Тумбочка

Ванда Клавцан
       
       Я вам так скажу: «Оправдываться перед вами не собираюсь, а каяться – тем более! Жизнь таким образом сложилась. Звёзды на небе, значит, выстроились в таком порядке. А мне-то что было делать? Я человек простой, мудрых решений принимать не умею. Как это в алгебре-то называется, что-то припоминаю из курса средней школы, или института, вспомнил, как-то уравнение – линейный я. А чего мне мудрствовать лукаво (интересное какое выражение и где я умудрился его выхватить? Не по спортивному же каналу высмотрел, странно), чего мне хитрить. Помню, мама в детстве всё любила говаривать: «Ты, сынок, клювом-то долго не щёлкай, не раздумывай, когда будешь для себя жёнушку присматривать. Хороших, таких как я, - на этом месте она обычно энергичным жестом обеих рук приподнимала свою грудь, - мало нас, сыночек, понимаешь, на всех-то не хватит, никак не хватит! Вот найдёшь такую – держи её покрепче, не отпускай, своя – она ближе к телу. Вот ты и держи поближе. И уж будь добр, выбери мне невестку хорошую, что б не стыдно было людям показывать…».

       Честно скажу, долго не понимал я, что мать имела в виду, говоря про свою. Многих я держал, причем обеими руками, а они, словно туман, уходили из-под сильных моих рук настоящего мужчины. Своя женщина мне казалась недостижимым идеалом из придуманной матерью сказки. Часто ведь бывает в жизни, я заметил: один умник придумает хитрую идею, найдет группку единомышленников, те от долгого общения с этим товарищем в скором времени начинают верить в то, что идея-то правдивая и как они сами-то раньше до неё не додумались. А где уж им раньше додуматься, если они до него ни сном, ни духом, ни скажи он о ней, так и жили бы, ничего об этой жизни не зная! Детям-то что бы стали они передавать, какое бы знание своим отпрыскам в наследство оставили? Потом идея воздушно–капельным путём попадает в народ, вызывая у кого аллергию, у кого эйфорию – потом, кто лечится, кто от радости бесится и дальше в народ идею несёт. Потом бывает, что никто уж и не помнит, кто автор идеи, откуда она собственно взялась и с какой целью. Да разве важно это: после прямого попадания в народ, идея на какое-то время становится массовой, бредит разными соками, обрастает дополнениями, бывает, даже становится правилом, суеверием и т.д. Всё зависит от её содержимого. Смешно, но ведь пришла- то идея в голову всего к одному человеку, а получается… Правильно говорят, дурная голова – никому покоя не даёт. Ну да отвлёкся я что-то, у меня так бывает: говорю – говорю, потом думаю, с чего начал и вспомнить не могу.
       Вернёмся, значит, к нашим баранам, в смысле, к моим женщинам. Если быть с вами до конца откровенным, то ни одну из них мне не хотелось держать в руках покрепче, вот почему легко они из моих рук, настоящих мужских, попадали в другие, по всей видимости, тоже мужские и настоящие. Не знаю я, не проверял. Да и откуда мне взять столько свободного времени, чтобы их контролировать, занят я – все свою ищу, единственную. Не успокоюсь, пока не найду. Я вот думаю иногда, почему нет никаких опознавательных знаков на этой своей женщине, как я должен понять, что это она, вон их сколько по улицам ходит, поди, разберись! Столько времени можно было сэкономить на этих поисках, столько нервов: лучше бы я это всё на спорт потратил – целыми днями бы «Спорт – канал» смотрел! Женщина, особенно своя, она, конечно, нужна, но спорт! О, спорт, ты – жизнь!
       Размышлял я так достаточно долго, а как стукнуло 30, как всегда, по голове, по другим местам у меня улыбки судьбы не приходятся, понял, что скоро что-то в моей жизни изменится. Скоро в мою жизнь войдёт она, своя женщина. Впервые в жизни интуиция меня не подвела. Она вошла. И тут же вышла. Потом, с минуту постояв на пороге моего мебельного магазина, снова зашла и ринулась ко мне. Я от такого неожиданного счастья чуть с ума не сошёл! Она подходит ко мне и сразу наскоком говорит: «Мужчина, только вы мне можете помочь! У меня тумбочка журнальная поломалась и мне теперь некуда складывать мои модные журналы. А тумбочку эту, между прочим, у вас брала. Помогите, а-то уйду к конкурентам».
       Я – то, дурак, было подумал, что она за мной, а она за тумбочкой! Ну что ж делать, не могу же я своей в помощи отказать! Хотя, могу, а вдруг она мне потом припомнит, с виду женщина решительная. Я сразу понял, что она мне подходит по всем пунктам, даже опознавательных знаков никаких не понадобилось: просто смотрю на неё и понимаю, что моя. Сразу в мамину теорию поверил. А-то ведь как сомневался! Выходит, права мама, как в воду глядела. Да Бог с ней с тумбочкой этой, может, без неё бы мы ещё лет десять не встретились, я бы за это время точно во всём уж разуверился бы! Выходит, тумбочка – судьба наша.
