Каббалистическая рапсодия. Книга II

       КНИГА ВТОРАЯ

       ПОВЕЛИТЕЛЬ ВЕРОЯТНОСТИ


       Сияющим окутанный венцом,
       Бог восседал на пламенном Престоле.
       Позволь склониться пред Твоим Лицом,
       Себя предать Твоей священной Воле!
       Бессильны описать Тебя слова,
       Их нет, иль я не обладаю ими –
       Пылающая светом Меркава
       И Тот на ней, чье запредельно Имя!
       Создатель, Бог, Эйн-Соф или Творец –
       Ты в наивысшей сокровенной славе
       Рождаешь все, Ты – подлинный Отец,
       Хоть Имени назвать уста не в праве.
       За шагом шаг пройду когда-нибудь
       И я, ведущий ввысь, тернистый Путь.



       ДЕТСКИЙ КОНСТРУКТОР

       - Вот, и контракт мой заканчивается, - сказал Максим, - не знаю даже – радоваться мне по этому поводу или грустить? Кажется, что я всю жизнь здесь прожил…, а всего-то около трех лет прошло…, но впечатление такое, словно вчера приехал.
       - Что ты решил? Вернешься на прежнее место? Или будешь в столице что-то искать? – Спросил Сеня с легкой грустью.
       - Возвращаться мне некуда, видимо, буду искать…, только не обязательно в столице, надо по сайтам пошарить, спрос посмотреть на нашего брата, закинуть свое резюме.
       - А что Мири говорит, хочет она в Россию перебираться?
       - Поедет со мной, разумеется, разве может быть иначе?
       - Ты уверен? – Как-то странно, с особым нажимом задал вопрос Сеня.
       - Ну, побузила немножко, - признался Максим, не придав большого значения словам друга, - с Яковом, вот, еще проблема…, отец требует, чтобы он ехал к нему в Штаты. Мальчику уже шестнадцать. Надо думать об образовании. Да, и официально закон на стороне Марика. Я же его не усыновлял, когда мы поженились, отец был против. Мири плачет чуть не каждую ночь, я понимаю, она к нему привязана, с самого детства растила его…, а что поделаешь? А если мы в Москву переберемся, то и вовсе не велики шансы - скоро с ним увидеться.
       - Главное, занятия не бросай…, в Москве у нас замечательная группа. Ты ведь многих уже знаешь, столько раз встречались…
       - Да, знаю, там у них хороший паренек руководителем, пересекались мы несколько раз. Он часто сюда приезжает, мама, кажется, у него тут…, - согласился Максим, и продолжил без энтузиазма, - хотя успехи мои невелики. Хвастаться нечем, не слишком-то я для них ценное приобретение. До раскрытия мне, дальше, чем пешком до Луны. Только теорию до некоторой степени и постиг, кое-как усвоил взаимодействие АХАПа низшего с Гальгальтой Высшего а что толку? И то, когда мне Шимон все разжевал.
       - Представил бы этот процесс, как коитус, и все дела, - рассмеялся Сеня. - Твоя беда в том, что ты слишком торопишься! Люди первый год занятий даже теорию понять не могут, а тебе подавай все и сразу. Каббала – особая наука, она требует терпения, упорства. Это – постижение, следствием которого является обретение шестого органа чувств - экрана! Момент прохождения через махсом, своего рода «шлагбаум», и есть точка перехода в Высший мир. Это называется духовным рождением, а далее следует подъем по ступеням духовной лестницы.
       - Ну, да, ты еще мне напомни, что я обязан дойти до наивысшего уровня постижения всего Мироздания, находясь в физическом теле!
       - Да, обязан, таким образом ты «закорачиваешь» через себя все уровни – от максимально земного до максимально духовного. Только достигнув наивысшей ступени, ты будешь считаться Человеком, выполнившим свое предназначение.
       - А нельзя ли как-то ускорить этот процесс?
       - Весьма значительно! Особенно сейчас процесс постижения ускоряется. Ведь Человеком считается мера подобия Творцу. Если ты уподобил Ему десять процентов своих желаний, то на эти десять процентов можешь считать себя Адамом, действительно, частичкой общей души. И потом, сам процесс обучения тоже ведь происходит в соответствии с типом твоей души. Скажи, куда ты так гонишь? Все у тебя получится, дай только срок. Главное – понять важность своего приложения к определенному делу.
       - Это что значит?
       - Чем более низкими, материальными из своих свойств и возможностей человек в этом мире в состоянии продолжить каббалистические действия, тем эффективнее его духовная работа.
       - У меня такое ощущение, что с инструктором нашей группы отношения не складываются, вязкий он какой-то, медлительный, темпорально мы с ним не совпадаем. Вот, ты – другое дело! Или Шимон, Учитель наш, опять же, вас я отлично понимаю, а адвокат этот – преподаватель доморощенный - не по мне как-то…, мямлит что-то, словно про себя…, все как-то не внятно, не убедительно, бу-бу-бу, бу-бу-бу…
       - Вполне естественно – обвинять инструктора в своих негативных ощущениях…. Это как раз свидетельствует о твоем продвижении. Не знаю, кто вообще с тобой совпадет темпорально!
       - Да, я понимаю. Мне еще в школе говорили, что со мной хорошо…, - Максим осекся, увидев наблюдающего за ними Яшу, - не при детях будет сказано, хорошо навоз есть: я слишком спешу, и остальным почти ничего не достается. Мне сейчас кажется, что бабка- покойница, и то лучше меня каббалу понимала.
       - Разумеется! – Воскликнул Сеня, - она же была актриса, все переживала чувственно, наша Таисия Петровна просто играла очередную роль. А ты все умом норовишь охватить от края до края. В каббале так не бывает. И чего ты разнылся, собственно! А я еще ему потворствую! Тебе целых полгода до отъезда, слезай, давай, с чемоданов. Старца-то своего, давно видел?
       - Давно…, не сыпь мне соль на сахар. Сам знаешь, как мне приходится крутиться, времени совсем нет, дочь даже только спящей и застаю. А надо бы к нему наведаться. Дело одно осталось, да и соскучился я уже по его ворчанию.
       - Что за дело? – Заинтересовался Сеня, - это с теми мешками связано? Как они там, «Игрушки Загрея»?
       - Ну, да…, понимаешь, не верится мне, что все это бессмыслица. Странный набор шестеренок, болтиков, пластиночек, колец разного диаметра, их, кстати, больше всего. Должен быть во всем этом рациональный смысл! Я еще тогда подумал, что мне все это напоминает конструктор! Помнишь, у нас в детстве такие были: вроде кучка деталюшек разных, винтиков, шурупчиков, скобочек, а каждая имела свое место, и при правильном использовании могла послужить деталью какой-нибудь замечательной конструкции. Я ведь только в один мешок тогда заглянул, да, и плюнул. Может, там и схема найдется, описание сборки, так сказать.
       Стоит, наверное, наведаться в Цфат и попросить Шимона разрешения покопаться в двух других мешках. Надо было сразу это сделать, но меня в первый момент такое разочарование охватило, когда я в один из мешков нос сунул, что и передать тебе не могу! Плюнул с досады и все забыл. Это уж потом я вспомнил притчу про царя и подумал, а не есть ли это способ сохранить какой-нибудь ценный агрегат и переправить его из прошлого в будущее? Как думаешь?
       - Вполне может быть, - согласился Сеня не очень уверенно, чтобы не огорчать друга своим категорическим возражением. – А Шимон что говорит? Странная все же личность, - твой старец, так никто его и не видел, кроме тебя, прячется он что ли?
       - Просто он такой человек…, нелюдимый, думаешь, меня Шимон сразу принял? Я вообще странные чувства испытываю в его присутствии. Иногда люблю до умиления, словно отца родного, а иногда трепещу перед ним как перед Учителем. Особенно, когда он мне объясняет что-то из теории каббалы. Давно, вроде бы, его знаю, а все никак не могу привыкнуть к перепадам его настроения…, иногда и в дом меня не впускает, гонит, кричит…, более того, я даже не могу определить, сколько ему лет! То мне кажется, что он глубокий старик, а то ведет себя как мальчишка. Шутит, подкалывает меня. Однако ты от темы-то не уходи, как тебе моя гипотеза по поводу конструктора?
       - Есть у тебя время этим заниматься?
       - Времени нет, но есть огромное желания.
       - Пора бы уже научиться - не отождествляться со своими желаниями!
       - Пора, но очень хочется. Поеду в выходные в Цфат, своих к Борису отвезу, пусть обсудят там Яшкину судьбу, а сам махну к Шимону, если он соблаговолит, сходим с ним в пещеру, да заберу я, пожалуй, оттуда те мешки. Не дают они мне покоя. Пока не пойму – что в них лежит, буду думать…, все равно ведь, уже заглянул в один…


       ТАИНСТВЕННЫЙ ОСКОЛОК

       Максим сразу понял, что его появление пришлось не кстати. Прежде, чем войти, он по старой привычке заглянул в окно и встретился с суровым, отрешенным, невидящим взглядом Шимона, сидящего за своим столом, устремив глаза в пространство. Максим присел на корточки у дверей дома, закурил сигарету и приготовился к долгому ожиданию. Однако минут через двадцать старец вышел на улицу и, проходя мимо него, равнодушно спросил, что он тут делает:
       - Мешки надо забрать, - без предисловий и лишних любезностей, поздоровавшись, ответил коротко Максим. – Догадку свою хочу проверить.
       - Хочешь – забирай. Дорогу знаешь. Лестницу и тачку вернешь на место. Свечи зажги. – Не останавливаясь, словно во сне пробормотал Шимон, явно думая о чем-то своем, и направился к спуску с горы.

       Максим оставил машину, как можно ближе ко входу в пещеру, зажег факел, прихватил тачку и решительно пошагал по тоннелю.
       - Странно, - думал он, возвращаясь со своей ношей к машине, - несу три мешка с железками, а они на удивление легкие. Что же это за метал такой? Если бы я не знал, сколько ему лет, то решил бы, что это титан, или какой-то из его сплавов. Один только мешок потяжелее других будет…, ничего, доволоку как-нибудь...

       Борис, Мири и Яша сидели под большим белым полотняным зонтом в розарии и что-то оживленно обсуждали. Тайка сладко спала в коляске рядом с матерью. Голос Мири слегка дрожал, выдавая крайнее душевное волнение, но Максим не посчитал возможным вмешаться в их разговор и только спросил у Бориса, можно ли ему повозиться в сарае.
       Услышав короткое «да», он выгрузил мешки и закрыл за собой дверь на щеколду.

       Содержимое всех трех мешков было, приблизительно, одинаковым, и лишь в одном из них Максим обнаружил кусок размером в ладонь гладко отполированного, совершенно черного камня, очертаниями напоминающий параллелепипед с абсолютно ровными гранями и толщиной, приблизительно пять сантиметров. Кусок был тяжелым и Максим почему-то подумал, что это осколок, чудесным образом отколовшийся от большого монолита. Он машинально поднес его поближе к лицу, пытаясь заглянуть в непроницаемые глубины, и ожидая увидеть собственное отражение, но… не увидел ничего!
       - Загадок прибавляется! – Воскликнул Максим. – Надо бы проверить, из чего же ты состоишь, кусочек мой таинственны? По виду ты обсидиан, насколько я могу судить. Заберу-ка я все эти чудеса с собой! Помудруем-поколдуем… над ними. Или они над нами…
       Он тщательно собрал «комплектующие», разложил, как прежде, по мешкам, затем, аккуратно завернул кусок камня в тряпку и отнес все в багажник машины.

       Утром, отправившись на работу, Максим прихватил с собой небольшой болт с левой резьбой и десятисантиметровую пластину золотистого цвета шириной в десять миллиметров и толщиной в три, намереваясь предъявить все это Сене и уговорить провести анализ.
       - Вот, старичок, можешь сам оценить мой «конструктор». Ты где-нибудь видел нечто подобное?
       Сеня вытаращил от изумления глаза и спросил заикаясь:
       - Где ты это спер? В какой секретной лаборатории? Не хоч-чешь ли т-ты сказ-зать, ч-что э-то было в мешках?
       - Конечно! – Самодовольно воскликнул Максим, наслаждаясь произведенным эффектом, - я сам выпал в осадок, когда извлек из мешков всю эту груду сказочного металла на свет Божий. Думал, приснилось мне, но смотрю на твою реакцию и успокаиваюсь: никак нет, не приснилось, не пьян был и умом не двинулся! Анализ будем делать? Хотя что-то мне уже подсказывает, что мы обнаружим здесь нитрид титана! Однако это еще не все. Смотри!
       С видом опытного факира Максим достал из «дипломата» кусок камня и торжественно развернул тряпицу.
       - Чудо-зеркальце, скажи, да, всю правду доложи…, посмотрись в него.
       - Кончай, мне голову дурить! – Замахал руками Сеня, - еще я в зеркало не гляделся. Отвяжись!
       - Не хочешь, как хочешь! – Слегка обиделся Максим, - а жаль.
       - Ладно, давай сюда, - возобладал в Сене инстинкт исследователя, - взгляну, по внешнему виду – камень, как камень, типа базальта, только хорошо отполированный…
       В этот момент Сеню, уже протянувшего, было, руку к каменному бруску, неожиданно вызвали к завлабу.
       Максим с сожалением убрал «чудо-зеркальце» обратно и пошел к своему рабочему столу, а последовавшие за этим события, на некоторое время отодвинули интерес к артефакту на второй план.


       СТРАННЫЙ МЕТАЛЛ

       Сеня вернулся от завлаба крайне озабоченный.
       - Так, все. Хорош, в игрушки играть! Босс требует, чтобы мы срочно писали доклад к предстоящей конференции. Формулы за тобой, а я буду сам текст готовить. Времени у нас, как всегда, нет. Все надо было сделать «вчера».
       - А что с теми деталюшками-то нашими? Отдал на экспертизу?
       - Отдал, отдал, - рассеянно произнес Сеня, уже погрузившийся мыслями в доклад. – Будет готова справка, ребята нам сами позвонят.
       - Они, небось, спросили тебя, где ты взял этакое чудо?
       - Да, им-то – что? Анализ и анализ. Отстань, займись, наконец, делом. Правда, у нас совсем мало времени.

       Последующие три недели друзья корпели над докладом. От него зависело для них очень многое, а в первую очередь, будут ли, в принципе, продолжены работы по изучению джета, или они совершенно бесперспективны.
       Конференция проходила здесь же, в Хайфе, доклад прошел успешно, но Сеня не склонен был идеализировать ситуацию и грустно сказал:
       - Чует мое сердце, прикроют наш проект. Надо думать, как жить дальше.
       - Может, вместе махнем куда-нибудь? – Обрадовался Максим. – Что тебя здесь держит? Можно ведь поискать…, не самые же последние у нас мозги на этом шарике? Физтехи везде нарасхват. Хочешь, я пошарю по сайтам, потом обсудим?
       - Я подумаю, - нерешительно согласился Сеня. – Там видно будет. Подождем, что скажет шеф, он, кажется, доволен остался тем, как мы доложились…

       На следующий день из экспертной лаборатории пришел ответ, который поверг друзей в изумление.

       Аннотированный отчет о физико-химическом исследовании свойств объекта.

       Преданный на комплексную экспертизу объект представляет собой пластину размером 100х10х2 мм весом 10,032 грамма. Пластина покрыта слоем нитрида титана (Ti Nx) нанесенного методом поверхностного напыления в вакууме. Пластина обладает очень высоким классом чистоты поверхности (свыше 14-го).
       По предварительным данным, пластина изготовлена из сплава титана и рения (96% титана 4% рения) с содержанием примесей, не идентифицированных металлов лантаноидной группы (менее 0,2%) . Данные рентгеноструктурного анализа выявили наличие внутри пластины упорядоченной наноструктуры с характерным размером 10-6 см. В настоящее время аналогичные наноструктуры могут быть получены при помощи обработки материала когерентными высокоэнергетическими излучениями типа синхротронного.
       По нашим расчетам представленный образец обладает очень высокими конструкционными характеристиками и, скорее всего, является рабочей деталью или заготовкой для рабочей детали, имеющей авиационно-космическое назначение. Расчетный диапазон рабочих температур образца – от -220 до 1300 С.
       К сожалению, реальные параметры конструкционной прочности, термо- и жаростойкости выяснить не удалось, поскольку категорическим условием было сохранение целостности и внутренней структуры образца.
       Применение сплава с данным составом для известных нам американских, европейских и советских технологий конструкционных материалов ранее не отмечалось. Для прочих стран производство в промышленных масштабах таких сплавов не имеет смысла и попросту невозможно, поскольку мировая ежегодная добыча рения составляет всего 25-30 тонн и известно с точностью до грамма, где, когда и на что он был израсходован.

Дата
Подпись.

       Друзья воззрились друг на друга в немом изумлении. Потом Сеня выдавил из себя:
       - Ну и ну! Как тебе справочка? Слушай, а ты уверен, что это те самые мешки, которые лежат в пещере с незапамятных времен?
       - Нет, это посылка из НАСА в купе с «Роскосмосом», - съязвил Максим, - причем, специально подброшенная в пещеру, чтобы довести нас с тобой до умоисступления!
       - Может, они образцы перепутали, и вместо наших болванок, исследовали чьи-то другие материалы. Не одни мы пользуемся их услугами.
       - Или нам чужую справку по ошибке прислали…
       - Вполне возможный вариант…, не могли же тамплиеры обладать такими высокими технологиями!
       - Да, причем здесь тамплиеры!? Это Шимон сказал, что мешки лежат там с их времен, а как они к ним попали, это еще большой вопрос. Старик, я ничего не понимаю! Давай, так: будем думать. Других предложений у меня нет.
       - А лучше вообще не думать. – Подвел итог Сеня. – Предлагаю забыть про этот артефакт, отправить его обратно в пещеру, и все. Пусть лежит, где лежал.
       - Ты, как хочешь, а я не смогу…, вернуть на прежнее место, конечно, придется, не хранить же их у меня в багажнике, однако сдается мне, что мы еще вернемся к этой теме. Только таинственный осколок я оставлю себе. На первый взгляд он не имеет никакого отношения к моему «конструктору». Я бы хотел с ним разобраться более подробно. Ты ведь так на него и не взглянул…
       - Успею еще, что я камней не видел, что ли…
       - Таких не видел…, я тебе не рассказал…, когда я в него посмотрелся, ну, как в зеркало, понимаешь…, то не увидел собственного отражения!
       - Бред какой-то! Ты сколько выпил в тот день?!
       - Иди ты, я за рулем был, с Мири, с детьми…, не веришь – сам убедись.
       - Как-нибудь в другой раз, - отмахнулся Сеня, - не до игрушек мне сейчас, старик, более серьезные проблемы надвигаются.


       О ПОЛЬЗЕ И ВРЕДЕ СОЦИАЛЬНЫХ СЕТЕЙ

       После конференции босс отвечал на все вопросы Сени о дальнейших исследованиях по их теме весьма уклончиво. Окончание срока контракта стремительно близилось, и Максим со вздохом полез в Интернет.
       Поблуждав несколько часов во «Всемирной Паутине», и не найдя для себя ничего более заманчивого, кроме неожиданного крика души какого-то одичавшего от отсутствия непьющих кадров наемника, который предлагал: «В деревню Лопахино Тульской области требуются крепостные», он неожиданно наткнулся на сайт «Проза. Ру.». Обнаружив там знакомую фамилию, Максим набрал необходимые слова и скачал себе последний роман, написанный матушкой его одноклассника, которую прежде хорошо знал.
       Без особого интереса, скорее, отдавая дань уважения Витькиной родительнице, которая жарила им в детстве отменные оладушки с яблоками, он начал просматривать роман через строчку, но, наткнувшись на одно место, немедленно кинулся к телефону и позвонил Сене.

       - Брателла, включи комп, я тебе скину несколько страничек любопытного текста!
       - Что, работу нашел? – Спросил Сеня без особого интереса.
       - Нет. Роман один скачал. Знакомая женщина написала. Он, конечно, так себе, чтиво для тинэйджеров, но есть там одно место, которое, буквально, сшибло меня с ног! Прочитаешь – облезешь и неровно обрастешь!
       - Всю жизнь мечтал…. Что за место? Ты не можешь мне пересказать своими словами? Знаешь ведь, что я беллетристики не люблю, жалко мне на нее время тратить.
       - Да, я и сам не люблю, говорю тебе, скачал это фэнтази из уважения к знакомому автору. Не думал даже, что найду там кое-что интересное для себя. Ну, прочти, прошу тебя, там совсем небольшой отрывочек, ради меня, пожалуйста.
       - Ладно, не канючь. Если небольшой, то, так и быть, прочту, с тебя пара пива!
       - Заметано! Прямо сейчас и принесу, а ты пока читай, посылаю! Роман называется «Зеркало кармы». Весь не надо мусолить, а только то, что голубым цветом выделено. Я знаю, ты языческие заморочки не выносишь, но потерпи, там самое главное в конце, в предпоследнем абзаце.
       - Так, может, мне его только и прочесть? – С тайной надеждой в голосе взмолился Сеня.
       - Нет, пожалуйста, прочти все! Умоляю!


       Выдержка из романа

       «– Вспомнила. Есть одна древняя легенда, записанная на шумерских табличках...
       Я жду. Подкладываю нетолстые поленья в костер. По темному небу тянется Млечный путь, чуть ниже него сверкает желтоватый Сатурн.
       – Шумеры – очень древний народ. Неизвестно, откуда они пришли в Двуречье, в долину рек Тигра и Евфрата. На восток от Двуречья – Иранское нагорье, на запад – пустыня, – начинает Айка. – Поселились шумеры там давным-давно, во всяком случае, самые ранние находки относятся к шестому тысячелетию до нашей эры. В четвертом тысячелетии появились у них первые города-государства, в третьем – придумали письменность, а с нею пришла литература, записи мифов, описания ритуалов… Зверей изображали здорово. Боги их были, как модно нынче говорить, антропоморфны – видом, как люди, но могущества необычайного. Сказания о потопе, о райском острове Тильмун, где боги вырастили волшебные растения и сотворили из глины человека, впервые были записаны шумерами на глиняных табличках. И была у них одна легенда…

 Легенда о Зеркале

       Зеркало появилось в этих горах в незапамятные, еще допотопные времена. Считали шумеры, что сотворили его люди-боги, прибывшие сюда с райского острова Тильмун. Люди-боги умели передвигать огромные камни, исчислять бег небесных светил, вызывать молнии и дожди. Редкие охотники, жившие в тех горах, пугаясь, смотрели, как змеятся молнии по темным скалам, как вырастает в горах невиданный храм, окруженный колоннадой.
       От этих охотников и узнали люди долин – и от поколения к поколению передали это знание – о волшебном острове Тильмун, родине богов, строителей Храма в горах. Остров этот лежал посреди теплого моря – первозданная страна, в которой нет змей, скорпионов, волков и львов. Чистая и светлая страна живых, не знающих болезней и ранней смерти. Мать-богиня Нин-Хурсаг вырастила там восемь чудесных растений, бог Энлиль из глины сотворил человека, запретив ему трогать волшебные растения. Когда же первый человек все-таки съел их, вылечила его богиня-целительница Нин-Инсина.
       Крепко запомнили народы Двуречья Строителей Храма. Тысячи лет спустя, когда построили шумеры город Ур, воздвигли в нем храм богине Нин-Инсина, назвали храм «Домом Тильмуна». И народы, жившие после шумеров на этой земле, вавилоняне и ассирийцы, а от них и другие народы – знали легенды о первозданной стране, родине богов. По-разному называли ее, в разных местах помещали, даже на небе... Но сами шумеры полагали, что располагался остров Тильмун до потопа в тех местах, которые ныне называют Бахрейнские острова.
       Рассказывали шумеры, что боги-хранители Храма обучили людей искусству исцеления болезней. И было у них Зеркало, умевшее избавлять от страхов и тревог – две огромные черные грани в скале, и называли то зеркало «Зеркалом закона». Приходили к нему мужчины, усталые от жизни, оробевшие от ее жестокости, глядели в черную бездонность Зеркала и уходили – отважные мужи, для которых битва – игра, а жизнь – поприще для подвига. Приходили женщины, отягченные тяжким трудом, изможденные бесчисленными родами, а уходили Матери, знающие свою силу и назначение на Земле.
       Все они видели, как выплывали из темной глубины Зеркала картины – иногда звери, иногда люди и невиданные города – каждый видел свое. А потом словно уходила душа смотрящего в Зазеркалье и там преображалась. Страх ее становился терпеливым мужеством, злоба – состраданием…
       И всех их, мужчин и женщин, обучали хранители сеять зерно, растить виноград, обжигать горшки и плавить из руд твердую бронзу. Самых же толковых и любознательных обучили они волшебству письменной речи. Мысль о том, что сказанное словами можно навеки запечатлеть рисунками и знаками, была в те времена такой новенькой и необычайной, что грамотных побаивались. Некоторые вожди даже опасались, что всеобщая грамотность приведет людей к потере памяти, так что они и имен-то своих без табличек запомнить не смогут, и принуждены будут всюду таскать с собою тяжелые связки глиняных «книг».
       Много столетий продолжалось так. Боги-хранители Храма жили долго, но потом они то ли ушли, то ли умерли, передав свои знания людям-ученикам. Ученики тоже умирали, обучив себе смену. От сгоревшей свечи зажигалась новая, но, видно, новые свечи были из другого материала, потому что огонь знаний постепенно угасал, и через десять поколений помнили новые люди-хранители только порядок действий и ритуалов, а смысл их ускользнул от них. Встречали Солнце песнопениями, сохраняли мелодию гимнов и ритм, но уже не понимали слов. Подводили к темному Зеркалу в скале жаждущих исцеления, но как действует Зеркало не понимал никто.
       После сильного землетрясения, случившегося в тех местах, каменные колонны храма обрушились, поднять их никто не смог. Тогда же погибла одна грань Зеркала, осыпавшись после толчка странными правильными кусками разной величины. До этого несчастья жрец-хранитель подводил жаждущего к одной грани, сам же следил за ним, глядя в другую грань, напевая заклинания и всей душой желая больному исцеления. Теперь жрец принужден был стоять за спиной больного, и лечение не всегда удавалось. Однажды случилось даже, что пришедший издалека воин-шумер, взглянув в Зеркало, впал в буйное безумие и, крича и вырываясь, разбил голову о темный камень скал.
       Вот, тогда хранители-жрецы собрались на совет.
       В большом зале храма затеплили свечи, воскурили благовонный ладан и, молясь, обратились к Древним богам за вразумлением. Молили бога Энлиля, владыку воздуха, умевшего летать на волшебной колеснице, и бога Энки – владыку подземных вод и Океана, молили милосердную богиню Нин-Инсина.
       Когда отзвучали слова молитв, старший Жрец, великий Зиу-Судра велел молодому Шу-Суэну, своему любимому ученику, хранителю Зеркала, оповестить всех о своих размышлениях.
       – Среди славных имен пусть прославятся ваши имена, отец Зиу-Судра и старшие братья-жрецы! О моих замыслах скажу, к моим надеждам слух обратите, – так начал свою речь Шу-Суэну. Многие годы наблюдаю я, как исцеляет Великое Зеркало уставшие души от изъянов. Многие годы на табличках пишу я, каковы эти изъяны, и какие картины видят люди в Зеркале. Старые записи подобного знаю я. Знаете и вы, что робким в охоте показывает Великое Зеркало страшных зверей, львов, с огромными зубами, жутких драконов, дышащих огнем... Увидев это, люди в начале пугаются, но потом уходят в Зазеркалье, проникаются духом ярости льва, духом драконьей мощи, и обретают новое мужество. Вернувшись, хватаются они за оружие, сотрясают воздух победным кличем!
       Много разных картин показывает Зеркало. Женщины видят в нем, как нежно лижет волчица своих волчат, как лелеют птицы своих птенцов… В Зазеркалье согревает их душу великая сила Матери-Земли, потому обретают они там истинную свою женскую мощь. А сколько дивных городов, фигур из белого камня, летающих лодок и другого видели поникшие душой мастера? – Шу-Суану умолк, боясь перейти к главному. Жрецы зашептались недовольно. Все это знали и без Шу-Суэну, но Зиу-Судра хмуро взглянул жесткими глазами, и в тишине молодой жрец продолжил:
       – Я сравнил старые записи и новые, чужие и свои. И вот что узнал я: Великое Зеркало показывает теперь мало картин. Прежние картины ослабели, словно испарились, как вода под солнцем. Те, что остались, не излечивают более. Люди уходят в Зазеркалье, но остаются равнодушными. Боги перестали одарять их силой. Бывает даже, что Зеркало повергает людей в безумие.
       Шу-Суэну замолчал. Опять зашумели жрецы, поскольку и это было им известно. И опять грозно нахмурился Зиу-Судра. Тогда закончил молодой жрец:
       – Великое Зеркало долгие годы видит только нас, жрецов, и больных. Мы не приносим ему жертв, оно не видит ни охоты, ни битв, ни любви, ни строительства, ни разрушения. Великое Зеркало истощилось и устало. Ему нужно показать новые картины, может быть, тогда оно лучше поймет жизнь людей, излечится и снова обретет способность наделять нас силой.
       Тут шум поднялся настоящий. Жрецы спорили друг с другом, не обращая внимания на Зиу-Судру. Одни соглашались с Шу-Суэну в том, что зеркало устало, и предлагали его на время закрыть. Другие соглашались и предлагали показать Зеркалу парочку-другую жертвоприношений или любящих пар. Третьи вообще ни с чем не соглашались… В общем, мнений было много. Всех выслушав, Зиу-Судра, сказал:
       – Я отпускаю вас, дети. Думайте напряженно, приходите ко мне по одному. Я хочу услышать умную речь о том, как свершить жертвоприношение великому «Зеркалу Закона», как показать ему человеческую жизнь, с тем, чтобы оно, умножив свои знания, опять лечило нас.
       Жрецы думали долго, бегая к Зиу-Судре тайком, по одному. Он слушал внимательно, отпускал мановением руки. Наконец, пришел к нему молодой Шу-Суану.
       – Великий Отец, – так сказал хранитель, – в тайную пещеру сложили те мелкие куски, что осыпались от поврежденной грани Зеркала. Я взял малый осколок и вышел с ним к Великому Зеркалу. Когда свет Луны упал на них, Великое Зеркало стало показывать ту же картину, что видит малый осколок.
       – Ты не ошибся?
       – Отец, ты можешь убедиться сам. Сегодня лунная ночь.
       Почти до рассвета старый жрец и молодой хранитель, как мальчишки, бегали возле Зеркала, ловя маленьким осколком Луну и горы, себя, деревья, и, наблюдая, как отражаются эти картинки в Великом Зеркале. Шу-Суану не ошибся: Большое Зеркало видело то же, что и маленький его осколок, даже если Шу-Суану с осколком отходил совсем далеко.
       Жертвоприношение Зеркалу провели в следующую же ночь. Спящего Шу-Суану обмотали прочной тканью, отнесли за два перехода от Великого Зеркала и там, кричащего и отбивающегося, принесли в жертву духам подземного мира. Два жреца особо следили, чтобы зрелище это было хорошо видно средней величины осколку, взятому жрецами с собой.
       Старший жрец, стоя у Великого Зеркала, видел, как душа Шу-Суэну покинула тело, как стали недвижны его глаза. Зиу-Судра был учителем Шу-Суэну, и потому не мог удержать слез. Умного младшего жреца принесли в жертву, чтобы отблагодарить богов за вразумление, тело его похоронили со всем почетом. Три дня ублажали дух Шу-Суэну едой и питьем, потом Зиу-Судра, собрав всех в Храме, сказал:
       – Как самый высокий не достигнет небес, как самый огромный не покроет земли, так и Великое Зеркало не может знать всего, что случается в мире людей. А ему должно знать об этом, чтобы лечить болезни и пороки людских душ. Мы отпустим в мир маленькие его куски, маленькие зеркала. Царь сидит на троне, а в мир отпускает своих слуг, и те узнают о переменах в народе и рассказывают царю. Подобно этому и маленькие зеркала, скитаясь среди людей, расскажут об их делах Великому Зеркалу. Тогда оно вернет свое Величие и Силу.
       – Пусть славятся имена богов, надоумивших тебя. Пусть они помогут нам во всем, – согласились младшие жрецы.
       Так ушли в мир маленькие Зеркала. Одно из них подарили царице шумеров Шубат. В ее захоронении его нашли, спустя много тысяч лет. Зеркала-осколки разошлись по миру. Народы дивились тому, что можно постигать себя не только внутренним чувством, но и глазами, как другого человека; женщинам понравилось любоваться собой… Идея зеркала прижилась, зеркала стали делать из бронзы, камня, серебра, стекла… Недолговечные зеркала. Среди многих тысяч таких зеркал потерялись волшебные зеркала, как теряются в песке крупинки золота.
       
       Шумеры записали на глиняных табличках легенду об осколках волшебного Зеркала, разбитого гневом богов. Осколки разлетелись по миру, принося людям несчастья, как принесли они его молодому жрецу Шу-Суэну.
       Однако есть поверье, что однажды все осколки монолита возвратятся и сложатся вместе, и будет ими выстлано дно огромной каменной чаши, что стоит на вершине самой высокой скалы, чтобы наполнилась она Светом Творца, создавшего этот мир, и осветила всю землю. Это пообещал своим соплеменникам человек по имени Шу-Адам из числа их народа, собравший всех богов воедино. Он первым постиг, что были они лишь разными ликами Единого Бога, отдельными проявлениями Его силы.
       Мы сидим у костра. О чем-то своем в ночи бормочет речка, вскрикивает на дереве сонная птица. В палатке рядом лежит странный обломок зеркала. Хозяйка его умерла полторы тысячи лет назад, и близкие схоронили ее на высоком склоне, на пустом плато. Где разожгли они поминальный костер? Кто плакал о ней тогда?
       Люди – существа, которые плачут, смеются и творят легенды на планете, где все живое обречено умереть».


       
       КЕМ БЫЛ АДАМ?

       - Нет, ты только представь! – Тряс Максим, уже изрядно нагрузившийся пивком, за плечо Сеню. – Адам, написавший книгу «Тайный Ангел», вполне мог быть шумером! Что тут странного? Ведь Авраам жил в Уре Халдейском! Это - совсем рядом, одна область Ойкумены! Рукой подать! Отсюда напрашивается вывод, что каббала значительно старше, чем принято считать!
       - Ми-илай! У тебя явно затянулся пубертатный период развития! – Успокаивал Сеня перевозбудившегося от своих предположений друга, - это все литература! Ну, присочинила твоя приятельница легенду, имеет полное право. Ведь ее произведение не претендует на историческое сочинение, так и написано в самом начале: ФЭНТАЗИ! Очень бойкое перо у дамочки, согласен, читается легко, приятно, без чернухи и мордобоя, что-то типа Гарри Поттера. Я вообще не понимаю, что тебя так зацепила эта легенда? Что в ней особенного?
       - А то! Неужели ты ничего не понимаешь? Ведь один-то из осколков этого зеркала у меня! Сдается мне, что не сама она легенду выдумала, а просто где-то откопала и вставила в роман. Наверняка, сказание существует! Надо непременно это узнать! Я ей обязательно напишу, на сайте можно связаться с автором. Заодно поинтересуюсь, где теперь Витек. Он ведь МГИМО закончил, восточное отделение, а в романе упоминается один из Бахрейнских островов, жаль что, не известно, какой именно из великого множества, - их же там прорва! Это, конечно, сильно затрудняет район поисков зеркала. Вот, Витек и может знать, он всегда очень живо интересовался матушкиным творчеством, может, и легенду ей он подсунул…
       - Ты – спятил? Неужто, в Бахрейн собрался? Как ты себе это представляешь?
       - Пока не знаю. Думать надо. Но ты только представь, что идея такой чаши существует!
Если собрать в нее свет Творца, то раскрытие может наступить сразу! Для всех!
       - Чем у тебя голова забита, подумать страшно…, - горестно вздохнул Сеня.
       - Знаешь, мне как физику вообще кажется не очень точным каббалистический термин «свет». Скорее «энергия», «излучение»…, природа света ведь вообще еще очень мало изучена…
       - Ну, да, как в том анекдоте: «Иванов, отвечайте на вопрос вашего билета, что такое свет?». «Профессор, я еще вчера знал, а сегодня забыл!». «Какая жалость! Ведь еще вчера вы были единственным человеком на планете, который знал, что такое свет!».
       - Понимаешь, ор макиф, например, вполне может быть тем самым реликтовым излучением, которое осталось от Большого взрыва. Да, и для других видов света тоже можно поискать источники, если рассматривать каждый из них как некое излучение. Так, вот, эта таинственная чаша, возможно, предназначена для конденсации Окружающего света.
       - Ну, да, соберут весь ор макиф в большую чашу, и все миры опять свернутся в одну точку! Хороша байка! Ты хоть сам себя слышишь, физик?
       - Примитивный ты человек, борода, совершенно лишенный воображения, скучно мне с тобой, пойду я к семье. Кстати! Если легенда соответствует действительности, то и возраст библейских событий придется пересчитывать! Особенно возраст Торы! Это же круто!
       - Ты, реформатор! Пятикнижие Моисеево хоть оставь в покое! – Взмолился Сеня, - там и речь-то идет совсем не о конкретных исторических событиях…, уж как каббалист, хоть и начинающий, ты должен это знать…
       - Ну, да, я знаю, что там речь идет о том, что Творцом сотворено только желание получать наслаждение. Земля – это желание, а вода – свет жизни, Он их разделил. Ной тоже желание, маленькое такое, альтруистическое желаньице…, и Лот желание и вооще…, кругом одни сплошные желания, и главное, как ты совершенно правильно отметил, все с довесками, и все же! Ведь, что говорится об Аврааме и его учениках? Все они находились на уровне постижения Высшего мира! У каждого человека из его среды был тогда шестой орган чувств, позволяющий проникать внутрь мироздания, ощущать все причины и следствия, того, что происходит вокруг. А Адам? Откуда он узнал, что над нашим миром существует мир высший? В каббале говорится: «постиг чувственно», а что, если был все-таки такой прибор, своего рода, техническое приспособление, позволяющее проникать в высший мир? Которое нам и во сне не снилось! Почему гипотетически не позволить такое допущение? Откуда вдруг взялся всплеск эгоизма? Неувязочка тут, дорогой товарищ, просто так даже чирей не вскочит! А тут – такой эгоистический скачок! Нет, не все так просто….
       - И куда же этот прибор, по-твоему, делся? Инопланетяне стырили?
       - Совсем не обязательно! Разрушен мощнейшим землетрясением! Кстати, разреши тебе напомнить, что именно в тех местах произошла в ветхозаветные времена первая экологическая катастрофа на нашем шарике. А, может, астероид врезался, поди, знай!
Пошел я. Злые вы, жестоковыйные, ой, нет, жестокосердные….
       - Это все твоя любовь к темному пиву, - прокричал Сеня вслед уходящему другу.

       - Спи, милая, спи, - бормотал Максим, перелезая через жену к своему месту на супружеском ложе. - Мы пойдем другим путем, как говорил вождь пролетариата…, я вас всех сделаю счастливыми, можете мне поверить…, вот, только соберу весь ор макиф в чашу, и наступит полное и явное раскрытие Творца. Ты-то хоть, мне веришь?
       - Верю, верю, - пробормотала Мири спросонок, - завтра ты соберешь в чашу, весь свет Творца, спи.
       - Ну, не завтра, конечно...

       В эту ночь Максиму приснился чудесный сон! Он смотрится в таинственный зеркальный осколок и не видит своего отражения. А на крохотном островке в Персидском заливе перед огромным зеркалом в скале стоит Шимон, он видит Максима и говорит ему укоризненно: «Троечник, ты мой троечник, как же мало ты еще постиг»». «Шимон, я хочу всех сделать счастливыми, и как можно скорее, сразу! Что же в этом плохого? Я хочу помочь человечеству изменить свою природу из эгоистической в альтруистическую, у меня получится!».

       - Как же голова гудит, - жаловался Максим за завтраком жене, - нет, надо переходить на светлое! Ну, что скоро в Москву? Ты бы собирала вещички-то помаленьку.
       - Хорошо, - согласилась Мири со вздохом, - все равно отъезд неизбежен…
       - Совершенно верно! Что должна в этом случае сделать хорошая девочка? Расслабиться и получать удовольствие! Ведь ты же никогда в жизни не видела Москвы! А еще диссер по русской литературе защитила!
       - Мы разве в Москве будем жить?
       - Конечно, бабкина-то квартира в полном нашем распоряжении.


       КОЕ-ЧТО О ШУМЕРАХ

       После их памятного разговора Сеня стал все чаще заставать друга за сбором информации о Бахрейне и о шумерах. Он ничего не говорил Максиму, а только озабоченно качал головой, когда тот его не видел.
       - Вот, смотри, борода, что я нарыл! – Воскликнул однажды Максим, глядя на монитор, - англичане все никак не успокоятся, что Бахрейн теперь не под их протекторатом. Так и лезут туда, хоть по какому-нибудь поводу!
       - Конечно, нефти-то там прорва! Ну, и что они на этот раз удумали, - решил Сеня окольными путями выведать намерения друга, - поделись.
       - Они, видите ли, озабочены поиском глиняных табличек с записями климатических изменений! Выдвинули гипотезу, что еще шумеры-де предсказали глобальное потепление, потому что тщательно фиксировали погоду на протяжении длительного периода времени. Экспедицию готовят, не мытьем, так, катаньем, лишь бы поближе к нефтяной трубе! А шумеры сначала жили на территории Ирака, это уж они потом сбежали на острова. Хотя, какая-то их часть исконно могла там проживать. Я всю башку сломал, как же мне попасть на Бахрейн!
       - Да, тебе там самое место, - не удержавшись, съязвил Сеня, - представляю доктора физ.-мат. наук Волкова за сбором урожая фиников или кокосов! Только шлем не забудь одевать, головушку-то побереги, она ведь у тебя и так слабенькая, а если шибанет кокосом – мало не покажется! А еще лучше – с мачете наперевес отправиться косить сахарный тростник! Отличный мачатере из тебя получится!
       - Смейся, смейся, завистник коварный, - Максим даже не обиделся, и это насторожило Сеню более всего. – Ты еще ко мне попросишься прибор настраивать. Всем хочется быть причастными к «золушкиной туфельке». В столице Бахрейна - Манаме, к твоему сведению, есть университет, где существуют программы по энергетике и экологии. Кроме того, крупнейший в мире алюминиевый завод. Одна беда – подготовкой инженерного состава и обслуживанием оборудования рулят немцы. Фиг подберешься. Однако одна мыслишка у меня все же есть, но я пока ее озвучивать не стану.
       - То есть, насколько я понял, ты твердо намерен отыскать то фантастическое зеркало, описанное в романе твоей знакомой дамочки? – Спросил Сеня в лоб.
       - Да, - просто ответил Максим. – Считай, что мне захотелось приключений. Дамочка, кстати, как ты ее называешь, мне ответила. Была очень рада моей весточке, написала, чтобы я обязательно навестил ее в Москве. Сынок ее – Витька, одноклассник мой и дружбан детства тоже скоро приезжает на побывку в столицу нашей Родины. Не знаю, правда, из каких мест. Он ей даже по телефону сказал, что хочет собрать одноклассников, пообщаться, а уж когда услышал, что я объявился, то извел ее просьбами, дать мои координаты!
       - Это какой Витька? – Спросил Сеня, - тот мажор, что в МГИМО учился? Как-то мы в кабаке вместе хорошо заторчали…
       - Он самый, ну, да, ты же его знаешь! Ладно, это все лирика. Вернемся к нашим шумерам. Вот, смотри, что я о них нарыл. Шумеры – первый из обитавших на территории Древней Вавилонии (современный Ирак) народов, достигших уровня цивилизации. Вероятно, еще около 4000 до нашей эры они пришли на болотистую равнину в верховья Персидского залива с востока или спустились с гор Элама. Они осушили болота, научились регулировать разливы рек и освоили земледелие. Так, это они экологическую катастрофу спровоцировали? Спасибо им за это от лица всей иракской общественности! Дальше про торговлю, это не интересно…, а, вот, к 3500 до нашей эры они создали зрелую цивилизацию урбанистического типа с развитой металлообработкой, текстильным ремеслом, монументальной архитектурой и системой письма. Металлообработкой! Заметь себе ненароком!
       - Ну, да с привлечением современнейших нанотехнологий, - опять не удержался Сеня. – Что у нас там было? Сплав титана и рения, плюс покрытие, нанесенное методом поверхностного напыления в вакууме!
       - Не надо недооценивать интеллектуальные способности наших предков! – Отмахнулся Максим, - мы почему-то привыкли думать, что они по сравнению с нами полные дураки. Это ошибочное представление, более того, ведущее ко вредным последствиям.
       - Ну, хорошо, допустим, извернешься ты как-нибудь, и попадешь в Бахрейн, найдешь тот остров с зеркалом…, заметь, до каких предположений я опустился по твоей милости! А причем тут твой конструктор? Как он, по-твоему, связан с этим дурацким зеркалом?
       - Пока не знаю, - спокойно парировал Максим нападки друга на его идею. - Возможно, на месте разберусь, ситуация, так сказать, подскажет.
       - Их ведь еще туда транспортировать надо! Это тоже, доложу я тебе, проблема!
       - Нет неразрешимых проблем! Не ты ли меня этому учил? Можно под видом оборудования. Винтики, болтики, пластиночки, колечки, – разве они могут привлечь внимание? Деталюшки от приборов, да, и все…
       - Научил на свою голову…
       - Знаешь, борода, я, конечно, ни в чем не уверен на сто процентов, но твердо знаю одно: если я не использую хоть малейшую возможность проверить свои предположения, - никогда себе этого не прощу. Я понимаю, чего ты боишься, что я заброшу каббалу, вляпаюсь в какую-нибудь очередную передрягу, или буду заниматься всякой чепухой. Не бойся, будет то, чему быть суждено. Я хочу припасть к самым истокам каббалы, неужели ты не понимаешь? Это же так увлекательно!
       - Чудак-человек! Да, разве ищут корни среди ветвей!
       - А я не собираюсь на земле искать корни. Я буду искать ветви, по которым можно будет более конкретно судить о корнях. Ведь раньше каббалистами были единицы, одиночки, сумевшие проникнуть в Высший мир. Но они мечтали, что прокладывают дорогу всем остальным! Иначе не написал бы Рашби Книгу Зоар и не стал ее прятать до конца двадцатого века. Он знал что-то еще! Была у него некая древняя информация. Я уверен!
       - Ладно, не вижу смысла тебя отговаривать от твоей безумной затеи, это только еще больше подстегивает твой патологический энтузиазм, - грустно сказал Сеня, а про себя подумал: «Все это так трудно осуществить! Практически, невозможно! Пусть потешится парнишка, им сейчас во многом движет неопределенность собственного будущего. К тому же, семья теперь у мужика, нельзя ее со счетов сбрасывать. Авось, образумится, как в Москву вернется…, не до игр ему там будет поначалу, закрутит бытовуха, поиски работы, это сильно отрезвляет. Надо будет ребят в группе предупредить, чтобы поддержали его на первых порах».


       ПРОЩАНИЕ
       
       Недели за две до отъезда на родину Максим устроил на работе «отступную». Народу сбежалось много, пришли ребята из смежных лабораторий, с которыми он сотрудничал или просто по-дружески общался на протяжении трех лет своего пребывания в Технионе. Мири напекла печенья, накупила множество разных вкусных финтифлюшек, фруктов, и за чаепитием, организованным в обеденный перерыв, Максим, расцветая от удовольствия, благосклонно принимал бесконечные комплименты и лестные отзывы в собственный адрес о своем уникальном уме и необычайной научной прозорливости. Не были обойдены вниманием и его человеческие качества, а особенно такие, как – высокая порядочность, трудолюбие, взаимовыручка и непоколебимая нравственная позиция.

       После импровизированного на скорую руку банкета, шеф пригласил Максима к себе в кабинет. Пропев строго регламентированное количество дифирамбов теперь уже без пяти минут бывшему сотруднику, и немного помявшись, он спросил:
       - Не могу ли обременить вас одной просьбой, Максим? Мне необходимо отправить комплектующие, которые заказывали нашей лаборатории коллеги из МГУ…, так, не возьмете ли вы на себя труд…, чтобы не посылать сопровождающего…, вы с большой степенью надежности…, я могу быть стопроцентно уверен…, и т.д.
       - Разумеется! – Не дал ему закончит просьбу Максим, - какой может быть разговор! Мне совсем не трудно. Только оформление бумаг за вами.
       - О, конечно, конечно, - с готовностью заверил его шеф и еще раз повторил, как он был счастлив работать с таким выдающимся ученым, как Максим Волков. – Если вам нужны какие-то рекомендации, то я с большим удовольствием…
       - У меня такое впечатление, - говорил Максим со смехом Сене, когда они возвращались вечером с работы, - что я побывал на собственных поминках! Теперь хоть буду знать, что станут говорить обо мне люди на моих похоронах!
       - Как я люблю твой черный юмор, - в тон другу отозвался Сеня, а, помолчав немного, осторожно спросил, - что слышно с работой? Нашел что-нибудь подходящее?
       С того памятного спора по поводу нелепой затеи Макса отправиться в Бахрейн на поиски мифического зеркала, Сеня избегал расспрашивать друга относительно его дальнейших планов на жизнь, и потому с некоторой тревогой ожидал ответа на свой, казалось бы, вполне невинный вопрос.
       - По нолям. - Ответил коротко Максим, - физики в России не котируются, особенно с моей узкой специализацией. Детекторами теперь мало, кто всерьез интересуется…, но я же по натуре – шудра, могу взяться за любую черную работу. В случае чего, переквалифицируюсь в сантехники, на них спрос не иссякнет никогда. К тому же у меня тут пробел. Кругооборот проходит, а я еще не овладел навыками такой бесценной и дефицитной профессии. Даже прокладку в кране сам сменить не могу. Не порядок. Но если серьезно, то будущее в плотном тумане. Будем ждать, какое решимо выползет из моего корня в структуре Адам Ришон. Если бы не семья…, махнул бы я в Бахрейн, честное слово!
       Сеня облегченно вздохнул, но вслух сказал:
       - Я почему-то уверен, что у тебя все сложится на родине нормально. Специализация у нас, конечно, узкая, но самые страшные времена для поиска работы там все же уже миновали. Из тебя может получиться неплохой системный аналитик.
       - Жалко из науки уходить, - искренне вздохнул Максим. – Был бы я один, согласился бы работать за самые мизерные деньги.
       - Тогда и не говори, что ты шудра. Не желаешь касту-то менять, брамин от науки! – Засмеялся Сеня.
       - Знаешь, борода, а ты прав! Лукавлю я. Не желаю! Тут недавно с нашим однокурсником Димоном перебросился «мылами». Он в Батавии работает. Тоже домой собрался. Пишет, что и в Штатах наука приходит в упадок. Финансирование президент кастрировал чуть не под самый корень, даже, можно сказать, – оскопил. А до Димки оттуда тоже парнишка наш сбежал домой на копейки. Из-за детей, правда. Застукал их как-то, играющими в Билла Клинтона и Монику Левински. Представляешь? Похватал всех троих в охапку и в Россию, пока последний разум не растеряли в их школах.
       Так, что, - подытожил с легкой грустью Максим, - с работой пока ничего конкретного не вытанцовывается. Я вот, о чем хотел тебя просить: подумай, как лучше организовать мой прощальный банкет в группе. Может, опять на шашлыки махнем? Словом, отдаю эту идею тебе на откуп.

       День для шашлыка выдался крайне удачным. С утра накрапывал легкий дождичек – первый предвестник грядущей зимы, но потом щедрое израильское солнышко мгновенно осушило все его последствия, и ребята быстро разожгли в большом мангале ароматический уголь.
       Надо признаться, что Максим отправлялся на это мероприятие с некоторой опаской: начнут уговаривать не бросать занятий, давать советы, как лучше вписаться в новый коллектив. Однако против всех его ожиданий, ничего подобного не произошло. Простая, искренняя грусть друзей, лишенная всяческого пафоса и приличествующей случаю напыщенности, подействовала на него острее всех мудрых и правильных слов на свете. Он чувствовал себя, действительно, крохотной частичкой, отрываемой от огромной любящей души, и когда наступил черед говорить прощальный тост, голос его предательски сорвался, Максим махнул рукой и смог только сказать: «Спасибо, ребята, всегда помните, что я вас очень люблю...». «Ты, это, - сказал их инструктор-адвокат, не замеченный прежде в косноязычии, - увидимся еще не раз, как бы, на конгрессах и вообще, мы ведь все равно теперь, ну, так, навсегда вместе…».

       За три дна до отъезда Мири попросила отвезти ее к Борису.
       - Не по телефону же прощаться, - сказала она, быстро смаргивая предательские слезинки, заструившиеся по побледневшим за последнее время щекам. – Он мне, как родной…, я и так со своими по телефону только…, чтобы не было лишних слез. К тому же, они в аэропорт собираются приехать, и я через три месяца обещала…, на папин юбилей. А тут…, не далеко ведь…
       - Конечно, девочка, мы обязательно поедем, прямо завтра утром. Разбуди меня пораньше. Еще к Шимону надо…
       При упоминании этого имени, сердце Максима болезненно сжалось. Он откладывал прощание со старцем на самый последний момент, словно надеясь, что отъезд чудесным образом не состоится, что все проблемы рассосутся сами собой, самым невероятным образом, и тогда будет просто смешно устраивать весь этот спектакль с расставанием, которое, как он сам понимал, вполне может оказаться окончательным.


       ЭЛОКИМ

       Максим не застал Шимона дома. Жена старца, открывшая ему дверь, только неопределенно пожала плечами в ответ на вопрос, когда он вернется. Постояв, оторопело, некоторое время у закрывшейся двери домика, он грустно побрел прочь, погрузившись в глубокие раздумья. Только, спустя некоторое время, Максим вдруг обнаружил, что ноги сами понесли его по направлению к пещере.
 
       Тачки на месте не было, и это обрадовало Максима.
       «Значит, Шимон отправился сюда! Так даже лучше, заодно попрощаюсь и со всем тем, что пережил здесь когда-то, - подумал он и решительно зашагал в темноте по тоннелю, ориентируясь на слабый огонек факела, мелькающий где-то далеко впереди. - Неужели расстаемся навсегда!? Неужели я ни разу в жизни не пройду больше по этому подземному коридору, не увижу его, не услышу ворчливого голоса…, как же я прилепился к нему за эти годы! Буквально, прирос…. Вот, кого мне, действительно, будет не доставать дома больше всего! Пусть виделись мы не часто, но я всегда знал, что он есть! И мне было достаточно одной этой мысли! А Сенька? Невозможно сейчас представить, что пройдет, буквально, несколько дней, да, что там! Часов! И мы разбежимся в разные стороны…, а ребята…, разве просто мне будет обходиться без них? А инструктор наш, и вовсе он никакой не зануда, это я всех своих вылезающих «грешников» вешал на окружающих! Они – мои! И только мои! Ну, почему так все сложно устроено в этом мире!? Дадут что-нибудь светлое, хорошее, и сразу же отнимут…

       Войдя в пещеру, Максим даже зажмурился от яркого света бесчисленного количества свечей, горевших на возвышениях.
       «Когда это Шимон успел, я же почти всю дорогу сюда видел впереди его факел, метрах в десяти, не более? – С удивлением подумал он. – Неужели, ждал меня? Знал, что приду! Конечно, знал! Похоже, он уже давно побывал здесь…, а потом поджидал меня у входа, только выдать себя не захотел…».

       Старец сидел на своем обычном месте перед раскрытой книгой, но на его лице было отрешенное выражение, словно думал он о чем-то совершенно не связанном с ее содержанием. Максим, как обычно, осторожно пристроился рядом на корточках, стараясь ничем не нарушить глубоких его раздумий.
       - Если после разума у нас не начинает работать сердце, мы остаемся на самом низшем уровне…, - тихо заговорил Шимон, словно продолжая только что прерванное объяснение. – Сказано: «лев мэвин» - «сердце понимает»! Голова же, как компьютер, только пропускает и обрабатывает информацию. Картина мира создается на чувствах, в желаниях, в сердце. Ты привык думать, что фиксировать информацию в памяти – правильно и хорошо, а чувства, эмоции, сердечные переживания здесь не уместны и пренебрегаешь ими, словно чем-то постыдным, женским, детским…. На самом деле, Малхут – творение, сама по себе не может ухватить информацию, если у нее нет связи со свойствами Творца, с Биной.
       - Да, почему же! Почему не может? – Воскликнул Максим, повинуясь своей вечно привычке возражать по любому поводу.
       - Потому что она – просто память. Только на сопоставлении этих двух сфирот рождается правильное восприятие, все должно действовать одновременно. Да, ты пришел в каббалу, но хочешь просто проглотить всю информацию, как твой ноутбук при загрузке данных.
       - Но если у меня не будет в голове этих данных, то я не смогу их сопоставить, а ведь именно это мне и следует обязательно сделать? Не так ли?
       - Да, но сопоставление необходимо произвести чувственно, в ощущениях, а не умозрительно.
       - Вот, это-то для меня как раз и недостижимо! – Воскликнул горестно Максим. – Когда мой мозг получает информацию, он, буквально, вгрызается в нее и начинает жевать на все лады! Ни о каком чувственном переживании здесь не может быть и речи! Ведь в каббале Творец и Природа – одно и тоже, не так ли?
       - Не вижу в этом никаких противоречий. Они и называются одним словом – Элоким.
       - А я привык изучать природу с помощью инструментария, научных данных, строго выверенных, взвешенных, просчитанных. Бывают, конечно, некие озарения на этом пути, но они все подтверждаются, проверяются опытным путем, причем, с неоднократным количеством повторений, случайный результат отвергается как ошибочный.
       - Скажи мне, а откуда ты вообще получаешь информацию об окружающем тебя мире? Каким образом она поступает в твой мозг?
       - Как это? Разумеется, извне! Через органы чувств!
       - Очень хорошо! – Удовлетворенно вскликнул Шимон, - вот, мы и добрались до самого главного. Через органы чувств.
       - Тоже мне – откровение, - фыркнул Максим, - разве есть другой способ?
       - Человек представляет собой черный ящик с пятью входами, через которые поступает информация извне. Твои пять органов чувств имеют очень ограниченные возможности. Прямо скажем, мизерные. Ты видишь, исключительно, небольшой кусочек материи, и никогда не ощутишь сквозь нее духовный мир. А если бы ты родился слепым или глухим? Каким воображал бы ты себе мир?
       - Да, я всю свою сознательную жизнь потратил на изучение этой самой материи! Я пытался разобрать мир на составные «кирпичики», чтобы понять его устройство!
       - Но ты спросил себя, хоть раз: ради чего?
       - Как это, «ради чего»? Чтобы знать, как он устроен…, - несколько даже опешил Максим.
       - Узнал?
       - Нет пока, инструменты слабоваты…, мне бы ускоритель ГЭВ, этак, на десять тысяч…, - мечтательно произнес Максим.
       - И что будет тогда? – Не унимался Шимон.
       - Ну, не знаю, найду составляющие материи, пойму основы мироздания.
       - Ради чего?
       - Чтобы знать, говорю же…
       - То есть, удовлетворить свое любопытство?
       - Почему…, не только…, может, появятся какие-то прикладные возможности для этого знания. Там видно будет…
       - Иными словами, ты хочешь всех обогнать на этом пути, стереть в порошок всех своих предшественников, разбить в пух и прах их теории, продвинуться дальше других?
       - Ну, почему бы и нет?
       - А теперь ответь мне, что тобой движет? Разве это не та же зависть? Мощнейший эгоизм! Самый сильно развитый, какой только может быть в нашем мире! Теперь самое время устремиться к постижению духовного мира!
       - Все это верно, конечно, но путь слишком долог! – Воскликнул горячо Максим. – Именно сейчас у меня в руках, возможно, оказался прибор, с помощью которого я смогу проникнуть в Высший мир! Понять ту самую Природу, Элоким!
       - Что ж, попробуй еще раз наступить на те же грабли, - спокойно сказал Шимон. – Только помни, что материей этого мира является желание, за которым стоит еще одно желание, приводящее его в действие. Ты собираешься разобрать на составные части желание?
       - Я понимаю, что нашему восприятию трудно прорваться сквозь материю и увидеть Творца….
       - А ведь именно Он является внутренней силой, приводящей материю в действие.
       - Значит, физики только Творца все время и изучают…
       - Дороговато обходитесь…, - хитро улыбнувшись, сказал Шимон. – Вы приведите свои свойства в соответствие с Его свойствами, и все поймете. Тогда и твои десять тысяч ГЭВ не понадобятся. Сколько они стоят-то?
       - Ох, много…, - вздохнул Максим, - да, и то не знаю – хватит ли? Но есть, наверное, и другие возможности…, вот, я и хочу их проверить. Не могу я как экспериментатор упустить шанс, который сам попал мне в руки…
       - Ну, да, пистолет куплен – надо застрелиться…
       - Если интересно – расскажу.
       - Давай, послушаю тебя…, - неожиданно легко согласился Шимон.
       

