Ищу жену (Ванда Клавцан) / Проза.ру

«Ищу жену» - подумал Петухов и мечтательно зажмурился. Высокую, кр-р-сивую! С шикарной фигурой, приятные округлости которой так напоминают гитару, ногами, за которыми можно бежать, теряя на лету тапочки, хоть на край света и обязательно, и что б высокая была! Тогда не придется ему вставать на две табуретки, чтобы поменять одну лампочку. А грудь!!! Господи, какая грудь!!! Полжизни отдать не жалко за возможность засыпать и просыпаться на огромной, теплой, великолепной груди! Только одно условие было у Петухова: грудь должна быть обязана своим великолепием природе, но только не силикону. В этом вопросе Петухов был непреклонен – нет и все, он так и заявлял друзьям, сидя вечерочком на кухне за пивком: «Не уважаю я ее, ну эту, как ее там, белобрысая лохудра такая, снимается в фильмах, название которых без бутылки не запомнишь да еще с вечно открытым ртом, будто ее посадили перед фотографом и сказали, что сейчас вылетит птичка, вот она и ждет до сих пор! Там еще что-то про Андерсона было – неужели этот старый чудак все еще пишет?! Впрочем, какая разница, как ее звать, таких не зовут – они сами приходят, хрен потом выгонишь. За что, скажите мне уважать бабу с резиновой грудью??? Она что и детей силиконом выкармливать будет, мать семейства!» Друзья, давно привыкшие к странной принципиальности Петухова, для вида его поддерживали, хотя о женщине, которую он никак не хотел признавать за женщину, мечтали еще с юности, для многих мужчин и женщин она как раз-таки и являлась идеалом. Но что можно объяснить мужчине, который так агрессивно настроен к безобидному в общем-то силикону? Прямо антисиликонист какой выискался, можно подумать…
А Петухов, между тем, все мечтал. Вот она такая вся из себя красивая, просто неземная, тянется к нему, чтобы его, какого-то там Петухова, страстно так поцеловать, и душа, совершенно одуревшая от счастья, рвется из груди в небеса! Нежность струится из ее огромных голубых глаз и все для него, Петухова! Петухов ликовал, он не верил своему счастью, и с замиранием сердца следил за тем, как ее прекрасное лицо приближается к его небритой с понедельника морде лица. Он тоже стал тянуться к таким уже близким красивым губкам, которые так и манят его к себе… И вот он тянется, не достает, тянется еще, еще, и еще…
И с грохотом летит с табуретки! Ленуся Петухова, та самая жена, которая и навела Петухова на подобные мысли еще в первую брачную ночь, живо откликнулась «Охом» и рванула на кухню, смотреть, не разбилось ли чего. Увидев ненаглядного на полу, прижимавшего руку к огромной шишке на лбу, накинулась на него: «Ах ты, оглоед окаянный, всю душу мне вымотал! Что ж ты падаешь, как мешок с картошкой в погреб, заикой меня решил сделать! Прилегла на минутку, а ты! Да какой нормальный мужик трезвым с табуретки упадет, сидя за тарелкой борща!». Ленуся продолжала клясть его на чем счет стоит, Петухов, сидя на полу рядом с табуреткой, у которой после его полета отвалилась одна ножка, смотрел на жену с низу в верх (что было совершенно обычно для его семейной жизни) и делал ставки, на то, чем ему прилетит по лбу быстрее. Ножкой, повреждение которой жена в запале еще не успела заметить или сковородой, месторасположение оной было наиболее удобной – как раз у Ленуси под рукой. Печальный опыт, который Петухов получил в первый день своей семейной жизни, шел с ним рука об руку по сей день.
А дело было так: после свадьбы, когда наступила долгожданная первая брачная ночь, Ленуся его к себе даже близко не подпустила. Отсутствие доступа к телу объяснялось тем, что он, видите ли, всю водку выпил! А как нормальный человек может отметить свою свадьбу и не напиться, скажите, пожалуйста! Ну и что, что всю водку выглотал, что жалко этого добра и это для единственного, родного мужа?! С этого все и началось: Ленуся услышав подобные речи, схватила невесть откуда появившуюся сковороду да как треснет ему между глаз в профилактических исключительно целях. Ему, как жениху, а как новобранцу – вдвойне трудно было понять такую вот любовь, но что делать. А уж про первую брачную ночь и думать забыл, тут бы коньки не отбросить, какая такая любовь…Несколько позже справедливость была восстановлена – Ленуся все взяла в свои руки, стали жить, но силу той первой сковороды Петухов помнил до сих пор. Частенько, во время проведения профилактических мер он задумывался, почему ее мать не «лечила» своего мужа, ну скажем, полотенцем, чтоб не больно или как все скалкой – она все-таки деревянная, с нее тефлоновое покрытие, за которое тебе тоже попадет и снова по голове, не слезет. А-то ведь в следующий раз заставит две купить – одна на прозапас, для проведения экстренных профилактических мер…
Ленуся тем временем, постепенно успокаивалась: крик стал тише, перешел на привычное миролюбивое ворчание, выражения типа дармоеда сменились на лентяя и лежебоку, у которого руки сами знаете из какого места растут. Прогресс был на лицо – жена успокоилась, зевнула, и, махнув на него сковородой, которая нынче так и не опустилась на его голову, отправилась дальше переваривать обед в кровати.