       Стоит надо мной, строгая и грозная, на мою учительницу по математике похожая, ответа, значит, ждёт. А я что дурак отказывать что ли, моя всё-таки, так и говорю ей: «Ну давай свою тумбочку, будем чинить». Она показывает мне ухоженные, наманикюренные руки и говорит: «Вы её мне доставили, вы и забирайте». Я до сих пор ей говорю, что это было её ошибкой – кто её просил меня домой чуть ли не силком тащить? И пошёл, а как я мог отказать?
       Квартира мне её тоже пришлась по душе – уютная такая, просторная – я свободу люблю, в меру, конечно, чтоб было, где прогуляться и хватит. Осмотрел всё и понял, что только меня здесь и не хватало. Судя по тому, что я увидел, мужчины в этом доме не проживало, знать меня ждала, ягодка. Ей сразу насчёт своих планов ничего не сказал, зачем зря женщину пугать, да ещё свою. Время ей глазки-то откроет, она сама всё поймёт.
       Тумбочка явно нуждалась в ремонте, хотя поломка была недостойна того, чтобы из-за неё уходить к конкурентам. Я решил, что далеко ходить не надо, я её и здесь починить могу – пусть моя женщина пусть привыкает к тому, что рядом с ней настоящий мужчина, хозяин, значит. Так верней: заодно её проконтролирую, что б никуда не делалась – нас, мужиков-то, хватает, а вот женщин хороших мало! Пока моя дама готовила чего-нибудь к ужину, тумбочка была приведена в полный порядок. Ещё минут десять я возился с ней, больше для вида, чем для пользы. Пришла моя женщина, такая вся домашняя, в фартучке с ромашками, работу, значит, мою принимать. Посмотрела, потрогала, удовлетворенно хмыкнула, и, подняв на меня глаза, улыбнулась. «Ну что, мастер, принимаю работу – конкуренты отдыхают. Может, отужинаете, а-то трудились?». Я для вида немного помялся, дескать, работы полно и т.д., а потом говорю: «Только ради вас». Ужин мои ожидания оправдал вполне – готовит она отменно. Вот так к концу моего «рабочего» визита к тумбочке, я вполне укрепился в мысли, что женщина – моя. Ой, как мама-то обрадуется, узнав, что, наконец, сын её нашел ту, о ком мечтал. Вернее сказать, она мечтала.
       С того дня меня ни на минуту не покидала мысль ней, женщине этой, всё она да она! Так если своя она, куда от неё денешься! Вот и я говорю – никуда. В такой ситуации выход один – быть с ней рядом и только. Она сама виновата: помню, один певец сказал, что мы в ответе за тех, кого приручили, она меня приручила, пусть теперь и отвечает. А куда я без неё? После того, как её увидел, ни одну другую женщину видеть теперь не могу, сама виновата, зачем такой идеальной было становится? Пусть теперь со мной возится. Пока она, конечно, не знает ничего, потом всё поймёт!
       Каждую свободную от работы и спорта минутку всё о ней, родной, думал, всё планы придумывал, как её поскорее себе, такую хорошую, заполучить. Моя женщина оказалась умницей: мне и придумывать ничего не пришлось, она сама мне руки и развязала – несколько раз на неделе заглядывала ко мне в магазин, чтобы на мебель свою пожаловаться. А мне-то как хорошо, ведь почти вся она была куплена у нас в магазине, он рядом расположен, можно с жалобами обращаться, своего мастера в доме нет, до меня, в смысле, не было. После тумбочки у неё «полетела» прихожая, потом кресло, на котором спал кот, ещё позже дверцы у серванта взбунтовались – перестали закрываться и т.д. Я стал к ней регулярно наведываться с целью мебель починить – это она так думала, сам-то, конечно, другую цель преследовал, сами знаете какую. Если честно, я ведь в свои приходы не просто мебель чинил: одно чинил – другое ломал. Мне стыдно за эти свои поступки, но ведь мотив у меня какой благородный – женщину свою завоёвываю! Вот на что любовь толкает людей!
       Каждый вечер стал к ней захаживать. А привык-то как: каждый вечер вкусно накормлен, в тепле, в уютной обстановке, а рядом – такая женщина, что сам себе завидовать начинаешь! Однажды у нас произошел скандал, первый за всё время нашего знакомства. Отношения, значит, выясняли. К тому моменту мы были знакомы уже четыре месяца, и я считал, что вполне пора переходить к более решительным действиям.
