Терминатор Иллюзий

Юджин Папуша
Я - врач, мизантроп, пьяница, не алкоголик, с миролюбивым и сильным характером...

А чего греха таить - если его мало?

А почему я дистанцируюсь от алкоголика? Дело в том, что пьяница пьет по состоянию души, а алкоголик физиологически привязан к алкоголю. Как написал Расул Гамзатов:

.................................Ты пьешь вино, как повелитель…
.................................Потом поймешь, что  ты служитель!

У каждого человека в мозге есть центр жажды. Когда этот центр возбуждается, нормальный  человек пьет воду. У алкоголика этот центр жажды связан со спиртным, и, когда его мучает жажда, он пьет, но, увы, водку… Так что - это последняя стадия пьяницы… Задача врача-нарколога в таких случаях - разомкнуть эту порочную связь, хотя бы нейро-лингвистическим кодированием. А я пью осознано, понимая всё, что я делаю и кто – я.
Я – пьяница!
Запомнили?

Я ученый-энциклопедист с блестящим прошлым и ужасным будущим, в отличие от политиков, где блестящее будущее и ужасное прошлое!

Часто, просыпаясь в своей огромной сталинской квартире, я понимаю, что мне некуда идти… Правда, последнее время, от нечего делать стал лазить в Интернет, где,  читая один литературный сайт, познакомился с многими интересными людьми. Хорошо, что там не видно ни моего возраста, ни моего характера… Я знаю слишком много, эрудирован, остроумен от тонкого эстетствующего до желчно-черного юмора… Незлоблив в основном, т.к. делить мне нечего и не с кем... Хотя есть у меня комплексы, как у всякого...

НО!

"Omnia mea mecum porto!" - Все свое ношу с собой!

И это в переписке многим импонирует, когда не выливают на голову свои проблемы, а выслушивают чужие...
Сидя ночами у компьютера, я заполняю пустоту ночи, чтобы к утру уснуть прямо в огромном антикварном кожаном кресле. Отец говорил, что в нем сиживал чуть ли не Пушкин… К рассвету переползаю в кровать и обессилено досыпаю … Это как-то дает на время интерес к жизни… Но все это иллюзия…

Иллюзия…

Сколько у меня их было?!

Первая иллюзия началась, конечно же, с первой любви… Оказалось, что она одновременно встречалась еще с несколькими парнями и спала с ними в свои 16 лет… Я возненавидел ее, одновременно страстно любя. Два диаметральных чувства боролись во мне, как две королевские кобры… Доходило до того, что я хотел взять ПМ отца и ее застрелить… Но, слава Богу, это осталось только желанием… К тому времени я прочел много книг из огромной библиотеки отца, всю жизнь занимавшегося нелюбимым делом ради своей красавицы жены, дочери крупного партийного босса и - моей мачехи...
Поэтому трагедия идиота Отелло меня не прельстила… Глупо… К тому же я прочел в одной газете историю времен пионеров дикого Запада о ковбое, вскочившего на сцену заезжего бродячего театрика с криком:

- Какой же ты негодяй, Отелло! – и застрелил актера…

Их похоронили рядом и на могилах написали:

«Лучшему Актеру» и «Лучшему Зрителю»

Я не сторонник мелодрам, потому что я - сильный. Сильные не гнутся. Они ломаются…
Потому я сейчас просто пью.
Ежедневно.
Даже сам, сидя дома.

Возненавидев женский пол, я просто мстил женщинам, покоряя их, бросая в самый прекрасный момент нашей любви… Мне нравились их слезы. А еще нравилось, что, крича о своей любви ко мне, и, что они без меня жить не смогут, быстро утешались с другими… Что вызывало у меня саркастическую улыбку и злорадное удовольствие…

Сразу же, первой моей жертвой стала Маринка, подруга моей первой любви… Она страстно влюбилась в меня, отвергнув всех своих ухажеров из военных училищ, блестящих в будущем офицеров. Ее папа, военный со странным героическим именем, увидев меня в своем доме, познакомился:

- Герольд.
- Как, простите, вас зовут? - удивился я...
- Марина вам скажет! - сделав "кругом!" и пошел к себе...

Маринка расшифровала имя отца, добавив, что папа сказал ей про меня:

- Он будет не простым человеком!

А я вспомнил его молниеносный, прокалывающий меня, взгляд... Уф!

Я начал встречаться с Маринкой, и она нежно льнула ко мне, горя чувством, как только может ярко гореть девчушка в ее нетронутых 17… А я встречался только, чтобы заполнить черную пустоту в душе, наполненную ядом предательства своей первой любимой…

Мне доставляло удовольствие говорить Маринке, что я ее не люблю, и требовать, чтобы она сказала тоже самое в ответ. Только тогда я обещал продолжать с ней встречаться… Она рыдала белугой, но ни разу не произнесла требуемого мной! Конечно же, мы расстались через пару месяцев.

Лет через десять я ее нашел, позвонил и предложил встретиться, чувствуя себя немного виноватым... Она пришла самодовольной женой офицера, страшно располневшей, забыв все свои слова и чувства ко мне. Понятное дело, я ни на что не рассчитывал, но получил мазохистское удовольствие, увидев в какую корову она превратилась, и сказал спасибо судьбе, что не я с ней, а другой…

Много потом было их, разных. Одни чему-то учили меня, другие просто мной пользовались, как и я – ими; других - беспощадно учил я, разбивая вдребезги их иллюзии…
Будучи опытным волком-одиночкой, ярким мачо, я мог увести любую чужую жену от мужа, холодно-бесчувственно попрощавшись с ней поутру, не глядя в широко распахнутые недоумевающие глаза полные иллюзий.

Иллюзий!

- А что ты хотела, уходя со мной, зная, что у тебя есть муж? На что рассчитывала? Любви? Ты ее получила на ночь. Или ты веришь в любовь с первого взгляда, (дура)? Я ж тебе ничего не обещал!

И мне доставляли садистское удовольствие слезы, истерики или ненависть в глазах - признак слабости. Но ни одна не ушла, презирая меня, иначе это было бы признаком их силы и моего проигрыша.