       КАББАЛИСТИЧЕСКИЙ ЭКПЕРИМЕНТ

       - Вот, я и думаю, - подытожил Максим свой рассказ, - что зеркало это – некий инструмент, приводимый в действие тем прибором, который мне необходимо собрать! Его идеально черный цвет и отсутствие отражения, по-моему, свидетельствуют о том, что все электроны в атомах находятся в состоянии абсолютного насыщения. Если их из этого состояния вывести, то, вполне возможно, в зеркальную чашу притянется Окружающий свет, и произойдет некая одновременная трансмутация всего этого мира! То есть, вся материя может перейти в духовное состояние. Иначе говоря, «блудный сын» Адам Ришон вернется домой, назад к Творцу!
       - Но ведь это идет вразрез с Замыслом Творца! Неужели ты не понимаешь? – Ужаснулся Шимон. – Он вернется еще более неисправленным, чем был в момент грехопадения!
       - Отчего же? Этого никто сказать не может! Ведь в каббале говориться о состояниях, которые нас ожидают за ступенями Конечного Исправления, может, это именно те состояния и будут?
       - Не говорится, а лишь упоминается! Их невозможно описать языком ветвей!
       - Нет, представить только! Времени больше не будет, человек станет независимым от физических законов, от барьера скорости света! Мы будем существовать в состоянии некого непрерывного душевного оргазма! Той самой Любви! Разве не к этому стремится каждый каббалист!? – Продолжал мечтать Максим, даже не слушая Шимона, а когда он умолк, истощив поток красноречия, старец тихо сказал.
       - Я предлагаю тебе провести каббалистический эксперимент. Ты готов?
       - С превеликим удовольствием, - воскликнул Максим, предвкушая самое важное откровение, которого он добивался от Шимона в течение всех трех лет, - что надо делать?
       - Я прочитаю тебе вслух всего один только крохотный кусочек из Книги Зоар, а потом мы будем молчать в течение часа и размышлять над ним про себя, мысленно, но непременно, пропуская его через сердце, не задумываясь даже над смыслом каждого слова. Согласен? Я мог бы сделать это и по-арамейски, но не будем пока усложнять задачу.
       - Давай попробуем, - разочарованно протянул Максим, ожидавший раскрытия самой важной тайны каббалы.
       - Закрой глаза и слушай, опуская каждое слова прямо в сердце, минуя голову.
       Шимон взял свою книгу, и прочитал отрывок медленно, внятно произнося каждое слово:
       «Кто же оживляет мир и вызывает раскрытие отцов. Это голос детей, занимающихся Торой. Благодаря этим детям существует мир».
       Благоговейная тишина низошла после этих слов на двух мужчин, сидевших рядом, плечом к плечу с закрытыми глазами.

       Максим не мог сказать, сколько времени прошло, когда он очнулся, наконец, от этого пленяющего душу совершенства. Где был он? Не мог вспомнить! И был ли он вообще? Он слился с чем-то огромным, растворился в некой мощной энергии, дарующей ощущение бесконечного счастья. Только это ощущение и было – больше ничего…

       - Тебе, наверное, пора, - сказал Шимон, с трудом разлепляя губы. – Жена волнуется.
       - Вообще-то я предупредил, что могу задержаться. А сколько сейчас времени!
       - Ты же говорил, что времени там не будет…, а здесь уже утро…
       - Не может быть! Я завтра улетаю, - воскликнул Максим, и голос его пресекся.
       - Прежде, чем мы расстанемся, пообещай, что пока я жив, ты не будешь собирать тот прибор. – Тихо попросил Шимон.
       «Как еще слаб твой экран! Лучше бы ты оставил свои мешки здесь, в пещере!», - добавил он про себя.

       - Шимон, нам надо подумать, как мы будем поддерживать отношения? Компьютерное общение исключается, писать письма – долго и смешно, по телефону всего не скажешь…
Как же быть?!
       - У каббалиста есть связь со всеми мирами и со всеми душами. Тех, кто желает быть с ним в контакте, он ощущает. Таков закон. Хотя мы еще не достигли того состояния, где все исправлены и соединены «как один человек с единым сердцем», но, если ты не свернешь с пути…, то мы будем чувствовать друг друга.
       - Я не представляю, как буду жить, когда…, - Максима душили слезы.
       - Уход Учителя необходим, чтобы дать ученику возможность продвижения. Теперь ты должен наполнить эту ужасающую пустоту самостоятельно, не за счет нашей физической связи, а за счет духовной, напрямую с Творцом. Здесь не о чем плакать.
       - А что же мне делать? Научи!
       - Нужно напитать своими усилиями всю созданную ранее систему. Ты должен постоянно помнить только об одном: Цель остается Целью. Это связь с Творцом, раскрытие духовного мира. Я все равно не смог бы сделать это за тебя, даже находись я постоянно рядом. Учитель только направляет…
       - А как я пойму, что вырвался в духовное измерение? Что я должен буду почувствовать?
       - Чем больше людей устремится в духовное, тем больше Высшего света пройдет в наш мир, и он станет лучше. Сам же момент скрыт специально, чтобы ты мог действовать альтруистически, а, не исходя из каких-то расчетов. Тебе следует рассуждать так: я хочу просто оторваться от этого мира, и ощутить Высший мир. До самого последнего момента ты не будешь знать, что вот-вот совершишь прорыв в область, где ощущается связь с Творцом, совершенное познание. Поэтому символически в нашем мире «выход из Египта» происходит в полночь, в состоянии абсолютной тьмы, в спешке, вдруг. Ты можешь готовиться к этому в течение многих лет, а сам процесс совершается моментально, в результате излучения Высшего света – ор Хохма. Его критическая масса срабатывает, открываются глаза, и появляется шестое чувство.

       - Шимон, я же тут кое-что принес! Чуть не забыл, бестолочь! - Воскликнул вдруг Максим, и вынул из пакета, брошенного им у входа, бутылку водки и две сушеных рыбки. – Надо же выпить за мой отъезд…, не на месяц ведь расстаемся…. Помню, как безобразно я надрался в день нашей первой встречи!
       - Что ж, давай выпьем, - согласился Шимон. В Книге Зоар сказано:

       До прегрешения Адама, у него не было ничего от этого мира, то есть, не было келим для получения света Хохма.

       Виноград – это свет Хохма. Если свет Хохма получают без экрана, то пьянеют, то есть, теряют способность принимать ради отдачи.
       А когда свет Хохма получают в одеянии света Хасадим, то вино приносит радость от получения света Хохма ради отдачи
.
       Авраам, Ицхак, Яков и все пророки пробовали плоды Древа познания добра и зла и, вместе с тем, остались живы.

       - А как бы ты растолковал мне этот отрывок, - спросил лукаво Максим. Ему хотелось напоследок получить из уст Учителя, как можно больше знаний.
       - Что ж, слушай, - охотно ответил старец - как известно, Древо познания добра и зла несет смерть. Это и есть Малхут, первородное желание, которое необходимо исправить, присоединить к другим сфирот или «деревьям сада». Только тогда можно будет наслаждаться от познания, что и смогли сделать пророки. Для тех, кто не присоединит Малхут к остальным сфирот, наслаждаясь лишь ею, она является ангелом смерти, то есть, это влечет за собой исчезновение света, потерю связи с Творцом. Однако кто раньше не имел этой связи, даже не называются мертвыми. Этого уровня в нашем мире нам еще предстоит достичь. Мертвыми считаются те, кто понимал, что жил в ощущении света Творца и перестал получать его, но констатировать свою духовную смерть может только сам человек, переживая состояние, заставляющее его сожалеть о происшедшем, доставляя необычайные страдания. Но страдания уже сами по себе являются силой, способной привести к жизни на еще более высоком уровне.
       - Значит, без ощущения духовной смерти, невозможно прийти к ощущению жизни? – Спросил Максим. – Как же сложно осуществить это на деле!
       - Нет такого праведника, который, делая добро, не допустил бы зла в своих деяниях. И только с осознанием содеянного зла приходят к Творцу и просят жизни.
 

       ШАЛОМ, БОРИС!

       Вернувшись после прощания с Шимоном к Борису, Максим не застал там своего семейства.
       - Мири с малышкой еще вчера вечером уехали, - сообщил Борис, наливая гостю чай. – Вызвали такси, и я их отправил.
       - Что же она нашу машину-то не взяла, я бы мог на такси…
       «И правильно, - подумал он, - надо вещи укладывать, дел еще полно, хорошо, что поехала…».
       - Знаете, Максим, - начал нерешительно Борис, - вы только не обижайтесь, что я сую нос в ваши дела…, зачем вам вообще уезжать отсюда? Разве здесь мало возможностей для вашего карьерного продвижения? Опять же…, каббалу начали изучать, Шимон тут…. Работы такому специалисту как вы – можно найти сколько угодно, не обязательно в Технионе. Ну, прикрыли вашу тему, бывает такое, сочли эти исследования не перспективными…. Ничего же страшного не произошло…. Вы ведь не искали даже, насколько я понял? Мири говорит, что вы твердо настроены уехать домой?
       - Борис, отчасти вы правы, не искал, но буду с вами откровенен. Вы – человек, так сказать, сторонний…, попробую вам объяснить свое состояние, надеюсь, что поймете меня.
       - Конечно! – С готовностью воскликнул Борис, - я с удовольствием вас выслушаю!
       - Сейчас, попробую сформулировать…, - замялся Максим. – Начну с работы. Об этом говорить проще всего…. Когда я ехал сюда по контракту, то не сомневался, что это не навсегда. То есть, мое возвращение домой было очевидно, и я все время жил с этой мыслью. Не то чтобы я тяготился своим временным пребыванием здесь, просто, это было нечто само собой разумеющееся. Понимаете? Я воспринимал свою работу в Технионе как промежуточный, вынужденный, этап в жизни.
       Борис только кивнул в ответ, боясь сбить собеседника с мысли. Он видел, как трудно Максиму подобрать подходящие слова, чтобы объяснить свое состояние.
       - Разработку темы прикрыли, это, конечно, не смертельно, но я так и не претворил на практике свои идеи в данной области, а их было не мало! Можете мне поверить! То есть, произошло то же самое, что и дома: пришлось сворачивать с маршрута, не дойдя до вершины. Я ведь потому и согласился приехать в Технион работать, что надеялся реализоваться как физик, мечтал, что мой мозговой, так сказать, потенциал будет востребован полностью! Видел для себя широкие перспективы! И опять – облом. Надо начинать все с самого начала, причем, методом тыка. Надо снова искать место приложения сил, но вдобавок теперь у меня семья, которую необходимо содержать, а это означает, что мне нужна высокооплачиваемая работа.
       - Но не будете же вы всерьез рассчитывать, что, вернувшись в свой институт, вы сможете заработать на обеспеченную жизнь! – Воскликнул Борис, не удержавшись.
       - Конечно, я не настолько наивен! Никто и не говорит о возвращении в свой институт. Поиск работы еще впереди. Но тут возник один тонкий момент. Я познакомился с такой наукой как каббала, которая несколько поколебала мои представления о мире.
       - Вот, видите! Я же говорю – нельзя вам сейчас уезжать!
       - Подождите, я не сказал самого главного. – Остановил восторги Бориса Максим. – Я сказал «несколько поколебала», а не изменила в корне. Поймите, Борис, человека, который отравлен постоянной «разборкой» материи на составные части труднее всего привести на духовный путь. Физики, особливо, моей узкой специализации, связанной с изучением поведения элементарных частиц при тех или иных взаимодействиях – самый сложный контингент. Мы – народ циничный. Мозг – он ведь дурак! Он необычайно ленив, любит жевать однообразную жвачку, вроде пошлых детективов, или его надо непременно подстегивать какими-нибудь завиральными идеями, чтобы он начал, так сказать, вибрировать, или ему надо непременно объяснить, что, как и почему? А у меня чрезвычайно досужий умишко. Я сомневаюсь постоянно. Во всем! Я просто не в состоянии воспринимать какую-либо науку чувственно, да еще с весьма удаленным, непредсказуемым результатом! Понимаете, что я хочу сказать?
       - Ну, хорошо, объясните мне, человеку совершенно далекому от вашей загадочной физики элементарных частиц, как вы осуществляете свои исследования? Вот, вы начинаете проводить какой-то научный эксперимент, да? Разве вы всегда заранее можете предвидеть результат? Как у вас это происходит? Только, как можно проще, на пальцах, чтобы я понял.
       - Теоретики на основе своих знаний и предположений выдвигают некую гипотезу поведения той или иной частицы при тех или иных взаимодействиях и соответствующем ускорении. Это понятно?
       - Более или менее…
       - Затем, они общитывают все это дело, иногда довольно долго, обсуждают с нами, экспериментаторами, а потом говорят, что на основании гипотетических предположений такая-то частица при таком-то ускорении и взаимодействии с такой-то частицей должна повести себя так-то. Эксперимент утверждается на ученом совете и проводится на ускорителе. В самых общих чертах…. Иногда решающее слово в пользу эксперимента или для отказа от него отнюдь не за теоретиками. С мнением экспериментаторов считаются всегда. И потом, в нашей области отрицательный результат так же ценен, как и положительный. Понимаете? То есть, прошел сеанс на ускорителе, и мы дали теоретикам ответ, что их гипотеза относительно поведения данной частицы не верна, или мощности ускорителя для подтверждения предполагаемого эффекта не достаточно.
       - Можно наивный вопрос? А для чего все это?
       - Чтобы исследовать микромир…, - ответил коротко Максим уже привыкший к подобному недоумению людей не посвященных. - Понимаете, Борис, я вовсе не ищу оправданий свой несостоятельности в каббале, просто мой мозг был постоянно очень активно задействован поиском объяснения поведения материи. Он непрерывно выбрасывает протуберанцы каких-то идей, порой даже откровенно бредовых! Я никогда прежде не соприкасался с духовным. Все мое понятие на этот счет ограничивалось культурным, так сказать срезом: интересом к музыке, литературе, кино, немного к живописи. Это и было до знакомства с каббалой для меня «духовностью»! Мне приходится, буквально, силком вынуждать себя отключать свой разум в некоторых случаях. Вот, я читаю теорию каббалы, допустим, а мой ум мне говорит: «Да, ничего подобного! Не может такого быть с точки зрения поведения материи, энергия так себя не ведет!». И пошло-поехало! Не удается мне осуществлять постижение чувственно, «верой выше разума»! Ребята в группе, конечно, все это видят, помогают мне, я вообще удивляюсь, как они до сих пор меня не выставили вон! Только рядом с Шимоном, удается мне пережить иногда кое-что чувственно…
       - Это еще один аргумент в пользу того, чтобы остаться! – С воодушевлением продолжал напирать Борис.
       - Знаете, скажу честно, - единственный! Чужой я в этой среде. Как чеснок во фруктовом салате. Я чувствую, что мне необходимо поехать домой. Привести в порядок свои мысли, переживания, ощущения. Бог с ней, с работой! Кое-какие запасы пока есть…, осмотрюсь, может, махну еще куда-то, хотя физика везде почти гукнулась. В моем, по крайней мере, представлении. Та физика, о которой я мечтал с детства, которой посвятил всю свою сознательную жизнь. Однако что касается каббалы…, все может быть…, я вовсе не зарекаюсь, что однажды меня так же неудержимо не потянет сюда…, как сейчас тянет бежать прочь.
       - А как же Сеня? Он ведь тоже физик, и, как я слышал, не из последних…
       - У Сени совершенно другой темперамент! У него устойчивая психика, дисциплинированный ум. Он так не разбрасывается…, а я совершенно не предсказуем! Я понятия не имею, какая блажь придет мне на ум в следующий момент и поглотит меня целиком, без остатка! И потом…, вы, как каббалист должны понимать…, очевидно, это мой первый кругооборот на духовном пути, или мой прежний духовный опыт лежал далеко в стороне…. Я просто чувствую, что никогда прежде не изучал каббалу в отличие от Сени…, да и Шимон так считает. Потому, видимо, и возится со мной. Спасибо, что выслушали меня, Борис, - с большой теплотой сказал Максим, поднявшись из-за стола, - как-то самому легче стало, когда выговорился.
       - Спасибо, что доверились, - немного грустно ответил Борис, - надеюсь, что я вас понял, хотя это вовсе не означает, что согласился с вашими доводами. Однако кажется мне, что из каббалы вы теперь все же не уйдете. Не тот вы человек, именно в силу склада своего ума. Не свернете вы с пути, не достигнув вершины…
       - Шалом, Борис, мне, действительно, пора…
       - Вы только Мири не судите строго…, - произнес тихо Борис в след удаляющейся машине Максима. – Бедная девочка, что с ней будет! Как все-таки плохо, что он не захотел остаться…


       ЕДИНОЕ КЛИ


       Телефон, буквально, разрывался на части. Максим, по свойственной ему с детства привычке, машинально считал про себя гудки. «Двадцать восемь, двадцать девять, тридцать…». Наконец, звонки смолкли, и в комнате повисла зловещая тишина. Он лежал на диване и бездумно смотрел в одну точку на потолке, придавленный глыбой недоумения и боли. «Странное какое-то пятно, что-то оно мне напоминает своими очертаниями…, это пиво вроде Сенька открывал, оно теплое было, и сигануло, аж в потолок, или шампанское, а, может, джин с тоником? Забыл уже. Какая разница, давно надо было его замазать, а я так и не собрался за три года сделать тут косметический ремонт. Мири меня агитировала…, нет, только не думать о Мири!». Он даже застонал как от пронзительной зубной боли. «Интересно, какая там дома погода? Надо будет посмотреть по Интернету…, зонта у меня, конечно, нет…».

       На какое-то мгновение Максим забылся, и тотчас перед ним возникло лицо Шимона, который смотрел на него ласково, с сочувствием, чего никогда не делал на самом деле. «Ты должен продвинуться как можно выше, - сказал старец, нажимая на слово «продвинуться», - иначе, что сможешь передать мне, когда я приду учиться от тебя? Тогда ты вернешь мне все, что я даю тебе сейчас». «О чем ты говоришь, Шимон? Тебе у меня учиться? Ты, верно, что-то путаешь…, я тупица и бездарь, я еще не дозрел до каббалы!». «Времени у тебя достаточно. Теперь ты знаешь Путь, не сходи с него, и помни: ты дал мне слово…».
       
       Максим открыл глаза и зажмурился от яркого света, Сеня тряс его за плечо, призывая проснуться.
       - Ты что, напился что ли? Звоню, звоню, никто трубку не берет. Примчался к вам, дверь не заперта, ты дрыхнешь, как последний негодяй! Забыл, что вы сегодня ужинаете у нас? Мила наготовила всего, разогревать уже устала, а вы все не идете, послала, вот, меня. Я смотрю – в окнах света нет. Испугался даже. Где Мири? – Разразился Сеня грозной тирадой.
       - Мири от меня сбежала, - спокойно сказал Максим, - с дочкой, разумеется.
       Именно этот безразличное спокойствие в голосе друга испугало Сеню более всего. Он несколько секунд оторопело смотрел на Максима, словно стараясь осмыслить то, что он сказал, а потом произнес:
       - Знаешь, я ожидал чего-то в этом роде…, было у меня, могу теперь честно признаться, некое предчувствие что ли, просто не хотел тебя… тревожить. И как она это объяснила? Ты с ней говорил?
       - Не удостоился чести такой…, письмо оставила. Вон, на журнальном столике лежит. Можешь ознакомиться. – Максим поднялся с дивана и нетвердыми шагами направился в ванную. – Пойду, ополоснусь, пока ты читаешь, башка совершенно ничего не соображает, звенит, как пустой котел. Слушай, борода, тебе это пятно на потолке ничего не напоминает? Это мы пиво с тобой открывали или шампанское? Я уже позабыл.
       Сеня механически перевел взгляд в направлении, указанном Максимом и, оторопев от его нелепого вопроса, ответил:
       - Джин-тоник…
       - Да-да-да, - засмеялся Максим каким-то нездоровым, болезненным смехом, - вспомнил, действительно, джин-тоник! Ты еще его пить не хотел, говорил, что он на почки плохо влияет. Почки, говоришь? Ха! Да, и хрен с ними! Через катетер писать будем!

       Сеня успел дважды перечитать сбивчивое, маловразумительное письмо Мири, пока Максим плескался под душем, а когда он вернулся в комнату, спросил:
       - Ты не пытался ее искать?
       - А что ее искать? И ежу понятно, что к родителям поехала!
       - Она с тобой вообще говорила на эту тему?
       - Ну, лепетала что-то смехотворное про одиночество в чужой стране, будто это у нее на уровне фобии какой-то. Я высмеял ее, и все!
       - Она тебе когда-нибудь рассказывала, почему с первым мужем отказалась в Америку ехать? Мне Борис говорил, что они не плохо жили, вроде…
       - Да, не спрашивал я никогда! Не хотелось как-то казаться назойливым…, какая мне, в сущности, разница? Что-то Яша говорил мне, давно еще, не любила она Марика, вроде, он старше ее был намного…, и детей у них не было…. Может, потому и не было, что она не хотела…
       - Что думаешь делать? Может, останешься…, - нерешительно предложил Сеня.
       - Ну, уж нет! Черта с два! Теперь я точно уеду! У нее был шанс поговорить со мной по-хорошему, что я – изверг, что ли? Или дурак упертый? Я бы понял ее, мне ли не знать, что такое фобия! Сам чудом избавился, да, и то, если бы не Шимон…. Я бы объяснил ей, что в ней до сих пор живет генетическая память о нисхождении в Египет…. Она же предпочла меня поставить перед фактом! Даже не соизволила сказать в глаза. «Не нашла слов», видите ли! Значит, так! Я оставлю тебе все свои деньги, проживу как-нибудь, на кусок хлеба я еще в состоянии себе заработать. Передай их, пожалуйста, Борису, пусть найдет способ ей вручить. Знаешь, я сейчас вспоминаю, что-то было в его поведении такое нетипичное, ну, сочувствующее как бы…, смотрел он на меня странно, словно жалел, когда мы прощались. Знал, должно быть. Не могла она с ним не поделиться, и слово, видать, взяла, что он мне ничего не скажет. Бедный Борис! Я представляю, в какое нелепое положение она его поставила!
       - Мири пишет в письме, что это решение далось ей крайне тяжело, и она тебя очень любит …
       - Угу, ты не поверишь, вполне допускаю…, это-то и ужасно! Любит, страдает, на стенку лезет, криком кричит – и бросает!
       - Может, позвонишь ей, время есть еще, ваш рейс ведь только завтра вечером…
       - Нет, борода. Я звонить не буду. С Тайкой, вот, только не простился даже…, и этого она меня лишила, не…, Тайка так на бабку похожа…,- голос Максима дрогнул, он отвернулся и украдкой вытер глаза рукавом рубашки.
       - Макс, скажи честно, а ты ее любишь? – Спросил нерешительно Сеня.
       - Я люблю рыбу. – Спокойно ответил Максим, повернув к Сене потемневшее лицо, и посмотрел другу прямо в глаза твердым взглядом.
       Семен отвернулся, и сердце его болезненно сжалось.



       
       ПУТЕШЕСТВЕННИК БЕЗ БАГАЖА

       Первым человеком, кого Максим встретил по возвращении домой, был его сосед по лестничной площадке, теоретик Тихон Вахонин, которого все звали Тихоня.
       - Ба! Какие люди! Что, зимовать на родину прилетел аль насовсем? Что-то пожиток у тебя маловато, или багаж в Москве оставил? – Поинтересовался он, будучи человеком, который считает своей обязанностью, знать обо всех все. – Почуял, что нам гранд присудили? Решил тоже урвать себе кусок? Не выйдет! Знаешь, сколько тут желающих – от Минатома и Миннауки до нашей дирекции.
       - Там посмотрим, - неопределенно отозвался Максим, не успевая следить за причудливым извивом Тихониных мыслей. – Про гранд я не знал, это здорово!
       - Ничего здорового, - сварливо отозвался Тихоня. – Поделили уже, тебе ничего не осталось. Так, я не понял, ты обратно что ли?
       - Осмотрюсь сейчас…, какие еще у нас тут новости?
       - О! – С готовностью впился в него Тихоня, почуяв возможность загрузить мозги свежему человеку, и, захлебываясь от восторга, вдохновенно начал, - новостей, хоть отбавляй! Без тебя тут столько народу знакомого поумирало! Наших там теперь больше, чем тут. На днях ЦЕМ, вот, продали.
       - Как? – Изумился Максим с непритворным ужасом, - а что же мы будем делать без Центральных экспериментальных мастерских? Это же… - все равно, что руки отрубить…, кто же нам оптику…
       - Дед Пихто! – Тихоня искренне наслаждался огорчением соседа. – Кому теперь нужна твоя оптика, голубь ты мой шизокрылый? Это еще не все. Дом ученых закрыли, там кафе теперь нет, пивка с шиком не попьешь, никто не приезжает на встречи с цветом научной элиты. Не интересны мы им больше. Здание управления, где раньше Дирекция размещалась, тоже – того-с.
       - Что же осталось-то? – Упавшим голосом спросил Максим.
       - Техплощадка и теоркорпус. Кстати, у нас сейчас ищут начальника теоротдела, не хочешь выдвинуть свою кандидатуру?
       - Лучше быть хвостом собаки, чем головой осла, - разозлился, наконец, Максим, устав от омерзительных Тихониных новостей, - а что-нибудь позитивное можешь предложить?
       - Выбор не велик, - сделал Тихоня насмешливый книксен, - крытый рынок отгрохали, универсам Самохвал, да еще Дубна-матушка филиал своего Университета на нашей базе держит. Там все и пасемся, кто остался. Чтобы штаны, так сказать, с нас не падали. Народ фирмешек каких-то понаоткрывал, шуршат помаленьку. И чего ты приперся – не понимаю? Жил бы себе у евреев…, там тепло, сытно, мозги они ценят, правда, свои в первую очередь…
       - Ну, пока, устал я с дороги, увидимся еще, - отмахнулся Максим от назойливого соседа.
       - Слушай, Волчара, - Обратился к нему Тихоня, резко сменив тон на жалобно-просительный, - одолжи мне рублей пятьсот до получки. Я верну, ты же меня знаешь…, у нас на днях в универе раздача слонов и материализация духа…
       - На, - вынул Максим, немного размякший от этого своего старинного прозвища, из кармана две сотни, - все, что есть нашими…, не обменивал еще…
       - Ты что! Это ж только на бутылку! Отстал ты совсем там от российской действительности, темнота! Ладно, спасибо, хоть не шекели, - ехидно заржал Тихоня, - а то их у нас пока не принимают…
       
       Максим закрыл за собой входную дверь, и, прислонившись к ней спиной, поставил чемодан с сумкой на пол. Он очень страшился этой первой встречи с родным домом. Однако, пройдясь по квартире, отрешенно, механически фиксируя всюду взглядом следы постороннего разрушительного присутствия, неожиданно успокоился. Все здесь было чужим: сильно обветшавшая, протертая до дыр, мебель, передвинутая на другие места бесцеремонными квартирантами, покосившийся бачок в туалете, кучка штукатурки, обвалившаяся с кухонного потолка прямо на нечищеную газовую плиту, рыжие потеки ржавчины в обеих раковинах, пожелтевшие от табачного дыма, некогда белоснежные бабкины шторы, и главное – отсутствие холодильника. Единственное, что избежало варварского обращения – его роскошная огромная библиотека. Книги аккуратно стояли на своих местах, щедро припудренные трехгодичной пылью.
       - Отлично! – Подвел итог ревизии своей скромной собственности Максим, - есть отличный шанс получить квалификацию сантехника!
       Он осторожно примостился на подозрительно скрипящем стуле, почему-то одиноко стоящем посреди прихожей, стряхнув с него предварительно несколько сухих легких трупиков моли, и закрыл лицо руками.

       Из оцепенения Максима вывел звонок в дверь. Он зазвенел знакомой до боли переливчатой трелью, словно возвещая: ты, наконец, дома, и к тебе могу прийти!
       - Пойдем ко мне, - позвал его Тихоня, плотоядно улыбаясь, - дома-то, небось, жрать совсем нечего…, Таисию Петрову помянем, царство ей небесное, хорошая была женщина…, щедрая…. Да, здорово тебе квартирешку-то уделали! Нечего сказать! Он хоть деньжат отвалил на ремонт? Себе коттеджик в сосенках отгрохал – наше «Царское село» отдыхает! Видел, наверное, при въезде?
       - Я думал, это санаторий построили…, не разбирался еще с ним, раньше обещал компенсировать, - ответил, без каких было эмоций Максим, и покорно поплелся за соседом в квартиру напротив, будучи не в силах оставаться один в этих, некогда родных стенах.
       - Я только закуски немного прикупил на твои гроши, - деловито докладывал Тихоня, - выпить-то найдем…, ты что будешь – спирт или самогон?
       - Даже не знаю, все такое вкусненькое, - впервые за последние два дня улыбнулся Максим. – Налей, чего не жалко…
       
       - Мой тебе совет, - жарко дыша перегаром в лицо Максиму, наставлял Тихоня, прилично захмелевший после второй же рюмки, - ищи работу в Москве. Там народ гребет деньги лопатой! Жилье, конечно, снимать дорого, а то и я бы подался. А у тебя квартира там. Что ты забыл в нашем гадюшнике? Денег здесь нет, сеансов тоже, практически, нет. Хуже, чем в начале девяностых, можешь мне поверить. Все развалилось, понимаешь, все! Нет больше физики, и давай ее помянем.
       Ты бы знал, сколько нам предложений прибыльных поступало! В том числе и от японцев по сборке их электроники. Конфетки! Даже завод по производству «Пежо» предлагали построить на базе нашего ЦЕМа. Куда там! Наш уперся рогом и ни в какую: мы ученые! Вот, и сидим голым задом на куче старого хлама, изображая на морде ученых! Ничего же не обновляется, камеры все – старье. Разруха в твоей квартире – райский оазис по сравнению с нашим Институтом! Детекторы – твоего возраста, а, может, и моего. Какая наука! Все забыли давно про нас.
       Жаль, старый я уже, в Москве сейчас всюду возрастной ценз! Кому за полтинник – на помойку. А кто молодежь учить будет? Америкосы? Они научат! Вот, спасибо, Дубне…, кстати, а ты пойди туда, там тебя с руками оторвут…
       - Какие мрачные вещи ты рассказываешь, Вахонин, - сказал Максим неуверенно, - тебя послушать – Института уже нет. А что с нашим отделом экспериментальной физики? Кто там сейчас?
       - Молодые кадры…, относительно, конечно…, шеф ваш еще при тебе умер, а твой непосредственный руководитель уволился. Домушничает теперь…
       - Как это? – Ужаснулся Максим, - что ты имеешь в виду?
       - Ну, типа, сам себе режиссер…, что-то продает помаленьку через Интернет…, прогаммульки какие-то. Да, он сам тебе расскажет, если захочет, конечно…, он же у вас – темная лошадка!
       - А мне ребята в Израиле говорили – ученые сейчас назад возвращаются, те, что на Запад в 90-х подались..., жизненный уровень, мол, реально возрос и все такое…
       - И ты поверил? В чужих руках всегда толще и длиннее…, пошли они все со своими оценками нашей действительности, куда подальше! Идеалисты, хреновы, чтобы понимали! Пусть приедут к нам, да поглядят, во что превратился некогда третий по величине во всем мире ускоритель заряженных частиц, как они его величали. Твое здоровье, может, вотрешься на теплое местечко…, ты ведь один, да и сороковник тебе с небольшим всего…, - а, помолчав немного, нравоучительно и злобно добавил. – Я тебе с прямотой римлянина скажу: вотрешься, если только большого ученого не станешь из себя корчить, и засунешь свои амбиции в…



       ЛИКВИДАЦИЯ ПОСЛЕДСВИЙ УТЕЧКИ МОЗГОВ

       Спал Максим отвратительно. Сосны ли скрипели под окном, или это родное жилище, словно жаловалось ему всю ночь на свое дурное самочувствие, сетовало, вздыхало, поскрипывало, просило помощи? Несколько раз он вскакивал с постели, отправлялся на кухню выкурить сигарету, и говорил в тревожную пустоту: «Домик, ты мой, мой, никому тебя больше не отдам, я тебя вылечу».
       Прямо в окно, возле которого стоял диван, светила полная луна, изменяя все вокруг до неузнаваемости. Любимые бабкины старинные часы с боем, которые он не без труда завел накануне вечером, били хрипловато, словно голос их был простужен. Должно быть, они провели в полном безмолвии все эти три года его отсутствия.
       В голову просились простецкие, невнятные вирши, которые Максим даже не поленился записать, отыскав ради этого с превеликим трудом в своем письменном столе пожелтевший листок бумаги, исчирканный с одной стороны какими-то формулами.

Мне в комнату ночью впускают Луну -
Тень длится плотнее предмета.
И, словно лунатика, тянет к окну
По лесенке лунного света.

Привычный и будничный мир за окном
Признать не решаюсь. Пространство
Объявит себя нежилым пустырем –
Ни признака, ни постоянства.

Продавлен слегка под напором Луны
Воск пепельно-черного неба.
Повсюду кружит аромат тишины,
Ночь с привкусом тминного хлеба.

И лунной глазурью облит куполок
Подгнившей, старинной беседки.
Я сада любой просмотреть уголок
Стремлюсь через листья и ветки.


Но тикают важно стенные часы,
И бьют, как астматик, с удушьем,
И ночь равнодушно кладут на весы,
И бесят своим равнодушьем.

Подобно пылинке, колышется сон
На лучике лунного света,
Пока не запрыгает в блеске окон
Слепящий зайчишка рассвета.

       Как ни странно, пространство, убаюканное этим незамысловатым ритмом, умиротворилось, и блудный хозяин, вернувшийся домой из дальних странствий, спокойно проспал остаток ночи.

       Отдел кадров Института находился на прежнем месте. Максим поднялся на второй этаж и, постучав, вошел в «предбанник» начальственного кабинета. Он обнаружил за большим канцелярским столом все ту же даму, которая три года назад выписывала ему обходной. Мельком взглянув на визитера, дама презрительно фыркнула:
       - Волков, если не ошибаюсь? Мозги домой потянулись?
       - Совершенно верно, здравствуйте, - ответствовал с благожелательной поспешностью Максим, ловя себя на мысли, что побаивается этой сильно располневшей, поблекшей реликтовой мадам, по-видимому, имеющей здесь, как и прежде решающее слово. – Неужели вы меня узнали?
       - Я в поселке с 1971 года, вы еще под стол пешком ходили, а я уже оформляла на работу всех академиков и член-корров, которые к нам как мухи на мед со всех концов слетались.
       «Да, - подумал Максим, - тогда это, действительно, был поселок, и только старожилы продолжают его так называть…».
       - Простите, а Михаил Борисович на месте? – Поинтересовался он в слух, досадуя на себя, что не прихватил в магазине коробочку конфет.
       - Будет позже. Что вы хотите? – Пробормотала секретарша, не отрывая взгляда от своих бумаг, и всем видом, давая понять, что он отвлекает ее от важного государственного занятия.
       - Я по поводу трудоустройства…, Галина Константиновна, - вспомнил со страха Максим ее имя.
       - Не сомневаюсь, оставьте документы, я подпишу. На полставки в ОЭФ, с окладом пять тысяч рублей, плюс радиоактивные, плюс звание, стаж прерывался, итого, семь тысяч триста девяносто восемь рублей. Ой, что я говорю! Вы же со степенью, значит, R вам не положено. Развалили всю физику, побежали за длинным рублем, а теперь назад потянулись с чемоданами денег. Можно и самолюбие потешить, когда не надо думать о куске хлеба, позволить себе вспомнить, что ты большой ученый. Союз разрушили, Институт загнобили…
       - Простите, когда я могу узнать….
       - Что тут узнавать? Идите на медкомиссию, потом пройдете у пожарников и у техники безопасности. Как оформитесь, можете выходить. Дорогу еще не забыли, надеюсь? Или вас за ручку отвести?
       - А что, зарплаты у нас прежние остались? – Осторожно поинтересовался Максим.
       - Как это? – Секретарша прямо взорвалась от негодования. - Вы разве не видите? Оклады бюджетникам подняли в два раза!
       - Но я и раньше столько получал….
       - Вы же на полную ставку были оформлены! Неужели считать там за границей совсем разучились! Не предавали бы Родину, получали бы уже пятнадцать тысяч!
       - Спасибо большое, так, я принят? – Удивился Максим.
       - А вы на что надеялись? – Отрезала реликтовая мадам и прочно уткнула нос в бумажки, давая понять, что аудиенция окончена.
       Максим покинул отдел кадров, придавленный тяжким грузом ответственности и неизбывной вины за развал родной страны и родного Института.

       «Как все-таки легко умеют нас структурировать некоторые люди! – Изумлялся он, направляясь в университет. – Я же считал себя совершенно свободным от подобного влияния…, а эта мымра надавила на какие-то ей хорошо известные кнопки во мне, и, вот, пожалуйста, я уже с удовольствием взял на себя вину за все грехи человечества! Может, она не так уж и не права? Что-то ей известно о людях, которые к ней приходят, такое, чего они сами о себе не знают. Противно как, словно на жабу наступил…, если и в универе сидит подобное существо, я не переживу…, признаюсь во всем, только бы побыстрее привели приговор в исполнение…».

       - Волков! Ты? – С трудом выбравшись из-за казавшегося слишком маленьким для него письменного стола, к Максиму кинулся Вадик Костенко, и сгреб его в свои могучие объятья, звонко хлопая по спине огромной ладонью. – Как же я рад! Честное слово! Ты к нам? Вот, здорово! Знаешь, так нужны спецы хорошие! Просто по зарез! Попадаются еще светлые головушки, сам увидишь, учить их надо, Макс, а ты же у нас светило!
       Размякнув от доброты и ласки старого сокурсника, Максим воспрял духом, и решил, что еще может рассчитывать на снисхождение при вынесении ему приговора за разруху в собственном государстве.
       - Вот, смотри, - с воодушевлением рассказывал Вадик, - как мы все тут организовали. Аренда терпимая, школа отличная!
       - Да, я обратил внимание, даже стекла зеленоватые в окнах, шикарная школа. Ну, показывай свое хозяйство!
       - Знаешь, тут два паренька у меня с жильем не пристроены, старшекурсники, может, возьмешь их пока к себе? Ты ведь один по-прежнему, или я чего не знаю?
       - Не знаешь…, но один, - не слишком охотно ответил Максим.
       Вадик тактично обошел эту тему, почувствовав, что она не вызывает у приятеля большого энтузиазма и опять задал свой вопрос.
       - Так, возьмешь ребятишек моих? Денег у них, конечно, нет…
       - Ремонт помогут сделать? В сантехнике разбираются? Чистоту и порядок в районе, как говорится в таких случаях, гарантируют? – Деловито поинтересовался Максим.
       - Конечно, помогут! Я и сам приду! Они смирные еще. Не то, что мы были в их годы!
       - Сейчас финансами разживусь и за дело! Возьму их в компаньоны, засылай своих казачков.


       КАЗАЧКИ

       Однако разжиться финансами оказалось не так-то просто. Прежний квартирант в настоящее время постоянно проживал на Кипре, а его престарелая матушка, обитавшая в новых хоромах, была совершенно не в курсе долговых обязательств сыночка.
       Скромные деньги, которые Максим привез с собой, таяли, буквально на глазах, а когда он достал из почтового ящика узенький листочек с перечислением стоимости жилищных услуг, его глаза вылезли из орбит.
       - Погоди, - сварливо сказал присутствующий при этом событии Тихоня, - это пока за сентябрь, без отопления, а зимой плюс еще тысяча. У нас, говорят, самые высокие квартплаты в стране. Мы же всегда были впереди планеты всей! Я-то – льготник, мне за стаж дали «Ветерана атомной промышленности», тебе такое счастье не светит! Нечего было уезжать, тоже удостоился бы. А чего ты Московскую-то квартиру не сдашь? Озолотишься, ей-богу!
       - Да, где же я жильцов-то возьму? – Растерянно пробормотал Максим, еще не пришедший в себя от перенесенного потрясения. – Объявления что ли на столбах расклеивать?
       - Темнота! – Констатировал Тихоня, - сейчас полно реелторских контор! Свистни только – с руками оторвут!
       - Хорошо бы, конечно…, займусь, пожалуй, пока на работу не вышел. Как думаешь, долларов двести в месяц можно за нее попросить?
       - Что? Чумовой какой-то, честное слово! Двести! У тебя жилье, в каком районе?
       - Двухкомнатная на Патриарших, от метро, правда, далековато…, думаешь, не дадут двести?
       - Две тысячи, как минимум!
       - Рублей? – Немного разочарованно спросил Максим, - маловато, конечно, это даже на мою квартплату не хватит…
       - Зеленых, бестолочь! Говорю же, что мы впереди планеты всей! И плату проси сразу за полгода вперед!
       «Да, я бы и сдал пока всего на полгода, кто его знает, что дальше будет…, - размышлял Максим, поднимаясь в лифте, - только две тысячи, это уж слишком! Не хорошо так людей обдирать…, пользоваться безвыходностью их положения. Может, они вынуждены в Москве искать работу, жить-то им где-то нужно…».

       «Казачки», как окрестил своих постояльцев Максим, оказались ребята рукастые, они мигом привели жилище в божеский вид, и квартира засияла чистотой и уютом.
       «Хоть домой теперь не противно возвращаться, - думал Максим, с грустью оглядываясь по сторонам, - ничего, приживусь как-нибудь, помаленьку…».
       Он старался не вспоминать о том, что пережил в Израиле. Просто упаковал все эти три года в отдельную ячейку памяти, сделал надпись и трусливо обходил ее стороной. Вот, только над своими снами он был не властен, а они услужливо подсовывали ему почти каждую ночь то одно, то другое лицо из тех, что остались за тысячу верст отсюда. Чаще всего видел он дочку и Шимона. Иногда в его сны бесцеремонно пробирался Сеня, который каждый раз находил слова колкие и обидные, и тогда Максим просыпался в особенно дурном расположении духа. Так было и в это субботнее утро. Поэтому, выйдя на кухню, влекомый ароматом свежего кофе, он бросил на своих ребятишек не слишком доброжелательный взгляд.

       - Господи! Какую белиберду ты купил! – Ужаснулся Максим, увидев в руках Юры книгу с диким названием «Фюрер нижнего мира». – Это же жуть какая-то! Неужели можно читать подобную чернуху? Вон, библиотека, пользуйся, там столько книг интересных! Правда, в институте мне читать было некогда, но когда на каникулы приезжал – отрывался по полной! Читал запоем…, там и фантастика есть приличная, все Стругацкие, например…
       - А сейчас только такие и пользуются спросом, - пришел на выручку товарищу Антон. – Ничего другого ведь не издают. Пипл хавает. Я тут видел на книжном развале «Анну Каренину», так, на ней бумажка была прикреплена «Эротический триллер». Но я эту дрянь не покупаю, мне на нее денег жалко, лучше уж вообще ничего не читать, согласен с вами, Максим Сергеевич. А у вас Библия есть?
       - Конечно…, - Максим внимательно посмотрел в глаза Антону.
       - А вы сами ее читали?
       - Приходилось, - ответил он уклончиво, - если что не поймешь, обращайся, попробую объяснить.
       - Я притчу одну читал, ведическую, кажется, про то, кому можно читать священные книги, а кому – нельзя, - удивил Максима еще больше Юра. - Хотите, расскажу?
       В одной стране, - начал молодой человек, не дожидаясь приглашения, - которой правил богатый и мудрый кшатрий, начали неожиданно умирать дети. Тогда пришел к правителю один купец, вайшью по-ихнему, из третьего сословия, то есть, и говорит: «Раз, умирают дети, значит, в твоем государстве, князь, творится какое-то беззаконие, о котором ты ничего не знаешь, ты должен послать гонцов во все концы страны. Пусть они обыщут каждый ее клочок, найдут того, кто этим занимается, и накажут его по всей строгости закона». Сказано – сделано. Кшатрий разослал своих слуг во все уголки своей земли и наказал им выявить, в чем состоит творимое беззаконие, от которого умирают дети. Долго искали они, каждый клочок земли проверили, наконец, остановились у одного маленького ручейка, чтобы напиться. И вдруг видят: сидит на берегу ручья шудра и читает священные книги!
       - И где же мораль, - спросил Максим, внутренне напрягшись, - в чем вина шудры?
       - А в том, что шудра, как представитель самого низшего сословия, не имеет права даже прикасаться к священным книгам, а уж читать – и подавно! В этом и состояло беззаконие, от которого даже умирали дети!
       - Ну, и для чего ты нам это рассказал? – Усмехнулся Антон, - хочешь сказать, что я шудра и мне нельзя читать священные книги? Больно ты умный! Все-то видишь и понимаешь лучше других! Да, если хочешь знать, сейчас у нас в стране шудры пишут книги! Хоть и не священные, а ты их читаешь запоем!
       - Да, Юра, - присоединился Максим к их спору, - как узнать все же, по-твоему, шудра ты или кто другой, если у нас нет сословий?
       - А это каждый решает для себя сам! – Горячо воскликнул Юра. – Я, вот, точно знаю, что я – шудра. Потому и читаю всякую, как вы сказали, белиберду. Не корчу из себя продвинутую духовную личность, как некоторые…
       - А я точно знаю, что не шудра! – Подбоченившись объявил Антон. – И хочу духовно развиваться! И если ты еще не интересуешься ответом на вопрос, зачем живешь на свете, значит, ты еще не дорос до него. Скажите ему, Максим Сергеевич. Вот, вы, три года работали в Израиле, может, слышали что-нибудь там про каббалу и про их знаменитую Книгу Зогар?
       - Зоар, - машинально поправил Максим, и осекся, не зная, как ему поступить.
       - Значит, «г» не читается?
       - Нет.
       - Простите, если я задам совсем уже глупый вопрос, а вы не знаете, где ее можно достать? Так хочется почитать! В Интернете, конечно, есть, да качать дорого…, я иногда хожу на каббалистический «Форум», там ребята такие вопросы задают! И что самое главное – получают ответы от их Учителя! Один раз я тоже спросил, и мне ответили! Глупость, конечно, спросил, а ответ получил серьезный, обстоятельный. Так, что про Зоар? Слышали там?
       - Хорошо, Антон, - пробормотал Максим, думая о своем, - поищу для тебя Книгу Зоар, я еще не разбирал свою сумку, она там должна быть, кажется…


       ЭКСКУРС В ЯЧЕЙКУ ПАМЯТИ

       Максим вылил из огромной джезвы остатки кофе в свою любимую чашку, загреб из хлебницы горсть сушек и отправился к себе в комнату, подстегиваемый воспоминаниями….

       …Сеня всю дорогу до аэропорта предпринимал неоднократные активные попытки, хоть как-то расшевелить друга, сидевшего с каменным лицом, сосредоточив отрешенный взгляд на дверце «бардачка».
       - Знаешь, старичок, о чем я иногда думаю? – Со смехом спросил Сеня, и, не дождавшись реакции на свой вопрос, продолжил, - я почему-то представляю себе, какими мы будем в старости? Вообрази: сидим мы с тобой в каком-нибудь укромном местечке, скажем, у меня на лоджии. Согбенные, плешивые, подслеповатые…, как тебе такая перспективка? Сидим, стало быть, попиваем пивко…, рассуждаем на умные темы….
       Неожиданно Сеня громко расхохотался. Максим слегка вздрогнул и недоуменно уставился на него:
       - Что ты сказал? Прости, я не расслышал…
       - Анекдот вспомнил, который Таисия Петровна очень любила. Сидит древняя старушка, в одной руке держит вставную челюсть, а в другой – искусственный глазик и говорит обескуражено: «Вот, чихнула, так, чихнула!».
       - Это ты к чему?
       - Нас с тобой, говорю же, в старости представляю…
       - Ну, да, похоже…, - согласился Максим, снова погружаясь в свои невеселые мысли.
       Сеня оставил свои атаки на мрачное состояние друга, и остаток пути они ехали в полном молчании.
       
       - И чего мы притащились, спрашивается, в такую рань! – Воскликнул Сеня, взглянув на табло с вылетом самолетов, - еще полтора часа до объявления регистрации на твой рейс! Вечно тебе спокойно не сидится…
       - Прости, я не люблю опаздывать, - чувствуя себя немного виноватым, оправдывался Максим, - а вдруг пробки на дорогах, или колесо спустило…, самолет ведь дожидаться не будет…
       - Ладно, уж, знаю я тебя, торопыгу, это даже хорошо, есть время поговорить. Ты, главное, ни о чем не жалей. Сожалеть не надо, человеку требуется все пройти и отработать каждое свое состояние по порядку. Как говорил Рабаш: «Жизнь – это пока есть что-то новое». Быстрая смена состояний свидетельствует о правильном продвижении. Ты только непременно проверяй себя. Внутренняя проверка – это саморевизия того, насколько быстро меняются твои - неважно какие - внутренние состояния, в каком темпе, что ли происходят эти изменения, понимаешь?
       - Не сомневаюсь. Темп – что надо! – Мрачно отозвался Максим, - я сейчас уверенной ощупью продвигаюсь к дому, и нисколько не сомневаюсь, что поступаю правильно.
       - Самое плохое, что ты сейчас проклинаешь Творца, и винишь Его за то положение, в котором оказался. Неосознанно, конечно…, но именно поэтому нет ничего хуже, чем находиться в состоянии горя. Мы только думаем, что в безрадостный момент обращаемся к Творцу, но это не так. Лишь в веселые, позитивные минуты жизни мы в своем сердце благодарим Его за все хорошее, пусть это даже не связано с отдачей, с путем к Нему. Просто из этого состояния можно начинать устремление к Творцу, сделать его стартовым. Во время радостных переживаний мы гораздо ближе к Нему.
       - Прошу тебя, оставим каббалу в покое. – Несколько раздраженно прервал рассуждения друга Максим. – Не хочу сейчас об этом говорить…
       - Как скажешь, - пожал плечами Сеня, - можем поговорить о чем-нибудь другом. Да, кстати, все забываю тебя спросить, чем там дело кончилось с теми бандитами, что напали на твоего старца? Осудили их?
       - Ни шиша подобного! – Максим, наконец, впервые проявил интерес к теме разговора. – Отпустили за недостаточностью улик! Шимон ведь не подтвердил, что это именно они его ранили, маски на них были, видите ли. Ты знаешь, что он сказал? Он заявил, что они еще не родились в этом мире! Потому что их воспитали, не согласно их воле, а в среде, которую они не выбирали. Они, мол, ничего здесь не решали, а выросли, наполненные разного рода информацией, со всеми программами поведения и с системой ценностей, которые не им принадлежат, и продолжают существовать в обществе, диктующем им все снаружи.
       - Что ж, он рассуждает как каббалист, - сказал Сеня одобрительно. – Тебе не мешало бы брать с него пример…. Если ты будешь так думать о Мири, и о ситуации, в которой оказался, то, возможно, найдешь со временем силы оправдать ее поступок. Прости, не удержался…
       - Так что, этих типов отпустили, - продолжил Максим свою мысль, словно не слыша последнего Сениного совета. – Думаю, они уже далеко отсюда, но что самое поразительное, кинжал тоже бесследно исчез! По всей вероятности, им удалось подкупить полицейского, который работал в отделе вещдоков, так как он тоже испарился. Его, кажется, до сих пор ищут. Правда, у меня сведения годичной давности, я уже и забыл об этом происшествии…
       - Значит, эта история еще не закончилась! Хорошо, что ты уезжаешь, - впервые сказал Сеня, - а старцу, в таком случае, надо быть осторожным, они могут опять к нему наведаться…
       - Это-то меня и беспокоит больше всего! Ты звони, пожалуйста, Борису время от времени, а потом мне, сделай милость, очень тебя прошу. Тревожно как-то…
       - Конечно! Какой разговор!
       - Ты…, прости меня за все, борода…, сколько я тебе проблем доставил за эти три года, - с трудом подбирая необходимые в таких случаях слова, проговорил Максим, - и пойми меня правильно, видать, не дозрел я еще до каббалы, уж не раз тебе говорил…
       - Не будем об этом, - прервал его Сеня, видя, как тяжело даются другу эти признания. – Тут, вот, подарочек тебе небольшой…, в самолете посмотришь.
       - Спасибо! – Максим затолкал пакет в сумку и направился к стойке регистрации. – Будем надеяться, что с багажом проблем не будет, ты мой ящик подписал?
       - Разумеется! Там твой адрес и номер мобильного телефона. Хотя, могут и тормознуть таможенники. Решат, что золото из страны вывозишь, так что - не расслабляйся. Может, и хорошо, что ты увозишь эти железки, старцу спокойнее жить будет. Забрали, мол, и все. Знать ничего не знаю. Надеюсь, все же, что на конгресс ты в феврале приедешь…

       Вдруг Максима, словно током пронзило посреди этого потока воспоминаний! Он даже подскочил на своем диване, пролив из чашки остатки кофе прямо на одеяло.
       «Железки! Я же их отдал вместе с комплектующими нарочному из МГУ, который встречал груз из Израиля! Это не удивительно…, как я им, вообще, весь свой скарб не вручил…. Надо немедленно позвонить, телефон должен остаться где-то! Как бы не выбросили…, хотя Сеня подписал мой ящик, стоит, наверное, где-нибудь у них в лаборатории или на складе…, может, они еще ничего не распаковывали даже? Лучше поехать…, как же я мог про них забыть? Не знаю…, или не ехать? Возможно, это и к лучшему, что они там…, меньше соблазна…, я ведь обещал Шимону выкинуть из головы эту блажь…».


       В КВАРТИРЕ НАПРОТИВ

       В тот самый момент, когда Максим предавался воспоминаниям, в дверь квартиры Тихона Федоровича Вахонина позвонил человек, одетый по-спортивному. Его голову украшала выцветшая вязаная шапочка, надвинутая до самых бровей, нижняя часть лица, включая кончик носа, была скрыта высоким воротом видавшей виды серенькой ветровки. В руках он держал две бутылки пива «Балтика».
       - Ну, и видок у вас, Игорь Павлович! – Восхитился Тихоня, с вожделением пожирая глазами пиво. – Это вы хорошо придумали, пивко мне сейчас очень кстати!
       - Пиво для конспирации. Вы, Вахонин, опять с большого бодуна? – Почему-то шепотом проговорил вошедший. – Все мозги пропьете.
       - Да, я только двести грамм и принял, - кивнул хозяин квартиры на почти пустую бутылку водки, стоявшею среди объедков на кухонном столе, который хорошо просматривался из прихожей, - проходите в комнату, что у порога-то стоять…
       - Вам придется поехать в Париж, - сказал гость, следуя за ним.
       - С заданием? – Воодушевился Тихон Федорович. – Я готов.
       - Нет, на экскурсию в Палату Мер и Весов. По крайней мере, будете иметь точное представление о том, как выглядят двести граммов. Ладно, давайте о деле, мало времени. Меня интересует ваш сосед. Большой багаж у него был?
       - В том-то и дело, что нет! – Воскликнул Тихоня, - я его прямо у дверей застал, и сам удивился, обычно народ приезжает…
       - Как обычно приезжает народ, нам хорошо известно, - перебил посетитель. – Что именно он привез, можете описать?
       - Небольшой чемодан и полупустую спортивную сумку. – Отчеканил по-военному Тихоня.
       - Так-так-так…, все это очень странно. В Израиле Волков женился, у него там родилась дочь, но на ПМЖ он не остался, и в страну приехал почему-то без семьи. Более того, они даже не звонят друг другу! Это нас чрезвычайно настораживает…. Где он, по-вашему, мог оставить другие вещи, если бы привез их с собой?
       - В гараж мог занести по дороге домой, он тут рядом. Квартира у него в Москве, где-то на Патриарших прудах. Может, туда отвез прямо из аэропорта, чтобы не тащить? Хотя он ее сдал недавно…, а много вещей-то?
       - Если бы знать точно! Нет, на ту квартиру он ничего не завозил, наши люди там уже побывали.
       - Это, каким же образом?
       - Сигнал-то давно поступил, еще до его возвращения, - неохотно поделился конфиденциальной информацией Игорь Павлович, - а поскольку он перед отъездом ключ в ЖЭКе оставил на случай затопления, то ребята под видом слесарей туда наведались, с ведома начальства, разумеется, тогда еще в Главном Управлении его хотели взять в разработку. А когда ничего не нашли, спустили все на тормозах, мол, брехня одна, канал, видишь ли, не очень надежный, случайный, мог ложную информацию слить. Привез груз для МГУ, но его таможенники проверяли, ничего криминального – комплектующие для астрономического прибора. Волков был просто курьером. Вам необходимо с ним сблизиться и постараться выведать, осторожно, конечно, что, да, как…, понимаете?
       - Мы уже сближались пару раз…, - ответил Тихоня, потупившись, - не пьянеет он, чертяка! Представляете? Столько самогона на него извел! Сам потом утром еле в себя пришел, а ему – хоть бы что! Хлещет как воду! У меня ресурс на исходе, надо бы представительские-то расходы оплатить. У Волкова даже занимал по приезде…
       - Дороговато вы нам обходитесь, Вахонин, учитывая, что мы теперь стеснены в средствах…. Ну, хорошо, деньги вам переведут по почте, так незаметнее. Как гонорар за статью. И, пожалуйста, будьте на чеку, постарайтесь запомнить каждое его слово! Вдруг он сболтнет что-то важное для нас!
       - А что ищем-то? – Полюбопытствовал по привычке Тихоня.
       - Вас это не касается, - пресек визитер нездоровый интерес своего осведомителя.
       - Как же тогда я буду знать, что спрашивать? – Насупился тот.
       - Просто передадите слово в слово все ваши беседы. Учить вас что ли? Сами не знаете, засиделись без настоящего дела! Можно, конечно, у него в квартире аппаратуру установить, телефоны мы уже взяли на прослушку…, - сказал, словно сам себе, гость.
       - У него теперь два студента живут, пустил на время…, так что, практически, всегда дома кто-то есть.
       - Это не ваша забота! Придут «сантехники», сделают все как положено…, а вам надо как-то изловчиться и залезть в его почту.
       - Ну, это – проще простого! Скажу, что за Интернет нечем заплатить и попрошусь к нему отправить кому-нибудь «мыло». Он добрый, пустит, и за спиной стоять не будет…, тем более что это – чистая правда!
       - А если не пустит, значит, есть, что скрывать. Правильно? Тогда уж мы примем меры, свои, так сказать, ладно, я пошел. - Сказал Игорь Павлович, и, прихватив принесенное пиво, направился к двери.
       - Э, нет, от меня с полными бутылками никто не уходит! Завалите всю операцию, - замахал на него руками Тихоня. – Вас же мигом деконспирируют!
       - Ну, и словечки у вас! А, впрочем, вы правы. Крайне подозрительно будет выглядеть человек, выходящий из вашей квартиры с двумя полными бутылками пива. Одни расходы от вас, Тихон Федорович, а пользы пока ноль! Как там наши физики говорят? Нулевой эффект?
       - Мне бы денег немного, - просительно промямлил Тихоня, - а когда гонорар за статью получу – отдам…
       - Дождешься с вас! - Фыркнул Игорь Павлович, - как от попа сдачи. Я без бумажника, вот, завалялась случайно сотня в кармане…

       «Эх, надоела канцелярщина, так хочется живого дела!», - как сказала бандорша, лично принимая клиента, - подумал Тихоня, запирая за гостем дверь. – Пошла охота на волков, значит? В чем же он прокололся-то, Волчара наш? Женился там, значит, это забавно…. Главное, деньги теперь будут! Уж я из них выжму, сколько положено! Хватит «по любви» работать, прошли те времена. У нас, господа, теперь рыночные отношения, так что, будьте добры, играть по правилам, которые сами же и установили».

