуляции произведены после того, как обвинительное заключение было утверждено прокурором, а он отвечает, что до утверждения прокурором перекомпоновка материалов вполне законна! Вот это и есть «дурочка».

       Не лучше ответы из прокуратуры – виновных в подлоге нет! Расследование дела ведется уже три с лишним года. Люди, чья вина пока не доказана, третий год в тюрьме. Виновники в подлоге, юристы, каждый день шагают на работу и продолжают решать судьбы других. А их начальство запускает «дурочку». В дураках мы все».
       Не могу утверждать, что это связано со статьей в газете, но вскоре судья Филонов из суда исчез. А дополнительное расследование тем временем продолжалось.

       Наконец и это расследование закончилось. Снова читаю обвинительное заключение. Стиль и методы расследования не изменились. Теперь нужно работать уже над сочинением Гусевой. В новом обвинительном заключении Гусева полностью исключила из обвинения моего «клиента», ранее вменявшиеся ему деяния. Тем самым, подтвердив, что эти обвинения являются вымыслом следователя Милковой. Но ведь именно на их основании та вынесла постановление о заключении моего подзащитного под стражу. Так, что же теперь делать? Признать и исправить ошибку? Ну, нет! Как-никак, а три года содержания человека в тюрьме нужно как-то оправдать. И поэтому не поиски истины и не вопросы справедливости, а амбиции и указание прокуратуры – «стоять насмерть» вынуждают юриста Гусеву в конце доследования предъявить моему «клиенту» новое обвинение, полное очередных несообразностей и, не боюсь сказать, глупостей. Более того, она проявила себя большим мастером сочинительства и лжи, – оказалась «поспособнее» отстраненной от дела Милковой. Обвинения сочиняются ею с хлестаковской легкостью, доказательства снова подменяются домыслами и фальшивками.

       Следствию очень хочется доказать виновность моего подзащитного, опорочить его, а заодно и меня, в глазах предстоящего суда. Дополнительное расследование окончено, обвиняемые и адвокаты знакомятся с материалами дела.
       – А вы знаете, что у вас на даче недавно производился обыск, спрашивает меня Галина Алексеевна.
       – Какой обыск? Я ничего не знаю.
       – Ну, как же, в деле появились материалы о поисках оружия на вашей даче. Я, говорит Галина Алексеевна, спросила у Гусевой, – каковы результаты? Та ответила, что искали, но ничего не нашли.
 – Галина Алексеевна, сделайте, пожалуйста, для меня копии этих материалов.

       Вскоре читаю переписанное адвокатом поручение следователя оперативникам: «Принять меры к розыску имевшегося у обвиняемых оружия. По имеющимся данным, оружие может храниться на даче семьи ….( моего подзащитного), которая расположена в … . (приведен подробный адрес дачи.). Прошу поручить сотрудникам УУР, провести данное оперативно-следственное мероприятие». (Замечу, что больше ни у кого из обвиняемых Гусева оружия не искала, а Милкова вопрос о розыске оружия, вообще не ставила ).
Тут же и ответ оперуполномоченного Прусакова об исполнении поручения: «На ваше отдельное поручение за № … отвечаю, что у подозреваемых наличия оружия установлено не было».
 
Дача принадлежит моей жене. Она тоже ничего не знает об обыске. Поэтому немедленно от ее имени направляем жалобу в следственное управление и прокуратуру на незаконное проникновение с обыском в помещение дачи. Если на любые предыдущие жалобы ответы поступали через месяц-полтора, то теперь правоохранители отреагировали мгновенно. Логика ответов просто поражала.

«В результате проведенной проверки установлено, что обыск в вашем дачном доме не проводился (а как же понимать ответ Гусевой?). В материалах дела отсутствует постановление о производстве обыска в указанном месте и иные процессуальные документы, которые бы свидетельствовали о проведении такого действия», отвечает тот же генерал Д-ев. Генерал в своем стиле. Да ведь если бы эти все документы были, мы бы и не жаловались! Ему вторит прокурор, начальник отдела по надзору за следствием. Этот врет проще: «Обыск не проводился. Следователем Гусевой направлялось отдельное поручение о производстве оперативно-розыскных мероприятий, в котором имеется упоминание о вашей даче, однако ее адрес в поручении отсутствует (?)». (Он, что, читать не умеет?).