Иногда мне потом звонили, говоря:

- Спасибо тебе! Ты разрушил мои иллюзии! Мы разошлись с мужем, перестав играть в ненужную совместную жизнь, избежав пустоты в старости! У меня свой бизнес, я стала на ноги и ни от кого, и ни от чего - не завишу, и счастлива! Есть только одно Но… Я хочу тебя часто по ночам, давай встретимся? Где хочешь. Хочешь, увезу тебя на Гоа на месяц?

- Нет! Я только оттуда… – говорил я смеясь… - Я никогда не оборачиваюсь!

В ответ я слышал или нервный смех, а иногда крепкое слово с многоточием гудков брошенной трубки…

Выздоравливает! – ухмылялся я…

Видать, я вправду стал сатиром, как мне сказал двухметровый атлет, товарищ Андрей с неудачной фамилией Малышок, страшно боявшийся свою маму в свои мужские 30 лет... Я свою - не боялся, хотя бы потому, что ее не помнил, она умерла, когда мне было 5 месяцев. Хотя иногда снилось ласковое женское лицо, черты которого не мог поутру вспомнить, как ни пытался!

А не оборачиваюсь я по банальной причине. Вначале своей взрослой жизни будущего терминатора иллюзий, я встретил интересную взрослую самодостаточную женщину. Ее звали Майя, она была рыженькой казашкой с точеной фигуркой, зелеными глазами, крепенькой грудью "яблочком" и красивым контральто… Целый вечер я заливал ей все, что мог, а она снисходительно выслушивала молодого соловья… В конце-концов я ее взял… Хотя, вспоминая проведенную ночь, не уверен, что я… Она так меня измочалила, что я был в диком восторге, и что-то шевельнулось в моей душе… Потом, еще не раз, я встречался с ней в ее уютной квартирке на Саксаганского… Но, врезаясь, как сокол сапсан в чужую жизнь, я потом пикировал на другую, третью… Через некоторое время мне наскучили новые барышни. А спустя еще некоторое время я вспомнил о Майе; что-то все время меня смутно беспокоило, и это страшно раздражало, требуя:

Позвони ей!

Никто не смог заглушить это смутное и ласково-сосущее чувство в душе…
Поняв, что сопротивляться нет смысла, и надо испить все до дна: что грязь, что слезы, что любовь - я позвонил Майе. Трубку несколько дней не брали, и, наконец, я услышал знакомый, приятный голос:

- Алло?
- Майя, я хотел бы прийти к тебе в гости?
- Приходи - раздалось в ответ.

Замечательно, подумал я, без истерик, чувствуется, что человек ждет меня… Даже теплом немного повеяло, но я решительно все отогнал.

Заехав к знакомому в винный подвал гастронома, взял дикие во совковые времена дефициты: бутылку любимого Майей «Киндзмараули», рекомендованного кладовщиком; импортный сыр; любимый ею хлеб, выпекаемый в спецпекарне для партийных руководителей, памятуя, что вином запивают только продукты брожения… Потом, в другом закрытом распределителе компартийных благ, купил шикарные розы из Коста-Рики, отдав смешные деньги, т.к. все для партийных бонз в таких спецраспределителях стоило копейки, купил на базаре разной зелени, баранины, любимой Майей, и приехал к ней домой.

Вечер прошел великолепно. Майя была само обаяние, я сыпал интересными историями… Наступила ночь, само собой разумеется, я никуда не собирался уходить, напрасно давая знать Майя, что я хозяин положения… (Мой совет начинающим мачо: Не делайте этого явно!) Когда начало светать, Майя пошла стелить постель, и я с удивлением увидел, что она стелет мне на диване, отдельно.

- А почему так? – удивился я.
- А где и с кем ты был все это время? – пронзив меня бесконечно мудрым взглядом, обаятельно улыбаясь, ответила мне уже недоступная мудрая красота Майи Афинской. Я стоял, как голый на Крещатике под рентгеном…

Я подошел, обнял Майю, попытался въехать на троянском коне эротического возбуждения, чтобы растопить ее отчуждение, но понял, что эта стена не из снега, а из холодного гранита…

С тех пор я не оборачиваюсь!

Иллюзии…

Потом их у меня уже не было никогда…
Женившись для стареющего отца, я запросто развелся, поняв, что жить мне с женой смертельно скучно, и мы чужие люди, как не старались…

.................................Упаси вас Бог познать заботу,
.................................Об ушедшей юности тужить,
.................................Делать нелюбимую работу,
.................................С нелюбимой женщиною жить!

так писал поэт Ваншенкин.

У меня после брака подход реальнее, как в анекдоте:

Очередь мужчин перед вратами. Апостол распределяет кого куда:
- Женат?
- Да.
- В рай.
- Женат?
- Да.
- В рай.
- Женат?
- Да, дважды!
- В ад.
- За что?
- Рай для мучеников, а не для дураков!

Так меня и несло по жизни между адом и раем…

Мединститут, аспирантура, кандидатская, написание и блестящая защита докторской в Швеции… Причем, взяли меня туда из-за моих новаторских студенческих работ по онкологии…

И никто мне не помогал.

Отец – тем более, его кредо было именно таковым, что выживает сильнейший, умнейший и закаленный… Не обязательно талантливый, а, именно, упорный; по его мнению талант – это 10 %, а остальное – труд до изнеможения!
С детства отец поднимал меня рано утром с постели и тащил упирающегося под ледяной душ, где я орал благим матом. Отцу это было по барабану, мачехе – тем более. Потом он заставлял меня застелить постель под линейку и сделать зарядку. Вечером строго проверял уроки и мог никуда не пустить, если видел малейшую помарку в тетрадке… Никакие жалобы и просьбы не могли его умилостивить.