       «Квартиру, стало быть, сдал в Москве, это ценная информация, - подытожил подполковник ФСБ последствия своего визита к осведомителю, - вероятно, чтобы не бросалось в глаза наличие финансов. Надо проверить, кому именно сдал. На счетах у него пусто, однако соседу одолжил. Не из последнего же! Если он продал то, что мы ищем, значит, вполне вероятно, деньги мог жене оставить…, скорее всего…, может, она потому и не поехала с ним? Для конспирации, так сказать. Да, сигнал поступил, а вопросов пока больше, чем ответов…, работаем, господа, работаем! Хватит сидеть, сложа руки! Заскорузли уже все, рутина одолела. Хотя, с кем работать-то? Лучшие кадры в коммерцию подались, вот, сам теперь и бегаю по осведомителям, никого в выходные бесплатно работать не заставишь!».


       А БЫЛ ЛИ ДАРВИН-ТО?

       - Максим Сергеевич, - донесся голос Антона из кухни, - нашли Книгу Зоар?
       - Прости, совсем забыл! – Спохватился Максим, направляясь к нему, - сейчас. Ребята, а кто помнит, куда я дел сумку, с которой приехал? Сунул ведь куда-то на время ремонта…, теперь найти не могу…, она в прихожей стояла.
       - На антресолях, кажется, - подсказал Юра, - я все из коридора туда запихнул.
       - Достать? – С готовностью подскочил Антон.
       - Будь другом, и отнеси в мою комнату, я сейчас поищу.
       Максим, было, совсем уже собрался заняться разбором сумки, но в этот момент раздался звонок в дверь, и Антон пошел открывать, огорченно бормоча: «Ну, вот, поговорили…».
       - Пусти в Интернет, Волчара, - прямо от двери взмолился Вахонин, - срочно надо «мыло» послать, а я за свой не заплатил, денег еще не давали. Поинтересоваться хочу, когда они мне гонорар вышлют. Совсем обнаглели! Статью прошлой зимой еще напечатали, а про оплату ни гу-гу!
       - А что за статья? – Полюбопытствовал Максим, - дал бы почитать, ты здорово раньше писал, помнится, с хорошим драйвом.
       - А, так, мысли вслух…, ничего выдающегося…, дам, если найду…, авторских-то сейчас выдают только два экземпляра вместо четырех. На всем экономят, черти!
       - Иди, отправляй, компьютер включен.

       «Так, так, так, - бубнил Тихоня, судорожно шаря в хозяйской почте. - В отправленных – ничего существенного, только новости о себе, ну, это мы и так знаем. В удаленных – вообще пусто. Да, а ему пишет-то один только Сенька Натанзон, и то, всякую, прости Господи, чепуху! Группа какая-то…, что за группа? Дела у них нормально, приветы шлют, старец хворает, Борис говорит, что семья в полном порядке. Чья семья? Бориса или Волкова? Хрен поймешь…, да, не много я узнал».
       Тихоня быстро настучал мейл туманного содержания, отправил его в журнал, шкодливо предвкушая удивление редактора, и двинулся на кухню в тайной надежде поживиться хотя бы скромным поздним завтраком или ранним обедом. Однако в меню у хозяев был сегодня только хлеб и жаркий диспут на тему «Прав ли Дарвин?».

       Председательствующим был Антон.
       - Вот, я и не верю, что Дарвин прав! В одной умной статье написано, что процесс эволюции продолжается, более того, мы находимся сейчас на самом важном ее этапе!
       - Это что же получается? – Возмутился Юра, - из человека произойдет новое мыслящее существо, как когда-то он сам произошел из обезьяны что ли? Ну, ты даешь! Какие ты видишь предпосылки к этому? Это сильно, чувак. То есть, те крутые перцы, которые умеют решать дифуры третьего порядка, - продвинутое новое человечество, завершившее свою эволюцию, а кто не умеет - тот лох и еще ее не закончил? Так, по-твоему?
       - При чем здесь дифуры третьего порядка! Человек вообще произошел не из обезьяны, а после того, как она закончила свой эволюционный путь. Ты все не так понял, я ведь объяснял уже: сколько бы слон не развивался, китом ему все равно никогда не стать. Мы же являемся частью природы и постоянно испытываем на себе ее воздействие, различное давление…
       - Например? – Не унимался Юра.
       - …общества, экологии, естественных проявлений окружающей среды, внутренний дискомфорт, в конце концов!
       - И что отсюда проистекает?
       - А то! Силы природы вынуждают нас развиваться!
       - Ага, на Курилах произошло землетрясение, потому что человек ведет себя безобразно? Так, по-твоему?
       - Да, так! Природе нужна гармония, и мы как ее часть должны жить в равновесии с ней, даже в мыслях! Потому что мысль материальна.
       - То есть, если человек станет совершенным, то и катаклизмов в природе не будет? Правильно я тебя понял?
       - Ну, да, приблизительно…, дисбаланс всегда вынуждает к преобразованию…
       - И на этом основании ты делаешь вывод, что формирование человека еще не закончено?
       - Не я…, говорю же, читал…, вот, исчезающие виды, например, растений, там, животных, может, мы напрасно их искусственно сохраняем, силой? Ведь мы, тем самым, сдерживаем развитие, на то они и «исчезающие»!
       - Ты и человека сюда причисляешь! – Взорвался Юра, - к исчезающим видам? Не понял!
       - Мне трудно тебе объяснить, - замялся Антон, - причисляю, в том виде, каков он сейчас. Мы же постоянно эволюционируем, претерпеваем внутреннее развитие, как бы…, Максим Сергеевич, а вы меня понимаете?
       - Да, ты совершенно прав, Антон. – Серьезно ответил Максим. – Речь в статье, которую ты читал, очевидно, идет о становлении «человека» в человеке, следующего уровня развития, ведь в нем самом их существует несколько: неживой, растительный, животный, человеческий, и вот, последний-то как раз и испытывает наибольшее давление.
       - Что ты детям мозги пудришь, Волков! – Вмешался в разговор Тихоня, - глупости разные пересказываешь, «человек в человеке»! Это же надо такое выдумать! Лучше бы пожрать им дал, да, и мне заодно…
       - Возьми сыр в холодильнике, - отмахнулся от соседа Максим, - это самая важная часть в нас, если хочешь знать, на ее основе мы строим семью, желаем идти вперед, преобразовывать мир, а вместо этого чувствуем разочарование, неуверенность в собственных силах. Жизнь становится бесцельной, пропадает стимул, и как следствие – самоубийства, наркотики, пьянство! Если раньше человеком управляли другие рычаги, которые позволяли удовлетворять телесные потребности, добиваться богатства, почестей, овладевать знаниями, то новое желание лежит уже совершенно в другой области!
       - В какой же именно, просвети! – Тихоня церемонно приложил руку к груди и поклонился, - век не забуду вашей доброты, дяденька.
       - В духовной! Слышал о такой?
       - Эка, куда тебя занесло! – С подозрением посмотрел на Максима Тихоня, - в Израиле, что ли нахватался таких идей?
       - Не обязательно там…, - пожал плечами Максим, уже пожалев, что так разоткровенничался при нем. – Что же я, книжек не читаю…, ладно, уговорили, давайте обедать что ли. Юра, ты картошки купил?
       - Два килограмма всего…, на три денег не хватило, старушка, у которой мы всегда берем, сказала, что «доу-джон» вырос, и потому у нее картошка теперь дороже…
       - И все-таки, - не унимался Тихоня, - как же добраться до тех заоблачных высот, где раздают самые чистые желания и делают человека человеком?
       - А ты просто задавай себе каждое утро, как проснешься, вопрос: «Для чего я живу?». Может, тогда и ответ сыщется.
       - Куда мне с моими пороками! Я каждое утро задаю себе вопрос: «Где взять денег на реанимацию?».
       - Тело живет своей жизнью, - ответил Максим, - его законы никто не отменял, хотя, говорят, оно за душой подтянется.
       - Звучит многообещающе и утешает, что от выпивки и разврата меня сейчас отлучать не будут! - Деланно вздохнул Тихоня.

       Вернувшись домой, он добросовестно, как можно более подробно, занес разговор, при котором присутствовал в соседней квартире, в компьютер, где завел отдельную папку под названием «Волчара» и отправил отчет Игорю Павловичу.



       ТВОРЧЕСКИЕ ПЛАНЫ

       Следующая встреча «соратников по цеху» происходила в маленькой невзрачной, дымной пивной за Универсамом, где собирался совершенно определенный контингент, и потому одеты они были соответственно, - не в смокинги, а как того требовал антураж.
       - Говорите, ребята из группы приветы шлют? – Не то вопросительно, не то утвердительно констатировал Игорь Павлович, постукивая воблой по обшарпанному пластиковому столу. – Организация, значит, там…, так я и подозревал, что Волков с кем-то связан. Все его поведение крайне подозрительно!
       - Я бы так не сказал, - вяло возразил Тихон Федорович, - он себя ведет совершенно естественно, ничем своей деятельности не обнаруживает…, ни с кем не встречается, из города выезжал только один раз, чтобы квартиру сдать, да и то, по моей подсказке.
       - Много вы понимаете! Чем естественнее ведет себя подозреваемый, тем больше он желает скрыть! Ох, как же мне не хотелось аппаратуру у него ставить. Она сейчас такая дорогая и дефицитная, да, и специалистов настоящих не осталось у нас в отделе, разбежались все за длинным рублем по частным фирмам.
       - А вы что же остались? Или вам хватает?
       - Куда там! – Обреченно махнул рукой Игорь Павлович. - Здоровье подорвано, язва, печень, дочь с мужем развелась, три внучки, все на моей шее…. Ушел бы, да, возраст. Я ведь погранец на пенсии. Кто меня возьмет? Разве что, собак на задержание натаскивать! Было бы у меня хоть юридическое образование…, все пригодился бы учить нуворишей, как от налогов бегать. Ладно, что там еще? С женой отношения не поддерживает, говорите?
       - Этого сказать не могу, в почте ни одного письма не обнаружил, возможно, сразу удаляет, как отправит. С другой стороны, если бы эта группа была какой-то засекреченной, то он бы стер информацию и про нее, - пустился Тихон Федорович в рассуждения на чужом поле. – Может, спортивная…
       - Много вы понимаете! – Пренебрежительно прервал его выводы собеседник, - следы уводит в другую сторону. Вот, вам следующее задание, придвиньтесь поближе, шумно здесь.
       Проинструктировав шепотом своего осведомителя, Игорь Павлович вслух сказал:
       - Я уйду первым, мне еще младшую внучку из художественной школы забирать. А вы побудьте здесь еще некоторое время, чтобы не вызывать подозрений, вас ведь никто дома не ждет…. Кстати, Вахонин, а почему вы не женились? Вы же были очень перспективным теоретиком, с именем, с достатком, с положением, со степенью. Что, желающих так и не нашлось хомут на вашу шею набросить?
       - Имелся опыт, - махнул рукой Тихон Федорович. – Видите ли, у меня в молодости была такая теория, что в супруги надо брать девицу легкого поведения, так как из них получаются самые верные и покладистые жены. Ну, из благодарности что ли, обеспечил, мол, дал положение в обществе, возможность иметь детей…
       - Так, за чем же дело встало? – Искренне изумился его визави, - уже чего-чего, а этого добра у нас прежде было, кажется в избытке. Помнится, когда тут жило двести пятьдесят семей иностранных граждан, да и одиноких не меньше, то этот контингент крутился постоянно возле них. Мы всех знали наперечет, обратились бы в нашу организацию, мы бы вам подобрали такую спутницу жизни! Век бы нас благодарили!
       - Да, я сам устроился, отбил у одного француза, только теория моя повалилась на практике…. Ничего у нас не вышло…. Я ведь буйный, как напьюсь, поколачивал ее, попрекал всякий раз, оскорблял, изменял на все стороны, так и не смог ей простить ее прошлого. Ушла она от меня, беременная, даже не знаю, кто у меня родился и где они сейчас. Младенцу, должно быть, лет двадцать уже, не помню точно…
       - А-а, я припоминаю эту историю! – Воскликнул Игорь Павлович с воодушевлением, радуясь, что память старого оперативника ему пока не изменяет, - просто как-то с вами ее не связывал…, тогда, примерно, лет двадцать пять назад весь поселок только об этом и говорил…. Мсье Клобер очень злился…, одел, обул девчонку, а она замуж выскочила за молодого теоретика.
       - Ага, целых три дня муссировали, - цинично засмеялся Тихон Федорович. - У нас дольше ни одну историю не обсуждают, слишком много событий для такого маленького места, постоянно что-то происходит, и все на виду друг у друга…. А потом кто-то, кажется, за бугром остался из наших физиков, ну, народ переключился, и про меня забыли сразу…
       - Может, надо было потерпеть, глядишь, и попривыкли бы. – Пропустил мимо ушей укол в адрес своего ведомства Игорь Павлович, - Насколько я помню, она была чертовски хороша собой, зато теперь не болтались бы бобылем неприкаянным. Прав был один мудрец, который сказал: «Не известно, что хуже – женщина с прошлым или мужчина без будущего». Да, забыл спросить, вы гонорар получили?
       - Тоже мне – гонорар! Три тысячи!
       - Какие времена, таков и гонорар! – Осклабился Игорь Павлович, - вы и его пока не заработали, вам ведь в журнале вашем больше не платят, мы проверяли. Согласитесь, было бы крайне подозрительно, если бы вдруг…
       Игорь Павлович посмотрел на часы и решительно поднялся. Однако даже такой опытный конспиратор, как он, и предположить не мог, что за ними пристально наблюдает одинокий бомж, расположившийся за соседним столиком с кружкой пива.

       Оставшись один, Вахонин погрузился в невеселые воспоминания.
       «Толку от этого сотрудничества – пшик один. Денег, как не было, так и нет, а задания дает, словно я у них на содержании. Узнай то, разнюхай это. Ладно бы, убеждения имел, или подставить кого хотел, а то подловили они меня однажды…, больно уже мне хотелось тогда, в семьдесят пятом, в Японию поехать на конгресс с шефом. Вот, тогда-то я Учителя и продал за возможность стать «выездным». Бедный шеф! С той поездки все и покатилось. Он тоже туда рвался очень, престижный был шабаш, его до этого ни разу еще за рубеж не выпускали по пятому пункту. Ну, и переволновался, старик. До последнего дня не известно было – едем мы с ним или нет. Визы почти ночью в Госкомитете получили.
       В Японии жара дикая, влажность, август месяц, у него уже был один инфаркт, а там от волнения, да от резкой перемены климата второй шарахнул. Врачи руководителю группы говорят, надо бы кого-то из близких вызвать, а то придет в себя человек, увидит вокруг чужих людей в белых халатах азиатской внешности и привет! Помереть может. Надо, чтобы родное лицо первым увидел, вызывайте. Да, разве наши могут представить, что у советского человека может быть кто-то роднее, чем секретарь парткома! Ну, и послали Богатырева. А тот и рад до смерти, что его в Японию на халяву отправили. Примчался в тот же день, сидит у постели больного, не отходит ни на шаг, ждет, когда тот глаза откроет. Шеф в себя пришел, увидел его и прямехонько на тот свет от испуга отправился. Доклад наш зарубили, так как мне не разрешило руководство без шефа выступать. Кто я был в то время! Ноль без палочки, м.н.с., и двинулись мы с Богатыревым обратно, гроб сопровождать. А потом мне как-то все равно стало…, посылали меня везде, и я писал по возвращении отчеты, кто как себя в поездках вел. Кое-кого уволили из-за моего усердия. Но тогда я хоть мир посмотрел благодаря своему сотрудничеству с органами Госбезопасности, а теперь что? Послать бы их, куда подальше, они сейчас даже сделать мне ничего не могут. Так, стучу по инерции…, привык уже…, профессиональный дятел…».

       Затянутый в мощный водоворот этих печальных воспоминаний, Вахонин даже не заметил, что к нему за столик пересел бомж. К действительности его вернул незнакомый голос с легким иностранным акцентом, который, словно в ответ на невеселые мысли, проникновенно и ласково произнес:
       - Вы хотите денег? Их у вас будет предостаточно, если согласитесь с нами сотрудничать.
       - Что делать-то нужно, - без малейшего удивления спросил Вахонин, переводя на него равнодушный взгляд.
       - То же, что и делали – наблюдать за Волковым и все сообщать нам.
       - И только-то? Дался вам всем этот Волков, что он – международный террорист что ли? Пособник Бен Ладена?
       - Вы, возможно, не так уж далеки от истины…, я жду ответа.
       - Сколько?
       - Для начала, если согласны, подпишите договор.
       - Кровью, Мессир? – Невесело усмехнулся Вахонин.
       - Нет, чернилами, - серьезно ответил загадочный собеседник. Он положил перед ним пустой бланк, неизвестно откуда появившийся в его руках, и подал роскошный «Паркер» с золотым пером.
       - А какая в этом необходимость? Если вы мне не доверяете…
       - Нет, нет, - замахал руками мнимый бомж, - просто, в случае нашего сотрудничества, мы будем вынуждены посвятить вас, так сказать, в некоторые детали…, нам хотелось бы подтверждения конфиденциальности с вашей стороны.
       Вахонин внимательно вчитывался в листок бумаги, водя глазами по несуществующим строчкам.
       - Вам все ясно? Условия, надеюсь, устраивают?
       - Да. Здесь? - ответил Вахонин и, ткнув пальцем в произвольное место внизу листа, поставил там свою подпись.
       - С вами свяжутся, когда будет необходимо, вот, небольшой аванс, а ручку можете оставить себе на память. – Положив на стол пухлый конверт, бомж поднялся и быстро вышел из пивной.
       

       БОГОИЗБРАННОСТЬ

       Тихон Федорович быстро, но без излишней суеты убрал конверт во внутренний карман ветровки, спокойно поднялся и с достоинством направился к выходу.
       - Тихоня, - окликнула его из-за стойки буфетчица, - сдачу забери, я наторговала…
       - Оставь себе на мороженное, Галочка, - махнул он рукой, даже не удостоив ее взглядом.
       Потрясенная буфетчица застыла с открытым ртом, окаменев, как жена Лота, держа в протянутой руке две мятые десятки. На весь остаток рабочего дня она была выбита из колеи, и рассказывала каждому из вновь прибывавших завсегдатаев, что Тихоня, обычно скрупулезно взыскивающий с нее всю причитающуюся ему мелочь до копейки, сегодня отказался от сдачи в двадцать рублей.

       Выйдя на улицу, Тихон Федорович нащупал в кармане конверт и аккуратно выудил из него одну купюру. Это была родная русская новенькая тысяча.
       «Сейчас проверим, - злорадно пробормотал он сквозь зубы, похрустывая бумажкой, - не липовая ли ты, голуба моя. Об остальном подумаем на досуге, «Мастер и Маргарита» мы читали, можно сказать, наизусть знаем. Ты решил математика переиграть, Вольф Мессинг, чертов, а ни фига подобного! Есть у меня один приемчик от гипноза…, как почувствую, что меня напаять хотят, сразу мысленно вспоминаю теорему Гильберта…, никакой транс не берет! Если там «кукла», то тем лучше, можно будет поблагодарить иностранных товарищей за скромную гуманитарную помощь и послать подальше. С паршивой овцы…, ну, подписал я пустую бумажонку, и что из того? Пусть докажут, что это моя подпись! Ни один графолог не подтвердит. Благодетеля-то своего я надул! Пусть думает, что он великий гипнотизер, бомж этот липовый! Бомжей он русских не обонял, мания величия у него, скорее уж на клошара тянет в своих чистеньких митенках…. Опыт приходит с опытом».
       Он зашел в Универсам, облюбовал себе запылившуюся от долгого ожидания щедрого покупателя бутылку «Ани», и с вежливой улыбкой протянул кассирше банкноту, готовя мысленно пути отступления, позволяющие перевести «стрелки» на местное почтовое отделение. Та ощупала ее привычным жестом, пробила чек и протянула сдачу.
       - Совсем забыл, - воскликнул Тихон Федорович, - еще баночку красной икры, сливочное масло и батон, пожалуйста.
       - Шикуешь, плесень? – Услышал он за спиной смеющийся голос Волкова, - по какому поводу гуляем?
       - Гонорар, наконец, получил, - ответил он, не оборачиваясь, и неожиданно с удивлением почувствовал, как жаркая волна стыда заливает его лицо. «Это же надо! Не успели деньги в кармане зашевелиться, как уже и совесть проснулась! Оказывается, она у меня есть! За одно это следовало согласиться на сотрудничество. Верно Достоевский говорил, нищета – это порок, я бы даже добавил – мать всех пороков…». – Ты, сосед, заходи вечером, долг верну, коньячка хорошего выпьем. Только непременно, слышишь, Волчара! Я ждать буду.
       - Хорошо, - пообещал Максим, - зайду. Долг мне пригодится, я, признаться, и забыл уже про него.
       - Ты же только что хату сдал, просадил уже? – Удивился Вахонин.
       - Мне пока только задаток вручили. Там иностранец какой-то хотел снять, не приехал еще, заказал в агентстве подыскать ему что-нибудь в центре, ну, они за мою и ухватились. Завтра буду им звонить, вроде, должен был на днях появиться этот тип. До вечера! Поду ребятишкам чего-нибудь к чаю куплю в виду будущих дивидендов.
       Тихон Федорович вышел из магазина, напевая в полголоса, неожиданно пришедшую ему на ум песню знаменитого барда:

Но работать без подручных,
Может, грустно, может, скучно,
Враг подумал - враг был дока! -
Написал фиктивный чек,
Где-то в дебрях ресторана
Гражданина Епифана
Сбил с пути и с панталыку
Несоветский человек.

Епифан казался жадным,
Умным, хитрым, плотоядным,
Меры в женщинах и в пиве
Он не знал и не хотел.
В общем, так: подручный Джона
Был находкой для шпиона:
Так случиться может с каждым,
Если пьян и мягкотел!
 
       Домой Вахонин вернулся совершенно другим человеком. Он вдруг увидел, что квартира его давно не прибиралась, на некогда дорогой мебели покоится толстый слой пыли, грязный, зашарканный пол в прихожей выводил из себя, но более всего вызывала раздражение груда немытой посуды, беспорядочно сваленной в раковине. Тихон Федорович засучил рукава и с остервенением принялся за чистку Авгиевых конюшен. Мозг его интенсивно работал, и он анализировал каждую деталь нынешних событий, как профессиональный математик доказывает строптивую теорему. И только, отправив со злорадным выражением на лице в муспровод последний пакет со стеклотарой, Вахонин позволил себе пересчитать гонорар.
       «Да, дорого нынче обходятся Волковы иностранным разведкам!», - только и успел он подумать. В этот момент раздался звонок в дверь, заставивший его отчего-то вздрогнуть.

       Максим замер в передней, не в силах сдвинуться с места, пораженной чистотой квартиры.
       - Вот, это – да! – Только и смог вымолвить он.
       - Окна всю картину портят, - огорченно оправдывался хозяин, - уж не припомню, сколько лет их не мыли, смотри, пыльные какие, раньше как-то не замечал.
       - Не портят…, - машинально ответил Максим, - смотря, кто за ними живет…
       Перед его внутренним взором на мгновение всплыл Цфат, белоснежный домик Шимона с голубыми ставенками, вид которого ничуть не портили пыльные оконные стекла. Он резко помотал головой, словно вытряхивая из нее это бередящее душу воспоминание.

       По укоренившейся в городке привычке они расположились на кухне. Вахонин являл собой образец предупредительности, учтивости и гостеприимства, и эта перемена в нем потрясла Максима еще более чем прибранное жилище. Вахонин и, правда, преобразился. Держа рюмку за тонкую талию, он изящным жестом подносил ее ко рту и пригублял дорогой напиток маленькими глоточками, а не опрокидывал целиком, как прежде. Тон его приобрел покровительственный велеречивый оттенок, осанка сделалась вальяжной, словом, он выглядел совершенным барином. Сквозь облик опустившегося, спившегося человека, проклюнулся прежний Вахонин, каким Максим знал его во времена своей юности. Так, порой может проглянуть прекрасная фреска, написанная рукой гениального мастера сквозь грубую мазню, нанесенную поверх нее нерадивым бездарным ремесленником.
       Однако этот новый Вахонин отчего-то раздражал Максима гораздо сильнее прежнего. С ним хотелось спорить, ругаться и даже дать в морду, но, собрав волю в кулак, он постарался избавить от этого впечатления.
       - Ты же знаешь, - вещал Вахонин, пока Максим боролся с собой, - по своим нравственным убеждениям я – креационист.
       - Помню, помню, как вы всем теоротделом в девяносто пятом дружными рядами вступили в РПЦ, кроме представителей иудейских и мусульманских меньшинств, разумеется!
       - Ну, я бы не назвал их «меньшинствами», - смеясь, возразил Вахонин, - особенно, первых. Хотя ты не прав, и среди них были выкресты, которые приобщились к Православию. А ты, часом, не примкнул к рядам богоизбранного народа? Твоя жена ведь, кажется, еврейского происхождения?
       - Откуда тебе это известно? – Поразился Максим и впервые за все это время подумал, что Мири была права, отказавшись уехать с ним в Россию, - хотя, что я удивляюсь, в поселке ведь каждый стукач известен на перечет!
       - Я прощаю тебе твои оскорбления, - произнес Вахонин тоном священника, отпускающего грехи нерадивому прихожанину, пришедшему на исповедь. – Ты не ответил на мой вопрос: почему у богоизбранных-то не остался? Ведь так они себя там, в Израиле называют?
       - Исра эль несколько иначе трактует понятие богоизбранности, - как бы про себя пробормотал Максим.
       - Странно ты выговариваешь это слово, - удивился Вахонин, - у них что ли научился? Что ж, просвети, пожалуйста, нас – православных, как ее следует трактовать? Это даже забавно…
       Максима вдруг словно прорвало. Он злобно взглянул Вахонину прямо в глаза и запальчиво произнес:
       - Изволь. Я объясню, только ты уж – будь добр – не перебивай меня. Может быть, тебе пойдет этот урок на пользу, и твоя православная спесь несколько поубавится. В Израиле понятие богоизбранность тоже, к сожалению, не все трактуют однозначно. Каббалисты говорят…. А знаешь? Ничего я тебе не скажу! – Резко воскликнул Максим. - Что-то мне расхотелось с тобой об этом разговаривать, может, ты и достиг ступени «человек», но точка в сердце у тебя еще не заговорила. Поболтайся-ка в нашем мире еще несколько кругооборотов, тогда и поговорим, если встретимся по воле случая.
- Ах, вот, оно что! Пришел в мой дом, трескаешь мою икру, запиваешь моим коньяком, да, еще меня же и оскорбляешь? - Он кивнул на пустую бутылку, снова став прежним забулдыгой-Тихоней, утратившим весь свой лоск. - Не дорос я, видите ли, до его объяснений! Это я-то, математик высшей пробы, каких во всем мире счет идет на штуки, не смогу понять какой-то там каббалы? Да, здорово тебя евреи обработали! Высший пилотаж! Снимаю шляпу! Уехал нормальным русским мужиком, а вернулся жиденком. По крайней мере, теперь мне понятно, почему ты так ненавидишь православие.
       - Что за чушь ты несешь?! – Возмутился Максим, - с чего ты взял, что я его ненавижу? Если хочешь знать лично мое мнение, то я считаю, что в основе православия лежит каббала, ведь их объединяет одна и та же книга, только, читают они ее по-разному, и меня бесит, как искажено древнее учение нашими клерикалами. Если бы ты с ним поближе познакомился, то согласился бы со мной! А так, - ты посмотри на них! Это же сплошное мракобесие: «Астрономию в школах запретить! Промежуточного звена между человеком и обезьяной не было, его создал Бог! Все католики попадут прямиком в ад». Твой креационизм – патология, и духовности в нем ни на грош. Я тут прочитал вчера статейку в Интернете, чуть не напился с горя, хорошо, денег не было! Я ее распечатал на работе, сейчас принесу.
       Спустя минуту, Максим вернулся со статьей и зачитал Вахонину ее начало:
       «Да, положение русского народа ужасающе. Нет слов, какие муки приходится претерпевать русскому (всё-таки православному в душе, хотя и заблудившемуся, и духовно околевшему в проклятой, адской советчине) народу. И особенно злая часть этих мук, может быть, злейшая, причиняется нам инородными мучителями — например, евреями и кавказцами. Мы все знаем, что творят эти люди, когда получают волю, а волю они получили над нами уже давно».
       - И все в таком же духе, дальше – только хуже! Могу тебе оставить, почитай. Знал бы ты, насколько каббала чище все этих злобствований.
       - Да! Мы намерены драться за свою веру, так как Господь наш сказал: «Я принес вам не мир, но меч».
       - Твой воинствующий пафос зиждется на невежестве! А ты уверен, что правильно понимаешь эти слова? Не слишком ли буквально? Ты задумывался когда-нибудь, что означает «мир», и что такое – «меч»?
       - Ладно, устал я что-то от нашего диспута, - сказал Вахонин, притворно зевая. – Ступай уже, после договорим.
       «Каббалист, значит, так и запишем! Но это ведь не криминал, что-то тут еще кроется! Однако ниточка ведет в Израиль, это - несомненно…».



       ВАВИЛОН

       Максим выскочил от Тихони с чувством крайней гадливости.
       «Какой все же мерзкий тип, этот Вахонин, - бормотал он у себя на кухне, наливая чай, - и зачем только я к нему поперся! Сдался мне его коньяк! Можно подумать, без него бы не обошелся! А ведь я сейчас, словно поменялся местами с Шимоном! Наверное, тогда ему было так же гадко слушать мой циничный бред! Однако он меня не выставил, а почему-то посчитал нужным со мной разговаривать серьезно, возможно, разглядел во мне нечто? Да, надо быть большим мудрецом, чтобы распознать в человеке точку в сердце! Я пока не могу похвастаться такой прозорливостью…».
       - Кто это вас так расстроил, Максим Сергеевич, - спросил Антон, - мы с Юрой даже боялись, что дверь с петель соскочит, так вы ею хлопнули, когда вернулись!
       - Да, плюньте на этого Вахонина! – Начал успокаивать вошедший вслед за Антоном Юра, - что вы там не поделили?
       - Богоизбранность…, - пробурчал Максим, - он ведь толкует ее, как обыватель! А страшнее злобствующего обывателя ничего на свете нет!
       - А вы как трактуете? – Загорелся Антон, - мне очень интересно. Я и сам об этом не раз думал…
       - Хорошо, вам могу объяснить.
       Максим уставился в темное пространство за окном, и заговорил так, словно читал лекцию начинающим студентам. Он совершенно успокоился, голос его сделался задушевным и проникновенным.
«Пять тысяч лет назад в древнем Вавилоне произошло важное изменение. В те времена Месопотамия представляла собой плавильный котел, в котором зарождалась современная цивилизация, хотя люди там жили просто и естественно, им было достаточно иметь крышу над головой, да кое-какое пропитание. Жизнь их протекала мирно и без особых потрясений.
Наверное, каждому знакомо состояние, когда, проснувшись утром, вдруг чувствуешь, что жизнь, в ее настоящем качестве, тебя больше не удовлетворяет. Хочется чего-то иного, вот только не понятно, чего именно…. То же самое случилось пять тысяч лет назад и с человечеством, большая часть которого обитала тогда на небольшом участке земли в районе современного Ирака. Неожиданно эта область Ойкумены начала ускоренно развиваться, да еще одновременно в нескольких направлениях. Тогда и произошла одна из самых значительных перемен в развитии мира. Именно там современное земледелие приобрело свой настоящий вид, были заложены основы коммерческой, финансовой и налоговой систем, развились структуры власти, созданы классические основы управления и порядка, изобретена письменность. Чрезвычайно увеличился разрыв между различными слоями общества. Так вот, с чего бы спрашивается? Что такое там случилось в те стародавние времена?
Согласно одной древней науке, которая называется каббала, сутью человеческой природы является желание наслаждаться, эгоизм. Он и есть тот компас, ведущий человека по жизни, движущая сила каждого поступка. Без желания никто из нас не способен совершить даже малейшего движения.
Если бы было можно прибавить желания безжизненному камню, то у него отросли бы дополнительные органы, он начал перемещаться как живой, затем, заговорил, стал играть на бирже, купил машину или новый костюм. Вот, в незапамятные времена в древнем Вавилоне и произошел драматический скачок роста эгоистического желания. Внезапно простая жизнь на лугу или под деревом стала казаться серой, перестала удовлетворять, и человечество уже не могло вести себя как прежде. Жителям Вавилона, будто впрыснули дополнительную инъекцию эгоизма, заставившую их совершить целый ряд неуправляемых поступков.
Казалось бы, они были единым народом, почти братьями, говорили на одном языке. «И был на всей земле язык один и слова одни». Никто не готовился к внезапно начавшемуся процессу, и большинство из них даже не ощутили, не осознали его. Словно невидимая рука дернула за ниточки, и заставила их двигаться, подобно куклам в вертепе, и управлять этим представлением, или не принимать в нем участия, они были не властны.
Древние Жители Вавилона обожествляли различные силы природы, поклонялись идолам и боялись их. Однако решились изменить правила игры и «разбить горшки». Словно малое дитя, восставшее против родителей, вавилоняне, подталкиваемые возросшим эгоизмом, попытались возвысить над Высшей силой свой разбухший эгоизм и таким образом покорить ее. Это ознаменовалось попыткой построить печально известную Вавилонскую башню. «И сказали: «Давайте построим себе город и башню, главою до небес, и сделаем себе имя».
Взрыв эгоизма породил цепную реакцию, остановить которую не мог уже никто. Снежный ком нарастал. Спустя некоторое время, люди перестали понимать друг друга. Вместо единого языка возникло множество различных, что отдалило их друг от друга, и разбрелись они во все стороны. Возросший эгоизм разъединил людей, словно разрезал цельную доселе Ойкумену ножом.
Каждый человек все больше сосредотачивался на себе и уже не принимал во внимание нужды другого, начав со временем потребительски использовать ближнего. Кстати, само слово «Вавилон» означает «путаница».
«И сошел Господь посмотреть город и башню, которую построили сыны человеческие. И сказал Господь: ведь народ один и язык у всех один; и вот что они начали делать; а теперь для них не будет недостижимо все, что они задумали сделать? Сойдем же и смешаем там язык их, чтобы они не понимали речи друг друга. И рассеял их Господь по всей земле, и они перестали строить город. Поэтому наречено ему имя Бавель, ибо там смешал Господь язык всей земли, и оттуда рассеял их Господь по всей земле».
Жил среди этого народа вавилонянин Аврам, который тоже поклонялся идолам и языческим божествам. Более того, его семья пользовалась известностью и уважением благодаря тому, что изготовляла и продавала фигурки божков, не плохо зарабатывая этим ремеслом.
Подобно своим соседям, Аврам однажды почувствовал, что у его желания проснулся небывалый «аппетит». Однако в этой новой для него ситуации он повел себя не так, как остальные. Он захотел большего, чем поклонение истуканам.
Когда вавилоняне заменили идолопоклонство почитанием безмерно разросшегося в них себялюбия, Аврам осознал то, что не открывалось еще никому: всей жизнью управляет эгоизм, и люди покоряются ему естественным образом. Однако, вместе с тем, они имеют возможность использовать свое себялюбие, в качестве движущей силы для положительных изменений.
Аврам наблюдал, как его соотечественники, жившие до сих пор в братской любви, отдаляются друг от друга. Возросший, разбушевавшийся эгоизм доводит их до беспричинной ненависти. Он пытался научить их сближению вопреки этому, основываясь на собственном духовном постижении.
Это был главный принцип, которому Аврам обучал людей: роль эгоизма заключается не в том, чтобы разъединить людей, а в том, чтобы, поднявшись над ним, усилить любовь друг к другу, сделав ее еще более крепкой.
Аврам изложил свои открытия в Книге Создания, стал зваться Авраам и приступил к массовому распространению своего учения, однако лишь немногие жители Вавилона восприняли его.
Те, кто согласились слушать «духовного революционера», составили первую каббалистическую группу, превратившуюся со временем в еврейский народ. Рассказывается, что: «Авраам приглашал гостей в свой дом, кормил, поил, приближал и выводил в духовный мир».
Представители различных ветвей династии Авраама стали позднее основателями современных религий.
Авраам первым в истории обнаружил, что существуют лишь две формы отношения к действительности, в которой мы живем. Или человек шаг за шагом постигает истинную высшую реальность во всех своих внутренних ощущениях, работая с возрастающим эгоизмом, или подчиняется его требованиям.
Последовавшие за Авраамом вавилоняне стали группой каббалистов, которая разрослась настолько, что стала настоящим народом, превратившимся с течением времени в народ Израиля, отличающийся от других лишь своей исторической миссией, ради которой он и был создан. Эта миссия – реализация духовной методики Авраама.
Эта каббалистическая группа стала называться «Исра эль», что в переводе означает «прямо к Высшей силе». Кстати, данные биологических исследований подтверждают, что сегодняшний народ Израиля генетически идентичен древним вавилонянам, их ДНК совпадают полностью.
Как ни странно, эгоизм, впервые вырвавшийся наружу в Древнем Вавилоне, достиг последнего этапа своего развития в начале 20-го столетия, и теперь растет неизмеримо быстрее, чем раньше, постоянно наращивая темпы.
Наряду с этим ускорением, многих из нас не покидает ощущение, что мы живем в современном аналоге Вавилона. Всё больше людей отправляется на поиски чего-то, лежащего за пределами наполнений нашего мира, даже самых соблазнительных. Мы, как и Авраам в свое время, приходим к пониманию, что слепая погоня за эгоистическими искусами обречена на неудачу.
В дополнение к внутреннему дискомфорту, малопривлекательной остается и внешняя реальность. Мировые войны, террор, всеобщая ядерная угроза, растущая нищета, кризис в экологии, науке и искусстве – все это только обостряет ощущение хаоса. Сегодня потомки вавилонской цивилизации – иными словами, все человечество – подобно Аврааму, осознают скрытое доселе зло.
Однако теперь человечество, расселившееся по всему земному шару и насчитывающее миллиарды людей, уже готово слушать Авраама. Оно созрело для усвоения и реализации его методики.
Целью той – первой - группы каббалистов было стремление развить в своей среде методику каббалы, сохранить ее в тайне и дождаться времени, когда остальное человечество осознает, что растущий эгоизм причиняет зло. Они знали, что в конце последнего этапа эгоистического развития люди попадут в безвыходную ситуацию и окажутся в полном отчаянии от способа своего существования, и лишь тогда человечество будет готово усвоить и применить разработанный ими метод.
Таким было предназначение группы Авраама, поэтому она и была избрана из всего человечества, получив такие названия как «свет народам», «избранный народ» и т.д. Ей поручено специальное задание – подать пример человечеству, реализовав на себе методику Авраама и распространив ее по всему миру.
Только изменение взаимоотношений, замена беспричинной ненависти на любовь к ближнему поднимет людей на вершину человеческого развития и даст ответ, каким образом одолеть все несчастья.
На каббалистов, как и на вавилонян древних времен, возложена задача: преодолеть эгоизм и объединиться на основе братской любви. Тем самым подать всему человечеству пример, какими действиями можно достичь вечной, совершенной и безмятежной жизни».

Максим умолк, и потому в застывшей тишине особенно отчетливо было слышно мирное посапывание уснувшего, положив голову прямо на стол, Юры. Антон же глядел на него широко раскрытыми глазами.


       ЦЫГАНОЧКА С ВЫЕЗДОМ
       
       Максим совершенно успокоился, на него низошло умиротворение. Он почти физически ощутил, словно внутри него существует некий сосуд, наполненный светом, но если бы его попросили описать, как выглядит этот сосуд, и тем более свет, наполняющий его, то он затруднился бы с ответом. В реалиях физического мира Максим мог бы уподобить свое кли тоненькой свече, горящей в неком замкнутом пространстве, где-то глубоко в недрах его существа. Впервые со дня своего возвращения на родину он почувствовал, что окружающая тьма рассеивается от этого слабого, робкого внутреннего свечения, и ему стало не так одиноко. Максим вдруг осознал, что все это время его не покидало ощущение, будто он переместился из области света в область тени. Оторвав себя от всего, чем была наполнена его жизнь последние три года, он очень страдал, но не решался признаться в этом даже себе. Теперь - пусть на короткое мгновение, но боль отступила, он дышал свободно и был счастлив. Едва коснувшись подушки, Максим провалился в освежающий и прекрасный сон.

       Они снова были в пещере Рашби, и Шимон учил его.
       «Что разделяют мечом?»
       «Правое от левого».
       «Я хочу постичь».
       «Правая линия – это путь выше разума. Левая линия – внутри разума».
       «Что же означает средняя линия?».
       «Невозможность идти путем веры выше разума прежде, чем поймешь, что ты действуешь только согласно своему разуму».
       «Я не понимаю…».
       «Только поняв, что ты действуешь согласно своему разуму, можно сказать, что ты не обращаешь внимания на то, к чему он обязывает, а идешь выше него. Средняя линия называется мир, или шалом».
       «Как образуется средняя линия?».
       «В камне ничего не происходит. Если ты начинаешь развивать желание, то получаешь больше страданий и наслаждений. Из мертвой точки начинают расти две линии: левая и правая, наслаждение и страдание. Именно так и происходит развитие: человек попеременно погружается в страдание, то есть, ощущает недостаток духовного, а потом в наслаждение – обретает духовное. Потом ему дают возможность объединить страдание и наслаждение».
       «Как уменьшить страдание?».
       «Я мог бы сказать: если хочешь меньше страдать, умерь свои желания и будешь меньше нуждаться в их наполнении, но ты уже знаешь, что есть Цель Творения. Она заключается в том, чтобы довести человека до наивысшего наслаждения».
       «Это значит, что и страдания его будут безмерны?! Ведь страдание – это ощущение незаполненного желания, которое обязано предшествовать наслаждению! Получается, что я буду наслаждаться только настрадавшись? Тогда уж лучше мне не надо ни страданий, ни наслаждений!».
       «Сама природа не позволит тебе уменьшить страдания, напротив, она будет постоянно развивать их в тебе, чтобы ты желал все большего».
       «Как же получать наслаждения, не ощущая предварительно страданий? Есть ли такая возможность?».
       «Тебе была дана такая возможность, но ты пренебрег ею. Этот метод называется - каббала. Она учит, как совместить страдание (желание) и наслаждение (наполнение) при помощи исправления».
       «Что я должен сделать?».
       «Работать не «ради себя», а «ради Творца» Идти «выше разума». Разум придет к тебе со многими вопросами, но ты должен понять, что это – вопросы разума, не слушай его доводов, ибо он не в силах помочь тебе достичь состояния, которое сам не может постичь и осознать».
       «Но у меня так много вопросов, на которые я хочу найти ответ! Разве смогу я сделать это без помощи разума!».
       «Ты должен верить, что Творец делает миру только добро. Поэтому такое состояние называется милосердием. Твой эгоизм, твое злое начало рисует тебе иную картину, однако это и дает тебе представление о духовной работе».
       «Но как я могу противиться своему злому началу?».
       «На это отвечает Сам Творец: «Я создал эгоизм и сотворил свет для его исправления».
       «Значит, свет дает силы для преодоления эгоизма, для исправления?».
       «Идя по пути добра, человек находится на правой линии и получает свет милосердия, свойство совершенства, потому что в нем не ощущается никакого недостатка. Второе свойство света – левое - называется «мудрость». Получив оба эти свойства, человек обретает веру выше разума в то, что Творец, управляющий миром, абсолютно добр ко всем Своим созданиям. Левое состояние обретается после правого. Затем, наступает необходимость получить третье стояние – среднее, когда свет мудрости одет в свет милосердия, то есть, твои желания должны стать альтруистическими, без ожидания какого-либо вознаграждения. Это и называется раскрытием «тайн Торы», а пока ты не достигнешь этого состояния, есть большое различие между правой и левой линией».
       «Это очень долгий путь…».
       «Да. Долгий. Особенно тяжело человеку ощущать свое изгнание, отторжение от духовного, власть эгоизма, зла. Но этот этап необходим. Только свет милосердия приводит человека к деяниям «ради Творца». Самое трудное на этом пути – соединить свет милосердия со светом мудрости, уравновесить их третьей линией».
       «Я чувствую, что был намного сильнее, когда только начинал свои попытки духовного развития, я был устойчивее против своих низменных желаний. Я даже не представлял себе, насколько слаб, безволен перед наслаждениями, которые казались мне раньше такими незначительными! А ведь я уже прошел кое-какой путь, достиг чего-то…».
       «Эти ощущения тоже даются тебе свыше, ибо сказано: «Я ожесточил сердце Фараона». Ты ощущаешь себя сейчас в духовной тьме, где совсем нет света, вся жизнь имеет вкус изгнания. Однако если у тебя есть кли, то туда, где сейчас поселилась тьма, будет ниспослан и свет, то есть, сила, возвращающая к Источнику, аннулирующая эгоизм и зло. Запомни: если, есть сосуд – то в него может войти свет. А когда нет в тебе темного места, то и свету некуда войти. Мы обязаны верить, что Творец дает нам силы делать добрые дела».

       Потом сон оборвался, а вместо него начался другой, где он позвонил Мири.
       «Прости меня, любимая, я был не прав. Я вас очень люблю, но мне пока нечего предложить тебе. Сначала я должен слепить себя. Собрать из праха и пепла…».
       «Я знаю. Мы тоже очень тебя любим и ждем. Я верю, что мы все преодолеем. Возвращайся, когда сможешь…».
       «Почему ты ничего мне не объяснила, вместе мы нашли бы решение…».
       «Я боялась, что не найду нужных слов…, не хотела давить на тебя…».

       Утром Максим обнаружил, что в его руке зажат мобильный телефон, и он уже не мог с уверенностью сказать, сон ли это был, или явь. Может быть, на самом деле он звонил Мири…

       В лифте Максим столкнулся с Тихоней, который был чисто выбрит, трезв и одет в свой самый приличный прикид. Он произнес покровительственно:
       - Ладно, Волчара, ты не гневайся на меня, забудь, что мы вчера поцапались…, но ведь истина в споре и рождается!
       - Главное, чтобы было, кому роды принимать…. Чего уж там, - примирительно махнул рукой Максим, - с кем не бывает…, вы сегодня одеты прямо-таки с вызывающей роскошью, сэр. При таком параде едут только получать Нобелевскую?
       - В столицу вызывают, - уклончиво ответит Вахонин, - хотят еще одну статью заказать, одолели прямо!
       - Это же здорово! – Искренне порадовался Максим за соседа, - не часто в наше время встретишь столь неподдельный интерес к науке. Счастливо тебе!

       «Эх, ма, тру-ля-ля, плыли две дощечки! Цыганочка, ока, ока, цыганочка черноока…», - напевал Вахонин, усаживаясь на свое место у окна в предвкушении грядущих щедрот. Однако энтузиазм его сильно пошел на убыль, когда он увидел, что в тот же автобус входит Игорь Павлович. Он надвинул на глаза свою любимую зеленую фетровую шляпу и, буквально, вжался в сидение, но попутчик его, видимо, был сильно озабочен собственными мыслями и даже не подумал против обыкновения окинуть пассажиров автобуса пытливым взглядом.

       

       НЕБО В АЛМАЗАХ

       «Неужели, следить за мной наладился? – Недоумевал Вахонин, наблюдая за Игорем Павловичем в просвет между креслами, - все-то ему надо знать! Узнаю тебя, ЧК. Придется попетлять по Москве, чтобы следы запутать, благо, время у меня есть!»
       Однако Игорь Павлович вышел на первой же остановке при въезде в столицу, даже не заметив присутствия, вздохнувшего с облегчением Вахонина.
       Прибыв по указанному адресу, Тихон Федорович смекнул, что штаб-квартира его нового руководства, волею судеб расположилась в жилище Волкова.

       - Что ж, введу вас в курс дела, - со вздохом произнес господин, попросивший величать его Жоржем. – В этой истории так много загадок…. Согласно оказавшимся в руках нашей организации документам, за несколько дней до своего ареста, Великий Магистр Ордена Тамплиеров Жак де Моле вручил трем хранителям раритеты, имеющие, как он полагал, для судьбы всего мира значение, которое трудно переоценить. Он повелел спрятать их в тайнике в труднодоступных горах Греции, куда незадолго да этого другим посланником был доставлен ключ, позволяющий их в дальнейшем собрать воедино и использовать. Хранители нашли посланника мертвым в указанном тайнике и остереглись оставлять там свою часть раритетов. Поначалу мы думали, что переправляемые ими предметы представляет собой обычное собрание драгоценных христианских реликвий. Нечто, вроде Чаши Грааля или Посоха Моисея, за которыми воинство Христово неустанно охотилось по всей Иудее. Однако когда по чистой случайности к нам в руки попал этот ключ, стало ясно, что груз представлял собой некий загадочный прибор неизвестного назначения. Вполне возможно, что, грамотно собранный, он по некоторым намекам позволял осуществлять путешествие во времени, не в физическом теле, разумеется, а, как теперь говорят, виртуально! Хотя это только наши предположения. С таким же успехом – это может быть самое грозное психотропное оружие массового поражения. Впрочем, одно другого не исключает…
       «Да, заманчивая перспективка: отшибить память разом у всего населения планеты! Стереть, так сказать, из их мозгов все знания, и отправить их в состояние каменного века, - подумал про себя Вахонин, - за исключением избранных, разумеется…».
       Жорж тем временем поставил на стол свой кейс, ловко набрал шифр и, открыв его, достал кинжал, рукоятка которого была инкрустирована бриллиантовым мальтийским крестом. Затем он отделил лезвие от рукоятки и сильно надавил большим пальцем на бледно-зеленый изумруд, находящийся в центре креста. Рукоятка раскрылась на две половины, и Жорж, словно фокусник извлек из ее полости тончайший пергаментный свиток.
       - Это и есть схема сборки неизвестного прибора. Нет никакой необходимости тратить сейчас время на ее изучение, оно нам ничего не даст. Многие выдающиеся умы уже бились над разгадкой, однако без комплектующих все это не имеет ни малейшего смысла.
       - Не понимаю, при чем тут Волков, - впервые прервал объяснения босса Тихон Федорович.
       - Вот, тут вы попали в самую точку! – Воскликнул Жорж. – Дело в том, что остальные составляющие этой шарады находятся по нашим сведениям у господина Волкова. До недавнего времени ключ так же был у него, но нашим агентам, весьма, скажем прямо, неуклюжим способом, удалось изъять у него кинжал. Дальнейшую часть операции они провалили с треском. Нам доподлинно известно только одно, что Волков благополучно вывез из Израиля таинственный раритет, но известно ли ему его назначение мы не знаем, как не знаем и то, успел ли он ознакомиться со схемой сборки, или ему не удалось обнаружить в рукоятке кинжала этот пергамент.
       - Навряд ли он оставил бы его на прежнем месте, если бы нашел, - задумчиво проговорил Тихон Федорович, словно рассуждая вслух, - думаю, он о нем даже не подозревает. Я неплохо знаю Волкова, у него невероятно шкодливый умишко. Будучи экспериментатором очень высокого класса, он не смог бы превозмочь свое любопытство, будь у него в руках все части головоломки, и попытался бы непременно собрать прибор. Скажите, он отдал кинжал добровольно, или его отобрали у него силой?
       - Совершенно добровольно! Волков решил таким образом спасти от разграбления и уничтожения библиотеку старинных еврейских рукописей.
       - Это на него похоже, - усмехнулся Тихон Федорович, - но отсюда следует только одно: он не знал о существовании пергамента, иначе вынул бы его из рукоятки, по крайней мере, прежде чем расставаться с кинжалом. Я уверен! Тем более, учитывая тот факт, что остальные части головоломки, по вашим словам, находятся у него. Нет! Он обязательно собрал бы прибор, если бы имел в руках схему.
       - Что ж, ваша информация бесценна. Поступим таким образом: вы осторожно подбросите к нему в квартиру этот кинжал. Решайте сами, как это лучше сделать.
       - А вы не допускаете, что он опять не догадается о существовании в нем тайника? Что ему мешало обнаружить его раньше, ведь этот предмет уже побывал в его руках, - возразил Тихон Федорович.
       - Резонно. Значит, надо подбросить ему кинжал в таком виде, чтобы у него не осталось сомнения, что в нем что-то хранится. Отдадим его разобранным, положив в какой-нибудь пакет. Только не затягивайте с этим. Нам надо знать все о его передвижениях, следите за каждым его шагом, он должен вывести нас на то место, где прячет комплектующие прибора. Я думаю, как только он обнаружит схему, то сразу же отправится его собирать! Тут-то мы его и перехватим. Или дадим собрать прибор, а потом…
       - Да, задача не простая, - многозначительно намекнул Вахонин, - уж и не знаю, как мне половчее подсунуть ему эту штуковину….
       - Ваши усилия будут достойно оплачены, - понял его намек Жорж. – Об этом можете не волноваться! У меня есть одна идея.
       Он вышел в соседнюю комнату и вернулся с красивым палисандровым футляром в руках.
       - Попробуем уложить кинжал сюда, мне кажется, что эта упаковка идеально подойдет для нашей цели.
       В этот момент солнечный блик упал на алмазный мальтийский крест, и камни заиграли всеми цветами радуги, отражаясь на потолке. Жорж перехватил хищный взгляд Вахонина и злобно предостерег:
       - Даже не пытайтесь нас надуть! Если вам придет в голову безумная мысль продать кинжал, я не дам за вашу жизнь и ломаного гроша!
       - Скажите еще: «У нас длинные руки», - усмехнулся цинично Вахонин, - за кого вы меня держите? Не идиот же я – рубить сук, на котором сижу! Да, и легко сказать – продать! Еще желающих найти надо…
       - Надеюсь, что так, - уже более миролюбиво сказал босс, - а теперь, давайте, обсудим систему связи. Вы ведь, как это у вас говорят, «под колпаком у Мюллера»?
       - Может, мне послать их подальше? Сделать они мне ничего уже не могут, силенки не те…
       - Ни в коем случае! – Замахал на него руками Жорж. – Их участие может быть для нас очень полезным. Да, и внимание к себе привлекать лишними телодвижениями вам сейчас ни к чему. Пусть все остается, как есть. Спецслужбы пока не в курсе подробностей этого дела, их интересует только одно: не завербован ли Волков Массадом. Шпионские страсти, видите ли, руки у них чешутся, жуть, как хочется поймать резидента иностранной разведки. Однако ваша задача сейчас состоит в том, чтобы оберегать Волкова, и вы должны всячески успокаивать своих особистов, правильно я их называю? Старайтесь давать им о Волкове, как можно более положительную информацию. Пусть думаю, что он живет жизнью простого обывателя, и даже не помышляет ни о каком шпионаже. Надеюсь, вы меня понимаете? Успеем еще его сдать, когда время придет…. Все равно придется избавляться так или иначе, вот, тут-то нам и пригодятся ваши спецы. Итак, повторим еще раз план ваших действий.

       «А жизнь-то налаживается, как сказал самоубийца, обнаружив на шифоньере «бычок» и полбутылки пива, когда привязывал веревку на крюк под потолком, - радостно думал Вахонин, поглаживая карман с очередным гонораром. – Будем оберегать, как зеницу ока! Паиньку из него сделаем, аки агнец Божий будет у нас представлен господин Волков. Ну, держитесь, Игорь Павлович! Не видать вам генеральских погон, как своих ушей! Не надо было жадничать».


       НАШЕ ВАМ С КИСТОЧКОЙ!

       Дверь Вахонину открыл Юра с перевязанной щекой и страдальческим выражением на лице.
       - Хозяин дома? – Вкрадчиво спросил паренька Тихон Федорович, прекрасно зная ответ.
       - У-у, - жуб боит, флюс…, - едва смог вымолвить Юра.
       - Понимаю, понимаю, я тебя вылечу в мгновение ока. Лук репчатый есть? Давай головку и сковородку. Я сейчас поставлю запекать, а ты карауль, чтобы не сгорел. Мне надо мейл отправить с вашего компьютера, Максим разрешил. Буквально, два слова.

       Вахонин быстро направился в комнату, плотно прикрыл за собой дверь и стал внимательно озираться по сторонам, прикидывая, куда бы ему пристроить кинжал.
       Неожиданно его внимание привлекла припорошенная пылью спортивная сумка, стоявшая в углу, с которой, как он помнил, Максим вернулся из Израиля. Тихон Федорович не рассчитывал на такую удачу.
       «Похоже, так и стоит с тех самых пор…, что значит, мужик. Тетка давно бы уже вещи разобрала, а этот – больше месяца назад, почитай, вернулся и все руки у него не дошли. Это – замечательно!»
       Он быстро открыл «молнию» и засунул футляр под лежащие с самого верха, аккуратно сложенные джинсы, чтобы не слишком бросался в глаза. Сердце его учащенно билось от страха быть застигнутым Юрой за столь неблаговидным занятием.
       «Уф, так и инсульт можно заработать! Мои нравственные устои, конечно, не слишком высоки, но чтобы в чужих вещах шарить! Такого еще не бывало…, одно дело – почту посмотреть, доносец накропать…».
       Тихон Федорович аккуратно застегнул сумку, быстро вышел из комнаты и, вынув из замочной скважины ключ, снял с него отпечаток. Затем, как ни в чем не бывало, направился на кухню, откуда уже доносился угрожающий запах подгорающего лука.
       - Старость – не радость, - сказал он на вопросительный взгляд Юры, - адрес забыл! Представляешь? Ладно, давай, сделаю тебе первую процедуру, а письмо потом отправлю, когда хозяин дома будет.
       Юра покорно открыл рот и отдал себя в руки доморощенному эскулапу.