       Начался скандал, как начинается любой из них, с пустячка. Я, отужинав, стою в коридоре, думая, как бы мне так ненавязчиво ночевать у неё остаться, а она мне: «Ну, Николай Васильевич, всего доброго. Мне завтра вставать рано, сегодня пораньше лягу». В мои планы такой поворот событий, сами понимаете, не входил и я ей говорю: «Вы меня, Елена Ивановна, простите ради Бога, я человек простой. Я тут вот что надумал, а давайте я у вас ночевать останусь. Вы не подумайте, я не просто так, а по делу. Вдруг у вас ночью ножка у кровати отломится, так я вам сразу на месте помощь окажу. Зачем до магазина бежать, я буду рядом». Глаза моя женщина сделала большие: «Да вы в своём уме!». Конечно, откуда ей было знать, что одна из ножек её кровати действительно ночью отломится, ведь сегодня я успел её подпилить, пока она в магазин ходила. Я не уступаю, мужчина я в конце концов да из конца в конец да наконец или нет?! «Вы, - говорю, - Елена Ивановна, сами своего счастья не понимаете: другие деньги мастеру платят и долго ждут, пока он соизволит прийти, а я рядом и даже денег не прошу». Она вся вспыхнула и говорит: «Я думала, что вы, Николай, как вас там по батюшке, порядочный человек – не пьющий, мебель чините, а вы, оказывается, чёрт знает кто!» Я и не предполагал, что она у меня такая страстная, прямо засмотрелся на неё – красивая в гневе, аж жуть!!!
       Часа три она взывала к моей совести, припоминала моих родителей и плоды их воспитания, пыталась влиять на меня разными методами, но я был неумолим. Все три часа я упорно молчал и улыбался, глядя на неё. Она билась о меня, словно рыба об лёд, факты какие-то приводила. Говорила, что жила одна и проживёт, и никакого мужика ей не надо, даже если у него, мужика этого, руки золотые, из правильного места произрастают. Пыталась натравить на меня своего персидского кота цвета спелого персика, так тот ленивец, недовольный тем, что его оторвали от любимого кресла, сонный и толстый, вместо того, чтобы вцепиться в меня по замыслу хозяйки, завалился у моих ног и, плюнув на всех, захрапел. Елена Ивановна, доведенная происходящим до крайности, понеслась на кухню, прилетела обратно с чайником. Стала угрожающе им размахивать и кричать: «Если вы сейчас же не покинете мою квартиру, я вас замочу!» Зря она это сделала – полив меня, словно цветочек, она полила и несчастного перса! Тот, с детства ненавидящий купание, воду и всё, что с ними связано, не выдержал издевательства и вцепился хозяйке в руки. Хозяйка, взвыв от боли, начала дубасить своими руками меня, чтобы кот отпустил. Я в свою очередь стал отдирать от неё кота, наконец, мне это удалось и персиковый «вояка» сбежал в спальню, где сутки отсиживался под диваном. Стресс, видать, переживал.
       Я побежал в ванную за аптечкой. Вернулся, руки ей обработал зелёнкой. Чтобы не было заражения, вылил ей на руки полбанки, а она, неблагодарная, вместо того, чтобы доброе что сказать, меня же и обругала: «Кретин! У меня завтра утром встреча с генеральным директором, важная! Кретин!». Я хотел было спросить, кто кретин, я или генеральный да побоялся, вдруг я? Решил её успокоить и говорю: «Елена Ивановна, да вы не переживайте так, я могу и на коврике у двери расположиться, человек ведь простой». Она мне договорить не дала – стала вытаскивать из-под меня коврик, но я вжался вместе с ним в линолеум, словно борец на ковре, у неё не было ни малейшей возможности сдвинуть меня с места.
       Наконец моя женщина, оценив реально собственные шансы на победу, оставила коврик в покое. Но не меня: ещё час я слушал лекцию о нашей мужской природе, о том, что с нами такими надо делать ещё при рождении и дальше в том же духе. Надо заметить, что меня это волновало мало, в душе я праздновал победу – по её усталому голосу понял, что буря близится к концу. Осада коридора закончилась моей полной и безоговорочной победой. «Спите, Николай, на коврике. Завтра, если вы будете продолжать упорствовать, я подумаю, что с вами делать. Сегодня ваша взяла». Махнув на меня рукой, хозяйка отправилась спать.