С малолетства я понял и зарубил себе на носу: ни о чем не просить! Отец сам давал тогда, когда я не ожидал от него никаких подарков. Карманные деньги он начал давать, когда я пошел ночью разгружать вагоны, и меня искала милиция по звонку моей мачехи… Но я крайне редко пользовался подаренными деньгами отца, они валялись в тумбочке пачками… Дело было принципа… И я сам, с самого начала осознанной жизни, добивался всего своим трудом.

Только однажды отец пришел ко мне в школу с английско-математическим уклоном. Да и то, на торжественную часть, посвященную окончанию 10 класса, где мне вручили золотую медаль под хвалебные речи директора. Отец только ухмыльнулся в усы и ушел, не досидев до конца, что меня немного царапнуло, но потом я понял, что ему много не надо было, чтобы сделать выводы. После этого меня перестали контролировать, убедившись в социальной зрелости.

В моей школе с 1-го класса были обязательные танцы и с 4-го – стрельба. 3 раза в неделю нас водили в тир в Пассаже, где я быстренько дострелялся до 1-го взрослого разряда. Секрет успеха твердости руки мне рассказал отец, и я по часу ежедневно стоял с утюгом в вытянутой руке, а со зрением у меня было все в порядке! Видел так далеко, что порой мне не верили, споря со мной на все, что угодно. Мои товарищи давно это знали, и я мог им на контрольных подсказывать, сидя на предпоследней парте, читая результаты решения аналогичного варианта у отличника на первой парте.

Однажды, уже будучи в Сибири в стройотряде, я назвал такие приметы геолога, идущего к нам в лагерь по сопке, что мой оппонент проверяя в бинокль, не все увидал, что я описывал... Когда весь лагерь, возбужденный криками не верящего мне спорщика, собрался возле нас к приходу рассматриваемого нами геолога и убедился в моей правоте - мой оппонент с досады утопил свой шикарный бинокль в озере!

Из нашей школы желающих учащихся возили на выездку в конный манеж в суворовское училище, где я находил общий язык с любой норовистой лошадью. Вот они мне нравились! Как сказал один философ:

«Чем больше узнаю людей – тем больше мне нравятся звери!»

Вероятно те, кто его читал, придумали иппотерапию - лечение церебралов путем общения с лошадью при верховой езде с инструктором.

Подозреваю, что эти поездки организовали по негласному указанию моего отца. Его воздействие никогда нельзя было уловить, только по едва уловимым  флюидам я мог догадаться, но не мог быть уверенным, что это его рук дело... Еще занимаясь в школе я выполнил норму кандидата в мастера по пятиборью, на чем и остановился, не взирая на отчаянные уговоры тренера, видевшего во мне олимпийского чемпиона. Меня увлекли естественные науки… А зачем мне в середине жизни начинать с социальной адаптации, как спортсмены, когда все уже давно адаптировались? Вот потому многие из бывших спортсменов в этой жизни неудачники.

Обо мне так сказать нельзя, но и счастлив я особенно не был. Все, за что бы я ни брался, давалось  легко, вплоть до науки. Еще в юношестве я проверил свой IQ и быстро порвал результаты теста, чтобы никто не видел, а если бы увидели – не поверили бы, сказали бы что я сфальсифицировал результаты. Они зашкаливали по многим показателям… А зачем дразнить окружающих и порождать скрытую зависть? Я с детства научился молчать и в беде, и в радости Все проблемы я решал сам! А на любых тестах и экзаменах я специально делал парочку незначительных ошибок, чтобы не привлекать к себе внимания, и шел в первой пятерке. Не высовываться – этому я научился от отца! Кстати, директор долго мне не мог поверить на выпускном, что это мой отец, он считал, что я рос в семье без отца.

В Швеции, после блестящей защиты моей докторской, вначале  намекали, а потом в открытую предложили остаться, предлагая всё: работу, дом, прислугу, деньги, успех и славу, пророча Нобелевскую… Я четко отказался. У меня все и так было на Родине. А к славе я был равнодушен. Вы же помните мой принцип – не высовываться. Я прекрасно помнил историю киевского женщины-врача, которая до войны умела лечить рак любой стадии. Эту историю я ненароком услышал из беседы в гостиной моего отца с незнакомым мне человеком, которого я никогда потом не видел, хотя понял, что он пользовался особым расположением отца. Доверием – вряд ли, отец никому никогда не доверял.
Из нечаянно услышанного я понял, что врача не успели «прикрыть», когда она отказалась делиться результатами с московскими «учеными», не согласившись стать рядовым со-автором под крылом московского «профессора», якобы сделавшим ее открытие. Еще я запомнил, что эта врач лечила рак, используя куриные яйца:

«Лекарство буквально валяется у нас под ногами!» - говорила она вылеченному ею сотруднику спецслужбы, у которого уже пошли метастазы.  Он же и доложил о враче наверх в Москву, минуя непосредственное руководство в Киеве…

Видать, выслужиться захотел!

К ней не успели буквально на 10 минут… И она умерла от «пневмонии», хотя никогда не болела подобным ранее и была практически здорова…

Что толку, что тот сотрудник потом "случайно" погиб на задании?

Выслужился в Аду!

Надеюсь, и в раю не любят предателей-иуд.

А человечище – не спасли! - о чем и сокрушался мой отец в беседе со своим то ли информатором, то ли собеседником...

Это страшно мне запало в душу и я поклялся себе найти это лекарство или способ лечения. С тех пор неуклонно шел к назначенной, еще в детстве, цели! С тех пор мой принцип – не высовываться!