       - Наше вас с кисточкой! – Несколько фамильярно поздоровался Вахонин с Игорем Павловичем.
       На сей раз, их встреча происходила в кабинете последнего.
       - Это же надо – так проколоться! – Безутешно сокрушался бывалый чекист, - звонок домашний перехватили, а парнишка этот – Юра, дал рабочий телефон! Нет, чтобы мобильник!
       - И кто звонил нашему реципиенту? – Как можно более равнодушным голосом поинтересовался Вахонин.
       - Мужик какой-то. Попросил пригласить к телефону господина Волкова. Чует мое сердце – агент! Как же обидно! В Университете-то мы прослушивание не установили!
       - Что же вы так оплошали? – Не удержался от ехидного вопроса Тихон Федорович. – Теряете квалификацию, Игорь Павлович!
       - Вы знаете, сколько это стоит!? Меня и так Горотдел за каждую копейку трясет! Устал уже отчеты писать о расходах, и на вас в том числе, между прочим. Хуже, чем при Советской власти, ей-богу. Самое скверное, на выходе пока – ноль! Был бы хоть микроскопический результат, все проще бы деньги просить можно, а так..., - он махнул рукой, - главное, в самый ответственный момент, понимаете! Ну, как я теперь узнаю, кто ему звонил и зачем? Вся надежда на вас, Тихон Федорович. Постарайтесь, голубчик, очень вас прошу. Вот, вам пятьсот рублей на представительские, так сказать, расходы. С удовольствием дал бы больше, да нету, это я из своего кармана, а мне еще за художественную школу сегодня платить…
       - Так и хочется вас пожалеть и взять на содержание, - усмехнулся Вахонин, - вот, получу Нобелевскую и обязательно окажу благотворительную помощь нашему доблестному Горотделу.
       Полученная от Игоря Павловича информация, интересовала Тихона Федоровича не меньше, чем весь Горотдел вместе взятый. Он решил продолжить патронирование Юры и направился из первого отдела прямиком к соседям.

       - Как твой зуб, парень? Легче не стало?
       - Стало! Спасибо вам, Тихон Федорович! Вы меня прямо спасли, а то Максим Сергеевич меня с утра к зубному отправлял, да я их смерть, как боюсь.
       - Тогда давай договоримся Максиму ничего не говорить о нашем самолечении, а то он мне откажет от дому, - засмеялся Вахонин. – Да, слушай, ты случайно не знаешь, Волкову из Москвы не звонили? Я тут к нему с просьбой одной обращался, и жду ответа…
       - Сегодня мужик какой-то звонил из МГУ, я ему дал телефон Университета.
       - Молодец! А почему не мобильного?
       - Просто, когда Максим Сергеевич занятия ведет, он телефон отключает, а из директорской его всегда к телефону позовут.
       - Что значит, будущий ученый! Голова у тебя, Юрик, - золотая!

       «Вот, мы и выяснили, откуда был звоночек, ну, и что нам это дает? Впрочем, в аналитики меня не нанимали…, хотя, погоди, помнится, Игорь Павлович мне говорил, что Волчара привез какой-то прибор из Израиля для МГУ. Надо мне по своим каналам проверить, расспросить ребят из астрофизической лаборатории, которые с Технионом коллаборируют, что там за прибор он им привез, но главное – фильтровать информацию! Дозировать, так сказать, как на одну, так и на другую сторону. А то выдашь им все сразу и останешься без вспомоществования. Эти мигом с довольствия снимут! Что там сделали-то с бедным Труффальдино из Бергамо? Колотили оба господина, кажется? Нет, мы будем хитрее! Все же тот бедолага не был математиком…».

       Максим возвращался из Университета нарочито медленно. Воздух обжигал щеки первым морозцем, но он не замечал этого. Ему хотелось побыть в одиночестве и поразмышлять. Весь последний месяц он жил, как во сне. Плыл по течению и, словно ждал, куда кривая выведет. Сегодняшний звонок вывел его из сомнамбулического состояния, и Максим еще раз перебрал в памяти разговор с сотрудником астрофизической лаборатории МГУ.

       - Максим Сергеевич, вы, кажется, по ошибке отдали нам лишний груз. Там три коробки с комплектующими деталями, на которых стоит ваша фамилия и номер телефона.
       - Спасибо большое, я как раз собирался вам звонить…, растерялся, знаете ли, по приезде и совершенно о них забыл. Если они вам мешают, я на днях заберу.
       - Нет, нет, просто я думал, что они вам нужны, и вы беспокоитесь…
       - Не очень…, я был уверен, что с ними ничего не случится, да, и ценности они собой никакой не представляют…, это так, мои заморочки…, могут они у вас еще некоторое время постоять, или мешают сильно?
       - Ради бога, пусть стоят, сколько нужно! Сохранность гарантируем. Но у меня к вам предложение. Нам в марте обещают добавить еще одну штатную единицу, ну, мы и решили предложить вам у нас поработать. Очень нужен специалист вашего уровня. Вы не торопитесь с ответом, посоветуйтесь с семьей, подумайте. Тема интересная, вам хорошо знакомая, все тот же джет. Запишите мой телефон, пожалуйста. Если надумаете, будьте добры, сообщите до конца этого года, чтобы мы уж никого не искали. Я очень надеюсь, что вы согласитесь на наше предложение!

       «Что я, собственно, теряю? – Раздумывал Максим, - в Институте – ни дела настоящего, ни денег, ни перспективы. Погрузился в родное болото и кисну, даже попытки не сделал поискать что-нибудь более интересное. В конце концов – у меня семья, которую надо содержать. Этой ответственности с меня никто не снимал. Мужик я или где? Университет, конечно, жалко. Ребятишки хорошие, может, кого-то из них можно будет в дальнейшем привлечь к работе в МГУ, дать возможность немного денежек заработать. Семестр, всяко, доработаю…, и потом, ведь не за кордон же я отбываю, буду на занятия приезжать, подумаешь, два часа дороги! Расписание можно под меня составить. Пусть все мои лекции ставят на субботу, скажем, и еще какой-то день можно будет выкроить. Думаю, это – вопрос решаемый. Только, вот, сдержу ли я слово, которое дал Шимону! Уж больно соблазн велик: тут тебе и лаборатория, тут тебе и «конструктор», ну, как не взять грех на душу?! Хотя в каббале у нас грехом считается лишь материализация духовного объекта. Я же только соберу…, и не известно еще, как это сделать…, может, у меня и не получится ничего путного…. Знать еще надо, как его собирать! Была бы схема – другой разговор! Все. Решено. Соглашаюсь!».



       ДЕСЯТЬ КАЗНЕЙ ЕГИПЕТСКИХ

       Максим с удивлением обнаружил, что дверь в квартиру не заперта. Он осторожно вошел в прихожую, куда из кухни отчетливо доносились патетические речи Тихона Федоровича о современном социальном неравенстве и устрашающем расслоении народонаселения.
       - Нет! Вы только посмотрите в наш двор! Вам сразу все станет ясно! Говорят, народ у нас бедно живет, а машину поставить, решительно, некуда! Я потому свою дорогую старушку и продал.
       «Точнее, пропил, - уточнил про себя Максим, тихонько разуваясь, не имея ни малейшего желания провести вечер в компании Тихони, - сначала машину, а потом гараж».
       - А наш Спаситель, замечу, въехал в Ирушелаим на осле!
       - На ослице, - поправил педантичный Антон старшего товарища.
       - Тем более! – Согласился Тихон Федорович.

       Максим осторожно, чтобы не выдать себя скрипом половиц, прокрался в свою комнату и лег на диван, не зажигая света. Кухонный диалог напомнил ему кое-что из прежней жизни. Он осторожно потянул за эту спасительную ниточку и отчетливо вспомнил слова из лекции Учителя.

       «Если человек не отрывает себя от животного начала, то это не человек. Человек – «адам» - это точка в сердце, от слова «эдаме» - «уподоблюсь», а все остальные животные желания – это «осел». Если ты не отрываешься от него и не отождествляешься с точкой в сердце, хоть изредка, значит, не работаешь со своей человеческой сутью, а находишься внутри «осла» и оттуда выбираешь, что тебе выгоднее. Стало быть, ты все еще находишься на стороне «Фараона» и говоришь: «Пусть Творец мне послужит. Наполнит меня, принесет дополнительное наслаждение, новые постижения. Устроит все так, чтобы я жил в мире Бесконечности со всеми благами…».

       «Разве я сейчас не на стороне «Фараона»? – Продолжал Максим тянуть ниточку мысли, - ведь я спустился в свой внутренний Египет, и тону в море эгоизма, полностью изолировав себя от духовного. Естественно, мой «осел» рад стараться! Для того и посылаются человеку «казни египетские», чтобы продемонстрировать, что для «Фараона» не существует духовного наполнения, чтобы доказать желанию получать, его истинным десяти сфирот, что наполнение невозможно. То есть, получается, что я готов овладеть каким-либо из свойств Творца, но ради собственного наполнения.
       В группе так и не появился…, все гадаю, как мне получше устроиться в этом мире, прикрываясь при этом желанием новых постижений. Как же это трудно – совершенно отделиться от своих внутренних «египтян»! Пережить все эти «казни» и оторвать точку в сердце от сердца, зная, что через нее оно на самом деле не может получить наполнение. А ведь мы с Шимоном разбирали этот процесс! Да, да, да, он мне подробно все объяснял про «нисхождение в Египет»! Надо только вспомнить..., сейчас, сейчас…».

       Максиму вдруг, совсем рядом, послышался знакомый, неторопливый говорок старца и незаметно для себя он уснул.

       «Человек спускается в Египет с точкой в сердце, которая раскрылась в результате развития кли во всех предыдущих воплощениях, на ступенях «неживое», «растительное», «животное», «человек». И теперь он должен начать сознательно искать дорогу к своей духовной цели. Когда только начинаешь учить каббалу – тебе кажется, что ты уже взлетел до небес, и весь мир перед тобой открыт…, но проходит время, и ты вдруг чувствуешь, что идешь вниз – «спускаешься в Египет». Вспомни Пятикнижие, сначала был голод, и сыны Яакова, то есть, люди не могли наполнить себя, им не хватало духовного. Оттого они и отправились в Египет – раздобыть немного хлеба.
       Поначалу им было хорошо там, они заняли высокое положение, были у власти – как человек, начинающий изучать каббалу, они не понимали, что для достижения цели необходимы совершенно противоположные желания! Однако совсем не просто выйти из-под власти «Фараона», своими силами сделать это просто невозможно. А духовные миры достигаются трудно, и кто вообще знает, где они находятся! Красное море и пустыня отделяет человека от духовного…. В «Египте» же, под властью «Фараона», «есть и мясо, и чеснок, и лук, и рыба», что из того, если из духовного сюда не проникает ни один луч света…
       Для того чтобы даже захотеть «выйти из Египта», необходима вытаскивающая сила, то есть, «Моисей», которого вырастила «дочь Фараона». Не существует как будто никакой связи между желанием, с которым ты входишь в «Египет» и выходишь из него.
       «Египетские казни» вынуждают человека покинуть эту страну. До тех пор, пока ты не выйдешь под власть духовного света - не научишься разделять свои келим на «отдающие» и «получающие». Вытолкнуть тебя из «Египта» можно только с помощью ожесточения сердца, как сказано: «Творец ужесточил Паро». Иначе говоря, к твоей точке в сердце постоянно добавляются желания, усиливающие стремление к наполнению».

       Голос Шимона во сне вдруг сменился противным баритоном Тихони, и Максим с сожалением понял, что проснулся.
       - Оказывается, он уже появился и сразу грюкнулся спать! Не пожелал с нами разговаривать даже! Сноб этакий!
       - Тише, пусть спит, - урезонил его Юра, - не надо его будить.
       - Тоже мне, заступничек, выискался, - громко прошипел Тихоня, - ладно, удаляюсь смиренно, завтра с ним поговорю.

       «Духовные миры достигаются трудно, и кто вообще знает, где они находятся! Красное море и пустыня отделяет человека от духовного…», - повторил про себя Максим слова Шимона, и, повернувшись на другой бок, снова уснул.

       Вернувшись домой, Тихон Федорович тоже предался размышлениям.
       «Как же мне узнать, когда Волчара найдет этот злополучный кинжал? Одно можно сказать точно: мне он об этом докладывать не побежит. Не могу же я постоянно ошиваться в его доме, он может что-то заподозрить. Турнет меня, в конце концов. Я бы тоже так поступил. Значит, надо завести в его квартирке своего человечка. Прикормить кого-нибудь из этих мальчишек. Скорее всего, мне подойдет Юрка, он смышленый, из бедной семьи, попробую его завербовать. Антон больно уж правильный, рафинированный весь какой-то, все духовный путь ищет, хотя с деньгами у него тоже не густо, иначе бы снял себе жилье, а не ютился из милости у Волкова. Нет, для моих целей лучше сгодится Юра, надо к нему присмотреться и найти самое уязвимое место».


       РОЗА И РОЗА

       Максим проснулся с ощущением, что во сне он писал стихи. Его неотступно раскачивал внутренний метроном, пытающегося прорваться наружу ритма.
       «Хоть бы одно слово вспомнить, - теребил он память, - дальше само пойдет. О чем же я думал-то перед этим? Фараон! Ну, конечно же, конечно! Шимон учил меня о «нисхождении в Египет»! Вслед за этим воспоминанием немедленно всплыли и стихи...

Здесь зима чередуется с летом.
Нереально для нашего мира,
Опаленное солнечным светом,
Бледно-синее небо Каира.

И пески засыпают шальные
Снежный наст, будто хрупкий папирус…
В Подмосковные дали льняные
Мне подмешан «египетский вирус».

Зыбкий сон, не смущаясь, тревожа,
Входит грусть на заре египтянкой –
На богиню Исиду похожа
Горделивой, надменной осанкой.

       Словно стон из душевного лона,
       Иль скупая мольба о пощаде…
       Свет проси у Творца! Фараона
       Беспокоят лишь корысти ради.

Максим неожиданно почувствовал перемену в своем настроении. Вдруг, само собой, ниоткуда возникло непреодолимое желание поехать в Московскую группу. Словно чей-то голос настойчиво позвал его издалека. Ему захотелось окунуться в дружественную атмосферу, пусть незнакомых пока, но объединенных одним намерением людей.
       «А что, возьму и отправлюсь! Сегодня суббота, значит, все возвращаются оттуда и проблемы уехать не будет. Сейчас куплю билет по дороге в Университет, проведу семинар и махну, не заходя домой!».

       Небольшой старинный двухэтажный особнячок на Малой Дмитровке с виду выглядел обшарпанным и неказистым. Поднимаясь по витой лестнице, Максим обдумывал, как ему себя рекомендовать, однако делать этого не пришлось. Первым человеком, кого он встретил в коридоре, был идейный руководитель Центра Миша Всеславский, в миру именуемый начальником производства.
       - Привет, - сказал Миша, протягивая руку, - давно приехал? Как там Сенька? Что нового в Хайфе? Я съемочную группу встречаю, проходи в обеденный зал. Ты голодный? Сегодня интервью с одним ученым, как раз по твоей части, поможешь? Надо по тексту пробежаться, чтобы все грамотно было. Сейчас народ встречу и подошлю к тебе редактора нашего.
       Максим вздохнул с облегчением, - темп, в котором задавались вопросы, не предполагал ответов, и ему не пришлось краснеть за свою нерадивость. Он прошел в направлении, указанном Мишей, и очутился в небольшой столовой, причудливой конфигурации. Сначала Максиму показалось, что там никого нет, но за еще одним поворотом стены он увидел молодую женщину, убирающую со столов использованную посуду. Его это не удивило, здесь, как и во всех остальных Центрах, у женщин было принято добровольно приезжать, чтобы готовить еду на всю группу и следить за чистотой в помещениях.
       - Здравствуй, - приветливо сказала ему женщина, как старому знакомому. – Есть будешь? Сегодня обалденные оладьи из пшенки и суп гороховый. Сейчас я тебя покормлю. Садись, вон, туда, я там уже убрала.
       - Я тебя где-то видел, напомни, - озадаченно произнес Максим, пытаясь попасть в ее тон. – Есть, действительно, хочется.
       - Мы в Академии встречались на прошлый Песах, я приезжала в Петах-Ткиву.
       - Да-да, припоминаю…, только имя запамятовал, извини.
       - Скажи, ты уже полюбил каббалу?
       - Ну-у…
       - А семья у тебя есть?
       - Да-а…
       - Сколько деток?
       - Дочка…
       - Вы давно женаты?
       - Около двух лет…
       - Здорово, я бы тоже очень хотела иметь детей, много, это так здорово, когда у человека большая семья! Меня Ульяна зовут, можно просто Уля.
       - Ульяна мне больше нравится, - смущенно улыбнулся Максим, уткнувшись в тарелку, словно не решаясь смотреть на ее милое в ямочках лицо.
       - Максим, поторопись, мы тебя ждем в классе, - услышал он голос Михаила.
       - Спасибо, все было очень вкусно…, еще увидимся…, - пролепетал Максим, поднимаясь из-за стола.
       - Конечно! – Тоном, не допускающим ни малейшего сомнения, отозвалась Ульяна, - я каждый день здесь. А ты насовсем приехал? Всей семьей?
       - Нет, семья пока осталась в Израиле, они попозже…
       - А! Значит, кормить тебя некому! Придется взять над тобой шефство! Чур, я первая!

       Максим сразу включился в кипучую деятельность Центра, интуитивно подстраиваясь под драйв, задаваемый Михаилом, который зорко следил за тем, чтобы никто из присутствующих не оставался без дела.
       Субботний вечер пролетел незаметно, наполненный интересным общением и реальной работой. Максим почувствовал прилив сил, некое возвышенное возбуждение, хотелось что-то делать, быть полезным, помогать всем и каждому. Миша быстро ввел его в курс дела, и дал на редактирование научную часть материала книги Учителя, которая готовилась к изданию в самое ближайшее время.
       - Посмотри, пожалуйста, все, что касается квантовой физики.
       - Механики, - машинально поправил Максим.
       - Вот, видишь, ты уже в теме, - засмеялся Миша, - мы же не спецы. Давай, трудись. Вон, компьютер свободный. Переночевать есть где, свободных матрасов полно. Урок начнется, как обычно. Я пока отъеду по делам.

       Внимательно просмотрев текст и внеся необходимые поправки, Максим отправился на лестницу покурить. Там, на крохотном круглом стульчике с этой же целью примостилась Ульяна.
       - Устал? – Спросила она с искренней заботой в голосе. – Совсем не спал?
       - Я в автобусе по дороге сюда подремал два часа, так что, ощущаю себя вполне бодро, - доверительно поведал Максим и почувствовал, что краснеет, растроганный заботой молодой женщины. Он так давно не испытывал ничего подобного, что ему уже начало казаться, будто и женат-то никогда не был.
       - У тебя дырка на рукаве, - деловито заметила Ульяна. – Давай сюда свитер, пока у вас идет урок, я зашью. Под микроскопом не разглядишь! Знаешь, как я ловко штопаю!
       - Неудобно, как-то, - отбрыкивался от ее пристальных забот Максим, опять чувствуя, что краснеет.
       - Давай, говорю! Ничего неудобного тут нет. Походишь пока в одной рубашке, у нас тут тепло, не простудишься.
       Максим покорно стянул с себя видавший виды свитер и смущенно подал его Ульяне. Руки их встретились, и Максим вдруг понял, что еще немного, и он влип по уши…
       «Надо поскорее выбираться из этого омута!», - с ужасом подумал он, решительно потушил сигарету и, резко развернувшись, пошел в класс.



       ПОВТОРЕНИЕ – МАТЬ УЧЕНИЯ
 
       Начался урок, и Максим совершенно успокоился.
       «Книга «Зоар» написана великим каббалистом РАШБИ, его настоящее имя Шимон бар Йохай. РАШБИ родился спустя 40 лет после разрушения Второго Храма, и был учеником особого мудреца своего поколения Акивы, который сказал о нем: «Я и Творец знаем твою силу». Особенно близок стал РАШБИ к своему Учителю, когда римляне заключили последнего в тюрьму за распространение Торы, и после того, как из двадцати четырех тысяч учеников Акивы в результате эпидемии чумы в живых осталось всего пятеро. От них и продолжился великий многовековой поток каббалистов. Шимон бар Йохай – один из них, сам Акива уполномочил его передавать далее полученные им знания.
       В довольно молодом возрасте Шимон женился, и от этого брака родился его великий сын Элиазар. О нем Шимон бар Йохай сказал: «Вижу я духовно поднимающихся, но немного их. Если тысяча их – я и сын мой из них. Если сто их – я и сын мой из них. Если двое их – я и сын мой эти двое».
       В последующие годы Шимон бар Йохай занимает ведущее место среди мудрецов своего поколения. После того, как Акива был заключен в тюрьму, Шимон был вынужден бежать и скрывался в течение тринадцати лет в пещере у деревни Пкиин. В течение этого времени, живя в пещере, питаясь плодами рожкового дерева и водой из расположенного рядом источника, Шимон со своим сыном постигли все 125 ступеней духовного возвышения.
       «Зоар» повествует, что Шимон бар Йохай и его сын достигли уровня ступени пророка Илии, и потому говорится, что сам пророк являлся к ним, чтобы учить их. После выхода из пещеры, сказанное в книге «Зоар», считалось «превосходящим все, что может быть достигнуто человеком», а сам РАШБИ был назван – «святая свеча», так как поднялся до уровня души Моисея.
       Великий продолжатель РАШБИ каббалист АРИ - является наследником (следующим получателем) его души, и в своих книгах он указывает на это, говоря, что душа Шимона бар Йохай, в свою очередь, была возвращением души Моисея и облачилась в Шимона для исправления. О постижении Шимоном души Моисея, слиянии с ней и познании высшего знания повествуется в части книги «Зоар», называемой «Верный поводырь».
       РАШБИ говорил: «Могу я освободить весь мир от суда со дня моего рождения до сего дня. А если со мной мой сын, то можем мы вместе освободить весь мир от суда со дня творения до сего дня. А если с нами Йотам бэн Азияу – со дня сотворения мира и до его конца».
       После того как приговор суда был снят, Шимон бар Йохай основал свою школу, где обучал каббале и писал книгу «Зоар», раскрыв то, что со времени вручения Торы запрещено было делать достоянием гласности. Однако для того чтобы записать все тайны Торы, он обязан был изложить их в засекреченном виде. Поэтому РАШБИ попросил своего ученика Аба изложить его мысли, который, согласно свойству своей души, мог передавать духовные знания в тайном, скрытом, иносказательном виде, «ПОТОМУ ЧТО ДОЛЖНА БЫТЬ СКРЫТА КНИГА «ЗОАР» ДО ПОКОЛЕНИЯ, БЛИЗКОГО К ПРИХОДУ МАШИАХА, ЧТОБЫ, БЛАГОДАРЯ ИЗУЧЕНИЮ ЭТОЙ КНИГИ, ВЫШЛО ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ИЗ СВОЕГО ДУХОВНОГО ИЗГНАНИЯ». Поэтому Аба записал учение Шимона бар Йохай на арамите, являющемся обратной стороной иврита.
       Как пишет АРИ, создание книги «Зоар» в тайном виде оказалось возможным потому, что душа Аба исходила из окружающего света, а не из внутреннего. Потому он и смог изложить самые высокие знания в иносказательной форме, в виде простых рассказов.
       РАШБИ прожил около 80 лет и умер, окруженный своими учениками и всенародным признанием. Этот день отмечается как праздник света. Тело Шимона бар Йохай погребено в пещере горы Мирон. Книга «Зоар», как впоследствии сочинения АРИ и др. каббалистов (очевидно, такова участь всех истинных духовных сочинений), была скрыта со дня своего написания около восьмисот лет в одной пещере, недалеко от Мирона, пока один араб не нашел ее и не продал случайным прохожим как оберточный материал.
       Часть оторванных листов попала в руки одному мудрецу, который смог по достоинству оценить написанное, и в итоге своих поисков отыскал много листов в мусорных ящиках или перекупил у торговцев, продававших пряности, которые использовали страницы книги «Зоар», как оберточный материал. Из найденных страниц и была собрана та книга, которая известна нам сегодня.
       В течение многих веков, с того времени и до наших дней не утихают споры философов, ученых и прочих «мудрецов» об этой книге. Дело в том, что только каббалист, то есть, человек, духовно поднявшийся на соответствующую ступень, постигает то, о чем говорится в этой книге. Для остальных, - непосвященных - она выглядит как сборник повествований, историй, древней философии. О книге спорят только те, кто ничего в ней не понимает. Для каббалистов же ясно одно – книга РАШБИ является самым великим источником высшего постижения, переданным Творцом людям в этот мир.
       Хотя книга «Зоар» написана в IV веке, но полный комментарий на нее смог сделать лишь Йегуда Ашлаг в 30–40-х годах нашего века. Причина сокрытия книги «Зоар» с IV по XI век и отсутствие на нее полного комментария в течение 16-ти веков объясняется в «Предисловии к книге «Зоар».
       Йегуда Ашлаг назвал свой комментарий «Сулам» – лестница, потому что, изучая его, человек может подниматься по духовным ступеням постижения высших миров, как по лестнице в нашем мире. После выхода в свет комментария «Сулам» Йегуда Ашлаг получил звание «Бааль Сулам» (Хозяин лестницы), как принято среди мудрецов называть каббалиста не по имени, а по его наивысшему достижению.

       Максим слушал урок с огромным удовольствием, хотя знал этот материал уже давно. Он ловил каждое слово, но в какой-то момент вдруг мысленно перенесся в пещеру РАШБИ, куда его впервые привел Шимон, и повел со старцем свой привычный диалог.
       «А что было бы с человечеством, если бы исполнилась воля РАШБИ, и книга Зоар не раскрылась раньше времени, которое он указал?».
       «Оно пошло бы в своем развитии совершенно иной путь, избежало бы множества ошибок и искривлений, но самый большой вред был причинен каббале. Великое знание было искажено, перетолковано в угоду невеждам. На ее основе выросло множество мистических и вульгарных лжеучений, религиозных и философских доктрин, мифов и легенд. Оттого теперь так трудно объяснить людям истинное предназначение этой древней науки, цель которой – дать человеку четкий ответ на вопрос, для чего он существует. Это – чистый эксперимент, но доступный каждому».
       «Почему же необходимо было скрывать ее столько веков? Делать достоянием очень незначительного числа последователей?».
       «Эгоизм должен был развиться полностью. Созреть. Потому она и передавалась из уст в уста, от учителя к ученику. Теперь час настал. У человечества появилось желание не только узнать о ней, но и применить эти знания.
       Ведь для того чтобы исследовать наш мир, ощутить скрытую область мироздания, необходимо развить в себе шестой орган чувств, получить экран, защиту от эгоизма».
       «Я не уверен, что это необходимо каждому…. Зачем обывателю знать об устройстве мироздания?».
       «Каббала может послужить средством исправления человека. Если он будет знать, почему мир так суров к нему, так жесток, то захочет понять, как добиться гармонии с ним. Любой человек должен иметь представление о том, каким образом лично он влияет на окружающую действительность своим внутренним «я». Так же, как он знает закон всемирного тяготения или трения и не нарушает их».
       «А что произойдет, если человечество не уложится в сроки, указанные древними каббалистами?».
       «Да, мы, действительно, сильно запаздываем…, чудес на свете не бывает. Если мы не начнем исправление, может случиться все, что угодно, третья и четвертая мировые ядерные войны…, тогда от человечества останется лишь небольшая горста людей, но они все равно совершат программу творения. Дело тут не в количестве тел, а в качестве душ, которые включают в себя все души системы Адам Ришон, и они должны достичь наивысшего уровня существования, запрограммированного природой. Конечная цель предопределена, и она – абсолютно благоприятна, но зависит это от воли самих людей. И только! Именно сейчас можно сделать выбор, каким путем продвигаться к ней – добрым или жестоким».
       «А почему, в таком случае, не возвращается в наш мир та душа, которая воплощалась во все ключевые моменты истории развития общества, чтобы скорректировать его?».
       «А ты уверен, что эта душа сейчас не с нами? Однако ни один каббалист, даже самый великий, не может заранее просчитать путь, по которому в настоящий момент пойдет развитие человечества».
       «Но почему же, почему, ведь цель творения предопределена!?».
       «Потому что путь развития человечества определяется его свободной волей. Каббалисты говорят о вариантах развития, о последствиях, которые могут возникнуть в результате того или иного воздействия на природу. Однако выбор пути неизвестен, и спрогнозировать его невозможно, ибо он зависит только от нашего свободного выбора, как я уже сказал».

       Возвращаясь к действительности, Максим вдруг поймал за хвост шальную мысль, помимо его воли пришедшую ему в голову:
       «А что, если я смогу помочь человечеству сделать правильный выбор!? Может быть, тот прибор как раз, и предназначен именно для этой цели…, по крайней мере, я могу собрать его и испытать на себе…».
       

       ПРИРОЖДЕННЫЕ АЛЬТРУИСТЫ

Максим «вернулся» на урок точно к его окончанию и застал заключительные слова Учителя:
«Все люди, живущие на земле, необходимы друг другу, потому что в иной области Мироздания, в духовном мире они являются единым целым. Там наши частные души представляют собой абсолютно полное единство, слитое в общую душу. Только наше нынешнее эгоистическое представление о себе отделяет нас друг от друга. Мы чувствуем себя разрозненными, не знаем, не ощущаем один другого, но если бы мы убрали эту эгоистическую оболочку, эту скорлупу, кожуру, облекающую нас, то постигли бы, насколько связаны. Сама природа подталкивает нас к тому, чтобы «выйти за свои пределы» и начать относиться друг к другу по древнему закону «возлюби ближнего, как самого себя».

Максим вышел из классной комнаты последним в компании паренька, с которым оказался рядом за столом.
- Есть хочется, - пожаловался новый знакомый. – Я всегда после занятий голодный, как волк. Пойдем, женщины, наверное, уже накрыли. Сегодня Ульянка дежурит, она так вкусно готовит! Вообще, удивительный человечек, я вас познакомлю. Вот, кто, действительно, служит иллюстрацией формулы «возлюби ближнего, как самого себя»! Все замечает, все видит и сразу кидается помогать, не дожидаясь просьбы.
- Да, такие люди – сейчас большая редкость, - отозвался смущенно Максим. – Я ее уже видел, она даже взялась заштопать мой свитер…
- Ты, небось, сразу решил, что она тебя охмуряет, - засмеялся паренек, - я первый раз тоже так подумал. Но ведь ты знаешь, что в любом обществе во все времена рождается на свет примерно десять процентов абсолютных альтруистов. Просто они нам редко попадаются в жизни. Ульянка как раз из их числа. Вон, она тебе рукой машет, наверное, свитер твой уже отремонтировала.
В этот момент Ульяна подошла к ним и протянула Максиму пакет.
- На, готово. И ничего личного! - Звонко рассмеялась молодая женщина, плеснув на него голубизной огромных лучистых глаз.
Максим устыдился своих дурных мыслей, поблагодарил ее и пошел за стол следом за новым товарищем.
- Ты давно из Хайфы? Кажется, я тебя там встречал в свой последний приезд.
- Порядком, - не очень охотно отозвался Максим.
- А чего в Центре не появлялся? Я тебя первый раз вижу.
- Понимаешь, я сейчас в какой-то потенциальной яме, как у нас физики говорят. Ничего не хочется.
- Бывает. Главное, не придавать этому слишком большого значения. Я уверен – ты выберешься.
- Да, вытяну себя за шиворот, как барон Мюнхгаузен, - грустно улыбнулся Максим.
- На конгресс в феврале поедешь? Тогда запишись, а то визы надо оформлять, билеты покупать, пока на них действует скидка.
- Поеду. – Неожиданно для себя твердо сказал Максим, случайно встретившись взглядом с Ульяной, сидевшей почти напротив. – У меня семья в Израиле.
- Тогда тебе проще…
«И ничего-то мне не проще, - подумал Максим. – Сложнее не бывает…».

Максим, наверное, очень бы удивился, если бы узнал, что в квартире его соседа Вахонина тоже идут разговоры об эгоизме и альтруизме.
- Как это вы не знаете, зачем он поехал в Москву? – Негодовал Игорь Павлович, - вы должны это знать! А вдруг он отправился на встречу с резидентом?
- Да, бросьте вы, ничего я вам не должен! – Активно отбивался Тихон Федорович, - можно подумать, что на окладе в вашем ведомстве состою! Даже, если бы и с резидентом, так он мне об этом и доложит. Ну, не смешите вы народ, какой из Волкова агент иностранной разведки! Может, хватит в шпионов играть, я понимаю, вы соскучились по живому делу, да, и отличиться хочется на старости лет.
- Нам сигнализировали проверенные люди, - не унимался чекист, - и потом, у меня на такие дела чуй! Ведет он себя странно.
- И в чем же это выражается? Два месяца за ним наблюдаю, и ничего странного в его поведении не заметил, кроме того, что баб к себе не водит и до полусмерти не напивается.
- Я не могу вам сказать всего…, это конфиденциальная информация…, полученная от нашего резидента в Израиле.
- Врете вы все! – Засмеялся Вахонин, - если бы дело обстояло так, то им бы ваше Главное Управление занималось. А тут – сплошная самодеятельность. Примстилось вам что-то, ил выслужиться хотите на старости лет, шпиона поймать. Вот, и следите за ним сами, а я умываю руки! Или платите, как положено осведомителю, за границу бы, по крайней мере, куда-нибудь послали на свой счет в качестве компенсации за издержки, как в прежние времена. А то хотите и рыбку съесть и в поезд сесть. Я тоже уже не мальчик, чтобы задаром париться, а по любви на вас работать, так, это убеждения нужны, мне такой патологический альтруизм не свойственен.
- Да, я понял, что вы эгоист чистейшей пробы. Все-то у вас как в том анекдоте: сантехник Фенюкин прочитал «Фауста» и решил продать душу дьяволу за квартиру на Кутузовском, но дьявол сказал, что за такую неходовую валюту квартиру в этом районе не купишь, и как обычно предложил бессмертие.
- Дьявол хоть что-то предложил! – Усмехнулся Вахонин, - а я, если погибну, работая на вас, то даже в списки безымянных героев не попаду, кто я? Мелкая сошка! Словом, так: или вы мне компенсируете все мои издержки, или я вас больше знать не знаю. Если этому делу дан официальный ход, то должно быть и финансирование. А если это любительские игрища, то без меня. Не буду больше даром работать!
- Да, поймите вы, как только появится хоть малейшая зацепка, я смогу убедить начальство, чтобы все было официально. Пока, кроме моих догадок и подозрений, мне предъявить нечего. Ездил я уже в контору…, - неохотно признался Игорь Павлович.
- Представляю, куда вас там послали, - цинично засмеялся Вахонин, - наш Институт уже давно не является сверхсекретным объектом Министерства Среднего Машиностроения! На научные-то разработки денег не допросишься, а уж на шпионские страсти и подавно! У нас и раньше-то, к слову сказать, красть было нечего, разве что – мозги, а уж теперь…, и тех нет, по заграницам разбежались. Пора вам понять, Игорь Павлович, что те светлые времена безвозвратно миновали.
- Именно это меня настораживает больше всего! Волков ведь свободно мог там остаться, а он возвращается. Зачем я вас спрашиваю?
- Конечно, за сверхсекретными разработками ИФВЭ! Зачем же еще? У нас ведь тут одно гениальное открытие за другим совершается, и все стратегического значения, обхохочешься!
- И все-таки, Тихон Федорович, если что-то заметите, или вам покажется странным поведение Волкова, пожалуйста, не в службу, а в дружбу, сигнализируйте мне немедленно, - буквально, взмолился Игорь Павлович. – Ведь это такая удача, что подозреваемый ваш сосед и хороший знакомый…, а я уж, чем смогу…, ведь столько лет вместе…, плечом к плечу боролись, так сказать, искореняли…
- Ладно, черт с вами, - миролюбиво согласился Вахонин, - если замечу что-то, порочащее высокое звание советского ученого, - стукну. Просрали страну, а теперь ноете. Раньше надо было шпионов ловить и не здесь, а повыше…, да, руки коротки оказались, или думали, что вам самим это выгодно, все, мне в церковь пора к обедне! И пиво свое заберите, у меня от такой дешевки изжога, язву, между прочим, по вашей милости нажил, или вы уже не помните?
- Помню, помню, мы вас, если дело выгорит, в наш ведомственный санаторий…, как раньше…, вас там подлечат…
«Подозрительно он себя ведет! – Подумал Игорь Павлович с досадой, выходя из квартиры Вахонина, - хорошо, если цену себе набивает…, уж, не в сговор ли вступил с подозреваемым? Он же за копейку в церкви…, прости Господи. А у того-то, поди, денег – куры не клюют, Массад – организация богатейшая. А что если телефончики и этого хмыря на прослушку поставить? Уговорю как-нибудь ребят из Горотдела, помогут по старой памяти бывшему шефу…».



       ПРИЧУДЫ ВООБРАЖЕНИЯ

- Тебе куда? Могу подбросить, я на машине, - предложил Максиму новый знакомый.
- Хотел навестить матушку своего одноклассника, спасибо, она тут недалеко живет, я пешком доберусь.
- Ну, тогда – бывай, до следующих выходных! Снегу-то сколько за ночь навалило, представляю, что сейчас на дорогах творится…, наши коммунальные службы теперь завели новую моду, поливают улицы реагентом. Эта гадость, когда на ветровое стекло попадает, образует вязкую пленку – ни один стеклоочиститель не берет. Я на той неделе до двенадцатого кругооборота нашего мэра проклял, чуть в кювет не улетел. Нет, Москва стала – чистый Вавилон. Хочется сбежать, да некуда, разве что, на другой глобус.

- Что я! Живу по-стариковски, - кокетливо засмеялась Виктория Юрьевна. – Оставила себе в МГУ пять часов в неделю, ноги болят. Романы, вот, навострилась писать от скуки. Дохода, правда, они не приносят…, я их выкладываю в Интернет. Зато удобно, тираж самой пристраивать не надо и сразу видно, сколько человек прочитало. Даже отзывы иногда пишут, кое-кто ругает, на чем свет стоит, а мне и это важно.
- Помнится мне, что печально известный критик Гомера Зоил был сброшен со скалы за необоснованные придирки к великому поэту, - засмеялся Максим, - так что, виртуальные критики тоже ничем теперь не рискуют, вякают себе тихонечко на сайте и остаются совершенно анонимными и безнаказанными…
 - Ну, чтобы твои критики прославились, надо самому быть Гомером! Скажи, пожалуйста, зачем ты притащил такой огромный торт? Пожилой даме его же и за месяц не одолеть! Тебе чай или кофе?
- Чай, если можно, у вас, помнится, всегда чай был отменный, с жасмином. Мне тут тоже предложили на кафедру астрофизики перебраться…, вот, думаю…, размышляю, а вы, что посоветуете?
- Да, что тут думать-то! Соглашайся, конечно!
- А как там дипломат наш поживает? В гости не собирается?
- На Рождество обязательно. У них вакации десять дней. Обещал непременно быть.
- Где он сейчас?
- В Германии, какие-то дела с Бахрейном организует, вот, приедет, сам у него спросишь, я вечно путаю.
- С Бахрейном? – Напрягся внутренне Максим, - а, так вот, откуда в вашем романе появилась легенда о зеркале! А я-то все гадал, где вы могли ее слышать? Расскажите, пожалуйста, подробнее, что вам еще об этом известно!
- Вовсе нет, не угадал, - возразила Виктория Юрьевна, - эта легенда описана в одном известном произведении, я ее, грубо говоря, содрала, но уж больно она кстати там пришлась. Ты же помнишь, наверное, я всегда увлекалась разными эзотерическими учениями, особенно, индуизмом. Ну, и читала все подряд…
- Да, да, припоминаю, вы в Индию несколько раз ездили, только мы тогда глупые были, мало обращали внимания на интересы взрослых.
- Ладно, что мы все обо мне, да обо мне. Скучно это, напоминает встречу с читателями. Тебе осталось только вежливо поинтересоваться, каковы мои творческие планы? У тебя-то что? Расскажи, мы ведь лет десять с тобой не виделись. Ты мне писал, что работаешь в Хайфе, и больше я ничего не знаю.
- У меня ничего интересного, - голос Максима сразу стал тусклым, - вернулся, вот, по окончании контракта, жена с дочкой пока там остались, с ее родителями теперь живут. Не захотела она в Россию ехать. Я сначала обиделся очень, а теперь понимаю, что, может, она не так уж и не права была…
- Чем занимаешься? Физика-то нынче уже не в чести, насколько я понимаю…
- В Институте на полставки и преподаю…
- А помимо этого? Не верю, чтобы Макс Волков удовлетворился каким-нибудь рутинным делом! Наверняка, что-то еще тебя сильно занимает, рассказывай, давай все, как на духу!
- Каббалу изучаю, - осторожно проговорил Максим, - правда, сейчас немного сошел с круга, но думаю вернуться…
- Каббалу?! Боже, как интересно! Всегда мечтала до нее добраться, но мне она почему-то кажется очень сложным учением, несколько умозрительным. Или они тщательно скрывают свои техники, в отличие от индусов и суффиев.
- Да, раньше она, действительно, была тайной наукой, - Максим понемногу оживлялся, видя неподдельный интерес собеседницы, - ее знания передавались от учителя к ученику, из уст в уста, что называется, тщательно оберегались от посторонних, непосвященных, и прежние методики создавались для одиночек, но со времени АРИ все изменилось. А, начиная с 1995 года, каббала вообще стала открываться для всех желающих ее постичь. Сейчас даже вышел учебник в двух томах для начинающих. По нему можно самостоятельно заниматься, но я вам скажу по собственному опыту, что каббалу в одиночку одолеть трудно. Необходим инструктор. А лучше всего записаться в группу.
- И все же, объясни, у них есть медитации какие-нибудь, практики? Как происходит прорыв в духовное измерение? Что – сидишь, читаешь тексты, слушаешь лекции и все? Можешь прорваться? Что-то я не очень понимаю, как это происходит…
- Здесь много всяких тонкостей…, зависит от корня твоей души и еще от целого ряда вещей, но, в целом, можно объяснить так. Существует, так называемый, Высший свет, некая Высшая энергия, под постоянным воздействием которой мы находимся. Эта самая Высшая энергия переполняет, затопляет тебя, твое желание получать, потому что Творцом, или Природой ничего, кроме эгоистического желания получать, создано не было. Если человек достаточно развит и уже готов устремиться в духовное, у него возникает точка в сердце, крохотная искорка Творца. Ее можно представить в виде внутреннего сосуда, который в каббале называется кли. Так вот, Высший свет своим постоянным давлением, силой меняет его, уподобляя себе. То есть, изменяет эгоистическое желание, трансформирует в альтруистическое.
- А мы как-нибудь ощущаем это давление Высшего света? Ведь не все так чувствительны, чтобы воспринимать внешнее воздействие, пусть даже благотворное!
- В жизни мы ощущаем это давление, как обязательства, в которые постоянно погружены.
- Как же следует себя вести, чтобы не испытывать негативных ощущений?
- Допустим, ты с настоящего мгновения соглашаешься с этим, принимаешь, как данность, и готов измениться в соответствии Высшему свету, уподобиться ему, тогда давление со стороны этой силы, этой Высшей энергии, ты уже воспринимаешь, как помощь, меняя восприятие на противоположное, полярное.
- Стало быть, насколько я поняла, в Мироздании существует только свет и сосуд для его получения?
- Совершенно верно! И сосуд следует уподоблять свету. Тогда ты не будешь испытывать негативных ощущений. Точнее, они будут проходить через тебя очень быстро, и ты начнешь меняться.
- Да, очень интересная концепция! А что в результате? Каков итог такого процесса?
- Ты полностью уподобляешь свое желание получать Высшему свету и из получающего становишься отдающим, как он.
- То есть, каббала дает человеку шанс стать равным Богу? Но этого нет ни в одной религии, ни в одном учении! В лучшем случае ты можешь рассчитывать ни то, что умертвишь свою плоть, снизишь потребности, искоренишь желания до такой степени, что ощутишь нирвану, то есть, полностью избавишься от мирских «хотелок», но чтобы полное подобие свойств! Этого нет нигде…. Знаешь, Макс, я тебе очень признательна за такую информацию. Без тебя я бы никогда об этом не узнала. Ты скажешь мне, где находится ваш Центр по изучению каббалы? Обязательно туда поеду, надеюсь, там нет возрастного ценза?
- Что вы, Виктория Юрьевна, моя Таисия Петровна в восемьдесят лет отправилась изучать каббалу! Вы не поверите, и стала таким ярым адептом, не мне чета!
- Макс, а почему тебя так заинтересовала легенда о зеркале? – Спросила хозяйка, уже провожая его в прихожей, - она, кажется, ни каким боком с каббалой не соприкасается…, или ты предполагаешь, что за ней что-то конкретное стоит? Поделись, мне жутко интересно!
- Может быть, и не стоит…, - ответил задумчиво Максим, - как-нибудь поделюсь с вами одним своим соображением, как физик с физиком, но это разговор долгий, не «на лестнице», а сейчас уже поздно, хочу успеть на последний автобус, я же свою квартиру сдал, так что, ночевать мне в Москве негде.
- Оставайся, пожалуйста! – Искренне предложила Виктория Юрьевна, - места полно, я только рада буду. Мы еще не обсудили твою научную работу в Хайфе, ты же понимаешь, что мне очень интересно то, чем вы там занимались, я ведь последние годы была с этим же самым связана. Конечно, в моем преклонном возрасте уже пора бы сделаться серьезной матроной, но я почему-то до сих пор с удовольствием кидаюсь во всякие авантюры…
- Спасибо, возможно, я когда-нибудь вас обеспокою своим вторжением. Вот, тогда и наговоримся досыта. А на счет возраста – это вы бросьте! Как отвечала моя незабвенная Таисия Петровна, когда ее спрашивали, сколько ей лет: «Мне ближе к сорока, чем к тридцати…».

«Как странно все складывается, - думал Максим, выходя от Виктории Юрьевны, - легенда о зеркале, Бахрейн, лаборатория в МГУ на той же кафедре. Грех упускать такие возможности, век себе не прощу! Поеду на конгресс, обязательно попытаюсь убедить Шимона, позволить мне провести эксперимент! Физик я или нет, черт побери! Надо будет все же обсудить с Викторией мои догадки, она – тетка умная, может, что-то дельное подсказать. И потом, - астрофизик с огромным стажем, профессор МГУ…».


       ЧТО-ТО ТЫ СОВСЕМ ОБНОСИЛСЯ, ВОЛКОВ!

- А, вернулся, наконец, бродяга! – Воскликнул Вахонин с явным облегчением, встречая Максима в прихожей его квартиры. – Мы с ребятишками уже волноваться начали, куда это наш хозяин запропастился?
- Что-то я не помню, чтобы пускал тебя на постой, - с досадой воззрился на него Максим. – Ты теперь тоже у меня живешь?
- Ну, и видок у тебя! – Пропустил сосед мимо ушей его колкость. – Не бритый, не чесаный, помятый весь какой-то, глаза красные, как у кролика, джинсы – на помойке можно приличнее найти, ей-богу! Ты себя в зеркало давно видел? У тебя есть приличная одежда или ты совсем обносился?
- Что ты ко мне пристал! – Взорвался, наконец, Максим. – Ступай к себе, я не спал двое суток, а тут ты еще со своими нравоучениями! Хоть совсем домой не приходи!
- Нет, ты сначала отчитайся перед нами, где ты двое суток шатался? – Не думал сдаваться Тихоня, зная, что его усилия хорошо оплачиваются. – Пусть отчитается, правда, ребятишки?
- Ладно вам, что пристали к человеку, - урезонил Вахонина Юра, - говорят же вам, - устал. Чаю хотите, Максим Сергеевич?
- Нет, спасибо, Юрик, душ приму и спать.
- И джинсы постирай, - опять ввернул Тихон Федорович, - а то на эти – смотреть страшно, в чем к студентам завтра пойдешь? Неужели в них же? Сменные-то есть у тебя или нет?
- Отвяжись, а, по-хорошему тебя прошу. Все у меня есть. В сумке где-то, надо поискать. Иди к себе, добром говорю!
- Нет, я хочу убедиться, что ты их, действительно, найдешь, а эти постираешь. С места не сойду, пока не увижу, что тебе есть во что переодеться!
- Хорошо! Только чтобы от тебя отвязаться! – В сердцах воскликнул Максим и пошел в свою комнату. – На, смотри, заботливый ты мой!
Он рывком открыл молнию, вытащил из сумки лежащие сверху джинсы и потряс ими перед лицом Вахонина.
- Убедился? Все, можешь отчаливать, няня. Что тебе еще показать, чтобы ты отстал, наконец? Может, устроить полную демонстрацию моделей моей одежды? Еще футболки есть, шорты, рубашки и костюм, трусы, майки. Хочешь лично удостовериться? Прошу! Вон, сумка, проверяй!
- Ты чего…, - оторопел от такого напора Вахонин, - я же забочусь о тебе…
- А я тебя просил? О себе бы лучше заботился…

Когда назойливый сосед, наконец, убрался восвояси, Максиму стало неловко за свой взрыв, он и сам не ожидал от себя такого грубого отпора. Лежа в ванной, и вспоминая подробности прошедших выходных, Максим озабоченно подсчитывал количество своих «грешников».
«Да, неплохо я потрудился, если такая гвардия выкатила наружу! – Констатировал он с удовлетворением. - Наорал зачем-то на Тихоню…, он, конечно, липучка, но надо было как-то потактичнее…, а то, буквально, выгнал его взашей. Ладно, завтра извинюсь, только ему ведь не объяснишь, что, забравшись наверх, тянет плюнуть вниз, как метко подметил наш знаменитый сатирик. А что там за коробка деревянная под джинсами лежала? Что-то я не помню, чтобы брал ее с собой…, хотя сумку собирала Мири. Когда я вернулся от Шимона, ее и Таськиных вещей в доме уже не было, а мои она складывала без меня, я даже в сумку не заглядывал. В записке так и было написано: «Твои вещи я сложила, кажется, не забыла ничего…». Мне проверять и в голову не пришло. Да, и не до того как-то было…. Странно, что за футляр? Может, Сенька что-то засунул в качестве сюрприза. Он же и подумать не мог, что я не удосужусь сумку разобрать столько времени, ждет, наверное, моей реакции. Сейчас выйду из ванной и обязательно посмотрю, что там такое…, нет, завтра, успею еще, спать хочется дико! Никуда сумка не денется, столько времени не открывал, а уж до утра как-нибудь доживу без сюрпризов».

«Нет! Это же надо быть таким пентюхом! – Возмущался в своей квартире Вахонин, наливая с досады рюмку коньяка, - даже не взглянул на футляр! Мне его с порога видно было, а ему – хоть бы что! Одно хорошо, сумку он не закрыл, значит, есть вероятность, что заметит, в конце концов. Только как я об этом узнаю? Придется еще раз залезть в его комнату и посмотреть, достал или не достал. Ведь не оставит же он кинжал на прежнем месте! По идее, должен спрятать от чужих глаз. Значит, так: если в сумке его не окажется, то нашел и убрал подальше. Тогда будем ждать его реакции. Завтра попробую изловчиться и проверить, а то мой работодатель уже нервничает…, хорошо, что я снял слепок с Юриных ключей и заказал комплект, а то чего доброго, Волчара меня больше к себе в дом не пустит!».

Все утро Тихоня не отходил от дверного «глазка», дожидаясь, словно кот у мышиной норы, когда Максим отправится на работу, а ребятишки в Университет. Наконец, желанный миг настал, и все обитатели один за другим покинули квартиру. Тихон Федорович выждал приличествующее время, вынырнул из своих дверей, прислушался, и привычным жестом открыв замок, проник на чужую территорию.
«Нет! Вы только посмотрите на этого разгильдяя! – Чуть не задохнулся от возмущения Вахонин, увидев за дверью открытую сумку, на которой валялись джинсы, буквально, силком стянутые с Волкова накануне вечером. – Ну, не знаю, как еще его вынудить найти футляр, ведь не известно, сколько времени они могут тут пролежать у такого грязнули! Что же делать? Соглядатая в доме у меня нет, вот, что плохо…, кого бы мне вербануть, Юру или Антона? Все никак не решу…, Юра, вроде, попроще, из Сибирской глубинки, родители не помогают почти. Антон, - тот с духовными запросами, к нему не сунешься просто так, подход особый нужен, аргументация…».
Едва Тихон Федорович покинул квартиру, как из лифта вышел Юра.
- Доброе утро! Чужой конспект забыл! – Сообщил он, запыхавшись, соседу, - пришлось вернуться с полдороги, теперь на первую пару уж точно не успею. Странно, а почему у нас дверь не заперта? Я выходил последним и точно помню, что закрывал…, ничего не понимаю…
Он подозрительно воззрился на Вахонина, и только сейчас увидел у него в руках ключ.
- А я, вот, вышел – смотрю, на полу возле вашей квартиры ключ валяется, - ни мало не смутившись, начал излагать тот свою легенду. - Ну, решил проверить…, представляешь, - подошел. Вечером, думаю, зайду и отдам…, а тут – такая удача, ты возвращаешься.
Юра пробуравил пожилого господина инквизиторским взглядом и грубовато произнес:
- Тихон Федорович, я вас, конечно, уважаю, но не могу понять, чего вы хотите от Максима Сергеевича? Думаете, не вижу, что вы за ним шпионите? Были бы вы помоложе…
- На дуэль бы вызвал? – Цинично засмеялся Вахонин, - потребовал сатисфакции? Ладно, давай поговорим откровенно. Пойдем ко мне.
Юра постоял несколько секунд в нерешительности, а потом махнул рукой и направился следом.
- Слушай сюда, пацан, денег хочешь заработать? – Спросил без церемоний Вахонин. – Скрывать не стану, Волков у нас под подозрением. Объяснять я тебе ничего не намерен и не обязан, сопли еще не высохли. Мне нужен помощник, свой человек в доме.
- Стукач, то есть? – Расставил все точки над «и» Юра.
- А хотя бы и стукач, - с вызовом произнес старший товарищ. – Я должен знать о Волкове все, каждый его шаг. Твои усилия будут хорошо оплачены.
- Значит, так: вы мне ничего не говорили, а я ничего не слышал, - побелев от возмущения, с твердостью произнес Юра. – Не бойтесь, я Максиму Сергеевичу ничего не скажу. Не хочу его расстраивать. Но при одном условии, что вы к нам больше приходить не будете.
- А если буду? Неужели ты думаешь, что он поверит в твой бред? Ты меня за кого держишь? Да, я тебе устрою небо в алмазах, щенок! Ты у меня получишь высшее образование! В армии не служил? Могу устроить! Не хочешь со мной работать – катись, а вот, пугать меня не советую. У тебя еще молоку на губах не обсохло. Все, пошел вон, проехали!
Вахонин открыл входную дверь и ударом в скулу вышиб Юру из прихожей.
- Попробуй только пожаловаться своему благодетелю, помни, что я тебе обещал! Нишкни!

Юра появился в Университете ко второй паре с кровоподтеком на скуле. Антон с удивлением взглянул на приятеля.
- Кто это тебя так отделал! Ты же за конспектом побежал…
- Тебе скажу, - едва двигая челюстью, шепотом произнес Юра. – Вахонин!
- Быть не может! За что? – Антон заметно побледнел.
Юра взволнованно пересказал все подробности утреннего пришествия у дверей квартиры и гневно добавил:
- Так что, стукач наш сосед. Шпионит он за Максимом Сергеевичем. У меня давно уже подозрения возникли, да фактов маловато было.
- Что будешь делать? Расскажешь Волкову?
- Нет, подожду пока, погляжу, как этот тип станет себя вести. Может, отвяжется, наконец…, ну, сам посуди, какой из Максима Сергеевича агент иностранной разведки! Он же весь, как на ладони! Я таких искренних и добрых людей вообще еще не встречал.
- Правильно, не говори ему ничего, зачем зря волновать человека, все же они старые приятели.
- А к тебе он, случаем, не приставал с таким предложением? – С подозрением спросил Юра.
- Пусть попробует только! Я его мигом отошью!

Вечером Антон позвонил в дверь квартиры Вахонина и, вежливо попросив разрешения войти, просто, без предисловий предложил ему свои услуги.
- Вы только точно проинструктируйте меня, что я должен делать, и еще: я хотел бы знать, сколько это будет стоить. Мне очень нужны деньги на новый ноутбук, самый дорогой, какой только можно у нас купить!
- Погодите, дети, дайте только срок. Будет вам и белка, будет и свисток! – Радостно продекламировал Тихон Федорович. – Куплю я тебе ноутбук. Значит, так, слушай меня внимательно, сынок…

«Одной проблемой меньше, - ликовал Тихон Федорович после ухода Антона, - правильно говорят, что необразованный человек на вопрос «Как найти площадь Ленина?» посоветует длину Ленина умножить на ширину Ленина, а образованный – взять интеграл по поверхности!».