Вот так! Процессуальных документов, видите ли, нет (а значит, и обыска не было!), и адрес оказывается, им неизвестен. Но ведь оперуполномоченный Прусаков, все же, что-то там искал, раз в ответ на поручение рапортует, что «наличия оружия установлено не было». И Гусева отвечает, что обыск был, но ничего не нашли. И впрямь, нас, по-видимому, за дураков держат! Тонкости современного «расследования» объяснила нам знакомый следователь.
       – Что вы так возмущаетесь? Никто на вашей даче обыска не делал, а все эти поручения и рапорты сочиняются, не выходя из кабинета, чтобы усилить обвинение. А то, что это бросает тень на обвиняемого, так в том и задача! Так все делают!
Так-то так, но ведь как ни поверни, это чистейшей воды жульничество. Если незаконный обыск был, то это, преступление, не было, – фальсификация материалов.

Через некоторое время читаю переданное через адвоката обвинительное заключение. Ну вот, и еще что-то новенькое! Следователь, как говорится, причислила меня «к лику святых».В обвинительном заключении обнаруживаю обвинения в мой адрес. Скажите, читатель, будучи судьей, какое мнение Вы бы составили о защитнике, ознакомившись со следующим опусом Гусевой, освященном утверждающей подписью прокурора:
«С момента совершения преступления прошло много времени, в течение которого обвиняемые, несмотря на введенную изоляцию, могли общаться друг с другом, передавая информацию по вопросам расследования и их позиций, как лично, так и через адвокатов и защитника (указана моя фамилия). Так, в частности, большое количество всевозможных жалоб, представляемых им в процессе расследования с представлением различных версий обстоятельств совершения преступления, проверены следствием и своего подтверждения не нашли. По мнению следствия, данные действия имели целью помешать установлению истины по делу, ограничить время следствию в расследовании совершенных деяний проверкой явно надуманных версий». Вот так-то, дорогой защитник. Сажать Вас надо!

 По существу, не приведя никаких доказательств, следователь обвинила всех адвокатов оптом, а меня персонально, в совершении преступления против правосудия, – во вмешательстве в ее деятельность в целях воспрепятствования всестороннему, полному и объективному расследованию (ч.2 ст.294 УК РФ). Пока меня не посадили в тюрьму, нужно было как-то отреагировать. Шутка шуткой, но обвинительное заключение является официальным документом, распространяющим измышления, задевавшие мою честь и деловую репутацию. Оставить этот выпад Гусевой без последствий нельзя. Поэтому направляю в следственное управление (в копии: в прокуратуру и в суд) заявление о защите чести и деловой репутации, с требованием незамедлительно направить в прокуратуру, в суд и мне лично опровержение порочащих меня сведений, содержащихся в обвинительном заключении. Заявляю, в частности, что «Моя деятельность в качестве защитника основывалась исключительно на положениях УПК, не нарушала моральных принципов и не выходила за рамки закона. Как защитник, я использовал все разрешенные законом средства и способы защиты, в том числе и путем подачи жалоб и заявлений на неправомерные действия следователей. Это мое право. Юрист же Гусева расценивает мои действия как помеху в установлении истины и, более того, пишет, что подававшиеся жалобы и заявления «подтверждения не нашли». Это ложь!
Именно потому, что мои жалобы и заявления адвокатов нашли подтверждение, Судебная Коллегия отменила приговор судьи Филонова».
       Естественно, что ответа на свое заявление я не получил. Зато, позвонив по этому вопросу Гусевой, получил намек на возможные последствия моего «вмешательства» в ход расследования.