К моменту защиты докторской я облазил всю Скандинавию: от ее знаменитого музея «Падающих фигур» на природе, где каждая фигура стояла на одной точке опоры на колонне, вызывая иллюзию падения, до последних стриптизов и бордельеро… Особист только вздыхал от зависти, но я, без угрозы его карьере, пару раз сводил его в злачные места, предоставив шикарных женщин для «ля мур де труа!», и он меня аморально возлюбил:

- Никогда еще с двумя бабами до того… - жмурился он, как кот на украинское сало… - Ты знаешь, - говорил он мне – да мне, да тебя, да в 24 часа, как два пальца об стол! – Но я вижу, что ты не предатель Родины и  классный мужик – уже в стадии молекулярного разложения печени лез целоваться со мной, находясь в состоянии крайнего уважения палача к недоступной ему жертве…

Я только подливал ему, ухмыляясь, поняв его прогнившую, тщательно маскируемую, сучью суть… Понял и он это… И мы друг друга не трогали, зная, что если он не заложит - я никогда его не подставлю. А зачем мне новый стукачок, когда этот в моих руках? Трое коллег, дети партийных бонз, только смотрели на меня с недоумением. Ну как же, я - с чем приехал, так с тем и уехал, не привезя домой, как они: сервизы, тряпки, мебель и машину… Но я не строил иллюзий, я их тщательно рушил…

Став заведующим кафедрой вирусного канцерогеноза в институте онкологии, я был объектом дремучей зависти всех недоносков от науки и предметом уважения и восхищения остальных… Я говорил только по делу, строил всех, не взирая на должности, не выслушивал сплетен, ненавидя наушников и клевретов, помогал одиноким матерям путевками и премиями, и судил сотрудников только по вносимому вкладу в работу. Коллектив у меня потихоньку подобрался замечательный, нам завидовали хотя бы в том, что мои сотрудники никому не завидовали, они были за мной, как за каменной стеной, и я никогда жестко не контролировал их. Мой принцип:

"Не лепить пулю из плохого материала, а оставить его разлагаться на свету"

Что и происходило молниеносно. Человек, думая что я ничего не вижу, или работал, как шахтерская лошадь в забое из интереса к науке, или начинал валять дурака. Через месяц происходило самоочищение после беседы со мной, когда претендент понимал, что он все время был не в тени, а на свету и голый! Сам уходил. Я просто ставил его перед фактом реинкарнации моральных ценностей или скольжения вниз по жидкому стулу его дел в пропасть пустоты жизни...

Сам я поматерел, завел роскошную гриву льняных волос, купил себе 1-комнатную квартирку, оставив доживать отца с нелюбимой мной мачехой в их огромном пустом барабане квартиры на Липках.

Отец погиб в одночасье с мачехой. Они отравились бытовым газом в квартире из-за неисправного клапана газовой трубы, давшего течь ночью, хотя в квартире отца всегда во всем был идеальный порядок во всем, в том числе и в коммуникациях... На похоронах были его бывшие сослуживцы, его служба обеспечила все, как ветерану сикрет-сервис, я только присутствовал телесно, немного остудив лицемерные слова присутствующих:

- Они жили долго, сыто и не очень счастливо. Но умерли в один день, как по Грину. Дай Бог им счастья там!

Только один сослуживец отца подошел ко мне после погребения и сказал:

- Не верь никому! Ни в какие уверения в дружбе, памяти и помощи! Рассчитывай только на себя! - ушел, пожав мне руку с вложенным в нее, номером телефона.

С тех пор я остался доживать свой век в их квартире. Порой ко мне за медицинской помощью обращались соседи, и я в любом состоянии, если сохранял вертикальное положение, мог оказать действенную помощь: достать импортные дорогие лекарства, купить по госцене путевку в санаторий больному ребенку из неимущей семьи, выручить там, где пасовали приезжие медики скорой помощи… Однажды, когда они хотели сделать блокаду седалищного нерва соседу, страдающего невыносимой болью по всей ноге до пятки, предлагая ему самому завтра либо вызвать врача, либо пойти в поликлинику, я настоял отвезти его в кардиологию Октябрьской больницы:

- Он до завтра может не дожить! Необходима немедленная госпитализация! Пахнет скрытым инфарктом! - Тем самым вызвав недовольство умника-врача со скорой помощи:
- Да ты знаешь, какой у меня стаж на скорой помощи, что ты мне тут указываешь?
- Знать не хочу! Но помню, что у каждого врача - свое кладбище!
- Да кто ты такой, мне - такое говорить!

За меня ответила заезжая дальняя родственница страдальца:

- Профессор меднаук, завкафедры вирусного канцерогеноза, автор многих научных трудов и книг - Владимир Белов-Корнетов! – вызвав на секунду мое удивление знанием моих регалий, сразу же задавленное необходимостью немедленно действовать и спасать больного от ошарашенного врача скорой.

В больнице мой диагноз блестяще подтвердился: Инфаркт!

Вот такие нетипичные симптомы бывают при этом заболевании...
А у меня исключительная слуховая и зрительная памяти, с абсолютным музыкальным слухом, до сих пор могу, напившись, сыграть любое произведение на фортепьяно или на отцовской старинной скрипке, только раз услышав мелодию…
Трезвым я играть не люблю… Мне больно в душе…

А в тот критический момент я вспомнил слова лектора-профессора в мединституте, читавшего нам симптоматику инфаркта…

Много было разных искусительниц, испытательниц и желающих разделить со мной оставшиеся остатки роскоши: отцовский дорогой эксклюзивный Мерседес ручной сборки, гараж на Липках во дворе, 200 кв метров квартиры с тремя каминами и подлинниками Ренуара, Матисса, Маковского, Коровина, Поленова и несколькими голландскими мастерами, роскошной библиотеки и добротной кожаной трофейной немецкой мебелью из замков элиты оккультных руководителей Аненербе… Но никто не задерживался, и все чаще я был пьян в этом музее старины, роскоши и неуюта…

Я же помнил чего хотят женщины: Женщины хотят, чтобы всё было так, как они хотят!

А я - так не хотел!

Я частенько уходил в люди, знакомясь с разными представителями гомо сапиенс: то ли на выставках, то ли на футболе, то ли на подпольных мельницах-казино.
Как вы помните, у меня исключительная зрительная память, и ни один из шулеров не мог меня раздеть. Кого только ко мне не подсаживали: и обольстительных баб-шулеров и экстра класса шулеров-гастролеров - никто не мог передернуть или вытянуть из рукава карту, видя мой взгляд. Я могу в любом состоянии с первого раза запомнить рисунок рубашки карты! И в колоде, которой пользовались игроки, не могло быть 9 тузов, даже 5! Я же помнил абсолютно все вышедшие из игры карты и какие остались... А дальше моя память помогала мне знать и видеть и помнить у кого - какие карты на руках:

- Такое впечатление, что я играю с тобой с открытыми картами! – с досадой воскликнул как-то обыгранный мной очередной шулер экстра-класса, бросив карты на стол!