       Я бдел: где-то там в ночной тишине вот- вот обломится ножка кровати и я брошусь спасать свою женщину. Терпение моё было вознаграждено по достоинству – примерно через час раздался грохот, затем крик: «Николай! Николай! Помогите!». Прибегаю в спальню: она сидит на полу в ночной рубашке и держится за руку. «Нет, я больше этого не выдержу, посмотрите, я сломала целых три ногтя!». Это был мой шанс – обнял её за плечико, стал успокаивать, как мог, «Не расстраивайтесь, - говорю, - Елена Ивановна, другие вырастут». Она на меня внимательно так посмотрела, словно первый раз увидела, и говорит: «Другие-то вырастут, а у меня завтра встреча, важная, я её полгода ждала! Завтра у генерального хотела повышение просить, как я теперь к нему пойду! Это вы во всём виноваты, не могли в другой день со своей мебелью пристать!». Что толку спорить с женщиной, которая сломала сразу три ногтя да ещё перед важной встречей? Как объяснить ей, что это не я виноват, а судьба у нас такая?
       Пока моя женщина охала да причитала, я сходил на кухню, заварил ей чайку травяного, сами понимаете, за четыре месяца общения успел вкусы её изучить. Принёс. Она чаёк попивает, искоса поглядывая на меня, а я ножку кровати для неё чиню. Починил. Стала она спать укладываться, я пошёл к себе на коврик в коридор. Вдруг женщина окликнула меня «Николай! Ну что вы, ей-Богу, будете на коврике у дверей, словно собачонка какая, спать! Ложитесь здесь в спальне, я вам на полу постелю, рядом. Если ножка опять обломится, вы снова её почините». Я так обрадовался её предложению, что не знал, как улыбку скрыть, а-то заметит, ещё подумает чего раньше времени!
       Ночь прошла мирно. Уснуть мне так и не удалось, миссия у меня важная была, не позволяла расслабляться – сон своей женщины охранять от всяких мебельных поломок. Как приятно это: она спит, а ты о ней думаешь, заботишься! Ух! Покруче баталий на «Спорт-канале», кто бы мог подумать!
       Утром она накормила меня завтраком и ушла на встречу к генеральному. Руки я ей перед выходом забинтовал, чтобы тот не испугался. Сам на работу не пошел: в конце концов, директор я или нет, а-то веду себя как простой работяга! Позвонил своему заместителю и говорю: «Ты, друг, поработай за двоих. У меня тут медовый месяц выклёвывается». А он и рад: за шесть лет работы магазина я ни разу в отпуск не ходил – и не с кем, и не для кого было. Теперь-то есть!
       Пришла моя женщина ближе к вечеру, цветёт вся прямо и пахнет, небось, повышение дали. Сразу спрашивать не стал, а пошёл на кухню на стол накрывать – у меня на плите остывал ужин. Сегодня я решил показать ей, что умею не только тумбочки всякие чинить, но и по хозяйству помогать. Она зашла на кухню и ахнула: стол накрыт, свечи стоят. Руками всплеснула и говорит: «Ну вы, Николай, и фрукт! Вот уж никогда бы не подумала!». За ужином моя женщина трещала без остановки. Оказывается, генеральный директор оказался мужиком жалостливым: как увидел её руки, так сразу материальную помощь выделил, а про повышение ей даже говорить не пришлось, он ей сам место предложил да ещё такое, о каком она и мечтать не могла, коллеги лопнут от зависти!!!
       Смотрит на меня с благодарностью, кто бы мог подумать, и говорит: «Это всё вы, Николай!». А я в это самое время думаю, что другой такой возможности мне может не представиться, а значит надо брать её в свои руки прямо сейчас! «Елена Ивановна, - говорю, – я такую женщину, как вы, всю жизнь искал! Будьте моей женой, я вам всю жизнь буду тумбочки чинить!» А она мне: «Вы это серьёзно?», я: «Серьёзно, как никогда в жизни». Елена Ивановна, подумав немного, говорит: «В конце концов, должен же кто-то мебелью в доме заниматься! Я согласна!». Впервые я обнял её, мою женщину, и понял, что больше никогда её не отпущу, потому что моя она, Женщина!
       Оправдываться перед вами я не собираюсь, а уж каяться – тем более, ведь нашёл же я свою, теперь я по-настоящему счастливый человек! Спасибо, тумбочке! А ты, мама, принимай невестку, как видишь, хорошую! Не стыдно будет людям показать! Заканчиваю свою свадебную речь и передаю слово невесте моей Елене Ивановне».
       «Говоря откровенно, мама, я вашего сына давно заприметила – сразу, как только переехала в дом напротив его магазина, несколько лет тому назад. И мебель потому и у него покупала, что хотела поближе быть. Хороший ведь такой мужчина! А какой настойчивый… Замечательного сына воспитали вы, мама, спасибо! Теперь и вам слово!»
       «Ну, дорогие дети, хочу вам сказать, что одобряю ваш выбор! Уважил ты меня, сынок, такой невестушкой! Ты главное, держись за неё покрепче руками-то своими мужскими! Впрочем, она и сама тебя не отпустит…
Будьте счастливы, дети!»


6.11.2004г.
       Ванда Клавцан