       КНИГА «ЗОАР»

Войдя в квартиру, Антон услышал азартное возражение Юры. Он тихонько прошел на кухню и сел рядом с ним за стол.
- И все-таки я с вами не согласен, Максим Сергеевич! Не должен гений быть злодеем! Не правильно это! Спор, конечно, с длинной бородой, каждое поколение, наверное, таким вопросом задавалось, но так на него и нет ответа! Всяк при своем мнении остался, а я тоже ищу на него ответ, хочу сам разобраться…
- Чтобы ответить на этот вопрос, Юра, одной психологии или философии не достаточно. Многого ты еще не знаешь.
- Ну, так, объясните мне! Я хочу слышать вашу точку зрения!
- Прежде всего, надо дать определение этих категорий – «добро» и «зло». Я думал когда-то, что, признавая всесилие зла, мы, тем самым, делаем его непобедимым. Но потом понял: здесь все сводится к проблеме выбора приоритетов, к проблеме свободы личности. В одной древней молитве говорится: «Боже! Дай мне силы изменить в моей жизни то, что я могу изменить, дай мне мужество принять то, что изменить не в моей власти, и дай мне мудрость отличить одно от другого».
- Действительно, а на что в нашей жизни мы можем влиять? – Заинтересованно спросил Юра. – Разве мы в силах изменить свою судьбу? Почему природа создала нас такими…, если все предопределено, то какой смысл барахтаться! «Аннушка уже пролила масло», как говорится…
- Можно, я вам историю одну расскажу из жизни, - вмешался в разговор Антон, - с отцом моего друга произошла. Он в начале девяностых ростовщичеством промышлял, потом банчок свой открыл, и вдруг в Бога уверовал, да, истово так, прямо святее Папы Римского сделался. Едет, бывало, на своем шикарном «Лексусе», а как церковь увидит, непременно притормозит и перекрестится. Как-то раз, дело было накануне пасхи, рулит он на какую-то деловую встречу, опаздывает уже, а тут старушечка несла кулич святить, и постовой, тоже, видать, набожный попался, остановил движение, чтобы она могла беспрепятственно достичь своей цели. Папаша моего друга притормозил по привычке, чтобы осенить себя крестным знамением, и, засмотревшись на храм, не увидел взмаха гаишника, ну, и впилися впередистоящий шестисотый «Мерс», а тот, в свою очередь, в «Москвич». Ценовой эквивалент его набожности был таким: ремонт своего автомобиля четыре штуки баксов, ремонт «Мерса» - две штуки, ремонт «Москвича» пятьсот, ну, и постовому за организацию сценария тоже сто баксов пришлось отстегнуть. В задаче спрашивается: кто виноват? Какой выбор мог быть у нашего банкира? Не верить в Бога? Не тормозить перед храмом? Не ездить в пасху мимо церкви? Всегда быть начеку? Вот, сколько вариантов!
- Один мудрец сказал, - задумчиво проговорил Максим, - природа не позволяет нам знать заранее, в каких поступках мы, действительно, вольны, а в каких присутствует лишь иллюзия свободы. Она позволяет ошибаться, как каждому человеку, так и человечеству в целом.
- Но для чего! Должна же быть у нее в таком случае цель! – Воскликнул Юра.
- Ее цель – привести нас к разочарованию в своей способности что-либо изменить в этой жизни и в самих себе. К состоянию полной растерянности и дезориентации относительно того, как жить дальше. Все это делается с тем, чтобы, остановившись, мы могли определить, на что в состоянии влиять.
- Ну, хоть на что-то мы в состоянии влиять, или надо опустить крылышки, дожидаясь конца света, как сейчас в моде? – Спросил Антон.
 - Тогда уж лучше быть животным, чем человеком, - засмеялся Юра, - они не в состоянии осмыслить даже сам факт своего существования. В чем заключается свобода воли для человеческой особи? В независимых поступках, в возможности принимать решение, способ действия? Чем ограничивается моя свобода – мною или окружением?
- Понятие свободы воли включает в себя все, - ответил Максим сразу обоим своим собеседникам. – У вас впереди сейчас все ваше будущее, и в самый раз задуматься: кто я в этой жизни – запрограммированный биоробот или существо, наделенное свободой воли?
- Но ведь я могу быть марионеткой и сознавать это! – Горячо возразил Антон.
- Или быть свободным и не подозревать об этом! – Добавил Юра. – Что же получается?
- Есть и еще один вариант: я могу быть независим частично и принимать осознанные решения, то есть, действовать в рамках свой свободы, - добавил Максим, - а там, где я не волен поступать, как мне вздумается – осознавать и принимать степень свой зависимости. Вот, и получается, что процесс осознания себя, окружающих и Природы, так или иначе, сводится к вопросу о свободе воли! Тогда проблема добра и зла решится для вас сама собой.
- Я знаю одно, - сказал Юра твердо, - все, что я делаю, или буду когда-либо делать в своей жизни, - это ради независимости! Чтобы никто не смог меня поработить!
- И ты готов раде этого закабалять других? – Спросил Максим. – Чтобы стать, действительно, независимым, прежде всего надо вырваться из сковывающих рамок собственной эгоистической природы. Давай проанализируем твои действия! Ведь все они вынужденные! Ты подчиняешься внешним обстоятельствам, живешь по заложенному алгоритму поведения. Твои желания диктуют тебе все, кто тебя окружает, ты полностью в их власти! Выбор твой невелик – страдать или наслаждаться. И что ты, в таком случае, выберешь?
- То есть, вы хотите сказать, что я всегда буду стремиться к наслаждению и избегать страданий?
- Ну, конечно! Это же так естественно! Человек постоянно производит расчет, даже, если ему кажется, что он руководствуется самыми благими намерениями. Если изменить систему приоритетов, то даже самый большой трус может превратиться в героя.
- Это что же получается, - изумился Юра, - рядом с нашими желаниями постоянно находится внутренний такой калькулятор, что ли, вычисляющий максимальное блаженство?
- А как же подвиги во имя науки? Разве и они не бескорыстны? – Подлил масла в огонь Антон.
- Развивая науку, мы еще больше становимся автоматами. В этом случае, мы просто развешиваем ярлыки, чтобы стереть «белые пятна». Состояние неизвестности, неосведомленности, это ведь – не свобода, а отсутствие информации.
- Как же обрести свободу? – Обескуражено спросил Юра.
- Человек обретает свободу только в том случае, если откажется принимать во внимание свою эгоистическую природу. Иного пути нет! Это выбор другого вида наслаждения чем то, которого требует моя природа, независимо от моей осведомленности о том, что она предпочитает. Мы не выбираем характер наслаждения, моду, увлечения, образ жизни, досуг, пищу и все такое прочее. Это навязывается нам желаниями и вкусами общества.
- И какой же выход? – Заинтересованно спросил Антон.
- Всего существует четыре фактора, которые созидают и определяют творение:
основа, путь ее развития, внешнее воздействие на путь развития основы и, так называемый, «сторонний».
- Как говорил Винни Пух: «Сава, не можешь ли ты говорить чуточку проще?», - сказал Юра, сладко зевая, вдруг совершенно потеряв интерес к теме беседы. – Лично я ничего не понял.
- Первый и второй факторы относятся к сути творения и являются неизменными, Это некая твоя константа, если угодно, а третий и четвертый – к внешнему воздействию. Третий фактор должен положительно влиять на процесс твоего формирования. То есть, окружение надо выбирать очень тщательно. Проще сказать не могу. Ведь этому посвящена целая наука, не хочешь же ты, чтобы я читал тебе лекции еще и по месту жительства, - свернул разговор Максим, видя, что Юру утомили его рассуждения.
- Да, вы его совсем усыпили, - засмеялся Антон, - Максим Сергеевич, у Юры уже глаза закрываются!
- Я не сплю, просто моргаю медленно! – Тоже засмеялся Юра. – Да сложно это все…, но хотелось бы разобраться…
- Отлично! – Антон выскочил из-за стола и сделал шутливый книксен. – Тогда я осознанно, пользуясь своей свободой выбора, прошу вас, Максим Сергеевич, дать мне, наконец, почитать Книгу Зоар! Прямо сейчас, сию минуту, мы с вами пойдем в вашу комнату, и вы при мне достанете ее из сумки!
- Прости, Антон, - смутился Максим, - я, действительно, забыл. Ты прав, можешь меня конвоировать.
Они направились в комнату Максима, а Юра подумал, тревожно глядя им вслед: «Что-то тут не чисто…, странно Антонио себя ведет! Тон мне его не понравился, да и взгляд какой-то бегающий был…. Что же он задумал? Уж не продался ли, часом, Вахонину! Пойти с ними, может? Неудобно как-то…, нет, все-таки я должен предупредить Максима Сергеевича, что за ним ведется слежка! Не зависимо оттого, участвует Антон в этом или нет. Как там говорится? Предупрежден, значит, вооружен! Да, фиг ли толку…».

Максим скинул на пол с сумки свои старые джинсы, и ему в глаза опять бросился красивый деревянный футляр, лежащий сверху. Он нерешительно взял его в руки, но открывать не стал.
- Это может подождать, - сказал Максим, ставя футляр на свой письменный стол, - сначала Книга, вот, она, голубушка! Только обращайся с ней осторожно, это эксклюзивное издание, видишь переплет какой роскошный, из телячьей кожи!
 - Спасибо, Максим Сергеевич! Я даже дышать буду в другую сторону! Все, можете теперь с чистой совестью заниматься своими делами, не буду вам больше докучать!
Антон вышел из комнаты, унося с собой книгу, и плотно прикрыл дверь в комнату Максима.


       ЗАКОН БУМЕРАНГА

«Сидел индеец на берегу ручья и горько плакал, оттого что никак не может выбросить свой старый бумеранг…, - оторопело произнес Максим, не в силах отвести взгляд от разобранного на составные части кинжала. – Как ты мне надоел! Кто бы только знал! Нет, и все-таки ты, Волков, последний тупица! Ведь недаром он возвращается ко мне, как шпаргалка к двоечнику, а я так и не дотумкал, что его можно разобрать. А еще Сенька говорит, что у меня пытливый ум и шкодливые лапчонки! Теперь, вот, решили все разжевать и в рот положить, но кто? Что же мне делать?».
«В первую очередь успокоиться», - словно подсказал ему кто-то изнутри. Максим внял этому безымянному голосу и в нарушение всех, им же самим установленных правил, достал из ящика письменного стола внушительную пенковую трубку, забытую в достопамятные времена в его доме знаменитым доктором Адамсом. Он набил ее поплотнее ароматическим табаком, хранившимся с тех же пор в лакированной старинной палехской шкатулке, - символическом подарке однокашников, - на крышке которой был изображен серый вол, похищающий царевну, и с наслаждением затянулся.
«Что ж, станем рассуждать логично! Есть три группы вопросов, требующих ответов. КТО и ГДЕ? ЗАЧЕМ? ЧТО ДЕЛАТЬ ДАЛЬШЕ? Вот, в такой последовательности и будем их искать, ответы эти…. Пойдем оттого, кто мог подложить футляр с кинжалом? Если считать, что это произошло до пересечения границы, то, во-первых, Мири, которая собирала мои вещи. С меньшей долей вероятности, Сенька. Кроме них остается только таможня. Кого мне, спрашивается, подозревать? Нет! Не правильно я рассуждаю! Не с этого конца надо начинать. В первую очередь, следует понять, с какой целью мне его подбросили, это – самое важное, тогда я пойму и все остальное».
Максим извлек из футляра сверкающую алмазами гарду кинжала и обомлел, - она легко раскрылась в его руках, словно двустворчатая раковина моллюска!
«Опаньки! – Максим даже присвистнул от удивления, - да, тут послание! Сколько раз держал кинжал в руках, но мне и в голову не пришло, что в рукоятке может быть что-то спрятано…, поглядим. Только бы пергамент не порвать, он такой древний, аж страшно его в руки брать!».
Осторожно развернув тончайший свиток, он увидел с одной его стороны какие-то чертежи, оборотная же сторона была вся испещрена непонятными значками, напоминающими древнюю клинопись.
«Должно быть, схема сборки и инструкция по применению, написанная на каком-то очень древнем языке, что же…, Господи! Не может быть! Да, это же мой прибор! Ну, конечно, вот, все детали вычерчены, а тут, очевидно подробно описано, в какой последовательности…».
Дрожащими от волнения руками, он осторожно свернул пергамент и водворил его на прежнее место.
«Да-а-а, - протянул озадаченно Максим, - все ясно, что ничего не ясно. С уверенностью можно сказать только одно: кинжал подбросил человек, совершенно точно знающий, что комплектующие прибора находятся у меня. А такой человек – один. Сенька. Но это же полный абсурд! Ни за что не поверю, хоть на куски меня разрежь! Тогда остается все тот же круг лиц…, Мири, таможня…, словом, опять бумеранг! Ладно, оставим эту головоломку до другого раза, в конце концов, не так уж и важно, кто подбросил, а вот, цель, кажется, ясна. Этот таинственный НЕКТО желает, чтобы я вывел его на местонахождение прибора, назначение которого абсолютно мне неизвестно! Возможно, оружие неизвестное мощнейшее…, тогда посредник должен быть связан с какой-то таинственной воинствующей организацией…, или желает, чтобы я собрал его, но почему в таком случае сами прибор не собрали? Они не знают, где он! В том-то все и дело! Может быть, кто-то узнал, что я вывез его из Израиля, но то, что я случайно передал его в МГУ, никому и в голову не пришло. Если бы не мое состояние в тот момент, по приезде, я бы привез его сюда. А хранил бы, скорее всего у себя дома. Подумаешь, не очень громоздкие ящики! Вполне могут поместиться где-нибудь на лоджии, например. Возможно, они уже проверили это? Надо у ребят спросить, не заметили ли они чего-то подозрительного…, нет, не стоит…. Пусть все останется, как есть. Я дал слово Шимону, и я его сдержу, пока он сам мне не позволит. Однако мне ведь никто не запрещал работать в МГУ…».

Антон в соседней комнате весь извелся от неизвестности. Приложив ухо к стене, он внимательно прислушивался к тому, что происходит за ней.
«Нашел или нет? Половицы у него скрипят. Ходит, бормочет что-то тихонько, значит, уже…. Что, интересно, он должен был найти-то? Может, зайти к нему с невинным каким-нибудь вопросом, вроде как мне что-то непонятно, хочу, чтобы объяснил…, нет, нельзя так рисковать, иначе комп мой накроется. Надо набраться терпения…».
В этот момент в комнату тихонько вошел Юра. Не долго думая, застав Антона за неблаговидным занятием, он схватил его за грудки, и, злобно глядя прямо в глаза, прошипел:
- Ты зачем Максима Сергеевича Вахонину сдал, Иуда-Христопродавец? Сколько он тебе пообещал?
- С ума сошел, - оторопело заморгал глазами Антон, - с чего ты взял? Как с цепи сорвался, вот, придурок!
- Думаешь, не вижу? Да, по глазкам твоим поросячьим бегающим я сразу все понял, и, по голоску медоточивому! Решай: или мы немедленно идем к нему, - он кивнул на стену, - и все ему рассказываем, или я тебя сейчас отделаю, как Бог черепаху! Выбирай.
- Никуда я не пойду! – Решительно заявил Антон, отрывая пальцы Юры от своего свитера. – Отправляйся один, если считаешь нужным. Я знать ничего не знаю! Это тебе везде слежка мерещится, телевизор надо меньше смотреть, а то нагляделся ужастиков всяких дурацких, вот, тебе и мстится разная чушь. Иди, выставляй себя на посмешище, пускай Максим Сергеевич повеселится! А меня оставь в покое, я к этой истории никакого отношения не имею. А что, если ты вообще факт вербовки тебя соседом нашим выдумал, чтобы интерес к своей персоне возбудить? Кто может это подтвердить? Будет немолодой почтенный человек связываться с такой чепухой! Хотя я его, может, больше, чем ты ненавижу, но у меня есть на то свои причины, о которых тебе знать не обязательно…, но чтобы вербовать студента! Это, знаешь ли, через чур!
- Ладно, - уже менее уверенно, но все еще угрожающе, прошипел Юра, - я поду! Но ты запомни, что с этого дня я с тебя глаз не спущу, и если с его головы упадет хоть один волос…
- То ты купишь ему «Стволомин» для укрепления волос, - цинично усмехнувшись, закончил фразу Антон. – Иди, только меня к этой истории не приплетай, пожалуйста!
Юра громко хлопнул дверью и в сердцах выскочил из комнаты.

«Однако если мои догадки верны, - продолжал между тем лихорадочно размышлять Максим, - значит, за мной непрерывно следят и ждут, что я стану делать, когда обнаружу кинжал. Представляю, как они извелись от моей безалаберности! В сумку-то я почти три месяца не удосужился заглянуть! Если бы не Антон…, стоп! Антон! Нет, не может быть! Вахонин, конечно! Он же профессионально стучит уже не одно десятилетие, это в поселке знает каждый. Герой войны невидимого фронта. То-то он у нас все время трется! Связан Тихоня с этим, ох, связан, чует мое сердце. Что же делать? Дома кинжал держать нельзя. Надо немедленно его спрятать, но куда? Если я сейчас выйду из дома, за мной могут проследить…».

В дверь тихонько постучали. В комнату вошел Юра, он выглядел встревоженным. Приложив палец к губам, парнишка нарочито громко произнес:
- А не испить ли нам чаю, Максим Сергеевич? Как-то не хочется делать это в гордом одиночестве. Антон мне отказал…
Максим пристально взглянул ему в глаза и сказал:
- Иди, заваривай, что-то и мне спать совсем не хочется.
Он написал на листе бумаги несколько слов, завернул футляр с кинжалом в старую газету и положил сверток в котомку, изготовленную некогда изобретательной Таисией Петровной из его поношенных джинсов.
«Да, покойница любила с такими, вот, котомками в лес за грибами ходить! – Подумал он с нежностью, - я напрасно ее высмеивал, пригодилось-таки и мне старушкино рукоделие…».

Рано утром Юра вышел из дома с невзрачной самодельной авоськой в руках. Он сел на автобус, отправляющийся в Москву в 5.30.

- Вы что, - так и не ложились? – Сладко зевая, спросил Антон, появившийся в обычное время на кухне, - а Юрец где?
- На утренней пробежке, разумеется, - ответил Максим, как можно более естественным голосом, - он же у нас спортсмен! Это мы с тобой ленивые разгильдяи.
«Кажется, я что-то проспал, - подумал Антон с досадой. – Ладно, я свое дело сделал, ноутбук отработал честно, а с остальным - пусть наш хмырь сам разбирается. Это уже за отдельные деньги…».


       ЗА ОТДЕЛЬНЫЕ ДЕНЬГИ

- Ты на занятия сегодня не собираешься? – Спросил Максим Антона.
- Я Юру подожду, - ответил тот уклончиво, - с утра все равно ничего существенного нет…
- Ну-ну, тогда я пошел…
- До вечера!
- Едва ли я доживу до вечера, - грустно усмехнулся Максим, - в моем возрасте бессонные ночи бесследно не проходят, протрепались с Юрой про темную материю, а надо было все же поспать хоть пару часов. Ему-то – что, он юнош…, вскочил и побежал, а тут – в глаза, как будто песок насыпали…

Не успела за Максимом закрыться дверь, как Антон, влекомый каким-то неведомым ему прежде азартом, кинулся в его комнату, где тщательно и осторожно осмотрел наиболее приемлемые места для хранения футляра. Его распирало любопытство, и до смерти хотелось узнать, что же содержится в нем такого особенного, если Вахонин с легкостью согласился купить ему самый дорогой ноутбук за столь пустяковую услугу.
«Кто владеет информацией, тот владеет миром! - Бормотал он тихонько, обыскивая комнату, - но продавать ее, я буду по частям…, малюсенькими порциями…, можно сказать, квантами, а вы мне за каждый из них заплатите, дражайший Тихон Федорович, за все мои двадцать с лишним лет нищенского существования. Настал час расплаты…».
Не обнаружив то, что искал, Антон отправился на кухню и, взгромоздившись на стол, стал лихорадочно шарить на антресолях.
«Здесь его тоже нет, - разочарованно констатировал он. – Значит, мои догадки верны! Юрка футляр куда-то уволок из дома! Куда, только? Вот, змей! Надо было мне вчера не спать заваливаться, а присоединиться к их чаепитию…, ладно, главное я все же узнал: в доме его уже нет! Но Вахонину я пока об этом не скажу…, теперь пусть мобильник купит, а потом швейцарские часы, но приличные, а не Китай какой-нибудь вшивый…, да, и еще на карманные расходы! Это уж – в первую очередь! Вот, тогда и поглядим, будет ли Ксюха продолжать от меня отмахиваться, конечно, нищие студенты никому не нужны, девушки теперь с бедными даже разговаривать не желают, будь ты хоть семи пядей во лбу…. Пора идти докладывать, но деньги вперед…».

Антон повернул дверной замок и уже хотел, было, распахнуть дверь, как услыхал в коридоре игривый женский смех и слащавый голос Вахонина:
- Ах, мадемуазель, это было незабываемо! Вы просто волшебница, я, словно окунулся в живительную купель!
- Ну, довольно! Всю прическу растреплите! Хватит уже, я и так на первую пару из-за вас опоздала, Тихон Федорович!
- Зачем вам эти «пары»! Все равно экзамен сдавать мне будете, хотя для чего вам сдавать, еще одно такое свидание и «автомат» гарантирую! И вообще, наедине можете называть меня Тин, я то я чувствую себя реликтом…
- Тин? – расхохоталась Ксения, выпархивая из коридора к лифту, - Тин! Это звучит гламурно! Я бы в жизни не додумалась до такой кликухи!
«Ах, вот, значит, как! Тин! – Взбесился Антон, - это уже за гранью бобра и осла! Патологический сатирикоз какой-то! Все! Никакой пощады! Обоим!».
Он быстро вернулся к себе в комнату, достал из чемодана тоненькую розовую пластиковую папку и решительно направился к Вахонину.

Антон нажал на кнопку звонка и, не отпуская ее, бормотал сквозь зубы:
«Давай, открывай, быстрее, Тин-скотин, утомленный девичьими ласками! Гони деньги»!
Дверь, наконец, открылась, и на пороге возник хозяин квартиры в длинном черном, китайском, шелковом халате, щедро украшенном оскалившими пасти драконами.
- А, это ты…, - разочарованно протянул он.
- Вы ожидали увидеть кого-то еще, прошу прощения, что расстроил, - развязно сказал Антон, и проскользнул под рукой Вахонина в квартиру, не дожидаясь приглашения.
- Каковы наши успехи? – Тихон Федорович вальяжно расположился в кресле, запахивая поплотнее полы своей роскошной хламиды.
- Не знаю, как ваши, а мои – на пять баллов! Но прежде рассчитаемся.
- Ну, уж, нет! Я должен сначала удостовериться, получить, так сказать, гарантии…, не думаешь ли ты, что я поверю тебе на слово!
- И как же вы собираетесь это сделать?
- Что? – Оторопел Вахонин, отчего-то вдруг почувствовавший себя очень неуютно в присутствии этого, так неожиданно изменившегося паренька.
- Удостовериться, что же еще? Пойдете с обыском к Волкову, или спросите у него напрямую: «А не находил ли ты, дорогой, вчера нечто этакое, в деревянной коробочке?». Вы хотите знать подробности? Штука евриков!
- Да, это же грабеж среди бела дня! Ну, и молодежь нынче пошла! Никакого почтения к сединам отцов!
- Все верно, - цинично хохотнул Антон, - и про седины, и про отцов. Что, на залетную птичку-калибри все деньги порастрясли?
- А, так ты видел, - самодовольно ухмыльнулся Вахонин, с притворным смущением потупив глаза. - Вы, молодые, поди, считаете, что нам остался только секс по домофону…, нет, старый конь, как говорится…. И потом, поверь моему громадному жизненному опыту, - нет ничего лучше, как получить из рук, так сказать…, специалиста, профессионала великолепно обученную одалиску! Скажу по большому, так сказать, секрету, в чем состоит разница между таким юношей как ты и зрелым, опытным мужчиной…
- Ах, оставьте свои гнусные подробности, старый конь, - взвизгнул Антон, - это не мое дело, какой вид секса вы предпочитаете, я жду честно отработанные деньги, и выбора у вас нет, как мне кажется. Вам ведь нужна информация? А я ею владею!
- Откуда такой тон? – Вахонин, кряхтя, выбрался из низкого кресла и направился к секретеру, - и потом, вы меня не так поняли, по разницу. Я хотел сказать, что молодой человек перед приходом дамы сердца убирает квартиру, а зрелый – приглашает ее к себе, чтобы она убралась у него в доме. Понятно? Скромнее надо быть, юноша, мы в вашем возрасте были более почтительны со старшим поколением, и не позволяли себе таких вольностей….
- Почтеннее надо заслужить, - грубо оборвал его Антон, - а у меня достаточно оснований относиться к вам непочтительно!
- Что же это за основания, позвольте полюбопытствовать? – Резко обернулся к нему Вахонин, - девицу, что ли из-под носа увел? Да, такого добра в твоей жизни…
- Плевал я на девицу! – Еще более грубо воскликнул юноша, и крепко вцепился руками в подлокотники кресла, словно удерживая себя от более решительных действий. – И на вас я плевал! Кроме денег мне от вас ничего не нужно!
- А что, разве я обещал что-то еще? – Изумленно воззрился на него Тихон Федорович, интуитивно ожидая подвоха. – Прекрати так со мной разговаривать! Иначе я вышвырну тебя вон!
- Тоже мне – новость! Переживу как-нибудь, мне не привыкать! Уже раз вышвырнули, еще в утробе матери!
- Что? – Схватился за сердце Вахонин. От этого жеста его шелковый халат распахнулся, обнажив дряблое жирноватое тело.
- А то! Студень чавкающий, слизь кисилеватая! Вынужден вам сообщить, что вы, к сожалению, мой отец! Вот, документы, подтверждающие этот факт, генетический анализ на отцовство! Можете удостовериться!
Антон протянул Вахонину розовую папку.
- А почему в розовой…, - растерянно принимая папку дрожащими руками, задал дурацкий вопрос новоиспеченный папаша, - мальчикам же голубые обычно покупают….
- Простите, не было голубых, милейший папашка, уж какая попалась, вас не спросили!
Тихон Федорович водрузил на нос очки в старомодной круглой оправе и дважды внимательно прочитал документ, удостоверяющий его отцовство.
- Так, это что же получается, - обескуражено проговорил он, немного гнусавя от волнения, - ты уже давно все знал и тебя ко мне привел голос крови?
- Ах, пожалуйста, давайте обойдемся без патетики! – Раздраженно вскричал Антон, - причем тут «голос крови»! Я только этим летом узнал, - а потом продолжил уже не так резко. – Мать боится, что меня в армию загребут после института, ну, и рассказала все, как есть, велела обратиться, если понадобится…
- А фамилия у тебя чья? Почему ты не Вахонин?
- Отчима, он так решил…
- Что значит, «он решил»?! Да, кто он такой, чтобы решать, не спросив меня!
- Звиняйте, дядьку, вас тогда рядом не стояло.
- Так, ты не желаешь признавать меня отцом! – Взвился Тихон Федорович.
- А, вот, это – уж точно за отдельные деньги! Или организуйте мне стажировку в ЦЕРНе! Купите себе сына, если это вам по карману!


       ЯГОДКА ОТ ЯБЛОНЬКИ

Антон взял деньги и ушел, громко хлопнув дверью, оставив Тихона Федоровича в раздрызганном состоянии.
«Да-а, - размышлял Вахонин, пытаясь осмыслить свое приобретение, - воспитали мне сыночка! Это же просто Павлик Матросов какой-то, который, не задумываясь, закроет амбразуру вражеского дзота телом своего отца! Теперь он будет непрерывно меня шантажировать и тянуть деньги. Надо, действительно, отправить его куда-нибудь подальше, чудно как-то…, сын нашелся…, и никакого умиления по этому поводу у меня нет, расстройство одно, геморрой…. Сейчас приму душ и поеду в Москву. Придется подсуетиться, потрясти старые связи, да и к новому шефу наведаться, может, помогут люди добрые сбагрить малютку в какую-нибудь благодатную державу. За Волчарой я уж как-нибудь сам присмотрю, дешевле обойдется, ей-богу. А похож он на меня! Правильно люди говорят – ягодка от яблоньки не далеко падает, даже жаль, право, что не я его воспитывал, башковитый парнишка получился и хватка – железная, у меня в его возрасте хоть какие-то идеалы были, а тут – один махровый цинизм и ничего больше. Нет! Долой, долой! И как можно скорее, без всякого промедления!».

«Мерзость, мерзость, мерзость, - бормотал Антон, меряя шагами комнату, - и это моя основа! Как там вчера Максим говорил – из семени чертополоха никогда не вырастет виноградная лоза! Четыре фактора влияют на развитие человека…, но можно ведь что-то сделать! Неужели я для того родился, чтобы повторить путь этого чудовища! Должен же быть выход! Я его найду! Ненавижу! Мерзость! А я? Чем я лучше? Я даже хуже, гаже его! Рассказать все Максиму? Да, он выгонит меня взашей и будет сто раз прав! Пригрел змееныша, поит, кормит, учит, а я ему за это вместо благодарности гадости делаю. Ну, и что? Тоже мне – благодетель нашелся! Проживу без них, пошли они все, куда подальше! Ненавижу их всех, оптом и в розницу! Если Творец создал нас по Своему образу и подобию, то почему мы такие подлые и гнусные? Зачем вообще надо было нас создавать? Что Ему – плохо жилось одному? Заскучал что ли? И потом, создал и бросил на произвол судьбы, как этот папашка мой гнусный! Стоило ли так стараться! Или Он эксперимент ставит? Опыты проводит над человечеством? Вот, мол, без Меня вам не выкарабкаться, будете прозябать в грязи, гнусности и зле».
Антон сел на диван, и его взгляд упал на Книгу Зоар. Чтобы как-то успокоиться, он машинально взял ее в руки и открыл в произвольном месте.

РОСТКИ ЦВЕТОВ

4. Вначале. Раби Шимон открыл: «Ростки цветов показались на земле Ростки – это действие начала творения. Показались на земле – когда? Это в 3-й день, когда сказано: «Да произрастит земля зелень». «Время пения настало» – это 4-й день, время строгости, закона, ограничения. Потому в 4-м дне слово «светила» написано с пропущенной буквой, намек на строгость закона и проклятия. «Голос горлицы слышен» – это 5-й день, в который сказано «Воскишат воды» создать потомства. Но слово «слышен» – это уже 6-й день, в который сказано «Сотворим человека», который в будущем предварит действие пониманию. Потому как здесь сказано «сделаем человека», а там сказано «сделаем и услышим». «В стране нашей»– это Суббота, которая, как страна жизни, будущий мир.
5. Иное объяснение: ростки – это отцы, вошедшие в разум и вошедшие в будущий мир, в бина, и скрытые там. И оттуда выходят скрытые и скрываются в истинных пророках. Родился Йосэф – и скрылись в нем. Вошел Йосэф в святую землю и построил их там. Тогда показались на земле и раскрылись там. Когда они показались? Когда видна радуга, то раскрываются они. В это время приходит время пения, т.е. время уничтожения всех грешников на земле. Почему спаслись? Потому что ростки показались на (из) земле. А если бы были видны ранее, не могли бы остаться в мире, и мир не мог бы существовать.

Антон мало что понял из прочитанного, но чтение умиротворило его. Мысли сделались спокойнее и потекли в ином направлении. Он отложил книгу и задумался.
«Все же мне очень хочется понять, для чего Творец создал человека? Должна же быть у Него цель? Но можно ли вообще понять это? Узнать, проникнуть в Его замысел? В человеческих ли это силах? Почему я такой? С одной стороны - мне хочется красиво жить, иметь деньги, получать все удовольствия, какие только существуют в этом мире, сделать карьеру, состояться как ученый. А с другой стороны – когда я думаю об этом, у меня где-то в самой глубине души постоянно маячит вопрос: «Для чего? Что дальше?». Ну, допустим, добился я осуществления всех этих своих грандиозных замыслов, но жизнь-то моя на этом не закончится! Вот, скажем, папашка мой обретенный, ведь он математик, каких поискать по всему миру. Без преувеличения можно назвать его гениальным, и что? Во что он превратил свою жизнь? Я не хочу так! А что же мне делать? Максим говорит, что свободу воли человек может проявить только в выборе соответствующего общества. Это значит, что если я хочу реализоваться как человек, формироваться духовно, то должен выбрать себе подходящее окружение, то есть, единомышленников, людей, которые так же как я озабочены поисками смысла жизни. Наверное, это правильно…, я чувствую, что нельзя жить ненавистью и подлостью, вон, он наглядный пример, за соседней дверью, далеко ходить не надо! Вот, пойду сейчас и швырну ему прямо в лицо его грязные деньги! Не надо мне никакого ноутбука такой ценой, и пусть забудет все, что я ему сказал, не хочу такого отца!».
Повинуясь своему душевному порыву, Антон схватил конверт и кинулся в квартиру отца, но желанию его не суждено было осуществиться, так как Вахонин уже отправился в столицу.
 
Максим тоже провел полдня в размышлениях.
«В одном Юра неправ, не стоит выгонять Антона! Во-первых, это только его предположение, что мальчишка сподличал и продался Вахонину в соглядатаи, во-вторых, я-то уж точно могу сказать, что у него пробудилась точка в сердце. Нельзя его сейчас оттолкнуть! Это будет гашением огней…, а страшнее этого ничего быть не может! Конечно, заниматься чужим исправлением не рекомендуется, нет насилия в духовном, но я могу просто дать ему совет, помочь сделать правильный выбор. Здесь не обязательно действовать напрямую, достаточно обычной информации. Человек ведь иногда просто не знает, что надо делать.
Однако мне как-то в голову не пришло, что к истории с кинжалом может быть причастен Вахонин. Я рассматривал варианты до пересечения границы…, а если это он подкинул мне футляр в сумку? Но когда, каким образом? Ведь в квартире постоянно кто-нибудь находился, разве у него была такая возможность? Значит, или наши спецслужбы к этому причастны, или ниточка тянется из Израиля, а наш Тихонюшка теперь – слуга двух господ? И вашим и нашим за рубь спляшем. Да, последнее предположение самое реальное из всех, хотя и оно – всего-навсего предположение. Только дергаться не стоит. Кинжал Юра увез, надеюсь, я правильно поступил? Теперь надо вести себя совершенно естественно, так, как будто ничего не произошло. С Тихоней тоже ссориться не станем, пусть ходит к нам, вынюхивает, выведывает, отрабатывает свой гонорар, так будет гораздо лучше, чем ребятишек смущать подкупом и души им калечить. Мне, собственно говоря, и скрывать-то нечего. Я ведь ничего решительно не предпринимаю, живу, работаю, а то, что в Центр иногда езжу, так, это мое личное дело, и никакого криминала в этом нет. Каббала в России не под запретом. Надо будет и Антона в следующий раз с собой прихватить, ему полезно там побывать, пусть присмотрится. Нельзя его Вахонину сдавать без боя!».

Один только Юра не испытывал ни малейших сомнений. Он чувствовал себя героем дня, этаким Мальчишем-Кебальчишем, который точно знает, где свои, а где враги.
«Ну, держись. Антонио! Если Максим Сергеевич не хочет тебя выгонять, то я устрою тебе такую райскую жизнь, что ты сам сбежишь без оглядки, куда глаза глядят! Не хватало еще шпиона иметь под боком! Жили – не тужили, и, вот, на тебе, завелась в доме гадина. Я тебя истреблю, и Вахонина твоего больше на порог к нам не пущу! Слабак, Максим, нянчится со всеми, а зачем сопли жевать? Дал в морду и весь разговор! У меня отец всегда так поступает, и нас с братьями так же воспитывал: «Видишь подлеца – сажай его на кол или зарывай в асфальт! Какие тут могут быть церемонии, ясно ведь все, как белый день».


       СОВЕТ В ФИЛЯХ

Мсье Жорж назначил Вахонину встречу в маленьком, почти безлюдном в это время суток скверике за Бородинской панорамой. Тихон Федорович жутко продрог, дожидаясь своего работодателя, и потому, когда тот появился, наконец, с получасовым опозданием, ведя на поводке шикарного черного лабрадора, ему пришлось приложить усилия, чтобы скрыть свое недовольство.
- Простите великодушно, – еще издали прокричал Жорж, - пробки! В центре решительно негде выгуливать собаку, а ей необходимо побегать, хотя бы час в день. Вот, мы и облюбовали с моей крошкой это симпатичное местечко. Черри, апорт! - Он отстегнул карабин, поднял с земли увесистую дубину, закинул ее как можно дальше, и подошел к Вахонину, вместо приветствия спросив, – есть новости?
- Пока только одна, - ответил Вахонин, усиленно потирая свой посиневший от холода нос. – Кинжал он нашел, и хотя я при этом не присутствовал, но знаю точно. Далее никаких действий не предпринимал, никуда не кинулся, ни с кем не встречался, живет своей обычной жизнью.
- Откуда вы знаете? Может быть, сейчас он как раз…
- Тут столько всего произошло…, - неохотно пробормотал Тихон Федорович, - странное происшествие…, прямо таки фантастическое.
Он рассказал Жоржу историю обретения своего отпрыска, опустив, однако те щекотливые моменты, которые постороннему человеку знать не следовало.
- Да-а, - протянул тот, - прямо бразильский сериал какой-то, там тоже все находят потерянных во младенчестве детей, падают с лестницы, теряют память. Моя супруга очень любит их смотреть и с упоением пересказывает мне за утренним кофе. Одно хорошо, в доме теперь у нас есть свой человек.
- Я бы хотел обратиться к вам с одной просьбой…, - начал осторожно Тихон Федорович, - видите ли, мне очень хочется что-то сделать для сына, мы ведь были разлучены…, столько лет…, эта новость меня ошеломила…
- О, разумеется, молодой человек получит все, что ему причитается! – Воскликнул Жорж с пониманием.
- Моя просьба иного рода…, нельзя ли отправить его заканчивать образование за границей, скажем, в Сорбонне?
- Нет ничего проще! – Воскликнул Жорж. – А вы – хороший отец! Напишите мне все его данные, об остальном можете не беспокоиться. И давайте, наконец, поговорим о нашем деле.
- Да, я вас внимательно слушаю, - с готовностью воскликнул Тихон Федорович. – Что мне следует делать дальше?
- Ваша главная задача – установить местонахождение прибора, точнее, его комплектующих. На этом вы должны теперь сосредоточить все свои усилия. Рано или поздно Волков выведет нас на него! Вы абсолютно уверены, что в квартире…
- На сто процентов! – перебил Вахонин Жоржа, - я там все обыскал. И потом…, разве его можно собрать «на коленке»? Видимо, для этого необходимы лабораторные условия…, вы хотя бы имеете представление о его габаритах? Как он должен выглядеть в готовом виде?
- Весьма приблизительное…, - ответил Жорж уклончиво. – Видите ли, язык, на котором дается описание, не поддается пока дешифровке. Он настолько древний…, не существует даже его аналогов…, ни этрусский, ни критский алфавит на него не похожи, как и никакие из известных. Работа, конечно, продолжается, но пока мы отталкиваемся, главным образом, от самой схемы….
- Как же вы узнали о назначении прибора, если язык…
- Из других источников, - уклончиво ответил Жорж, - об этом приборе известно давно, в определенных кругах, разумеется, тамплиеры его описывают довольно подробно, хотя тоже с чужих слов. Сами они так и не успели им воспользоваться, времени не хватило. Орден ведь разгромили почти полностью. Однако Великий Магистр был очень заинтересован, очень, я бы сказал, чрезвычайно! Но в одном, пожалуй, вы правы, в домашних условиях его не соберешь, и уж, конечно, не приведешь в действие! Лаборатория ему понадобиться, это – несомненно! Не мог Волков как-нибудь изловчиться и пронести детали на работу? Они небольшого размера, и вполне…. Постепенно, в небольшом количестве, день за днем, скажем, это ведь возможно?
- Гипотетически, возможно…, карманы при входе на техплощадку, конечно, не проверяют…, я попробую наведаться на их установку, чем черт не шутит! Хотя мне это кажется нереальным…, тесновато там, народ кругом, не станет же он прилюдно мастерить что-то в рабочее время. Центральные экспериментальные мастерские Институт продал…, хотя они в рабочем состоянии, может, там с кем-то договорился…, по старой памяти. Словом, я свою задачу понял, буду продолжать следить за каждым его шагом и немедленно ставить в известность вас.
- Я надеюсь, Волков ни о чем не догадывается? – Жорж с подозрением впился Вахонину в глаза цепким взглядом своих льдистых глаз.
- Ни-ни! – Поспешил его успокоить Тихон Федорович, - можете не сомневаться! Я все сделал очень аккуратно, а про себя подумал: «Как слон в посудной лавке! Надо быть дебилом, чтобы не догадаться…, да и Юра этот…, должно быть уже донес, что я его вербовал…».
 
«Заинтриговал он меня, я даже мерзнуть перестал, - думал Тихон Федорович, направляясь к ближайшей станции Метро, - что же это за машину привез Волчара? А что, если не привез! Почему Жорж так в этом уверен? Может, в земле обетованной спрятал…. Как бы он все это барахло через две таможни пронес? Там же до трусов раздевают и весь багаж просвечивают. Трясут – будь здоров! Блоха не проскочит. Если только…, ну, конечно! Как это я сразу не догадался! Мне ведь Игорь Павлович говорил…. Он отправил весь свой груз в МГУ под видом их заказа! Должно быть, у него есть в лаборатории астрофизики свой человек, и Волков с ним договорился, что пока там все полежит до поры до времени. Другого варианта нет! Но это будет мое ноу-хау, за такую информацию можно большие деньги потребовать. Не совсем я еще мозги пропил, зря вы так думаете, товарищи дорогие! Ничего подобного, я – большой молодец! Надо срочно наладить с Волчарой отношения, не гоже его оставлять без присмотра, на сыночка-то надежды нет, уж больно сильно он меня ненавидит, надо сплавлять его с глаз долой».

Этим же вечером Тихон Федорович подошел в Университете к Максиму и жалобным голосом произнес:
- Слушай, Макс, мне очень нужен твой совет, тут такое дело неожиданно выяснилось…
- Что случилось? – Спросил Максим с искренней тревогой, видя, что Вахонин, действительно, выглядит крайне растерянным. – Денег что ли срочно нужно? Сколько? У меня много нет.
- При чем тут деньги! Все гораздо серьезнее…
- Ну, приходи вечером, обмозгуем.
- Нет…, лучше ты ко мне, у тебя нельзя…, ребята там, а при них-то мне как раз говорить не с руки, точнее, при одном из них…, я кое-что узнал, и теперь не знаю, как поступить, мне даже не столько совет нужен, сколько помощь твоя…, я один не справлюсь…
- Господи, ты меня пугаешь! Что они натворили?
- Ничего не натворили, успокойся, приходи, все узнаешь…, расскажу, как на духу. Я еще сам толком не осознал.


       НЕ ПЕЙ ВИНА, ГЕРТРУДА!

«Интересно, что он на сей раз задумал, - размышлял Максим, звоня поздно вечером в соседнюю дверь, - с этой продувной бестией надо держать ухо востро! Соврет - не дорого возьмет…, поди, пьян уже, как фортепьян…».
Однако к удивлению Максима Вахонин был абсолютно трезв. Гостеприимным жестом он пригласил гостя в комнату, и это само по себе предвещало серьезный разговор.
- Ну, выкладывай, что у тебя стряслось? Поздно уже, спать дико хочется, вторые сутки на ногах…
- Кто это тебе спать не дает? – Несколько подозрительно спросил Вахонин, - завел что ли кого?
- У голодной куме, все хлеб на уме, - засмеялся Максим, - протрепались вчера с ребятишками всю ночь «за астрофизику», любознательные они, вот, и не дают нам, старичкам, покоя. Сами-то резвенькие, а я – никакой.
- Да, резвенькие, - повторил Вахонин, словно оттягивая серьезный разговор. Потом помолчал немного и разом выпалил, - Антон мой сын.
- Иди ты! – Максим даже вскочил со стула от изумления, - как ты узнал? Когда?
- Недавно, - ответил уклончиво Тихон Федорович, - он сам мне сказал, даже документы принес, ну, справку о генетической экспертизе. Представляешь, приходит со своими бумажками, ручонки дрожат, весь бледный, как полотно, кидается ко мне на шею и говорит, чуть не плача: «Папочка, я твой сын!». Прямо дрожь берет, как вспомню эту сцену. До сих пор не могу успокоиться.
Вахонин смахнул набежавшую слезу, видимо, и сам уже поверив, что все происходило именно так, как он описал.
- Ну, и дела! – Только смог вымолвить Максим
- Ты пока, это, не говори никому. Знаешь ведь, у нас с удовольствием посочувствуют человеку, если у него коровка околела, а, вот, когда теленочек родился, всех завидки берут, ну, и начнут парнишке плести про меня всякие гадости. – Он с подозрением взглянул на Максима, - надеюсь, ты не из их числа?
- Ты что, старик! Я на такое не способен! Я искренне рад! Искренне! За вас обоих.
- Знаю. Потому с тобой и посоветоваться хочу. Собутыльников ведь полным-полно, а чтобы по душам…, раз, два и обчелся. Вот, только с тобой и могу…
- А какой совет-то тебе нужен? Я что-то не очень понимаю?
- Да, такой, что бы мне сделать для парня? Я столько времени упустил, как подумаю, сердце кровью обливается. Мы ведь отношений с бывшей женой не поддерживали все это время, я даже не знал, кого она родила – мальчика или девочку, беременная была, когда мы расстались. Я, конечно, себя не оправдываю, мог бы и поинтересоваться…, но чего уж теперь…, столько лет прошло! Молодой был, глупый, думал, что все у меня впереди… Потом окольными путями узнал, что она замуж вышла, ну, и совсем успокоился. Вот, хочу сейчас исправить ситуацию, сделать, так сказать, для сына кое-что, наверстать упущенное…
- Ну, ты – молодец! – Воскликнул восхищенно Максим, - честно говоря, не ожидал от тебя…
- Представляешь, я, как только узнал, - в Москву сразу кинулся, по своим старым связям. Народ-то наш помнит еще меня, обещали помочь в Сорбонну паренька пристроить, пусть магистратуру там окончит, работу найдет, глядишь, женится на какой-нибудь лягушатнице, и будут меня внуки тоже лягушачьими лапками потчевать. Как ты считаешь, хорошая идея? Опять же, в армию отдавать не хочется, ведь плоть от плоти, кровь от крови, слепок с меня, можно сказать, - снова увлекся Вахонин, - как растить пацанов, - так семья, и ни от кого помощи не дождешься, а как призывной возраст наступает, - государство тут, как тут! Протягивает свою хищную лапищу! Лучше уж отправить его подальше от этих хищников, теперь ведь у нас военной кафедры нет.
- Сорбонна - это же здорово! Старик, ты просто молодец! Я всячески тебя поддержу, если надо поговорить с Антоном, то я готов. Хотя, думаю, ты сам это лучше сделаешь. Он славный парнишка, светлый, духовный, как теперь говорят.
- Что ты имеешь в виду? Верующий что ли? Это же замечательно, тогда мы с ним быстрее найдем общий язык. Надо же, кто бы мог подумать! Нелли-то моя, матушка его, безбожница была, прости Господи…, даже странно, что сына в вере воспитала, может, отчим…
- Ну, не совсем, чтобы верующий, - спохватился Максим, - я несколько другое имел в виду…
- Надеюсь, не сектант-сатанист какой-нибудь, - воскликнул Тихон Федорович в непритворном ужасе.
- Нет, конечно, нормально с этим все, не волнуйся, да пусть лучше он сам тебе все про себя расскажет, я ведь его не очень хорошо знаю…
- Слушай, Макс! У меня гениальная идея! В это воскресенье в Серпухове храм после реставрации освящают. Ну, тот, что на горе, Николы Белого, отец Никодим будет читать молебен на усмирение депутатов, может, махнем втроем? А? Ты, я и сынок мой. Вот бы, здорово было, там и поговорили бы после, так сказать, благословения?
- Это вряд ли, мне в Москву позарез надо, договорился уже…, вы уж как-нибудь без меня…, на усмирение депутатов, говоришь? Это – круто! В другой раз с удовольствием бы поприсутствовал на этом камлании, интересно даже.
- Но-но! Без цинизма! Зачем оскорблять чувства верующих! Никогда не юродствуй – Бог накажет, будешь в аду гореть!
- Извини, я про депутатов…
- А-а-а…, ну, этих можно…. Оставьте всякие упования на силу и волю. Не сопротивляйтесь обидчикам, а только молитесь за них и просите Бога, чтобы Он всё управил, и Он спасет. Сила Его в нашей немощи совершится. Жалко, что ты не можешь пойти, такой предлог хороший! А давай выпьем по маленькой! – Предложил Вахонин, успокоившись, что никто не покушается на его набожность, - такой повод, как воссоединение отца и сына после долгой разлуки грех не обмыть! У меня коньячок приличный есть, специально прикупил сегодня в столице на последние деньги. Увидел, понимаешь, и не смог удержаться! Я ведь когда-то эстетом был, если ты помнишь, а теперь нищий, понимаешь, Волчара, ни-щий! Дать мне сыну нечего, кроме совета, да кое-какой помощи. Стыдно мне перед ним…
- А что же ты его жить к себе не позвал? Ты только не подумай, что я его гоню, он мне нисколько не мешает, просто это было бы естественно, раз уж вы нашли друг друга.
- Ты думаешь, не звал? Да, я первым делом ему сказал: «Сынок, раз, я тебя обрел, немедленно перебирайся ко мне!». А он: «Папочка, я должен привыкнуть к этой мысли!». Мне бы его сейчас обуть-одеть с иголочки, компьютер самый дорогой купить, да разве я в состоянии! Вот, только и могу, что о Сорбонне похлопотать, но я боюсь, что он может меня неправильно понять, подумать, что хочу избавиться от него, спихнуть с глаз долой, понимаешь? Для этого мне и нужна твоя помощь, чтобы человек со стороны, так сказать, объяснил, что это совсем не так, а из самых наилучших побуждений, исключительно, для его же пользы! Понимая ситуацию изнутри, видя, на своем горьком опыте, что у нас в стране эра науки закончилась!
- Ох, Вахонин, как ты всегда куртуазно выражаешься, я прямо немею! Конечно, я тебя поддержу. Молодому человеку очень полезно поучиться в другой стране во всех отношениях. Давай свой коньяк. Ого, в хрустальных бокалах!
После второй рюмки Максим вдруг почувствовал, что сильно захмелел, и незаметно для себя, он пустился в откровения.
- Знаешь, старик, а ты меня сегодня удивил! Я не ожидал, прости, от тебя такой искренности и благородства. По сравнению с тобой я низкая тварь! Ты хоть не знал, что у тебя сын есть, и потому с ним не общался, а я? У меня дочь в Израиле, а я поцапался с женой, обиделся, видишь ли, что она отказалась в Россию со мной ехать, и даже не звоню. Подлец я, Тихоня, самый последний! Ты еще совета у меня просишь! Мне ведь тоже нечего ей дать, кроме отцовской любви, но я и в этом ей отказываю. Позу принял. Только это поза страуса. Зарыл голову в песок и торчу…. А чего приперся сюда и сам не знаю. Планы были самые грандиозные, а вместо этого болтаюсь, как… в проруби. Ладно бы работу я нашел интересную, пусть даже за небольшие деньги, так ведь – нет! Просто стою в позе. Вот, предложили мне недавно ребята в МГУ перейти в астрофизику, наверное, соглашусь, тут ловить нечего. Обещали им в марте штатную единицу добавить, так что, доработаю до весны и привет. Съезжу в феврале в Израиль, попробую еще раз жену уговорить, может, передумает.
- В МГУ, конечно, перспектив побольше, - осторожно, чтобы не спугнуть излияния соседа, вставил Вахонин. – Там и финансирование получше, и темы интересные…
- Эх, Тихонечка, знал бы ты, какая тема у меня есть! Только не могу я сейчас за нее взяться! А руки чешутся, аж зудят!
- Кто ж тебе мешает?
- Слово я дал Учителю, понимаешь, что это такое? Сло-во! Пообещал, что пока он жив, я этого делать не буду!
- Чего? – Вахонин просто поверить не мог в такую удачу.
- Прибор один собирать, вот, что! Все ниточки сейчас у меня в руках! Все до единой! И место есть…, только слова нарушить не могу. Ладно, разболтался я что-то, развезло меня, видно от усталости. Пошел я спать. А ты – молоток! Я горжусь, что ты мой сосед и друг! Все, пока! Отбываю в свою усыпальницу, тьфу, черт, что я несу, в опочивальню! Привет семье! Я твой с потрохами! Помогу – чем смогу, видишь, уже в рифму говорить начал, значит, пить пора прекращать.

«Как все просто! Даже обидно, честное слово! – Говорил сам себе Вахонин, моя рюмки под краном, - вот, и пригодился порошочек Игоря Павловича для развязывания языков…, жаль, последняя порцайка была! Хорошая штука, безотказная! Насыпал в рюмку – и привет! Клиент готов – «Мой язык, как шнурок развязался». Надо бы по начальству доложить, пусть гонит тугрики. Вот, дьявол, я же деньги на сотовый не положил, придется звонить с городского».

Пять минут, спустя в квартире Игоря Павловича раздался телефонный звонок.
- Товарищ, полковник! Костин. Разрешите доложить: перехвачен звонок с городского телефона Вахонина на незарегистрированный мобильный номер. Содержание разговора: «Получил полную информацию. Назначайте встречу».
- Глаз с него не спускать! Чтобы каждый шаг! Ясно?
- Так точно! Слушаюсь!
«Вот, гад, продался все же! Так я и знал! Отлично! Завтра возьмем с поличным и сразу еду в Главное Управление. На данном этапе обойдемся своими силами. Не подвело меня чутье старого чекиста! Теперь уж точно генерала дадут, не отвертятся».


       КОШКИ-МЫШКИ

«Что это меня так развело? – Думал Максим, застилая свой диван, - коньяк, что ли паленый у Тихони был? Прямо все плывет перед глазами, а сон, как рукой сняло. Не мог же я так окосеть от трех рюмок! Выпил-то меньше ста пятидесяти грамм…, наверное, оттого, что плохо работаю, как Шимон говорит, ладно, попробуем уснуть».

Однако уснуть он так и не смог. Едва Максим смежил веки, как перед его внутренним взором поплыли лица – родные, близкие и совсем незнакомые. Наползая друг на друга в говорливом хороводе, каждый из них пытался прокричать ему что-то важное, предостеречь от опасности. Потом их голоса слились в одни общий гул, и слов уже не возможно стало разобрать, лица замелькали все быстрее и быстрее, превращаясь в одну сияющую линию, окружившую его ослепительно ярким кольцом. Постепенно кольцо начало равномерно расширяться, самая яркая его часть удалялась от Максима, уступая место темноте. Вот, он уже едва мог различить вдалеке сияние внешней окружности, но тьма тоже была не однородной, наиболее густой мрак плотным коконом окутывал Максима, затем, он становился все более разреженным, словно разбавленным тем внешним, отдаленным ярчайшим светом.
«Это же Миры! – Осознал вдруг Максим. – Черный кокон, в котором нахожусь сейчас я – наш мир, за ним – Асия, Ецира, Брия, Ацилут и Адам Кадмон…. Так, вот, они какие – миры, эти степени, уровни скрытия Творца, всевозможные частичные меры Его восприятия…. Я никогда не думал, что картина Мироздания так величественная и прекрасна!».
Неожиданно зазвучал чей-то тихий голос, почти шепот, становящийся постепенно все громче и громче. Он набирал силу, делался крепче, отчетливее. Вот, уже можно стало различить отдельные слова: олам, цимцум, ор, парса…, и, наконец, забился, словно чье-то огромное сердце…, запульсировал космическим ритмом.

Свет бесконечный прянул вниз,
Верша Божественный Каприз
Своим лучом, и в пустоте
Миры образовались те,
Где Бесконечный прежде был,
Один в сиянии царил!
Не в силах описать язык,
Как Он прекрасен и велик!
Нет во Вселенной никого,
Кто б разумом постиг Его!
Без времени, границ и мер –
Творцом дарованный пример.
В пространстве черном и пустом
Круги расходятся, и в нем,
В центральной точке в некий миг
Наш мир материи возник.
Безмерно низок, удален,
Внутри миров родился он,
Почти невидим с высоты
В кольце бездонной пустоты.
       

Неожиданно величественное видение миров исчезло, словно чья-то могущественная рука стерла его одним мановением. Перед Максимом возникла пьяная физиономия Тихони, который, осклабившись глумливой улыбкой, гнусаво произнес:
«Ну что, понял, наконец, что никакого ада нет! Вместо него – наш мир, ниже падать уже некуда!».
Максим вскочил с дивана и опрометью кинулся в туалет. После приступа тошноты ему стало немного легче, головокружение прекратилось, и он более-менее спокойно проспал остаток ночи.

Утром, превозмогая слабость в ногах, Максим дотащился до кухни и застал там своих квартирантов, шипящих друг на друга как два уличных кота, отстаивающих территорию.
- Брэк! – Цыкнул он на них, - а ну, веселые гестаповцы, хорош, издеваться над больным человеком! Юра, оставь нас, пожалуйста, с Антоном одних, мне нужно с ним серьезно поговорить.
Юра наградил противника убийственным взглядом и с достоинством покинул помещение.
- Антон, я все знаю.
- Да? – Тихо прошептал паренек и сжался в углу дивана. – Мне – идти вещи собирать? Простите, я не хотел…, не знаю, как это получилось…
- Ты о чем? – Недоуменно спросил Максим. – Да, никто тебя не гонит! Поверь, я очень рад, что ты нашел отца! Честное слово, искренне рад за вас обоих. Можешь оставаться здесь, если тебе пока неловко к нему переезжать.
- А-а-а, - протянул с облегчением Антон, - чему же тут радоваться…
- Ну, как же? Теперь у тебя есть в этом городе родной человек, который готов о тебе позаботиться, на которого ты можешь опереться. В наше время это имеет очень большое значение.
- Да, пошел он! Знать его не желаю! – Вдруг взорвался юноша, - иметь такого отца стыдно! Хотя родителей и не выбирают, но если бы мне предложили из двух человек выбрать, которые только остались на земле, я бы не его…
- Что ты такое говоришь! – Оторопел Максим, - а он мне сказал, что ты его обнял со слезами, и счастлив был…
- Врет он все, Максим Сергеевич! Меня обстоятельства вынудили признаться, как это говорят: «Бес попутал». Но я потом долго думал и решил больше с ним не общаться никогда…, и помощи мне его не надо…
- Ничего не понимаю…, ладно, я не буду давить тебе на родственные чувства, в конце концов, меня это не касается, извини, что завел такой дурацкий разговор. Давайте, кофе пить, а то голова гудит, Юра! Иди к нам!
Юра появился мгновенно, и Максиму стало ясно: подслушивал. Он рассмеялся и призвал ребят закопать томагавки. Юра пошипел еще немного и протянул приятелю руку.

В это самое мгновение Тихон Федорович в самом радужном настроении выходил их автобуса у станции Метро «АННИНО», не подозревая, что за ним по пятам следует рядовой сотрудник архива первого отдела Института Костин.
«Сейчас деньги получу и сразу куплю себе путевку на Канары! – Сладостно размышлял он. – Всю жизнь мечтал побывать на каких-нибудь экзотических островах. Обнаженные юные мулатки в массовом количестве, со страшной силой теплое море, напитки разнообразные без ограничения – за все уплачено! Помню, как во времена нашей совковой молодости по шабашкам в отпуск мотались, чтобы деньжат срубить. Как-то америкос один меня спрашивает: «Куда вы на вакации собираетесь? Рекомендую на Багамские острова». Мы с ребятами так и покатились со смеху, а он понять не может, чего это мы хохочем. «Да, - говорит, - когда мне первый раз посоветовали, я тоже очень смеялся, а потом съездил, и так понравилось!».

В небольшом зале кафе «Пепино» было в это время суток тихо и безлюдно. Жорж заказал шикарный обед и бутылку самого дорого «Виски». Вахонин ел и пил за двоих, он был шумлив, остроумен и вальяжен. В глубоких недрах его кармана покоился не увесистый пакет, а чек со многими нулями, более всего напоминавший количеством цифр номер мобильного телефона, согревая своим теплом не только ближайшее, но и отдаленное будущее Тихона Федоровича.
- Относительно Сорбонны я договорился и уже передал все данные вашего дражайшего отпрыска, - с ласковой улыбкой поведал Жорж.
- А? Что? Какой Сорбонны? – Выпучил глаза захмелевший Вахонин,- ах, в смысле сынка моего? Ну да, благодарствую. Пусть поедет юнош, мир посмотрит, мы в его годы не могли себе позволить такой роскоши.
- Вы прекрасно сработали, мсье, - опять улыбнулся Жорж, - не ожидал от вас такой прыти, признаться…, хорошая школа! С русскими, оказывается, приятно иметь дело…. Прошу меня извинить, пора выгуливать Черри. Как сказал наш великий писатель: мы в ответе за тех, ну, и так далее…. Разрешите откланяться и пожать вашу руку.
- Счастливо! Если что, – всегда рад помочь. – Вахонин с трудом приподнялся со стула, отяжелев от сытной еды и обильного питья.
Жорж подозвал официанта и удалился.
«Поцарапался я где-то что ли»? – Подумал Тихон Федорович, заметив на мизинце свежую ссадину, и, слизнув крохотную капельку крови, прижал ранку салфеткой.

Выйдя на бульварное кольцо, Вахонин остановился, размышляя:
«Ну вот, теперь можно и в турбюро какое-нибудь ближайшее наведаться, хотя, нагрузился я основательно, может, в другой раз? Что-то сердце так колотится…, надо бы присесть».
Он сел на ближайшую скамейку, опустил голову на грудь и тихо заснул.
Спустя час, наблюдавший за ним Костин, обеспокоился полной неподвижностью подшефного объекта. Он подошел к Вахонину, осторожно сел рядом с ним на скамью и сразу понял, что тот уже не дышит. Врач «Скорой помощи» констатировал смерть от естественных причин. «Увы, ничего нельзя сделать. Скорее всего, тромб оторвался, - безразличным усталым голосом сказал он Костину, - более определенно причину смерти можно будет назвать после вскрытия».

- Игорь Павлович, докладывает Костин. Тут… такая история…
- Да, говори же ты – не тяни!
- Объект наблюдения… скончался…
- Что!? Как ты мог допустить! Убит?
- Врач констатировал, что от естественных причин. Тромб как бы оторвался…
- Эх, черт, поторопился я, хотел своими силами взять, а потом уж доложить в Главное Управление. А что, второй? Тот с кем он встречался? Надеюсь, ты проследил…
- Я же не могу раздвоиться, Игорь Павлович! Вы приказали с Вахонина глаз не спускать. Я и не спускал…, он же меня в лицо знает, вы приказали «не светиться», только фото удалось сделать…, солидный человек, по виду иностранец…
- По виду ты тоже, знаешь, нормальный человек, а на самом деле – идиот! «Приказали, да приказали»…, дилетант! Ох, загоните вы меня в гроб!
 

