В давние времена, мир был прост и незатейлив в своих проявлениях.
Вокруг было холодно, и чтобы согреться, нужно было содрать с кого-то шкуру. А чтобы насытиться, приходилось долго бегать с дубьем за шустрой лесной мелюзгой, ловить голыми руками рыбу, копать корешки и пр...
Очень вкусными были сородичи, но их было есть как-то неудобно.
Зато людей из других племен есть было можно и нужно. Зачастую войны устраивали лишь для того, чтобы вдоволь наесться вкусного мяса.
Очень вкусным были воины врага, как правило, молодые и сильные мужчины. Однако убивать их было хлопотно и неэстетично. Поэтому поначалу народ сходился в потасовках подальше от своих стойбищ. Зато потом, народ понял, что немощный состав вражеского племени можно не только сьесть, но и перед тем от души отттрахать. Налетая на вражеское стойбище, обычно трахали все, что шевелится, но женщин, как правило, всем прочим предпочитали.
В этих набегах люди поняли, что тридцать против троих это всегда лучше, чем двое на двое. Тогда народ стал сбиватся в большие кучи, чтобы их не сьели соседи. С тех пор Homo числится животным общественным.
Время шло. Растаяли ледники и вымерли саблезубые хищники. Люди научились сажать злаки и заниматься ремеслами. Жить стало сытней и веселей.
Человек, недаром он стал называться разумным, понял, что можно не утруждать себя добычей пропитания, если его уже добыли другие. В племенах установилась четкая организация.
Однажды кто-то решил, что от пленников будет больше толка, если их не убивать, а оставить в живых. Тогда их съесть можно будет не сразу, а когда захочется кушать. А ещё, что более приятно, можно пинать и трахать в свое удовольствие каждый день, пока они сами не сдохнут. Додумавшиеся до этого хозяйственные любители "садо" и стали де-факто первыми сборщиками податей, мытарями.
Потом было решено, что если при этом невольники будут отрабатывать свою жрачку и расходы на конвой, то держать "чуханов" будет не только приятно, но еще и экономически целесообразно.
Со временем, когда пленники вошли во вкус своей подневольной жизни, их расконвоировали и поселили на хозяйских землях.
Отныне эти поселенцы жили свободно и выплачивали дань за то, что их еще не сьели. Средства честного отьема пропитания были просты: грозный рык, пара оплеух и пендель под зад.
Много веков эта система совершенствовалась и оттачивалась. Менялся мир вокруг, утварь дома, одежда. Неизменным оставалось лишь одно – в условленный день приходили мытари и добровольно-принудительно, по установленной таксе реквизировали сельскохозяйственную и прочую продукцию, в рамках оплаты права жить на белом свете.
Если народец не отдавал добром, отнимали силой. Главу семьи потом долго били, а теткам всовывали во все отверстия предметы похожие на свечки. Или предметы всовывали главе семьи, а теток били. Это уже зависело от фантазии собирателей дани.
Год за годом, век за веком проходило время. Людишки стали нервные, чувствительные, оторванные от земли – матушки. Мечтая об идеальном и витая в эмпиреях людишки выродились, стали изнеженными, слабыми, квелыми.
Здоровое зверство оказалось не в чести. Есть мясо подневольного люда вышло из моды…
Вид выпоротых до крови жоп стал скорее пугать, чем возбуждать самих палачей. Желающих выбить кому-то глаз или сломать руку стало меньше.
А как без этого привести к трепету и покорности?
Великая идея превосходства и угнетения готова была дать дуба. Но на счастье власть имущих был придуман кредит.
Разумеется, была проведена гигантская подготовительная работа, которая выстроила невидимые стены вокруг бывших подневольных людишек.
Реальные ценности остались у тех, кто когда-то отнимал пайку, а все прочие были ориентированы на бесконечное приобретение дешевых затратных побрякушек.
И самое главное, если раньше данников нужно было бить, то нынче они сами добровольно и радостно несут эквивалент труда, чтобы обладать какой-нибудь модной кастрюлькой на колесах или очередным ящиком для оболванивания.
Система оказалась прогрессивной. Мытарей с палками заменили домочадцы, грубую силу и принуждение - зазывные взгляды декольтированных красавиц с экрана.
Освобожденные от насильственного взымания дани, "чуханы" стали добровольно ее выплачивать за право обладать сейчас ненужными им вещами, как требовала того их генетическая униженность и сознание собственной неполноценности.
"Мы тоже господа", - всем своим видом заявляют "чуханы" и "чуханки" горделиво садясь в жестяные коробки "Made in Parasha", надевая тряпки и побрякушки от импортных пидоров.
Они нудно таскаются по местам где их предков ели и имели, чтобы утихомирить свою злую родовую память о рабском труде, пинках и затрещинах. Это действо у них называется туризмом и отдыхом. И злая память стихает, оставляя ощущение, что у них все прекрасно и здорово.
Но оставаясь наедине с собой, при мысли о выплатах по кредиту, они вдруг ощущают, как сквозь подушки сидений дорогого лимузина в зад упирается детородный орган сборщика дани.
"У нас безупречная кредитная история. Мы все оплатим", - говорят они себе, но во рту при этом ощущают давний привкус немытого полового органа.
Ведь вместо одного взятого дензнака приходится в оконцовке приходится возвращать два. Кабала - она всегда кабала.
Страх расстаться с пидорскими шмотками, самодвижущимся ведром и отделанной по евромоде бетонной пещеркой протухшим эякулятом стекает в желудок.
И как в старые, добрые времена, жертвы кредита крепче налегают стенками своей прямой кишки на "корень" хозяина жизни. Это больно. Но за глупость приходится платить дороже всего.