Я, улыбнувшись, промолчал… Ведь так оно и было!

Меня знали в этой среде и уже не пытались обыграть, но и не трогали, потому что я никогда не стремился выиграть все, чтобы не потерять партнеров. Лишь первый раз я сорвал пару банков для интереса, и потом довольствовался малым… Мне хватало общения и атмосферы азарта игроков, где я, один из немногих, сохранял абсолютное спокойствие.

Денег у меня всегда хватало, лишних мне не было надо, я частенько ссужал их друзьям и некоторым соседям, явно перебивающихся с хлеба на квас: то ли на лечение, то ли на учебу детям, никогда не требуя их возвращения в срок. И, что интересно, большинство возвращали деньги. Особенно соблюдали сроки самые неимущие!

Это потом моими наблюдениями воспользовался один индус, открыв банк для неимущих, давая микрокредиты без залога по возрастающей при чистой кредитной истории. Основными заемщиками у него стали женщины, которым частенько нужны деньги для решения текущих проблем.
Никто из банкиров поначалу не верил в его банк. Однако, он уже открыл около сотни филиалов по всему миру, может придет и к нам, в Украину.
Я давно знал, что люди дорожат возможностью в трудный момент получить финансовую поддержку и будут стараться не потерять такую возможность! Почему? А попробуйте в трудную минуту одолжить денег у друзей!

Меня не трогали и по той причине, что я несколько раз, абсолютно безвозмездно, помог в лечении родных киевских бандюков… А мне все равно каких бандитов лечить: то ли от власти, то ли против власти…

Зато, когда я говорил тому же Солохе, умершему от "инфаркта" на зоне за месяц перед освобождением, что в такой-то интернат нужна обувь, спортинвентарь - тот пригонял пару-тройку грузовиков, взамен требуемого одного, с одеждой или инвентарем... Он же грабил жуликов, а не работяг, и чтил закон:

Украл - отдай часть детям!- памятуя свое несытое детство...

А крыша у меня была такая, что и другим не снилось, только я никогда ею не пользовался, ни к чему она мне!

Однажды мой друг, спортсмен Вася, предложил поехать на отстрел мигрирующего северного оленя в Сибирь. Я согласился, взял отпуск, отказался от путевки в Карловы Вары, вызвав недоумение у профсоюзной «Шурочки», когда сказал в первый раз, что еду на время отпуска лесорубом в Сибирь, а во второй – вызвав у нее же - шок, когда сказал, что еду на мясозаготовки в Сибирь…

- Вы не похожи на голодающего, Владимир Ильич! - промямлила она в ужасе.

И мы таки поехали на Север доровольно!

Работы было - море. Мы били утиной дробью в упор мигрирующих оленей в шею с лодки сотнями в день, когда они переправлялся через таежные реки. Трубчатая структура ворса не позволяла убитым оленям тонуть, а группа подхвата цепляла их баграми с лодок и оттаскивала к берегу.  На береге следующая группа захвата вытаскивала туши на берег в разделочный барак... Главная задача была потом содрать шкуры, пока теплые… Закончив отстрел, мы помогали заготовщикам мяса, угрюмым парням-шахтерам из Донецка, свежевать туши на берегу, т.к. они просто не успевали их выволакивать в разделочный барак. Берег был завален рогами оленя, и первый энтузиазм одного умника продавать рога быстро пропал… Мясо было важнее, а на рога не хватило бы ни времени, ни транспорта… Так они и оставались догнивать на берегах на века и к этому кладбищу костей динозавров на берегу пристать было страшно без риска пропороть лодку …

Зато на следующее утро я спасал этих шахтеров; даже их руки, привычные к экстремальным нагрузками, к утру стояли колом. Они не могли их ни согнуть, ни разогнуть после 18 часового свежевания туши – пальцы рук сохраняли форму полусогнутого крючка. Первые дни непроизвольно угрюмые ребята даже плакали от боли по утрам, не в силах расстегнуть ширинку на брюках, чтобы помочиться… Приходилось мне, как медику, помогать им расстегивать и застегивать брюки… Ну, не мочиться же им в штаны!

Я был привычен к подобной нагрузке на пальцы после многочасовых операций… 
Как и к тому, что во время длительных операций, мне помогала помочиться операционная медсестра, доставая мой член и подставляя утку… Когда речь идет о спасении жизни на операционном столе – не до сантиментов! Руки должны быть стерильны! У медиков своя эстетики и этика!

Когда охотничий сезон был закончен, Васю пригласили знакомые женщины из управления Красноярского края на банкет. Вася согласился с условием, что он придет с другом…
Поляну, конечно, они накрыли шикарную: свежина, икра, водки любого сорта, вплоть до моего любимого экзотического джина, который мужики, попробовав, сплюнули и отказались пить.

- Это ж скипидар какой-то! – сказал, скривив лицо в куриную попку, какой-то важный пурис…

Вскоре компания потеплела, начались разговоры о работе и ее проблемах, как у канадских лесорубов: в лесу о бабах, с бабами - о лесе… А проблем в таком огромном крае, как Красноярский, превосходящий территорией многие европейские государства, было немало…

Но, когда я смешал джин с экзотичным для них лимонным швепсом и стал пить через трубочку, один не выдержал и спросил:

- Как ты пьешь эту политуру?

- На, попробуй! – предложил я.

К тому времени выпито было немало и многим было уже все равно что пить ...

Попробовал.
Распробовал.
Понравилось.
Став угощать других, я только то и делал, что работал барменом, смешивая джин с тоником, льдом и нарезая лимоны…

Народ не знал коварства джина, пьющегося, как газированный вкусный лимонад, развязывающий полностью языки, и вскоре начались уже совершенно откровенные дискуссии…
Когда один из руководящих работников края понес очевидную ересь, я сказал ему в лицо, что он нихера не понимает в проблеме, вызвав страшную обиду и требование или извиниться, чтобы я не получил тут же по морде, или доказать утверждаемое.