       В заключение, еще небольшой мазок в общей картине стиля расследования офицера юстиции Гусевой.
На протяжении всего расследования мы регулярно подаем ходатайства об изменении моему подзащитному меры пресечения на подписку о невыезде. Так же регулярно получаем отказы с трафаретным заклинанием: «он совершил тяжкое преступление и может скрыться». Единственный обвиняемый, находящийся с самого начала на подписке о невыезде, – Лазарев. По разумению следователя Милковой, только он скрыться, не может! Вероятно потому, что женат на дочери некоего полковника милиции. И вина его «никчемна»! В последний день суда, перед оглашением приговора Филоновым, Лазарев таки сбежал из зала суда и на него был объявлен розыск. «Обнаружен» беглец был лишь после начала дополнительного расследования, когда в дело вступила Гусева. Занятная история!

Читаю показания Лазарева: - «31 марта 200… г. ко мне домой пришел участковый инспектор. Я находился дома и, чтобы избежать задержания выпрыгнул из окна». Но, спрыгнув с 3-го этажа, он, к несчастью, сломал ногу и попал в больницу. Скрыв свою истинную фамилию, он находился в больнице по чужому паспорту. Вот справка, выданная следователю: - «Больной Маслов С.В. 32-х лет, находится на лечении в больнице … с 31.03.200… г.». На обороте справки рукой Гусевой написано: «Согласно представленным документам, Маслов С.В. в действительности является Лазаревым М.И.».

 Итак, обвиняемый скрывается от суда, убегает от милиции, лечится по подложным документам. А теперь, читатель, внимательно читайте сочинение нашего майора юстиции, срочно направленное начальнику отделения милиции: - « … мною в ваш адрес было направлено постановление о задержании и приводе обвиняемого Лазарева. В настоящее время местожительство Лазарева установлено (а раньше, оказывается, не знала!); принято решение не применять в отношении него меру пресечения, – заключение под стражу, избрана подписка о невыезде. Лазарев добровольно явился в УРОПД (это с переломанными то ногами?), допрошен. В связи с этим, необходимость в задержании и приводе Лазарева отпала».
Не кажется ли Вам г.г. читатели, что следователь Гусева здесь откровенно лжет? Лжет о том, что не знала местожительства Лазарева (оно указано в обвинительном заключении Милковой), лжет, что Лазарев добровольно явился в УРОПД. И почему это необходимость в задержании обвиняемого, дважды пытавшегося скрыться, отпала? Ведь снова сбежать можно и со сломанной ногой.

 И апофеозом звучит постановление следователя об изменении Лазареву меры пресечения, вынесенное в день обнаружения его в больнице под чужим именем:
- «Учитывая, что Лазарев на всем протяжении следствия и в суде давал подробные показания об обстоятельствах совершения им и соучастниками инкриминируемого им преступления, принимая во внимание, что его роль в совершении преступных деяний была менее активна, чем его соучастников, преступление было им совершено впервые, а также то, что он имеет постоянное местожительство, следствие находит возможным не применять к Лазареву меру пресечения в виде заключения под стражу. Изменение Лазареву меры пресечения на подписку о невыезде не отразится на полноте, всесторонности и объективности проведения расследования и при рассмотрении дела в суде».
       Удивительна и необъяснима любовь Гусевой к Лазареву. Чтобы избежать упрека в пристрастности, не буду касаться оценки роли моего «клиента», но ведь и некоторые другие обвиняемые кроме Лазарева, давали честные и подробные показания и все они имели постоянное местожительство. Вот обвиняемый Качалов честно и правдиво рассказал как он, чтобы избежать участия в преступлении напился до положения риз и всю ночь и утро проспал. И как миленький, уже три года сидит под арестом, потому что «он совершил тяжкое преступление»!

       Возможно, действиями следователя в отношении Лазарева руководило сострадание к его переломанной ноге. Но тогда и нужно говорить об этом. Я отнюдь не жаждал видеть Лазарева в следственном изоляторе, пусть лечится на свободе. Возмущала лишь ложь, беспринципность и фальсификация материалов, сопровождавшие все расследование. Ну, невозможно же каждый раз хватать за руку недобросовестных офицеров юстиции!

       Уважаемый читатель! На этом я закончу публикацию отрывков из моей документальной повести. Хотелось показать, что участие близкого родственника в защите может быть эффективным, препятствовать современному беспределу правоохранительных органов. И желаю Вам не попадать в подобные ситуации. Буду благодарен за критические замечания. Они позволят внести соответствующие коррективы в мое сочинение.