       ПРАХ К ПРАХУ

Похороны Вахонина взял на себя Институт. В ритуал, отработанный до мелочей, была внесена единственная поправка – отпевание, на котором категорически настаивали сотрудники теоротдела.
- Ты отца не суди, мальчик, - сказал Максим Антону, когда она возвращались с кладбища в тряском ПАЗике. – Нашему поколению было сложнее всего привыкнуть к новым реалиям. Нас ведь воспитывали в Советском Союзе как научную элиту, которая станет определять будущее всего земного шара…, а потом все рухнуло, мы стали никому не нужны…, покатилось, как снежный ком с горы.
- Максим Сергеевич, а вы верите в переселение душ? Ну, в то, что душа опять возвращается в другом теле через какое-то время? И ты опять можешь встретиться с этим человеком?
- Прежде не верил, - ответил Максим, словно сам себе, - а теперь верю. Невозможно за один короткий промежуток времени, который называется «наша жизнь», достичь того, что нам предначертано свыше.
- А как узнать, сколько раз ты воплощался, мы ведь ничего не помним из своих прежних жизней, может, я первый раз живу…
- Ты – точно не первый! – Убежденно сказал Максим. – Мы, конечно, ничего не помним, но по тем качествам, которые нам присущи в этой жизни, можно сказать, кем ты был в предыдущем кругообороте.
- Как это?
- Ну вот, скажи, что тебе легче всего дается, какие у тебя наклонности? Я, например, склонен к поэзии, значит, можно с определенной долей вероятности утверждать, что когда-то неплохо писал стихи, может быть, даже не в одном воплощении, а в нескольких. Зато рисовать я не умею совершенно! Значит, художником никогда еще не был. То же самое – способность к языкам. Ну, и многое другое…, душа ведь тоже учиться во всех своих кругооборотах, и никакая наука не проходит для нее бесследно.
- А может такое быть, ну, когда у меня, скажем, родится сын, и это будет душа моего отца?
- Такой вариант вполне допустим, что же тут фантастического?
- Но ведь он тогда может унаследовать его дурные наклонности! – В ужасе вскричал Антон. – Я могу на это повлиять? Вмешаться? Как-то исправить их, сгладить? Или это как бы… запрограммировано что ли…, и ничего изменить со стороны нельзя?
- Очень даже можно, если ты будешь внимательным и подготовленным отцом. Ты одним своим примером сможет повлиять на своего сына, тут даже никакого особенного воспитания не понадобится.
- А как же те четыре фактора, о которых вы говорили, те, что формируют и определяют человеческую личность: основа, путь ее развития, внешнее воздействие на путь развития основы и, так называемый, «сторонний»? Правильно я запомнил?
- Да, но только их необходимо выявить в себе, проанализировать, понять, чем они отличаются друг от друга, чтобы найти тот параметр, на который ты волен повлиять.
Над основой, например, ты не властен. Это некая духовная суть, которая остается даже после исчезновения внешней формы.
- А как это? Я не очень понимаю…, что значит, «духовная суть»?
- Это некое неоформленное желание, которое позже проявляется в различных формах, давая новую жизнь. Ведь это наша душа побуждает родиться новое тело, чтобы облачиться в него. Существует некая информационная часть, запись, воспоминание, духовный ген, так называемое, решимо, не имеющее материальной оболочки, вот, оно-то и возрождает ее вокруг себя. Хотя новая оболочка будет напоминать прежнюю, в ней произойдут определенные внешние изменения, но именно они нас и интересуют.
- Почему они?
- Потому что внутренняя информация не меняется! Нам важно понять, как изменить внешнюю форму, чтобы улучшить ее качества. Мы констатируем наступление смерти, но не можем обнаружить связь между старой формой, которая изменила свой вид, став только силой, и новой. Но именно эта сила и называется душой, информационной составляющей, основой.
- То есть, на этом этапе ничего нельзя изменить! Я понял, а что же дальше?
- Да, в первоначальном, исконном желании, в твоем корне – нельзя, как и повлиять на путь, который ты должен пройти от начального момента до конечного. Однако под влиянием окружения этот путь можно преодолевать по-разному.
- Как это?
- Ты можешь сделать процесс своего развития осознанным, и благодаря этому обрести более качественную форму. То есть, ты волен выбрать, куда именно прикладывать усилия, эффективно используя для этого внешние обстоятельства, лично участвовать в своем качественном формировании.
- Как же этого достичь!
- Благодаря четвертому фактору – «стороннему». За счет правильного выбора окружения.
- Итак, еще раз, я хочу разобраться, - сосредоточено проговорил Антон, - простите, что я такой тупица. Значит, есть четыре фактора:
свою суть человек изменить не может;
законы, по которым меняется его суть, то есть, последовательность поступления духовной информации или решимот, человек изменить не может;
законы изменения своих внутренних свойств в зависимости от внешних воздействий человек изменить не может, среда действует на него определенным образом, и не в его силах переменить свои взаимодействия со средой;
окружающую среду, от которой он полностью зависит, человек может изменить.
- Ты все понял правильно и сформулировал очень четко, молодец! Однако мы уже приехали. Надо помянуть Тихона Федоровича, и потом…, почти все уже знают, что ты его сын…
- Откуда? – Изумился Антон. – Я же никому не говорил…
- Оказывается, он успел перед смертью завещание оставить, не заверенное, правда, но оспаривать его вроде как некому…, словно чувствовал, бедняга…, странно даже, я не очень понял, но мне Игорь Павлович на похоронах сказал, наш зам. директора по режиму.

Поминки потекли своей чередой – с пламенными речами, ритуальными оборотами, вроде: «Прах к праху», «Пусть земля ему будет пухом»…
К Антону подходили какие-то люди, жали ему руку, ободряли, делились воспоминаниями о Тихоне Федоровиче, восхищались его умом, энциклопедическими знаниями и человеческими качествами.
«Странно, - думал Антон, - оказывается, мой отец был совсем не таким плохим человеком, как мне казалось, теперь уж я этого никогда не узнаю…, или узнаю?».



       ИСКУШЕНИЕ СВЯТОГО АНТОНИЯ

Игорь Павлович очень тяжело переживал крушение своих упований на генеральские погоны. На другой день после похорон Вахонина он заперся у себя в кабинете, попросив секретаршу не соединять его ни с кем, кроме самого высокого начальства. На столе перед ним лежал конверт, извлеченный опытными руками Костиным из кармана покойного.

«Ого, сумма-то внушительная! Интересно, какую же услугу он оказал за такие деньжищи? – Мрачно усмехнулся он. - Чек на предъявителя…, я такого капитала за всю жизнь не заработал…, даже, если бы не пил, не ел, за квартиру не платил и ходил, в чем мать родила. А ведь можно будет уволиться, внучкам мир показать, дочери квартиру купить отдельную, жене норковое манто, кредит за машину погасить, дачку подремонтировать, зубы, наконец, нормальные вставить, а не это барахло пластмассовое…. Нет! Стоп! Что я говорю! Это же надо! И с того света он мне покоя не дает! Искушает, поганец!».
Игорь Павлович вдруг затылком почувствовал сверлящий, жгущий взгляд Феликса Эдмундовича, огромный портрет которого висел на стене за его спиной, словно говоря: «А как же чистые руки, горячее сердце, и все прочее, в чем ты поклялся?». Он встал из-за стола и посмотрел прямо в глаза самому главному чекисту всея Руси.
       «Да, дорогой товарищ Дзержинский, вот, такие мысли приходят в голову даже самым преданным и закаленным вашим бойцам! Знали бы вы, какие нынче времена наступили, не судили бы меня с такой строгостью…, мир-то, за который вы кровь проливали, рухнул. Камня на камне не осталось. Союз развалился как карточный домик. Такая держава могучая была! Коммунистическое общество мечтали построить, а что получилось? Живем по законам рыночной экономики! Только не рынок это, а базар. Все вокруг тем лишь и озабочены, чтобы половчее надуть ближнего, да карман свой набить потуже. А квартплаты какие у нас!? Нет, вы посмотрите, посмотрите!».
Игорь Павлович дрожащими руками достал из бумажника узкий листочек бумаги с перечислением стоимости коммунальных услуг и поднес его к глазам своего кумира.
«Видали? Вам тоже страшно стало? Это же больше, чем пенсия моей жены! Вот, оплачу сегодня, и на жизнь ничего не останется. До моей зарплаты еще целая неделя, а у старшей внучки сапожки порвались…, обещал я ей, папка-то их сбежал в неизвестном направлении, все теперь на деда свалилось.
Нет, я не ропщу, вы не подумайте, я счастлив даже, что они со мной живут, обидно мне только…. Всю молодость по заставам, по горячим, так сказать, точкам, а что в итоге? Прозябание в нищете! Вот, что! Я, конечно, понимаю, что деньги эти подлые, не известно за что плаченые, но одно знаю точно – не за шпионаж! Откуда я знаю? Знаю! Будьте спокойны! Не было у покойного никаких государственных секретов, чтобы ими торговать. За это можете быть спокойны. Какую-то другую услугу он оказал зарубежным господам-товарищам…, и желаю вас заверить, что докопаюсь, какую именно! Даже жизни не пожалею.
Только, вы поймите, товарищ Феликс Эдмундович, без денег мне ничего не сделать! В Главном Управлении меня и слушать без доказательств никто не станет. У них своих проблем полно. Так что, придется одному, самостийно, так сказать, раскручивать эту темную историю, а потому, чек этот я обналичу, хоть вы и против, а деньги буду хранить у себя дома и вести строжайший учет всех расходов, каждой копеечке. Это я так…, помечтал просто немного, как всякий живой человек с неосуществленными желаниями, несбыточными мечтами…. Не беспокойтесь, рубля не потрачу на личные нужды! Все ради блага Отечества.
В ваше время люди были совсем другие, каждый был готов умереть за идею. Теперь – не то! Все как с цепи посрывались…, рвут друг у друга из рук. Как нам вас с товарищем Сталиным не хватает! Вот, навели бы порядок, а то – смотреть тошно. Да, что – смотреть, жить тошно! Семьи разваливаются, Товарищ Дзержинский, законным браком сочетаться никто, видите ли, не желает! «Мы сначала поживем, притремся друг к другу, а вдруг у нас сексуальная несовместимость?!». Где это видано, чтобы в ЗАГС не идти! Какие родители согласятся, чтобы их дочурку поматросил и бросил какой-нибудь кисель в штанах! Я, конечно, не ханжа…, и сам по молодости мог…, но чтобы жену бросить – и в мыслях никогда не держал, наоборот, соврешь как-нибудь половчее, оберегаешь ее от сплетен, мол, на спецзадании был. Порой, даже заночуешь на стульях в Горотделе, чтобы она знала, что муж иногда может домой на ночь не прийти. А что сейчас? Все на показ…, чуть не посреди улицы, как собачонки, прости Господи. Оттого и беспризорные дети, оттого и наркомания, самоубийства…
СМИ наперебой трубят про кризис мировой экономики, науки, морали и всего прочего. Экологию, мол, испакостили…. А кто испакостил-то? Три сестры и дядя Ваня? Или инопланетяне прилетели, устроили нам быстренько кризис на одной отдельно взятой планете, и тикать домой! По-моему, так - кризис весь в сознании, головы лечить надо, как совершенно справедливо персонаж один известный литературный говорил, а то живем, будто по тому анекдоту про дом терпимости: вместо того, чтобы контингент менять, они кровати передвигают с места на место. Жалко, океан от нас далеко, нам бы цунами, чтобы смыть дрянь всю с лица земли и заново начать социализм строить!».

После этого страстного монолога Игорь Павлович вызвал секретаршу и попросил заказать ему на завтра машину, которой имел право пользоваться раз в неделю как член Дирекции, для поездки в столицу.

«В какой же банк-то мне сунуться с этим чеком? – Раздумывал Игорь Павлович, отпустив водителя перекусить, и бодро шагая по Тверской. – Надо попроще что-нибудь выбрать, «Альфа» - это уж слишком! Видел я на Ленинградском проспекте «Уралсиб» какой-то, сейчас сяду на двенадцатый троллейбус, он прямо возле него останавливается…».

Положив чек в металлический контейнер, Игорь Павлович отчего-то занервничал. Кровь шумела в ушах, словно морской прибой, а сердце готово было разорваться на части. Кассир, внимательно исследовав документ и, вежливо произнеся: «Подождите одну минуточку, пожалуйста», удалился. Сквозь толстое пуленепробиваемое стекло, отделявшее его от клиента, голос банковского служащего показался Игорю Павловичу зловещим.

Спустя минуту, в крохотное помещение кассы безмолвно вошли два дюжих молодца, и ловко сковали руки Игоря Павловича наручниками. Он тотчас все понял и не подумал оказывать сопротивление.
«Хорошая работа! – Восхитился Игорь Павлович невольно, - мне бы таких сотрудников, горы бы мог свернуть! Мадрид-твою-Лиссабон! Видать, чек был фальшивый…, придется как-то выпутываться из этой истории. Ох, теперь уж точно на пенсию выпихнут, бедные мои девочки, и стыда не оберешься…. Это в лучшем случае…, а то и упечь могут, если начальство не выручит. Вот, и прославился на старости лет на все Главное Управление!».

Водитель ждал Игоря Павловича до глубокой ночи в условленном месте, и, наконец, был вынужден вернуться без него. Утром он доложил начальству, что зам. директора по режиму бесследно исчез.


       ТЕМНАЯ ЭНЕРГИЯ

В пятницу утром Максим сказал ребятам:
- Меня в выходные не будет, хозяйничайте тут одни, надеюсь, больше не станете выяснять отношения, как кот Матроскин с Шариком. А хотите – можете присоединиться, в каббалистическом Центре лекция будет интересная.
- Не, - ответил Юра за двоих, - мы все уже выяснили. Но я поехать не могу точно. У нас футбольный чемпионат между факультетами.
- А я бы поехал, - встрепенулся Антон. – Правда, можно, Максим Сергеевич? Туда разве всех пускают?
- Нет, там фейс-контроль! – Засмеялся Максим. – По форме ушей пропускают, они должны быть непременно каббалистические – большие, как лопухи. В дверях установлен специальный такой трафарет, если форма твоего уха ему не соответствует, то – гуляй, Вася. Конечно всех! Тогда возьми деньги и дуй на автостанцию за билетами.
- Деньги есть! Так, я побежал?
Антон пулей сорвался с места, а Максим озабоченно сказа Юре:
- Хоть что-то его заинтересовало, а то сидит, часами уставившись в одну точку, как сомнамбула. Осунулся, побледнел, не ест ничего, один чай гоняет с сушками и все. Даже как-то тревожно за него.
- Конечно, столько на беднягу свалилось! Он все думает, принимать ему отцовское наследство или отказаться. Извел уже меня, как будто я могу за него решить. А чего изводиться? Последняя воля усопшего, как говорят, надо выполнить. Я бы и думать не стал! Стоит ли тут колебаться? Вы бы ему вправили мозги Максим Сергеевич…
- Каждому состоянию, которое посылается свыше, надо дать полностью прокатиться по тебе, чтобы понять, для чего оно ниспослано. – Ответил Максим задумчиво.
- Так уж, и свыше? - Возразил Юра, - вы хотите сказать, что вся наша жизнь кем-то запрограммирована? Я в такой фатализм не верю. Жизнь – как жизнь, идет своим чередом. Зачем все усложнять? Ну, бывают, конечно, испытания, только действовать в таких случаях надо еще более решительно! Человек своей судьбе должен быть хозяином, а не марионеткой.
- Тебе не откажешь в логике, - засмеялся Максим, - ты у нас – пассионарий!
- Да уж! Антонио какой-то бесхаризьменный, даже жалко его, порой. Мучается на ровном месте, а проблема гроша выеденного не стоит.
- Яйца, - поправил Максим машинально.
- Ну, яйца, какая, на фиг, разница!
       
В Центре было тихо, по узкому коридору плыл обворожительный аромат кофе, а из обеденного зала доносилось позвякивание посуды и тихое пение Ульяны.
- Замерз, как сосулька! – Признался Максим Антону, отряхивая снег с рукавов куртки, - представляешь, так отвык от зимы за три года жизни в Израиле. Я ее и раньше-то не любил. Все, бывало, радуются, - снег, лыжи, коньки! А я выйду на улицу, дрожу мелкой дрожью, как цуцик, и только об одном думаю: скорее бы в помещение зайти.
- Должно быть, вы в прошлом воплощении жили в жарком климате, где-нибудь в Африке, - засмеялся Антон, - а я очень зиму люблю, мне летом не так комфортно, особенно в жару.
- Пойдем, кофейку на грудь примем по чашечке, надеюсь, нам не откажут. Ребята, наверное, еще спят после ночного урока.
Максим вдруг поймал себя на мысли, что боится встретиться с Ульяной с глазу на глаз.
«Неужели я позвал с собой Антона только поэтому? – Усмехнулся он, проходя в столовую, - Да, психика, порой играет с нами в странные игры. Значит, подсознательно я все это время думал о ней? Вот тебе, и решимо!».
- Привет! – Весело поздоровалась Ульяна, - а почему ты в прошлые выходные не приезжал? Тебя Миша ждал, даже мне наказал сообщить, когда ты появишься. Что-то спросить хотел.
- Друга хоронил, - ответил Максим и показал глазами на Антона, - его отца. Познакомься, это Антон, мой студент и подопечный.
- Какое имя звонкое! – Улыбнулась Ульяна, и повторила нараспев, - Ан-тон. Проходите, что в дверях встали, сейчас вам кофе налью.
В этот момент в столовую вошли двое ребят, обсуждая на ходу ночной урок.
- Ты понял про ударное состояние? До меня что-то не совсем дошло…. То есть, это определенный процесс взаимодействия между Высшим светом и экраном, иначе говоря, столкновение противоположных желаний, целей?
- Ну да, ударное соединение противоположных свойств – зивуг дэ-акаа. Это когда в тебе соединяются эгоистические и альтруистические желания посредством удара.
- И что получается?
- Получается, своего рода, взрыв, вследствие которого чистые альтруистические желания попадают внутрь эгоистических, нечистых. Как результат этого процесса, у человека возникает возможность проявления свободы воли и самоисправления.
- А, теперь понятно…

 - Максим Сергеевич, да, это прямо как у нас в Универе! – Восхищенно сказал Антон на ухо Максиму, - совершенно научный подход к изучаемой проблеме! Мы так же точно с ребятами обсуждаем лекции!

Суббота пролетела незаметно. Антон уже чувствовал себя как рыба в воде, он перезнакомился с ребятами, и сразу принялся помогать им с газетой.
«Это хорошо, - с облегчением вздохнул Максим, покидая Центр утром следующего дня. – Ему полезно отвлечься от печальных мыслей, особенно, в коллективе единомышленников. Ничто так не сближает людей, как совместная работа».
- Встретимся вечером на «Южной», у автобуса. – Крикнул он издали Антону, рисовавшему что-то в компьютере, - мне надо еще одного человека навестить…, не опаздывай, помни – это последний.
- Да, да, - отозвался паренек, но Максим не был уверен, что он дал себе труд вникнуть в смысл его слов.

Решимо продолжало раскручиваться своим чередом, совершенно не желая считаться с мнением участников событий, и потому, наверное, Максим вышел на улицу одновременно с Ульяной.
Фонари еще не погасили. В их оранжевом свете все казалось призрачным, фантастическим, - и обильно облепленные инеем ветки деревьев, и мерцающие вывески на домах, и редкие прохожие в запорошенных снегом одеждах. Машин на дорогах почти не было, и оттого, наверное, воздух, пропитавшийся за ночь морозной свежестью, казался вкусным и ароматным.
- Ты на Метро? – Спросила Ульяна, когда они, молча, прошли по Малой Дмитровке уже минут пять.
- Нет. Мне надо в Сытинский тупик, тут рядом совсем.
- Знаю. Я там живу. – Казалось, она совсем не была удивлена такому совпадению, - дом 6, квартира 20.
- Не может быть! – Максим повернулся к ней всем туловищем так резко, что едва удержался на ногах.
- Что же ту сверхъестественного? – Она, смеясь, успела ухватить его за руку, чтобы не дать упасть.
- А мне в двадцать первую.
- К Виктории Юрьевне?
- Да…
- Тогда пойдем, - предложила Ульяна и взяла Максима под руку. – Буду висеть на тебе балластом, чтобы ты не падал. Я свои подошвы клеем «Момент» смазала, а потом к песку приложила. Совсем не скользят, но надолго не хватает, надо через день снова повторять эту нудную процедуру…
 Максим крепко прижал ее руку к своему боку и, вздохнув, зашагал дальше. Ему совсем не хотелось вести пустой разговор. Зачем? Разве так важно знать, с кем она живет и чем занимается? Что это даст? Ведь в своих мечтах он может вообразить, что они вместе возвращаются в свой дом, где существуют только вдвоем. В прихожей он помогает ей снять шубку, а она бежит на кухню варить ему кофе…

Консьержка едва удостоила их сонного взгляда. Роскошный, весь в зеркалах лифт, помедлив несколько секунд, сомкнул створки дверей и бесшумно заскользил на последний этаж. Максим наклонился и поцеловал Ульяну в губы.

- Ты к Виктории по делам, или так, навестить? – Спросила Ульяна, доставая из кармана ключ от дверей своей квартиры.
- Поговорить о темной энергии, - почему-то таинственным шепотом ответил Максим и, погладив Ульяну по лицу, решительно нажал на кнопку звонка, услышав, как он гулко зазвенел в пустоте огромной передней.


       АВАНТЮРИСТКА

- Здравствуй, дорогой! – Приветствовала Виктория Юрьевна Максима, - я тебя еще в прошлые выходные поджидала, как твой полномочный представитель обещал.
- Простите, что не позвонил. Сосед скоропостижно скончался, закрутился, совсем забыл, что и кому обещал…. Скажите честно, я не помешал вашей работе? Творческого человека легко выбить из ритма.
- Как справедливо заметил Антон Павлович Чехов, русский писатель только мечтает, чтобы кто-нибудь пришел и помешал ему работать, - засмеялась хозяйка, а потом, я – жаворонок, встаю ни свет, ни заря и – принимаюсь за сочинительство. Чай? Кофе? Это хорошо, что ты сегодня без торта, я еще от того не опомнилась!
- Простите, что с пустыми руками, - смутился Максим, - какой-то я несобранный нынче…, забыл обо всем на свете! Хотите, в булочную сбегаю, куплю что-нибудь к чаю?
- Ни-ни! Мне вчера Ульянка пирогов принесла с черникой. У нее такая выпечка, - с пальцами съешь! Вот, рука легкая у девчонки на всякую стряпню!
- Я с ней знаком немного, - признался Максим, порадовавшись, что хозяйка вышла ставить чайник и не видела, что он покраснел, точно вареный рак. – Она…, мы каббалой вместе…, то есть…
- Да, я знаю, что она у нас каббалистка! Славная женщина. Мир тесен, я давно говорю, что все люди через руку знакомы. – Прокричала Виктория Юрьевна из кухни.
- Вы ее давно знаете?
- Почитай, всю жизнь, ее, разумеется. – Засмеялась хозяйка, возвращаясь в комнату. – Брат с моим сыном в Германии работает, отец – послом в Руанде.
- Значит, она одна живет? – Невольно вырвалось у Максима, но, поймав лукавый взгляд Виктории Юрьевны, он добавил, - в смысле, своей семьей, без родителей.
- Было у девчонки несчастливое замужество, короткое совсем, буквально, несколько месяцев, или год, не помню уже точно. Муж был автогонщик, разбился насмерть на каких-то международных соревнованиях, ну, у нее выкидыш случился на почве стресса…. Операцию сложную перенесла, теперь детей иметь не может…. Что-то я разболталась, не за сплетнями же ты ко мне пришел…
- Конечно! – Спохватился Максим, - это я так, для начала разговора…, не знаю, от какой печки танцевать, история сильно длинная…
- Как всегда: начни с самого начала! Или ты торопишься?
Максим вздохнул, пытаясь мысленно определить точку отсчета тех событий, о которых ему предстояло поведать Виктории Юрьевне, и начал свой рассказ.

- Вот, вкратце, и все мои приключения…
- Невероятно! Как бы я хотела пережить нечто подобное! – Воскликнула немного грустно Виктория Юрьевна. – Твои похождения прямо просятся в роман, я бы его так и назвала: «Похождения русского физика в Цфате».
- Как это я забыл, с кем имею дело! – Засмеялся Максим, - с писателями надо держать ухо востро, они и ближнего не пожалеют, лишь бы он мог послужить для них поводом к творчеству. Теперь – самое главное, - прибор. Понимаете, если бы это была груда металла, которая соответствовала техническим возможностям древних обитателей Ойкумены, я бы не гоношился, что называется, ну, интересно собрать некую архаическую конструкцию из запчастей, и только. Но когда мы с Сенькой получили ту справку! Вы только почитайте!
Максим попросил хозяйку принести пакет, доставленный ей Юрой две недели назад, и вынул из него красивый деревянный футляр.
       - Вот, смотрите сами, я специально все положил в одно место. – Он подал Виктории Юрьевне аннотированный отчет о физико-химическом исследовании свойств объекта.
- Поразительно! – Сказала она, несколько раз внимательно прочитав документ. – Это настолько нереально, что напрашивается мысль, а не перепутали ли они образцы? Может быть, одновременно с вашим им на анализ поступил еще какой-нибудь современный сплав…, разве не могли они ошибиться…
- Это исключено. – Максим отрицательно покачал головой. – За подлинность анализа я ручаюсь. Семен сам разговаривал со специалистом, проводившим исследования сплава. Тот был очень удивлен тем, как он попал в наши руки, пришлось даже придумать правдоподобную версию…, что нас, мол, друзья попросили и все такое…. Однако это еще не все.
Максим извлек на свет кинжал, подобно фокуснику, достающему из шляпы зайца.
- А вот, и последнее звено в этой цепочке странных, я бы сказал, таинственных обстоятельств! Смотрите внимательно!
Ловко отделив лезвие от гарды, он сильно надавил пальцем на изумруд, находящийся в самом центре мальтийского креста, и рукоятка раскрылась.
- Что это? – Спросила Виктория Юрьевна чуть дрожащим от волнения голосом, с большой осторожностью принимая из рук Максима небольшой свиток тончайшего пергамента.
       - Инструкция по сборке! У вас есть сильная лупа? К сожалению, я не успел ее подробно изучить…, давайте, сделаем это вместе.
Хозяйка быстро убрала со стола все лишнее, затем, принесла мощное увеличительное стекло, и они углубились в исследование древнего документа.
- Я хорошо знаю санскрит, - сказала, наконец, Виктория Юрьевна, отрывая задумчивый взгляд от манускрипта, - и могу с уверенностью сказать, что это не он. На одно стороне пергамента изображен общий вид прибора и последовательность соединения деталей, думаю, что эти значки, которые сопровождают рисунок, означают его истинные размеры. На другой стороне, скорее всего, дается подробное описание приведения прибора в действие и его назначение. Знать бы, каков же он в натуральную величину! Я могу увеличить масштаб рисунка…, скажи, Макс, а у тебя есть какая-нибудь разумная гипотеза, для чего предназначен этот прибор?
- Разумной нет, к сожалению. Только самая невероятная! – Воскликнул Максим, - я даже не решаюсь озвучить ее в вашем присутствии, боюсь, вы поднимите меня на смех, как Сенька, когда я ему изложил свои соображения.
- Говори! – Потребовала Виктория Юрьевна. – Не смущайся, у меня достаточно авантюризма, чтобы поверить в самую невероятную гипотезу, если в ней содержится хоть крупица научного смысла!
- Мне кажется…, - начал неуверенно Максим, - что тут есть связь с темной энергией…, я ведь вам еще не все рассказал. В одном из мешков вместе с деталями лежал небольшой осколок… того зеркала, которое упоминается в вашей легенде.
- Ах, вот, почему ты спросил о зеркале! – Виктория Юрьевна даже побледнела. – Нет, я, пожалуй, приму капли Зеленина! Что-то сердце пошаливает…
- Вам плохо? – Забеспокоился Максим, - может, отложим все наши изыскания до другого раза?
- Ни в коем случае, - решительно возразила Виктория Юрьевна, - тогда я умру от любопытства! Выбирай! Давай-ка, лучше, выкладывай все до конца! Ты считаешь, что между тем зеркалом из легенды и твоим прибором существует связь?
- Интуиция мне подсказывает, что есть связь…, видели бы вы тот осколочек…, в нем такие глубины! Словно он из другой галактики…
- Что бы имеешь в виду?
- Гипотез о происхождении Вселенной множество, теория «Большого взрыва» не слишком популярна среди «квантовиков», - вздохнул Максим, - кое-какой народ в этом сильно сомневается, и требует предъявить им «наблюдателя»…, но она очень гармонично вписывается в каббалистический подход…. То, что в каббале называется понятием «свет», скорее всего, является некой энергией. Я думаю, темная энергия наиболее подходящий материал для моих догадок. Физика элементарных частиц и космология становятся сейчас единой наукой о фундаментальных свойствах окружающего нас мира. Я бы смело причислил сюда и каббалу. Различными методами они отвечают на одни и те же вопросы: какой материей наполнена Вселенная? Каков был ее генезис? И главное – какие процессы, происходившие между элементарными частицами в ранней Вселенной, привели, в конечном итоге, к ее современному состоянию? Я, в свое время, довольно плотно занимался изучением лептонов, которые ближе всего объясняют строение темной энергии. Ведь в целом Вселенная однородна, разумеется, это не относится к сравнительно небольшим областям. Есть области, где много звезд, это галактики, есть скопление галактик, но есть и гигантские пустоты. Принято считать, что Вселенная расширяется, и раньше она была гораздо плотнее, об этом свидетельствует «покраснение», света, испускаемого удаленными галактиками или яркими звездами. То есть, из-за общего растяжения пространства длина волны света увеличивается за то время, пока он летит к нам. Я не устраиваю вам ликбез, поэтому опустим научные рассуждения, которые вы знаете лучше меня. Говорю же об этом к тому, что с помощью этого прибора, как мне кажется, мы сможем добраться до истоков. Понять, так сказать, генезис Вселенной!
- Надо думать, надо думать, - бормотала Виктория Юрьевна, словно сама себе, – все это так неожиданно! Ладно, давай поступим таким образом: ты пойдешь отдыхать, и не смей мне перечить, вон, у тебя глаза совсем ввалились, а я, тем временем, попробую увеличить масштаб рисунка прибора, посмотрим, что это нам даст.
На том они и порешили.

Когда, спустя два часа, посвежевший и отдохнувший Максим вернулся к «совещательному столу», увеличенный чертеж прибора был уже готов. Он глядел на него несколько секунд в немом изумлении, потом перевернул лист ватмана на девяносто градусов и прошептал:
- Да, это же Менора! Подсвечник для семи свечей, символика каббалистического Древа Жизни! Кто бы мог нам помочь прочитать текст? Где взять такого специалиста? Может быть, Шимон…. Выход один: в конце января я планирую поехать в Израиль, там в начале февраля будет конгресс каббалистов. Надо отсканировать документ и показать его Учителю. Уверен, что он нам поможет его прочесть! Вполне возможно, что это – некий праязык, может быть, предшественник иврита, а то и шумерский…

Максим попрощался с хозяйкой, когда за окнами совсем стемнело, положив встретиться через неделю. Однако спустившись на лифте на первый этаж, он постоял немного в просторном холе, а потом помчался обратно, перешагивая через две ступеньки. Ноги сами привели его к дверям квартиры Ульяны. Она открыла дверь так быстро, словно стояла за ней и ждала, когда раздастся звонок.
Поздним вечером, минут за пять до отправления последнего автобуса, Максим позвонил Антону и, извинившись, сообщил, что задерживается.
- Вернусь утром, первой электричкой, - сказал он и тяжело вздохнул.
 

       ЙЕХИД И ЙЕХИДА

- Я тут в Интернете прочитала одно стихотворение, оно меня почему-то так зацепило, что даже наизусть его выучила, хочешь, послушать?
- Давай…, - неохотно, только чтобы не обидеть Ульяну, согласился Максим. Таисия Петровна прежде частенько имела обыкновение «душить» его чьими-нибудь примитивными виршами, хотя иногда баловала и Шекспиром в переводе Мандельштама. Он же, отнюдь не из снобизма, а, будучи человеком пристрастным, тонко чувствующим слово, бережно и трепетно к нему относящийся, всегда с опаской прикасался к чужому творчеству. Даже более того, - испытывал искреннее огорчение и стыд за поэта, если тот не нашел в своем, порой, весьма скудном словаре точной рифмы, неожиданной метафоры или яркого, свежего эпитета.
- Слушай! – Ульяна закрыла глаза, откашлялась и негромко, хорошо поставленным голосом, начала:

       АРЛЕКИН
Угадать бы, чье я ребро?
Да, вокруг - лишь сырая глина…
Мне всю жизнь везло на Пьеро,
Но ни разу на Арлекина.

Поглядеть бы, каков он есть,
Рыцарь глупенькой Коломбины?
Да, как видно, их боле несть -
Все повывелись Арлекины!

Утончённый поэт Пьеро
Мне знаком по слезливой дрожи:
Он мастак на чужое добро,
И желательно, подороже.

Я плохой рисовальщик картин,
Но попробую - выйдет ли эта -
Как мне видится Арлекин?
Ну, хотя бы попытка портрета:

Он весёлый и всюду свой,
Может ловко свистеть в окарину.
Он мне в след не глядит с тоской,
Как положено Арлекину.

Он забавный и с ним легко,
Не товарищ с хандрой и сплином.
И пошла бы я далеко
Под одним плащом с Арлекином!

Он, конечно, большой нахал,
Рядом с ним я похожа на мышку.
Он пропел бы мне, прокричал,
Что я вечно тяну пустышку!

Он мошенник и хулиган,
Обязательнейший бездельник,
Что ни слово - чистейший обман:
В воскресенье, в четверг, в понедельник.

Он балбес, проходимец, игрок,
Обаятельнейший повеса,
И какой же мне будет прок
От большого к нему интереса?

Он фигляр, балаганный шут,
Да не гнёт, не ломает спину.
Но такие за вас - умрут!
Как положено Арлекину.

Своенравно моё перо,
Для мечтательниц, чем не картина?
Мне всю жизнь так везло на Пьеро,
И ни разу на Арлекина!

- Ну, как тебе? – Спросила Ульяна после небольшой паузы.
- Мило, - согласился Максим, - я боялся худшего…, по крайней мере, к рифме претензий нет.
- Как бы я хотела знать, какой будет любовь за махсомом! – Сказала молодая женщина с какой-то мукой в голосе. – Кажется, все бы отдала!
- Эк, куда ты хватила! – Улыбнулся Максим, успокаивающе гладя ее руку, - Описания такого состояния еще нет в каббалистической литературе…, разве что, в ТЭС…, там, где говорится об отношениях Зеир Анпина и нуквы, но это тебе вряд ли поможет…
- А ты когда-нибудь думал об этом?
- Да, и не однажды…, знала бы ты, сколько раз я приставал с таким вопросом к Учителю! Вообще, Шимон обладает поразительным терпением! Он готов бесконечно отвечать на один и тот же вопрос. Как бы мне хотелось познакомить вас.
- Я уже люблю его, - улыбнулась Ульяна, - ты всегда говоришь о нем с такой нежностью, теплотой и почтением…
- Да, у меня к нему сложное чувство, он для меня одновременно отец и Учитель. Я так по нему соскучился! Во сне его вижу, говорю с ним, задаю вопросы, и он мне отвечает, продолжает учить. Только в последнее время тревожно как-то становится, когда думаю о нем, что-то там не так…, Сеня мне писал, что болеет он, Борис ему говорил…. Представляешь, я три года с Шимоном знаком, а Сенька его так ни разу и не видел. Иногда я задаю себе вопрос: почему он выбрал в ученики именно меня, возится со мной с таким терпением, наставляет? Что я ему? Не могу понять…, хотя Учитель говорил, что мы с ним связаны на протяжении многих кругооборотов, что он мне, якобы, задолжал…. Я, конечно, этого не помню, но, если он так говорит…
- Так, ты спрашивал его про любовь? – Опять вернулась к занимающей ее теме Ульяна. – Как он объясняет, какой она должна быть? Я, конечно, знаю из лекций, но, вот, примеры…, есть ли они в жизни? Среди больших каббалистов…, мне интересно, какими были отношения в их семьях?
- Когда-то давно, еще в самом начале нашего знакомства, я спросил Шимона, как зовут его жену? Знаешь, что он мне ответил? «Йехида зовут мою жену»! Тогда я еще не знал, что это означает, и очень удивился, услышав такое странное имя, а потом мне Сенька объяснил, что Йехида по каббале – наибольший свет в творении. Видимо, этим Шимон хотел дать мне понять, какими должны быть отношения между мужчиной и женщиной.
- А что он еще говорил про любовь? – Не унималась Ульяна. – Я хочу не просто понять это, а постичь чувственно!
- Бааль Сулам писал, что для этого люди должны быть подобны друг другу по свойствам. Во всем мироздании действует закон подобия свойств, согласно которому мы воспринимаем и ощущаем только то, что есть общего в мыслях и желаниях между нами и другим объектом. Обязательно в сердце и в разуме, - иначе мы даже не способны его почувствовать.
- Значит, подобие свойств и есть обязательное условие, чтобы быть связанным с кем-то? Получается, что мы с тобой должны любить и ненавидеть одни и те же вещи? Тогда сходство в желаниях есть нечто третье, то, что можно измерить, сопоставить? Как же добиться этого в наших отношениях?
- Существует простое решение, как говорил мне Шимон, между нами должно быть присутствие Творца. Это и есть то связующее вещество, которое называется Шхина. Оно возникает лишь в том случае, если оба партнера возвышаются над своим эгоизмом, над желанием наслаждаться, превращаясь в одно кли. Тогда в этом сосуде и воцаряется Шхина, а ощущение, которые они испытывают, действительно, можно назвать любовью. Однако, я никогда еще не переживал подобного чувства, и знаю, что в нашем мире оно не достижимо. Как могут два эгоиста, действительно, любить друг друга!
- Все очень просто! – Воскликнула Ульяна, - я, кажется, поняла! Любовь – это совместное ощущение Творца, возникающее в душах любящих друг друга людей, ставших единым целым.
- Глупышка! – Засмеялся Максим, - и что тебе дало это понимание? Ты ведь хотела добиться постижения, а это не одно и тоже. В нашем мире мы живем по законам материи, и никуда от этого не деться! А до перехода нам с тобой – как до луны! Хотя, может быть, я заблуждаюсь, - добавил он, задумавшись.
- Надо работать, - тихо сказала Ульяна, - штурмовать свой эгоизм…
- Я обязательно поговорю с Мири! – Понял он по-своему слова Ульяны, - Но не по телефону, такой разговор надо вести, глядя друг другу в глаза. Скоро поеду в Израиль, осталось уже меньше месяца. И Виктории Юрьевне мы должны все рассказать, мне кажется, она уже догадалась о наших отношениях. Не хочу никого обманывать.

Максим оказался прав в своих подозрениях, Виктория Юрьевна, действительно, обо всем догадывалась. Весь последний месяц они обсуждали устройство прибора и перебирали варианты его предназначения. Единодушия между ними не было, порой, они даже кричали друг на друга, но такой способ общения является совершенно естественным между людьми, обсуждающими научную проблему, и потому все, даже самые бурные споры никоим образом не отражались на сердечности их отношений.
Закончив научные дебаты, Максим спешил в соседнюю квартиру, но делал он это крадучись, и страшно мучался своей вынужденной ложью. Однажды Виктория Юрьевна не выдержала и сказала со смехом:
- Макс, право, глупо спускаться на лифте, а потом возвращаться пешком. Я ведь давно живу на свете…, только об одном прошу – не обижай Ульянку, ей и так досталось в жизни. Она хорошая женщина и заслуживает счастья.
- Мы и сами хотели вам все рассказать, - смутился и одновременно обрадовался Максим. – У меня прямо гора с плеч упала! Я уже принял решение: поговорю с женой, скажу ей всю правду. Она меня поймет…, Мири умница, ей тоже многое пришлось пережить в жизни, и я не хочу лгать…, не смогу изобразить при встрече угаснувшие чувства, да, и она это почувствует сразу.
- А вы сейчас поддерживаете отношения? Прости, возможно, я вмешиваюсь не в свое дело…
- Нет. С тех пор, как я уехал из Израиля, мы даже по телефону ни разу не говорили. Мне Семен пишет иногда про них…, я его просил…. Дочка растет, по-русски не говорит совсем…, сюда они точно не поедут…. А я твердо решил остаться в России, не хочу никаких зарубежных контрактов, мне и здесь работы хватит. Надо же кому-то молодежь учить, смены-то нет…, кто после нас будет науку разрабатывать?
- Вот, и славно, - успокоилась Виктория Юрьевна, - я рада, что мы поговорили начистоту, без обиняков, правильно это. Ненавижу недомолвки!

Всю обратную дорогу Максим продолжал вести безмолвный разговор с Ульяной о любви, и вдруг поймал себя на мысли, что за это время, пока длился их тайный роман, он ни разу не произнес, ни в слух, ни про себя, слово «Любовь».
«Должно быть, Шимон раз и навсегда отучил меня рассматривать отношения мужчины и женщины в нашем мире под таким углом….
Любовь. Что же это за чувство, на самом деле? Почему нам так просто соединить свои тела и так сложно слить души? Видимо оттого, что между материальным и духовным лежит пропасть!
Наш разум является результатом работы желания, то есть, вся его деятельность заключается в том, чтобы наполнить желание. Как же он бывает изощрен, изворотлив на этом пути! Какие уловки изобретает, обслуживая наше желание, обостряя его, расширяя объем восприятия! Ему по силам дорисовать картину так, словно желание само начинает чувствовать. Значит, разум всегда идет рука об руку с желанием, дополняя его во благо или во зло в зависимости от нашего выбора.
Выбора! Именно выбора! Значит, все опять сводится к проблеме свободы воли. Однако что же такое Высший мир? Ведь он не улавливается нашими органами чувств…, есть только один способ открыть его для себя, – каббала. Она учит, как управлять собой, вести себя правильно, властвуя над всей природой и достичь, наконец, не просто удобства, а жизни вечной и совершенной…, это и называется «раскрытие глаз». Здесь я могу положиться на чужой опыт, скажем, Учителя. Ведь не разрабатывал же я всю физику с нуля, чтобы использовать ее в своей научной работе! То есть, у разума есть возможность перенимать знания у других, соединившись с ними на уровне системы этого мира…, и пусть этот мир самый низкий, самый худший во всем мироздании, но он обладает особым качеством – здесь человек может приобрести разум других без преодоления всех жизненных перипетий.
Отчего человек страдает? Оттого, что, находясь в системе, действует вразрез с ее законами. Необходимо поумнеть, исправиться, приобрести мудрость, и тогда ты сознательно вернешься к своему корню. Что же происходит с нами, когда мы достигаем конечного исправления? Как именно мы меняемся? Этого каббала уже не объясняет. Здесь опускается покров тайны, и даже величайшие мудрецы умолкают. Мы не можем понять, что такое «исправленная система»? Когда нет контраста, наш разум теряется в догадках…, он работает на грани противоречия, на контрасте между черным и белым…. Так же и в квантовой механике в отличие от общей физики уже нет скорости, времени, пространства, а значит, причины и следствия… Там все устроено иначе и причина может обернуться следствием….
В Конце Исправления, когда исправлено даже «каменное сердце», которое до последнего момента остается противоположным Творцу, мы и мыслить станем иначе, слившись с Ним. Значит, слившись душами с любимым человеком, ты тоже должен начать мыслить по-другому…, однако что это означает на самом деле? Отказ от разума или его трансформация, перерождение, метанойя, как называли это состояние греки?
Наверное, мне так и не узнать, что такое истинная любовь на протяжении этого кругооборота…, стоит ли, в таком случае, морочить женщинам голову? Не лучше ли называть вещи своими именами?».


       ШАЛОМ, ИЗРАИЛЬ!

Максим не хотел никого извещать о дне свого приезда. Антон с Юрой увязались проводить его в аэропорт, и он решил не противиться настойчивым просьбам своих «казачков», тем более что ребята из Центра попросили его отвезти в Петах-Тиква две пачки книг.
- Вы ведь вернетесь, Максим Сергеевич? – Уже в который раз приставал к нему Юра. – Нет, скажите честно, не бросите нас?
- Я же тебе показывал обратный билет, - со смехом отбивался Максим. – Ты его чуть ли не под лупой изучал! Обратную дату видел? Что тебе еще, каких обещаний ты с меня требуешь? Расписку кровью написать?
- Юрец прав, - грустно сказал Антон, - нам вас будет не хватать, как осиротели…, я, вот, даже не представляю: вернемся сейчас домой, а вас нет.
- Дом только с горя не спалите, где жить-то тогда станем. Все содержите в порядке, приеду – спрошу по всей строгости. Ну, что носы повесили? Вон, регистрацию уже объявили, Антон, неси пачки с книгами, ребятам в Центре привет передай, извинись, что не смог сам заскочить перед отъездом, столько хлопот было с этим увольнением! Главная наша кадровица оттопталась на мне с наслаждением.
- Обязательно! А отдельно, никому привет передавать не надо? Ульяне, например? Что-то она у нас грустная стала…, - Антон лукаво взглянул на Максима, - все чашки перебила, хорошо, одноразовые есть…
- Можешь и Ульяне…, - вздохнул Максим, почувствовав угрызения совести, оттого что даже не позвонил ей ни разу с того памятного разговора о любви. – Все бы тебе меня подкалывать!
- Максим Сергеевич, я вас поблагодарить хочу, - помявшись, сказал Антон уже серьезно, - ведь это вы помогли мне правильный выбор в жизни сделать. Я это не сразу понял, потом только догнал – я ведь тогда, действительно, перед выбором был поставлен. Может, без вас все по-другому могло пойти в моей жизни…
- Да, я, собственно…, - начал Максим, потом махнул рукой, сгреб обоих пареньков в охапку, и смущенно добавил, - я ведь тоже к вам привязался. Хорошие вы ребята…, ну, все, мне пора! Не ссорьтесь тут без меня…

Когда самолет набрал высоту, Максим достал из сумки рукопись последнего романа Виктории Юрьевны, которую выклянчил у нее в их последнюю встречу, и погрузился в чтение. Роман начинался главой:

Парцуф Израиль
       Странная река – Ярден… Особенная река… По ней не плавают суда, ибо она не судоходна. По берегам не строят городов, не прокладывают дорог. Здесь не селятся люди… Разве что в тех местах, где Ярден образует озера… А впадает он в Мертвое море, которое греки называли Асфальтовым, так как на его поверхности плавает черная смола… Может быть, с тех самых пор, когда Господь в гневе Своем испепелил на его берегах небесным огнем нечестивые города Содом и Гоморру? Но только в море этом вода так солона, что невозможна там никакая жизнь. Ни рыбы в водах его нет, ни моллюсков, ни водорослей, они столь горьки и тяжелы, что самые мощные ветры едва-едва колышут морскую поверхность. Нет птиц на его берегах, нет зелени… Мертвое море, море эгоизма… Малхут…
       Кто может уразуметь замысел Творца! Возможно, Он лишь для того и послал со снежных вершин Ермона горные потоки в эту глубокую, громадную расщелину, лежащую меж отвесных голых скал, чтобы разделить Палестинскую землю на две части, столь отличные друг от друга? Природой, судьбами историческими и человеческими… Странная река Ярден… Особенная река… Каков же был замысел Творца? Возможно ли проникнуть в него? Попробуем вглядеться в сокровенные Лики Бога.
       Человеческий разум не способен вместить Беспредельность, людям нужны реперы, аналоги, примеры, и – главное – человеку необходимо движение и время, которое служило бы точкой отсчета… Творец с помощью месторасположения Израиля наглядно показал Свое творение. Он создал модель Древа Жизни, запечатленную в реке Ярден. Иордан – воплощенные сфирот.
       «Десять сфирот из Ничего. Десять – а не девять, десять – а не одиннадцать. Осознай мудростью и будь мудр пониманием», – призывает нас великое учение, древнее, как мир, изложенное в книге «Сефер Иецира».
Творец создал творение и наполнил его светом. Затем, Он опустошил творение, убрав из него свет, и опустил Человека до состояния «наш мир», чтобы, поднимаясь обратно по духовным ступеням, он мог удостоиться наслаждения во много раз большего, чем имел до своего нисхождения в этот мир.

       В начале не было ничего, кроме «божественного Ничто». Первопричина, Бесконечный, Эйн Соф. Непостижимый, не проявленный, неописуемый словами человеческого языка, и начался в Его недрах, в Его глубоко сокровенных тайниках процесс Творения. Развернулся Он в виде эманаций света, исходящих из единой точки. Искра, «священное семя», давшее жизнь Космосу. «Из глубин пламени заструился родник, из которого излились цвета, сокрытые в загадочном тайнике Эйн Соф». Но прежде Он сжался до точки и отодвинулся к самому краю сферы, которая Его окружала, чтобы выделить место, где бы Его творение могло существовать отдельно от Него, и испустил луч света. Это была первая эманация из десяти, а за ней еще девять. Каждая из них должна была храниться в особом сосуде. Но не все сосуды смогли удержать свет Эйн Соф, некоторые их них разбились. Вместе с осколками рассыпались искры Божественного света, дав рождение материальному миру.
       Десять сфирот, или десять Божественных качеств – это десять сфер, образующих модель Бога, как и Человека. Кетэр, хохма, бина, хэсэд, гвура, тифэрэт, нэцах, ход, есод, малхут или Шхина - вот она цепь, через которую текут к Земле Божественные силы. Древо познания добра и зла – это Малхут, первородное желание, со всеми земными эгоистическими свойствами. Ей почти не досталось света Творца, и потому она более всего нуждается в исправлении, ибо только тогда можно будет есть ее плоды и получать наслаждение познания. Теперь же – одни лишь пророки могли безнаказанно пользоваться плодами Древа познания добра и зла.
       Эйн Соф – сокрытый Бог, пребывающий в собственных глубинах, хотел раскрыть Себя и высвободить Свои сокровенные силы. Назначение сфирот – выражать величие Творца, Его качества, Его Лики. Через них Его дары могут передаваться творению, ибо во Вселенной нет ничего, кроме Творца и творения.
       Так что же создал Творец? Только одно – желание насладиться, называемое Душа или Адам. В нашем мире все детали отличаются друг от друга только величиной желания. Эти части желания-творения – суть сфирот. Сам Творец постоянно пребывает в состоянии вечности и совершенства, дарующем наслаждение, потому Он в безграничной милости Своей и желает наполнить им творение. Однако творение должно захотеть уподобиться Творцу, стать равным Ему и управлять своей судьбой. Оказавшись в самом низу и начав подниматься по духовным ступеням, Душа наслаждается во много раз больше, чем до нисхождения в мир материи. Ведь прежде она была подобна зародышу в материнском лоне и целиком зависела от Творца, а теперь у нее появляется возможность жить во всех мирах одновременно и чувствовать все Мироздание.
       Разделил Господь всего Израиля на части, символизирующие духовные миры. От Кетэр до Малхут. В нашем материальном мире находятся только ветви Мирового Древа, но Израиль уподоблен ему. Он – парцуф, духовный объект, а Иордан – символ Мирового Древа. Кетэр – снежная гора Ермон на севере, вершина всех человеческих устремлений, символ Самого Творца. Мертвое море – Малхут на юге. Так и течет река по земле Израильской от Кетэр до Малхут. Хохма – это водные потоки, стекающие с горы в озеро Кинерет. Оно есть Бина, откуда через Иерусалим - Тифэрет спускается Ярден к Малхут – Мертвому морю. Для тех, кто наслаждается исключительно самой Малхут, она становится ангелом смерти, ибо сказано: в день, когда поест от самой Малхут, разлучает Творца с Его Шхиной и приговаривается к смерти. Исчезновение света и есть смерть, разрыв связи с Творцом.
       На озере Кинерет существует священное место, называемое «Колодец Мирьям», если испить воды из него, будешь исполнен мудрости великой, которую дарует Бина. А когда черпнешь этой духовной силы, ее света, тогда ты сможешь работать со своей Малхут – внутренней невестой, исправлять ее, чтобы достичь знания, высших сфирот.
       Тиревиада. Она расположена на берегу Кинерета, и тут кончаются свойства Бины. Все, что расположено выше этого города, бесконечно наслаждается Счастьем и Любовью, а все, что ниже – страдает и мучается. Через Тивериаду проходят духовные корни в нашем мире.
       В этом месте крестил водою пророк, один из немногих, имеющих право вкушать плоды Древа Познания добра и зла. Воды – символ всех вселенских потенций, хранилище возможностей существования, они предваряют все формы и служат основой всему миру. Погружение в воду – возврат к первичной бесформенности, хаосу. Появление на поверхности – новое рождение. Так, при помощи крещения можно повторить космологический акт. Это смерть и возрождение.
       Потоп – вторая смерть души – страшные, противоречивые желания, одолевающие человека, убивающие и затопляющие его. Это леймон – влажность преисподней, сила, способная погубить и очистить. Посвятительная смерть посредством крещения дает нам слияние с тем, что лишено различий, а за этим следует новое творение, новая жизнь, новый человек. Именно в этом смысле Потоп сравним с крещением, но для этого тот, кто вошел в его воды, должен окружить себя ковчегом.
       Удел вод – предшествовать Творению. Форма появляется лишь над водой, ибо вода – это первичное лоно Святого Духа. Вода освящает всякое таинство, лишь во время его призывался Бог. После молитвы Дух Святой, спустившись с небес, освящает воды, и они даруют вечное спасение.
       Крещение – это смерть и гробница, жизнь и воскрешение... Погружаясь с головой, ветхий человек тонет, а выходит из воды новый человек.
       Омовение в водах Ярдена было омовением в водах смерти. Это символ Спасения и Страшного Суда. И сказано было: «Посредством крещения человек вновь обретает богоподобие». Крещенный Адам возвращается к первозданной невинности.
       Во время Вавилонского пленения пророки возвестили народу Израиля, что Господь совершит ради него деяния, превосходящие те, что Он совершил прежде. Новый Потоп неизбежен, но в нем погибнет грешный мир, а те, кто уцелеет после него, положат начало новому человечеству; неизбежен и новый Исход, во время которого Господь силою Своею избавит человечество от долгов; неизбежен новый Рай, в который Господь введет Свой освобожденный народ. В глазах пророков все эти грядущие явления милости Господней совершатся в конце времен. О том, что ждет человечество дальше, за пределами Конца Исправления, никто не знает. Там лежит область никем еще не изведанная, которая называется «Тайны Торы». Только намеками говорят о них мудрецы, называя эти состояния «Маасэ Меркава» и «Маасэ Берешит». Они не могут быть переложены ни на какой земной язык.

«Какой странный текст! Смесь язычества ереси и подлинного знания…, – подумал Максим, - однако что-то она, безусловно, уловила, некую важную ноту…, одно ее подводит – недостаточное знание каббалы. Надо будет дать ей почитать наши книги…».
Он закрыл глаза и проспал до самой посадки.


       НЕ ДАВИ НА МЕНЯ, БРАТЕЛЛА

Дверь открыла Мила. Она всплеснула руками и кинулась Максиму на шею, возмущенно выговаривая:
- Ну, почему ты не сообщил? Мы бы тебя встретили! Плохой!
- Потому и не сообщил, - чмокая ее в щеку, сказал Максим, - что я, в чужие края, что ли приехал! Все знаю, погода прекрасная, взял такси, назвал адрес и все дела. А борода-то где?
- В магазин пошел, за хлебом. Вот-вот должен появиться. Пойдем на кухню, я ужин готовлю. Ну, как ты там? Обрел свою экологическую нишу? Что Институт наш, дышит еще? Патентное бюро не разогнали? Девчонки мои где? Как вообще жизнь на родине? Чем народ в городке пробавляется?
- Милка, не части! Ты, как мои студенты на семинарах, себя ведешь. Все расскажу, вот, Сенька придет…
В этот момент на кухню с воплями и радостным гиканьем вломился Семен. Он схватил Максима в охапку и, покружив немного, осторожно поставил на пол.
- Легкий какой стал, чертяка! Совсем отощал! А тут, - Сеня похлопал себя по внушительному животу, - пузо откуда-то наросло…, отродясь не было…
- Я тебе скажу, откуда, - назидательно проговорила Мила, - если каждый раз делать в слове «хлеб» четыре ошибки и покупать вместо него пиво…
- Не ворчи, женщина! Разве я был не прав, покупая сегодня к ужину пиво? Видишь, друг приехал, а у меня с собой было!
 - Ты думаешь, я с пустыми руками? – Максим вынул из сумки литровую бутылку водки, тщательно укутанную в свитер. – Подарок из России! Не ради питья окаянного, а дабы не отвыкнуть! Ребята, как я рад вас видеть! Кто бы только знал! Словно и не расставались…, как хорошо мы жили три года…

- Что ж, старичок, я искренне рад, что ты более-менее определился, - сказал Сеня, когда Мила отправилась на кухню мыть посуду, а дети разбрелись по своим комнатам, - МГУ – это отличный вариант!
- Теперь твой черед рассказывать, - Максим внимательно и тревожно посмотрел другу в глаза. – Какие тут у вас новости?
- Да, так…, - не очень оптимистично промямлил Сеня, чем усугубил его предчувствие, - живем, как видишь…
- Это я вижу. А… остальные?
- Неделю назад видел Бориса. Специально наведался к нему, знал, что ты вот-вот появишься и учинишь мне допрос с пристрастием. Старец твой в больнице, плох совсем. Инсульт у него был…, сейчас, правда, состояние стабильное тяжелое, но врачи ничего благоприятного не обещают. Возраст, старая контузия…, он же во время войны в Польше был…
- Я и не знал! – Удивился Максим, - он мне ни разу даже не обмолвился! Завтра же с утра поеду к нему! Я бы сейчас помчался, да, поздно уже, не пустят, наверное, тем более что приняли мы прилично. Ты знаешь, в какой он больнице?
- Там же, где Таисия Петровна…
- Да, помню…, а… про моих, что слышно?
- Все, кажется, в порядке. Мири работает в Университете, живут с родителями, Таечка растет, здоровенькая…, Борис говорит, что лопочет уже вовсю, только картавит очень, смешно…
- Соскучился по ней ужасно! Наверное, не узнает меня…
- А по Мири разве не соскучился, старичок? – Удивился Сеня и прямо спросил, - у тебя там кто-то есть?
- Вопрос не простой, но резонный, - уклонился от прямого ответа Максим. – Это долгий разговор, давай его отложим. Мне надо разобраться в себе немного, до встречи с Мири. Я хочу попросить у нее развод.
- Вот, так – на! – Присвистнул Сеня, - ты хорошо подумал?
- Думаю пока…, встретимся, поговорим, может, все само собой и разрулится.
- Знаешь, Макс, а ты сильно изменился, - задумчиво сказал Сеня, - даже больше, чем до первого своего приезда в Хайфу. Мы ведь тогда долго с тобой не виделись, но я не заметил в тебе серьезных перемен. А теперь…
- Что же теперь?
- Мне трудно выразить свои ощущения словами…, какой-то ты сильно другой стал, взрослый что ли…
- Это плохо, – засмеялся Максим, - значит, на покой пора. Мужчины ведь – вечные дети, у них только игрушки дорожают. Успокойся, борода, когда я расскажу тебе о своих фантастических замыслах, ты изменишь свое мнение.
- Ты так и не оставил эту бредовую идею, собрать тот конструктор? – Осторожно прощупал почву Сеня, - все еще носишься с ней?
- Знал бы ты, сколько всего произошло, то не хихикал бы надо мной!
- Что же? – Продолжал настаивать Сеня.
- Кинжал опять появился! Прямо в сумку мне подбросили…, а в рукоятке небольшой свиточек, на котором схема сборки и инструкция неизвестного содержания. То есть, я думаю, что это инструкция. Язык расшифровке не поддается. Аналогов ему современных нет.
- Иди ты! А кто подбросил, известно? И где?
- Да, я уже всю башку изломал! Даже на тебя, честно говоря, грешил, не обижайся, старик. Сначала думал, что Мири, ведь она сумку мою собирала…, к стати, до сих пор эту версию не отмел окончательно. Понимаешь, у меня еще на Кинерете были подозрения, что она с кинжалом как-то связана. Ведь тот утопленник у нее квартировал в сарае…, кто его знает, может, все не так невинно, как я хотел думать…, словом, надо разбираться, вариантов не так много.
- А там, дома? Мог кто-то реально это сделать? Из окружающих тебя людей?
- Получается, что да. Чисто гипотетически. Только нелепо все как-то. Сосед у меня был, недавно помер, бедняга. Да, ты его прекрасно знаешь, Тихоня, наш математический гений. Он же по жизни был стукач, все об этом знали…, сам же, наверное, помнишь, как мы тогда шутили: «За каждой березкой свой человек!». Это единственная кандидатура, уж больно он сильно хотел, чтобы я этот футляр обнаружил, даже квартиранта моего подкупить пытался, но он ли его подбросил – не факт!
- Почему – не факт? Бывал же он у тебя в доме!
- Бывать-то – бывал, да при этом постоянно кто-то присутствовал. Не имел он возможности зайти ко мне в комнату и рыться в моей сумке. Кинжал лежал в специальном футляре под моими джинсами. Я после приезда ее даже распаковать не удосужился сразу. Забросил на время ремонта на антресоли, и он об этом знать не мог. Может, конечно, спецслужбы наши руку приложили…, только когда и как они в квартиру ко мне проникли? Словом, дело ясное, что дело темное.
- Не будь таким наивным, им ничего не стоило посетить твою квартиру, когда дома никого не было, а слепок снять с ключа – пара пустяков. Хотя о покойниках плохо не говорят, но это как раз спокойно мог осуществить Вахонин. Ладно, какой смысл теперь гадать, и что за разница, кто это сделал! Лично мне в этой истории понятно только одно: кто бы тебе ни подбросил кинжал, этот таинственный «некто» совершенно точно знает, что прибор у тебя в руках находится, и он очень заинтересован, не просто выйти на его местонахождение, а, чтобы именно ты его собрал! Что же ты решил?
- Давай, пока отложим и этот разговор. Мне надо прежде поговорить с Шимоном. Подбросишь меня с утреца пораньше к нему в больничку? Там по-прежнему с шести утра пускают? А до этого заветного часа пробраться как-нибудь нельзя?
- Ты все можешь! Если уж засвербело…, может, тебе все же позвонить жене, а то обидится…, мол, приехал молчком…. Что она подумает?
- Все что могла, она давно уже подумала. Однако ты прав, позвонить можно. Только не хочется…, не дави на меня, брателла.