Вокруг нас собрался народ, дамы… Одни, чтобы, как Вася, вовремя нас растащить… Другие, молча согласились априори, что мой оппонент нихера не понимает, т.к. давно это подозревали, да боялись высказать, даже по пьяне, такое - начальнику…

- Да, ты знаешь, сколько лет я этой проблемой занимаюсь, чтобы мне рассказывали как и что, такие, как ты, охотнички! – говорил, наседая, крепко выпивший недовольный руководитель, багровея лицом от злости и тыкая в меня культей своего пальца.

Я быстро, с юмором (иначе точно была бы драка) разбил его концептуально в пух и прах к вящему удовольствию подчиненных и стаи товарищей. Видать, не очень они его любили… В конце пожал ему руку, сказав, что просто надо менять концепцию, а в остальном он – прав, вызвав смех и удовольствие присутствующих. А ничто так не разоружает, как смех…
Начались медвежьи сибирские танцы. Мужики из компании: кто уже не мог танцевать, а кто - еще не умел, больше пришлось отдуваться мне, т.к. дамы льнули ко мне, видя мою школу…

А когда я, малость окосев, стал подпевать на французском языке песням известных шансонье, ни капли не фальшивя, а в конце сел за сиротливо стоявший в зале белый «стенвей» и запел на английском  блюзы, мгновенно подбирая все, что просили гуляющие – мой оппонент мгновенно протрезвев, как на допросе в ЧК,  зашипел змеей на ухо Васе:

- Вася! Япона мать! Я убью тебя, лодочник! Ты кого привел к нам? На вид – бородатый бомж, а так - КТО ОН?! – Я нихера не понимаю!

Вася, выдержав паузу, назвал мою должность, звание и регалии, окончательно повергнув в шок управляющего… Вечер закончился замечательно, нас с Васей отвезли ночевать в компартийную гостиницу, где по указанию моего оппонента, нам выделили номер для высших партийных чинов…

Утром Вася сказал, смеясь:

- Ну, Вован, я уж думал, что нам капец, когда ты сказал управляющему, что он поц и нихера не понимает! Да еще - при подчиненных! У него же уровень Политбюро ЦК! А тут какой-то небритый лесоруб, только-только сняв лагерный клифт, такое заявил ему привселюдно...

- Я просто лишил его иллюзий, что в дальнейшем поможет ему, надеюсь, еще долго руководить краем. Мужик он не тупой, задатки руководителя есть, просто очень рано поверил в свою гениальность… Залезет высоко, да вот водка - ему не помощник!

Сказал и как в воду смотрел - вы его все знаете! А начал он с того, что полез на танк, как Ленин на броневик...

А когда Вася обнаружил, что посеял по пьяне весь наш полуторамесячный заработок и нам не за что, и не с чем возвращаться домой, и в отчаянии напился до поросячьего визга, я - по старой привычке пошел в кабак, где разыграл из себя любителя-игрока, ненароком засветив приличную "куклу" (пару случайно затыренных крупных купюр положил сверху и снизу, в середину пачки насовал нарезанной бумаги), дав шикарно на чай официанту и тот свел с нужными людьми, которые меня с Васей и отвезли на подпольную мельницу, где шулера чистят от лишних забот и денег всех: от трудяг до черных старателей… Джеку Лондону такое и не снилось, что там творили! Там я с лихвой вернул потерянные Васей деньги, вовремя уехав с ним, с трудом оторвав его от легкой на вид наживы. Еще бы, мы пару месяцев убивались на работе, сжираемые гнусом в тайге, а тут – за полночи – столько бабок! Причем, песком мы не брали, возни с ним! КГБ сильно шерстило всех возвращавшихся домой... Брали только ассигнациями…

- Вася, успокойся! Сейчас я спущу, чтобы снять напряжение у наливающегося черной злобой хозяина мельницы, половину денег, потом мы с тобой пойдем, якобы по нужде в клозет и свалим, если ты не хочешь остаться гнить тут в земле!

Что мы и сделали… Потом Васе написали его знакомые из этого города, что по городу долго ходила легенда о заезжем шулере, раздевшем местных блатняков… Даже кличку ему дали "Золотой Фазан". Мы потом с Васей смеялись,хорошо, что не "Золотой Дятел"!

В свой научно-исследовательский институт я вернулся посвежевшим, окрепшим и отдохнувшим. Но мне так никто и не поверил, что я был в Сибири.

А там – опять скукота… Ученые советы, симпозиумы, подковерная грызня околонаучной мрази за власть, чины, регалии и деньги… Только я был для них как гранитный утес, который обминали подводные течения и разбивались волны интриг… Я никогда не участвовал в этой ярмарке тщеславия.

Никогда!

Мне хватало своей науки, которая давалась левой пяткой, томика Монтеня вечером и моего любимого джина «Гордон»…

.................................Может, взять мне и напиться
.................................и в соседний  дом ввалиться
.................................и стоять посредине,
.................................словно лошадь в магазине?

так гениально описал мое привычное состояние известный бард...

А обстановка на работе просто ввергала в депрессию, и я опять начал ежедневно пить, дошел даже до того, что выпивал на работе к концу дня… Но никто из сотрудников меня не предал, только моя помощница Анечка, пряча красивые глазки и тревогу в них, участливо предлагала:

- Вы выглядите устало, может поедете домой, отдохнете?

Я соглашался только с ней, понимая, что переполнен выше ватерлинии, как старый вельбот...

