Моей Светлой Королеве, Элен Шариф, с любовью и восхищением.
...божественный отблеск на проклятых лицах...
(Н.Б., автор стихов на сайте Стихи.ру)
Мюгриэль задумчиво глядел на город внизу, время от времени мелко встряхивая своими большими крыльями, то разворачивая их слегка, то складывая вновь. Когда-то они были черными, как блестящий уголь-антрацит, но несколько времени назад потеряли этот ужасный цвет, посветлев и став серебристыми, как начищенные, сияющие на солнце старинные монеты. Теперь они чесались и блестящие крупные чешуйки, похожие на змеиные, осыпались с них всякий раз, когда бывший демон шевелил ими. Мы сидели на высокой скале, откуда виден был не только мой город, но и окрестные сады, и хвойный лес, темный от освежившего его только что прошедшего ливня.
- Послушай, мне нужна твоя помощь.
- Тебе? - меня это немного удивило. Мой друг Мюгриэль мог вполне свободно голыми руками сломать довольно толстую сосну, летал быстрее любого реактивного самолета и не боялся ни демонов, ни ангелов.
- Ну да, а что тебя удивляет?
- Раз ты просишь помощи, значит, я могу что-то такое, чего не можешь ты. Мне трудно это представить.
Он грустно рассмеялся.
- Ты можешь свободно являться перед другими людьми и разговаривать с ними, как мы сейчас с тобой. А мой облик перепугает их до полусмерти – или до смерти. Люди отвыкли от того, что мы есть, и что с нами вполне можно говорить. В древности было иначе – поболтать с Другими для любого человека было в порядке вещей.
- Тебе нужно кому-то что-то передать?
- Нет, для этого нашлись бы другие способы. Да и не стоит включать тебя в еще один виток этой вечной войны между Добром и Злом – это слишком жестоко.Тебе и своего места на поле Рагнарка более чем хватает. Я просто хочу попросить у тебя разрешения посмотреть твоими глазами на одну ситуацию с людьми, которая сейчас произойдет. Ты это выдержишь – ты ведь смог когда-то сам войти в мое зрение и увидеть мою историю моими глазами.
- А зачем тебе это нужно?
- Мой наставник предложил мне сделать это – говорит, чтобы я не забыл, что когда-то был демоном, и все же смог отречься от Падения. Он считает, что мне нужно мягче относиться к человеческим ошибкам.
- Ну хорошо. Только я устал, как собака, после этой картофельной грядки, а до остановки отсюда топать и топать.
- Я отнесу тебя поближе.
Огромные руки обхватили меня поперек туловища и тень развернувшихся крыльев затмила солнце над нами. Летать с ним было одним из моих скромных удовльствий от общения с ним. Обычному ангелу вряд ли пришло бы в голову вот так запросто покатать человека по воздуху, но Мюгриэль был совершенно не чванлив, и к своим способностям относился прагматически, как человек относится к простому умению ходить. Он аккуратно поставил меня на землю в закрытом от постороннего взора перелеске и легонько прикоснулся ладонью к моим векам. Я тут же почувствовал, что уже не один вижу своими глазами.
Народ из окрестных садов постепенно подтягивался к остановке, ожидая автобуса в город. Все устали, так же, как и я, от целого дня копания грядок под посадку. Кроме меня, набралось четверо. Две неопределенного возраста старухи с выражением тупой покорности на лицах, всю жизнь пахавших, как ломовые лошади - на заводе, дома и в собственных огородах без всякой благодарности от родных, воспринимавших их подвиг, как нечто само собой разумеющееся. При зрительном контакте возникает некий род взаимной телепатии, и я ощутил, что Мюгриэль не доволен их отношением к жизни, видимо, полагая такую покорность чрезмерной, на грани греха безответственности за собственные судьбу и душу. Еще одна женщина была помоложе, не более пятидесяти, одрябшая и обвисшая, всем своим видом она говорила о том, что и ее ждет участь, мало отличная от тех двух старух. Но в разговоре всех троих все же чувствовалось, что возня с растениями для них – не просто еще одна трудовая повинность, а некоторая все же отрада в их невзрачной жизни. Растения любить легко, легче чем людей, но даже эта малая любовь, как мне кажется, свидетельствовала о неполной опустошенности их душ. На том же самом основании Мюгриэль имел совершенно противоположное мнение. «Эта почти молодая вместе со своею невесткой гнобят друг друга каждый божий день почем зря, а потом обе отдыхают душой каждая на своем огороде» - мрачно передал он мне мысленно свои наблюдения. Четвертый был мужичком примерно их возраста – низкорослым, сутулым, отчего казался еще меньше, с морщинистым, рано постаревшим и испитым лицом и большим, сизым от систематического потребления алкоголя носом. «Ну и что же я должен в них увидеть?» - «А вот подождем, зря что ли тебя сюда послали – видимо, что-то должно случиться.»
Говорили в основном о самых обычных садовых делах.
- Так вот я думаю, что это приблудная псина. Выкинул кто-нибудь посреди дороги подальше от дома, чтобы не вернулась. Молодая еще, почти щенок, и глупая. Ходит по грядкам и лук мне уже весь вытоптала, уж и не знаю, что делать.
Это жаловалась та женщина, что помоложе. Потом, вспомнив кое-что, она обратилась ко мне.