       ТАЙНА ШИМОНА

- Успел…, - тихо произнес Шимон, не открывая глаз. – Знал я, успеешь. Не уйду, не сказав…
- Молчи, тебе нельзя разговаривать, - попытался остановить его Максим, беря за руку. – Ты очень слаб, Учитель. После поговорим, когда поправишься.
- Поговорим, конечно…, и после тоже. А сейчас послушай внимательно, много сказать надо, времени мало…. Ты все спрашивал: «Как достичь любви к Творцу?», не надо так ставить вопрос. Работай, не требуя вознаграждения. Воздаяние придет. Когда в тебе меняется набор желаний, ты, как будто перемещаешься из одной души в другую. Так работает общий механизм Высшего Управления, продвигая твою душу к Концу Исправления. Но кроме этого, есть еще вселения более высоких душ в низшие, чтобы продвигать отдельного человека по избранному пути, по особым ступеням, когда его желают возвысить более других людей.
- Значит, я…, но зачем? – Удивленно спросил Максим.
- По причинам, от тебя независящим, в соответствии с высшим планом. Все мы – некие органы в общем теле, есть более важные, есть менее…. Просто сейчас один орган должен работать больше других в этой единой системе…. Если человека желают продвинуть по духовной стезе, ему посылают дополнительную душу, добавочный источник желания, еще одну, хотя и не прямую, но более высокую связь с Творцом.
- Я не знал, что такое случается…
- Разве я не говорил тебе, - голос Шимона окреп и стал почт прежним, - что перейти со ступни на ступень, действительно, подняться, а не просто изменить состояние, невозможно без помощи более высокой души. Такая помощь совершенно необходима. Должна быть другая душа, которая просто берт человека, словно за руку, и показывает, как осуществить подъем. «Ибур нешамот» называют такое действие. «Ибур» – зарождение особой, дополнительной души в человеке. Те души, что помогают нам, находится на очень высоких ступенях постижения…
Желание к духовному надо развивать. Ты должен научиться различать в нем его внутренние составляющие. Видеть, как оно согласуется с твоей жизнью.
- Я не совсем понял…
- Надо осознавать, что такое в твоем понимании Творец, и что ты сам представляешь собой относительно других людей. Работай со своим желанием.
Шимон прикрыл глаза и замолчал. По его мерному дыханию Максиму показалось, что Учитель задремал. Он обвел глазами больничную палату и вдруг понял, что уже был здесь однажды. Именно тут он принял последний вздох свой дорогой бабулечки.
«Теперь, вот, Шимон, - подумал Максим, и сердце его сжалось от невыносимой печали. – Неужели ничего нельзя сделать? Сейчас же поговорю с врачом, пусть созовет консилиум!».
В этот момент Шимон снова открыл глаза и заговорил.
- Я знаю, тебе со мной не легко было…, это ничего…, говорят, с АРИ невозможно было рядом находиться, и Бааль Сулам трудный был человек…. Праведник – это бык, орел, лев и человек в одном лице…. Я написал завещание. Не так много у меня добра…, но свой домик тебе оставляю…, книги мои. Где бы ты ни был, всегда можешь туда вернуться…
- Но почему?! С какой стати? Разве у тебя нет более близких людей, чтобы завещать им свое имущество?
- Нет. Ведь ты – мой родной внук. – Сказал Шимон просто.
- Что? – Вскричал Максим, и так резко вскочил на ноги, что стул за его спиной с грохотом упал на пол. Он решил, что у Шимона начался бред, и уже протянул, было, руку к кнопке вызова медперсонала.
- Сядь. Выслушай меня спокойно. Наконец, пришло время открыть тебе эту тайну. Я родился в Польше, воевал за ее освобождение от фашистов, дошел до Берлина. Там, уже в самом конце войны меня контузило. Я лежал в госпитале, и к нам приехала бригада русских артистов. Среди них была одна прекрасная девушка…, Таечка ее звали. Мы полюбили друг друга с первого взгляда. Потом они отправились дальше, а я остался долечиваться, даже не предполагая, что у нее будет ребенок. Расставаясь, мы пообещали друг другу, что обязательно будем вместе, когда кончится война. Она дала мне свой адрес.
Однако после войны не так-то просто было связаться с человеком, который живет в другой стране…, я долго ее искал, писал в посольство Советского Союза. Получал отказы…, а, когда, наконец, нашел ее след в середине пятидесятых, она была уже замужем. Нам удалось обменяться письмами, и я узнал, что у нее растет дочь. Моя дочь. Мне было очень радостно и одновременно больно узнать об этом, но я решил не разрушать ее семью. В пятьдесят девятом году перебрался из Варшавы в Цфат, купил этот домик, женился, но никогда не забывал, что у меня есть в России ребенок.
Однажды, спустя много лет, когда в вашей стране началась перестройка, я не выдержал и написал Тае письмо, передав его с Борисом, который уже тогда был моим учеником и отправлялся в Одессу, повидаться с родными. Мне очень хотелось что-нибудь узнать о своей дочери, какая она стала…, есть ли у нее семья, а у меня внуки…. Тая мне ответила, что наша дочь трагически погибла, но у нас с ней есть внук по имени Максим, которого она воспитывает одна. Мне посчастливилось, и я передал еще с одной оказией им немного денег, - все, что сумел скопить к тому времени. Затем, следующее письмо пришло по почте, более трех лет назад, когда ты должен был приехать в Хайфу на научный конгресс.
- Значит, ты все знал с самого начала! – Не выдержал Максим, - почему же ничего не сказал мне!
- Потому что обещал. Мы виделись с ней перед смертью. Она взяла с меня слово, что я открою тебе всю правду только на смертном одре.
Шимон закрыл глаза и умолк. Максим схватил его запястье и почувствовал, что пульс начинает исчезать.
- Не уходи! Пожалуйста! – Закричал он, склоняясь к самому лицу Шимона, - Учитель! Ты мне нужен! Очнись, ты меня слышишь? Я сейчас позову врача, держись. Скажи что-нибудь!
- Жизнь, это – пока есть что-то новое, - прошептал Шимон едва различимо одними губами. – Не плачь обо мне, мы скоро встретимся…
Максим почувствовал, что пульс под его пальцами исчез. Старец отошел. Тихо. Мирно. Без боли и страданий.

Борис помог Максиму похоронить Учителя на кладбище Цфата. Они нашли небольшой камень, покрасили его в голубой цвет и положили на свежую могилу.
В тот же день Максим перебрался жить в маленький белый домик с пыльными стеклами и голубыми ставенками. Он попросил Бориса сообщить Мири о его приезде.


       КОГДА УЧИТЕЛЬ УХОДИТ…

Максим проснулся, когда за окнами было еще темно. Он полежал некоторое время с открытыми глазами на узкой, жесткой кровати Учителя, затем, решительно поднялся, сделал несколько согревающих движений, по скрипучим половицам подошел к столу и включил старинную настольную лампу под стеклянным зеленым абажуром, отчего маленькая комнатка стала похожа на аквариум. Все ее убранство составляло три предмета: кровать, стол и невысокий шкаф с книгами. Максим обвел взглядом пустые стены и сел на шаткий табурет подле стола.
«Как странно, - подумал он с тоской, - это теперь принадлежит мне…, а ведь когда-то я входил в этот домик с таким трепетом! Здесь все еще переполнено его присутствием. Вот, он и наступил…, тот момент, когда Учитель ушел. Как можно рассматривать это событие с рациональной точки зрения, не поддаваясь чувствам и эмоциям?! Ведь через его душу я говорил с Творцом, а теперь? Ничего, кроме боли и ужасающей пустоты вокруг..., бездонной, незаполнимой.
Он столько раз объяснял, как научиться обходиться без него, словно готовил меня к своему уходу, а сейчас я даже вспомнить не могу, что именно говорил Учитель. Ясно, что там, наверху есть свои расчеты, когда его забрать…, свои виды на каждого из нас, но сейчас я чувствую себя настолько одиноким, будто брошенный под забором щенок, хочется завыть, заскулить во весь голос…. Какое же это страшное чувство – одиночество!».
Максим подошел к окну, тьма за которым уже начала понемногу рассеиваться, предвещая скорый восход солнца.
Вдруг, он словно услышал у себя за спиной знакомый голос:

«Здесь не о чем плакать. Нужно наполнить эту пустоту, которая сейчас кажется тебе ужасающей, своими усилиями. Теперь иди один. Выстраивай напрямую духовную связь с Творцом».

«Но как же, как? – Воскликнул Максим вслух. – Я не вижу пути!».

«Сказано: «Хлеб с солью ешь, пей воду и спи на земле». Это справедливый суд. Все, что используешь сверх того, ты обязан искупить посредством исправлений. Главное, пойми принцип – за все ты обязан будешь заплатить страданиями, а если почувствовал облегчение, используй его поскорее, ради исправления. Эти ощущения еще придут, и если ты хочешь прикрепиться к закону справедливости, то должен в своей жизни привести все в соответствие с ним, до самой глубины, связать тысячью нитей. Никогда ты не можешь делать то, что тебе хочется, но это раскроется перед тобой как система…».
«Когда я был в самом начале этого пути, мне казалось, что я видел и понимал гораздо больше. Считал, как и все, что в чем-то прав, в чем-то виноват, а теперь я чувствую себя абсолютным грешником. Но даже не это главное! Главное то, что я все отчетливее осознаю, насколько бессилен, самостоятельно избавиться от собственного зла! Мне никогда не освободиться от своего эгоизма и не перейти махсома. А теперь, когда ты оставил меня – особенно!».

«Ни одно изменение не происходит сразу. Первый этап ты уже преодолел: осознал, что не можешь самостоятельно избавиться от своего эгоизма. Затем, ты получишь Высшую силу, которая поможет тебе нейтрализовать его, сделать на него сокращение. Это и называется переход махсома, где ты получишь состояние «ибур», «зародыш»».

«Что я буду испытывать при этом, и как мне следует себя вести?».

«Подобно эмбриону внутри материнского лона, который полностью аннулирует себя. Его растит мать. Тебе будет добавляться все больший эгоизм, а ты станешь делать на него все большее сокращение. Такой период называется «девять месяцев внутриутробного развития».

«А что – потом?».

«Ты получишь экран на первую силу желания, который прежде был у тебя нулевым. Ты просто отталкивал от себя все и существовал в слиянии с Высшим, как плод в утробе матери. Первый авиют будет означать твое рождение, выход в самостоятельное существование. Для тебя начнется «двухлетний период вскармливания». То есть, ты будешь использовать определенное количество эгоизма, но с условием отдачи».

«Тогда я смогу использовать Высший свет ради Творца?».

«Да, но этот свет будет еще очень слабым, подобно грудному молоку для младенца. Этот особый вид питания под полным контролем Творца ты будешь получать до тех пор, пока не приобретешь экран с авиютом два, уже наполненный свойствами отдачи, бины».

«Тогда я смогу управлять всеми своими желаниями ради отдачи? Но ведь это не окончательная стадия моего развития?»

«Такой период роста условно длится до тринадцати лет. После этого ты, постепенно переходя от меньшего желания к большему, можешь начать получать ради Творца. Этот взрослый уровень продолжается примерно до семидесяти лет».

«А что будет в семьдесят лет?».

«Этот возраст соответствует семи сфирот – от хесед до малхут. Им полностью заканчивается исправление, которое твоя душа должна проделать. Это ее путь, у которого есть копия в нашем мире».

«Значит, в духовном мире также существуют духовные отец и мать, есть понятие семени, трех первых дней его существования, сорока дней развития, затем, девяти месяцев. А на десятом? Что будет дальше?».

«На десятом месяце человек уже не может развиваться. Десятой сфирой пользоваться нельзя».

«Ты всегда что-то утаиваешь от меня! Словно я неразумное дитя. Это имеет отношение к обычной душе, а те – особые – души, что спускаются из самого высокого корня в системе Адам? Ведь ты сам говорил, что существует душа, которая нисходит в наш мир всякий раз, когда происходят значимые исторические события…, она может пользоваться десятой сфирой?».

«Ты все норовишь проникнуть в тайны Торы! Твой черед получить все знание еще не пришел. Любому действию должно предшествовать правильное намерение».

Голос Учителя смолк, и урок больше не возобновлялся. Максим с сожалением вздохнул и снова подсел к столу. Его взгляд упал на раскрытую книгу, которую, насколько он знал, Шимон изучал на протяжении многих лет. Максим вдруг увидел, что это была, собственно, не книга, а что-то вроде толстой самодельной тетради, сшитой из отдельных листов тончайшего пергамента. Он попытался проникнуть в смысл этого сочинения, явно переписанного чьей-то трудолюбивой рукой, и с изумлением осознал, что перед ним находится текст, буквы которого абсолютно точно соответствуют таинственному свитку, найденному им в рукоятке кинжала.
«Клинопись! Та же самая пиктограмма, что и в инструкции! Шимон знал этот язык! – Воскликнул Максим с горечью. – Я так и думал! Теперь все потеряно, мне уже никогда не придется спросить его об этом! Что ж, зато я полностью свободен от данного ему обещания, - не собирать прибор, пока он жив. Если Учитель не напомнил мне про него в свой последний час, значит, нет ничего страшного в том, что я попытаюсь все же осуществить то, что задумал!».

В этот момент раздался стук в дверь. Пришел Борис и сообщил, что Мири приедет к обеду.



       ДЕРЕВО С КОЛЮЧКАМИ

Оставшись один, Максим занервничал. Он совершенно не чувствовал сейчас себя готовым к серьезному разговору с женой. Одно дело – принять решение развестись, и совсем другое – даже просто начать разговор на эту тему.
«Как я ей об этом скажу? – Лихорадочно размышлял он, - невозможно же прямо в лоб…, надо как-то деликатно подготовить, аргументы какие-то привести…, но и врать нельзя. Не желаю ничего скрывать, изворачиваться, что же я, кругом подлец, получается? Пообещал Ульяне, что получу развод, но действительно ли я этого хочу? Тогда мне так казалось…. А теперь? Имею ли я право бросить семью ради случайного увлечения? Мне уже совсем не кажется сейчас, что я люблю Ульяну, наверное, это была мимолетная страсть, я кинулся к ней от одиночества, от обиды на жену. Все равно обязан во всем признаться! Мири не заслуживает лжи…, да, и жена не лапоть, как говорится, ну, не поехала она со мной, и правильно сделала. Конечно, можно было по-другому поступить, обсудить как-то друг с другом, а не ставить меня перед фактом. Может, вместе бы и пришли к какому-то компромиссу…, детский сад прямо…, записочки, тайное бегство…».
Максим вдруг поймал себя на мысли, что постепенно опять выдвигает на первое место вину Мири, ища, тем самым, оправдания для своей неверности. Разозлившись на себя окончательно, он принялся обходить свои крохотные владения в поисках хоть какого-нибудь осколка зеркала.
«Надо же побриться, причесаться, в порядок себя привести, хотя бы минимальный…, не показываться же ей на глаза этаким зачумленным чучелом. Подумает, что я без нее опустился совсем».

Домик Шимона состоял из трех малюсеньких жилых помещений и небольшой кухни. Рядом с комнатой старца Максим обнаружил спальню, явно принадлежавшую женщине.
«Тут, должно быть, жена его жила, неудобно как-то шарить в чужих вещах, хотя, где же еще можно найти зеркало, как ни в комнате женщины? Чистота какая, так аккуратно все прибрано, у каждой вещи свое место, словно хозяйка и после смерти сюда каждый день приходит порядок наводить. Ни пылинки, ни соринки…, а Борис сказал, что она умерла месяца три назад…, Шимон, наверное, следил…, бедный, смогу ли я когда-нибудь привыкнуть к мысли, что он мой родной дед? Странно это, какие только фокусы с нами судьба ни выделывает! Все равно, он навсегда останется для меня, прежде всего Учителем!».
Максим, стоя на пороге, еще раз обвел взглядом спальню, так и не решившись туда войти, и перешел в смежную комнату, служившую, по всей видимости, столовой. Она была несколько больше других, и ее убранство составлял обеденный стол с двумя притаившимися под ним табуретками, посудный шкаф и несколько стеллажей со старинными книгами в роскошных кожаных переплетах. К ним-то Максим и направился в первую очередь, тотчас забыв о своем намерении привести себя в порядок. Его внимание привлек старенький потрепанный альбом, и он с трепетом взял его в руки.
С сердечным волнением и большим вниманием вглядывался Максим в суровые лица бородатых, убеленных сединами старцев, юных девушек и пожилых женщин с огромными прекрасными глазами. Наконец, его внимание привлекла одна фотография военных времен, на которой был изображен молодой, бравый чернобровый и черноволосый боец в форме Польской Освободительной Армии, крепко обнимающий за плечи высокую тоненькую юную особу, голову которой обвивала толстая коса, уложенная короной. Максим вздрогнул, тотчас узнав Таисию Петровну. Он не раз видел эту фотографию и в их семейном альбоме.
«Значит, все это правда? Ну, почему они мне ничего не рассказали?! Она тогда, умирая, было, обмолвилась, только я не понял! Мальчик, если родится, просила, видно, Шимоном назвать, а успела сказать одну первую букву. Разве мог я понять, что она имела ввиду?!», – подумал он, вдруг особенно остро ощутив боль от утраты этих бесконечно дорогих ему людей, и сморгнув невольные слезы, осторожно положил альбом на прежнее место. Однако эта фотография произвела неожиданную перемену настроения Максима, - она словно подтверждала права на его присутствие в этом доме. Он вдруг почувствовал себя, действительно, наследником всего скромного хозяйства Шимона.
Повозив немного на ощупь электробритвой по лицу, Максим умылся, пригладил волосы и, по-хозяйски заперев дверь, быстрыми шагами направился к дому Бориса. До назначенного Мири часа, оставалось еще достаточно времени, но ему хотелось кое-что обсудить с этим мудрым и добросердечным человеком.

- Значит, вы советуете мне сохранить семью? Но ведь мы живем в разных государствах! Она никогда со мной не поедет…, а я…, как же быть? Хотя теперь многое изменилось, но у меня есть одно дело, которое я просто обязан довести до конца!
- Самое трудное, научиться отделять себя от своего желания, не отождествляться с ним, - сказал Борис задумчиво, - попытаться препарировать его что ли…, четко понимать, что оно собой представляет. Тогда все становится проще…, может быть, это ваше дело на самом деле не такое уж и важное…, как вам кажется…, оно… касается женщины? Простите, что вмешиваюсь, но мне искренне хочется вам помочь, да, и судьба Мири мне не безразлична, мой сын некоторым образом сломал ей жизнь. Я чувствую ответственность за эту женщину. Ваша дочка не должна расти без отца…, как когда-то Яша, хотя вы относились к нему как к родному сыну…, и я вам очень благодарен за это. Если не секрет, что за важное дело удерживает вас?
- Ко мне в руки случайно попал один таинственный прибор, - начал Максим, с трудом подбирая слова, - из такой глубины веков, что возраст его не поддается точной датировке. Хотя материал, из которого изготовлены все детали, сейчас только находится в разработке…, в секретной…. Потом, столь же мистическим образом, в мою сумку некто подкинул схему и инструкцию по сборке…, написанную на очень древнем языке. Прочитать ее нет никакой возможности…, теперь, когда Учитель больше не с нами. Он знал этот язык, я нашел в его доме книгу, написанную на нем…. Когда-то я дал ему обещание, что не буду собирать прибор, пока он жив, но сейчас я свободен от наложенного им запрета. Думаю, что назначение этого аппарата было ему хорошо известно, потому он и взял с меня слово.
- Но ведь есть же у вас какое-то предположение о назначении этого таинственного прибора? Иначе, зачем он вам? – Воскликнул Борис в большом волнении, - что вы ждете от него?
- Я думаю, что это…, грубо говоря, некий накопитель энергии…, так сказать, окружающего света, если облучить человека потоком этой энергии, он сможет мгновенно перейти махсом! Должно быть, древние пользовались таким методом, я очень хотел бы повторить эксперимент! Внешне прибор напоминает минору…, его семь трубок разной длины можно уподобить семи нижним сфирот…, конечно, надо еще многое обдумать, произвести точные вычисления, собрать прибор, прежде всего! На все это потребуется какое-то время, может быть, даже год…
 - Кажется…, я что-то слышал об этом! – Вскричал Борис, побледнев. – В некоторых древних текстах его называют «Властелин Случая»! Использовать его очень опасно! Я думал, что это легенда…. Максим, вы изучаете каббалу уже более двух лет! Ваш Учитель возлагал на вас столько надежд…, он говорил мне об этом! Ведь не можете же вы не понимать, что в материальном мире нет ничего, что способно помочь человеку исправить свои свойства, да, еще в одну минуту! На любовь, ненависть, желания и молитву невозможно воздействовать с помощью материальных предметов!
- Я хочу в этом убедиться! А вдруг мы ошибаемся! Видите ли, физика и каббала – науки о строении Мироздания. Я довольно не плохо изучил строение микромира, очень многое знаю о поведении элементарных частиц. Да, и вам, наверняка, известно о влиянии на человека различных видов излучения, рентгеновского, радиоактивного. Они меняют биоструктуру! Говорят, что наши древние предки даже слышали голос Вселенной! У них были другие органы чувств, вернее, их сенсоры обладали иными возможностями, значит, можно попытаться их вернуть, восстановить! Овладеть древним способом возгонки сознания. Я должен попытаться! Иначе, мне не будет покоя…, никогда, нигде и ни с кем! Не отговаривайте меня, пожалуйста, не тратьте свое красноречие, это бесполезно. Я все решил! Так уж я устроен.

В этот момент Максим увидел, что по дорожке от калитки к ним идет Мири, и вдруг его охватило непередаваемое ощущение. Однажды, еще в первый свой приезд в Хайфу, Максиму встретилось необыкновенное дерево, весь ствол и ветви которого были усыпаны огромными треугольными колючками-шипами, напоминающими пирамидки. Он тогда почувствовал такую неимоверную агрессию, исходящую от этого странного растения, что даже невольно попятился. Точно такое же чувство он испытал сейчас, глядя на Мири. Сердце его сжалось от боли и раскаяния. Он понял, что ей страшно, и она отчаянно защищается. Максим мгновенно вскочил и побежал навстречу жене. Он схватил ее в охапку и крепко прижал к себе, почувствовав, как она сразу обмякла в его руках и, уткнувшись лицом в грудь мужа, горько разрыдалась.


       ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ

- Ты приехала одна? – Разочарованно спросил Максим, когда Мири немного успокоилась. – А Тайсон? Я так соскучился по малышке!
- Я не знала, как ты меня встретишь, - оправдывалась она, - боялась, что вообще разговаривать со мной не захочешь, зачем же травмировать ребенка. И потом, она недавно переболела краснухой, я побоялась ее простудить, зима в этом году очень холодная. Говорят по телевизору, что даже снег должен выпасть. Прости, пожалуйста. Хочешь, прямо сейчас поедем к нашим? Там все рады будут…
Мири с надеждой посмотрела мужу в глаза, но он отрицательно покачал головой и твердо сказал:
- Давай прежде поговорим. Мне очень многое надо тебе сказать…, может быть, ты передумаешь звать меня к родителям и вообще не захочешь больше жить со мной…. Мири, я так виноват перед тобой! Даже оправдываться не имеет смысла…
Максим откровенно признался жене в своей измене и сидел, опустив голову в ожидании приговора, не решаясь поднять на нее глаза.
- Я сама во всем виновата, отказалась с тобой поехать, сбежала без всяких объяснений, не поговорила даже, - сказала она, наконец, после долгого молчания. – Давай забудем все плохое и попробуем начать с самого начала. Вдруг у нас получится? Я тебя очень люблю…, и дочка тоже…, она постоянно с твоей фотографией разговаривает, спрашивает: «А когда папа к нам приедет?». Мы ведь – семья…, не смотря ни на что! А она очень красивая, та женщина?
- Какая разница, - пожал плечами Максим, - обычная, добрая очень, славная…, мы каббалой вместе занимались, как-то само собой вышло…. Я не оправдываюсь, пойми, я и перед ней тоже виноват. Сбежал без всяких объяснений. Надеюсь, она меня правильно поняла.
- Может быть, тебе не возвращаться в Россию? – Осторожно предложила Мири, - работу ты всегда найдешь…, в Тель-Авиве или в Хайфе…. Деньги у нас есть. Из тех, что ты нам оставил, я ни копейки не потратила! Можно снять жилье, а хочешь, домик купим, тут, в Цфате, рядом с твоим старцем!
- Шимон умер три дня назад. – Сказал Максим и тяжело вздохнул, - ты еще не все знаешь…, он был моим дедом, признался перед самой кончиной и завещал мне свой домик.
- Значит, у нас есть жилье! – Воскликнула Мири радостно, но сразу осеклась, увидев реакцию мужа, - прости, я очень сожалею, что так все случилось. Прими мои соболезнования. Тебе, наверное, его не хватает, ведь он был твоим Учителем, вы были так близки.
- Когда праведник уходит, всем добавляется свет его души, - сказал Максим тихо, - только не получается у меня почему-то радоваться этому событию, наверное, менталитет другой, у нас принято скорбеть о кончине близких и дорогих нам людей. А в его домике все останется, как было при нем. Мы не сможем там жить…, это просто невозможно! Поверь, я знаю, что говорю…
- Хорошо, не сердись, мы найдем другое жилье! Я могу этим заняться хоть завтра! Ты согласен?
- Согласен. – Твердо сказал Максим. - Только остаться прямо сейчас я не могу. У меня есть одно дело, которое я просто обязан довести до конца! Это связано с одним серьезным научным экспериментом. Потерпи еще немного, мы обязательно будем вместе! Я тебе обещаю! Дай мне полгода, от силы, год. Пожалуйста! Для меня это, действительно, очень важно. А теперь, когда мы все обсудили, можно ехать к дочке. Поживу в кругу семьи до начала конгресса.
- С ума сойти! Это же целая неделя! – Воскликнула Мири счастливым голосом и бросилась обнимать мужа.

Конгресс прошел на одном дыхании. Если бы Максима попросили описать атмосферу, которая там царила, то он едва ли смог бы сказать что-то еще, кроме одного слова: ЕДИНСТВО. Работа мужчин и женщин на всех постах была абсолютно слаженной и самоотверженной. Такой любви, заботы и внимания он не встречал еще ни разу в жизни, хотя побывал за время свой научной карьеры ни на одном симпозиуме. Уроки были максимально насыщенными и потрясающе интересными, еда вкуснейшей, а культурная программа обширной и разнообразной. Все потрудились на славу. Однако особенно важным достижением конгресса стало то, что главная задача была выполнена: достигнута точка единения.
В какой-то момент Максиму показалось, что вдалеке мелькнуло лицо Ульяны, но он был в тот момент увлечен разговором с молодым чернокожим африканцем и не стал отвлекаться, чтобы это уточнить.
«Хорошо, конечно, было бы решить все проблемы здесь, разом, и уже не отвлекаться на них в Москве, - подумал он, засыпая вечером в своем гостиничном номере, - но я, наверное, ошибся. Уля не собиралась ехать, говорила, что паспорт еще не готов…, ладно, если она здесь, то мы обязательно увидимся. На что же тогда решимо!».
       
Ульяна подкралась незаметно, когда он в одиночестве пил кофе в маленьком безлюдном кафе перед тем, как отправиться в Цфат, и, прижавшись к нему всем телом, прошептала в самое ухо:
- Прячешься от меня, любимый?
- Ты ошибаешься, - жалко улыбнулся Максим, пытаясь отстраниться. – Не думал даже, видел тебя мельком, но решил, что показалось. Ты ведь, кажется, ехать не собиралась…
- В самый последний день все решилось. Сама не ожидала, что мне так повезет! Может, пойдем куда-нибудь? Ты сильно переменился…
- Прости, у меня совсем нет времени. Я заказал такси ровно на одиннадцать утра, а сейчас уже без пяти…. Давай… здесь поговорим, заказать тебе что-нибудь, ты завтракала?
- Да, но кофе выпью с удовольствием. Только без сахара, пусть это будет самым горьким воспоминанием от моей поездки. Ведь мне дают отставку, не так ли?
- Уля, пойми, все очень не просто…, у меня семья, дочка. Мы поторопились, ты потом сама поймешь, что наши чувства нельзя назвать любовью.
- Говори о себе, пожалуйста, не надо за меня решать! Не бойся, я не собираюсь нарушать твою семейную идиллию, как-нибудь проживем без тебя. Не я первая, не я последняя…
- О чем ты говоришь? – Максим слегка напрягся, оттого, что она произнесла слово «проживем» во множественном числе.
- Я беременна. Уже восемь недель…, хотела тебя еще в Москве порадовать, да не случилось. Ты как в воду канул. Только это ничего не значит, я вовсе не собираюсь спекулировать своим положением. Ты абсолютно свободен, я ведь знала, что у тебя есть семья, и твое обещание развестись никак не повлияло бы на мое решение оставить ребенка. Скоро родители вернутся…, одна не останусь, а ты – живи спокойно, никто тебя терроризировать не будет.
- Ульяна! О чем ты говоришь? Я не собираюсь отказываться и бегать от ответственности за вашу…, - Максим замялся в поисках нужного слова, а потом махнул рукой и горько добавил, - я один во всем виноват. Прости меня, если сможешь. Запутался я совсем…, одни только неприятности доставляю близким людям. Что же нам делать? Знаешь, я ведь решил окончательно перебраться в Израиль, помирился с женой, даже работу начал подыскивать. Но в Москву я непременно еще вернусь. Есть обязательства. Перед собой, как я думал, но оказывается не только…. Мы еще обсудим эту проблему, когда я приеду. Ты… береги себя и….
Максим кивнул на ее еще совсем плоский живот, неловко чмокнул Ульяну в щеку и решительно вышел из кафе.
Она смотрела ему в след, коварно улыбаясь.
«Кажется, поверил. Пусть теперь мучается, дон Жуан местного значения. До чего же все мужики одинаковые! Даже скучно с ними. Нет, не напрасно я приехала, а то бы так и не нашла случая поддеть его на крючок. Может, это и подло с моей стороны, но должны же мои «грешники» дать о себе знать, а то, так и не поймешь, продвигаешься ты или нет?».
Ульяна вышла из кафе и вернулась в свой номер, где ее ожидал молодой человек из Южной Африки.

Максим возвращался в Цфат совершенно пришибленный новостью, которую сообщила ему Ульяна.
«Как же теперь быть? Одно, несомненно – Мири должна об этом узнать. Господи, ну, за что мне все это!? Кретин несчастный! Оскопить себя что ли…».
Вдруг в его голове сами собой всплыли слова Виктории Юрьевны: «Было у девчонки несчастливое замужество, короткое совсем, буквально, несколько месяцев, или год, не помню уже точно. Муж был автогонщик, разбился насмерть на каких-то международных соревнованиях, ну, у нее выкидыш случился на почве стресса…. Сделали сложную операцию. Теперь детей иметь не может…».
«Да! Это круто! – Восхитился Максим, - теперь уж точно – пойду и оскоплюсь на всю голову! Как говорила про меня моя несравненная Таисия Петровна: «Терпеть нельзя. Можно только любить».






       РАЗЖАЛОВАН В ГЕНЕРАЛЫ

- Вы свободны и полностью оправданы, можете отправляться домой. – С удовлетворением сообщил адвокат Игорю Павловичу. – Примите мои поздравления, товарищ полковник!
- Вы не представляете, как я вам благодарен! Только, все же, может быть, скажите на прощанье, кто вас нанял? Я ведь знаю, что такие услуги стоят сейчас не дешево…, с меня что-нибудь причитается? – С беспокойством настаивал недавний подозреваемый.
- Не волнуйтесь, все оплачено, благодарите своего благодетеля. Он и свидетелей организовал, что вы чек на предъявителя на улице нашли, и мне гонорар полностью выплатил.
- Так, я и спрашиваю: кого мне благодарить! Скажите хотя бы фамилию…
- Он сам вас найдет, я не уполномочен ее называть. Всего вам наилучшего. Впредь будьте более осмотрительны, нельзя в вашем возрасте так себя вести, да, еще при вашей профессии.
- Наверное, это кто-нибудь из наших…, - Игорь Павлович украдкой бросил взгляд на адвоката, проверяя его реакцию.
- И не надейтесь! Сослуживцы ваши из Главного Управления и пальцем пошевелить не рискнули, открестились от вас двумя руками. Думаю, им с вами уже не по пути…
- Вероятно, вы правы. Скорее всего, я уже уволен в запас окончательно, без выходного пособия, как говориться…. Как теперь жить? Чем кормить семью? Знали бы вы, сколько у меня ртов на иждивении!
- Ничего, все как-нибудь образуется, я уверен, - адвокат фамильярно похлопал своего подопечного по плечу. «Прошу вас, не хмурьтесь, поручик Голицын!». Адьё! Вот, моя визитка, всегда, как говорится, к вашим услугам!
- Нет уж, нет уж! – В ужасе замахал руками полковник ФСБ, - спаси и сохрани! Не дай Бог, еще раз тут оказаться!

Игорь Павлович вышел из ворот казенного дома и уныло побрел по скользкому бугристому тротуару к остановке общественного транспорта. Пройдя метров двести, он глазом опытного пограничника заметил двигающийся у самой обочины в том же направлении с черепашьей скоростью старенький черный «Шеврале».
«Хвост! – Мгновенно сообразил полковник, - надо уходить дворами, но нельзя подавать виду, что я их заметил! Могут и подстрелить…».
Игорь Павлович привычно и осторожно оглядел окрестности боковым зрением и уже хотел, было, нырнуть в лабиринт дворов, но в этот момент машина чуть прибавила скорость и, щедро обдав его веером жидкой грязи, остановилась рядом.
- Прошу вас, Игорь Павлович, - водитель потянулся вперед и услужливо открыл правую дверцу, - нам теперь по пути!
- Как прикажете вас величать? – Спросил полковник, недовольно отряхивая жижу с куртки, и, кряхтя, усаживаясь на переднее пассажирское сидение. – Очевидно, вы и есть мой таинственный благодетель?
- Зовите меня Жоржем, – ответил тот, и машина быстро стартовала с места. – Слушайте меня внимательно и не задавайте лишних вопросов. Выбор у вас невелик: назад в кутузку или к светлой, обеспеченной старости. Мы подыскали вам подходящую работу. Она не так обременительна, как ваше предыдущее поприще, вот, конверт с подробными инструкциями. Прямо сейчас ознакомьтесь со всеми деталями и уничтожьте. Там же и небольшой аванс, для восстановления психического равновесия. У ближайшей станции Метро мы расстанемся. На связь выходить буду сам, не пытайтесь меня выследить, у вас ведь, кажется, многочисленное семейство, не следует подвергать их опасности. Да, успокойтесь вы, дражайший полковник, Родину у вас никто не покупает, все очень невинно, поверьте. Нам от вас нужна просто небольшая услуга, чисто бытовая, ничего криминального…

- Господи, Горюша, ну, наконец-то ты дома! – Воскликнула жена, снимая с Игоря Павловича забрызганную засохшей грязью куртку. – Мы тут места себе не находили все это время! Давай, немедленно в ванну, надо еще тебя на педикулез проверить, все же не на курорте отдыхал! У нас дети маленькие, и вообще, завтра с утра ко мне в поликлинику на полное обследование…
- Конечно, Веруша, как скажешь…
Игорь Павлович с наслаждением погрузился в обжигающую воду, покрытую густой ароматной пеной.
- Ты бы мне коньячку, что ли рюмочку принесла…, устал я, Веруша, измучился весь. Ладно, работу потерял, а стыд-то какой!
- Начальство Институтское со мной теперь не здоровается, - горестно вздохнула Вера Матвеевна, - не то чтобы откровенно, а делают вид, что не заметили, глазки так невинно опускают и мимо шасть…. А иные и вовсе на другую сторону улицы переходят, да, так резво! Все же я не перестаю удивляться людской неблагодарности! Как перед тобой раньше все заискивали, лебезили, ни один банкет не проходил без тебя…, я даже тост твой коронный помню, который ты всегда произносил на защитах: «Диссертант должен быть благодарен нашему ведомству, что мы не помешали ему защититься…», или что-то в этом роде.
- Да, прежде я и в ливень мог пыль поднять…
- Хоть бы кто из друзей твоих позвонил…, - продолжала Вера Матвеевна гнуть свое, - один только Жорик и остался, я, правда, не помню его совсем, но он проявил большое участие.
- Какой еще Жорик? – Игорь Павлович широко открыл глаза, куда немедленно попал шампунь.
- Он фамилию не назвал, сказал, что из Управления…, это он все организовал, адвоката, материальную помощь…, ты что…, тоже его не помнишь? – Растерянно проговорила Вера Матвеевна, - но он был полностью в курсе наших дел…, всех девочек по именам знал, положение наше…
- Ах, да, Жорик…, черт, какой шампунь этот едкий! Помню…
- Это я тебе собачий дала, которым мы Асту от блох прошлый раз мыли…, что же с нами будет-то, Горюша?
- Ты совсем с ума сошла! Скоро на сухой корм меня переведешь! Помешалась совсем на своей гигиене! Проживем, работа у меня уже есть. Опять же – Жорж помог. Начальник охраны в астрофизической лаборатории МГУ. Правда, жить придется пока в общежитии, каждый день домой не наездишься…, оклад солидный, плюс бонус….
- Дожили на старости лет! – Всплеснула руками Вера Матвеевна, - как же ты там один? А мы?
- Что вы? И так все ради вас! Думаешь, мне много надо? Вполне мог бы на свою пенсию прожить! – Раздраженно возвысил голос Игорь Павлович, а про себя подумал горько: «Так и не дослужился я до генерала…. Хотя, если Волков этот, действительно, в чем-то замешан, заарканю его и сдам нашим. Сами разберемся, шиш вам, господа-хорошие, мы своих шпионов своими руками ловить привыкли!».

Ночью, лежа в постели и крепко прижимаясь к плечу мужа, Вера Матвеевна вдруг спросила:
- Горюша, а ты веришь в переселение душ?
- А? Что? - Спросил уже задремавший, было, Игорь Павлович, - переселение, куда?
- Ну, из тела в тело, понимаешь? Есть такая теория, я по телевизору передачу видела, что душа не умирает вместе с телом. Рождается какой-нибудь ребеночек, а прежняя душа в него вселяется.
- И ты туда же! Чушь какая-то…. Запретить надо телевизор, одни неприятности из-за него!
- А я верю, - мечтательно произнесла Вера Матвеевна. – Я так тебе предана! Мне иногда кажется, что мы с самого первого воплощения были мужем и женой!
- Ну, да, еще, когда на ветках жили! Я был орангутанг, а ты орангутаниха. Спи уже, устал я до смерти.
- Так уж и на ветках, - пробормотала Вера Матвеевна, засыпая, - а вдруг я была Крупская, а ты Владимир Ильич?
- Нет, тогда уж я был Феликсом Эдмундовичем, ходят же байки, что у них был роман…


       ЧЕРВОТОЧИНА

- Мы с тобой в этот приезд и не поговорили толком, жаль, - сказал Семен. – Закрутился ты совсем – похороны Шимона, выяснения отношений с женой, а на конгрессе и вовсе не до разговоров было. Месяц пролетел мгновенно. Расскажи хоть, какие у тебя планы?
- Планов – громадьё, борода! – С воодушевлением ответил Максим. – С первого марта выхожу на новую работу. Осмотрюсь немного и начну собирать прибор. Команду себе уже присмотрел. Студент мой и Виктория Юрьевна, профессор той же кафедры. Обещала мне все теоретические выкладки сделать. Жаль, вот, только, что инструкция расшифровке не поддается, но зато схема есть, это уже хорошо, понятно, как собирать эти запчасти таинственные.
- Ты уже разобрался, что за принцип лежит в основе его работы?
- Не совсем. Тут у нас с Викторией мнения немного разошлись…. Она предлагает взять за основу волновую теорию времени, ну, ту, что Велимир Хлебников нащупал в своих «Досках судьбы».
- Не читал. Это же ты у нас поэт.
- Помимо этого, Хлебников был еще и студентом матфака. У него, я бы сказал, эвереттический подход.
- Не понял. Как это связано с литературой?
- Просто литература охотно подхватила идею о том, что История есть мощнейшее древо с многочисленными «корнями-прошлыми» и пышной кроной «ветвей-будущих», интуитивно переосмысляя ее в качестве альтернативной.
- Да, есть такая теория, где физическая реальность представлена, как множество миров, каждый из которых по выбору сознания может оказаться для него точкой «здесь и сейчас». Так называемый, «мультиверс», или, проще говоря, параллельные миры, между которыми существует взаимосвязь.
- Тогда многие из таинственных загадок и мистических тайн являются физическими следствиями эвереттической трактовки квантовой механики. Хлебников дает картину эвереттической реальности, состоящей из массы «стройных многочленов», ветвей «мультиверса», каждая из которых существует физически. Если принять во внимание точку зрения на квантовую механику, выдвинутую Эвереттом, то в «Досках судьбы» Велимира Хлебникова мы имеем дело со склейкой работы нескольких ветвей «структурного ландшафта» мультиверса.
- Знал бы Хью Эверетт, чем обернется его новая, «некопенгагенская» трактовка квантовой механики для современной художественной литературы! – Воскликнул Сеня со смехом. - Ну, а ты, что предлагаешь? Что-нибудь еще более навороченное?
- Я предполагаю, что в основе действия прибора лежит принцип сингулярности! Помнишь теорию о «червоточине». Она мне кажется достаточно здравой.
- Гипотетическая белая дыра, в область которой ничего не может войти, образующиеся при выходе из-за горизонта событий вещества черной дыры, находящейся в другом времени! С ума ты сошел что ли? Ведь при нынешнем уровне развития физики такая сингулярность является лишь теоретическим построением. Описание пространства-времени вблизи нее предполагает квантованность гравитационного поля, а о нем…
- Я исхожу из того, что существует топологическая особенность пространства-времени, представляющая собой в каждый момент времени «туннель» в пространстве. Общая теория относительности вполне допускает существование таких «кротовых нор». Для этого необходимо, чтобы проход был заполнен экзотической материей, создающей сильное гравитационное отталкивание и препятствующее «схлопыванию» «туннеля-червоточины».
- То есть, ты полагаешь, что твой прибор позволяет накапливать эту экзотическую материю? Но это же абсурд!
- Поведаю тебе одну страшную тайну! За 4 года до Де Бройля, который в своей знаменитой диссертации выдвинул гипотезу о волновой природе электрона, Хлебников писал: «такт пульсации электрона так мал, что никакими ныне существующими приборами не может быть измерен. Когда в итоге остроумного эксперимента этот такт будет обнаружен, кто-нибудь по ошибке припишет электрону волновую природу». А дальше, как тебе известно, была борьба «дискретного» и «волнового» понимания природы материи, и последняя одержала победу.
- Конечно, гипотетически это дает возможность путешествия во времени, если, например, один из входов «туннеля» движется относительно другого, или, если он находится в сильном гравитационном поле, где течение времени замедляется, но я не пойму одного – тебе-то это зачем?
- Я хочу просто собрать прибор, который случайно попал мне в руки и проверить принцип его работы.
- Ты думаешь, что древние представители Ойкумены шагнули так далеко? – С сомнением в голосе спросил Сеня.
- Это мы безнадежно отстали! – Убежденно воскликнул Максим.
- Не знаю, - пожал плечами Сеня, - стоит ли испытывать прибор неизвестного назначения и проводить эксперимент с непредсказуемыми результатами? Авантюрист вы, батенька, чистейшей воды!
- Обещаю, что буду подробно описывать тебе каждую стадию сборки. Возможно, мне понадобиться твой совет. Понимаешь…, я даже озвучить это боюсь…, у меня такое ощущение, словно я когда-то уже собирал этот прибор! Словно он – мой, мною придуман!
- Ладно, оставим это, вечно тебя не туда заносит. Меня гораздо больше интересует, что ты решил делать дальше, после того, как соберешь этот пресловутый агрегат? Очень надеюсь, что тебе не удастся его запустить.
- Дальше было раньше, - засмеялся Максим. – Обещал жене, что вернусь сюда, может, преподавать буду, не решил еще. У тебя есть конкретные предложения? Предъявляй, рассмотрю с удовольствием!
- Ладно, пока ты там громоздишь свою, как ты ее называешь, минору, я постараюсь что-нибудь придумать. Да, кстати, ты уже как-нибудь назвал свой прибор?
- Весьма условно, - Максим немного помялся, - я хочу присвоить ему имя «Владыка Вероятности».
       
- Значит, так: ты будешь держать меня в курсе всех своих действий, - четко выговаривая каждое слово, напутствовал Сеня друга в аэропорту, цепко держа его за лацканы пиджака. – Обещаешь?
- Торжественно клянусь! – Максим приложил согнутую в локте руку к голове, как примерный пионер. – Мири, прикажи ему, чтобы он отстал от твоего бедного мужа, у меня уже мозоль на языке.
- Сеня совершенно прав, - серьезно сказала Мири, - что-то у меня на душе кошки скребут…
- Бросьте вы, ребята, прямо, как на войну меня провожаете, честное слово! Ничего со мной не случится. Самый обычный эксперимент. Помнишь, Сенька, как у нас Анатоль головой в пучок попал? Он тогда на пульт позвонил, попросил его отключить, - начал Максим рассказывать Мири подробности давнего пришествия на ускорителе, - а они, то ли забыли, то ли смена другая пришла, не помню уже подробностей. Одним словом, когда он дверь в камеру открыл, защита не сработала. Анатоль видит – все тихо. «Отключили», - подумал, а потом затылком тепло почувствовал и привет. Прошил его пучок насквозь, все сосуды оплавились, так у него потом какие-то сверх-способности открылись, в уме гигантские цифири складывать начал. Диссертации целое поколение врачей написало по этому поводу. Может, и мне повезет!
- Типун тебе на язык, балабол несчастный, - в ужасе воскликнул Сеня. – Очень утешительную историю ты вспомнил. Что б завтра же написал! – Потом помолчал немного и признался. – Я ведь прочитал «Доски судьбы», скачал из Интернета. Интересная концепция, но не сама его идея меня поразила, она не так уж и оригинальна…, старомодна немного, что ли…
- А что же? – Удивился Максим.
- Видишь ли, этот человек постиг нечто в устройстве Мироздания, и ему удалось передать свой восторг и почти детское, наивное удивление перед самим фактом постижения. А это само по себе – дорого стоит!



       НИЧТОЖЕ СУМНЯШЕСЯ

- А-а-а, - сказал Максим злорадно, рассматривая свою фотографию, - вот, он – общий предок обезьяны и человека, связующее звено эволюционного процесса! Пиролапитек каталонский! А каббала утверждает, что Homo Sapiens произошел после обезьяны, а не от нее. Поглядели бы они на этот портрет недочеловека! Эволюция меня не коснулась…
- Н-да-а-а, - протянул Юра, заглядывая через его плечо, - где это вас так обезобразили, Максим Сергеевич?
- В столовой «Здоровье», где же еще! А, вы ведь не знаете, что в этом здании, когда-то был любимый пункт общепита всех обитателей нашего поселка.
- Если они так же готовили тогда, как сейчас фотографируют на документы, то я вообще удивляюсь, что кто-то из аборигенов остался в живых! – Засмеялся Антон.
- Ты прав, юноша, почти никого и не осталось! Я выжил чудом, благодаря тому, что питался, исключительно, по месту жительства. Нет, вы мне скажите, как я могу отдать эту фотографию на солидный документ? Меня же через проходную не пропустят! Каждый день проблемы будут.
- Я как-то был свидетелем возмущения одной дамы, получавшей там свою фотографию, и меня просто сшибло с ног объяснение, с позволенья сказать, фотографа: «Мы, говорит, специально вам лицо растянули, чтобы не было видно морщин». – Поделился своими воспоминаниями Юра.
- Уж лучше морщины, право, это как-то почтеннее. «Для настоящего мужчины, лишь возраст, шрамы и морщины, как дорогие украшенья – их больше с каждым днем рожденья!», - патетически продекламировал Максим. – Самое печальное, что я уже перефотографироваться не успеваю. У меня билет на самый первый автобус. Ладно, черт с ним! Не возьмут – в Москве забегу куда-нибудь и щелкнусь. Значит, Юра, повторяю: жду тебя в среду в 11-00. Ты поезжай от «Киевской» на седьмом троллейбусе. Это чуть дольше, зато удобнее добираться.
- Да, Максим Сергеевич, понял, буду, как штык.
- Я вам даже немного завидую, - грустно сказал Антон, - если бы мама не заболела, тоже напросился бы к вам в компанию прибор собирать. Везуха тебе, Юрец! Будешь в МГУ практику проходить!
- Ничего, если мама быстро поправится после операции, ты еще успеешь руку приложить, - пообещал Максим. – Думаю, там всем работы хватит.

Всю неделю по возвращении домой Максим буквально «бил копытом», так ему не терпелось приступить к сборке прибора. Виктория Юрьевна за время его отсутствия увеличила схему и разбила ее на сегменты. Теперь предстояло самое главное – разобрать комплектующие в соответствии с рисунками. Это Максим хотел поручить Юре.

Войдя в тесный кабинетик начальника охраны, чтобы сдать фотографию на пропуск, Максим был поражен, увидев за столом Игоря Павловича.
- Вот, так, удача! – Воскликнул он совершенно искренне, - Игорь Павлович, мне вас прямо Бог послал!
- Милости прошу, Максим Сергеевич, в мою скромную обитель, - елейным голоском пропел глава ВОХРа. – Никак не ожидал вас тут встретить. С чем пожаловали? Неужто, к нам на работу? Весьма рад, весьма. Искренне, можно сказать, счастлив! Прямо, как родного человечка встретил на чужбине…, чем могу быть полезен?
- Да вот, взгляните сами, - Максим неуверенно подал ему фотографии, - можно ли такую страсть отдать на постоянный пропуск…, а времени совсем нет бежать куда-то, чтобы другую сделать…
- Сей момент. Отчего же – нельзя? Для вас все можно, ведь столько лет вместе, не я ли вас пестовал? Конечно, сделаем, всем ребятам вас представлю лично, всему составу, не сомневайтесь, все будет в лучшем виде.
«Да, уж, пестун ты мой, нежный и ласковый, - усмехнулся про себя Максим, - хоть бы раз без тебя где-нибудь обойтись! Видать, такая у меня судьба, и на том свете на Райских Вратах стоять будешь, чтобы пропуск у меня проверить! Неужели и он доживет до Окончательного Исправления? Вот бы, на него посмотреть! Ничего не поделаешь, этот тип тоже входит в систему Адам Ришон, наверное, он из ногтя большого пальца левой ноги, или откуда-нибудь из пятки…».
       
Максим, конечно, не надеялся, что дело пойдет быстро, однако к его великому огорчению на сборку первого «колена» ушел почти месяц.
«Это меня еще к основной работе не привлекли. – Думал он иногда со страхом, - а что будет, когда проект утвердят, на который меня брали, и начнется настоящая свистопляска! Пока начальство милостиво закрывает глаза на мое «хобби», да, и авторитет Виктории играет свою роль. Не думаю, что я смог их убедить своим докладом на семинаре, будто эта груда металла представляет серьезный научный интерес! Видел я их ухмылочки, но глаза-то из орбит повылазили, когда прочитали аннотированный отчет о физико-химических свойствах исследуемого объекта, не поверили, конечно, но приумолкли, не трогают пока. Выжидают. А, может, пожалели уже, что юродивого на работу взяли, подождут, когда трехмесячный испытательный срок истечет и коленом под зад. Надо обязательно успеть за это время! Кровь из носу!».

Весь этот месяц Максим старался, как можно чаще бывать в Центре, ощущая острую необходимость «подпитываться» энергией, которую давали ему уроки. Иногда он встречал там Ульяну, они сухо кивали друг другу издали, но ни один из них не предпринимал попытки выяснить отношения. Жил он пока у Виктории Юрьевны, так как его квартирант попросил о продлении контракта на аренду его квартиры. Это огорчало Максима, но деньги были не лишними, и он терпел, к тому же, жаркие научные споры, постоянно возникающие между ним и его хозяйкой, доставляли ему истинное наслаждение.
Виктория Юрьевна продолжала «исповедовать» концепцию Хлебникова, и Максиму приходилось прилагать не малые усилия, чтобы склонить ее на свою сторону и доказать собственную правоту. Она обладала способностью логично, последовательно и очень убедительно отстаивать личную точку зрения, однако, будучи человеком увлекающимся, с богатейшей фантазией, могла легко попасть под очарование чужой изящной идеи, пусть даже бредовой на первый взгляд, и начинала охотно, с подлинным энтузиазмом развивать и муссировать ее на все лады.
- Да, вы поймите, - жарко убеждал Максим своего научного оппонента за чашкой утреннего кофе, - если прибор когда-то работал и создал «червоточину», то при его повторном включении есть шанс, что он ее отыщет! Более того, он «вернется» в ту же самую точку!
- Надеюсь, ты не рассчитываешь, что этот переход будет осуществлен в физическом теле? – Строго спросила Виктория, поправив указательным пальцем очки, постоянно съезжающие со своего места.
- Разумеется, переход будет виртуальным!
- Я не очень понимаю, как мы сможем найти другой вход в «кротовую нору»…, - проговорила она с сомнением, - ты, как себе это представляешь?
- Другой конец может «болтаться», он не фиксирован, если все пойдет, как надо, и у нас хватит энергии, то мы с помощью прибора, как бы притянем его.
- А что, если в пространстве полно таких старых дыр! – Разыгралась у Виктории писательская фантазия, - их могли оставить наши предшественники, или соседи, братья по разуму…. Да, сюжетец для романа – будь здоров! Что называется, прямо на блюдечке с голубой каемочкой.
- Главное – верить! – Поставил Максим точку в их научной дискуссии, - а я убежден, что мы найдем «червоточину»!
- Все! Побежали, пора ваять дальше! Прямо руки чешутся.

Однако руки чесались не только у непосредственных участников загадочного эксперимента, зудели они и у Игоря Павловича.
Согласно полученным инструкциям, он обязан был иметь о его ходе, как можно больше информации, и потому, подстрекаемый по истине царской щедростью нового начальства, полковник постоянно был начеку.
Как-то раз, улучив минуту, когда в помещении, где проходила сборка прибора, никого не оказалось, Игорь Павлович с осторожностью опытного лазутчика, проник в его засекреченные недра. Держа ухо востро, он подошел к ящику с комплектующими и присвистнул:
«Ну и ну, да, тут все детали из чистого золота! Вот, почему они никого сюда не пускают! Теперь понятно…, колечки какие красивые, прямо огнем горят! Есть совсем тонюсенькие, точно на внучкин пальчик…, а у девочки скоро день рождения. Пятнадцать лет! Хорошо бы ей такой роскошный подарок сделать…, если я возьму одно маленькое колечко, никто и не заметит его исчезновения, они ведь у них не наперечет…, пустяк какой!».
Игорь Павлович быстро схватил золотой ободок самого маленького диаметра и засунул его во внутренний карман своего камуфляжного костюма, закрывающийся на «липучку».
«Так надежнее, - он привычным жестом одернул полы форменной куртки и крадучись вышел из лаборатории, плотно прикрыв за собой дверь. Убедившись, что его эскапада осталось незамеченной, он гаркнул во весь голос, – Ефременко, заступите на пост по охране границы, тьфу, объекта! Видите, все лежит без присмотра, заходи и бери! Но чтобы даже носа мне не совать внутрь!».