Вечера просто нечем было заполнить, а иллюзии - я не признаю, если помните…
Однажды, когда мне было совсем нехорошо утром, раздался звонок по телефону родственницы того соседа, которая удивила знанием моей биографии… Мы с ней поговорили по телефону, женщина оказалась приятной собеседницей и я, как джентльмен, предложил ей иногда позванивать, будить меня по утрам свои приятным голосом…
На что Наташа, смеясь, согласилась… И, знаете, мне как-то стало легче!
Я даже начал ждать ее звонков поутру в пустой квартире…

Однажды утром в воскресенье, когда я в полудреме не хотел даже открывать глаза, зная, что увижу, в мой сумрачный Мир Закрытых Век вторглась весенняя трель звонка. Облом! Прозрачное и тонкое стекло утреннего сна вдребезги разлетелось на звонкие осколки… Пошарив рукой по ночному столику, нащупал трубку домофона, нажал кнопку входа в мир и слышу:

- Доброе утро! Вы еще спите?
- Что случилось, Натали? – буркнул я
- Давно с вами не общалась, соскучилась… Вы же просили однажды вас разбудить не по телефону, а лично?

Утро разулыбалось в мою сонную физиономию, и я простил неожиданное вторжение за столь приятные слова красивой женщины…
Я, вопреки своему обычаю, встал, накинул халат и подошел к монитору видеофона, привезенному мной по-пьяни из очередной командировки в Малайзию.

Таки да - у двери стояла Наташа!

Удивленный ее неожиданным визитом в такую рань, я открыл двери и пригласил ее свежесть в свои сумрачные пенаты.
Наташа, пройдясь по комнатам, еще более удивила меня своим знанием живописи, четко определив авторов картин, восхитилась библиотекой и, глянув на мою заспанную физиономию, приятно рассмеялась своим грудным низким голосом:

- Вы идите в душ, а я чего-нибудь приготовлю на кухне, если вы не против – предложила она.

Я не стал возражать, тем более, вдруг, появился аппетит…
Когда я, свежевыбритый и благоухающий свежестью любимой туалетной воды ACQUA di GIO, одетый в чистую рубашку, явился в столовую, то увидел прекрасно сервированный стол всем, что у меня нашлось в буфете, холодильнике и баре.

Ну как в анекдоте:

Возвращается бомж в свою берлогу и видит, что она вымыта, обставлена новой мебелью, на столе бутылка коньяка и дорогущая деликатесная снедь...

Чудеса! - подумал он и, присев к столу, стал быстренько заглатывать голодной собакой стоящее на столе...

Вдруг, из прихожей выходит красивая, обнаженная женщина и ласково смотрит на него...

- Ты кто? - поперхнулся коньяком бомж-сбруевич...

- Я? Белая Горячка!

Есссвенно, я не стал этот анекдот рассказывать Наташе, а просто с удовольствием составил ей компанию. Или, она - мне...?

Пообщавшись, я все более поражался ненавязчивому умению Наташи создать непринужденную атмосферу уюта, ее эрудиции во многих областях искусства, вплоть до науки…
В общем, я так увлекся общением с ней, что предложил вечером пойти со мной в гастролирующий в Киеве небезызвестный московский театр.

- Да где же вы возьмете билеты? – удивилась Наташа. – Я пробовала, но не удалось!
- Натали! Вы не знаете. Но я волшебник! Желаете - сейчас принесут!
- Хочу!

Я, впервые после смерти отца, набрал номер спецраспределителя ведомства, где он был пожизненно зачислен в т.н. "Райскую Группу", и попросил два билета с доставкой на дом. Моему звонку даже не удивились, не спросили ни адрес, ни имя, как будто ждали его, и через полчаса билеты были у меня дома, подарив прекрасный вечер.

Потом, пройдясь по ночному Крещатику, по ул. Богдана Хмельницкого, посидев на лавочке у цветущих пионов у краеведческого музея, побродив под каштанам, цветущими свечами, мы пришли ко мне на тихие и уютные Липки. Вернувшись домой, я ласково поцеловал Наташу в лифте перед прощанием и почувствовал ответное желание, и потому мы вышли на моем этаже, где потом все плавно перешло в совместную нежную ночь. Только к утру, после короткого тревожного обессиленного забытья, разбуженный руладой, невесть откуда залетевшего к нам во двор соловья, я сказал:

- Меня не покидает чувство, что я где-то с тобой ранее виделся…
- Да. – ответила Наташа.
- Да где же мы могли видеться?
- А помнишь, Ялту зимой и плачущую девчонку, идущую по отвратной серой слякоти тающего однодневного снега на улице, у которой украли все деньги и документы, а ты единственный подошел и спросил:
- Что случилось?
- И, когда я тебе рассказала о своем горе - ты засмеялся, купил мне билет домой в Одессу, отвел к себе в гостиницу, накормил, дал возможность привести себя в порядок в ванной, и я сидела в твоем махровом толстом халате, пила с тобой чай с диковинным названием «Саусеп» с каким-то очень вкусным выдержанным коньяком для снятия нервного стресса…
- Слабо, но что-то вспоминается…
- А помнишь, ты мне рассказал сказку о «Зеркале и Кирпиче»? Теперь, давай я тебе ее напомню:

Жило-было Зеркало, которое всем отражало Небо, солнышко, зеленую траву, людей, делая их красивыми, даря им улыбку и поднимаю настроение. Все любили это Зеркало, которое изготовил и установил на Майдане Киева старый мастер из Кукольного театра. Однажды, Камень влюбился в  Зеркало и сказал:

- А мою любовь оно не отразит!