Петухов сел на сломанный табурет и стал доедать замерзший борщ, но так и не доел: он вспомнил девушку своей мечты и замер. Красотат-то какая, аж жуть! «Интересно, – подумал он, – почему русский человек, имея в наличии один из самых красивых и богатых языков мира, красоту описывает такими словами, что в книжке печатать их точно нельзя? На то мы и русские», - подумал Петухов, и погрузился в сладкую мечту, окончательно наплевав на жинкин борщ.
Мечта маячила у Петухова прямо перед носом, такая близкая и достижимая, он снова потерял голову. Дотянувшись, наконец, до ее губ, он поцеловал свою сказку и растворился в нирване. Когда же он было рванул дальше, женщина его мечты ласково отклонила его, хитро улыбнулась и заявила: «Петухов, а ты на мне женишься?». – Петухов отпрянул от нее, словно его током ударило, и выпалил: «Ты что дура, сдурела! Я же женат!». Дура заметно разочаровалась, потом подумала, поковырялась акриловым ноготком в его волосатой груди, подняла к нему лицо и говорит: «Ну хоть машину-то купишь, моя нынче не в моде» – Петухов от такой неслыханной наглости побагровел и первый раз в жизни буквально понял, что значит выражение «кулаки зачесались», но сдержался. Красавица, между тем, прямо на его глазах рушила мечту всей его жизни. Когда она открыла рот, он грешным делом подумал, что она извиниться хочет и денег ему на пиво дать, как провинившаяся, ага, не тут-то было. «Тогда как на счет друзей?» - «Каких еще друзей?» - «Как каких? Ты что не знаешь???» - «Я, кроме, Васьки Будкина и Кольки из пятого подъезда, у него еще жена змея, никаких друзей не знаю.» - «Да ну брось, что ты в самом деле, любой нормальный мужчина знает, что бриллианты – лучшие друзья девушки. Ну так как?» – Петухов, поняв, что пива и извинений ему не видать, как своих ушей, не выдержал и заорал: «Я тебе сейчас таких друзей покажу, мало не покажется! Пошла вон, дура! Вон!». Красавица, сверкнув на прощание белозубой улыбкой, треснула его, что есть силы, крокодиловой сумочкой прямо по шишке, которую он, между прочим, получил из-за нее, и растворилась в неизвестном направлении.
Петухов хотел было ее догнать, чтобы доказать, что он настоящий мужчина только не по ее понятиям, замахнулся…И, зацепив рукой тарелку ледяного борща, рухнул вместе с ней на пол. Сидит на полу, весь в супе и осколках тарелки, с новой шишкой на голове, держа в руках вторую отвалившуюся у табурета ножку. Таким его и увидела прибежавшая со сковородой Ленуся и понеслась душа в рай: «Ах, ты изверг, да я тебя этой сковородой как ударю, чтоб знал, как домашнее имущество портить! Мне же этот табурет от мамы в наследство достался! Да ты… Да я тебя…», если бы эту сцену показывали по телеку, то зрителям достались бы одни сплошные пики. Цензура, знаете ли.
Ленусина сковорода попала отцу семейства по двум старым шишкам, и по новым, которые от этой самой сковороды и появились. Петухов молчал и впервые воспринял процесс воспитания философски: он смотрел на свою разъяренную 115 килограммовую жену, любовался ею – огромной пышной грудью, на которой так удобно засыпать и просыпаться, на всю ее пышущую здоровьем рубенсовскую красоту и думал о том, как мало человеку надо для счастья. Петухов впервые умилился странной привычке Ленуси спать со сковородой под подушкой, раньше она всегда представляла для него вполне ощутимую угрозу. И, глядя на ее растрепанные волосы, запах которых напоминает ему сено, Петухов понял, что без них, да без ее щей он и дня не проживет, что он готов уплетать эти треклятые щи за обе щеки даже в замороженном состоянии.
Вдруг ему все стало ясно – чего добивалась все эти годы от него жена и… Как даст ей пощечину! Ленуся, которая не останавливалась ни на минуту за все время его философствований, замерла, покраснела как рак и замолчала. Потом бросилась к мужу на грудь и сквозь счастливые слезы сказала ему: «Ну что ж ты, Петечка, сразу так не мог, я все ждала, ждала, когда ты будешь вести себя, как настоящий мужчина и дождалась, наконец!».
С той поры в этой семье рукоприкладства не наблюдалось: жена стала почитать мужа своего, как еще в «Домострое» наказывали, табуретки не падали, а борщ не остывал, даже если Петухов сидел за обедом два часа к ряду. Сковороды, коих в доме за все эти годы скопилось несметное количество, помогли обогатить семейный бюджет: был открыт музей сковородок, и женщины приходили к Ленусе на консультацию по правильной эксплуатации этих предметов в быту. Консультации, понятно, были платные. И никогда к Петухову больше не приходили мысли о другой жене, у него ведь Ленуся есть!
А эта, ну как ее там, лохудра силиконовая, да и Бог с ней, женщина все-таки, мать и уже за это ее можно уважать.

20.09.04 г. Ванда Клавцан.