       ПОЛЯРИЗОВАННЫЙ СВЕТ

- Все-таки, что-то связывает этот осколок с прибором! – Убежденно сказал Максим. – Не могу понять, что именно, но чувствую, - не случайно он оказался в одном из мешков!
- По виду это обсидиан…, - раздумчиво проговорила Виктория Юрьевна, - значит, несомненно, вулканического происхождения. Однако меня смущает, что от его поверхности ничего не отражается, а из обсидиана в древности делали зеркала, стало быть, отражать он должен! Если только…
- Что «если только»? – Нетерпеливо теребил ее Максим, - у вас есть предположение?
- Совершенно дикое, даже, как ты говоришь, смешно озвучивать. Его могли с определенной целью подвергнуть какому-нибудь неизвестному, мощному излучению, и кристаллическая структура изменилась…
- Правильно! Но что нам это дает? Указание на время события, или на место? Да, конечно на место! Ну-ка, давайте сюда вашу легенду о зеркале! Где там происходили события? На Бахрейнских островах? Значит, там прибор и включали! Следовательно, «вход» в «туннель» на одном из островов! Правда, эта информация сама по себе – пустышка…, - разочарованно закончил он.
- Да, прибор мы собрали, а как его оживить – не понятно, - подвел Юра итог их научной дискуссии. – Что делать-то будем?
В лаборатории повисла тишина. Вся троица, лихорадочно размышляя, сидела за сборочным столом, подперев подбородки ладонями, и молча переводила недоумевающие взгляды с каменного «зеркала» на готовый прибор, красовавшийся посреди комнаты. Неожиданно сквозь тонкую щелочку в плотных оконных занавесках проскользнул солнечный луч. Он, словно ударился о непроницаемую поверхность камня и, отскочив от нее, осветил входное отверстие прибора. Послышалось слабое гудение, будто чья-то невидимая рука робко тронула нижнюю мануалу органа.
- Поляризованный свет, - завопила Виктория Юрьевна, и вскочила на ноги, едва не опрокинув стол, - поляризованный свет! Нам срочно нужен лазер! Я теперь понимаю, для чего положили в мешок этот осколок: они хотели дать понять, как прибор приводится в действие, и где его активировали.
Тотчас в дверь лаборатории просунулась любопытная физиономия Игоря Павловича, и он с волнением спросил:
- Что? Неужели получилось? Заработал, голубчик!
- Игорь Павлович, миленький, мы поняли! – Кинулась к нему Виктория Павловна, готовая, казалось, обнять весь мир от этой счастливо осенившей ее голову идеи. – Нам срочно нужен лазер! Вы нам поможете? Срочно пошлите за ним кого-нибудь! Дайте нам помощника, пожалуйста, пусть принесет!
- Конечно, дражайшая, какой может быть разговор! Одно дело-то делаем, ради науки трудимся, я – человек привычный, столько лет в научных кругах, нешто я не понимаю! – Услужливо затараторил Игорь Павлович и помчался за подмогой, чтобы как можно прочнее закрепить свою причастность к столь важному событию.
- Значит, это не легенда…, - задумчиво сказал Максим, когда дверь за полковником закрылась. - Зеркало, действительно, существовало, а, возможно, и до сих пор находится на том же месте, и служило оно для того, чтобы в определенное время суток направить луч поляризованного света прямо на это устройство! Как бы нам не переусердствовать с мощностью лазерного пучка, да, длина волны не ясна…, ведь подбираем «методом тыка»…
- Ну, это можно посчитать…, хотя бы в первом приближении…, - неуверенно заявила Виктория Юрьевна.

Пока шла установка прибора, Юра, уже давно успевший снискать своим трудолюбием и смекалкой любовь и уважение Виктории Юрьевны, высоко ценившей профессионализм любого рода деятельности, спросил:
- Я еще из школьно курса физики знаю, что поляризованный свет является оптическим феноменом в повседневной жизни. Это правда?
- Юноша! – Укоризненно воскликнул Максим, - вам, выпускнику технического ВУЗа, уже следовало бы знать, что поляризация есть физическая характеристика оптического излучения, описывающая поперечную анизотропию световых волн, то есть, неэквивалентность различных направлений в плоскости, перпендикулярной световому лучу.
- Что ты, Юра! Поляризованный свет, буквально, окружает нас! Сейчас я тебе все популярно объясню. – Виктория Юрьевна выразительно взглянула на Максима. – Поляризовано небо в зените в ясный полдень, радуга, даже любой блик, отраженный от неметаллической поверхности. Все дело в устройстве человеческого глаза. Наше зрение весьма чувствительно к длине волны, то есть, к окраске и к яркости света, однако третья его характеристика – поляризация – ему, практически, недоступна. Человек страдает «поляризационной слепотой». Некоторые представители фауны, к примеру, пчелы, гораздо совершеннее нас в этом отношении. Они различают его так же, как цвет и яркость. К сожалению, мы не можем увидеть мир глазами пчелы. Проще говоря, поляризация – это ориентированность колебаний световой волны в пространстве, перпендикулярная направлению движения светового луча. Квант света, или элементарная световая частица, представляет собой волну. Ее можно сравнить для наглядности с волной, которая бежит по канату, если один его конец закреплен, а другой встряхивают рукой. Направление колебаний каната может быть различным, смотря по тому, как его встряхивать. Так же и направление каждой световой волны сохраняется в пространстве, но пучок состоит из множества квантов, и если их колебания различны, то свет не поляризован. А если все они одинаково ориентированы, то свет называют полностью поляризованным.
Закончив свою небольшую научно-популярную лекцию, Виктория Юрьевна добавила в пространство:
- Если ученый не в состоянии объяснить даже домохозяйке смысл своей работы, то он никудышный специалист.
- Потрясающе! – В дверях раздались аплодисменты Игоря Павловича. – Сударыня, вы – гений! Побольше бы таких педагогов, а то одни урокодаватели остались, детей учить совершенно некому.
Полковник горестно вздохнул и пропустил в лабораторию сотрудника, несущего миниатюрную лазерную установку.

Наконец, вся система была отлажена, и наступил торжественный момент самого главного эксперимента в жизни Максима.



       ПЕСАХ

Пока шла вся эта суета с установкой лазера, Максим неожиданно почувствовал легкое покалывание в висках, он крепко сжал их обеими ладонями и вдруг, как наяву услышал голос Учителя:
«Я тебя понимаю. Ты хочешь разом избавиться от всего своего эгоизма и уподобиться по свойствам Творцу. Так не бывает. Это искушение Змея. Ведь именно таким образом он предлагал поступить Адаму в Райском Саду! Ты совсем не понимаешь, что такое Песах. Я расскажу тебе. Слушай внимательно.

Песах – «пасах» - «перескакивающий».
 Творец подсчитывает только наши правильные поступки, мысли, усилия и не подсчитывает все то, что связано с нашими оплошностями, с нашими падениями, с нашим бессилием.
В сказании говорится: «Он проходит между домами и каждый египетский дом поражает язвой…».
Все Гальгальта вэ Эйнаим – то есть, отдающие, альтруистические сосуды - собираются вместе, а АХАП – сосуды получения – откладываются и на них делается дополнительный Цимцум – сокращение. Тогда отдающие сосуды и получают Высший свет. Таким образом, человек отрывается, вырываясь своими минимальными альтруистическими желаниями наружу.
Это называется рождением его первого, наименьшего кли. Пусть авиют у него нулевой, но это уже отрыв от эгоистических сосудов, и человек может существовать в альтруистических, ощущать себя - хотя бы в таком маленьком кли - но в слиянии с Творцом. Вот, это и есть выход из Египта, который является Песахом: аккумулирование желаний получать и желаний отдавать, а затем, отделение одних от других. Весь процесс Песаха происходит посредством десяти избирательных казней или ударов.
Казни предназначены Фараону. Творец как бы говорит Моисею – этой точке в сердце, стремящейся к Творцу: «Я вместе с тобой пойду к Фараону. Ты только выкажи желание, что хочешь от него оторваться, уйти. А всю остальную работу буду делать Я».
В чем состоит работа, влияющая на Фараона? В том, что дается больший свет. А свет для Фараона – это усиление тьмы, потому что свет, который не может войти в эгоистические желания, вызывает в этом эгоистическом желании еще большую тьму. Все наши страдания потому и происходят: у нас возникают все большие и большие эгоистические желания, мы жаждем все большего и большего наполнения, но не можем наполниться – от этого страдает и отдельный человек, и все человечество.
Так вот, явление Творца вместе с Моисеем Фараону и является причиной десяти ударов, десяти казней. Выявляется десять видов света, которые попеременно светят на Малхут, и она при этом четко отделяет себя от девяти первых сфирот. Выделяется «лев эвэн» «каменное сердце», состоящий из 10-ти основных клипот, – это и есть Паро (Фараон), который потом проявляется в Амане и в 10-ти сыновьях Амана и т.д. Против 10-ти нестираемых имен Творца есть 10, соответствующих им, имен в клипот, неисправляемых желаниях Малхут, которые исправляются только в Гмар Тикун. В прохождении этих ударов и состоит работа в Песах, которую проделывает человек.
Когда наберется достаточно наших усилий, (в зародыше, конечно, потому что мы не понимаем, где и как они формируются в нас, ведь мы находимся в двойном скрытии, а затем, в одиночном скрытии), то уже начнется этап взаимодействия с Фараоном, то есть, мы доберемся до самой низшей ступени Высшего Мира. До этого момента мы работаем на предыдущих этапах эгоизма, когда четко не ощущаем - действуем ли мы ради отдачи или ради получения.
Это – предварительная работа в Египте, после которой начинается осознание эгоизма как зла. Эгоизм начинает проявлять себя, а человек начинает ощущать, что его эгоизм, на самом деле, является злом, и не помогает ему. Нам становится очевидным, что если человек избавится от эгоизма, от мыслей, намерения «ради себя» (ведь эгоизм – это не просто желание насладиться, это желание насладиться ради себя) и будет жить в слиянии, в радости с Творцом, в отдаче, тогда он придет к совершенно другому состоянию – внутреннему и, как следствие, внешнему.
Этот процесс начинается с «семи голодных лет», когда альтруистические желания, которые заключены внутри эгоистических (вследствие разбиения души Адама и перемешивания частей его души) и могут быть устремлены к Творцу, отделяются от таких желаний, которые не могут быть к Нему устремлены. Причем, человек начинает четко выделять телесные желания, которые обусловлены нашим животным организмом, желания человеческие, и желания, устремленные к Творцу.
Это четкое разделение на три вида желаний и работа с каждым из них начинают проявляться перед свиданием с Фараоном. Человек приступает к процессу четкой сортировки их в себе. Своими животными желаниями он, в принципе, не занимается, потому что они – потребности тела. Их все равно не изменишь, даже подавлять не надо, они сами собой определенным образом трансформируются, тем более, когда человек устремляется к духовному, эти желания поневоле становятся минимальными: сколько человеку надо для тела, он потребляет, а потом об этом просто не думает.
Человеческие желания – это то, что возникает в нас под воздействием зависти, стремления к власти, к знатности, к почестям, к излишним наслаждениям (не телесным, а, к тому, что человечество ценит). Когда между этими человеческими желаниями и желаниями к Творцу начинает происходить борьба, человек выделяет из человеческих желаний те, которые, как он видит это в себе, не могут никоим образом трансформироваться, стать исправленными – так вычленяется часть, называемая «Фараоном».
На самом деле, «Фараон» – это очень большая духовная сила, которая полностью выделяется только в результате подъема до Высшей точки, и в этой самой последней точке происходит уже Полное исправление. Там совершенно отделяются, остаются в своем чистом виде 10 клипот, и только тогда они исправляются. То есть, в течение всего пути снизу-вверх с «каменным сердцем» человека каждый раз как бы соскабливается с него еще что-то, что можно присоединить к работе на Творца. А когда с «лев эвэн» уже полностью все снимается, это означает, что все, что можно было, человек исправил – достиг своего полного исправления.
Но «лев эвэн» он сам не в состоянии исправить, потому что это – центральная точка, Малхут мира Бесконечности. Она исправляется уже именно результатом его предыдущей работы – одним ударом.
Что значит одним ударом? Соединяются вместе все исправленные сосуды получения, все «лев эвэн», и происходит на мгновение, если можно так сказать, очень яркое противостояние всех исправленных келим и неисправленных «лев эвэн» (потому что исправить их невозможно), и ощущается, что эти «лев эвэн» – это то, что создано Творцом, но абсолютно противоположно свету, и тогда происходит их трансформация в желания к Творцу. Что это значит? Даже «лев эвэн» получает намерение «ради Творца».
Как это возможно, я не знаю. Так сказано. Этого невозможно себе представить, ведь та часть Малхут мира Бесконечности, которая ощущает, что получает от Творца, но не ощущает Его свойств, то есть, не может ими проникнуться, - только делает на себя Цимцум – это максимум, что она может совершить. Каким образом она, затем, получает свойства Творца, так, что может себя изменить, это непонятно».

- Стойте! Не надо, я все понял! Их должно быть десять! Я не хочу испытывать этот прибор! Его идея не продумана до конца! Она в корне не верна! Остановитесь! Выключите излучатель! Немедленно!
Максим кинулся к агрегату и закрыл своим телом входное отверстия, подставив себя под луч лазера. Игорь Павлович, внимательно наблюдавший за этой картиной в полуоткрытую дверь, широко распахнул ее и бросился оттаскивать Максима, который был уже без чувств. Затем, они оба рухнули на прибор и провалились в черноту.

       Никто из участников этого странного эксперимента так никогда и не узнал, что в тот самый момент, когда Максим закрыл собой входное отверстие «Миноры»… крейсер УРО «Геттисберг» проводил плановые учебные стрельбы. Противокорабельная ракета «Гарпун» была выпущена по учебной цели в ста милях к северу от острова, и ее путь проходил в 10 милях от зеркального монолита.
       В момент испытания московской установки главное «Зеркало» находилось в створе РЛС крылатой ракеты, которая только что включилась в режим поиска и захвата цели. Дальнейшие события не заняли и пятидесяти секунд. Сигнал от «Зеркала», пришедший на фразированную решетку был настолько мощным, что вызвал сбой бортовой системы управления, включилась аварийная цепь, которая без особых затей просто перенацелила ракету на самый мощный источник радиосигналов. Команда на самоликвидацию, посланная с крейсера не прошла, забитая помехами, испускаемыми монолитом, который излучал во всех диапазонах. «Гарпун» попал точно в центр «Зеркала», и 488 фунтов дестекса превратили таинственный артефакт в щебенку.


       ВЛАДЫКА ВЕРОЯТНОСТИ

Долю секунды все стояли на своих местах в немом оцепенении, глядя на два, сползших на пол, недвижимых тела. Потом Юра, словно в беспамятстве, истошно закричал: «Максим Сергеевич! Что вы делаете!» и кинулся к ним.
- Стоять! Ни с места! – Услышал он за спиной грозный окрик Виктории Юрьевны, которая, не утратив самообладания, быстро метнулась к рубильнику и отключила электричество.
Свет в помещении погас и лазер ослеп. В полумраке лаборатории они вдруг увидели, как прибор начал светиться, постепенно изменяя цвет от красного к оранжевому, потом, к желтому и так далее, по всему спектру. Затем, раздался мощный аккорд, словно невидимый органист заиграл на великолепно настроенном инструменте. Это была, действительно, мелодия! Звучала гармоничная, гениальная музыка сфер и мощность ее, постепенно нарастала. Казалось, еще немного и вся материя станет ей подвластна, распавшись на первоэлементы. Однако этого не случилось. Внезапно прибор сильно завибрировал и, буквально, рассыпался на запчасти, которые со звоном попадали на каменный пол. Все смолкло, и в лаборатории повисла оглушительная тишина.
- Как вы думаете, они живы? – Безнадежно спросил Юра и не услышал своего голоса.
- Сейчас проверим…, - Виктория Юрьевна решительно направилась к лежащим, встала перед ними на колени и пощупала пульс у Игоря Павловича. – Живы! Слава Богу!
В этот момент с пола раздался возмущенный, негодующий голос Максима:
- О, вонючий сын шакала и ослицы! Как ты посмел коснуться меня своими грязными лапами!
Он решительно выбрался из цепких объятий Игоря Павловича, еще не пришедшего в себя, нетвердо встал на ноги и пнул его под ребра.
- Поднимайся, ишак!
- Я не понял, что он сказал? На каком языке говорит Максим Сергеевич? – Оторопел Юра.
- Неужели, получилось!? – В восторге воскликнула Виктория Юрьевна, и ее лицо засияло удовлетворением, какое испытывает настоящий ученый, получивший в результате эксперимента ожидаемые результаты.
Наконец Игорь Павлович пошевелился и открыл глаза. Обведя присутствующих мутным взором и остановив полный ужаса взгляд на Максиме, не сводившем с него свирепо горящих глаз, он жалобно пролепетал:
- Прости, о, великий, я только хотел защитить тебя от этой горящей трубки.
- Юра, быстро звони, вот, по этому телефону! Скажи, что от меня. Попроси сюда срочно приехать Муххамеда Бактимировича. Это – известнейший в Москве специалист по семитским языкам.
Тем временем, оба пострадавших пришли в себя, и начали с любопытством разглядывать место, которого, казалось, никогда прежде не видели, и окруживших их людей.
Виктория Юрьевна храбро приблизилась к ним и сказала, тыча себя пальцем в грудь:
- Виктория.
- Эль-Магги. – С достоинством ответил Максим и приложил в свою очередь ладонь к груди. – Значит, мои расчеты подтвердились! Мы попали в будущее! Хотя мне казалось, что мы окажемся в другом месте, значительно выше, в чертогах Самого Всевышнего. И прибор переместился вместе с нами, но не уцелел! Я не ожидал этого…
При взгляде на беспорядочную груду металла, по его лицу промелькнула гримаса разочарования и боли.
- Опять все нужно начинать с самого начала, он не выдержал перехода через барьер времени, - горестно вздохнул Максим.
Виктория Юрьевна отрицательно покачала головой, давая понять, что язык, на котором он говорит, ей неизвестен.
- Ой-ей-ей! – Тихо причитал тем временем Игорь Павлович, - где мои одежды? Зачем вы украли их, и одели на меня эти жуткие узкие пятнистые тряпки? Женщина! Как ты смеешь говорить с Верховным Жрецом?
- Садитесь, пожалуйста, - не обращая внимания на его вопли, предложила Виктория Юрьевна, указав на стулья подле журнального столика, на котором они обычно пили чай, - вам надо немного отдохнуть после столь трудного путешествия.
«Гости» последовали за ней в дальний угол лаборатории, и Максим молча уселся на предложенное место. Казалось, он лучше хозяйки понимал, насколько бессмысленно вести беседу на разных языках, совершенно не понимая друг друга.
Виктория Юрьевна заварила свежий чай, разлила его по чашкам, гостеприимно пододвинув гостям вазочку с рафинадом и печенье.
Игорь Павлович с опаской взял предложенный напиток, несколько кусков сахара и удалился на почтительное расстояние от своего спутника. Он, кряхтя, уселся на пол у окна, с трудом скрестив ноги под толстым животом. Видимо, его невысокое социальное положение не позволяло вкушать что-либо в присутствии Верховного Жреца. Максим проводил своего непрошенного спутника равнодушным взглядом и с наслаждением сосредоточился на чаепитии. Поставив пустую чашку на стол, он устало прикрыл глаза и погрузился в глубокие раздумья.
Виктория Юрьевна тихо, чтобы не нарушать размышления «гостя», вышла из лаборатории, и отправилась встречать знаменитого языковеда. Ей было необходимо дать ему кое-какие инструкции.

Наконец, появился Юра в сопровождении щуплого всклокоченного человечка, на орлином носу которого поблескивало старомодное пенсне.
- Я немного ввел господина Алиева в курс дела, - тихо доложил Юра. – Как они?
- Чай пили. Сидят, думают…, в шоке, наверное, по крайней мере, Игорь Павлович. Не знаю, долго ли они пробудут в таком состоянии…, может, всю оставшуюся жизнь…

Светило лингвистики решительно подошел к Максиму и протянул ему руку. Максим царственным жестом подал ему свою, видимо ожидая церемониальных почестей.
- Силим… сум! – Приветствовал его языковед на шумерском языке.
- А, так, ты толмач! Я – Верховный Жрец. Объясни этим людям, что я прибыл к ним из другого времени. Там я сделал прибор, который назвал «Владыка вероятности», - быстро заговорил Максим, - испытания прошли успешно, хотя я и ошибся несколько в расчетах. Со мной случайно увязался этот осел. В какое время я попал?
Светило усиленно вслушивался в незнакомую речь, он, казалось, еще уменьшился в размерах, и, выдержав небольшую паузу, обескуражено пролепетал:
- Видите ли, в чем дело, я не могу с точностью классифицировать этот язык. Мои знания не безграничны! Скорее всего, это «лишана аттика» - эдесский диалект, близкий по корневому составу к ивриту. Одно могу с уверенностью констатировать, что это не ассирийский, фонетика которого мягче и красивее. Из-за рассеяния редкие евреи смогли сохранить истинную фонетику иврита, они утратили гортанные звуки, долготу, закрытость гласных. В частности, букву «тав» этот господин выговаривает иначе, чем теперь принято, и это придает его речи мягкое звучание, но с другой стороны, дорсальные и билабиальные звуки он произносит…. В шумерском языке слова состоят из цепочки отдельных суффиксов и морфем. Это агглютинативный язык и эргативным синтаксисом! Его не удается отождествить ни с одной из ныне известных языковых групп.
- Насколько я вижу из вашего научного экскурса, вы не поняли ни одного слова? – Надменно спросила Виктория Юрьевна. – Зачем же было морочить нам голову этими, хотя и очень любопытными, лингвистическими подробностями? Так бы и сказали…
- Нет, я понял несколько слов…, - обиженно оправдывался опозоренный лингвист, плачущим голосом. - В частности, мне удалось идентифицировать слово «ансе», которое означает «осел» и «патеси», то есть, «Верховный Жрец». Ведь это мертвый язык…
Произнеся эту оправдательную речь, он решительно откланялся и с достоинством ретировался.
- У этих гумашек, вечно каша в голове, ничего толком объяснить не могут, - возмущенно фыркнула представительница точных наук, дернув худеньким плечиком.
- Ну, и что мы будем с ними делать? – Расстроено спросил Юра. – Прямо руки опускаются…, хоть плачь!
- Да, незадача…, - согласилась Виктория Юрьевна, не испытывавшая, казалось, ни малейшего раскаяния, - и домой его не заберешь. Придется обращаться к специалистам по психиатрии, может, им удастся как-то вывести их из этого состояния. Везем наших бедолаг в клинику.
Максим внимательно вслушивался в разговор и, наконец, произнес:
- Кажется, контакт установить не удалось? Не смущайтесь, делайте все, что считаете нужным. Я был готов ко всему, когда отправлялся в путешествие во времени, даже к самому худшему – быть испепеленным Божественным Огнем, как пугал меня мой друг и учитель, постигший тайную силу единого истинного Творца.
Он с достоинством поклонился, словно давая понять тем самым, что добровольно отдает себя в руки своих хозяев.
Виктория Юрьевна достала из сумочки мобильный телефон и позвонила своему знакомому психиатру, чтобы договориться относительно консультации. «Гости» смотрели на нее во все глаза, - один со священным ужасом, а другой с нескрываемым любопытством.
- Удалось договориться только на завтра…, у них, видишь ли, все мазурки расписаны! Болваны, знали бы они, с чем им предстоит иметь дело, все бы тотчас же побросали! Этот случай попахивает не одной докторской диссертацией, а уж роман получится – закачаешься! Найди машину, пожалуйста, Юра, - распорядилась, затем, она.
Паренек испуганно кивнул и помчался вперед ловить такси.


       ГЕШТАЛЬТЕРАПИЯ

Игорь Павлович категорически отказывался садиться в машину. Он плакал, стенал, что-то быстро лопотал на своем «агглютинативном» языке, воздевая руки к небесам.
- Замолчи, язычник! – Сурово приказал ему Максим, - никто тебя не просил шпионить за мной. Сидел бы сейчас дома и вырезал из дерева своих идолов.
Он решительно подошел к ярко-желтому автомобилю, и пока Виктория Юрьевна беседовала с обеспокоенным таксистом, объясняя ему, что эти двое пассажиров прибыли в Россию из мест не столь цивилизованных, внимательно разглядывал диковинное средство передвижения.
Осмотрев машину, Максим без приглашения занял место рядом с водителем, а полковник, дрожа всем телом, забился в угол заднего сидения.
Наконец, все уселись, и такси плавно отъехало от дверей лабораторного корпуса.
- Неужели их обязательно надо везти в психушку? – Выразил опасение Юра. – Может, попытаться как-то объяснить Максиму Сергеевичу, что произошло?
- Ты не подскажешь, как? Мы даже не знаем, в каком времени побывали эти двое! Они говорят на языке, который давно исчез из обращения, и даже аналогов ему не осталось!
- У меня есть одна идея! – Воскликнул вдруг Юра после сосредоточенных раздумий. – Надо показать им их документы!
- И что нам это даст? Они же все равно не смогут их прочитать! Ну, посмотрят на свои фотографии и ничего не поймут. Кстати, тебе не показалось, что Максим несколько изменился, ну, постарел, что ли, а Игорь Павлович похудел немного? Или у меня воображение разыгралось?
- Я не присматривался…, - растерянно пробормотал Юра, - до сих пор не могу прийти в себя от шока! Это же надо – каких-то пара секунд – и ты уже провалился в доисторические времена!
- Ну, не совсем в доисторические…, я думаю, что динозавры у них там по улицам не ходят, скорее уж, в «до библейские». Нам бы определить, из какой они эпохи, тогда и специалиста по языкам можно будет подыскать. Нет, ты только представь: время, буквально, моргнуло – и все для тебя изменилось! Знаешь, а я им ужасно завидую! Хотела бы я оказаться на их месте! Ты только представь, - сколько гениальных произведений им предстоит прочитать, сколько открытий совершить для себя! И почему я не кинулась оттаскивать Максима вместо этого ВОХРовца?
- Скажите, а… это обследование…, оно не опасно?
- Видишь ли, наш мозг – чрезвычайно сложный инструмент! Он хранит все, даже мельчайшие события нашей жизни, только у них они сейчас заперты на ключ…, ученые ведь до сих пор не имеют четкой теории о том, что собой представляет человеческая память, хотя психология в последнее время сильно шагнула вперед. В психиатрии появилось множество новых направлений, методов лечения, диагностики, NLPi, в частности…, - с сомнением в голосе развивала свою мысль Виктория Юрьевна. – Понимаешь, у меня просто нет другого решения! Если говорить честно, я и сама не верю, что им может что-то помочь…, лично я считаю, что наша психика – это темная лошадка…
- А что такое – эта гештальтпсихология? Я никогда о ней не слышал.
- Это, когда наша психика рассматривается с точки зрения целостных структур – «гештальтов», а не расчленяется на ассоциативные элементы.
- Очень туманно…, - признался Юра, - хотелось бы поподробнее…
- Ну, ты, наверное, слышал теорию о том, что внутренняя системная организация целого определяет свойства и функции его частей.
- Не-а, не слышал, - с огорчением признался Юра. – Я невежественный очень. Это у нас Антон всем интересуется.
- -Ну, проще говоря, зрительно мы воспринимаем образ предмета или «фигуру» в зависимости от его окружения, то есть, «фона».
- И что это дает? – Продолжал допытываться Юра.
- Тогда, анализируя интеллектуальное поведение, можно проследить роль сенсорного образа, и его влияние на двигательную реакцию. На мотивацию человеческого поведения влияет система приоритета…, а знаешь, Юра, ты прав! Вот, сейчас несла всю эту чушь и подумала, что нет никакого смысла в консультации у психиатра! Языковой барьер, не говоря уже о разнице в менталитете, культурном наследии, традициях, сведет все усилия психологов к нулю. Нечего их зря травмировать, у них и так достаточно впечатлений. Везем наших друзей к вам домой!
- Совершенно с вами согласен! – Виктория Юрьевна. – «Гештальтов» у них и дома достаточно! А вдруг – окажутся они в привычной обстановке, и все сразу вспомнят?

В городок странная компания добралась уже к вечеру. Игорь Павлович наотрез отказался входить в кабину лифта, и Юра повел его, причитающего на все лады, на седьмой этаж по лестнице. Оказавшись у дверей квартиры первыми, Виктория Юрьева решилась на очередной эксперимент. Она достала из кармана ключи, и жестом предложила Максиму последовать ее примеру. Он внимательно посмотрел на нее и, запустив руку в карман брюк, с удивлением извлек оттуда увесистую связку.
- Открывай! – Скомандовала она, показывая на замок.
К ее величайшему изумлению, Максим безошибочно выбрал нужный ключ и вставил его в замочную скважину.
- Память рук! У тебя сохранилась память рук, - ликовала Виктория Юрьева. – Это потрясающе!
На этом ассоциации закончились. Максим вошел в прихожую, обвел ее равнодушным взглядом, и устало опустился на небольшой диванчик. Было видно, что он чувствует себя неуютно в этом совершенно чужом для него месте.

- Вы тут хозяйничайте, в холодильнике есть сыр и колбаса, - сказал Юра, проведя гостей на кухню, - а я поищу в местном справочнике домашний телефон Игоря Павловича и попрошу прийти к нам его жену. Может, он ее вспомнит…. Черт! Как же его фамилия? Я ведь понятия не имею!
- Надо в пропуске посмотреть, - предложила Виктория Юрьевна, - скорее всего, он во внутреннем кармане. Вы уж сами…, мне неудобно.
Молодой человек осторожно приблизился к Игорю Павловичу и, невзирая на его протестующие вопли, стал хлопать его по груди, определяя место, где могут лежать документы. Потом запустил руку во внутренний карман форменной куртки и извлек оттуда паспорт. Открыв первую страницу, он показал остолбеневшему полковнику его собственную фотографию и громко, отчетливо выговаривая каждое слово, прочитал: «Козлов Игорь Павлович».
- Это вы, понимаете? Вы! – Прокричал ему Юра в самое ухо.
- Тал-тэ, - пролепетал, наконец, Игорь Павлович и отрицательно покачал головой, давая понять, что пребывает в недоумении. Он в ужасе посмотрел на своего «соотечественника», словно чувствуя себя безмерно опозоренным.
- Номер не прошел, - огорченно сказал Юра. – Наверное, он решил, что я факир какой-нибудь, или как там у них фокусников называют.
- Да, он ничего не понял, и на фотографии себя не узнал, должно быть, редко свое отражение видел…, если вообще видел в том, «своем» мире…, зеркала-то уже были у них интересно, или нет? Странную вещь я заметила, - вдруг засмеялась Виктория Юрьевна, - почему-то, разговаривая с иностранцами, языка которых не знаем, мы невольно повышаем голос, будто это как-то поможет им нас понять! Вот, ты сейчас, буквально, прокричал Игорю Павловичу его имя, словно он глухой.
Юра ушел, и в кухне воцарилась тишина. Вдруг за стеной послышались звонкие музыкальные удары старинных часов, отчего лицо Максима исказилось мукой, и он начал молча шевелить губами, явно посчитывая их количество. Виктория Юрьевна впилась в него пристальным взглядом, ей на мгновение показалось, что он узнал этот звук и вот, сейчас, сию минуту все вспомнит! Звон часов смолк, и Максим, переведя на нее недоуменный взгляд, показал десять растопыренных пальцев, словно спрашивая, что это означает.
- Часы! Время! Понимаешь? – С надеждой в голосе воскликнула она.
Максим отрицательно покачал головой.
- Посмотри на свое запястье!
Виктория Юрьевна взяла его левую руку и, сдвинув рукав свитера, показала часы. Глаза Максима округлились от недоумения, и он с головой ушел в созерцание странного прибора с циферблатом, пристально следя за быстрым бегом секундной стрелки.
 
Через пятнадцать минут настойчиво заверещал домофон. «Гости» вздрогнули и вопросительно уставились на хозяев.
- Ваша жена, наверное, - сообщил Юра Игорю Павловичу и поспешил к двери.
- Напился! – Воскликнула мадам Козлова, кидаясь к перепуганному до смерти супругу, - до белых чертей! Совсем обнаглел, еще и любовницу свою приволок, не постеснялся! Мог бы хоть помоложе найти! И давно вы в этом вертепе?
Она гневно повернула красное от возмущения лицо к Виктории Юрьевне.
- Мадам, вы все не так поняли, - сделала попытку объяснить происходящее, та. – Это, конечно, может показаться странным, но…
- Конечно! Легенду он уже заготовил! На это он мастер! Что на сей раз? Секретное задание по поимке нарушителей государственной границы? Отвечай, мерзавец! Что молчишь? Допился до «белочки», а я теперь тебя должна в чувство приводить!
- Тал-тэ, - опять произнес Игорь Павлович и жалобно посмотрел на Максима.
- Ниталам, – засмеялся тот, угадав, что разбушевавшаяся дама имеет честь претендовать на звание супруги. – Ту ниталам!
Вдруг взгляд мадам Козловой упал на скалку с красивыми резными деревянными ручками, некогда принадлежавшую покойной Таисии Петровне. Она ловким жестом сдернула ее с гвоздя и ринулась в лобовую атаку. Юра едва успел вклиниться между супругами, рискуя получить смертельный удар по голове. Он с силой схватил женщину за запястье, разъяренная фурия со стоном опустила руку и скалка, выскользнув из разжатой ладони, со стуком упала на пол, покатившись к ногам Игоря Павловича. Полковник нагнулся и с нескрываемой радостью поднял единственный предмет, вызвавший в его затуманенном чуждой действительность мозгу знакомые ассоциации. Он ласково, по-детски улыбаясь, погладил деревянный предмет домашнего обихода, восхищенно поцокал языком, глядя на искусную резьбу ручек, и, наконец, сказал, глядя на Юру:
- Сес, ниг-ба?
- Дарю, дарю, берите, пожалуйста, раз вам она так понравилась, - догадался Юра.
- Что он бормочет? - Уже более спокойно спросила Вера Матвеевна. – Объяснит мне, наконец, кто-нибудь, что здесь происходит!
- Пойдемте в комнату, - тяжело вздохнув, сказала Виктория Юрьевна, - попробую вам все объяснить.
       
       
       НАЗАД В БУДУЩЕЕ

Когда, спустя довольно продолжительное время, Виктория Юрьева и Вера Матвеевна вернулись к мужчинам, они застали на кухне картину, достойную кисти художника Перова. Посреди стола красовалась бутылка армянского коньяка, уже прилично опустошенная. Юра, слегка заплетающимся языком, давал «гостям» урок русского языка.
- А-а-а, вот, и наши дамы! – Душевно улыбаясь, произнес он, - прсойдтняйтесь, пжалста. Давайте выпьем все вместе за счастливое вссоединение двух любящих сердец! Представляете, Вктря Юрьна, они уже столько наших слов знают. Скажи!
Игорь Павлович радостно закивал головой и начал с энтузиазмом демонстрировать диапазон полученных знаний:
- Сыр, кол-бас, рюм-ка, тост, хлеб, жена.
- Ну, эти слова он всегда хорошо выговаривал! – Засмеялась Вера Матвеевна, ласково поцеловав мужа в щеку. Потом вздохнула и добавила, – и все же мне трудно поверить в эту фантастическую историю. Неужели, это не розыгрыш?
Игорь Павлович не противился, казалось, ему была по душе мысль, что он так быстро обрел в чужом месте спутницу жизни.
- Гештальтпсихология в действии,- засмеялась Виктория Юрьевна.
Они выпили все вместе, и Максим уснул, положив голову прямо на стол.
Вера Матвеевна засобиралась домой.
- Пора и честь знать, пойдем дорогой, а вы, молодой человек, уж не держите на меня зла, я ведь, Бог знает, что подумала! Все не так страшно. Знаете, как русские женщины говорят: «Хоть плохонький, да свой!».
Она протянула Юре руку в знак примирения. Тот приложился к ней губами и вдруг мгновенно протрезвел.
- Какое у вас интересное колечко, Вера Матвеевна! - Воскликнул молодой человек с тревогой в голосе, - если не секрет, откуда оно у вас?
- Это все он, - кивнула мадам Козлова в сторону мужа, - купил внучке на день рождения, а ей великовато оказалось, да, и рано еще малявке такие кольца носить. Зачем внимание привлекать? Вот, я взяла пока. Вырастет, все равно все ей достанется.

Закрыв за Козловыми дверь, Виктория Юрьевна с большим облегчением вздохнула и сказала устало:
- Одной проблемой меньше. Как хорошо, что полковник не сопротивлялся! Мы отделались легким испугом. Он, кажется, даже рад был…, да, и подаренная скалка ему сильно скрасила печаль разлуки с соотечественником! Видать, он в своем мире был столяром-краснодеревщиком. Знаешь, что сказала мне его жена на прощенье? «Может, стоило его скалкой долбануть…, глядишь, мозги бы на место и встали». Вот, тебе и вся гештальт-терапия! Теперь надо решить, что делать с Максом. Юра, ты чего такой озабоченный?
- Я все понял! Виктория Юрьевна, помните, еще когда «колена» эти собирал, закралось у меня сомнение, что одного малюсенького сегмента не хватает! Сказал Максиму Сергеевичу, а он мне ответил, что это не так важно…, ну, я подумал, «глюки», успокоил себя как-то…, ан, правда. Видать, Игорь Павлович стырил у нас одно колечко-то. Самое первое, которое крепится у основания трубки. Подумал, наверное, что это золото…
- Оно дороже золота, Юра! Этот сплав вечный! Так вот, в чем могла быть причина аварии! А я-то все гадала, что могло случиться? Что ж, сделанного не вернешь…, - кивнула она на Максима. – Как с ним-то прикажешь теперь быть?
- Жене надо сообщить, в Израиль. Я сейчас найду в компьютере адрес его друга, он с ним постоянно переписывался, каждый день почти. Мы ведь ноутбук его с собой привезли.
- Ты прав! Иди, отправь сообщение, а, впрочем, нет, я сама напишу, ты только адрес мне найди, тут надо аккуратно сообщить, чтобы не напугать там людей до смерти, но сначала надо нам Макса в постель уложить, намаялся он сегодня. Смотри, улыбается во сне! Дорого бы я дала, чтобы узнать, что ему сниться!

Эль-Магги сидел на песке, скрестив под собой ноги, и сосредоточенно выводил деревянной палочкой знаки на сырой глиняной табличке. Сегодня ему удалось добиться от Гарла, чтобы палочка была заточена особенно остро, и она глубоко врезалась в мягкую, податливую глину.
«Учитель уверяет меня, что нашим миром управляет не множество богов. Есть только одна сила, которой подвластны все мы и то, что нас окружает. Учитель пытался постичь мир, в котором мы живем, и ощутил существование мира Высшего, того, что правит нами. Там есть свои законы и силы, можно даже вывести формулу, по которой они работают. Он поручил мне сделать это.
Некогда наша вселенная представляла собой огромное скопление неживых образований, - каменных глыб и газов. Затем, в результате борьбы между различными естественными силами возникла солнечная система, в том числе и наша Земля. За долгое время на ней сложились условия для жизни, и следом за неживой, растительной и животной природой, появился человек.
В какой-то момент Учитель почувствовал, будто находится внутри некой сферы, окружающей нашу вселенную. Он ощутил внешние скрытые силы, пронизывающие все, в том числе и людей. Эти силы управляют всем в совершенной гармонии, их задача – привести человека к полному восприятию Высшего мироздания, чтобы он мог существовать на уровне, который называется Человек, то есть, Эдаме.
На этом уровне все законы Вселенной станут понятны и очевидны каждому из людей. Мы осознаем силы, которые в ней действуют, то, как своими мыслями и поступками воздействуем на Высшую и низшую Природу, увидим ожидаемый результат наших деяний, поймем, какой ответной реакции хотим добиться. Узнав все это, человек поневоле начнет поступать правильно, существовать в соответствии с этими высшими законами.
Учитель теперь будет диктовать мне книгу, которую он назвал «Разиэль Малах», чтобы я записал для потомков, что есть скрытая сила, которую не воспринимают наши органы чувств. Ему же она раскрылась в результате внутреннего, чувственного постижения мироздания. Он именует эту единую силу, управляющую вселенной, «ангел», а она в свою очередь состоит из отдельных сил, подчиняющихся ей, и более низких по уровню. Нам предстоит в меру своего понимания описать их устройство, взаимодействие, влияние на все, происходящее в нашем мире.
«Тайной» Учитель назвал эту силу потому, что она скрывается от человека за картиной нашего мира, но он подчиняется ей неизменно, и существует по законам, которые она устанавливает.

Это будет самая первая книга на земле о науке получать, мы снабдим ее рисунками и чертежами. Может быть, это вообще будет первый письменный источник о великом Знании, которым когда-нибудь овладеет все человечество.
Очень трудно передавать чувственное постижение словами человеческого языка. Хватит ли у меня метафор, чтобы изложить иносказательно это тайное знание, открывшееся Учителю! Поведать людям все то, что он узнал об основах Мироздания! Ведь он осваивал Высший мир, тот, что находится над нашим, область, до селе неизведанную, где пребывает каждая душа до своего рождения в физическом теле, и куда она поднимается после того, как человек заканчивает свой путь на этой планете.
Теперь я знаю, что есть в вышине командный пункт управления нашим миром, и сколько бы раз я ни родился в этом мире, у меня не будет другой мечты, как подняться туда в физическом теле».


       МУДРЫЕ НЕ ОСТАВЛЯЮТ СЛЕДОВ

Рано утром позвонил Семен. Он был очень напуган сообщением, которое получил от Виктории Юрьевны и сказал, что прилетит, как только уладит все формальности.
Сеня не спал всю ночь, и они с Милой бурно обсуждали происшедшее с другом несчастье, гадая на все лады, как бы поделикатнее дать знать об этом жене Максима. Однако Мири, словно почувствовала что-то неладное и позвонила сама.
Положив трубку после разговора с Сеней, Виктория Юрьевна взмолилась:
- Юра, миленький, свари кофе, да покрепче. Глаз почти не сомкнула, ну, и денек у нас вчера выдался! Я думала, он никогда не закончится. Нам надо обсудить, что делать дальше. Мы ведь пока не можем оставить его без присмотра ни на одну минуту! Он, словно дитя малое, неразумное…, даже поесть без нас не сможет.
- Я уж думал об этом, - мрачно сказал Юра. – У меня сессия на носу, три госа…
Он засыпал в большую джезву четыре столовых ложки «с горкой» молотого кофе и, с тревогой показав на часы, сказал:
- Тринадцать часов уже спит, может, разбудить?
- Ни-ни! А ты заметил, что мы избегаем называть его по имени? – Неожиданно сказала Виктория Юрьевна, - будто это совсем другой человек. Странное ощущение, ты не находишь?
       В этот момент на кухню вышел Максим, протягивая им свой мобильный телефон, который звонил, не умолкая. Его мимика выдавала досаду, отчаяние и недоумение. Юра отвернулся, чтобы скрыть от него свое огорчение, непроизвольно отразившееся на его лице.
- Все очень просто, Макс, - спокойно сказала Виктория Юрьевна, и, взяв у него из рук телефон, начала терпеливо объяснять при помощи слов и жестов, как младенцу, - нажми пальцем, вот, на эту зеленую кнопку, потом приложи к уху и скажи «алло». Понял?
       Максим кивнул головой и точно выполнил ее указания. Однако дальше этого дело не пошло. Услышав в «говорящей трубке» незнакомый женский голос, он в ужасе отшвырнул ее от себя.
- Ничего, ничего, - успокоила его Виктория Юрьевна, - ты привыкнешь.
Она подняла со стола трубку и продолжила разговор вместо него, объясняя насмерть перепуганной Мири, кто она такая и почему здесь находится. Затем, на другом конце раздались короткие гудки. «Не поверила, - огорченно подумала Виктория Юрьевна, - ничего, Семен с ней свяжется и все объяснит. Поверит, если не совсем дурочка, даже Вера Матвеевна не усомнилась!».
- Кофе будете, Максим Сергеевич? - Спросил Юра. – Или вас Магги теперь называть?
- Эль-Магги, - обрадовано закивал Максим, услышав, наконец, хоть одно знакомое слово.
- Сначала покажи ему ванную, дружок, и научи пользоваться краном, душем, полотенце свежее выдай, а то еще подумает, что у нас весь барак не умывается, ну, и сортир, заодно…, не мне же его вести…, - сказала со смехом Виктория Юрьевна, которую, казалось, очень забавляло все происходящее.
       Дни потекли за днями, и у обитателей квартиры началась размеренная будничная жизнь. Виктория Юрьевна, к великой радости Юры, приняла решение жить пока с ними. Максим на удивление быстро перешел на «ты» с домашней утварью, и очень часто демонстрировал поразительный феномен «памяти рук». Понемногу осваивал он и русский язык, так что, к концу второй недели после злополучного события в лаборатории, знал уже достаточно слов, чтобы более-менее сносно общаться со своими «домочадцами». Только выговаривал он слова с сильным акцентом, совсем не так, как было принято в русской орфоэпии, и это придавало его речи непередаваемый – «древний» - оттенок.
       - Не перестаю удивляться, какая у него поразительная память! – Часто повторяла Виктория Юрьевна после занятий русским языком. – Безмерный диапазон, безмерный! Схватывает все, буквально, налету! Интересно, он все языки одинаково легко будет усваивать или только русский, потому что говорил на нем? Вот бы, всем так, сколько бы гениев было. Я лично, никогда не отличалась хорошей памятью. Прочитаю что-нибудь, а через пару минут уже забуду…, а уж про иностранные языки вообще молчу, столько лет санскрит учила, а без словаря все равно обходиться не могу.
       «Вот, и прекрасно, бодливой коровке Бог рожек не дал, - злорадно подумал Юра, - ужас был бы, если бы ты все помнила, тебя и так не переслушаешь, тараторишь без умолку с утра до вечера…».
Виктория Юрьевна обучала Максима с таким энтузиазмом, что Юра иногда даже злился на нее.
«Не пойму, что ее так забавляет в этой истории, - кипятился он про себя, - по-моему, она просто счастлива, что является непосредственным участником такого уникального эксперимента. Ей бы только опыты над людьми ставить! Павлов в юбке!».
       Семен и Мири звонили ежедневно. Они ждали, когда будут готовы загранпаспорта, чтобы немедленно вылететь в Москву.
- Пора, - сказал Виктория Юрьевна как-то вечером, когда Максим уже спал, - пора рассказать ему кое-что. Мне в голову пришла замечательная идея!
«Ну вот, - подумал Юра, внутренне похолодев, - опять что-то затевает! Господи, скорее бы уже жена его приехала, да увезла этого несчастного подольше от таких экспериментов! У него и так крышу снесло, а тут еще измываются над ним по-всякому…». Однако вслух он спросил:
- Что вы еще придумали?
- Ты не знаешь, где у Максима хранятся семейные фотографии?
- В книжном шкафу, должно быть, - высказал предположение Юра, - никогда их не видел.
На другое утро Виктория Юрьевна, тщательно исследовав книжные полки, извлекла откуда-то большой объемистый пакет с семейным архивом Максима. Он присоединился к ней с большим интересом.
- Это фотографии, Макс, - она упорно называла его прежним именем, не желая употреблять столь чуждое ее уху «Эль-Магги». Он спокойно откликался на него, как будто, привык, и уже не поправлял ее, как в первые дни. – Смотри, узнаешь кого-нибудь?
Максим отрицательно покачал головой, откладывая одну фотографию за другой. Наконец, в его руках оказался старый, пожелтевший от времени снимок военных лет, на котором был изображен бравый воин в форме Польской Народной Освободительной армии, крепко прижимающий к себе молодую девушку.
- Кто? – Спросил Максим в явном волнении.
- Понятия не имею, - пожала плечами Виктория Юрьевна, - должно быть, кто-то из твоих родных…
Максим долго и пристально разглядывал фото, затем, указав пальцем на солдата, твердо сказал: «Учитель!». Его лицо озарилось радостной улыбкой узнавания. Он взял фотографию, положил на журнальный столик рядом со своим диваном, и впал в глубокую задумчивость, сразу потеряв интерес к семейному фото-архиву.
«Да, - подумала почему-то Виктория Юрьевна, - действительно, мудрые не оставляют следов…».
Наконец, к вящей радости Юры и непритворному огорчению Виктории Юрьевны, приехали Мири с Семеном. Оформив все необходимые документы, не взирая на ее доводы и протесты, они увезли Максима в Израиль. Он же, - хотя и не узнал ни жены, ни ближайшего друга, - отправился с ними с искренней радостью, не взяв из дома ничего, кроме старой, пожелтевшей фотографии военных лет.



       ЭПИЛОГ

Прошло пятнадцать лет.
За эти годы Мири и Семен потратили много усилий, чтобы вернуть Максиму утраченную память, но это не дало никаких результатов. Все врачи в один голос заявляли, что его физическое здоровье в превосходном состоянии, как, в прочем, и психика. Они даже высказывали сомнения, что пациент вообще терял когда-либо память…
Максим без всяких затруднений выучил иврит, однако работать где-либо он не мог. Не имея никакой специальности, ему негде было приложить свои усилия. Жена уговорила его купить в Цфате квартиру, но он проводил почти все дни в домике Шимона, и только там, среди старинных рукописей и книг, чувствовал себя вполне счастливым. Читал он, буквально, запоем! Хотя упорно избегал знакомства с современной художественной литературой. Круг его чтения составляли, главным образом, книги по каббале, да труды по физике и астрономии.

- Семен, Максим меня очень беспокоит в последнее время, - пожаловалась однажды Мири по телефону старому другу семью. – Сидит целый день за столом, уставившись в свой старинный фолиант. Мне и детям запрещает даже внутрь входить! Постучишь к нему, он выйдет на пять минут, сумку с апельсинами из рук возьмет, и, ни слова не говоря, назад. Дома появляется только два раза в неделю. Правда, гуляет со мной охотно в окрестностях Цфата часа по два-три в день. Особенно кладбище любит посещать, обязательно завернет туда, где бы мы ни были. Пару раз на Кинерет его вытаскивала, надеялась, может, вспомнит что-нибудь…. Мы даже остановились у прежнего хозяина, мой-то домик тогда сгорел.
- И как? Успехи были?
- Куда там! Восхищался, на берег ходил каждое утро почти затемно, сидел там подолгу, бормотал что-то на своем языке, даже на рыбную ловлю несколько раз с Самуэлем ездил, но память ни на йоту не проснулась….
- Да, он никого из нас так и не вспомнил, а ведь ближе меня у него друга не было, и юмор он наш современный никак не воспринимает, а ведь раньше из него шутки и анекдоты так и сыпались…, язык был острый, как бритва!
- Яша тут приезжал погостить, - продолжала жаловаться Мири, видимо, думая о своем, и не обращая особого внимания на реплики Семена, - решил его навестить, постучал в окно, так, Максим чуть рассудка не лишился! Вскочил, кинулся дверь открывать, а потом отругал его ни за что, ни про что, хотя не узнал даже. «Зачем, мол, в окно стучал? Не имеешь прав ты стучать в окно! Только в дверь».
Я как-то изловчилась, подкралась тихонько к окну, а оно пыльное – ужас! Мыть-то он его не разрешает…, смотрю, сидит, книжку свою читает, а потом поднимет глаза и в окно смотрит, словно ждет кого-то. Мне даже жутко сделалось, наверное, стоит, его опять психиатру показать, уже два с лишним года не обследовался. А? Сень, что ты думаешь? Может, съездишь к нему? И знаешь, что еще…, - Мири замялась, не решаясь по-видимому высказать вслух беспокоящую ее мысль, - может, мне это только кажется, но по-моему стареет он слишком быстро, не так как другие мужчины. Ведь внешне Макс выглядит уже глубоким стариком, вот, вы же с ним ровесники, а ты – совсем другое дело. Седины у тебя мало, а он белый весь, как лунь.
- Хорошо, - покорился Семен, тяжело вздохнув, - съезжу, только, что это даст? Поговорим о каббале, как обычно. Он теперь со мной других разговоров вести не желает. Поначалу никак не мог в себя прийти, что эта наука так далеко шагнула. В мое время, говорит, она только зарождалась. Хотя я чувствую, что он гораздо дальше меня продвинулся, это раньше я его учил, а теперь мне до него далеко. По-моему открылось ему что-то…, некое глубинное постижение, которого я не пережил. Только мне он этого открывать не хочет…, могучий он стал. Мудрый!
Знаешь, что меня более всего удивляет? Он ведь нам не поверил, когда мы ему всю правду рассказали! Только вид сделал, чтобы нас успокоить, чтобы мы его в покое оставили и не докучали разными глупостями. А сам остался при своем убеждении, что совершил путешествия во времени. Он просто не захотел в это поверить! Не интересно ему так считать…
- Ты думаешь, так и не поверил? – С сожалением спросила Мири, - однако жить-то со мной согласился, не сбежал. Двоих детей я от него еще родила, и не могу пожаловаться, что была ему неприятна. Относится ко мне хорошо, уважает, можно даже сказать – любит, по-своему, конечно, своеобразно…, но я не ропщу.
- Теперь, скажу тебе откровенно, - мне с ним общаться очень тяжело, чужой он какой-то. Не знаю я этого человека и никогда прежде не был с ним знаком, - признался неожиданно Семен. – Прости, но я никак не могу отделаться от ощущения, что он нас дурачит! Видишь ли, у каждого человека есть в жизни события, которые ему хочется забыть. Ведь мы, вводя его в курс дела, пытались, по сути, заново сформировать его личность, как бы без его участия, со своих слов и мнений. А ведь, если он, действительно, потерял память, то мы для него - люди посторонние, у него свой мир, и он уверен, что этот мир единственно реален. Мы как-то не считались с тем, хочет ли Максим вообще вернуть свое настоящее «я». Ты, кстати, не знаешь, что случилось с тем, другим человеком, который вместе с ним загремел в прошлое? Виктория Юрьевна нам про него рассказывала, помнишь?
- Помню. Игорь Павлович его зовут. Когда я ей последний раз звонила, лет пять назад, она сказала, что он даже русский язык с большим трудом понимает. Выучил лишь несколько обиходных слов. Зато деньги большие зарабатывает, чуть ли ни миллионером стал!
- Это чем же? – Изумился Семен, улыбаясь. – Он ведь чекист, насколько я помню? Неужели на службу назад взяли? Или шумерский диалект преподает на кафедре востоковедения?
- По дереву режет! Да, так ловко, скалки, в основном, доски разделочные, иногда болванов деревянных, но особенно хорошо древний орнамент у него выходит. Специалисты прямо в обморок падают от его таланта. Удивляются, где он мог перенять это искусство, образцов-то наперечет, да и те в музеях, которые он ни разу в жизни не посещал, в силу своей профессии. Жена даже работу в больнице бросила, бизнесом теперь занялась, реализует его рукотворную продукцию.
- Поди же ты! Недаром говорят: дурная голова рукам покоя не дает. А как сама Виктория Юрьевна поживает? Надеюсь, та история не повредила ее научной карьере?
- Она сразу поле тех событий ушла окончательно на пенсию. Переживала страшно, что не хватило ума Макса остановить, поддалась на его авантюру, да еще с таким энтузиазмом! Тебе ли не знать ученых – им только дай возможность, поставить какой-нибудь эксперимент! А не дашь, так, они сами найдут…. Не верится мне как-то в искренность ее сожалений…. Теперь Виктория Юрьевна уехала к сыну в Германию и кроме литературы ничем не занимается. Хорошо, что напомнил, надо бы ей позвонить, рассказать про Максима, я обещала….
Мне ребята иногда звонят, те, что у Макса на квартире жили. Семьи у них уже. Юра в Москве работает в какой-то крупной консалтинговой фирме, а Антон не знаю точно, чем занимается, но говорит, что каббалу не бросил…. Очень они за Максима волнуются, все надеются, что память к нему, в конце концов, вернется, Антон даже приезжал сюда однажды. Принял его…, поговорил как с совершенно незнакомым человеком, но вежливо так, любезно, я бы даже сказала, с большим интересом выслушал все, что тот говорил. Даже вопросы задавал какие-то, что с ним редко теперь бывает, значит, не безразлично ему было то, о чем Антон рассказывал…
- Ладно, я его навещу, даю тебе слово, Эль-Магги твоего. А как Борис поживает? Здоров ли?
- Вполне, держится, одряхлел, конечно, особенно после смерти Марка. Они с Максимом постоянно о Шимоне говорят. Борис ему все рассказал…, Максим переживал очень, потом успокоился…, но мне почему-то кажется, что он его помнит. Вот, ты говоришь, что он нам не поверил, а Борису верит…, мне так кажется. Все до мельчайших подробностей у него выпытывает. Позвони мне потом, как навестишь его, расскажешь о своих впечатлениях.
- Непременно!

- Здравствуйте, Семен, очень рад вас видеть, - сказал Максим по-русски с сильным акцентом, равнодушно принимая из рук старого друга пакет с фруктами и пивом. - Право, не стоило тратиться, беспокоиться, у меня все есть. Жена полностью снабжает всем необходимым, да, и ем я совсем мало, в основном, апельсины и овощи, вон, даже лук посадили, целую грядку….
Они расположились на неудобных брезентовых шезлонгах подле деревянного столика под плотным парусиновым навесом, который Максим сам соорудил во дворе для приема редких посетителей.
- Как ты…, вы тут…? – Вежливо поинтересовался Семен, совершенно не зная, что говорить.
- Спасибо, у меня все замечательно. Вы привезли мне последние лекции вашего Учителя, как обещали прошлый раз?
- Да, но как всегда, в электронном виде, - заторопился Сеня достать диски, - вы уже освоили компьютер?
- Конечно! – Засмеялся Максим. – Это оказалось совсем несложно. Я, словно за ним родился! А вот, с мобильником у меня проблемы, вечно кнопки путаю, уж про СМСки даже не говорю. Дети мне пишут, а я им ответить не могу. Звоню просто…
- Я тут пивка прикупил, вы как? Раньше мы с вами могли употребить его в безмерном количестве!
- С большим удовольствием, день сегодня очень душный. – Ответил Максим с готовностью, но было видно, что это невинное напоминание о несуществующем для него прошлом ему неприятно. Он нахмурился и ушел в себя.
Дальнейшие полчаса прошли в полном молчании, прерываемом лишь звуком льющегося в стаканы напитка. Когда пиво было выпито, Семен посидел еще немного для приличия и стал прощаться. Хозяин его не удерживал.
- Заходите, я вам всегда рад, - с холодной вежливостью сказал Максим, - только материалов бы по каббале побольше, особенно, свежих…, уж очень далеко ваш Учитель шагнул в разработке этой науки, я им восхищаюсь…, мудро, очень мудро! Академия каббалы! Это замечательно!
«Да, - думал Семен, возвращаясь после своего визита к старому другу, - Эйнштейн прав, массивные тела деформируют пространство…, хотя я бы сказал, что они манипулируют пространством, а заодно и временем…».

Эль-Магги сидел за стареньким письменным столом, углубившись в чтение книги. Наконец, он оторвал от нее взгляд и глубоко задумался.
«Столько лет я собираюсь закончить свои заметки и все никак не решусь, - думал он, перелистывая знакомые до последнего значка страницы. – Надо же, наконец, изложить все события, происшедшие со мной после перехода! Здесь я подробно описал свой прибор, принцип его действия, и все то, чему учил меня мой Учитель. Эта повесть не окончена…, я обязан ее завершить! И еще…, я должен очень многое успеть узнать, понять, постичь, чтобы передать ему, когда он в свой черед придет учиться от меня. Время. Самая непостижимая субстанция в этом мире! Оказавшись в «будущем», мне труднее всего было свыкнуться с тем, как «здесь» исчисляют время, словно не понимая, что оно делится на то, которое подвластно измерению и то, над которым мы не имеем никакой власти. Неужели «они» правы? Может быть, я на самом деле просто заблудился во времени? Стал его заложником! Там, где я «жил прежде», единственным циферблатом было небо над головой. Каббала рассматривает время с точки зрения частоты возникающих желаний. В Гмар Тикун времени не будет…, как не будет скорости и пространства….».
Он взял шариковую ручку, повертел ее с усмешкой в руках некоторое время, но писать так и не начал, а поднял глаза от пустой страницы и поглядел на улицу сквозь запыленное стекло. Вдруг ему показалось, что за окном мелькнула тень. Сердце Эль-Магги учащенно забилось, он чуть-чуть приподнялся и подался вперед, опершись ладонями о скрипучую столешницу.

С той стороны стекла на него внимательно глядели глаза мальчика лет тринадцати. Он прикрывал их сбоку руками, сложив наподобие шор, чтобы яркий солнечный свет не мешал ему лучше видеть обстановку внутри комнаты и человека, сидевшего за столом. Эль-Магги помедлил несколько секунд, а потом сделал едва заметный приглашающий жест рукой. Губы его шевельнулись, словно шепча: «Шалом, Шимон! Вот, я тебя и дождался! Конечно, ты должен идти другим путем, времена каббалистов-одиночек, говорят, давно миновали. Я не стану тебя удерживать, но передам тебе все, что помню, и успел постичь, как когда-то это сделал ты».
Мальчик кивнул в ответ на призыв седовласого старца и быстрыми легкими шагами направился к двери.