Разбежался и ка-а-а-ак шарахнул по Зеркалу! Да так, что оно рассыпалось на осколки.
Камень и в самом деле был неотразим!
Люди подобрали осколки, и каждый теперь счастлив в одиночку…

- Вспомнил! – хлопнул я себя по лбу! - Я тебе еще сказал, что Зеркало не было каленым, увы.
– А я сказала, что жаль, коль нет Зеркала для души…
- А я ответил, что все иллюзии обречены, а Зеркало было просто Великим Иллюзионистом…

- Да. И как я была поражена, когда, приехав в Киев учиться в университет им. Шевченко, увидела тебя в парадном моего дяди, у которого я остановилась… Ты прошел мимо, даже не обратив на меня внимания … А я аккуратно все расспросила о тебе у дяди… Кстати, он с тех пор говорит о тебе взахлеб… Все это время я думала о тебе, хотела с тобой поговорить, да ты был просто недосягаем, как на другой планете…
- Ну, теперь я рядом и кажется мне, и это впервые, что надолго…
- К сожалению, нет… Я завтра уезжаю в США, меня пригласили продолжить исследования на кафедру университета Вальпараисо штата Индиана, после моей научной работы на тему «Некоторые аспекты защиты иммунной системы» зачитанной на международном симпозиуме в Базеле, где мне присудили второе место…
- Ты не шутишь?
- Нет. Просто я вчера набралась смелости и зашла попрощаться, а прощание настолько красиво затянулось, что я не могла такое тебе сказать…
- Да, еще одна иллюзия накрылась, – философски сказал я.
- В твоих руках ее сделать явью, – прошептала Натали мне на ухо…

Оставшаяся часть ночи прошла, как перед расстрелом, мы занимались любовью, как сумасшедшие…

Когда стрелки часов разрезали очередной круг и время беспощадно пошло по последнему кругу, я прошептал Натали на ухо:

- Я к тебе приеду, если ты подождешь меня еще годик, мне предлагали работу по одному совместному проекту в США в Чикаго, а я попросил дать мне время подумать.
– Видишь, – засмеялась Натали, - мы с тобой Великие Иллюзионисты! Буду ждать столько, сколько ты скажешь!
- Не сомневаюсь, коль ты столько меня ждала после первой встречи, коль я у тебя первый мужчина…

Наташа только горячо прижалась ко мне, уткнулась в плечо и замерла... Так она и заснула, а я остаток ночи боялся пошевельнуться, чтобы ее не потревожить...

К полудню Наташа ушла, не прощаясь, сказав, что тогда мы встретимся обязательно, и она не хочет сглазить прощанием наш уговор…

********************

На днях, гуляя по Крещатику, я встретил своего друга Васю.

Зашли в кафе, заказали по 150 грамм семилетнего молдавского коньячку «Царский Стандарт». Выпили, закусили яблочком, памятуя лекцию в Ливадии о культуре потребления алкоголя прочитанную нам в царском дворце в Венецианском саду при свечах известным виноделом:
- Никогда не закусывайте цитрусовыми в т.ч. и лимоном - они нахальные и уничтожают букет. Никогда не закусывайте шоколадом - масло какао обволакивает вкусовые рецепторы на языке и букет не слышен! Продукты брожения закусывают только продуктами брожения: хлеб, сыр и вино! Коньяк можно закусывать фруктами...

Ошутив приятную теплую волну на душе после коньяка, Вася спросил:

- Слышь, Юджин, а ты помнишь Володю Белова-Корнетова?
- Как его не помнить? Он мне как-то помогал решить одну проблему. У знакомой была инфекция и ей мог помочь только стафилококковый гамма-глобулин, который держали под 7-ю печатями на станциях переливания крови… Так Володя выписал из тбилисского НИИ стафилококковый бактериофаг, который оказался лучшим средством, чем стафилококковый гамма-глобулин, т.к. был специально выращенными бактериями, пожирающими стафилококк, в отличие от гамма-глобулина. И не взял с меня ни копейки,  тогда как его можно было продать на вес золота! Когда я предложил ему посидеть, выпить, чувствуя себя должником, Володя отказался. Хотя до того, мы в компании с ним выпивали прилично… Слушай, Вася, а почему он так пил? Ведь он же был невероятно силен по жизни, гениален в науке... Ну, чего ему не хватало?!

Вася помолчал-помолчал, а потом, вздохнув, сказал:

- Я,  думаю, теперь это можно сказать... Володька об том никогда не говорил, да и я узнал об том от третьих лиц... До того, как он начал пить, у него убили 17-летнего сына...
- Кто?! - вскрикнул я в ужасе...
- Дружбаны сделали самопал, и после самопроизвольного выстрела пуля попала в шею, прошла основание черепа и застряла в мозге... Володька ничем не смог помочь...
-........да-а-а-а-а-а... протянул я ошарашенно – понятно, отчего он пил, сломало его это... А т.к. был невероятно душевно силен, то просто доживал срок, что Господь отпустил ему... Не всякий такое выдержал бы!
- Да. Ты прав. Но он пить бросил!
- Подшился?
- Влюбился он, Юджин!
- Да ты что?
- Он мне рассказал свою историю любви. Собирался ехать в США к своей девушке... Романтическая история, скажу тебе!
- Расскажи, – загорелся я, чтобы как-то смягчить услышанное. - А я сейчас еще возьму нам выпить, а то что-то муторно стало на душе…

В общем, выпили мы еще пол-литра под это дело, и я узнал историю последней любви Володи Белова-Корнетова.
Устав к концу рассказа, Вася замолчал…

- Ну, как он теперь, с ней? – растроганно расспрашивал я Васю.

Вася тянул паузу, сопя…

- Тока не томи! – не мог я угомониться. – И не вздумай сказать, что они не вместе, – брякнул я вдруг…
- Не вместе… - ответил Вася.
- Как? – изумился я.
- Володя бросил пить, работал, как зверь, готовился к поездке. А тут - подвернулась ему поездка в Тулу на симпозиум. Ты же знаешь его любознательность; он в день отдыха на симпозиуме, поехал сам на экскурсию в какое-то историческое поместье… И – пропал, не вернулся в гостиницу, не выступил на симпозиуме, его хватились, подключили все, что могли, вплоть до сикрет-сервис…
- Нашли?
- Нашли… Утонул он там, где воробью было по колено… Видно, плохо стало с сердцем, зашел в озеро по колено, чтобы освежиться, да потерял сознание, упал лицом вниз в озеро и - утонул…

В общем, ни Вася, ни я, не помним, как мы добрались по домам…
Но помянули Володьку крепко!

Прости, Господи, грехи раба твоего Владимира и даруй ему Царствие Небесное!
Грустная иллюзия оказалась…

И тут Володька оказался Великим Терминатором Иллюзий, даже после своей кончины...