- Слушай, Вацлав, у твоего отца ведь ружье есть. Пусть пристрелит ее – она точно не хозяйская, цепных я всех знаю.
- Не знаю. Сказать, скажу ему, а он скорее всего откажется, жалостливый он, и собак любит очень. Стреляет только белок и рябчиков...
С юго-запада надвинулись сизые тучи. По всему было видно, что сейчас снова пойдет дождь. Садоводы переместились под навес остановки, не прерывая разговора. Громыхнуло так громко, что металличские листы на крыше навеса задрожали с противным звуком. Поднялся сильный ветер, взвихрив маленькие пыльные смерчи на дороге. До автобуса было еще минут двадцать. Ветер еще усилился и стало прохладно, хлынул ливень. Но облака были с просветами, и солнце продолжало светить ярко, как при ясном небе. Одна из старух высунулась чуть-чуть из-под навеса и вдруг громко сказала:
- Ой, какая радуга огромная.
Все пошли смотреть радугу. Мне тоже было интересно – в этом году я ее еще не видел. Радуга и правда была необычной, такая и мне попадалась нечасто. Она была двойной, большой – на четверть горизонта в длину, - и к тому же очень широкой. Между двумя разноцветными мостами тянулась широченная полоса темного неба – намного темнее, чем окружающее пространство. Эту полосу, как правило, мало кто замечает, но она – тоже часть радуги. И есть у нее еще одна малозаметная для невнимательного взгляда особенность – сквозь эту, казалось бы, долженствующую быть беспросветной область облака видны четче и резче, чем вокруг. Но старый алкоголик заметил это и показал мне, не зная, что мне об этом известно. Лицо его в этот момент просветлело и приобрело то чистое и простое выражение, которое обычно встречается только у юных наивных душ. Оглянувшись, я заметил, что нечто похожее творится со всеми присутствующими, да и тема разговоров сменилась.
- А что – есть же какие-то приметы про радугу. Ну там про урожай или что...
- Может и есть...
- А еще церковная примета есть – если радуга появилась, это знак нам всем - “с нами Бог”...
- И правда. Боженька, милый, пошли нам всем урожай добрый...
Они еще долго припоминали всякое, пока кто-то не сказал:
- А еще говорят, что там, где радуга встречается с землей, там клад зарыт...
И в этот самый момент движение облаков породило новый рефлекс атмосферы, и все мы увидели, как огромный, широченный конец радуги рухнул на дорогу метрах в двадцати от нас по движению, прямо за близким дорожным знаком. Женщины ахнули.
Никто не кинулся, конечно, за лопатами - откапывать клад, но свет, озарявший лица этих простых людей, искалеченных жизнью и самих калечащих, не особо задумываясь над этим, своих ближних и дальних, стал таким нестерпимо сильным, что все они показались на несколько лет моложе, чем они есть на самом деле.
А ведь с детства я запомнил урок физики, на котором наша учительница рассказывала нам, что якобы доказано, что невозможно увидеть такое место, где она начинается, что игра света в воздухе заставит радугу все больше удаляться по мере того, как человек пытается приблизиться к ней. Но мы не приближались к ней, радуга сама приблизилась к нам, подарив нам это чудо.
Но прошло некоторое время, облака снова сдвинулись не на много, и волшебный эффект исчез. Постепенно все забыли о чуде и снова вернулись к обсуждению своих бытовых проблем...
“Ну что, увидел то, что должен был?..”
“Кажется, да.”
“И как тебе люди?”
“У них все еще есть шанс. Из любой пропасти можно подняться – если успеешь, если сил хватит, если помогут – хоть кто-нибудь...”
“Вот именно. Ты же смог – а за твоими плечами века и века творения зла. Вспомни, как ты вышел из Тьмы. Как ее владыка не хотел тебя отпускать. Что тогда было?”
“Кто-то сияющий с той стороны Границы протянул мне руку и вырвал меня оттуда. Но когда я оглянулся, я как бы раздвоился, тело мое лежало там же - мертвое и разлагающееся, а я сам был уже в другом облике – том, что имею сейчас...”
“А если они не успеют, если помощь опоздает, если они так и умрут в невежестве, ненавидя и топча друг друга – что же с ними будет...”
“Будет, что-то непременно будет. Я чувствую, что путь их не закончится...”
“А как же рай и ад, и воздаяние за грехи...”
“Рай и ад в наших душах, а Создатель в милосердии своем безграничен. Он даст им еще и еще шанс. В доме его обителей много, разве не он призывал прощать не семь раз а семижды семь. В то время в языках древних это просто была форма выражения бесконечного числа, специального слова для “бесконечности” просто не было в речи. Ваши переводчики об этом забывают – или не знают...”
“Так ты больше не будешь осуждать слабых духом – тех, кто кажется безнадежным?..”
“Я - не Он, силы мои не безграничны. Но я попытаюсь...”
Он замолчал. Я почувствовал, что его зрение разъединилось с моим.
“Приходи когда захочешь, или когда нужно. Полетаем...”
“Приду, друг мой, приду... С тобой интересно...”
Подошел автобус, и самые обычные люди, бывшие только что свидетелями самого обычного чуда, деловито и буднично сели в него и поехали по домам.